CC BY
131
Литература
1. Баскаков Н.А. Каракалпакский язык. Фонетика и морфология. М.: Изд-во АН СССР, 1952. Т. 2, ч. 1. 451 с.
2. Ганиев Ф.А. Современный татарский литературный язык: суффиксальное и фонетическое словообразование. Казань: Дом печати, 2005. 360 с.
3. Кононов А.Н. Грамматика современного узбекского литературного языка. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. 446 с.
4. Молчанова О.Т. Структурные типы тюркских топонимов Горного Алтая. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1982. 256 с.
5. Севортян Э.В. Аффиксы именного словообразования в азербайджанском языке. Опыт сравнительного исследования. М.: Наука, 1966. 437 с.
6. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. М.: Наука, 1973. 365 с.
7. Тумашева Д.Г. Хэзерге татар эдэби теле морфологиясе. Казан: КДУ нэшр., 1964. 299 б.
8. Хангильдин В.Н. Татар теле грамматикасы. Казан: Тат. кит. нэшр., 1959. 642 б.
ГАТАУЛЛИН РАДИК РАВИЛЕВИЧ - аспирант, Институт языка, литературы и искусств имени Г. Ибрагимова, Академия наук Республики Татарстан, Россия, Казань (Radik.gataullin1986@yandex.ru).
GATAULLIN RADIK RAVILEVICH - post-graduate student, Institute of Language, Literature and Arts named after G. Ibragimov, Academy of Science of the Republic of Tatarstan, Russia, Kazan.
УДК 81-115
Н.Н. КАНАШИНА
АТТЕНУАТИВНОСТЬ КАК КОМПОНЕНТ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ ДИМИНУТИВНОСТИ В РУССКОМ, НЕМЕЦКОМ, МАРИЙСКОМ И ЧУВАШСКОМ ЯЗЫКАХ
Ключевые слова: диминутивность, диминутив, аттенуативность, аттенуатив, деинтенсификатор.
Исследована аттенуативность как компонент функционально-семантического поля диминутивности в разносистемных языках. Дан анализ разноуровневых конституен-тов поля, актуализирующих дескриптор «слабая интенсивность признака или процесса» в русском, немецком, марийском и чувашском языках. Исследование показывает наличие универсальных и лингвоспецифических компонентов поля в названных языках.
N.N. KANASHINA
ATTENUATION AS A COMPONENT OF THE FUNCTIONAL-SEMANTIC FIELD OF DIMINUTIVENESS IN THE RUSSIAN, GERMAN, MARI AND CHUVASH LANGUAGES Key words: diminutiveness, diminutive, attenuation, attenuative, non-intensifier.
This article explores attenuation as a component of the functional-semantic field of diminutiveness in the languages of different systems. It contains the analysis of constituents of different levels, which denote the low intensity in Russian, German, Mari and Chuvash languages. The study shows the existence of common and language-specific components of the field in the mentioned languages.
В современной лингвистике исследование категории диминутивности справедливо выходит за рамки ее представленности в сфере имен существительных; признается связь функционально-семантического поля диминутивности со множеством смежных полей, в том числе и полем интенсивности.
Предметы, их свойства, признаки и процессы различаются количественными характеристиками, и «интенсивность как ономасиологическая категория называет объективную количественную определенность того или иного признака» [14. C. 22]. Онтологическая изменчивость признака предполагает наличие в его семантике множества допустимых значений. Количественное определение качественных изменений подразумевает существование некоторого диапазона, характеризуемого степенью интенсивности данного признака.
Опираясь на мысль Ш. Балли о том, что «под термином интенсивность следует понимать все различия, сводящиеся к категориям количества, величины, ценности, силы и т.п., вне зависимости от того, идет ли речь о конкретных представлениях или об абстрактных идеях» [2. C. 202], мы придерживаемся широкого понимания интенсивности как количественного изменения «уровня развития признака в рамках данной меры, не влекущего за собой изменение данного качества» [19. C. 13]. В количественном отношении интенсивность выражает приближенную оценку градуируемого качества, т.е. имплицирует неопределенное, недискретное количество признака. При этом величина признака определяется относительно внешней системы отсчета, как то: установленной системы мер, наличия другого сравнимого признака, объективных физических свойств предмета. При этом интенсивность связана «не с любой количественной квалификацией явления, а только с такой, которая демонстрирует отклонение от "нормальной меры"» [10. C. 153]. Норма любого признака при этом может не быть объективной или константной; зачастую она субъективна, ситуативно обусловлена и релятивна, но в тот же момент традиционна, т.е. признается носителями языка и отражается в концептуальной картине мира. Процессуальная интенсивность при этом обнаруживает характеристики, аналогичные признаковой интенсивности. Внеязыковое понятийное содержание признаковой и процессуальной интенсивности можно представить в виде трехчастной схемы, отображающей сверхординарную, ординарную и субординарную интенсивность:
(-) min - [N] - (+) max.
