CC BY
7
Б01: 10.31696/2072-5795-2022-2-105-109
Е.Л. Катасонова
АРХИВЫ КАК ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ОСНОВА ДЛЯ РЕШЕНИЯ ГУМАНИТАРНОЙ ПРОБЛЕМЫ ЯПОНСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В ОТНОШЕНИЯХ РОССИИ И ЯПОНИИ
Проблемы, связанные с пленением советскими войсками военнослужащих Квантун-ской армии на территории Маньчжурии в августе 1945 года и дальнейшей отправкой их в трудовые лагеря на территорию СССР, а также затянувшейся практически на целое десятилетие репатриацией на родину, относятся к наиболее сложным и болезненным темам в советско-японских и российско-японских отношениях. Так называемый «сибирский плен» стал для японцев настоящей национальной трагедией, так как коснулся в те годы почти каждой шестой японской семьи. И, как следствие, долгие годы это событие использовалось консервативными кругами Японии для разжигания антироссийских настроений в этой стране.
В СССР же обращение к этой гуманитарной проблеме было отложено на долгие годы, начиная с 1956 года, когда на основе заключения Советско-японской декларации о прекращении состояния войны и восстановлении добрососедских отношений, последняя группа осуждённых военнопленных японцев была репатриирована на родину. Лишь в конце 1980-х гг. в нашей стране был открыт доступ к ранее засекреченным документам, связанным с военным пленом. Именно тогда началось широкое обсуждение этой темы в прессе, после чего она стала объектом научных исследований историков двух стран, а затем вынесена на повестку дня политических переговоров на уровне глав государств СССР (РФ) и Японии.
И, тем не менее, до сих пор в изучении этой сложной и весьма неоднозначно воспринимаемой у нас в стране и в Японии гуманитарной проблемы остаётся немало вопросов. Остановимся лишь на нескольких из них.
Начнём с вопроса о численности военнослужащих Квантунской армии, пленённых
советскими войсками в Маньчжурии. Одни из первых цифр, появившихся в открытой советской печати, содержались в итоговом донесении Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала
A.M. Василевского от 1 сентября 1945 года. Согласно этому документу, советскими войсками было взято в плен 573 984 военнослужащих Квантунской армии, в том числе 110 генералов1. В сообщении же Совин-формбюро от 12 сентября 1945 года указывалось, что нашим войскам удалось взять в плен 594 тыс. японских солдат и офицеров и 148 генералов, в том числе до 20 тыс. раненых. Из этого количества непосредственно в районе боевых действий было освобождено 70 880 человек2.
Другой официальный источник - это «Всемирная история», на страницах десятого тома которой сообщается о 600 тыс. военнослужащих Квантунской армии, пленённых советскими войсками3. Однако следует принимать во внимание, что этот том вышел в 1965 году, и эта цифра, базирующаяся на далеко не полных рассекреченных на то время архивных данных, требует уточнения.
Подробный анализ этой проблемы проводит в своих исследованиях авторитетный российский учёный - доктор юридических наук
B.П. Галицкий. Со ссылкой на архивы Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) он утверждает, что за время войны с Японией с 9 августа по 2 сентября 1945 года в качестве военнопленных были взяты на учёт 639 635 японских солдат, офицеров, генералов и вольнонаёмных. Из этого числа до декабря 1945 года непосредственно на фронтах были освобождены 65 245 чел., 12 318 - переданы Монголии. Умерли во фронтовых лагерях и на армейских приёмных пунктах (в основном от ран, контузий и болезней) 15 986 человек.
В итоге, следуя этим цифрам, он заявляет, что «на территории СССР оказалось 546 086 военнопленных, в том числе 170 генералов во главе с командующим армией Ямада Отодзо и 26 345 офицеров. Уже к марту 1949 года на родину возвратилось 418 152 человека, 62 068 японцев не вернулись из плена на родину к родным очагам. Но это вместе с 15 986 умершими во фронтовых лагерях и приёмных пунктах. На территории же нашей страны прервалась жизнь 46 082 человек»4.
