CC BY
40
ДИАГНОСТИКА СОЦИУМА
А. Ф. Гох
Е. Н. Викторук
В. В. Минеев
Ценности и смыслы. 2022. № 1 (77). С.98-110 Values and Meanings. 2022. No.1 (77). P. 98-110 (In Rus)
Научная статья УДК159.9, 304.4
doi: 10.24412/2071-6427-2022-1-98-110
Аутичное сообщество: оправдание конфликта
Анатолий Федорович Гох 1 Елена Николаевна Викторук 2 Валерий Валерьевич Минеев 3 Дмитрий Владимирович Юрков 4
1 Красноярский государственный педагогический университет им. В. П. Астафьева, Красноярск, Россия
E-mail: an_goh@mail.ru
2 Красноярский государственный педагогический университет им. В. П. Астафьева, Красноярск, Россия
E-mail: eviktoruk@yandex.ru
3 Красноярский государственный педагогический университет им. В. П. Астафьева, Красноярск, Россия
E-mail: vvmineyev@mail.ru
4 Красноярский государственный педагогический университет им. В. П. Астафьева, Красноярск, Россия
E-mail: dmitryurk@yandex.ru
Аннотация. В статье рассматриваются причины возникновения конфликтных ситуаций в аутич-ных сообществах. Обозначены возможные причины расколов внутри сообществ самоадвокации, сообществ специалистов и родительских сообществ. В данной статье внимание сфокусировано на родительских сообществах, которым, несмотря на всю их актуальность, уделяется недостаточно внимания. Если в сообществах специалистов и экспертов по аутизму расколы обусловлены, прежде всего, принадлежностью к той или иной научной платформе, то в родительских сообществах конфликты обусловлены трудностями, связанными с перипетиями собственного морального роста,
© Гох А. Ф., 2022 © Викторук М. Н., 2022 © Минеев В. В., 2022
98
с необходимостью принятия и своего, и чужого (в обоих случаях, особенного) ребенка таким, каким он является. Свойственный человеку поиск ответа на предельные философские вопросы, в конечном счете, благоприятствует диалогу сторон и разрешению возникающих конфликтных ситуаций. Именно не всегда очевидная неготовность матери или отца принять собственного ребенка таким, какой он есть, порождает деструктивное поведение и агрессию, в том числе, в отношении других родителей, оказавшихся в сходной ситуации. Полученные результаты могут послужить методологическим основанием для исследований в области антропологии, культурологии, психологии, конфликтологии.
Ключевые слова: аутичные сообщества, конфликт, моральная готовность, принятие особенного человека.
Для цитирования: Гох А. Ф., Викторук Е. Н., Минеев В. В., Юрков Д. В. Аутичное сообщество: оправдание конфликта // Ценности и смыслы. 2022. № 1 (77). С.98-110. йог: 10.24412/2071-6427-2022-1-98-110
Д. В. Юрков
Original article
AUTISTIC COMMUNITY: CONFLICT JUSTIFICATION
Anatoly F. Gokh1 Elena N. Viktoruk2 Valery V. Mineyev3 Dmitriy V. Yurkov4
1 2 3 4 Krasnoyarsk State Pedagogical University named after V. P. Astafiev, Krasnoyarsk, Russia
1 an_goh@mail.ru
2 eviktoruk@yandex.ru
3 vvmineyev@mail.ru
4 dmitryurk@yandex.ru
Abstract. The article discusses the causes of conflict situations in autistic communities. The possible causes of splits within self-advocacy communities, specialist communities and parent communities are identified. This article focuses on parent communities, which, de-
spite their relevance, receive insufficient attention. While in the communities of specialists and experts on autism, schisms are caused, first of all, by belonging to a particular scientific platform, in parent communities, conflicts are caused by difficulties associated with the ups and downs of their own moral growth, with the need to accept both their own and others' special) child as he is. The search for an answer to the ultimate philosophical questions in the long run favors the dialogue between counterparts and some solution to emerging conflict situations. It is often not obvious mother's or father's unwillingness to accept his own child as he is that causes destructive behavior and aggression, including with regard to other parents who find themselves in a similar situation. The results obtained can serve as a methodological basis for research in the field of anthropology, cultural studies, psychology, and conflict studies.