Рассматривая интенсивность сквозь призму диминутивности, мы исследуем аттенуативность как компонент данного функционально-семантического поля, т.е. как деинтенсификацию признака или процесса; движение по шкале интенсивности в сторону их ослабления. Материалом послужили данные лексикографических источников русского, немецкого, марийского и чувашского языков [1, 7, 11, 12, 22]. Семантика аттенуативности реализуется в исследуемых языках функциональными средствами, характеризующимися разноуровневой принадлежностью.
Так, русский язык располагает несколькими словообразовательными формантами, придающими адъективным дериватам, образованным с их помощью, сему ослабленности признака, как то: форманты: -оват, -еват (синеватый, черноватый, слабоватый, маловатый), -оньк, -еньк (бледненький, глупенький, красненький, плохонький), -ощав (сухощавый, худощавый). В классе наречий названную функцию выполняют форманты: -онечко, -енечко (легонечко, тихонечко, маленечко), -овато, -евато (бедновато, поздновато, плоховато, рановато, слабовато). В.В. Виноградов соотносит указанные адъективы с грамматическим способом сопоставления признаков через степени сравнения и определяет данные дериваты к безотносительным степеням. В его классификации прилагательные, образованные от адъективной основы с помощью суффиксов -оват, -еват, относятся к начинательной степени. Производные, образованные посредством формантов -оньк, -еньк, сопоставляются В.В. Виноградовым с длительной и учащательной степенями [3. С. 278].
Связывая диминутивы русского языка с аттенуативами, И.А. Мельчук выделяет аттенуативный компаратив с семой «немного более». И хотя стержневым при этом остается усиление признака, данный вид обнаруживает, в некоторой степени, диминутивную семантику, т.е. имеет в своем значении количественный компонент «малости», сравним: глупый - поглупее (в отличие от «глупее»), аналогично - побелее, подальше, поуже, побольше и т.д. [9. C. 99].
В немецком языке формант -lich, наряду с несколькими возможными значениями, обнаруживает сему уменьшительности и «при особых дистрибутивных условиях» может придавать деадъективным прилагательным значение
слабой интенсивности проявления признака, например: gelblich, wärmlich, dümmlich, süßlich, ältlich, kränklich, bläulich [13. C. 175]. Полусуффикс -arm: blutarm, fischarm, kinderarm, gedankenarm, скорее, указывает не на неполноту признака, а на малое количество сущности, называемой производящей основой.
В марийском языке функцию реализации аттенуативности выполняют адъективные форманты -алге (-ялге): лудалге, нарынчалге, шортнялге, ши-ялге, ошалге, шемалге и -та: шучката, лапката, лопката [4. C. 62].
В чувашском языке формант -рах (-рех) сопоставляется с русскими -оват, -еват и придает деадъективу значение неполноты, недостатка качества «против обыкновенного, наличие качества лишь в некоторой слабой степени, далекой от нормы» [8. C. 67].
- Что, Петр, не видать еще? - спрашивал ... барин ... у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке... [16]
- Мёнле, Петр? Куранмасть-и-ха? - ыйтрё вал хайён дамрак та сарла-ка питлё, янахё дине шурёрах сухал пёрчисем мамакланса тухна, пёчёк те тёксём кудла тардинчен [15. C. 3].
Помимо этого чувашский язык обнаруживает несколько других формантов, служащих для образования «уменьшительной формы прилагательных» [8], например: -дё, -деддё: пёчёкдё, пёчёкдеддё, вётдед; -ка(-ке, -кке): имшер-кке, мантаркка, начаркка, ешеркке, шупка, шурка, шуркка; -ак(-ек): таварлак, шывак, кавасак, давак, йудек; -шка(-шке): ланчашка, ланчашка, лутрашка, диндешке, духешке, яклашка.
