CC BY
205
СВЯЗЬ ВРЕМЕН
Е. Н. КВИЛИНКОВА
О СОХРАННОСТИ ТРАДИЦИОННОЙ ОБРЯДНОСТИ У БЕССАРАБСКИХ ГАГАУЗОВ И БОЛГАР ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ СВЯЗИ ВРЕМЕН
В статье на основе архивного, историографического и полевого материала исследуются внешние и внутренние факторы, способствовавшие сохранности традиционной обрядности у бессарабских гагаузов и болгар. В качестве внутренних факторов, оказавших влияние на данный процесс, выделяются следующие: высокая степень их религиозности с упором на народно-религиозную обрядность (народное православие), восприятие народной обрядности как составной части православной веры, трепетное отношение к наследию предков, патриархальный уклад жизни и др. Значительное влияние на консервацию народных обычаев и обрядов, по мнению автора, оказывал ряд факторов - благосклонная политика епархиального начальства, компактное проживание гагаузов и болгар на юге Бессарабии, определенная степень замкнутости собственного этнического пространства и др. Целью данного исследования является выявление на основе архивного, историографического и полевого материала внешних и внутренних факторов, способствовавших сохранности традиционной обрядности у бессарабских гагаузов и болгар. Ввиду общности религии и культуры обрядности гагаузов и болгар, единых исторических условий совместного проживания на Балканах и в Бессарабии, а также учитывая тот факт, что во многих источниках и в литературе XIX - начала ХХ в. гагаузов не отделяли от болгар, при исследовании вопроса о состоянии традиционной обрядности гагаузов мы рассматривали ее в комплексе с религиозностью болгар.
Ключевые слова: гагаузы и болгары Бессарабии, народное православие, факторы сохранности традиционной обрядности, процесс трансформации, народные обычаи и обряды.
История и современность, № 1, март 2014 182-199
До настоящего времени происхождение гагаузов остается загадкой. Имеется более 20 гипотез об их происхождении. Согласно исследованиям значительной части болгарских и некоторых постсоветских ученых (И. Титоров, Е. Боев, И. Градешлиев, Ж. Стаме-нова, И. И. Мещерюк и др.), гагаузы - это отуреченные болгары, которые в результате османского господства утратили свой родной язык (то есть болгарский), но сохранили религиозную принадлежность (христианство). Точку зрения о том, что гагаузы - это «остатки» средневековых турок-сельджуков (турецкая теория) отстаивали Г. Баласчев, В. Зайончковский и др. Русский этнограф В. А. Мошков, а также современные российские и гагаузские ученые (М. Н. Губогло, Н. А. Баскаков, С. С. Курогло, М. В. Маруневич и др.) придерживаются точки зрения о тюркских корнях в этногенезе гагаузов (от различных северотюркских кочевых племен, осевших на Балканах в Х1-Х111 вв.). Гипотезы о северотюркском происхождении гагаузов с выделением в нем роли протоболгарско-го компонента придерживаются А. В. Шабашов, О. К. Радова и др. Российские лингвисты (Л. А. Покровская, Н. К. Дмитриев) относят гагаузский язык к самостоятельной группе тюркских языков. До конца XIX в. в официальных документах гагаузов фиксировали как «болгар», а язык - как «турецкий» или «турецкое наречие». В 1897 г. при проведении Всероссийской переписи впервые численность гагаузов была зафиксирована отдельно от болгар. И лишь с начала ХХ в. в официальных документах они стали фигурировать под наименованием «гагаузы», а язык, на котором они разговаривали, стал называться «гагаузским». Для гагаузов роль этнического маркера играют конфессиональная принадлежность (христианство в форме православия) и языковая особенность (тюркоязычные).
Формирование гагаузов в качестве самостоятельного этноса происходило на территории Балканского полуострова, а последний этап - в Северо-Восточной Болгарии, откуда более 200 лет назад основная часть гагаузов переселилась в Бессарабию. Христианство коренным образом повлияло на ход этнических процессов, а также на духовную культуру предков гагаузов. С одной стороны, оно объединило генетически разнородные этнические компоненты в единую этническую общность. С другой стороны, оно сыграло роль этнического отмежевания гагаузов-христиан от турецкого му-
сульманского населения Балкан. На протяжении многих столетий гагаузы жили по соседству с болгарами, греками, турками, валахами (румынами), молдаванами. На территории южной Бессарабии в течение примерно одного века происходил процесс консолидации гагаузского этноса, в результате которого было завершено формирование их этнического самосознания.
