CC BY
16Квилинкова Елизавета Николаевна
доктор исторических наук, доцент, ведущий научный сотрудник
E-mail: [email protected]
Институт искусствоведения, этнографии и фольклора имени К. Крапивы, Национальная академия наук Беларуси
220072, Республика Беларусь, г. Минск, ул. Сурганова, 1, корп. 2
Архивные и историографические данные о строительстве храмов и положении духовенства в гагаузских и болгарских селах Бессарабии в XIX — начале XX века
В работе вводится в научный оборот архивный материал, выявленный автором в фондах Национального архива Республики Молдова. Представлены архивные данные за XIX — начало XX вв. о строительстве церквей и положении духовенства в гагаузских и болгарских приходах юга Бессарабии. Из архивных документов следует, что гагаузы и болгары, переселившиеся туда в результате русско-турецких войн, на первых порах не торопились строить церкви. Они считали свое пребывание на данной территории временным в связи со своим неопределенным статусом. Ситуация в данном вопросе изменилась после указа императора 1819 г., закрепившего их права как иностранных поселенцев. Приводятся документы, раскрывающие политику кишиневских духовных и светских властей в данном вопросе. Рассматриваются использованные ими меры, направленные на стимулирование жителей болгарских колоний на строительство каменных церквей. В статье делается вывод о высокой религиозности гагаузов и болгар, одним из показателей которого является их отношение к храму и духовенству. Отмечается, что строительство и ремонт церквей, а также содержание духовенства осуществлялись на общественные средства, собранные прихожанами.
Ключевые слова: гагаузы, болгары, Бессарабия, религиозность, православие, церковь, духовенство.
Для цитирования: Квилинкова Е.Н. Архивные и историографические данные о строительстве храмов и положении духовенства в гагаузских и болгарских селах Бессарабии в XIX — начале XX века // Теология: теория и практика. 2023. Т. 2. № 3. С. 117-133. DOI: 10.24412/2949-3951-2023-0320
Elizaveta N. Kvilinkova
Doctor of Historical Sciences, Associate Professor, Leading Researcher
E-mail: [email protected]
Institute of Art Criticism, Ethnography and Folklore named after K. Krapiva, National Academy of Sciences of Belarus
220072, Belarus, Minsk, Surganova st., 1, bldg., 2
Archival and historiographical data on the construction of churches and the situation of the clergy in the Gagauz and Bulgarian villages of Bessarabia in the XIX — beginning of the XX centuries
The paper introduces into scientific circulation the archival material found by the author in the funds of the National Archives of the Republic of Moldova. Archival data for the 19th — early 20th centuries are presented. on the construction of churches and the position of the clergy in the Gagauz and Bulgarian parishes in the south of Bessarabia. From archival documents it follows that the Gagauz and Bulgarians who moved there as a result of the Russian-Turkish wars, at first were in no hurry to build churches. They considered their stay in this territory temporary due to their uncertain status. The situation in this matter changed after the Decree of the Emperor 1819, which secured their rights as foreign settlers. Documents are given that reveal the policy of the Chisinau spiritual and secular authorities in this matter. The measures used by them aimed at stimulating the inhabitants of the Bulgarian colonies to build stone churches are considered. The article concludes about the high religiosity of the Gagauz and Bulgarians, one of the indicators of which is their attitude towards the temple and the clergy. It is noted that the construction and repair of churches, as well as the maintenance of the clergy, were carried out with public funds collected by parishioners.
Keywords: Gagauz, Bulgarians, Bessarabia, religiosity, Orthodoxy, church, clergy.
For citation: Kvilinkova E.N. Archival and historiographical data on the construction of churches and the situation of the clergy in the Gagauz and Bulgarian villages of Bessarabia in the XIX — beginning of the XX centuries. Theology: Theory and Practice, 2023, vol. 2, no. 3, pp. 117-133. DOI: 10.24412/2949-3951-2023-0320
Данная статья посвящена изучению религиозности населения гагаузских и болгарских сел юга Бессарабии в XIX — начале ХХ в. через призму вопроса о строительстве храмов и отношении к духовенству. Эти аспекты религиозности, наряду с посещением церкви, почитанием икон, исполнением христианских обрядов, соблюдением церковных праздников и постов, совершением пожертвований на нужды храма и т. д., относятся к внешней стороне «религиозности». Отражением же внутреннего состояния религиозности человека считается вера в Бога, христианский образ жизни, внутреннее благочестие, любовь к ближнему и др. Однако очевидно, что формы проявления внешней религиозности, характерные для этнической общности или населения того или иного региона, в большей или меньшей степени отражают и состояние их внутренней религиозности. При рассмотрении религиозности бессарабских гагаузов и болгар необходимо учитывать также определенные исторические периоды, влиявшие на проявление указанных форм, а также на изменение их соотношения.
Изучение различных аспектов состояния религиозности задунайских переселенцев осуществлено автором на основе документов, выявленных в Национальном архиве Республики Молдова и впервые введенных в научный оборот [Квилинкова, 2013]. В данной статье приводятся архивные данные о строительстве церквей и положении духовенства в гагаузских и болгарских приходах юга Бессарабии за XIX — начало XX в. В работе анализируются содержащиеся в Кишиневских епархиальных ведомостях и других публикациях за указанный период историографические сведения, которые представляют собой вид опубликованных исторических источников.
Одна из наиболее значительных по численности волн задунайских переселенцев, поселившихся на территории Бессарабии, имела место в период русско-турецкой войны 1806-1812 гг., хотя переселения эти были и в ходе предыдущих и последующих русско-турецких войн (1828-1829 гг. и др.). Российское правительство расселяло задунайских переселенцев на землях, освобожденных от ногайских татар. О намерениях переселенцев окончательно связать свою судьбу с новой родиной служило возведение ими на месте поселения собственной церкви.
Однако гагаузы и болгары, переселившиеся в Бессарабию в начале XIX в., на первых порах, считая свое пребывание на данной территории временным, не торопились строить церкви. Данное отношение объясняется тем, что не был утвержден их статус на этих землях. Все это беспокоило светскую и духовную власть, о чем свидетельствуют обнаруженные нами документы. Из переписки дикастерии с Бессарабским областным правительством видно, что они старались стимулировать жителей на строительство церквей, для чего оговорили для них ряд льгот: освобождение их от земских повинностей, непрепятствование в избрании ктиторов на какие-либо церковные должности и т. д. [Переписка с Бессарабским областным правительством... 1817. Л. 4-5]. Позже по вопросам «о планах построения церквей в колониях» епархиальное начальство связывалось с председателем Комитета о колонистах Южного края России И. Инзовым [Переписка с Председателем Комитета. 1833-1835]. Причем сельским обществам давали разрешение только на строительство каменных церквей, стоивших дорого, но зато основательных.