Деадъективные дериваты с диминутивным формантом в исследуемых языках, таким образом, модифицируют исходный признак относительно степени его проявления в сторону ослабления, номинируя при этом квантитативный компонент.
Дескриптор «слабая интенсивность» в сфере глагольного действия также передается разноуровневыми языковыми средствами. В русском языке в первую очередь следует упомянуть о глаголах аттенуативного (смягчительного) способа действия, семантика диминутивности которых актуализируется следующими формантами: по-, под-, при-, вс- (вз-): поразмяться, поразмыслить, пообсохнуть, поутихнуть, подогреть, подгореть, подзубрить, подкопать, прикрыть, приподнять, приоткрыть, прикашлянуть, приморозить, припорошить, всплакнуть, вздремнуть и т.д. Сема слабой степени интенсивности действия проявляется и в глаголах недостаточно-интенсивного способа действия с формантами: недо-, полу-: недоедать, недосыпать, недовернуть, недогреть, недогрузить, полузакрыть, полуобернуться, полуосвещать, полуотворять.
В немецком языке также имеются глаголы диминутивного способа действия, семантику ослабленности которым придают суффиксальные форманты -(e)ln, -(e)rn и префиксальные форманты an-, nach-, dazu-: hüsteln, kränkeln, lächeln, liebeln, anheben, anbrennen, antrinken, nachfärben, nachmalen, dazuschreiben.
Особо следует отметить в исследуемых языках наличие небольшой группы глаголов с имплицитной семой аттенуативности действия, как то: в русском языке: моросить, просачиваться, капать, накрапывать и др.; в немецком языке: lüften (etwas ein wenig hochheben), lüpfen (leicht anheben), schwindeln, dösen, schimmern; в марийском языке: пуал митш (горн.), чарналташ, чыры-планаш, шыжаш, пелемдаш, маралташ; в чувашском языке - вётёртет, тумлат, шёпёртет, пачлат.
В качестве отдельного функционального класса языковых средств, передающих значение аттенуативности в признаковой и процессуальной семанти-
ке, следует выделить лексические деинтенсификаторы. Так, наиболее употребительными адвербиальными деинтенсификаторами, реализующими названный дескриптор в русском языке являются едва, едва-едва, еле, еле-еле, немного, чуть, чуть-чуть, чуточку, несколько, слегка, в некоторой степени; в немецком языке - ein bisschen, ein klein bisschen, etwas, ein wenig, ein klein wenig, nicht genug, kaum; в марийском языке - изин, изиракын, изиш-изиш, изиш(ак), икмыняр, ныжык-ныжыкые, пеле-пеле, пыкше, пыкше-пыкше, кырт, тока, чак-чак, тиок(ат), чуч, теве-теве, исак; в чувашском языке -аран, ерипен(н), пёчёккён, пёчёкдён, майёпен, майёпеле, кашт, каштах, каштан, каштан-каштан, кашт-кашт, кашта, кёлт-пёртек, кёд-кёд, партакка, партаккан, партакдё, партиккех, паштан, сахаллан, сахалшар, чутах, чут-чут. Данные лексические единицы характеризуются возможностью употребления в аналитических конструкциях в качестве детерминанта как имени прилагательного, так и глагола. При этом следует отметить определенное сходство аналитических моделей «деинтенсификатор + адъектив (или глагол)» в исследуемых языках. Так, в немецком языке:
- Черт знает что, в Тироль! - едва слышно прошептал Илья Ильич [5].
- Zum Teufel auch, nach Tirol! - flüsterte Ilja Iljitsch kaum hörbar [23].
Или:
- Это оттого, - думал он, - что у ней одна бровь никогда не лежит прямо, а все немного поднявшись... [5].
Das kommt daher, dachte er, weil die eine Braue bei ihr niemals gerade liegt, sondern sich immer ein wenig in die Höhe hebt... [23].
В чувашском языке:
Чуть вздернутое плечо ее удерживает сползающую рубашку, во впадинах ключиц - мягкий пух света [21].
Аялалла шуса анна кёпи кашт дёкленерех таракан хул пуддийёнчен кана тытанкаласа тарать [20. C. 7].
Или:
При входе в местечко он едва не наткнулся на патруль и теперь шел с волчьейторопкостью... [21].
