CC BY
52
ДРЕВНИЙ МИР
УДК 94(37)
МЕДОВИЧЕВ А.Е.* АРМИЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА РАННЕГО РИМА В СОВРЕМЕННЫХ ЗАРУБЕЖНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ. (Обзор). DOI: 10.31249/rhist/2021.01.02.
Аннотация. В обзоре рассматриваются работы зарубежных историков, в которых представлена новая версия эволюции военной и политической власти в Ранней Республике. Как показано в исследованиях, институционализация системы военного командования была обусловлена трансформацией характера римской войны во второй половине V - первой половине IV в. до н.э.: переходом от преимущественно «частных войн», являвшихся, по существу, грабительскими рейдами гентильных вооруженных формирований, к более централизованной, «государственной» модели войны, ориентированной на присвоение территории в крупных масштабах.
Ключевые слова: Древний Рим, Ранняя Республика; римская военная система; римская политическая система.
MEDOVICHEV A.E. ARMY AND SOCIETY OF THE ROMAN REPUBLIC IN RECENT FOREIGN RESEARCH. (Review article).
Abstract. The review examines the works of foreign historians, which present a new version of the evolution of military and political power in the Early Roman Republic. As shown in the research, the institutionalization of the military command system was due to the transformation of the character of the Roman war in the second half of the V -
* Медовичев Александр Евгеньевич - старший научный сотрудник Отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). E-mail: asandr53@yandex.ru
first half of the IV century BC: the transition from mainly «private wars», which were essentially predatory raids, to a more centralized, «state» model of war, focused on the appropriation of territory on a large scale.
Keywords: Ancient Rome; Early Roman Republic; the roman military system; the roman political system.
Для цитирования: Медовичев А.Е. Армия и политическая система Раннего Рима в современных зарубежных исследованиях. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. - М.: ИНИОН РАН, 2021. - № 1. - С. 24-35. DOI: 10.31249/rhist/2021.01.02
Изучение римской армии имеет почти столь же давнюю традицию, что и изучение самой римской истории. Полибий, греческий военный и политический деятель середины II в. до н.э., был первым, кто дал наиболее развернутое описание римской военной системы своего времени. При этом он демонстрирует иной подход к анализу войны и вооруженных сил, чем тот, который присутствует в трудах его предшественников. Такие античные писатели, как Геродот, Фукидид, Ксенофонт, рассматривали военные системы преимущественно сквозь призму спартанской agoge, считавшейся оптимальной системой воспитания воинов, уделяя, как правило, меньше внимания остальным аспектам военного дела. В отличие от них Полибий не только подробно описывает принципы комплектования, командный состав, структуру, вооружение и тактику римской армии, но в качестве опытного военного эксперта дает им профессиональную оценку.
Однако, как отмечают Дж. Армстронг и М.П. Фронда, новизна его подхода состояла главным образом в том, что он вполне осознавал и особо подчеркивал взаимосвязь между римской военной и римской политической системами. Таким образом, Полибий, очевидно, был первым историком, который разрабатывал направление, теперь известное как «война и общество в античном мире». И, несмотря на громадный путь, который прошла военная история Рима, многие ключевые аспекты этой современной дисциплины во многом обязаны труду Полибия и акцентируют внимание преимущественно на тех же проблемах [1, p. 4].
Римские историки, писавшие свои труды в эпоху Поздней Республики, полагали, что основные элементы республиканской политической и военной системы были созданы в момент рождения Республики и являлись результатом продуманного конструирования знаменитыми предками. Современные историки склонны считать, что эта система сложилась в ходе длительного процесса эволюции. Не было одной «Римской республики», но скорее целый ряд «республик», отражающих различные стадии развития Рима. Точно так же и римская военная система постепенно трансформировалась в течение всего периода Ранней Республики [3, p. 18].
В двух работах Ф. Дрогулы в рамках общей тенденции к переосмыслению истории раннего Рима представлена новая версия того, как могла развиваться система военной власти и командования в эпоху Ранней Республики [2; 3]. Определяющее влияние на римское понимание власти и границ ее использования, как известно, оказывало традиционное для римского менталитета разделение пространства на две сферы, обозначаемые понятиями domi («дома») и militum («на войне»). Domi являлось той сферой, в которой власть коллектива граждан считалась высшей, а избранные им магистраты были обязаны уважать права каждого отдельного гражданина. Но если в «домашней» сфере, т.е. в сфере действия гражданского права, власть магистратов была ограничена правом апелляции к народному собранию на их решения и правом veto плебейских трибунов, то в сфере militae власть римских полководцев над согражданами, находящимися под их командованием, была фактически абсолютной [2, p. 48].
