CC BY
188
УДК 821.161.1.09
И. А. Манкевич*
Ароматы и запахи в жизни А. П. Чехова: мифопоэтика ольфакторных сюжетов в зеркале эпистолярной и мемуарной чеховианы
На основе переписки А.П. Чехова и воспоминаний о нем современников исследуется роль и место ароматов и запахов в частной жизни А.П. Чехова. Анализируются наиболее значимые в семантическом плане ольфакторные сюжеты, характеризующие личность писателя и поэтику его жизнетворчества.
Basing on Chekhov's correspondence and his contemporaries' memoirs the research of fragrances and smells' place in his private life is held. The most significant in the sense of semantics olfacty plots are analysed to characterize the writer's personality and the poetics of his lifetime.
Ключевые слова: А.П. Чехов, частная жизнь, ароматы, запахи.
Неотвратимость вдыхания человеком ароматов и запахов окружающего пространства, в значительной мере определяющего характер его повседневного общения с внешним миром, придает проблеме «ароматы и запахи в культуре» особую привлекательность для различных культурологических построений [1]. Однако в силу эфемерности бытия ароматов и запахов «уловить» растворенную во времени ольфакторную ауру человеческой жизни в ее эпохальном и локальном ракурсах по силам лишь литературным текстам. И лишь сотворчество двух талантов - писательского и читательского -способно возродить утраченное измерение повседневной жизни, скрывающее в себе «мегабайты» культурных смыслов [4: 5].
Ольфакторная аура - одна из знаковых характеристик поэтики русской литературы. Однако на сегодняшний день культурологический вектор освоения литературных ароматов и запахов пока еще только набирает силу [3, 6, 9]. Не столь обширна и библиография проблемы в рамках традиционного литературоведческого подхода, представленная, главным образом, анализом ольфакторных мотивов и образов конкретных литературных произведений [2, 5, 7, 8, 10-12].
Наряду с освоением ольфакторных кодов художественной литературы безусловный интерес представляют те ароматы и запахи, которые наполняли ближайшую среду обитания самих творцов ольфакторных текстов. Анализ «фактов биографии» писателя не только как субъекта литературных коммуникаций, но и как «человека обо-
Кандидат педагогических наук, доцент, Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина.
няющего» дает возможность при соответствующей «оптике» прочтения их знаковых и символических контекстов выйти на метафорический уровень осмысления поэтики жизнетворчества мастера.
В этой связи безусловный интерес представляет богатейший семантический потенциал эпистолярной и мемуарной чеховианы, в собраниях которой можно обнаружить сведения об ольфакторной ауре чеховской эпохи и номенклатуре ее «исторических источников», и чеховские оценки ольфакторной среды, и наблюдения ольфакторного «жанра» многочисленных собеседников Чехова.
В общем случае ассортимент доминирующих запахов, составлявших повседневную жизнь А.П. Чехова, можно представить в контексте таких культурологических срезов, как запахи природы, запахи цивилизации, запахи пошлости, ароматы любви; запахи болезни и смерти. Каждый из приведенных выше срезов представлен своими образцами по шкале «приятное - неприятное», а также их метафорическими аналогами внеольфакторного происхождения.
Первый из обозначенных срезов - запахи природы - преимущественно представлен приятными запахами, олицетворяющими полноту и гармонию живой природы, желания любви, домашнего уюта и покоя. Причем аксиологическая составляющая этого ряда весьма подвижна и не однозначна в различные периоды жизни писателя. Наименования второго - запахи цивилизации - и третьего среза -запахи пошлости - имеют явно выраженный метафорический характер, но вполне конкретное выражение на уровне источников ольфакторной ауры. Четвертый - ароматы любви - и пятый срез -запахи болезни и смерти - связаны с конкретными событиями частной жизни Чехова.
Следует отметить условность приведенной «типологии» оль-факторных срезов, как на уровне наименований групп, так и на уровне составляющих их ингредиентов, обусловленную, прежде всего, конкретными исследовательскими задачами.
Запахи природы - трав, цветов, фруктовых деревьев - безусловно, составляют то лучшее, светлое, неизменно желаемое, что сопровождало повседневье Чехова и «в миру», и в литературном творчестве.
Мотив цветочной ауры прослеживается через многие воспоминания о Чехове.