Keywords: autistic communities, conflict, moral willingness, acceptance of the special person.
For citation. Gokh A. F., Viktoruk E. N., Mineyev V. V., Yurkov D. V. Autistic community: conflict justification // Values and Meanings. 2022 (77). No.6 P. 98-110 (In Rus). doi: 10.24412/2071-6427-2022-1-98-110
Введение. Аутичные сообщества, несмотря на первичный объединяющий признак — причастность в той или иной степени к феномену аутизм, представляют собой разнородные объединения людей: непосредственно сами носители аутизма и люди-вокруг-аутизма, представляющие родственников, специалистов, а также других «сопричастных» [7]. Продолжительное время аутисты оставались в зоне социальной, точнее, институциональной дискриминации. Следует напомнить, что феномен аутизма является сравнительно недавним открытием. Официально годом признания считается 1943 год [19]. Впрочем, в различных источниках указываются и более ранние даты 1828 [17], 1911 [2], 1926 [6].
Носители аутизма, как и носители других ментальных нарушений, на протяжении всей истории человечества представляли собой в глазах обывателей потенциальную угрозу. В последнее время наблюдается возрастание теоретического и научно-практического интереса к феномену аутизма, связанное с гуманизацией общества, с резким разворотом в отношении инвалидности как таковой, со сменой, так сказать, медицинской парадигмы на социальную. Результаты исследований зачастую опровергают веками навязывавшиеся предрассудки в отношении лиц с ментальными нарушениями. Сегрегация, как оказалось, была вызвана скорее угрозой для привычного образа жизни. Жесткое доминирование не просто большинства, а более приспособленной к внешним вызовам
части человечества сменяется сегодня на идеал сопровождения, на более конструктивные проявления заботы об уязвимых группах населения, к которым и относятся аутисты.
По мнению отечественных и зарубежных авторов, современная культура представляет из себя культуру жертвы [1, 14, 18, 24]. Зачастую в реальности жертвой становится человек, добивающийся некоторых преференций, а отнюдь не нуждающийся в таковых. Аутист и его семья непреднамеренно, по факту рождения, оказываются в числе тех, кто идентифицируется в качестве жертвы, кто нуждается во внешней помощи. Аутичные сообщества прилагают максимальные усилия по информированию общественности о существующих внутренних проблемах для получения моральной и материальной (желательно институциональной) поддержки. Сегодня притязания аутичных сообществ начинают признаваться в обществе обоснованными и оправданными. Предоставляются пособия, права и компенсации.
Трансформация постмодерного общества порождает новые ситуации «конкурентной жертвы» [15]. Происходит борьба за права наиболее пострадавших, а потому претендующих на большие выгоды и поддержку. Аутичные сообщества также оказались затронуты подобными процессами, приводящими к конфликтам, к внутренним расколам. Можно зафиксировать целый спектр разнопорядковых конфликтов: родитель — больной ребенок, родитель — родитель, родители — руководство центрами и другими социальными организациями, аутичные сообщества — их руководство.
Цель. В данной статье предпринята попытка выявить теоретико-методологические основания для конструктивной оценки конфликтов, происходящих в родительских аутичных сообществах.
Методология. В работе непосредственно используются теоретические методы исследования: логический анализ, структурно-функциональный анализ, аксиологический подход. Вместе с тем, предпринимается обобщение первичных социологических данных, полученных эмпирическими методами (полевое исследование, наблюдение, включенное наблюдение, контент-анализ, интервью). Предпринимается интеграция некоторых хорошо известных теоретических подходов, позволяющая точнее определить истоки конфликтов, и более того, конструктивно их переосмыслить.
