CC BY
59
УДК-392.312(=352.3)
Сабанчиева Любовь Хабижевна
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник сектора этнологии Института гуманитарных исследований КБНЦ РАН и РАН [email protected] Lyubov H. Sabanchieva
candidate of historical sciences, senior staff scientist at the Ethnology Department of the Institute of Humanitarian Researches, Kabardin-Balkar Scientifik Centre of the Russian Academy of Sciences [email protected]
АРХЕТИП ОТЦОВСТВА В ЭПОСЕ «НАРТЫ» PATERNITY ARCHETYPE IN THE "NARTS" EPOS
Аннотация. В данной статье рассмотрена амбивалентная архаичная структура феномена «отцовство», проявляющаяся в эпосе адыгов и карачаево-балкарцев «Нарты»
Ключевые слова: эпос «Нарты», архетип, «отсутствующий» отец, безотцовство, отцовское наследство, кровная месть за отца.
Annotation. The ambivalent archaic structure of a phenomenon of the "paternity" (fatherhood), represented in the epos of Adyghes and Karachay-Balkars "NARTS" is considered
Keywords: epos "NARTS", paternity archetype, "absent" father, fatherless state, fatherly inheritance, blood feud for the father
В отличие от Западной Европы, где первоначально при изучении родительства приоритет отдавался отцовству, в котором видели исключительно социальный феномен, менявший свое обличье в разные исторические эпохи [1], в России традиционно сложилось так, что при описании родительства основной акцент делался на материнстве. При рассмотрении вопроса о ролевом поведении мужчин и женщин в современной научной литературе основное внимание, как правило, уделяется проблемам женщин, особенно, если речь идет о сложности согласования материнской и профессиональной роли, семейной и профессиональной самореализации.
Однако проблемы мужчин в роли родителей являются не менее значимыми и актуальными. Отцовство в контексте трансформационных процессов в сфере гендерных отношений является в нашей стране наименее
изученной составляющей семейного взаимодействия; можно отметить немного работ отечественных авторов, посвященных изучению феномена отцовства с использованием гендерного анализа [2; 3].
Отцовство (fatherhood) - понимается как социальный институт, система прав, обязанностей, социальных ожиданий и требований, предъявляемых к мужчине как родителю и коренящихся в нормативной системе культуры и в структуре семьи. Другое значение термина «отцовство» (fathering) - это реальные практики, то есть деятельность, связанная с выращиванием и воспитанием детей [3,]. Отцовская идентификация - это процесс осознания себя в качестве родителя и принятие (или отрицание) имеющихся культурных норм поведения отца (принятие отцовской роли) [2].
Проблема отцовства имеет разносторонний характер, её понимание тесно связано с темой семьи, семейных традиций, воспитания молодого поколения, культуры семьи. Перечисленные вопросы в разное время, начиная с Аристотеля и заканчивая нашими современниками, вызывали и продолжают вызывать интерес у специалистов. Что касается специфики феноменов материнства и отцовства у адыгов и карачаево-балкарцев, то здесь при относительно активной разработке отдельных проблем семьи за редким исключением эти феномены не стали отдельным предметом исследования, в связи с чем многие аспекты материнства и отцовства не изучены в глубоком историко-культурном разрезе. В первую очередь это касается архетипов материнства и особенно отцовства.
Материалом для «извлечения» архетипа отцовства является фольклор. В нашем случае - это эпос «Нарты» - один из древнейших речевых жанров народов Северного Кавказа, в частности адыгов и карачаево-балкарцев. Несмотря на признание его общим достоянием народов, он вобрал в себя и этнические особенности.
Термин «Архетип» был введен в научный обиход одним из основоположников культурологического и философского направления психоанализа — швейцарским ученым Карлом Юнгом. Согласно ему, архетип - это бессознательный культурный коллективный первообраз, универсальная матрица социокультурного поведения, а также фундаментальная структура психики, являющаяся по своей сути трансперсональной, вневременной и имеющей постоянное влияние на творчество, деятельность, поведенческие акты людей, масс, общественных систем [4].
Давая оценку архетипу отцовства, И. Кон писал: «Отцовство -универсальный и одновременно наиболее изменчивый и проблематичный аспект маскулинности. Это касается и социального института отцовства (fatherhood), и конкретных отцовских практик (fathering), и мужской идентичности, включающей образ Я... Психология отцовства имеет свой мифологический ракурс. В прошлом отцовство часто трактовали как вертикаль власти, на вершине которой стоит Небесный Отец, а каждая вышестоящая власть выступает как символический отец нижестоящей,
которую она порождает, содержит, контролирует, дисциплинирует и наставляет на путь истинный» [5].