Разделение между domi и militae являлось, таким образом, базовым принципом римской системы управления. Этому разделению соответствовало существование двух фундаментально различных типов власти: potestas, позволявшей магистрату выполнять административные и судебные функции, и imperium, который давал право командовать армией [2, p. 82].
Между тем, пишет Ф. Дрогула, со времен Т. Моммзена среди историков существует консенсус относительно того, что imperium заключал в себе не только военную, но и гражданскую компоненты власти. Соответственно, высшие магистраты Республики (консулы, преторы) исполняли свои административно-судебные
функции, используя imperium, в отличие от низших магистратов, которые обладали только potestas. Проблему, состоящую в том, что неограниченная власть консулов на войне имела очевидные ограничения в «домашней» сфере, Т. Моммзен и его последователи решают путем выделения двух разных видов империя. Первый из них, imperium domi, представлял собой ограниченную власть над гражданами «дома», тогда как второй - imperium militae -применялся в «военной» сфере.
В целом, отмечает исследователь, эта теория выглядит вполне логичной и остается доминирующей, но тем не менее является искусственно созданной конструкцией, которая не опирается на данные источников. Встречающееся в них выражение imperium domi militaeque, по его мнению, свидетельствует не о существовании двух разных типов империя, но лишь о его использовании в двух различных сферах. В норме imperium не был источником гражданской власти в Республике. Это была исключительно военная власть командующего войсками магистрата, которую было запрещено применять в сфере domi за исключением каких-то чрезвычайных обстоятельств [2, p. 90, 130].
Для осуществления нормальных гражданских и юридических процедур империй не требовался. Все коллегии магистратов, обладавшие тем или иным объемом полномочий в данной сфере, реализовывали их на основе своей potestas, которую они получали при избрании в comitia centuriata (магистраты с правом командования) или в comitia tributa (должностные лица без права командования). При этом potestas могла быть разных уровней. Так, например, претор обладал большей potestas (potestas maior), чем квестор или эдил, но меньшей (potestas minor), чем консул [2, p. 64]. Однако консулы и преторы, как потенциальные командующие, помимо potestas должны были получать еще и imperium, чтобы иметь полномочия применять нормы военного права в отношении римских граждан за пределами священной границы Города (pomerium). Империй им предоставлялся посредством специального закона -lex curiata de imperio - чисто формального, но тем не менее весьма важного в правовом отношении акта [2, p. 84, 106].
Согласно античной литературной традиции, imperium, обозначающий всеобъемлющую и неограниченную власть римского царя (rex), после падения монархии был в целом виде перенесен на
двух консулов (преторов) в момент основания Республики. Единственными ограничениями их власти были коллегиальность и ежегодная сменяемость. И хотя эта версия весьма привлекательна своей логической простотой, она вряд ли вполне корректна.
Разумеется, пишет Ф. Дрогула, нет оснований сомневаться в том, что в раннем Риме имелись лица, которые назывались reges, и само слово rex зафиксировано, по крайней мере, в надписях VI в. до н.э. Однако военное командование, скорее всего, не было исключительной прерогативой «царей». И в целом система управления в так называемый «царский период» являлась в большей степени олигархической, чем монархической. Доминирующее положение занимали вожди могущественных кланов (gentes). Возможно, rex имел право объявлять всеобщую мобилизацию и в таких случаях возглавлял «государственную» армию. Однако крупные военные кампании, скорее всего, были гораздо более редким явлением, чем мелкие частные войны, которые вели предводители гентильных вооруженных формирований. Устранение «монархии» вряд ли существенно изменило эту практику.
В литературных текстах при внимательном их прочтении можно найти немало свидетельств о частных военных рейдах, каковыми, вероятно, являлось большинство войн Ранней Республики. Посвятительная надпись конца VI в. до н.э. (Lapis Satricanus) вождя отряда sodales может служить аутентичным эпиграфическим подтверждением этих свидетельств. Таким образом, очевидно, что и в эпоху Ранней Республики правом военного командования обладали не только консулы, на чем настаивает античная традиция [3, p. 19-20].