Результаты. В то время как напряжение между обществом и аутич-ными сообществами ослабело, внутри самих аутичных сообществ, как
показывают наблюдения, не только созидаются гуманистические ценности [5], но и возникают новые расколы, связанные с забвением первоначальных целей, с педалированием некоторых признаков идентичности, которое на деле ведет к исключению тех или иных субъектов из круга членов аутичного мегасообщества. Процессы же ассоциирования уже многочисленных аутичных сообществ, увы, нельзя назвать интенсивными. Опираясь на установившиеся в конфликтологии классификации, мы можем говорить о межличностных и организационных конфликтах, а также использовать понятия конструктивного и деструктивного конфликта.
В сообществах самоадвокации, состоящих исключительно из носителей аутизма, происходят сложные процессы трансформации. Одной из наиболее значимых причин представляется занятие доминирующих позиций людьми с близко коррелирующими основаниями в спектре ау-тистических расстройств [16, 23]. Мотивация таких активистов удачно объясняется теорией реального конфликта, описанной Д. Кэмбеллом [22], как борьба за ресурсы и преференции, предоставляемые обществом, то есть преобладанием идентичности жертвы. Еще одной причиной возрастающего напряжения явилась диверсификация запросов на ресурсы со стороны сообществ. Например, существует огромная разница в запросах между движением пеиго^уегзйу (буквально: нейроотличие; это высокофункциональные аутисты) и родительскими сообществами, воспитывающими так называемых «низкофункциональных» детей [21, 25]. Одни принимают во внимание лишь полную дееспособность, другие — недееспособность; одни выступают за самостоятельность, другие — за круглосуточное сопровождение; одни против медикаментов, другие за лечение...
В сообществах специалистов и экспертов «вокруг» аутизма расколы связаны скорее с занимаемой научно-теоретической позицией. Сосуществование множества равноправных гипотез, касающихся возникновения аутизма, его природы и социального статуса, не позволяет добиться консенсуса по ряду важных вопросов. Поэтому аутизм в целом пока остается болезненным вызовом для научного сообщества. В публикациях, в научных баталиях, на форумах, в работе которых доводилось участвовать и нам (Пермь-2013, Сколково-2014, Крсноярск-2015, Москва-2016, Тюмень-2017 и др.), а также в социальных сетях, наблюдаются достаточно жесткие столкновения приверженцев различных, порой взаимоисключающих подходов.
Но совершенно особое место занимают конфликты в родительских сообществах. Проведенное в 2020 году интервьюирование родителей и опекунов детей с аутизмом подтвердило гипотезу о том, что одним из объединяющих принципов сообщества выступает взаимное доверие [7]. Но доверие — это ведь очень хрупкая ценность, потеря которой может оказаться безвозвратной. В родительские сообщества входят люди с различным социальным статусом, профессиями, возрастом и, что наиболее важно, моральными ценностями, а также с различным видением того, каким должно быть сопровождение их особенных детей.
Высокая психологическая и финансовая нагрузка, порождающая бедность, распавшиеся семьи, постоянный присмотр за ребенком, лишающий обычной возможности осуществления трудовой деятельности, иллюзорность перспектив,— вот реальные проблемы большинства родителей, воспитывающих ребенка с аутизмом. Родители вынуждены консолидироваться в сообщества как минимум ради выживания, хотя также и для взаимной поддержки. Жизнеспособность родительских сообществ в основном зависит от продуктивной деятельности небольшой группы энтузиастов. Нередко значительная затрата усилий членов сообществ является малоэффективной по причинам малой транспарентности власти или неотзывчивости общества. Далеко не у всех получается найти в себе силы и время заниматься общественными делами. Уже эти перечисленные трудности объективно влияют на возможности достижения консенсуса в сообществах, которые постоянно подвергаются испытаниям на прочность.
Для понимания причин и динамики развития конфликтов в родительских сообществах, представляющих значительную часть среди всех аутичных солидарностей, мы попытались осуществить методологический синтез некоторых существующих теорий, который может стать значимым для возможного разрешения и предотвращения расколов и конфликтов в сообществах.