К.А. Коровин: «Поедемте-ка в Сокольники ...Прекрасный день... Там уже цветут фиалки... Воздух, весна. И мы отправились в Сокольники» [14: 28];
А.А. Хотяинцева: «Море, пальмы, запах желтофиолей ... Ницца!» [14: 367].
Т.Л. Щепкина-Куперник: «Цветение фруктовых деревьев вызывало в нем какие-то радостные ассоциации - может быть, сады его детства в южном городке, но когда он смотрел на бело-
101
розовые яблони, у него были ласковые и счастливые глаза» [14: 231]. Главным украшением мелеховской усадьбы «была безукоризненная чистота, много воздуха и цветов <...>. Комнаты как-то походили на своих владельцев: келейка Павла Егоровича, с киотами, лампадкой, запахом лекарственных трав и огромными книгами, в которых он записывал все события дня в одной строке, вроде: <... > 14. Девчонки принесли ландышей из лесу. <...> 18. Пиона расцве-лась» [14: 231].
Ароматами трав и цветов пропитаны письма Чехова и его близких:
А.П. Чехов - Чеховым: «<В воздухе душно и пахнет травами» [13: II, 75];
М.П. Чехов - кузену Георгию: ««запах цветущей липы, бузины и жасмина, да аромат только что скошенного сена» [16: 270];
А.П. Чехов - И.Л. Леонтьеву (Щеглову,); «(Запах свежего сена пьянит и дурманит» [16: 428];
О.Л. Книппер - А.П. Чехову: «У меня расцвела азалейка, ужасно хочется послать Вам с холодного севера цветок, посылаю только лепестки» [15: 45];
А.П. Чехов - О.Л. Книппер: «в моем саду расцвела камелия» [15: 59];
А.П. Чехов - О.Л. Книппер: «(Скоро, на сих днях, зацветут тюльпаны» [15: 61];
А.П. Чехов - М. П. Чеховой: «(Розы и хризантемы, особенно хризантемы, цветут у нас буйно» [13: XI, 101].
О.Л. Книппер - А.П. Чехову: «(А как чудно цвели яблони, вишни! Как все было бело и свежо! Как мне все это нравилось!» [15: 271];
О.Л. Книппер - А.П. Чехову: «(Твое письмо пахнет фиалкой, ду-сик мой родненький! Отчего это? Так тонко и так приятно» [15: 520].
В минуты затишья запахи родной природы порождают надежды на лучшее. А.П. Чехов - Суворину: «(Была два раза сильная метель <..>, а теперь тихо и пахнет Рождеством» [13: V, 138]. Но они же вселяют и тревогу. 5 июля 1895 года Чехов, никому не сказав, куда едет, отправляется в имение Горки к И. Левитану. Знаменитый живописец и певец русской природы, переживая сильнейшую меланхолию, в минуту отчаяния пытался покончить с собой. В письме А.С. Суворину Чехов напишет: «(Холодно. Местность болотистая. Пахнет половцами и печенегами» [13: VI, 65].
Но и вдали от дома «дымы отечества» не отпускают. 27 января 1898 года Чехов пишет Суворину из Ниццы: ««Здешнее русское кладбище великолепно. Уютно, зелено < ..> пахнет славно» [16: 589].
Запахи цивилизации. Запахи пошлости. Годы освоения московской цивилизации сказались на ольфакторных впечатлениях
Чехова о пребывании в родном Таганроге весной 1887 года [16: 215].
А.П. Чехов - Чеховым: «Сильно бьет в нос претензия на роскошь и изысканность, а вкуса меньше, чем у болотного сапога женственности <. . .>. Теснота, жара, <. . .> и отсутствие всяких удобств. <...> духота и запах детских одеял» [13: II, 58-59].
Совсем иной природы ольфакторные ощущения принесла Чехову его литературная слава. В марте 1888 года он не без удовольствия сообщает в одном из своих писем М. В. Киселевой: «<На днях я вернулся из Питера. Купался там в славе и нюхал фимиамы. <... > На правах великого писателя я всё время в Питере катался в ландо и пил шампанское. Вообще чувствовал себя прохвостом» [13: II, 217-218].