Кишиневская духовная консистория, озабоченная данным вопросом, просила гражданские власти об оказании содействия. Со стороны как духовной, так и гражданской властей делались попытки побудить переселенцев скорее строить церкви в тех селах, где таковых пока не было. «Но не уверенные еще в прочности своего водворения, болгары-переселенцы, особенно переселенцы Южной Бессарабии, не совсем охотно строили на первых порах церкви» [Стойков, 1910 (а). С. 1277]. По этому поводу возникло даже целое дело о нежелании жителей Южной Бессарабии строить церкви. Так, 9 июня 1813 г. протоиереем Ф. Малявинским был представлен рапорт преосвященному Гавриилу, митрополиту Кишиневскому и Хотинскому, и преосвященному Димитрию, епископу Бендерскому и Аккерманскому, «О причинах нежелания жителей Бессарабской области строить церкви». В связи с этим он писал: «Объезжая селения от Копчака вдоль по Ялпуху реке — до Измаила многие селения, будучи населенными жителями в достаточном количестве и имея в некоторых местах своих священников, не хотят строить церкви» [О причинах нежелания... 1891. С. 196-199].
Далее из его рапорта следует, что из личных расспросов ему удалось выяснить причины этого «нежелания». Оказалось, что местные жители не имеют сведений о заключенном между Россией и Портою Оттоманской мире, не знают, кому они будут принадлежать. Как выяснилось, между ними прошел слух, что они опять будут принадлежать туркам. По предположению Ф. Малявинского, «мутят воду» «проходимцы-монахи», которые распространяют подобную информацию, о чем следует озаботиться полиции. В этом деле архимандрит Иосиф из Константинополя, направлявшийся в Яссы и живший в пограничных районах Бессарабии, фигурирует как темная личность. Ввиду открывшихся обстоятельств от него потребовали письменного вида на передвижение по Бессарабии, который необходимо было согласовывать с епархиальным начальством. Данное условие стало существенным ограничением свободы перемещения константинопольского архимандрита. Как видно из рапорта, с целью прояснить местному населению информацию «грамоты о присоединении Бессарабии к России прочитаны и посланы во все церкви». Ввиду того что в тех населенных пунктах, где отсутствовали церкви, об этом указе не знали, Ф. Малявинский заключил, что «донесение М. Османа показано каким-либо вновь прибывшим переселенцам либо чабанам» [О причинах нежелания. 1891. С. 196-199].
Начало строительства задунайскими переселенцами церквей в Бессарабской губернии означало сделанный ими выбор в пользу новой родины. Еще раз подчеркнем, что в рапорте речь шла о 1813 г., то есть о времени, когда задунайские переселенцы еще не получили статуса колонистов. Указ императора Александра I от 29 декабря 1819 г. «О поселении в Бессарабской области болгар и других задунайских переселенцев.» закреплял их права как иностранных колонистов. Согласно указу, они получили значительные привилегии: освобождение от воинской повинности, наделение рядом налоговых льгот и др. Каждой семье было выделено в потомственное пользование 50-60 десятин земли. У колонистов сложилась своя сеть административных учреждений, что закрепляло их особый правовой статус в этом регионе.
И действительно, как можно видеть, массовое строительство храмов в колониях задунайских переселенцев началось с 1819 г., о чем свидетельствуют архивные документы: Кирсово (1812), Дезгинжа (1813), Каракурт (1813), Еникиой (1814), Волканешты (1816), Бешалма (1816), Чишмекиой (1817), Томай (1818), Авдарма (1819), Татар-Копчак (1819), Чадыр-Лунга (1819), Казаяклия (1819), Баурчи (1819), Кубей (1820), Табак (1820), Курчи (1821), Болбока (1826), Этулия (1827), Гайдары (1821 или 1824), Комрат (1822), Кон-газ (1828), Старо-Троян (1850), Бешгиоз (1857), Джолтай (1862) и т. д. В более бедных колониях до второй половины XIX в. имелись лишь молитвенные дома: Александровка (1823), Димитровка (1827), Чок-Мейдан (1825), Кириет-Лунга (1830) и др. В связи с этим уточним, что в тех молдавских селах, где гагаузы оседали сразу же после переселения из-за Дуная и жили довольно продолжительное время, они построили церкви еще в конце XVIII - начале XIX в., например в Чадыре (Хотарничанского цинута), Томае (Измаильского уезда) и др. [Дело по рассмотрению прошения. 1817-1819. Л. 14; Список древнейших церквей Бессарабской губернии... 1907; Квилинкова, 2013. С. 645-710].
До 1830-х гг. церкви в гагаузских колониях в основном были плетневые, иногда кирпичные, построенные главным образом на средства отдельных жертвователей (ктиторов). Как правило, это были пономари и зажиточные односельчане. Обычно поселяне, жертвовавшие денежные средства на строительство церкви, избирались сельским обществом на должность церковного старосты. В случае если жертвователей было двое, то консистория просила местное общество сделать выбор в пользу одного из них, которого и утверждали церковным старостой [Дело по рассмотрению прошения... 18171820]. Со временем имя второго ктитора переставало упоминаться на страницах церковных «летописей».
Как можно видеть из решения 1 Департамента Бессарабского областного правительства, оно не возражало против того, чтобы ктиторы избирались на должность церковных старост, но без принятия их в число церковнослужителей, которые, судя по всему, освобождались от земских повинностей: «двум или трем христианам, изъявившим желание строить своим коштом церкви, выданы разрешительные грамоты на Епитроп-ство, но без помещения их в число церковнослужителей, но только что ревностных христиан в воспоминание и поощрение последователей их». При этом уточнялось, что «Дикастерия не будет препятствовать в избрании их на какие-либо должности» [Переписка с Бессарабским областным правительством... 1817. Л. 4-5].
Сведения о строительстве церквей содержатся и в переписке консистории с председателем Комитета об иностранных поселенцах Южного края России И. Инзовым относительно планов построения церквей в колониях (1833-1835 гг.). В своем донесении протоиерей Болградского собора В. Пуришкевич писал о том, что «в этом году предполагается строительство церквей в 11 колониях. <...> А те села, в которых еще нет средств на строительство церквей по планам в ближайшие три года, желают построить пока молитвенные дома в этом году» (всего перечислялось 20 колоний, в том числе Беш-Гиоз, Джолтай, Кириет-Лунга и др.). На представленные И. Инзовым данные о количестве проживающего в болгарских колониях населения и о планах построения церквей Кишиневской духовной консисторией было дано указание от 29 ноября 1832 г.