Впрочем, ряд римских писателей (Ливий, Фест) знали, что возглавившие Республику магистраты первоначально назывались не консулами, а преторами. И этот факт подтверждается эпиграфическими данными. Самое раннее упоминание титула consul относится к Луцию Корнелию Сципиону Барбату, консулу 298 г. до н.э. Хотя, как полагают некоторые исследователи, она была сделана позднее, во второй половине III в. до н.э. Первым же бесспорным свидетельством использования этого титула может служить статуя, установленная Марком Фульвием Флакком вскоре после своего консулата в 264 г. до н.э. [2, p. 42; 3, p. 21].
Сам термин praetor, скорее всего, происходит от глагола praeire (идти впереди, предводительствовать) или от praeesse (быть впереди, быть первым/главным), и его прямая связь с военным командованием очевидна. Однако тот факт, что командующие в раннем Риме назывались преторами, не означает, что это непременно была формализованная государственная должность. Поскольку военную деятельность в эпоху Ранней Республики в основном осуществляли gentes, то, по мнению Ф. Дрогулы, вполне логично предположить, что термин praetor в тот период обозначал вождя гентильного отряда в военном предприятии частного характера. Впрочем, он мог относиться и к предводителю группы gentes, и к командующему государственной армией, который, вероятно, носил титул praetor maximus или magister populi («начальник народа» -древнейший аналог титула dictator) [2, p. 28; 3, p. 21].
Во многих случаях в качестве предводителей выступали так называемые «военные трибуны с консульской властью» (tribuni militum consulare potestate), возглавлявшие, как полагает Ф. Дрогу -ла, ополчения своих триб («племен»). Количество консулярных военных трибунов, судя по источникам, могло быть различным в разные годы. И это обстоятельство лишь подтверждает, с точки зрения исследователя, тот факт, что военное командование в раннем Риме «еще не было государственной монополией, локализованной в фиксированной по численности коллегии выборных магистратов» [3, p. 22].
Поскольку консулярные трибуны были в первую очередь (если не исключительно) военными командирами, несколько странным в описании их должности выглядит акцент на консульской potestas, а не на консульском империи, который только и давал право командовать войсками. Отсюда следует, что либо само понятие imperium в период Ранней Республики еще не существовало, либо этот imperium вопреки распространенным представлениям не был таким же, как в более позднюю эпоху.
Кажется маловероятным, пишет Ф. Дрогула, чтобы предводители частных «армий» вообще в нем нуждались, так как подобные формирования состояли из их родственников, друзей, клиентов и прочих экономически зависимых от вождя лиц. Imperium (если он существовал) мог быть необходим только тем, кто командовал государственными армиями и, следовательно, нуждался в
общественном признании своей власти. Если верить античной традиции, то уже «цари» обладали этим видом власти, получая ее в куриатных комициях на основе lex curiata de imperio. Однако вполне возможно и то, что их военная власть имела своим истоком не столько закон, сколько признание ее воинами, которые давали клятву (sacramentum) повиноваться вождю. Об этом может свидетельствовать тот факт, что в эпоху Средней и Поздней Республики почетный титул imperator мог быть получен полководцем только путем аккламации солдатами, а не в силу какого-то закона [3,
p. 25].
Трудно сказать, когда imperium стал абсолютно необходимым атрибутом римских военачальников, а государство обрело прерогативу его предоставлять. В римской традиции известны два важных момента, связанных с существенными изменениями в системе республиканской власти. Так, по мнению Ф. Дрогулы, одним из аспектов деятельности комиссии децемвиров (decemviri legibus scribundis) в 451-450 гг. до н.э. была реформа римской военной системы, ограничившая возможности патрицианской аристократии вести военные действия независимо от государственного контроля. Тогда, полагает он, для всех военачальников, а не только для командующих государственными армиями, стало нормой получать империй в comitia curiata. Этим, с точки зрения исследователя, объясняется значительный рост числа военных командиров между 444 и 367 гг. до н.э., позднее истолкованный как учреждение новой магистратуры так называемых «консулярных трибунов». Впрочем, они не обладали военной властью на протяжении всего года (как позднейшие консулы или преторы), но получали империй лишь на время конкретной военной кампании [3, p. 28].
Решающим шагом к созданию классической «конституции» Римской республики стали законы Лициния-Секстия, которые римская традиция датирует 367 г. до н.э. Описание в литературных источниках законодательства плебейских трибунов Гая Лициния Столона и Луция Секстия Латерана как мер преимущественно социальной направленности, по мнению Ф. Дрогулы, скорее всего, является анахронистической интерпретацией позднейших римских историков, писавших под влиянием событий своего времени. Изучение деталей реформ, с его точки зрения, показывает, что они в
первую очередь имели целью придать четкую структуру римскому военному командованию и политическому руководству.