В последнее время учеными-кавказоведами предпринята попытка исследования адыгской версии эпоса «Нарты» в юнгианском ключе [6;7]. Эти работы посвящены архетипу Великой Матери. По мнению М. Хоконова, «в нартском эпосе адыгов и других народов Северного Кавказа легко прослеживаются мотивы и персонифицированные образы нескольких культурных архетипов. Архетип Великой Матери, являющийся бессознательным выражением феминного начала и принципа в культуре и обществе, воплощен в эпический образ Матери всех нартов, прародительницы жизни Сатаней (Сэтэней), а архетип Героя, его характерные атрибуты получили отражение в мифоэпическом характере Сосруко (Сосрыкъуэ), центрального героя адыгского нартского эпоса» [6].
С этим утверждением М. Хоконова можно согласиться только отчасти, поскольку не во всех национальных версиях главная героиня является матерью всех нартов. Например, в осетинском эпосе Сатана, несмотря на ее высокое положение в обществе не является таковой. Вот как характеризует ее Ш.Д. Инал-Ипа: «С рождением Сатаны не связано ни «начало», ни «конец» рода нартов. Сатана у осетин выступает не как общая мать всех нартов, прародительница народа (как, например, в эпосе абхазов), а как мудрейшая из женщин, прорицательница и советчица, как «лучшая из нартских матерей» [8, с.31-32].
В отличие от Сатаны, центральный женский персонаж адыгского варианта эпоса «Нарты» Сатаней, по справедливому мнению М. Текуевой, действительно выполняет культурологическую роль материнского начала в мифологии [7, с. 208]. Но и в адыгском варианте эпоса образ Сатаней не всегда вписывается в данную схему. Если с материнским архетипом более или менее ясно, с отцовством иная ситуация. В рамках данной работы основное внимание будет уделено рассмотрению отцовского первообраза в адыгском и карачаево-балкарском эпосе.
При этом необходимо будет прислушаться к мнению исследователей эпоса, предупреждающих о том, что народный героический эпос - явление достаточно сложное, в нем не приходится ожидать какой-либо однозначной идеологической направленности, и мотивы поступков персонажей в разных сюжетах - даже вариантах одного и того же сюжета - могут быть принципиально различными и далеко не всегда поддаются прямолинейно-рациональному истолкованию [9, с. 14].
Тем не менее, феномен отцовства в нартском эпосе адыгов и карачаево-балкарцев довольно отчетливо отражен во многих эпизодах. Например, в адыгском варианте четко прослеживается патрилинейный счет родства. Происхождение, как и личные имена героев, устанавливаются по отцу: Канжоко - сын Канжа, Тореш -сын Альбека, Батраз -сын Химиша, Ашамез -сын Аши, Бадыноко - сын Бадына. Казалось бы, в этом ряду должен был бы стоять и главный герой Сосруко - сын Соса. Но здесь действует мировая
универсалия - чудесное рождение героя, призванное обратить внимание на сверхъестественную природу героя, приведшее к его эпической идеализации [9, с.21].
Параллели наблюдаются и в других национальных эпосах.
В карачаево-балкарском эпосе внятно слышен голос отца: «Говорят, когда Алауган очень состарился, он сказал [своему сыну]:
- Карашауай, как и я, неустанно борись с эмегенами, оберегай от них нартов, будь их защитником» [10, с.409].
По описанию Ш.Д. Инал-Ипы: «Генеология и порядок наследования в осетинских сказаниях носят явные следы отцовского права, что отнюдь не характерно для абхазского эпоса. Герои осетинского эпоса ведут родство по отцовской линии: в сказаниях выступают Стар и его сыновья; Кадзаргас, его сын Хамыц, его внук Батрадз; Уархаг и его потомки образуют как бы особые «патронимии», Уархаг и его сыновья Ахсар и Ахсартаг и др.
Нередко в эпосе говорится о долгах отцов, о наследии прадедов, о наследовании по мужской линии, о доспехах предков, об их завещаниях, об имуществе, оставшемся от отца и т.п. вещах» [8, с.33].
В нартском эпосе отразились различные семейные обычаи, связанные с отцовством, которые сохранились в этнографической реальности народов -творцов эпоса. На это обратил внимание тот же Ш.Д. Инал-Ипа. В частности, это касается аталычества: нарты Сосруко и Бадыноко воспитываются чужими людьми в подземелье, в тайне от всех нартов, в том числе и от своего отца. Нарты живут большими патриархальными семьями (у нартского кузнеца Дабеча было девятнадцать сыновей от одной матери и от одного отца), мальчик и девочка, родившиеся в одну ночь должны были стать мужем и женой, в знак чего на углах колыбельной вырезали знаки обручения [11, с.130] (обряд гущэкъуапэибзэ - люлечное обручение), а Шужей перевязал руку Маличипх повыше запястья шелковой лентой, желая обручиться с ней (это Ьужь - залог, даваемый молодыми друг другу в знак согласия пожениться), она в ответ сказала ему, что она не ищет жениха, поскольку и гущэкъур ибзащ - на ее колыбельной сделали надрезы обручения [12, с.403].