об их строительстве. А перед протоиереем епархиальное начальство поставило следующую задачу: «Объявить всем прихожанам, которые желают строить церкви, на место старой церкви строить новую каменную, ибо деревянные запрещены, чтобы в 1836 г. они представили на простой бумаге просьбу на имя епархиального протоиерея, какие причины побуждают строить новую церковь, какие есть средства, материалы». Населению тех колоний, которые собрались строить молитвенные дома, разъяснить, что строить их нет надобности, поскольку «находящиеся в оных колониях священники могут читать заутреню и вечерню в каком-либо приличном доме, а божественную литургию могут слушать в ближайших церквях. Таким образом располагать их о скорейшем построении церквей, а не о молитвенных домах» [Переписка с Председателем Комитета... 1833-1835. Л. 1-15]. Как можно видеть, это правило соблюдалось и в дальнейшем, например: до постройки церкви в Твардице местные священники отправляли служение в соседней чадыр-лунгской Афанасьевской церкви. В 1872 г. к твардицкой церкви был приписан кириет-лунгский приход.
Данная политика стимулирования прихожан оказалась эффективной. По приводимым священником Н. Стойковым сведениям, к 1845 г. во всех болгарских селах уже были построены хорошие каменные церкви [Стойков, 1910 (с). С. 1361]. Но из приводившихся А. Защуком сведений за третью четверть XIX в. видно, что в ряде колоний все еще действовали молитвенные дома: «во всякой колонии существует церковь или молитвенный дом, содержаемые несравненно лучше, чем в селениях Молдован» [Защук, 1862. С. 506].
Что касается духовенства, то их число с семействами в колониях составляло 729 душ [там же. С. 503]. Его материальное положение было несравнимо с положением духовенства в большинстве других приходов Бессарабской губернии. Несмотря на то что до 70-х гг. XIX в. духовенство «болгарских колоний» не получало особого содержания (жалованья), оно имело в пользовании для хлебопашества и сенокоса 120 дес. земли на причт (из числа колонистской земли), на которой трудились они сами и члены их семей. Часть земли сдавалась ими в аренду.
В период сельскохозяйственных работ, как подчеркивал Д. Чакир, священник почти ничем не выделялся среди остальных сельчан: «Мой отец был одним из усерднейших земледельцев и любил трудиться, о чем могут засвидетельствовать все поселяне с. Чадыр-Лунга. Все черные работы сам отправлял: орал, сеял, копал, возил, косил, жал, гармановал — одним словом, все труды и стол разделял с работниками; так что моего отца в рабочее время нельзя было отличить как священника от прихожан и работников. Жил он очень скромно, далеко не соответственно своему званию. Дом и обстановка нашего дома, ничуть не отличалась от дома поселян прихожан.» [Чакир, 1899. С. 17]. Во время хозяйственных работ, уточнял автор очерка, в поле работали все члены семьи, поскольку прокормить десять детей было не просто.
Аналогичного рода сведения приводились и другими священниками:
«До 1871 г. причт состоял почти постоянно из двух священников, 1 дьякона и 4 причетника. <...> На содержание причта жалованье не получается; причт пользуется подцерковною землею в количестве 120 десятин, она обрабатывается самим причтом
почти до 3-й части оной — остальная часть сенокосная; усадьбы на ней нет. Кроме земли, твардицкий причт пользуется платою за требы: крещение 40 коп., за венчание от 6 до 9 руб., за погребение от 1 до 5 руб., за водоосвящение 10-20 коп., за молебен от 5 до 20 коп., и кроме того в урожайные годы по мерке пшенице от домохозяина. Материальных нужд у причта много. Вообще в крае почти вовсе нет дров, фруктов, рыбы, зелени, а о прислуге и речи быть не может. Для покрытия весьма скромных расходов причта члены его вынуждены сами с женами и детьми заниматься черною работою, и благо, если Бог благословит их труд, в противном случае долги, неразлучные с унижением» [Казанаклий, 1873. С. 734]. «Надо сознаться, — писал священник с. Селиогло, — что священник, кроме прихода, занят другими делами — обеспечением семейства своего.» [Варзопов, 1874. С. 694].
Таким образом, до установления жалованья причт брал плату деньгами и подношениями за требоисправления, а также осуществлял в своем приходе так называемые «сборы хлеба в свою пользу»: «по одной мерке с венца, по одной мерке за поминовение усопших в церкви в великую четыредесятницу»; во время празднования дня св. Георгия и при совершении курбанов в другие праздники священникам при освящении обрядовой еды дают по одному хлебу, шкуры освященных животных и т. д. [Дело о нарушении... 1864-1867. Л. 9-10]. По высказыванию Д. Чакира, «все прихожане обязательно считали своим нравственным долгом в дни праздников Рождества Христова и Пасхи явиться к отцу, муж и жена, и поздравить с праздником; при этом приносили приношение в дни Св. Пасхи - большой калач и сверху красные яйца, а в дни Рождества Христова также калач с жареною курицею сверху.» [Чакир, 1899. С. 15, 22]. О традиционности этих подношений писал в своей работе и М.М. Чакир, а также В.А. Мошков. Так, при приглашении священника для освящения обрядовой трапезы — курбана ему в качестве платы за услугу вместе с едой преподносили шкуру животного и кусок сырого мяса (правую заднюю ногу) [Мошков, 1901 (a). С. 17; Ciachir, 1934. P. 5].
Со временем, особенно после установления причтам жалованья, эти «добровольные» сборы стали вызывать у прихожан нарекания, что видно из высказываний самих священников: У причта с. Чок-Мейдан «земли церковной имеется 120 дес. <.> Содержание причта до 1875 г. состояло из получаемой им платы за требоисправления у прихожан. <.> До определения жалованья причт, во время молотьбы хлеба, производил сбор хлеба в свою пользу по приходу. Но для совестливого и застенчивого человека — было именно пытка. Нередко приходилось слышать такие упреки, которые и во сне не грезились» [Малай, 1875 (b). С. 911]. Несмотря на недовольство прихожан, тем не менее «добровольные» одаривания сохранялись при непосредственном содействии священников. С конца XIX в. на этой почве все чаще возникали конфликты, которые нередко являлись одной из форм протеста прихожан против инонационального священника [Квилинкова, 2013. С. 223-245; 267-301].