Согласно античной традиции, одной из центральных реформ было упразднение должности консулярных трибунов и восстановление консулата в виде коллегии двух высших магистратов, а также создание должности претора, призванного выполнять судебные функции. Однако, считает Ф. Дрогула (впрочем, как и ряд других историков), на самом деле первоначально была учреждена коллегия в составе трех преторов в качестве ежегодно избираемых военачальников. Впоследствии двое из них стали называться консулами, тогда как третий трансформировался в praetor urbanus, городского претора [2, р. 42; 3, р. 30].
Реформа, таким образом, превратила военное командование в Риме из случайной меры в регулярный институт, зафиксировав круг магистратов, которые имели право получать и использовать imperium в течение всего годичного срока пребывания в должности. Создание этого института означало окончательную ликвидацию частных военных формирований и полное замещение их государственными армиями. Движение в данном направлении, полагает Ф. Дрогула, было обусловлено миграционными и экономическими процессами в Лации (и Италии в целом), которые сделали приоритетными для gentes скорее территориальную экспансию и присвоение земли в крупных масштабах, чем примитивные грабительские рейды. Соответственно, возникла потребность в более крупных вооруженных силах и, как следствие, необходимость в санкции народного собрания (comitia curiata) в виде империя на проведение военного набора в рамках всего гражданского коллектива и командование призванными на военную службу гражданами [3, р. 28, 31].
В результате резко возросла роль не только магистратов-военачальников, но и значение comitia centuriata - собрания граждан-воинов, которое их выбирало путем голосования по военным подразделениям (центуриям). Столь странное двойное «избрание» -сначала в центуриатных, а затем в куриатных комициях, чтобы получить potestas и imperium свидетельствует о том, что римская система военного командования является итогом длительного процесса развития, а не изначально тщательно разработанной отцами-основателями Республики моделью управления [3, p. 32].
В целом, заключает Ф. Дрогула, период между 449 и 367 гг. до н.э. отмечен постепенным усилением контроля государства над военным командованием и военной политикой. Централизация военной власти и присвоение народом права выбора командующих и предоставления им imperium и auspicium publicum положили начало трансформации элиты gentes из олигархии, полагающейся на собственные частные военные ресурсы, в аристократию, получающую почести и привилегии за свою службу римскому народу. В дальнейшем эта аристократия стала претендовать на особый статус, основанный на унаследованном от предков почете, который те заслужили благодаря замещению государственных должностей. Результатом явилось ее превращение в нобилитет Поздней Республики [2, p. 42; 3, p. 33].
Реформа военного руководства, в основном завершившаяся к середине IV в. до н.э., сопровождалась значительными переменами в организационной структуре, вооружении и тактике римской армии. В последние десятилетия V и в первые десятилетия IV в. до н. э. армия Республики, пишет Д. Поттер, вполне могла претендовать на титул «наименее эффективной военной машины» среди других крупных государств Средиземноморского региона. Рим с трудом контролировал даже соседние небольшие города-государства Лация. Однако уже к 290 г. до н.э. он был бесспорным гегемоном Италии, а его легионы превратились в самую мощную военную силу античного мира, что, как отмечает исследователь, «явилось результатом одной из наиболее значительных революций в военном деле в европейской истории» [4, p. 54].
Согласно представлениям, основанным на данных античной традиции, организация римской армии V в. до н. э. в структурном отношении в целом соответствовала comitia centuriata - основному виду народного собрания того времени. В сущности, comitia centuriata представляла собой армию гоплитского (тяжело вооруженной пехоты) типа, которая на своей сходке принимала законы и выбирала себе предводителей. Таким образом, она, как считает Д. Поттер, была в первую очередь политическим институтом, который выполнял задачи в военной сфере с доступной ему, но не очень высокой эффективностью. Армия гоплитов всегда оставалась крайне ограниченной в тактическом отношении и в плане использования людских ресурсов. И, как известно, очень немногие
сражения подобных армий заканчивались решительной победой одной из сторон. В Риме не было чего-то похожего на спартанскую систему военного воспитания (agoge), которая могла бы обеспечить его гоплитам качественное превосходство над гоплитами противника, а также отсутствовало социальное единство. Так называемая «борьба сословий» - конфликт между patres и plebs -оставался серьезной проблемой на протяжении всего первого столетия Республики [4, р. 56-57].