Обсуждение. О. Б. Богдашина определяет шесть стадий морального развития родителей [3]. Первая стадия — «отрицание», когда родитель не верит, что аутизм вошел в семью, а верит в то, что ребенок лишь временно испытывает затруднения. Ведь с некоторыми действиями и задачами он справляется очень даже хорошо, врачи заблуждаются. Это опасная стадия для семьи и долгое зависание в ней приводит к непоправимым последствиям. Когда наступает прозрение, родитель входит в другую
стадию — «шок». Это все-таки аутизм, грезы о радужном будущем рушатся. Эта стадия обычно не бывает продолжительной, поскольку стремительно наступает третья стадия — «беспомощность». На этой стадии для семьи мир сужается до размеров собственного горя. Окружающее перестает существовать. Одиночество и безнадежность овладевают родителями. В это время колоссальную важность представляет встреча с аутичными сообществами. Осознание того, что таких семей много, что общество видит их проблему, а власть держит феномен в поле зрения, что много людей не только понимающих, а и позитивно участвующих в жизни аутистов, приводит к облегчению и желанию действовать. В период четвертой стадии — «вина» — может решаться вопрос сохранения целостности семьи, когда супруги начинают обвинять друг друга или искать виновных на стороне. Может возникнуть чувство стыда за собственного ребенка и «сокрытие» его от общества. Те семьи, которые успешно прошли эту стадию, как правило, сплачиваются вокруг феномена, становятся целеустремленными, активными, творческими. Следует оговориться, что такой темп жизни выдерживают не все, и активность со временем падает. В случае некоторых семей наступает пятая стадия морального развития — «гнев». Появляются навязчивые вопросы: Почему я? Почему со мной? Что я сделал неправильно? А поскольку на них нет рационального ответа (хотя поиск определенных ответов ведется в философии и религии), то мир объявляется несправедливым и вызывает чувство «праведного» гнева. Это опасная позиция, на которой нельзя задерживаться. И наконец, позитивная и продуктивная шестая стадия — «принятие». Ребенок такой, какой он есть. Мы все отличаемся друг от друга, но в этом и заключается прелесть жизни. Чем больше красок, тем ярче жизнь. В семью приходит умиротворение и счастье, понимание и принятие. Трансформируются новые ценности, на авансцену выходит подлинно человеческое.
Прояснить происходящие в душе родителя процессы отчасти помогает диалектика отчаяния и надежды, разрыва с миром и воссоединения с ним. То, что философия начинается не с удивления, а с отчаяния, подчеркивал С. Кьеркегор [11]. Кьеркегор определяет три стадии отчаяния: эстетическую, этическую и религиозную. Эстетическую стадию мыслитель назвал «отчаянием возможного», характерным признаком которого является превознесение своего Я на вымышленную высоту, уверование в это, и, как результат, обида на непонимание его достоинств
окружающими. Возникает отчаяние от нежелания стать самим собой. Это можно выразить одной фразой: Я хороший, Мир плохой. Но это не означает осознание своего Я, скорее забвение. На этом уровне, скорее всего, находятся родители третьей стадии из предыдущей концепции, когда после первых двух наступает первый срыв. Поиск виновных и отчаяние от рухнувших надежд характеризуют людей, застрявших в этом состоянии. По мнению философа, отчаяние — категория духовная, когда только и возможен приход к Богу, то есть духовной констатации жизни. Именно выделенный мыслителем парадокс — развитие (рост) через отчаяние, является точкой бифуркации для любого человека. Следующая стадия у Кьеркегора называется «мужественное отчаяние». Человек, наконец, приходит к своему Я, увидевшему свою метущуюся душу, но которая не дает успокоения, поскольку Я еще не гармонично, Я пугает, но ставит перед выбором: избавления от открывшегося Я или его принятие и утверждение. Тем не менее, человек занимает определенные нравственные позиции и определяет тем самым должное, однако, зачастую собственных сил оказывается недостаточно. Теперь Я плохой, а Мир хороший. Это, конечно же, пятая стадия родительского постепенного морального созревания — гнев. Наиболее часто встречающийся родительский протест, приводящий к разрыву с сообществом. Третью стадию философ считает предельной — «абсолютное отчаяние», когда человек «опускает руки» перед осознанием одиночества и забвения Богом. Я плохой, и Мир плохой. Эта стадия отчаяния дает шанс пробудиться духовно и возжелать быть собой в ощущении вечности. Это место дискуссии с Кьеркегором можно дополнить размышлениями П. Тиллиха [13], утверждавшего, что в данный момент происходит становление «мужества быть» и рождение веры. В родительской концепции шестая стадия морального развития — «принятие» как духовное равновесие — совпадает с кульминационным моментом в схеме Кьеркегора.