Начало переселения задунайских переселенцев в Бессарабию связывается учеными с концом XVIII в., когда в результате русско-турецких войн положение христианского населения, особенно на причерноморском побережье, стало невыносимо тяжелым. Оно было вынуждено покидать свои жилища. В начале XIX в. в ходе русско-турецких войн 1806-1812 гг. и 1828-1829 гг. переселенческое движение приобрело массовый характер. Первоначально переселенцы селились в имениях молдавских помещиков, а позже - на освободившихся от ногайских татар землях Буджака. Указом Сената от 29 декабря 1819 г. были закреплены права «задунайских переселенцев» как иностранных колонистов: они были освобождены от воинских повинностей, получили налоговые и другие льготы. Каждой семье было выделено в потомственное пользование 50-60 десятин земли. У колонистов сложилась своя специфическая сеть административных учреждений, закрепляющая их особый правовой статус. В ходе реформы 1871 г. специфическая структура учреждений была упразднена.
Исследователи XIX в. отмечали значительную сохранность у задунайских переселенцев ярко выраженного языческого пласта: «Кое-где держатся еще полуварварские восточные обычаи» (Скальковский 1848: 93). Из дела С. Киранова, а также из заметок других бессарабских священников (К. Малай, И. Козак, П. Каза-наклий, Г. Варзопов, Д. Чакир и др.) видно, что и во второй половине XIX в. переселенцы продолжали крепко держаться за свои народные обряды и даже под угрозой штрафов и запретов не соглашались их оставить. «Список» описанных ими народных праздников и обрядов, совершавшихся задунайскими переселенцами, внушителен. Подробные сведения о традиционной обрядности гагаузов и болгар, содержащиеся в работах русского исследователя В. А. Мошкова и священника Н. Стойкова, отражают состояние их праздничной системы спустя 100 лет после поселения в Бессара-
бии. Анализ собранного нами полевого материала позволяет говорить о том, что почти все праздники и обряды в незначительно трансформированном виде сохранялись у них вплоть до 70-х гг. ХХ в., а немалая их часть совершается и в настоящее время.
В качестве основных благоприятных факторов, способствовавших консервации языческих по содержанию обычаев и обрядов, можно выделить следующие.
1. На Балканах отсутствовали элементарные условия для религиозного воспитания пастырями своей паствы ввиду чрезвычайно ограниченного числа священнослужителей и отсутствия «достаточного количества грамотных кандидатов» - по одному священнику на 20-30 приходов (Киранов 1875: 749; Стойков 1910: 1277). Причина связана с нежеланием грамотных христиан становиться священниками ввиду угрозы для жизни со стороны турок: «Многие из христиан-болгар пострадали за веру Христову и получили мученический венец <.. .> Издевательства мусульман над религиею христианскою были неимоверны, почему иконы в жилищах христиан всегда были спрятаны в секретных местах, а о церкви христианской нечего было и говорить: если и бывала где-либо церковь, то вдали от жилищ и устраивалась в роде шалаша, покрытого хворостом и камышом, без потолка, где ветер гулял во весь простор; священник в ней служил в турецкой чалме, опасаясь подозрений со стороны турок» (Чакир 1899: 2). По приводимым им же семейным преданиям, с Янчо Чорбаджиогло (основатель рода Чакир) турки содрали кожу, и его сыновья - Димитрий и Желез, чтобы не повторить его участи, переселились в Молдавию и поселились около г. Плоешты» (Там же: 5). Аналогичного рода многочисленные исторические свидетельства приведены и в очерке С. Киранова: священник «должен был ходить в турецком костюме и с бритою головою во избежание преследования от турок» (Киранов 1875: 749, 770-788, 818-823). Исходя из того, что «народу в своей религиозно-нравственной жизни приходилось, следовательно, обходиться без руководителей - священников, правильно сложиться эта жизнь поэтому не могла.» (Стойков 1910: 1278).
2. Основная часть приходского духовенства в Османской империи была неграмотной. «Священники совершали богослужение по памяти, требы таким же порядком, причем часто одни только дей-
ствия обряда или таинства совершали, слова же за незнанием или неумением читать, не произносили»... «большинство пастырей <...> стояло не выше своей паствы и само искренне разделяло эти суеверия» (Стойков 1910: 1279, 1277). «Духовный руководитель болгар в Турции был священник, едва умеющий читать.» (Каза-наклий 1873: 694); «Что же касается до священнослужителей христианских, то они большей частью были малограмотны и ограничивались одними требоисправлениями» (Чакир 1899: 2).
3. Для основной части христианского населения Османской империи народные обычаи и обряды являлись основным критерием сохранности ими своей веры - религии предков. Ввиду недостатка священников причащение на Пасху совершалось почтенным стариком: он становился на железный лемеш ногами, давал выпить немного вина, после чего человек должен был перейти через порог, переступив через лемеш, и съесть вареное яйцо. Железный лемеш являлся символической частью этого обряда и выражал их отношение к православной вере - она «должна быть тверда и крепка, как железо, и только одни ее последователи могут перешагнуть через порог» (Стойков 1910: 1278).