В IV в. до н.э. ряд факторов явился стимулом к радикальной перестройке римской военной системы. Однако решающим среди них, по мнению Д. Поттера, стал разгром римских войск галлами в битве при Аллии в 386 г. до н.э. и разграбление ими самого города. Примечательно, однако, что уже 30 лет спустя Рим переходит к гораздо более агрессивной и успешной военной политике в отношении соседей. Ускоряется процесс присоединения все новых территорий к ager Romanus и основания новых колоний - военных поселений на землях покоренных италийских общин.
Установление практики выплаты жалования воинам позволило мобилизовывать более крупные военные силы и использовать их ежегодно в течение более длительных периодов времени. Конфискации части земли побежденных народов и колонизация приносили вполне конкретные выгоды в виде земельных наделов тем, кто составлял основу римских армий - сельскому плебсу [4, р. 58].
По-видимому, во второй половине IV в. до н.э. римляне отказываются от практики боя гоплитской фалангой в греческом стиле и начинают использовать манипулярную тактику, требовавшую более высокого уровня военного профессионализма и применения новых типов вооружения. Однако, как отмечает Д. Поттер, кроме отрывка из жизнеописания Пирра у Плутарха, нет прямых свидетельств, позволяющих датировать появление новой тактики. Впрочем, с его точки зрения, тот факт, что римская армия появляется в описании войны с Пирром (280-275 гг. до н.э.) уже применяющей хорошо отработанную, судя по всему, манипулярную тактическую схему, не является вопреки мнению ряда ученых основанием относить создание манипулярного легиона ко времени этой войны.
Для подкрепления поздней даты возникновения новой системы иногда приводится также свидетельство Ливия о том, что в 311 г. до н.э. народ принял закон, согласно которому военные трибуны (ШЬиш шШ1иш), командующие четырьмя легионами римской армии, должны избираться в народном собрании, а не назначаться консулами по своему усмотрению. Проблема, однако, пишет Д. Поттер, заключается в том, что данное свидетельство предполагает еще более раннюю дату реформы, которая была и более существенной, чем простое удвоение количества легионов. Возможно, как считают некоторые исследователи, введение новой организационной структуры, нового вооружения и новой тактики следует отнести к периоду войн с самнитами. Однако явное повышение эффективности римской армии уже в 340-х годах до н.э., с точки зрения Д. Поттера, дает веские основания полагать, что это произошло скорее в середине, чем в конце IV в. до н.э. [4, р. 60-61].
Хотя недостаток данных не позволяет точно датировать появление манипулярного легиона, тем не менее очевидно, что задачи «военной революции» были полностью решены в течение IV столетия. Одновременно сложилась и новая политическая культура, в которой агрессивная война и территориальная экспансия стали рассматриваться как предприятие, выгодное всем римским гражданам. Это обстоятельство будет иметь крайне важное значение для истории армии и самой Римской республики. Примечательно, пишет Д. Поттер, что, по мнению римского историка Саллюстия, Рим смог покорить весь средиземноморский мир благодаря тому, что правящий класс и широкие массы римского народа были едины в своих целях. В свою очередь, кризис Республики был вызван отчуждением низших классов от правящей элиты. И когда контролируемые этой элитой органы государственной власти оказались не в состоянии обеспечить интересы мелких землевладельцев, а также беднейших слоев сельского и городского плебса, вооруженные представители именно этих категорий граждан, находясь в рядах армий, способствовали падению Республики [4, р. 61].
Список литературы
1. Armstrong J., Fronda M.P. Writing about Romans at war // Romans at War : Soldiers, Citizens and Society in the Roman Republic / Ed. by Armstrong J., Fronda M.P. - L. ; N.Y. : Routledge, 2020. - P. 1-16.
2. Drogula Fr.K. Commanders and Command in the Roman Republic and Early Empire. - Chapel Hill : The University of North Carolina Press, 2015. - 422 p. - Bib-liogr.: p. 383-408.
3. Drogula Fr.K. The institutionalization of warfare in early Rome // Romans at War : Soldiers, Citizens and Society in the Roman Republic / Ed. by Armstrong J., Fronda M.P. - L. ; N.Y. : Routledge, 2020. - P. 17-34.
4. Potter D. The Roman Army and Navy // The Cambridge Companion to the Roman Republic / Ed, by Flower H.I. - N.Y. : Cambridge University Press, 2014. -P. 54-77.