Пребывая в июле 1888 года желанным гостем на даче Суворина в Феодосии, Чехов на время воплощает свой идеал праздной жизни - купание, гуляние и бесконечные разговоры со своим старшим другом: «<Встаю я в 11 часов, ложусь в 3 ночи, целый день ем, пью и говорю, говорю, говорю без конца <..>. Дни жаркие, ночи душные, азиатские... Нет, надо уехать!» [13: II, 298].
Ольфакторными впечатлениями наполнены и путевые заметки Чехова.
А.П. Чехов - М.П. Чехову, 28 июля 1888, пароход «Дир»: «<В маленькой каютке, < . .> похожей на ватерклозет, нестерпимо душно и жарко. Воняет гарью, канатом, рыбой и морем....» [13: II, 303-305].
Весной 1890 года Чехов отправляется в свое знаменитое путешествие на Сахалин, давшее ему возможность познать совсем другую повседневность. О своих впечатлениях он подробно сообщает в письмах родным и Суворину. Одно из них с ироническим подтекстом, адресованное Чеховым, касается его собственных переживаний по поводу весенних капризов погоды, настигших его в Екатеринбурге: «Калош у меня нет, натянул я большие сапоги и, пока дошел до буфета с кофе, продушил дегтем всю Уральскую область» [13: IV, 72].
Из Томска Чехов шлет свои дорожные жалобы Суворину: «<В Тюмени я купил себе на дорогу колбасы <..>. Когда берешь кусок в рот, то во рту такой запах, как будто вошел в конюшню в тот самый момент, когда кучера снимают портянки [13: IV, 92].
Опыт приобщения к европейской цивилизации стали поводом к рождению целого кортежа ольфакторных метафор.
Чехов - Чеховым, 15 апреля 1891, Ницца: «<...>. И, боже ты мой господи, до какой степени презренна и мерзка эта жизнь с ее артишоками, пальмами, запахом померанцев! Я люблю роскошь и богатство, но здешняя рулеточная роскошь производит на меня впечатление роскошного ватерклозета. В воздухе висит что-то
такое, что, Вы чувствуете, оскорбляет Вашу порядочность, опошляет природу, шум моря, луну» [13: IV, 217].
Однако осенью 1897 года Чехова снова потянуло в Европу, где «<культура прет < . .> из каждого лукошка» и «(от каждой собаки пахнет цивилизацией» [13: VII, 98].
Собираясь в октябре 1900 года в Москву, Чехов в письме к Книппер «предъявляет» свои требования в отношении его временного пристанища; «(Подумай-ка, в какой гостинице, или каких меблированных комнатах мне остановиться. < . .> Мне такую комнату, чтобы не скучно было проходить по коридору, не пахло бы» [15: 97].
В июне 1902 года Чехов, невзирая на усиливавшуюся с каждым днем болезненную слабость, побывал в уральских владениях Саввы Морозова, где почетному гостю показывали местные достопримечательности: спиртовый завод, новую школу и березовый парк. О его впечатлениях писал А.Н. Серебров-Тихонов: «(Темный, низкий, закопченный завод, где в огромных чанах и холодильниках сутками прели какие-то составы и жидкости < . .> Чехову явно не понравился. Морщась от уксусного запаха, он безразлично прослушал объяснения инженера, постучал из вежливости тросточкой по огромной бутыли денатурата и, не дождавшись Морозова, вышел на воздух» [14: 585-586].
К марту 1903 г. ароматы цивилизации донеслись и до Ялты.
А.П. Чехов - О.Л. Книппер: «(Милый Дусик, у нас в Ялте торжество; открылся магазин Кюба, настоящего петербургского Кюба.
< . .> Итак, завтра пойду к Кюба, понюхаю европейской цивилизации» [13: XI, 171].
Врач И.Н. Альтшуллер вспоминал об одном ялтинском застолье, на которое Чехов был приглашен местным купцом:
«(Было душно, жарко, масса приглашенных "на Чехова" родственников и приятелей радушного хозяина. < . .> Как только мы вышли, Чехов завернул в аптеку и купил свою любимую касторку; "Надо будет сейчас же принять".- "Да вы ж ничего не ели".- "А запах, а разговоры?"» [14: 538].
Из ароматических источников, создающих иллюзию приятной жизни, особое расположение Чехов испытывал к духам:
А.И. Куприн: «Кабинет в ялтинском доме у А. П. был небольшой <..>, но дышавший какой-то своеобразной прелестью.