Местечкана пырса кёнё чух вёл темле дед патруль дине дитсе таранмарё... [20. C. 21].
В марийском языке:
Олыкышго кызыт тугай пудранчык, калык тунар шыдешкен, тудым изиш тарваташ гын... [l7. C. 154]
Сейчас на лугах такая заваруха, и народ настолько озлоблен, что стоит только чуточку сдвинуть... [18. C. 119]
При этом аналогия прослеживается и в «более сложных» метафоризиро-ванных моделях русского и немецкого языков:
Они окружили мать, у которой порою легким намеком проявлялись девичьи повадки, и не отпускали ее от себя [6].
Sie umringten Mutter, die sich andeutungsweise mädchenhaft gab, und kamen nicht von ihr weg [24. S. 95].
Однако при наличии сравнительно единого плана содержания категории диминутивности в исследуемых языках ее лингвоспецифический характер обуславливает наличие расхождений в плане ее выражения. Так, диминутивный адъективный дериват русского языка часто заменяется в исследуемых языках мотивирующим параметрическим прилагательным без диминутивного форманта. Сравним, например, в немецком языке:
Вошел человек лет сорока ... с крепкой, коротенькой шеей, с большими навыкате глазами, толстогубый [5].
Es kam ein etwa vierzigjähriger Mann herein, der ... einen stämmigen kurzen Nacken, große Glotzaugen und dicke Lippen besaß [23].
В марийском языке:
- Мо пеш шуко коштда, Василий Александрович? — йодо вичкыж кы-далан удыр [17. C. 102]. (Дословно: с тонкой талией).
- Почему вы так поздно, Василий Александрович? - спросила тоненькая девушка [18. C. 80].
И в чувашском языке:
Он подошел, запыхавшись, поскрипывая новенькой кожаной тужуркой... [21]
Вал пулёунчёклёк пашкаса, дёнё саран пиншакне каштартаттарса, турех ун патне варканса пычё [20. C. 14].
Аналогичное явления прослеживается и в сфере глагольного действия, а именно, вместо глагольного аттенуатива русского языка в немецком, марийском и чувашском языках предпочтительно использование мотивирующего глагола. Например, в немецком языке:
- Чего вам? - сказал он, придерживаясь одной рукой за дверь кабинета. [5]
- Was wollen Sie? - sagte er, sich mit der einen Hand an der Zimmertür haltend. [23]
Или в чувашском языке:
... и только тогда толкнул дверь и, пригибаясь, вошел в землянку... [21]
... унтан тин вал, алака тёртсе удса, дёр пурте пёшкёнсе кёчё... [20. C. 3].
Наряду с мотивирующим прилагательным без соответствующего форманта адъективный аттенуатив русского языка также может заменяться аналитической моделью «деинтенсификатор + адъектив». Например, в немецком языке:
Наружно он не выказывал не только подобострастия к барину, но даже был грубоват, фамильярен в обхождении с ним... [5]
In seinem Benehmen dem Herrn gegenüber äußerte er nicht nur keine Unterwürfigkeit, sondern behandelte ihn sogar eher grob und familiär... [23]
Для выражения малой интенсивности качества, обозначаемого адъективным дериватом либо аналитической моделью «деинтенсификатор + адъектив» русского языка, в других языках могут использоваться описательные модели. Как, например, чувашском языке:
- Спит, - вздохнул седоватый офицер [21].
- Хыта дыварать, - ассан сывласа илчё дудё кавакара пудлана офицер [20. C. 4]. (Дословно: начинающий седеть.)
В марийском языке:
- Й0ра, - Григорий Петровичын турвыж0 тарваныш [17. C. 168]. (Дословно: прошевелил губами.)
- Согласен, - еле слышно проговорил Гоигорий Петрович [18. C. 146].
Исследуемые нами языки, таким образом, обнаруживают сравнительно
единый инвентарь языковых средств, актуализирующих дескриптор «слабая интенсивность» в признаковой и процессуальной семантике, что свидетельствует об универсальном плане содержания явления аттенуативности в языковом сознании социумов. Наличие некоторых расхождений в плане выражения обусловливается лингвоспецифическим характером категории диминутивности.
Литература
1. Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка: в 17 вып. Казань; Чебоксары, 1928-1950.
2. Балли Ш. Французская стилистика. М.: Изд-во иностр. лит., 1961. 394 с.
3. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. 3-е изд., испр. М.: Высш. шк., 1986. 640 с.
4. Вопросы марийского языка: Грамматика и лексикология / МарНИИ им. В.М. Васильева. Йошкар-Ола, 1986. 206 с.
5. Гончаров И.А. Обломов [Электронный ресурс] // Проект «Собрание классики» Библиотеки Мошкова. 2011. URL: http://az.lib.ru/g/goncharow_i_a/text_0020.shtml (дата обращения: 15.12.2011).
6. Грасс Г. Траектория краба [Электронный ресурс] // Книгосайт: сайт. URL:
http://knigosite.ru/library/read/8192 (дата обращения: 08.12.2011).
7. Ефремова Т.Ф. Новый энциклопедический словарь русского языка: толково-словообразовательный: в 2 т. М.: Рус. яз., 2000.
8. Материалы по грамматике современного чувашского языка: морфология / Чуваш. науч.-исслед. ин-т яз., лит., истории и экономики при Совете Министров ЧАсСр. Чебоксары: Чуваш-госиздат, 1957. 361 с.
9. Мельчук И.А. Курс общей морфологии. М.: Языки русской культуры; Вена: Wiener slawistischer Alm, 1997. Т. 1. 416 с.
10. Проблемы функциональной грамматики: полевые структуры / отв. ред. А.В. Бондарко, С. А. Шубик. СПб.: Наука, 2005. 480 с.
11. Русско-чувашский словарь / под ред.: И.А. Андреева, Н.П. Петрова; НИИ при Совмине Чувашской АССР. М.: Сов. энциклопедия, 1971. 893 с.
12. Словарь марийского языка: в 10 т. / гл. ред. И.С. Галкин. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1990-2005.
13. Степанова М.Д., Фляйшер В. Теоретические основы словообразования в немецком языке. М.: Высш. шк., 1984. 374 с.
14. Туранский И.И. Семантическая категория интенсивности в английском языке. М.: Высш. шк., 1990. 172 с.
15. Тургенев И.С. Ашшёсемпе ывалёсем / Ф. Савиров курарна. Шупашкар: Чаваш АССР государство издательстви, 1949. 206 с.
16. Тургенев И.С. Накануне. Отцы и дети [Электронный ресурс] // Проект «Собрание классики» Библиотеки Мошкова. URL: http://az.lib.ru/t/turgenew_i_s/text_0040.shtml (дата обращения:
14.12.2011).
17. Чавайн С.Г. Элнет. Йошкар-Ола: Книгам лукшо Марий изд-во, 1967. 327 с.
18. Чавайн С.Г. Элнет / пер. с мар. яз. В. Муравьев. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1988. 256 с.
19. Шейгал Е.И. Интенсивность как компонент семантики слова в современном английском языке: дис. ... канд. филол. наук. М., 1981. 226 с.
20. Шолохов М.А. Лапка Дон. Иккёмёш кёнёке / А.В. Малов курарна. Шупашкар: Чаваш кёнёке издательстви, 1963. 415 с.
21. Шолохов М.А. Тихий Дон. Кн. вторая [Электронный ресурс] // Проект «Собрание классики» Библиотеки Мошкова. URL: http://lib.ru/pR0ZA/SH0L0H0W/tihijd0n12.txt (дата обращения:
22.12.2011).
22. Duden K. Deutsches Universalwörterbuch / Hrsg. und bearb. vom wissenschaftlichen Rat und den Mitarbeitern der Dudenredaktion. Mannheim; Leipzig; Wien; Zürich: Dudenverlag, 1996. 1816 S.
23. Gontscharov I.A. Oblomow [Электронный ресурс] // Meine Bibliothek: Internetseite. URL: http://www.zeno.org/Literatur/M/GonCarov,+Ivan+Aleksandrovic/Roman/0blomow (дата обращения: 05.12.2011).
24. Grass G. Im Krebsgang. Göttingen: Steidl Verlag, 2002. S. 216.
КАНАШИНА НАТАЛИЯ НИКОЛАЕВНА - аспирантка кафедры сопоставительной филологии и межкультурной коммуникации, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (mieze2007@yandex.ru).
KANASHINA NATALIYA NIKOLAEVNA - post-graduate student of Comparative Philology and Intercultural Communication, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