4. На сохранение народных обычаев и обрядов оказало влияние лояльное отношение местных турецких властей к ним. Об этом свидетельствуют приводимые болгарским академиком М. Арнау-довым разнообразные данные. Так, при колядовании Кукеров мусульманский судья (кадия), благословляя колядующих, произносил: «Аллах берекет версин, ямур яасън, берекет олсун» («Пусть Бог даст урожай, пусть пойдет дождь, пусть будет урожай!»). И далее тот же автор приводит высказывание другого информатора: «Турки радовались обычаю, который совершали за плодородие, и думали: их обычай такой, пусть делают!». Они даже одаривали Кукеров подарком (Арнаудов 1972: 33). Не запрещено было празднование дня Св. Трифона, во время которого «избирали царя» (Там же: 120), и других народных праздников.
Процесс утраты обычаев и обрядов происходил неравномерно не только у разных народов, но и у представителей единых по происхождению этнических общностей, проживающих на территории различных государств, например у гагаузов. Сравнительное исследование гагаузов Молдовы и Болгарии показало, что у первых дан-
ный процесс в некоторых областях традиционной культуры проходил в менее интенсивной форме, чем у вторых (Квилинкова 2005; 2007). На территории Бессарабии борьба церкви с остатками язычества у гагаузов и болгар не прошла бесследно. Форма и содержание многих народных, особенно календарных, праздников и обрядов были адаптированы к религиозной обрядности. Некоторые из них ушли в прошлое в конце XIX в., но основная их часть продолжала исполняться гагаузами и болгарами.
Одним из распространенных у бессарабских болгар обрядов, с которым активно боролись священники, являлась народная забава на Масленицу - так называемые Кукерские игры. По мнению болгарских этнографов, целью магических действий, совершавшихся Кукерами, являлось отогнать нечистую силу, вредных насекомых и пресмыкающихся, которые активизировались при наступлении весны, а также обеспечить плодородие земли, плодовитость скота и здоровье людей (Етнография... 1985: 113). Этот обряд подробно описан в очерках священников болгарских сел, опубликованных в «Кишиневских епархиальных ведомостях» в 60-70-е гг. XIX в. Согласно приводимым М. Арнаудовым сведениям (со ссылкой на Н. С. Державина и И. Титорова), в некоторых селах юга Бессарабии (с. Кубей, с. Шикирли-Китай) в первый понедельник Великого поста совершался обряд Кукеры. По данным И. Титорова, несмотря на запреты церкви, он сохранялся до 70-х гг. XIX в. Наряду с Масленицей в качестве особо значимых у болгар Бессарабии праздников он выделил также святки, День св. Георгия и обряд вызывания дождя (Пеперуда), совершавшийся в начале мая (Титоров 1903: 271-272). Однако вывод М. Арнаудова о том, что этот обычай «исчез» (Арнаудов 1972: 35-36), не вполне отражает действительность. Согласно полевым материалам С. С. Курогло, колядование Кукеров в прошлом имело место в с. Жовтневое (бывш. Каракурт) (АИАЭ, ф. 24, оп. 2, д. 34, л. 240), которое в этническом отношении является смешанным (болгаро-гагаузско-албанское село). Несмотря на противодействие церкви, в некоторых болгарских селах обряд Кукеры сохранился до настоящего времени.
Очевидно, данный обряд, представляющий собой фракийское наследие, имел на Балканах регионально-локальное распространение. Колядование Кукеров накануне или в первый день Великого
поста было широко известно в Северо-Восточной и Восточной Болгарии (Кукерските игри, Кукеровден), а также у греков, македонцев, сербов, румын Добруджи (жудец Яломица, где живут и болгары) (Календарные. 1977: 278, 244-250, 298, 322; Арнаудов 1972: 7-40). Обряд Кукеры (Kuker, Kuker günü) совершался во второй половине ХХ в. во многих гагаузских селах Северо-Восточной Болгарии. По-видимому, он распространился у них под влиянием болгар после переселения значительной части гагаузов в Бессарабию (подробнее см.: Квилинкова 2005: 45-48).