Историографические данные свидетельствуют о том, что некоторые священники из собственной этнической среды (гагаузской и болгарской) были более чем зажиточными. Это во многом достигалось благодаря их собственным значительным усилиям. Они сами и члены их семей неустанно работали как самые обычные крестьяне. Являясь
образцовыми хозяевами, они пользовались особым уважением среди односельчан. По свидетельству Д. Чакира, его дед, основатель селения Чадыр-Лунга, о. Захарий Чакир, занимался земледелием, скотоводством, пчеловодством. По тем временам он имел большое хозяйство: 50 лошадей, до 1000 овец, до 100 голов рогатого скота и несколько сот ульев [Чакир, 1899. С. 11]. При этом он справедливо решал все возникавшие между прихожанами дела, и все «его решения принимали свято и безапелляционно» [там же. С. 7].
Однако очевидно, что такое солидное хозяйство не могло обходиться без наемной рабочей силы, что, впрочем, было в порядке вещей. В связи с этим отметим, что особенностью социально-экономического развития гагаузских сел в XIX в. являлось отсутствие значительной социальной дифференциации, что видно из историографических данных. Из приведенных в работе В.А. Мошкова сведений видно, что в конце указанного столетия у бессарабских гагаузов средний хозяин, каковых было большинство, держал в своем хозяйстве «3-4 лошади, 2-3 пары волов, 2-3 коровы для молока и сыра, 50-100 овец, а богатый — 5-8 лошадей, до 6 пар волов и до 300 и более овец [Мошков, 1902 (b). C. 83]. Аналогичные сведения о материальном положении населения гагаузских и болгарских приходов и об отношении общественного мнения к беднякам приведены в очерке священников Георгия Варзопа (с. Селиогло), Иоанна Козака (с. Дезгинжа) и др. «Отличительный характер — трудолюбие. Леность им чужда, работают и днем и ночью, оттого между ними редко можно встретить бедных, за исключением 8 душ подверженных пьянству. <...> Каждый хозяин имеет от 20 до 80 овец и более» [Варзопов, 1874. С. 696, 697].
Зажиточный хозяин, умевший организовать свое хозяйство и сам работавший не покладая рук, пользовался особым уважением односельчан. Бедняки же и те, кто утратил свой социальный капитал и доверие со стороны общества, рассматривались как маргинальные элементы: «Случаи непочтения если и бывают, то разве к потерпевшим тем или другим путем фиаско в общественном мнении и преданным пьянству» [Козак, 1878. С. 245]. Такие черты характера болгар и гагаузов, как трудолюбие и высокая нравственность, были особо выделены преосвященнейшим Серафимом, епископом Кишиневским и Хотинским [Обозрение Его Преосвященством... 1909. С. 1127].
О положении же бессарабского духовенства в целом А. Защук писал: «Вообще же во всей Епархии священники и церковные причты содержатся от приношений прихожан и земледелия; для последнего им отводится на каждую церковь для всего причта, от помещика или общества прихода по 33 фальчи земли; землю эту, большей частью там, где священник пользуется уважением прихожан, обрабатывает общество царан, в свободное от полевых работ время, за что священники обязываются со своей стороны угостить работников (работа подобного рода называется клака). Но вообще надобно заметить, что быт сельского священника в Бессарабии ничем не лучше быта простого небогатого царанина, от которого сельское духовенство можно иногда отличить только по одежде и бороде. Сельские священники старого покроя, часто ни образованием, ни поведением, ни образом жизни не возвышаются над толпою своих прихожан, а между тем православный простолюдин, будь он Русский, Малоросс, Русин, Болгарин или
Молдован, всегда готов уважать сан священника, слушать его наставления, верить его словам и видеть в нем и советника, и защитника.» [Защук, 1862. С. 391].
Что касается «болгарского водворения», то до 15 сентября 1871 г. эти селения именовались колониями и состояли под особым управлением Попечительного комитета об иностранных поселенцах Южного края России, а с указанного времени переименованы в селения, а колонисты — в поселян-собственников. Казенная земля (дача) была обращена в собственность поселян с правом выкупа в течение 20 лет [Малай, 1875 (a). С. 736].
Массовое строительство каменных церквей во второй половине XIX — начале ХХ в. осуществлялось на средства всех членов сельской общины. Для этого создавался специальный фонд, куда определенное время собирали все пожертвования и т. д. Кроме того, постройка, ремонт и благоукрашения храмов также осуществлялись на общественные средства. В 1874-1875 гг. местные общества бывших болгарских колоний установили для причтов церквей хорошие жалованья от общества [Квилинкова, 2013. С. 106-113].
Несмотря на получаемое жалованье и доходы от сдаваемой в аренду земли, некоторые священники не вполне были довольны своим положением: «В материальном отношении, — писал священник с. Дезгинжа И. Козак, — церковный причт, если недостатка не терпит, то и никакого избытка не имеет». При этом причт на свое содержание получал: священник — 460 руб. серебром, псаломщик — 140 руб. серебром; дополнительно они получали плату за некоторые требы. Кроме жалованья причт имел 120 дес. земли в своем владении [Козак, 1878. С. 252].
Положение членов причта и состояние церквей присоединенной (1878 г.) части Бессарабии было значительно хуже. В рапортах благочинных за начало ХХ в. говорится о тяжелом материальном положении членов причта в тех приходах, где у духовенства не было жалованья.
В 1820 г. по распоряжению российского правительства были наделены землей приходы, являвшиеся частью так называемых колоний болгарского водворения. Каждой церкви было отведено по 120 дес. земли, но без снабжения их планом и межевой книгою. Позже, «по русскому закону» в 1832-1833 гг., церквям отводили 99 дес. земли. «По румынскому земельному закону» 1875 г. церквям было оставлено по 60 дес. земли, а остальную часть смешали с землями поселенцев, которые должны были выкупать свою землю в частную собственность; оттуда также давали землю в долгосрочную аренду. Кроме того, «половину из оставшейся у причта земли причт должен был выкупить в частную собственность, другая половина ежегодно меняла свое местоположение по общим местным колонистским законам, то есть была в общем распоряжении с землями поселенцев» [О землях, принадлежащих церквям... 1895].