В других своих, более поздних статьях тот же исследователь в результате сравнительного анализа официальных данных, направленных в различные инстанции в разное время, вносит определённые корректировки в приведённую выше статистику. Ряд других исследователей и вовсе называет иной порядок цифр. Так, военный историк В.В. Карпов в одном из своих интервью указывает на разницу в данных МВД и Министерства обороны относительно общего числа японских узников советских лагерей (соответственно, 576 ООО и 510 000 человек) и высказал мнение о том, что данные военного ведомства выглядят более надёжными и правдивыми, поскольку составлены на основе оперативных сводок по репатриации. По словам В.В. Карпова, цифра умерших в советских лагерях военнопленных занижена вдвое в сравнении с реальными потерями и достигает 113 ООО5.
И такого рода сенсационные заявления в российских и особенно в зарубежных СМИ встречались нередко в 1990-е гг. В Японии же придерживаются иной цифры -600 000 человек. Такую точку зрения разделяет крупный японский историк, почётный профессор Токийского университета Вада Харуки6.
Наиболее объективную на сегодняшний день информацию, на мой взгляд, содержит документ, обнаруженный в Государственном архиве РФ. Это - составленная МВД СССР «Справка о количестве военнопленных бывшей японской армии, взятых в плен советскими войсками в 1945 г.», направленная в адрес Н.С. Хрущева, H.A. Булганина и А.И. Микояна 18 октября 1956 года, то есть
накануне подписания Советско-японской совместной декларации. В ней впервые были представлены во многом отличные от ранее опубликованных данные. Так, число военнослужащих японской армии, пленённых в ходе войны в 1945 году, определялось в 639 776 человек, в том числе 609 448 японцев и 30 328 китайцев, корейцев, монголов и др. Число репатриированных из СССР японцев за период с 1945 по 1956 год -546 752 японца, среди которых насчитывалось 112 генералов и 25 728 офицеров. Цифра умерших в плену - 61 855 человек, в том числе 31 генерал и 607 офицеров. Так что на тот момент на территории СССР оставалось 1 030 человек, осуждённых советскими судебными органами, 713 японцев проживало в СССР без национальных паспортов, по видам на жительство по причине отказа выехать на родину, и т.д.7. Не исключено, что и эта статистика нуждается в дальнейшем уточнении.
Обратимся теперь к одному из ключевых вопросов истории «сибирского плена» - решению В.И. Сталина о незамедлительной отправке бывших военнослужащих Квантун-ской армии с территории Маньчжурии на принудительные работы в СССР. Напомню, что 8 августа 1945 года, присоединившись к Потсдамской декларации, СССР объявил войну Японии, и уже 15 августа в результате стремительного наступления наших войск противник вынужден был приступить к массовой сдаче в плен. Дальнейшие действия победителя были заблаговременно прописаны в 9-й статье Потсдамской декларации. Она гласила, что «японские вооружённые силы после их полного разоружения должны будут сразу же возвращены к мирным очагам с тем, чтобы начать новую трудовую жизнь»8.
В этой связи советское руководство в лице Л.П. Берия, H.A. Булганина и А.И. Антонова 16 августа 1945 года направляет в адрес Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала A.M. Василевского секретную шифротелеграмму, в которой чётко определялось, что «военнопленные японо-маньчжурской армии на территорию СССР вывозиться не будут». Далее в
ней указывалось также, что лагеря военнопленных необходимо было организовывать по возможности в местах разоружения японских войск на основе распоряжений командующих фронтами, выделив для охраны и конвоирования необходимое количество войск, и т.д.9
Не успело это распоряжение вступить в силу, как 23 августа Государственный Комитет обороны во главе со Сталиным принимает постановление за № 9898 под грифом «совершенно секретно» под названием «О приёме, размещении и трудовом использовании военнопленных японской армии», в котором подробно говорилось о направлении 500 ООО японских военнопленных на принудительные работы в Советский Союз, определялось их распределение по хозяйственным объектам страны и устанавливались меры по организации их работы и жизнедеятельности. Документ был подписан председателем ГКО И.В. Сталиным10.
Таким образом, в течение недельного срока советское руководство резко меняет свой подход к определению судеб пленных японских солдат и офицеров. В чём же причины столь неожиданной смены политического курса? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо отыскать в российских архивах документы, которые бы позволили выявить, по меньшей мере, все существовавшие в советском руководстве мнения на этот счёт. С этой целью я долгие годы пыталась отыскать протокол заседаний ГКО или какую-либо информацию о порядке согласования текста этого документа с советскими министерствами и ведомствами. Но похоже, что это было единоличное решение Сталина.