Характерной и отличительной особенностью традиционной праздничной системы гагаузов и болгар является обряд курбан. Будучи хорошо образованным, священник Н. Стойков уточнял, что слово «курбан» - арабского происхождения и обозначает жертвоприношение. Но при этом, ввиду существования аналогичного обряда у турок (в праздник - байрам), он предположил, что «болгары, очевидно, заимствовали его у турок» (Стойков 1910: 1476). Протоиерей М. Чакир делал акцент на близости значений курбана у гагаузов с ветхозаветным жертвоприношением, а также на их терминологическом сходстве (korban/kurban). Согласно приводимым им сведениям, в курбане «Аллахлык», например, кровь жертвенного животного сжигали на костре («выливали в огонь») (Ciachir 1934: 5), вероятно, по аналогии с ветхозаветной традицией. При этом в самом обычае устраивать жертвенный пир он видел древнегреческие корни: «Участники этой трапезы напоминают гостей греческих застолий, описанных Аристотелем в работе "Политика". Именно здесь находится исторический момент, о котором должен помнить каждый исследователь гагаузской культуры» (Ibid.: 6). Языческая составляющая подобных праздников ярко отражается в приводимых им сведениях об «общесельских курбанах по требованию», совершавшихся с целью предохранения от чумы, холеры, тифа. При праздновании общественных курбанов, писал он, приезжают и жители из других сел (родственники, друзья). Они участвуют в совместной трапезе, которую устраивают прихожане во дворе церкви или на площади. Во время праздника танцуют, устраивают скачки, борьбу и разного рода театрализованные представления ряженых (Ibid.: 6).
Хотя содержание обряда курбан во многом языческое, духовенство поддерживало эту «благочестивую традицию». Одни видели в нем «следы языческой жертвы», другие - результат турецкого влияния, а третьи - ветхозаветную традицию жертвоприношения. Священник церкви с. Чишмя-Варуит И. Молявин в своем рапорте на имя Высокопреосвященного Архиепископа Кишиневского и Хо-тинского Сергия при обосновании так называемых «добровольных» приношений в пользу причта делал акцент на народном происхождении большей части совершавшихся прихожанами обычаев и обрядов и их тесной связи с религиозной обрядностью: «Курбан есть Булгарское слово и означает жертвоприношения в честь великих праздников Божиих - Пресвятой Богородицы и угодников Бо-жиих. Он есть древний обычай у булгар, которые приносят ягненка в церковную ограду, где предварительно заклания просят священника прочитать благословенную молитву, которая читается на Пасху, и окропляет святою водою, затем берут барашка домой, закалывают его и приготовляют обед, на который приглашают родных, соседей и добрых людей» (НАРМ, 1887, ф. 208, оп. 4, д. 1655, л. 1). Основная часть духовенства относила обряд курбан к благочестивой традиции, сходной по своему религиозному значению с паломничеством. Священник с. Селиогло Г. Варзопов отмечал: «Кроме указанных обычаев у прихожан существует еще один благочестивый обычай под названием "курбан". Это род жертвоприношений. Жертвоприношения эти совершаются в день св. великомученика Георгия, св. Троицы, Успения Божьей Матери, св. великомученика Димитрия и архистратига Михаила.» (Варзопов 1874: 700). Священник с. Твардица П. Казанаклий писал: «Курбан - слово необъяснимое; вероятно в этом обычае сохранились следы языческой жертвы, судя по тому, чем она обставлена. Приносится эта жертва и частно и общественно. Частно: в дни ангела, болгарин убивает лучшего барана и, по снятии кожи, переднею сырою лопаткою наделяет священника, а все остальное мясо и даже внутренности животного рубятся на мелкие части и варятся в котле без всякой примеси других элементов. Курбан особенно удачен бывает тогда, когда мясо кажется несваренным, а только попаренным. На приготовленном столе кладут хлеб и водку, вносят котел с приготовленною пищею и тотчас приглашают священника благословить кур-
бан. После благословения начинается пиршество, на котором немыслимы другие блюда. Такие же курбаны делаются по умершим, а иногда и на их поминовениях» (Казанаклий 1873: 731). Священник гагаузского с. Чок-Мейдан К. Малай отмечал, что на свадьбе гостей угощали блюдом «из бараньего, вареного и недоваренного, мяса на одной лишь воде с примесью разве луку и красного толченого перца» (Малай 1875: 841).
Особым видом жертвоприношения является «Аллахлык» ^ШЫ^, «посвященный Богу»), совершавшийся, как правило, хозяевами крупных стад овец в День Св. Димитрия (Касым) с целью «обеспечить» здоровье скота и способствовать увеличению приплода. Для освящения курбана приглашали священника, который читал специальную молитву посреди стада и затем окроплял животных освященной водой (С1аеЫг 1934: 7). Для этого вида курбана использовали быков, но чаще баранов. Выбранное для жертвоприношения животное кастрировали и усиленно откармливали в течение трех лет. У гагаузов оно называлось burma («кастрированный баран»), а у бессарабских болгар - hazman. В течение указанного времени шерсть животного состригали, после чего из нее ткали небольшого размера коврики: «trapeznik», «ekmek bezi», «^ШЫ^ bezi», «allahlzk» (Квилинкова 2007: 482). По окончании трапезы гостей одаривали шерстяными ковриками и двумя свечами, изготовленными из жира животного. Этими ковриками хозяйки покрывали тесто при приготовлении хлеба.