В результате оказалось, что практически у всех церквей не было документов и планов на причтовую землю. Румынское правительство им также их не дало. Тем причтам, у которых имелось по 33 дес. земли, было оставлено лишь по 20 дес., а тем, где вообще не было земли, наделили по 20-24 фальчи (по закону 1865 г.). В Румынии были также изменены правила о наделении причтов жалованьем, платы за требы и т. д. Как следует из документа, в селах Карамехмет и Димитровка имелось по 99 дес. земли — у них
отняли 39 дес.; в с. Еникиой в 1833 г. было 120 дес. земли — в 1865 г. отнято 60 дес. земли; аналогичная картина (при 120 дес. земли — отнимали 60 дес.) наблюдалась в селах Ески-полос, Болбоки, Сатуново, Курчи, Этулия, Карагач, Чишмекиой и др. По постановлению румынского правительства 1874 г. церквям без всякого выкупа оставили по 60 дес. земли — на содержание причта как ее имущества (раз и навсегда).
Интересно, что килийской церкви были оставлены 200 дес. земли, так как у нее имелись документы на землю, оформленные в 1791 г. (подаренная земля). В болград-ском Преображенском соборе в 1833 г. было 240 дес. земли без снабжения межевой книгой и планом. В 1857 г. при проведении новой пограничной черты церковный участок колонии Болграда остался в России. По распоряжению молдавского правительства находившиеся в пользовании членов причта 120 дес. земли были отняты в общественную землю Болграда. В результате церковь оказалась без земли. В 1875 г. румынским правительством было принято решение о передаче Болградскому собору 120 дес. земли, но его не привели в исполнение и документов на землю не выдали.
В связи с данной ситуацией Кишиневская духовная консистория 3 августа 1879 г. на основании словесного поручения архиепископа Кишиневского и Хотинского предписала благочинным этих уездов представить материал с информацией о количестве земли, о наличии документов, сколько уплачено за землю, кому и т. д.
Как следует из рапорта благочинного 1-го округа Измаильского уезда протоиерея И. Глизяна [О землях, принадлежащих церквям... 1895. Л. 111], в 1874 г. румынское правительство издало закон, которым было установлено «для поселян всех бывших колоний и государственных имуществ, и в числе их и для жителей сего округа, продажу всех земель, находящихся в их пользовании с уплатою за них, начиная с 1 января 1875 г. в течение 15 лет по 6, 20 / 100 франков за каждую десятину ежегодно», а в других округах цены несколько отличались от этих. Тем же законом было предоставлено для причтов право выкупа по 60 дес. при каждой церкви с отделением остальных 60 дес. в массу общественного надела.
После этого общественные управления тоже распорядились отобрать из церковных участков по 60 дес. без всяких сношений с какой-либо стороны с духовным начальством и даже с причтами без каких бы то ни было планов на имеющиеся 60 дес. и без отмера их землемерами, а совершенно произвольно. Причем в некоторых селах (например, в Каракурте, Чишмя-Варуит) были нарушены старые границы церковных земель, участки для пашни и сенокоса выделялись священно- и церковнослужителям наравне с участками поселян, которые меняли свое местоположение по обычаям трехпольного хлебопашества. В Бановке отобрали 60 дес. и присоединили к участку, отдаваемому в аренду, так как бановцам досталось и без того слишком много земли. Всюду поселянам были отведены по 60 дес. из церковных участков на условиях вышеупомянутого выкупа, определенного для массы сельских угодий.
После присоединения этих земель к России (именовавшихся «новая Бессарабия») с 1879 г. последовали рапорты и просьбы благочинных и священнослужителей о том, чтобы им вернули 60 дес. земли, отобранных сельским обществом, которое не уплатило всех нужных денег за землю (то есть недоимки) румынскому правительству. В этом
же документе уточнялось, что «все сельские общества ныне объявляют желание, чтобы причтам были отведены участки по-прежнему в 120 дес. земли, то есть исключить их из массы подлежащих выкупу общественных земель». По 2-му округу Измаильского уезда сельские общества с. Анадолка, Импуциты и др. составили мирские приговоры о возврате земли церкви по 120 дес. В 1879 г. началась кампания по возврату церквям, по их просьбам, земли — до размеров 120 дес. на приход [О землях, принадлежащих церквям... 1895. Л. 132-134 и др.].
Позже состояние церквей и причтов бывший колоний, входивших в данный уезд, также значительно отличалось от положения в других уездах. Церкви в Измаильском уезде были крыты соломой или камышом. В рапорте того же благочинного о состоянии церквей по 2-му округу Измаильского уезда, но за несколько более поздний период, отмечается: «.есть необходимость в постройке новых церквей — в Болбоках, Вул-канештах, Этулии... <...> .они деревянные, ветхие, маловместительные. Причты и прихожане сих церквей сознают необходимость в постройке новых каменных и более просторных церквей, но, по причине существующих в сих селах больших налогов и часто повторяющихся неурожаев, не могут собрать необходимых средств для постройки новых церквей, а ограничиваются лишь починкою» [Рапорты благочинных... 1908-1910. Л. 2-21, 62].
Все эти трудности, которые испытывало духовенство, создавали определенные сложности в деле религиозного просвещения и воспитания паствы, а также в их взаимоотношениях в целом. Так, благочинный 2-го округа Измаильского уезда Виссарион Ливинский в своем рапорте отмечал, что «материальное положение священников стеснительное. Много времени отдают землепользованию». Но при этом у духовенства этого уезда была возможность купить землю в собственность [Рапорты благочинных... 1891. Л. 96].
Другим болезненным вопросом для Бессарабской губернии являлось то, что значительная часть местных священников была малограмотна. Об этом имеются многочисленные историографические сведения [Защук, 1862; Стойков, 1910 (с). С. 1355]. О положении бессарабского православного духовенства А. Защук писал так: «.малообразованный, часто едва грамотный, не обеспеченный в своем существовании бедный сельский священник, окруженный обыкновенно семьею, нуждающеюся в необходимом, поневоле делается не защитником и утешителем, не наставником своей паствы, а чем-то вроде чиновника земской полиции. Между тем как лютеранские пасторы в колониях своим умственным и нравственным влиянием на прихожан показывают Бессарабскому православному царанину, каков должен быть служитель церкви» [Защук, 1862. С. 391].
Что касается церковнослужителей гагаузских и болгарских приходов, то в первой половине XIX в. практически все духовенство было только с «домашним образованием», о чем упоминали сами священники (Д. Чакир, К. Малай, Г. Варзопов, Н. Стойков и др.). Суть этого образования сводилась «к знанию одной лишь церковности» (то есть обрядности). «Болгарское духовенство, — писал Н. Стойков, — вышло из необразованной народной массы и в нравственном отношении находилось не выше уровня прихожан».