< . .> Пахнет тонкими духами, до которых А. П. всегда был охотник» [14: 513];
О.Л. Книппер - А.П. Чехову, сентябрь, 1899г.: «<...> посылаю Вам вкусных духов, авось вспомните меня» [15: 28.];
А.П. Чехов - О.Л. Книппер, 24 сентября, 1902 г; «(Не забудь, собака; когда приеду в Москву, купим духов «(НоиЫдапЫ, самый
большой флакон или два-три поменьше, вышлем Альтшуллеру» [15: 512];
А.П. Чехов - О.Л. Книппер, 5 декабря, 1902 г.: «Духи у меня есть, три четверти флакона, но все же скажу спасибо, если пришлешь с Машей еще небольшой флакон» [15: 539];
А.П. Чехов - О.Л. Книппер, 21 декабря, 1902 г.: «За духи кланяюсь тебе в ножки <. . .>. Духи очень хороши» [15: 559].
Одним из вредоносных запахов, сопровождавших повседневье Чехова по его воле, или вопреки ей, был запах табака:
К.А. Коровин: «В номере Антона Павловича было сильно накурено, на столе стоял самовар» [14: 26].
А.П. Чехов - Ф.О. Шехтелю, 26 марта 1893 г.: «Я курю по 3-4 сигары в день, но сейчас не в очередь закурил рижскую. Весьма приятно и весьма похвально, как говорят попы. Вкусно» [13: V, 193];
А.П. Чехов - А.С. Суворину, 28 июля 1893 г.: «Весной я не курил вовсе <...>, а теперь выкуриваю в день по 1-2 сигары и нахожу, что не курить очень здорово» [13: V, 216-217];
А.П. Чехов - В.А. Гольцеву, 4 сентября 1894 г.: «Учусь нюхать табак» [13: V, 312].
Но «поздний» Чехов будет вынужден защищать себя, хотя и не всегда успешно, от назойливых визитеров, душивших его табачным дымом.
Н.Д. Телешов: «Он ограничился только тем, что повесил на стене, на видном месте, записку: "Просят не курить". И терпеливо молчал, когда некоторые посетители все-таки курили» [14: 471].
Ароматы любви. Письма Чехова разных лет к любящим его женщинам, их воспоминания о нем дышат ароматами любви, молодости, природы.
16 июля 1889. года Чехов, перманентно испытывавший «охоту к перемене мест», высадился в Ялте. Здесь судьба свела его с тремя сестрами Шавровыми - Еленой, Ольгой и Анной - с которыми он весело проводил время, давая попутно пятнадцатилетней Елене, имевшей склонность к писательству, уроки по литературной части. В письме Маше Чехов напишет: «Хваленые кипарисы < ..> темны, жестки и пыльны. <..>. «Женщины пахнут сливочным мороженым» [13: III, 233].
Самые ароматные страницы чеховского эпистолярного наследия связаны с именем Лидии Стахиевны Мизиновой - Лики.
В письме от 17 мая 1891 года, отправленного из Алексина, Чехов взывает: «Золотая, перламутровая и фильдекосовая Лика! <... > Приезжайте нюхать цветы, ловить рыбку, гулять и реветь» [13: IV, 231].
Через год 28 июня 1892 года уже из Мелехова Чехов вновь возвещает Лике о своем желании вдыхать ароматы любви: «.Или
нет, Лика, < . .> позвольте моей голове закружиться от Ваших духов <. > [13: V, 87].
К весне 1893 года диспозиция на амурном фронте кардинально меняется, и уже Лика зазывает Чехова вдохнуть любовный аромат. Первого апреля, пытаясь выманить уклоняющегося от свидания Антона в Москву, она пишет ему: «Приготовила вам духов, если долго не приедете, то духи подарю кому-нибудь <..>. Все мущины подлецы! Приезжайте» [16: 387].
После печальных последствий любовной истории Лики с И.Н. Потапенко Чехов на время прекращает переписку с ней. Возобновив ее после долгого молчания, он заверяет Лику о своем желании поговорить с ней: «писать же не о чем, так как все осталось по-старому и нового нет ничего». А в постскриптуме добавляет: «<Маша просит, чтобы Вы привезли 2 пары перчаток и духов» [13: VI, 17].