Но отчаяние всегда сопряжено с надеждой [10]. В модели М. Бубера [4] надежда выступает в качестве «дома», онтологического основания внутреннего мира человека, а отчаяние — это бездомность. Лишь потеряв надежду, то есть свой дом, человек способен устремиться к поиску нового прибежища, новой надежды. Благодаря модели Бубера становится понятным утверждение Кьеркегора о том, что перейти на более высокую стадию морального развития можно, лишь испытав отчаяние.
Завершающим этапом нашего концептуального синтеза выступает
теория морального развития Л. Кольберга [20]. У философа обозначены три уровня восхождения по аналогии со строгой последовательностью теории когнитивного развития Ж. Пиаже [12] (для более верифицируемого исследования можно включить и ее): уровень доморальный (доконвенциальный, предконвенциальный), мораль конвенциональной ролевой конформности и уровень собственных моральных принципов (постконвенциональный уровень). На каждом уровне человек проходит по две стадии. На доконвенциальном уровне моральные рассуждения встречаются в основном у детей, представляются наивными, однако своей непосредственной иррациональностью глубоко проникают в душу человека. Часто такие примитивные рассуждения используются на психологических тренингах. На первой стадии все делится на хорошее-плохое, белое-черное, и мнение может быть только одно. Вторую стадию нередко именуют манипулятивным гедонизмом. К этой стадии неплохо применимы принципы бихевиоризма. Как видим, нравственной составляющей на первом уровне не обнаруживается. На следующем уровне человек «окультуривается», уже соотносит свои действия с принятой в обществе нравственной составляющей, даже в тех случаях, когда не наступает ответственности за их нарушения. На третьей стадии каждый стремиться показать себя достойным членом общества в надежде на обратный отклик в виде поощрения. На четвертой стадии личность принимает на себя моральные обязанности, продиктованные извне. На стадии долженствования остаются многие активисты, которые являлись «мерилом» для большинства на первоначальных стадиях. На постконвенциональном уровне человек осознает несовершенство мира, гибкость общественных соглашений и способность изменять принятые правила бытия. Пятую стадию можно охарактеризовать как демократичную. Выбор наиболее нравственного решения большинства, плюрализм мнения, достоинство разнообразия. На этой стадии находится большинство людей из аутичных сообществ, они продвигают идеи, меняют общественное мнение, превращают жизнь в лучшую. Происходит все на фоне добровольного контракта с обществом. Шестого уровня достигают единицы. Сам Кольберг затруднялся определить людей, постоянно находящихся на шестой стадии. По нашему мнению, такой способностью обладают люди с философским мышлением. В аутичных сообществах такие люди есть, иногда они становятся «белыми воронами» Их не то что не слышат, их не умеют слышать. Но именно они прокладывают путь
в будущее, основываясь не на сиюминутных выгодах, либо уступках обществу, а заботясь о сохранении человеческого лица перед потомками, закладывая фундаментальные основы высокой морали, при этом опускаясь до глубин сущности человека космоса. А людей, сподвигнувших человечество сделать шаг вперед к космически ориентированной морали, Кольберг предложил относить даже к седьмой стадии. Для нас важно, что у некоторых Кольберг обнаружил нравственное разочарование. Это те, кто уже не хочет безаппеляционно принимать существующую мораль, и не способен к осуществлению позитивных действий в надежде что-то изменить в реальном мире. Он назвал эту стадию «четыре с половиной» или «четыре-плюс». В нашей гипотезе она идентична второй стадии отчаяния Кьеркегора — «мужественному отчаянию» и отчасти пятой стадии Богдашиной — «гнев». Это деструктивная стадия, путь в «никуда». Обвинение всех во всем часто возводит труднопреодолимые барьеры на пути обретения своего подлинного Я, препятствует дальнейшему моральному росту родителя.