Масштабы жертвоприношений по случаю общесельского праздника, имевшие место в конце XIX в., поражают: «При освящении новой церкви в с. Бешалма, построенной 10 или 15 лет тому назад (в 1881 г. - Е. К), торжество было общее для всего села, а потому было заколото до 30 быков и до 300 баранов. Угощение в то время было в каждом доме, и каждый, свой или чужой, мог зайти на угощение в любой дом во всем селе. Что касается водки, то ушаты ее стояли на улицах, и каждый мог прийти и выпить, сколько ему угодно» (Мошков 1901: 17). С последней трети XIX в. ввиду уменьшения поголовья овец и обеднения крестьянства частные курбаны стали совершаться реже: «да и самый этот обычай, за недостатком овец, начинает падать» (Варзопов 1874: 700). В начале ХХ в. «сборы сохранились только в некоторых селах в дни храмо-
вых праздников большей частью»; общественные курбаны делают в дни св. Георгия, св. Димитрия, св. Николая (Стойков 1911: 13). Прихожане все чаще стали устраивать обрядовую трапезу не дома, а приносили жертвенное животное живым и дарили его церкви для общественной трапезы. Тот факт, что нами зафиксировано у гагаузов 17 разновидностей курбана (подробнее см.: Квилинкова 2007: 476-516), свидетельствует о значимости данного обряда. Курбан являлся одним из способов поклонения Всевышнему и «средством приближения к Его милости». В этой связи вряд ли можно полностью согласиться со сделанным В. А. Мошковым выводом о том, что уже в конце XIX в. курбан утратил свою религиозно-нравственную функцию в жизни народа и стал лишь средством выражения гостеприимства (Мошков 1901: 16). Изучение данного обряда показало, что сохранялась не только его форма, но и содержание. Так, принципиальное отличие жертвенной трапезы от простого пира заключается в том, что мясо принесенного в жертву животного делится между всеми присутствующими за столом поровну, что зафиксировано в работе М. Чакира (С1асЫг 1934: 5). Мошков писал, что в течение всего года гагаузы питаются «кое-как и кое-чем», во многом себе отказывают, но при этом каждая семья стремится устроить по тому или другому важному событию кур-бан. И далее следует его собственное объяснение этого явления: «Все дело заключается в том, что у них выработалось, вероятно, многими веками глубокое убеждение в том, что, устраивая угощения, они угождают Богу, а, воздерживаясь от них, рискуют вызвать гнев Божий и навлечь на себя кару» (Мошков 1901: 18).
В 70-90-х гг. XIX в. наиболее языческие по форме и содержанию обряды прекратили свое существование, например «ловля вампиров» со складной иконой и бутылкой (Чакир 1891: 781-782), однако гагаузы и болгары сохраняли празднование семи четвергов (начиная с Великого четверга), обряд Пипируда, Сурваки, Лазари, колядование на Рождество и Новый год, русальные и волчьи праздники и многие другие. Значительная часть духовенства рассматривала большинство народных обычаев и обрядов как предрассудки, но «не грубые и не вредные», «не противные христианской религии» (Там же: 776, 534, 638). Священник с. Селиогло Г. Варзопов писал: «При посеве и уборке хлеба, кроме религиозных обычаев у прихожан, других не существует. Существуют правда обычаи
и обряды при крещении, рождении, погребении и венчании, но эти обряды и обычаи, по своей всеобщности, маловажности и ничтожности, сопряженные с безтолковою расточительностью, не заслуживают внимания. <...> Мужчины вообще чужды всех предрассудков и суеверий, вредных в общественном и домашнем быту. Между женщинами хотя и существуют еще нашептывания, предрассудки и суеверия, но они нисколько не вредны и, с года в год теряют свое значение» (Варзопов 1874: 698, 699; о том же: Каза-наклий 1873: 694-696; Внебогослужебные... 1892: 58; НАРМ 18751876; Малай 1875: 836). Священники подчеркивали: «Несмотря на все противодействия священника, коляда продолжает существовать, но не в таком виде, в каком существовала в прежние времена» (Федоров 1876: 862; Державин 1914: 92). Однако сведения некоторых священников о том, что за время их службы в приходе языческое содержание праздников и обрядов ими уничтожено, не соответствуют действительности. Например, об обычае умыкания невест, с которым духовенство активно боролось, Д. Чакир писал: «До поступления моего на сей приход, тому назад 20 лет, существовал здесь безнравственный обычай умыкания невест <...> теперь с уверенностью можно сказать, что этот обычай канул в вечность» (Чакир 1891: 631). Однако по приведенным Н. Стойковым данным обычай сохранился и в начале ХХ в., «но теперь он носит совершенно другой характер и другое значение» - кража чисто фиктивная, редко насильственная. «Кража невест имеет и свои положительные стороны. Она является протестом против того деспотизма родителей, который до последнего времени полновластно царил в семье болгарина, принимая иногда прямо-таки дикие формы». Благодаря фиктивной краже «много семей спасено было от тяжелой жизни невольного брака» (Стойков 1911: 12). Обычай же «демонстрирования невинности невесты пред венчальным отцом и другими» (ночную сорочку невесты после первой брачной ночи клали в сито и показывали гостям, которые при этом должны были класть в сито деньги) охарактеризован им не иначе как «дикий» (Там же). Согласно сведениям современных информаторов, этот обычай в некоторых болгарских селах сохранялся до 60-х гг. ХХ в. Межсельские праздники - «сборы» прекратили свое существование в первой четверти ХХ в.