В марте 1897 года, когда в Лопасне появились первые скворцы, у Чехова открылось легочное кровотечение [16: 549]. Лидия Авилова, дважды навещавшая занедужившего доктора в клинике профессора Остроумова, вспоминала: «Я пошла покупать цветы. Антон Павлович написал; "И еще что-нибудь". Так вот, пусть цветы будут "что-нибудь". "Ах! - вскрикнула сестра. - Но ведь этого нельзя! Неужели вы не понимаете, что душистые цветы в палате такого больного... Я испугалась. <..>. Все-таки, раз вы принесли, покажите ему. <..>. Он взял букет в обе руки и спрятал в нем лицо. - Все мои любимые, - прошептал он. - Как хороши розы и ландыши» [14: 178].
Интересное свидетельство о женоненавистничестве Чехова, овеянное ароматами осенней Москвы 1898 года, оставила в своих воспоминаниях художница А.А. Хотяинцева: «<Была чудесная звездная ночь, после жары и духоты в цирке дышалось легко. Я выразила свое удовольствие по этому поводу, и Антон Павлович сказал; - Так легко, наверно, дышится человеку, который выходит из консистории, где он только что развелся!» [14: 372].
Однако самому Чехову не удалось уберечь свое «легкое дыхание» от чужеродных ароматов и запахов, оказавшихся куда более сильными и крепкими, чем его любовь в свободе.
23 октября 1900 года Чехов прибыл в Москву с рукописью пьесы «Три сестры». На следующий день, вернувшись к себе в гостиницу после чтения пьесы перед труппой МХТа, он обнаружил записку от О.Л. Книппер, каждая строчка которой дышала нордическими ветрами:
«<Сиди в "Дрездене" и переписывай (пьесу - И.М), я приду, при-
несу духов и конфет. Хочешь? Ответь, да или нет?» [15: 101].
25 мая 1901 года Чехов втайне от родных венчается с актрисой МХТа Ольгой Книппер. Событие это, несмотря на заверение, данное Чеховым сестре и матери, о том, что все останется по-прежнему, сыграло свою зловещую роль, прежде всего, в судьбе самого писателя, значительно приблизив его в той черте, которая разделяет мир на живых и мертвых.
Резкое изменение «климата» в семье Чехова тут же заявило о себе душными испарениями. В свой медовый месяц молодые отправились в Андреевский туберкулезный санаторий, находившийся в Уфимской губернии близ станции Аксеново, где Антон надеялся поправить свое здоровье. «В поезде их ожидала <...> неприятность: в купе не открывалось окно, и даже вызванный столяр не смог с ним справиться, так что пять часов пришлось ехать в духоте» [16: 704]. Однако при утреннем свете оказалось, что санаторий расположен в весьма живописной местности. «Воздух был упоительный, благорастворение удивительное <..>» - сообщила о своих первых впечатлениях Книппер сестре Чехова Маше [16: 704].
В ялтинских письмах Чехова к Книппер даже редкие упоминания о живительной силе ароматов любви и природы с унылым постоянством перебиваются тоскливыми нотами, пропитанными запахами нездоровья и лекарств.
20 декабря 1902 г.: «<...> а сегодня у меня грустный день, так как Арсений не принес с почты твоего письма. И погода сегодня грустная: тепло, тихо, весной и не пахнет» [13: XI, 96];
20 февраля 1903 г.: «Миндаль уже цветет, айва цветет, мне сегодня нездоровится» [13: XI, 157];
4 октября 1903 г.: «И письмо твое сегодняшнее такое хорошее, ароматичное, его можно раз десять прочесть, и оно не надоест» [13: XI, 262].
Весной 1903 года О.Л. Книппер в очередной раз сменила квартиру, которая теперь находилась на четвертом этаже.
О.Л. Книппер - А.П. Чехову: «Квартира хорошая, воздуху много будет, солнце» [15: 637].
А.П. Чехов - О.Л. Книппер: «Подниматься по лестнице! А у меня в этом году одышка. Ну да ничего, как-нибудь взберусь» [15: 660].
О.Л. Книппер - А.П. Чехову: «Лестницы не бойся. Спешить некуда, будешь отдыхать на поворотах, а Шнап <собака Книппер -И.М> будет утешать тебя. Я буду тебе глупости говорить» [15: 664].