В прошедшем году мы стали невольными свидетелями разгоревшегося конфликта в одном из родительских аутичных сообществ. От упреков и обвинений дело дошло до вмешательства проверяющих органов (естественно, с подачи одной из сторон). Вся история конфликта была выплеснута на страницы социальных сетей и приняла публичный характер. Вспыхнувший конфликт, скорее всего, не разрешится позитивно в обозримом будущем. Если данный конфликт рассматривать с позиции Л. А. Козера [9], развившего социологию конфликта Зиммеля, то конфликт следует идентифицировать как острый, поскольку ранее у сторон имелась согласованная позиция. Более того, между сторонами было доверие. Теперь конфликт перестал быть средством достижения цели, акцент делается на самом процессе. Участники привлекают сторонников, тем самым сплачивая конфликтующие группы более сильными внутренними связями. Эта история и послужила мотивом к осмыслению истинных причин происходящего. Подобные конфликты, к сожалению, не редкость.
Заключение. Проведенное исследование предоставляет возможность взглянуть на происходящие конфликты, расколы, разрывы в родительских аутичных сообществах непредвзято. Как сказал бы Г. Зиммель, «с третьей стороны» [8]. Философский самоанализ, рефлексия, но главное — философский диалог с другими позволяют участникам конфликтов преодолеть гнев, негодование, внутренне напряжение, сгладить
возникшие противоречия. Ибо поняв конфликт внутри сообщества как проекцию внутриличностного конфликта родителя, мы получаем и инструментарий разрешения конфликта между субъектами: преодоление противоречия в собственной душе, а затем и проекция нового состояния на взаимоотношения с другими, с окружающими, с коллегами, с такими же, как ты сам. Именно не всегда очевидная неготовность матери или отца принять собственного ребенка таким, какой он есть, порождает деструктивное поведение и агрессию, в том числе, в отношении других родителей, оказавшихся в сходной ситуации. Таким образом, конфликт в родительском сообществе получает оправдание в том (и только в том!) случае, если способствует моральному росту участников, если завершается укреплением внутреннего единства сообщества и упрочением его позиций в социуме.
Литература
1. Благородова Е. А. Идентичность жертвы: новый тренд культуры (теоретический анализ) // Международный журнал исследований культуры. 2018. № 4 (33). С. 233-242.
2. Блейлер Э. Аффективность, внушение, паранойя. М.: ВИНИТИ, 2001. 208 с.
3. Богдашина О. Б. Расстройства аутистического спектра: введение в проблему аутизма: учебное пособие // Краснояр. гос. пед. ун-т им. В. П. Астафьева. Красноярск, 2015. 248 с.
4. Бубер М. Два образа веры. М.: Республика, 1995. 464 с.
5. ВикторукЕ. Н., Гох А. Ф., Минеев В. В. Феномен аутизма в культурно-антропологической перспективе // Научные исследования и разработки. Социально-гуманитарные исследования и технологии. 2018. Т. 7. № 3. С. 33-38.
6. Горюнов А. В. Г. Е. Сухарева (к 120-летию со дня рождения) // Журнал неврологии и психиатрии. 2012. № 4. С. 67-71.
7. Гох А. Ф. Аутичное сообщество: история и перспективы осмысления феномена // Ценности и смыслы. 2020. № 1 (65). С. 125-146.
8. ИонинЛ. Г. Георг Зиммель — социолог. М.: Наука, 1981. 129 с.