Влияние священника на паству «сводилось к влиянию хорошего хозяина на менее зажиточных односельчан» [Стойков, 1910 (b). С. 1309, 1311]. Из приводимых священником с. Селиогло данных за те же годы следует, что «все члены причта сего прихода из священно-церковно-служительских детей — домашнего воспитания, за исключением нынешнего настоятеля, священника Г. Варзопова, окончившего курс в семинарии со степенью студента, и дьякона Н. Новакова, получившего образование в Кишиневском Духовном уездном училище» [Варзопов, 1874. С. 700].
Были и исключения из правила — священник с. Чумлекиой Стефан Киранов. Получив «домашнее образование», но будучи весьма любознательным человеком, он не только прекрасно усвоил церковность и всю обрядовую сторону православного богослужения, но и активно занимался самообразованием, чтением книг, которых в его библиотеке было около 500 наименований: по математике, химии, медицине, естествознанию, географии, богословиям — догматическому, нравственному, обличительному, и особенно много книг по обличению разных видов раскола и сектантства. Проповеди он произносил экспромтом на понятном прихожанам болгарском языке. Несмотря на то что он не получил школьного систематического образования, но благодаря чтению различных книг по разным отраслям наук «он своими знаниями превосходил многих священников, получивших семинарское образование» [Попов, 1891. С. 825, 827-828]. Относительно личности Стефана Киранова Н. Стойков писал, что он «один из лучших священников своего времени»; «это были единицы, которые только более оттеняли общее безотрадное положение» [Стойков, 1910 (с). С. 1359].
Сложившаяся картина в области религиозно-нравственного состояния духовенства Кишиневской епархии отражается в «Предложении» преосвященнейшего Антония, епископа Кишиневского, Духовной консистории (от 29 октября 1858 г.), которая вырисовалась при обозрении им церквей Кишиневского, Оргеевского, Сорокского, Бен-дерского и Аккерманского уездов. Оказалось, что во многих церквях «нет полного круга богослужебных книг»; священники не знают своих духовных обязанностей, перекладывая часть из них на дьячков (например, проскомидию). Причины этого были очевидны: «.сами священники мало имеют религиозных сведений, мало знакомы со словом Божьим... <...> .даже не знают, какие книги разумеются под именем Святое Писание. Поучения народу священники большей частью сами не читают и даже не знают, что это их существенная обязанность, а читают оные дьячки. <...> Некоторые священники, вопреки общепринятому Православной Церковью обычаю, совершают литургию на белом вине, вместо красного. Поскольку священники общаются также с людьми «низкими», и они подвергаются тем же порокам: пьянство, ссора, вражда и т. д.» [Стойков, 1910 (b). С. 1307-1308].
Несколько позже преосвященный Павел в 1871 г. в обращении к духовенству опять акцентировал внимание на данной проблеме. Он подчеркнул, что духовенство не только не понимает своих пастырских обязанностей и потому не имеет влияния на паству, но и «нравственно растлевает ее» [там же. С. 1309]. Относительно образа жизни прежних пастырей священник К. Малай писал: «Повсюдные рассказы, равно и в сем приходе, о провождении причта старого закала, преимущественно священника, большей
части времени в кабаке за чарочкой, о побоях, наносимых причетниками священнику среди бела дня на улице из-за какого-либо гроша или калача и проч. <.> ясно говорит о невежестве и запущенности духовенства прежнего времени» [Малай, 1875 (Ь). С. 910].
На основании выявленных архивных документов можно сделать вывод, что такого рода характеристики по колониям болгарского водворения связаны с поведением инонациональных священников (в основном русских или малороссов), в связи с чем прихожане писали прошения на имя епархиального начальства об их удалении из прихода и о назначении в приход своего священника [Квилинкова, 2013. С. 267-301].
В 1860-1870 гг. назначавшиеся в гагаузские приходы священники, хотя и имели специальное образование (являлись выпускниками Кишиневской духовной семинарии или Кишиневского духовного уездного училища), были в основном инонационального происхождения и потому не могли преподносить своим прихожанам религиозные знания на понятном им языке. Все это не могло не влиять на проявление у паствы некоторых форм внешней религиозности, например незнание молитв и др. В болгарских селах в этом отношении ситуация была несколько иной. Во многих приходах имелись богослужебные книги на болгарском языке, и там служили свои священники.
Как можно судить из историографических данных, к концу XIX в. у бессарабских гагаузов в сфере религиозного сознания и религиозной грамотности произошли довольно значимые изменения: «Накануне каждого праздника и в каждую субботу с наступлением темноты кадят в доме ладаном из глиняной ручной кадильнички. <.> То же самое делается в каждый праздник и в каждое воскресенье утром. Не пойти в церковь в воскресенье и в большие праздники считается грехом (выделено нами. — Е. К.). Грешно также, даже для малого ребенка, проспать в праздник восход солнца. Говорят, что у того, кто этого обычая не исполняет, не будет ни хлеба, ни денег и никакой удачи. «Под ним, говорят гагаузы, земля горит на 40 сажень в глубину»» [Мошков, 1902 (а). С. 54]. Непосещение христианином церкви в течение сорока дней рассматривалось как утрата «оберега» в лице высшей силы и ослабление его жизненных сил для противостояния нечистому духу [Мошков, 1901 (Ь). С. 8]. Считалось также, что демонические существа, к которым причисляли и «Русаля», показываются «такому человеку, который Богу не молится, или пьянице.» [там же. С. 12]. Отсюда следует, что не верующие в Бога люди или те, которые ведут порочный образ жизни, являются объектом воздействия нечистой силы.
Сведения о значимости православной идентичности в сознании болгар и гагаузов находим и в работах Н.С. Державина и А. Манова: «.болгары. <.> .люди весьма религиозные, но с некоторыми суевериями.» [Державин, 1914. С. 35]; «В религиозном отношении гагаузы фанатичны. И даже небольшие религиозные требы исполнялись ими точно и с фанатизмом, несмотря на то, что они противоречили некоторым религиозным догматам. Никто не может убедить их в обратном. На этот счет они говорят: Ойле булдук, бойле гьотиреджеис / «Как мы нашли (как нам оставили), так мы и будем делать далее» [Манов, 1938, С. 40]. Религиозность гагаузов и болгар, их фанатичная приверженность православию отмечались многими священниками и исследователями первой половины XX в.