Причины сохранения язычества заключались в том, что многие церковнослужители в деле просвещения прихожан не могли оказать нужного воздействия на паству, поскольку они «сами и их семейства не свободны от присущих населению суеверий и предрассудков» (НАРМ 1891). Высшая болгарская церковная иерархия состояла почти исключительно из греков, а «низшее духовенство» из болгар - «оно почти без исключения было так же невежественно, грубо, суеверно и невысокой нравственности, как и та паства, пасти которую оно было поставлено» (Стойков 1910: 1272-1273). И далее Стойков отмечал, что зачастую влияние священников на паству сводилось лишь «к влиянию хорошего хозяина на менее зажиточных односельчан» (Там же: 1311).
В сохранении народных обрядов немалую роль сыграла личная заинтересованность духовенства в них, поскольку за совершение необходимых религиозных треб, сопровождавших народные обряды, прихожане щедро одаривали причт зерном, мясом, шкурами, калачами, деньгами и др. Оно всеми силами отстаивало эти традиции, обосновывая их существование значимостью в деле сохранения религиозности прихожан. И в этом, несомненно, есть своя логика. Духовенство активно приобщало задунайских переселенцев к систематическому посещению церквей, совершению обрядов причастия, исповеди, но празднование воскресных и праздничных дней осуществлялось ими далеко «не по-христиански». Пастырям церкви и ревнителям благочестия приходилось различными способами разъяснять верующим святость воскресного и праздничных дней, настойчиво убеждая проводить их по-христиански.
Применявшиеся некоторыми священниками способы воздействия на тех, кто не ходил в церковь, не вполне благопристойно вел себя во время богослужения, не знал молитв и т. п., порой были довольно жесткими и вызывали внутренний протест у прихожан. В результате использования частью бессарабского духовенства таких мер, как религиозное давление и административные рычаги воздействия (выговоры, штрафы, запреты и др.), происходило смещение акцентов в традиционной обрядности задунайских переселенцев, то есть наиболее важная часть празднований переместилась с общесельской площади в семью, где административный и религиозный контроль был бессилен.
При рассмотрении причин, способствовавших хорошей сохранности у гагаузов и болгар традиционной обрядности, в первую очередь следует учитывать то, с каким «багажом» они переселились на территорию Бессарабии. Именно на данный фактор обращал внимание Н. Стойков (1910: 1279). Кроме внешних причин, оказавших мощное воздействие на сохранность гагаузами и болгарами традиционной обрядности, на наш взгляд, важными представляются трепетное отношение к наследию предков, высокая степень религиозности с упором на народно-религиозную обрядность (народное православие), патриархальный уклад жизни, компактное проживание, определенная степень замкнутости собственного этнического пространства и др.
Л. Майков, редактор издания Центрального статистического комитета МВД в 1868 г., дал переселенцам такую характеристику: «Болгары отличаются замкнутостью своего характера и мало сближаются с другими племенами, вследствие чего сохранили свою народность» (цит. по: Державин 1914: 34). Г. Гобаровский, наблюдавший за строительством церквей, молитвенных домов, училищ у болгар, писал: «Они - люди весьма религиозные, но с некоторыми суевериями, столь свойственными населению, стоящему низко по уровню цивилизации. Семейная жизнь их носит характер строго патриархальный и положительно нравственный.» (Там же: 35). По замечанию А. Защука, болгарские колонисты одеждою, нравами, обычаями и семейным бытом во многом отличаются от остальных обитателей Бессарабии. «В общественном быту уживчивые и почтительные к старшим в своем племени, болгары самолюбивы и горды. Нищих между ними почти нет.» По его мнению, на особенности их характера повлияли особые условия, в которых они жили - их привилегированное положение по сравнению с основной массой населения Бессарабии: отсутствие эксплуатации и угнетения, дарованные им льготы и т. д. (Защук 1862: 504).