9. КозерЛ. А. Функции социального конфликта. М.: Идея-Пресс: Дом интеллектуальной книги, 2000. 205 с.
10. Кононова Е. С. Смысл отчаяния // Ученые записки Орловского государственного университета. 2010. № 3, ч. 1. С. 142-148.
11. Кьеркегор С. Болезнь к смерти. М.: Республика, 1993. 270 с.
12. Пиаже Ж. Психология интеллекта. СПб.: Питер, 2003. 192 с.
13. Тиллих П. Избранное: Теология культуры. М.: Юрист, 1995. 479 с.
14. Azevedo L. R. Dialogues on the notion of victim and identity construction // Interface (Botucatu). 2013. № 17(46). Р. 515-522.
15. Campbell B., Manning J. Microaggression and Moral Cultures // Comparative Sociology. 2014. № 13. Р. 692-726.
16. Gibbon S., Novas C. Biosocialities, genetics and the social sciences. New York: Routledge, 2007. 208 р.
17. Itard J. The Wild Boy of Aveyron. New York: Meredith Company, 1962. 104 p.
18. Jacoby T. A. A Theory of Victim- hood: Politics, Conflict and the Construction of Victim-based Identity Millennium // Journal of International Studies. 2015. № 2(43). P. 511-530.
19. Kanner L. Autistic disturbances of affective contact // The Nervous Child. 1943. № 2. P. 217-250.
20. KohlbergL., Hersh R. H. Moral development: a review of the theory // Theory into practice. 1977. № 2(16). P. 53-59.
21. Lai M.-C., Lombardo M. V., Chakrabarti B. and others. Subgrouping the autism «spectrum»: Reflections on DSM-5 // PLOS Biology. 2013. № 4(11): e1001544.
22. LeVin R.A., CampbellD. T. Ethnocentrism: theories of conflict, ethnic attitudes, and group behavior. New York, London: Wiley, 2003. 310 p.
23. Rabinow P. Artificiality and enlightenment: From sociobiology to biosociality // Politix. 2010. № 2(90). P. 21-46.
24. Valerie M. Victim identity and respect for human dignity: a terminological analysis // Meredith. 2009. № 91(874). P. 259-277.
25. Volkmar F., Siegel M., Woodbury-Smith M. and others. Practice parameter for the assessment and treatment of children and adolescents with autism spectrum disorder. // Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry. 2014. № 2(53). P. 237-257.
References
• Azevedo L. R. Dialogues on the notion of victim and identity construction //
• Interface (Botucatu). 2013. № 17(46). P. 515-522.
• Blagorodova E. A. Identichnost' zhertvy: novyj trend kul'tury (teoreticheskij analiz) // Mezhdunarodnyj zhurnal issledovanij kul'tury. 2018. № 4 (33). S. 233-242. [In Rus].
• BlejlerE. Affektivnost', vnushenie, paranojya. M.: VINITI, 2001. 208 s. [In Rus].
• Bogdashina O. B. Rasstrojstva autisticheskogo spektra: vvedenie v problemu au-tizma: uchebnoe posobie // Krasnoyar. gos. ped. un-t im. V. P. Astaf'eva. Krasnoyarsk, 2015. 248 s. [In Rus].
• Buber M. Dva obraza very. M.: Respublika, 1995. 464 s. [In Rus].
• Campbell B., Manning J. Microaggression and Moral Cultures // Comparative Sociology. 2014. № 13. P. 692-726.
• Gibbon S., Novas C. Biosocialities, genetics and the social sciences. New York: Routledge, 2007. 208 p.
• Goryunov A. V. G. E. Suhareva (k 120-letiyu so dnya rozhdeniya) // Zhurnal nevrologii i psihiatrii. 2012. № 4. S. 67-71. [In Rus].
• Goh A. F. Autichnoe soobshchestvo: istoriya i perspektivy osmysleniya fenomena // Cennosti i smysly. 2020. № 1 (65). S. 125-146. [In Rus].