В заключение отметим, что если у болгар религиозная идентичность выступает как данность, то у гагаузов она выполняет этнодифференцирующие функции — отделяет их от близких им по языку турок и позволяет сохраняться как отдельному этносу. Для гагаузов религиозная идентичность, наряду с языковой, является основополагающим признаком их этнического самосознания, важной составляющей этничности, определившей их культурные стереотипы. И в этом ряду строительство православных храмов, уважение и поддержка духовенства демонстрируют состояние и степень их религиозности. Но в настоящее время православие как опора гагаузов, как спасательный круг видится в основном только гагаузскому православному духовенству, хотя эти настроения в современном гагаузском обществе стали завоевывать немало сторонников [Квилинкова, 2023. С. 88].
Таким образом, приведенные в данной статье архивные и историографические данные демонстрируют усиление значимости в сознании бессарабских болгар и гагаузов внешних форм религиозности. С конца XIX в. у них происходил рост народной религиозности, одним из проявлений которого стало посещение храмов и стремление к совершению богослужений, изданию религиозной литературы и получению религиозных знаний на родном языке [Квилинкова, 2016. С. 129-139]. Усилению их религиозности во многом способствовал и ряд мер, предпринятых церковными и светскими властями, в том числе издание религиозных книг и чтение проповедей на родном языке.
Литература
Варзопов Г. Селение Селиогло // Кишиневские епархиальные ведомости. 1874. № 18. С. 687-703.
Дело по рассмотрению прошения болгар-переселенцев селения Чадыр Хотарничанского цинута о разрешении перевести утварь из селения Чадыр в селение Лунгу Каушанского уезда (30 октября 1817 г. — 4 января 1819 г.) // Национальный архив Республики Молдова. Ф. 205. Оп. 1. Д.1924.
Дело по рассмотрению прошения жителей селения Татар-Копчак, Измаильского уезда о постройке церкви в их селе (1817-1820 гг.) // Национальный архив Республики Молдова. Ф. 205. Оп. 1. Д. 1738.
Державин Н.С. Болгарские колонии в России. Таврическая, Херсонская и Бессарабская губернии. — София: Державна печатница, 1914. — 233 с.
Защук А. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Бессарабская область. Ч. I. — СПб., 1862.
Казанаклий П. Твардица // Кишиневские епархиальные ведомости. 1873. № 20. — С. 731-735.
Квилинкова Е.Н. Православие — стержень гагаузской этничности. — Комрат-София: Tip. Centralä, 2013. — 872 с.
Квилинкова Е.Н. Гагаузы в этнокультурном пространстве Молдовы (Народная культура и этническое самосознание гагаузов сквозь призму связи времен). Кишинев: Tipogr. Centralä, 2016. — 732 с.
Квилинкова Е.Н. Гагаузы в Молдове и Беларуси: грани идентичности и стратегия самосохранения. — Минск: Беларуская навука, 2023. — 383 с.
Козак И. Дезгинже, болгарский приход Бендерского уезда // Кишиневские епархиальные ведомости. 1878. № 6. — С. 233-254.
Малай К. (а) Приход Чок-Мейдан Бендерского уезда // Кишиневские епархиальные ведомости. 1875. № 20. — С. 734-746.
Малай К. (Ь) Приход Чок-Мейдан Бендерского уезда // Кишиневские епархиальные ведомости. 1875. № 24.
Манов А. Потеклото на гагаузите: техните обичаи и нрави. В две части. — Варна, 1938. — 183 с.
Мошков В.А. (а) Гагаузы Бендерского уезда. Этнографические очерки и материалы // Этнографическое обозрение. 1901. № 2. — С. 1-44
Мошков В.А. (Ь) Гагаузы Бендерского уезда. Этнографические очерки и материалы // Этнографическое обозрение. 1901. № 4. — С. 1-80.
Мошков В.А. (а) Гагаузы Бендерского уезда. Этнографические очерки и материалы // Этнографическое обозрение. 1902. № 3. — С. 1-63.
Мошков В.А. (Ь) Гагаузы Бендерского уезда. Этнографические очерки и материалы // Этнографическое обозрение. 1902. № 4. — С. 1-91.
О землях, принадлежащих церквям воссоединенной части Бессарабии, и о домах, принадлежащих духовенству (24 октября 1878 г. — 7 марта 1895 г.) // Национальный архив Республики Молдова. Ф. 208. Оп. 4. Д. 1153.
О причинах нежелания жителей Бессарабской области строить церкви (перепечатка из Таврических Епархиальных Ведомостей, в разделе Бессарабская старина). А. С. // Кишиневские епархиальные ведомости. 1891. № 6. — С. 196-199.
Обозрение Его Преосвященством, Преосвященнейшим Серафимом, епископом Кишиневским и Хотинским, Кишиневской епархии (Кишиневского, Бендерского, Оргеевского и Сорокского уездов) // Кишиневские епархиальные ведомости. 1909. № 28. — С. 1127-1138.
Переписка с Бессарабским областным правительством о правилах освобождения от земских повинностей жителей, желающих построить церкви (26 января 1817 г.) // Национальный архив Республики Молдова. Ф. 205. Оп. 1. Д. 2000.
Переписка с Председателем Комитета о колонистах Южного края России Инзовым И. о планах построения церквей в колониях (25 августа 1833 г. — 28 февраля 1835 г.) // Национальный архив Республики Молдова. Ф. 208. Оп. 2. Д. 1342.
Попов М. Некролог. с. Чумлекиой, Аккерманского уезда о Стефане Киранове // Кишиневские епархиальные ведомости. 1891. № 24. — С. 822-833.
Рапорты благочинных о состоянии церквей Кишиневской епархии за 1891 г. // Национальный архив Республики Молдова. Ф. 208. Оп. 4. Д. 1716.
Рапорты благочинных Кишиневской епархии о состоянии церквей по Бессарабской губернии (4 августа 1908 г. — 8 ноября 1910 г.) // Национальный архив Республики Молдова. Ф. 208. Оп. 5. Д. 3179.
Список древнейших церквей Бессарабской губернии на основании собранных данных церковным историко-археологическим обществом // Кишиневские епархиальные ведомости. 1907. № 41. — С. 1415-1420.
Стойков Н. (а) Религиозно-нравственное состояние болгарских колоний в Бессарабии со времени их основания до настоящего времени // Кишиневские епархиальные ведомости. 1910. № 36. — С.1267-1280.