На настоящий момент мы располагаем только постановлением Государственного Комитета обороны, подлинник которого появился всего несколько лет назад на сайте Архива социально-экономической истории России. Этот документ был уже давно известен исследователям по своим копиям. Однако знакомство с первоисточником позволило хотя и немного, но всё-таки продвинуться в наших представлениях о событиях того времени. Моё внимание привлекла сама подпись И.В. Сталина, сделанная зелёным ка-
рандашом. Пишут, что цвет для советского лидера имел значение. Самые главные политические документы он, якобы, подписывал красными чернилами, следующие по значимости бумаги - синими, а зелёный карандаш встречался куда реже: он использовался в распоряжениях, преимущественно в экономической сфере. Но эти наблюдения - всего лишь штрихи к размышлению над темой. При этом совершенно очевидно, что это решение было продиктовано не одним каким-либо аргументом, а целым комплексом факторов экономического, политического, военного, идеологического и иного характера.
Остановлюсь лишь на одном из них. Сегодня можно встретить утверждение, что идея отправки пленённых на территории Маньчжурии солдат и офицеров Квантун-ской армий на территорию СССР исходила, якобы, от самого военного руководства Японии. Впервые японская сторона изложила это предложение во время переговоров с представителями советского военного командования по условиям прекращения огня, которые состоялись в местечке Жариково Приморского края 19 августа 1945 года.
Однако, судя по заявлению американского историка Г. Бикса, эта инициатива прорабатывалась высшим руководством Японии ещё за несколько месяцев до этого в связи с подготовкой поездки в Москву Коноэ Фуми-маро - одного из самых влиятельных японских политиков того времени, неоднократно занимавшего пост премьер-министра страны. Готовясь к переговорам в Кремле, он вместе со своим советником генерал-лейтенантом К. Сакаи составил документ под названием «Принципы проведения мирных переговоров». В нём был подробно изложен перечень возможных уступок Советскому Союзу за сохранение нейтралитета в отношении своего дальневосточного соседа и отказ от участия в войне с Японией на стороне союзников. «Мы демобилизуем дислоцированные за рубежом вооружённые силы и примем меры к их возвращению на родину. Если подобное будет невозможно, мы согласимся оставить личный состав в местах его настоящего пребывания». И далее: «Рабочая сила может быть предложена в качестве ре-
параций»11. Историк Г. Бикс, обнародовавший этот документ в своём труде «Хирохито и создание современной Японии», прямо указывает: «Идея интернировать японских военнопленных для использования их труда при восстановлении советской экономики (осуществлённая на практике в сибирских лагерях) возникла не в Москве, а в среде ближайшего окружения императора»12.
На это же указывает и письмо Ставки Верховного командования Японии в адрес маршала A.M. Василевского, датированное 21 августа 1945 года и хранящееся в фонде трофейных материалов Квантунской армии в Центральном архиве Министерства обороны РФ под грифом «секретно». Среди прочих японских инициатив, упомянутых в письме, содержалось предложение использовать японских военнопленных в качестве бесплатной рабочей силы вплоть до лишения их японской национальности, если это будет продиктовано интересами советского руководства13. Однако до сих пор этот документ не доступен для исследователей, и приходится ссылаться лишь на японские источники.
И таких проблем в области изучения истории советско-японских отношений накопилось немало. Россия и Япония воевали между собой в XX в. чаще, чем другие страны. Это - русско-японская война 1904-1905 гг., интервенция японских войск в Сибирь и на Дальний Восток в 1918-1922 гг., военный конфликт на озере Хасан в 1938 году, необъявленная война на реке Халхин-Гол в 1939 году, сотни вооружённых приграничных инцидентов в конце 1930-х - начале 1940-х гг. И, наконец, советско-японская война (август 1945 г.) - одна из самых молниеносных наступательных операций в военной истории. Боевые действия продолжались немногим более двух недель. Однако состояние войны между нашими странами растянулось вплоть до октября 1956 года -до подписания Совместной советско-японской декларации о прекращении состояния войны и восстановлении дипломатических отношений между СССР и Японией.
Наши знания об этих важных событиях значительно обогатились за последние несколько десятилетий благодаря рассекречи-
ванию и введению в научный оборот большого массива документов, долгие годы находившихся под грифом «совершенно секретно». Однако работа в этом направлении предстоит ещё большая, в том числе с учётом актуальности борьбы с фальсификацией истории, попытки чего время от времени демонстрируются нашими дальневосточными соседями. Цель подобного рода информационных «вбросов» состоит, прежде всего, в том, чтобы обосновать правомерность японских претензий на Южные Курилы.