• Ionin L. G. Georg Zimmel' — sociolog. M.: Nauka, 1981. 129 s. [In Rus].
• Itard J. The Wild Boy of Aveyron. New York: Meredith Company, 1962. 104 p.
• Jacoby T. A. A Theory of Victim- hood: Politics, Conflict and the Construction of Victim-based Identity Millennium // Journal of International Studies. 2015. № 2(43). P. 511-530.
• Kanner L. Autistic disturbances of affective contact // The Nervous Child. 1943. № 2. P. 217-250.
• K'erkegor S. Bolezn' k smerti. M.: Respublika, 1993. 270 s. [In Rus].
• KohlbergL., Hersh R. H. Moral development: a review of the theory // Theory into practice. 1977. № 2(16). Р. 53-59.
• Kononova E. S. Smysl otchayaniya // Uchenye zapiski Orlovskogo gosudarstven-nogo universiteta. 2010. № 3, ch. 1. S. 142-148. [In Rus].
• KozerL. A. Funkcii social'nogo konflikta. M.: Ideya-Press: Dom intellektual'noj knigi, 2000. 205 s. [In Rus].
• Lai M.-C., Lombardo M. V., Chakrabarti B. and others. Subgrouping the autism «spectrum»: Reflections on DSM-5 // PLOS Biology. 2013. № 4(11): e1001544.
• LeVin R.A., CampbellD. T. Ethnocentrism: theories of conflict, ethnic attitudes, and group behavior. New York, London: Wiley, 2003. 310 р.
• Piazhe Zh. Psihologiya intellekta. SPb.: Piter, 2003. 192 s. [In Rus].
• Rabinow P. Artificiality and enlightenment: From sociobiology to biosociality //
• Politix. 2010. № 2(90). Р. 21-46.
• Tillih P. Izbrannoe: Teologiya kul'tury. M.: Yurist, 1995. 479 s. [In Rus].
• Valerie M. Victim identity and respect for human dignity: a terminological analysis // Meredith. 2009. № 91(874). Р. 259-277.
• ViktorukE. N., Goh A. F., Mineev V. V. Fenomen autizma v kul'turno-antropo-logicheskoj perspektive // Nauchnye issledovaniya i razrabotki. Social'no-gumanitarnye issledovaniya i tekhnologii. 2018. T. 7. № 3. S. 33-38. [In Rus].
• Volkmar F., Siegel M., Woodbury-Smith М. and others. Practice parameter for the assessment and treatment of children and adolescents with autism spectrum disorder. //
• Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry. 2014. № 2(53). Р. 237-257.
Информация об авторах
A. Ф. Гох — кандидат культурологии, доцент кафедры психологии и педагогики детства Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева
Е. Н. Викторук—доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой философии, социологии и религиоведения Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева
B. В. Минеев—доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии, социологии и религиоведения Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева
Д. В. Юрков — аспирант кафедры философии, социологии и религиоведения Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева
Information about the authors
Anatoly F. Gokh—PhD (Cultural Sciences), Associate Professor of the Department of Psychology and Pedagogy of Childhood, Krasnoyarsk State Pedagogical University named after V. P. Astafiev, Russia
Elena N. Viktoruk—Dr. Sc. (Philosophy), Professor, Head of the Department of Philosophy, Sociology and Religious Studies, Krasnoyarsk State Pedagogical University named after V. P. Astafiev, Russia
Valery V. Mineyev — Dr. Sc. (Philosophy), Professor, Professor at the Department of Philosophy, Sociology and Religious Studies, Krasnoyarsk State Pedagogical University named after V. P. Astafiev, Russia
Dmitriy V. Yurkov—Graduate student of the Department of Philosophy, Sociology and Religious Studies, Krasnoyarsk State Pedagogical University named after V. P. Astafiev, Russia
Статья поступила в редакцию 26.12.2021; одобрена после рецензирования 15.01.2022; принята к публикации 22.01.2022. The article was submitted 26.12.2021; approved after reviewing 15.01.2022; accepted for publication 22. 01. 2022.