Стойков Н. (b) Религиозно-нравственное состояние болгарских колоний в Бессарабии со времени их основания до настоящего времени // Кишиневские епархиальные ведомости. 1910. № 37. — С.1307-1311.
Стойков Н. (с) Религиозно-нравственное состояние болгарских колоний в Бессарабии со времени их основания до настоящего времени // Кишиневские епархиальные ведомости. 1910. № 38. — С.1355-1366.
Ciachir M. Obiceiurile religioase ale gagauzilor din Basarabia // Via^a Basarabiei. Chi§inau, 1934. № 6. P. 4-8.
References
About the lands belonging to the churches of the reunited part of Bessarabia, and about the houses belonging to the clergy (October 24, 1878 — March 7, 1895). National Archive of the Republic of Moldova. Fund 208. Inventory 4. File 1153. (In Russian)
Ciachir M. Obiceiurile religioase ale gagauzilor din Basarabia. Via^a Basarabiei. Chisinau, 1934, no. 6, pp. 4-8.
Correspondence with the Bessarabian regional government on the rules for exemption from zemstvo duties of residents who want to build churches (January 26, 1817). National Archive of the Republic of Moldova. Fund 205. Inventory 1. File 2000. (In Russian)
Correspondence with the Chairman of the Committee on the Colonists of the Southern Territory of Russia, I. Inzov, about plans to build churches in the colonies (August 25, 1833 — February 28, 1835). National Archive of the Republic of Moldova. Fund. 208. Inventory 2. Fund 1342. (In Russian)
Derzhavin N.S. Bulgarian colonies in Russia. Tauride, Kherson and Bessarabian provinces. Sofia: Derzhavna Printer, 1914, 233 p. (In Russian)
Kazanakliy P. Tvarditsa. Chisinau Diocesan Gazette, 1873, no. 20, pp. 731-735. (In Russian) Kozak I. Dezginzhe, Bulgarian parish of the Bendery district. Chisinau Diocesan Gazette, 1878, no. 6, pp. 233-254. (In Russian)
Kvilinkova E.N. Orthodoxy is the core of the Gagauz ethnicity. Comrat-Sofia: Tip. Centrala, 2013, 872 p. (In Russian)
Kvilinkova E.N. Gagauz in the ethnocultural space of Moldova (Folk culture and ethnic identity of the Gagauz through the prism of the connection of times). Chisinau: Tipogr. Centrala, 2016, 732 p. (In Russian)
Kvilinkova E.N. Gagauz in Moldova and Belarus: facets of identity and strategy of self-preservation. Minsk: Belarusskaya Navuka, 2023, 383 p. (In Russian)
List of the most ancient churches of the Bessarabian province on the basis of data collected by the Church Historical and Archaeological Society. Chisinau Diocesan Vedomosti, 1907, no. 41, pp. 14151420. (In Russian)
Malay K. The parish of Chok-Meidan, Bendery district. Chisinau Diocesan Gazette, 1875, no. 24. (In Russian)
Malay K. The parish of Chok-Meydan, Bendery district. Chisinau Diocesan Gazette, 1875, no. 20, pp. 734-746. (In Russian)
Manov A. Flowed on Gagauzite: Techniques of Customs and Likes. In two parts. Varna, 1938, 183 p. (In Bulgarian)
Moshkov V.A. Gagauz of Bendery Uyezd. Ethnographic essays and materials. Ethnographic review, 1901, no. 2, pp. 1-44. (In Russian)
Moshkov V.A. Gagauz of Bendery district. Ethnographic essays and materials. Ethnographic review,
1901, no. 4, pp. 1-80. (In Russian)
Moshkov V.A. Gagauz of Bendery district. Ethnographic essays and materials. Ethnographic review,
1902, no. 4, pp. 1-91. (In Russian)
Moshkov V.A. Gagauz of Bendery Uyezd. Ethnographic essays and materials. Ethnographic review, 1902, no. 3, pp. 1-63. (In Russian)
On the reasons for the unwillingness of the inhabitants of the Bessarabian region to build churches (reprint from the Taurida Diocesan Gazette, in the section Bessarabian antiquity). A. S. Chisinau Diocesan Gazette, 1891, no. 6, pp. 196-199. (In Russian)
Popov M. Obituary. With. Chumlekioi, Akkerman district about Stefan Kiranov. Chisinau Diocesan Gazette, 1891, no. 24, pp. 822-833. (In Russian)
Reports of the deans of the Chisinau diocese on the state of churches in the Bessarabian province (August 4, 1908 — November 8, 1910). National Archive of the Republic of Moldova. Fund 208. Inventory 5. File 3179. (In Russian)
Reports of the deans on the state of the churches of the Chisinau diocese for 1891. National Archive of the Republic of Moldova. Fund 208. Inventory 4. File 1716. (In Russian)
Review by His Eminence, His Grace Seraphim, Bishop of Chisinau and Khotinsky, of the Chisinau diocese (Kishinev, Bendery, Orhei and Soroca counties). Chisinau Diocesan Gazette, 1909, no. 28, pp. 1127-1138. (In Russian)
Stoikov N. Religious and moral state of the Bulgarian colonies in Bessarabia from the time of their foundation to the present. Chisinau Diocesan Gazette, 1910, no. 37, pp. 1307-1311. (In Russian)
Stoikov N. Religious and moral state of the Bulgarian colonies in Bessarabia from the time of their foundation to the present. Chisinau Diocesan Gazette, 1910, no. 38, pp. 1355-1366. (In Russian)
Stoykov N. Religious and moral state of the Bulgarian colonies in Bessarabia from the time of their foundation to the present. Chisinau Diocesan Gazette, 1910, no. 36, pp. 1267-1280. (In Russian)
The case for consideration of the petition of the Bulgarian settlers of the village of Chadyr, Khotarnichansky Cinut, for permission to transfer utensils from the village of Ceadir to the village of Lungu, Causeni County (October 30, 1817 — January 4, 1819). National Archive of the Republic of Moldova. Fund 205. Inventory 1. File 1924. (In Russian)
The case for considering the petition of the inhabitants of the village of Tatar-Kopchak, Izmail district for the construction of a church in their village (1817-1820). National Archive of the Republic of Moldova. Fund 205. Inventory 1. File. 1738. (In Russian) Varzopov G. Selioglo village. Chisinau Diocesan Gazette, 1874, no. 18, pp. 687-703. (In Russian) Zashchuk A. Materials for the geography and statistics of Russia, collected by officers of the General Staff. Bessarabian region. Part I. St. Petersburg, 1862. (In Russian)