Очерчивая вопрос о степени сохранности традиционной обрядности на примере гагаузов, проживающих в разных государствах, отметим, что у гагаузов Болгарии на протяжении длительного времени лучше сохранялись реликты язычества и в целом фракийский пласт обрядности, а также обряды скотоводческой направленности (первое доение овец и т. п.). Так, до недавнего прошлого функцио-
нально значимым у них был обычай «повторного» крещения ребенка; широко использовались языческие по форме имена собственные; значительную архаичность и устойчивость демонстрирует традиционная календарная обрядность - совершение межсельских праздников у курганов и источников; исполнение обряда Кукеры, Трифонова дня, обряда вызывания дождя (Пипируда, Германчо) и др. (Квилинкова 2005; 2007: 224-230). На данный процесс оказало влияние то, что гагаузы продолжали жить в одном и том же историко-культурном и географическом регионе, подпитывавшем их духовную культуру на протяжении многих веков. Вместе с тем исторические условия, в которых жили гагаузы Болгарии в период османского завоевания, способствовали усилению религиозной индифферентности. В качестве определенного критерия интенсивности религиозной идентичности можно рассматривать отношение их к храмам: во многих селах церкви находятся в полуразрушенном состоянии. В ходе процесса урбанизации утрата народной обрядности и традиционных элементов быта происходила стремительно.
Согласно выводам молдавского этнографа В. С. Зеленчука, «у болгар Бессарабии календарный цикл обрядов и верований также значительно изменился и к концу XIX в. не имел точных аналогий с календарными обрядами болгар Болгарии. Были утрачены многие обряды, связанные с пастушеским хозяйством, получили развитие обычаи, отражающие занятие земледелием, появились национальные черты, заимствованные у молдавского и украинского населения» (Зеленчук 1979: 191). Данные процессы были характерны и для традиционной обрядности бессарабских гагаузов, у которых скотоводческие обычаи и обряды, связанные с первым выгоном скота, первым доением и т. д. (приуроченные к празднику Хедерлез/дню св. Георгия), также были утрачены. Об этом косвенно свидетельствует собранный В. А. Мошковым полевой материал, в котором эти обряды не упоминаются, в то время как у гагаузов Болгарии они хорошо сохранились.
Архивные и историографические данные свидетельствуют о том, что, обосновавшись в Бессарабии, задунайские переселенцы продолжали жить той же религиозно-нравственной жизнью, какой жили у себя на родине, сохраняя на протяжении всего XIX в. «самые дикие суеверия, которые приводили в смущение иностранцев»
(Стойков 1910: 1270-1271). Несмотря на то, что значение некоторых народных обрядов, выполнявших на Балканах важную функцию сохранения и трансляции православной веры, во многом было утрачено, в глазах гагаузов и болгар они были освящены самим временем, поскольку являлись религией отцов и дедов, их духовным и культурным наследием.
В целом можно говорить о том, что результатом усилий кишиневского епархиального начальства, местного духовенства, официальных властей стали усиление религиозности бессарабских гагаузов (щедрые пожертвования на строительство и нужды храма, посещение церкви, знание молитв, соблюдение воскресных и праздничных дней, перевод религиозной литературы на гагаузский язык, появление духовных стихов на гагаузском языке, возникновение гагаузской религиозной рукописной традиции и т. д.) и большая степень адаптации традиционной обрядности к христианской (Кви-линкова 2011; 2012). Ряд обычаев и обрядов сохранили свою языческую форму и содержание, но утратили значимость: например, русальные праздники, скачки в День св. Федора, колядование на Рождество и Новый год и др. В некоторых случаях запрет на совершение народных обрядов приводил к тому, что прихожане еще более «держались» за них, совершая их тайком от священника (например, обряд вызывания дождя [Малай 1875: 830-843], «встречи» и «проводы» Русалий и др.). В конечном итоге политика епархиального начальства способствовала консервации народных обычаев и обрядов у бессарабских гагаузов и болгар, тем самым сохраняя их этнокультурные особенности.
* * *
На сохранность народных обычаев и обрядов значительное влияние оказала Православная церковь. В процессе христианизации языческих культов языческие по содержанию обычаи и обряды были видоизменены и впоследствии многие из них включены в религиозную обрядность, например: освящение в церкви первых плодов земли - в праздник Преображения, Успения, в День св. Ильи, зеленой растительности - в Вербное воскресенье, на Троицу; окропление освященной водой виноградников - в День св. Трифона, скота - в День св. Георгия и др. Значительной трансформации под-
верглись форма и способы совершения обряда курбан (распространенным видом жертвоприношения стал «курбан милости», то есть бескровная жертва). Языческо-христианский синкретизм являлся характерной чертой календарной и семейной обрядности у многих христианских народов. Народные праздники и обряды, испытав определенную трансформацию, совершаются гагаузами и болгарами и в настоящее время. Довольно полно сохранилась семейная обрядность, особенно родильная и похоронно-поминальная. Хорошая сохранность у бессарабских гагаузов и болгар традиционной обрядности объясняется тем, что народные обычаи и обряды воспринимались ими как неотъемлемая часть их религии, как святое.