Один из последних случаев произошёл в апреле 2021 года. Речь идёт о том, что японские СМИ, включая общенациональный японский телеканал >ЩК и телеграфное агентство Киодо, сообщили о новой сенсации - получении из российских государственных архивов документов, якобы свидетельствующих о планах советского руководства подписать мирный договор с Японией ещё в 1973 году. В этих целях, судя по информации из Японии, прорабатывались три сценария решения территориальной проблемы, которые должны были обсуждаться во время официального визита в Москву премьер-министра Танака Какуэй в октябре 1973 года. Однако, как известно, во время пребывания в СССР японский премьер провёл четыре раунда переговоров с Л.И. Брежневым. Но, как утверждается, советская сторона так и не затронула на них территориальный вопрос и не высказала конкретных предложений по его урегулированию. Насколько правдива эта информация? Ответить на этот вопрос могут лишь архивные материалы, многие из которых пока ещё недоступны российским исследователям.
И, тем не менее, положительные сдвиги в этом направлении очевидны. Вот один из последних примеров: в августе-сентябре 2021 года сразу два крупнейших российских архива - Архив внешней политики РФ и Архив ФСБ РФ рассекретили целую серию важных документов, относящихся к организации и проведению Хабаровского процесса 1949 года над японскими военными преступниками - разработчиками бактериологического оружия. Вслед за этим по инициативе Российского исторического общества в Ха-
баровске была проведена представительная научно-практическая конференция, принявшая рекомендации о включении материалов Хабаровского процесса в образовательные программы в школах и университетах, прежде всего исторического и юридического профиля, и т.д.
Следующая задача, стоящая на повестке дня перед отечественными историками и архивистами, думаю, связана с подготовкой и публикацией огромного массива материалов по Токийскому трибуналу, которые также рассредоточены по фондам сразу нескольких центральных российских архивов. В нашей стране об этом важном историческом событии известно крайне мало, да и существующие отечественные издания никак не могут претендовать ни на полноту освещения, ни на её объективность. Интересный факт: в 1990 году издательство «Юридическая литература» анонсировало выпуск многотомного издания «Токийский процесс», в котором с наибольшей полнотой и точностью намеревалось воспроизвести стенограммы и документы этого важного исторического события. Но, похоже, что нам уже не дождаться ни заявленных стенограмм, ни документов, а посему следует планировать новый большой проект по этой тематике.
Этим, естественно, список тем и проблем, связанных с изучением истории рос-сийско-японских отношений, далеко не исчерпывается. Достаточно сказать, что даже столь отдалённые от нас во временном измерении события на озере Хасан в 1938 году пока не изучены в полной мере по причине всё ещё не снятого грифа секретности со значительной части из документов. Пример-
но та же ситуация наблюдается и в отношении документов, связанных с войной на р. Халхин-Гол в 1939 году и т.д. Я уже не говорю о материалах периода холодной войны и о советско-японских переговорах 1955— 1956 гг., итоги которых продолжают оказывать большое влияние на нынешнее состояние двусторонних отношений. Так что работа предстоит большая и даже огромная.
Примечания
1 Русский архив. Советско-японская война. Т. 7(1). М., 1997. С. 371.
2 Правда. 12.09.1945.
3 Всемирная история. Т. X. М., 1965. С. 548.
4 Галицкий В.П. Японские военнопленные в СССР: правда и домыслы // Военно-историчес-кий журнал. 1991, № 4. С. 69.
5 Известия. 11.11.1993.
6 Бюллетень Всеяпонской ассоциации бывших военнопленных «За мир и гуманизм». №123. Цуруока, 1990. С. 8-9.
7 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9401. Он. 2. Д. 582. Л. 9-12.
8 Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными державами. Выпуск XI. М., 1955. С. 104-106.
9 Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО) РФ. Ф. 66. Оп. 78499. Д. 3. Л. 220-221.
10 ЦАМО РФ. Ф. 66. Оп. 78499. Д. 1. Л. 593-598.
11 Bix G. Hirohito and making of Modern Japan. New York, 2000. P. 442.
12 Ibid.
13 Сайто Рокуро. Сибэриа-но банка (Песнь о Сибири на склоне лет). Цуруока, 1995. С. 208-209.