В конце 1903 года с наступлением морозов Чехов приехал в Москву. Испытав прилив энергии, он чуть ли не ежедневно приходил на репетиции своей последней пьесы с ароматичным названием
«Вишневый сад», выводя из себя К.С. Станиславского: «<Приехал автор и спутал нас всех. Цветы опали, а теперь появляются только новые почки» [16: 763].
Вспоминая о последнем приезде Чехова в Москву, Н.Г. Гарин-Михайловский с горечью писал: «В Москве квартира <> без подъемной машины. Полчаса надо было ему, чтобы взобраться к себе. Он снимал шубу, делал два шага, останавливался и дышал, дышал» [14: 598].
Дома, отдышавшись после изнуряющего преодоления нескольких лестничных пролетов, Чехов принимал друзей. Часто в ожидании жены он коротал время с Буниным.
И.А. Бунин: «<Чаще всего она уезжала в театр, но иногда отправлялась на какой-нибудь благотворительный концерт. За ней заезжал Немирович во фраке, пахнущий сигарами и дорогим одеколоном, а она в вечернем туалете, надушенная, красивая, молодая, подходила к мужу со словами; „Не скучай без меня, дусик, впрочем, с Буки-шончиком тебе всегда хорошо... Чехов не отпускал меня до ее возвращения. <...> Часа в четыре, а иногда и совсем под утро возвращалась Ольга Леонардовна, пахнущая вином и духами... „Что же ты не спишь, дуся?.. Тебе вредно"» [14: 504-506].
Похожую сцену описала в своих воспоминаниях и Т.Л. Щепкина-Куперник, завершив ее примечательной ремаркой: «<А.П. поглядел ей вслед, сильно закашлялся и долго кашлял <...> и, когда прошел приступ кашля, сказал без всякой видимой связи с нашим предыдущим разговором, весело вертевшимся около воспоминаний Мелихова, прошлого, общих друзей; "Да, кума... помирать пора". После этого раза я больше не видела А. П.» [14: 258].
Запахи болезни и смерти. В конце 90-х - начале годов 1900-х гг. знаковой составляющей ольфакторной ауры Чехова становится запах принимаемых им лекарств, в число которых входили и инъекции мышьяка. Запах последних Чехов заглушал фиалковым ароматом одеколона ^ега-Мо1еМа» [16: 562]. Для облегчения дыхания доктор Альтшуллер велел Антону натирать грудь эвкалиптовым маслом и скипидаром [16: 712].
К.А. Коровин, навещавший Чехова в Ялте в апреле 1904 года, отметил в своих воспоминаниях: «В комнате Антона Павловича все было чисто прибрано, светло и просто <..>. Пахло креозотом» [14: 31]. Приехав летом 1904 года в Германию, Чехов уже был не в состоянии дышать полной грудью. При каждом движении его мучила одышка. Врач Шверер назначил больному кислород и инъекции наперстянки. О.Л. Книппер впрыскивала мужу морфий.
В одном из последних своих писем из Баденвейлера к сестре Чехов напишет, что «<от «<одышки единственное лекарство - это не двигаться» [13: XII, 133].
Интересно, что Дональд Рейфилд, автор книги «Жизнь Антона Чехова, озаглавил заключительную часть своего исследования «Любовь и смерть», предварив ее примечательным эпиграфом: «В комнате стоял запах человеческого пота, лекарств, эфира, смолы -удушливый, непередаваемый запах, пропитывающий помещение, где дышит чахоточный [Ги де Мопассан. Милый друг]» [16: 670].
Ряд писем Чехова и воспоминаний о нем содержат уникальные «арома-метафоры», которые, благодаря своему символическому потенциалу, обретают статус биографических текстов «ольфактор-ного жанра».
А.П. Чехов - Л. Авиловой: «Вы хотите знать, счастлив ли я? Прежде всего, я болен. И теперь я знаю, что очень болен. < . .> Вы пишете о душистой росе, а я скажу, что душистой и сверкающей она бывает только на душистых, красивых цветах» [14: 206].
М. Горький: «Но я видел, как А. Чехов, сидя в саду у себя, ловил шляпой солнечный луч и пытался - совершенно безуспешно - надеть его на голову вместе со шляпой. И я видел, что неудача раздражает ловца солнечных лучей <..>. А увидев меня на крыльце, сказал, ухмыляясь: "<..> Вы читали у Бальмонта "Солнце пахнет травами"? Глупо. В России солнце пахнет казанским мылом, а здесь - татарским потом".» [14: 455-456].