Литература
Арнаудов, М. 1972. Студии върху българските обреди и легенди. Т. I. София.
Варзопов, Г. 1874. Селение Селиогло. Кишиневские епархиальные ведомости 18: 687-703.
Внебогослужебные собеседования в приходе с. Кубей, Аккерманско-го уезда, в связи с кратким очерком религиозно-нравственного состояния прихожан. 1892. Кишиневские епархиальные ведомости 3: 55-58; 4: 65-76.
Губогло, М. 2010. Воображаемая вероятность: новейшие размышления о происхождении гагаузов. М.: ИЭА РАН.
Державин, Н. С. 1914. Болгарские колонии в России. Таврическая, Херсонская и Бессарабская губернии. София: Державна печатница.
Етнография на България. 1985. Духовна култура. Т. III. София.
Защук, А. 1862. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Бессарабская область. Ч. I. СПб.
Зеленчук, В. С. 1979. Население Бессарабии и Поднестровья в XIX в. Кишинев: Штиинца.
Казанаклий, П. 1873. Твардица. Кишиневские епархиальные ведомости 18: 664-669; 19: 662-702; 20: 731-735.
Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники. М., 1977.
Квилинкова, Е. Н.
2005. Гагаузы Молдовы и Болгарии (Сравнительное исследование календарной обрядности, терминов родства и фольклора). Chi§inau: Pontos.
2007. Традиционная духовная культура гагаузов: этнорегиональные особенности. Кишинев: Business-Elita.
2010. Заговоры, магия и обереги в народной медицине гагаузов. Кишинев: Elan Inc.
2011. Гагаузский песенный фольклор - «Грамматика жизни». Кишинев: Elan Inc.
2012. Апокрифы в зеркале народной культуры гагаузов. Кишинев-Благоевград: Tip. Céntrala.
Киранов, С. 1875. Борьба приходского священника с предрассудками и суевериями прихожан-болгар. Кишиневские епархиальные ведомости 21: 770-788; 22: 818-823.
Малай, К. 1875. Приход Чок-Мейдан Бендерского уезда. Кишиневские епархиальные ведомости 20: 734-746; 22: 830-843; 24: 908.
Мошков, В. А. 1901. Гагаузы Бендерского уезда. Этнографические очерки и материалы. Этнографическое обозрение 2: 1-44.
Скальковский, А. А. 1848. Болгарские колонии в Бессарабии и Новороссийском крае. СПб.
Стойков, Н.
1910. Религиозно-нравственное состояние болгарских колоний в Бессарабии со времени их основания до настоящего времени. Кишиневские епархиальные ведомости 36: 1267-1280; 37: 1307-1311; 38: 1355-1366; 41: 1463-1478; 42: 1510-1516.
1911. Религиозно-нравственное состояние болгарских колоний в Бессарабии со времени их основания до настоящего времени. Кишиневские епархиальные ведомости 1-2: 5-14; 4: 142-152.
Титоров, И. 1903. Българите в Бесарабия. София.
Федоров, М. 1876. Село Задунаевка. Кишиневские епархиальные ведомости 21: 789-794; 22: 859-865.
Чакир, Д. Г.
1891. Историко-статистическое описание церкви и прихода с. Исер-лии, Аккерманского уезда. Кишиневские епархиальные ведомости 17: 524-535; 19: 610-618; 20: 628-639; 21: 686-690; 22: 736-742; 23: 776-784.
1899. Биографический очерк рода и фамилии Чакир. Кишинев: Типография Бессарабского губернского правительства.
Ciachir, M. 1934. Obiceiurile religioase ale gagauzilor din Basarabia.
Viata Basarabiei 6: 4-8. Chiçinâu.
Архивы
АИАЭ - Архив Института археологии и этнографии Академии наук Молдовы, ф. 24, оп. 2, ед. хр. 34, л. 240 (экспедиционный отчет за 1984 г.)
НАРМ
Национальный архив Республики Молдова, 1875-1876, ф. 208, оп. 5, д. 875, л. 33.
Национальный архив Республики Молдова, 1887, ф. 208, оп. 4, д. 1655, л. 1.
Национальный архив Республики Молдова. НАРМ, 1891, ф. 208, оп. 4, д. 1716, л. 96.