Тело А.П. Чехова, умершего в Германии, было привезено на родину в вагоне «для перевозки устриц». Так, по словам М. Горького, «холодное, пахучее дыхание все той же пошлости, втайне довольной смертью врага своего» напоследок «отомстило ему скверненькой выходкой» [14: 449].
По иронии судьбы в коллективном сознании «нечитателей» Чехова его чисто внешний образ прочно связан с портретом кисти И. Браза, который самому Чехову был неприятен: «выражение < ..> такое, точно я нанюхался хрену» [16: 592].
Список литературы
1. Ароматы и запахи в культуре: в 2 кн. - М., 2003.
2. Бабкина, В.В. Динамика взаимодействия сознаний повествователя и персонажа в «футлярной» серии рассказов Чехова: ольфакторный код // Культура и текст: Миф и мифопоэтика. - СПб., 2004. - С. 158-166.
3. Богданов, К. «Тлетворный дух» в русской литературе XIX века: (анти) эстетика как мораль // Ароматы и запахи. - М., 2003. - Кн. 2. - С. 101-133.
4. Вайнштейн, О.Б. Грамматика ароматов // Ароматы и запахи в культуре. -М., 2003. - Кн. 1. - С. 5-12.
5. Григорьева, О.Н. Мир запахов в языке Чехова // Функционирование и семантические характеристики текста, высказывания, слова. - М., 2000. -С. 182-191.
6. Дмитриева, Е. Запахи в усадьбе // Ароматы и запахи. - М., 2003. - Кн. 2. -С. 134-166.
7. Ильюхина, Т.Ю. «Я стараюсь, чтобы у них был общий запах и общий тон...» // Вестник Санкт-Петербургского университета. - СПб., 2005. -Сер. 9. - Вып. 2. - С. 3-16.
8. Карлик Н.А. «Уходят запахи и звуки. » (по романам В.В. Набокова) // Феномен повседневности: гуманитарные исследования. Философия. Культурология. История. Филология. Искусствоведение. - СПб., 2005. - С. 179-185.
9. Кирсанова, Р. Аромат родного дома и запах счастья // Ароматы и запахи. - М., 2003. - Кн. 2. - С. 270-279.
10. Козубовская, Г.П., Фадеева Е.Н. Мифологема запаха в романе И.С. Тургенева «Дым» // Культура и текст: Миф и мифопотика. - СПб., 2004. - С. 158-166.
11. Кушлина, О. От слова к запаху: русская литература, прочитанная носом // Ароматы и запахи. - М., 2003. - Кн. 2. - С. 62-74.
12. Николина, Н.А. Мир запахов в художественной прозе А.П. Чехова // Русский язык в школе. - 2004. - №3. - С. 68-74.
13. Чехов, А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. - М.: 19741983. - Письма. - Т.1-12.
14. Чехов А.П. в воспоминаниях современников. - М.: Худ. лит., 1986.
15. Чехов А. П. Переписка с женой. - М.: Захаров, 2003.
16. Рейфилд, Д. Жизнь Антона Чехова. - М.: Независимая газета, 2005.
УДК 821.161.1.09
О. И. Тима нова*
Вопросы сказочной фантастики в литературной эстетике
и критике М. Л. Михайлова
В статье рассматривается литературно-критическое наследие популярного беллетриста, поэта и критика 1850-1860-х гг. М.Л. Михайлова, в контексте социокультурных процессов формирования в русской литературной эстетике «русского воззрения».
This article describes the critic-literary legacy of popular fiction writer, poet and critic of 1850-1860th M.L. Michailov in the context of sociocultural processes and within the forming of "the Russian view " in Russian literary esthetics.
Ключевые слова: сказка, повесть, роман, фантастика, народная словесность.
В сравнении с критико-публицистической словесностью 18201840-х гг., много внимания уделявшей вопросу национального самосознания, гораздо сложнее вычленить представление о сказке и сказочном в русской литературной эстетике 1850-х гг. Значительную помощь в воссоздании картины социокультурных и историко-литературных процессов периода оказывает художественное наследие Ми-
Кандидат филологических наук, доцент, Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена
110