Этот ряд можно дополнить древним обычаем молочного родства. Например, в балкаро-карачаевском цикле о Рачыкау, его теща, дав Карашауаю прикоснуться губами к своей груди, становится молочной матерью, что делает этих двух нартов братьями; таким же способом Алауган стал сыном эмегенши и т.п. [10, с.403].
В Нартиаде в различных сюжетах присутствует мотив спасения отца сыном. При этом инициатором является не сам сын, а его мать. На пути спасения отца герои должны пройти через множество испытаний, и в этом мать оказывает им помощь, используя свои магические и ведовские способности [9]. В карачаево - балкарском сказании «Сатанай спасает Ерюзмека от гибели» Сатанай говорит своему мужу «.. .твой сын - камень, на который ты будешь опираться в старости» [10, с.332]. В данной формулировке отчетливо слышен принцип почитания отца сыном, сыновняя
обязанность содержать родителей на старости, сохранившаяся до наших дней. А в сюжетах о том, как мать инициирует и помогает сыну спасти отца, заложена архаика народной традиции повышения авторитета отца семейства стараниями матери, что тоже наблюдается в этнографической действительности адыгов и карачаево-балкарцев.
В эпосе «Нарты» распространен мотив кровной мести за отца. Сюжеты мести за отца в адыгском эпосе связаны с именами Батраза и Ашамеза. Но, в отличие от других национальных версий, в частности, осетинской, здесь отсутствует Сатаней-гуаша, что, по мнению нартоведов, можно объяснить несколькими причинами: либо это обстоятельство свидетельствует о неполном заимствовании, например, образа Батраза у осетин [8, с.219], либо тем, что нарты Батраз и Ашамез являются типологически более «младшими героями» эпоса, нежели Сосруко [9, с.28].
Мать Батраза происходит из племени карликовых людей; и больше о ней ничего не известно. Зато хорошо известно имя его отца - Хымыш, т.е. генеалогическое родство, в отличие от Сосруко, четко ведется по отцовской линии, характерной для патрилокального брака. Да и центральным конфликтом в сказаниях о Батразе является месть за отца, которая зародилась у него в утробе матери (это обстоятельство может свидетельствовать тому, что первоначально институт кровной мести касался только рожденных детей, затем постепенно его круг расширился и распространился на всех родственников):
.. .В чреве находясь, отцовскую кровь не прощающий!
Когда Батраз отделился от испы-гуаши,
Его приносят каном за кровь [8, с.16-17] ...
Как видно, Батраз мстит за отца, которого и не видел никогда, т. е. за «отсутствующего» отца. Эту ситуацию можно объяснить по-разному. Например, так, как это сделал А. Гутов, который видит в безотцовстве мотив одиночества, который, в свою очередь, указывает на вероятную типологическую связь с архаическими мифами о первотворениях, о создании мира, о временах, когда мир еще не был заселен [9, с.28]. Нам же кажется, что описываемые в пшинатлях о Батразе и Ашамазе события (не зря они называются «младшими героями» эпоса) относятся к более позднему периоду социального развития адыгов, и объяснение здесь более прозаическое. «Отсутствующий отец» - явление периода перехода от матрилокального к патрилокальному браку, когда люди стали понимать причинно-следственную связь появления детей в результате половых сношений. Скорее всего, что ближе к истине, здесь может иметь место предположение И. Кона, считавшего, что «самый распространенный транскультурный архетип отцовства - образ отсутствующего отца. В мифологическом сознании отец - прежде всего персонификация власти, прародитель и высший духовный авторитет» [5].
Примерно такова фабула и карачаевского сказания «Ачимез и Хубун», о котором речь пойдет ниже. Здесь же хотелось бы обратиться к роли матери
в отмщении Батраза (Батреза) за отца. В одном из кабардинских вариантов сказания «любящая» мать Батреза Веква проявляет немотивированное предательство и выдает намерение сына отомстить за отца:
Так сказала: «Горе нартам,
Горе нартам, пьющим сано!
Сын Хымыша подрос.
Меч Батреза жаждет крови!» [14, с.71].
Предательство матери могло бы привести сына к неминуемой гибели.
В сказании «Ачимез и Хубун», действия разворачиваются по традиционному сценарию: рождение героя Ачамеза после гибели отца; тщательное скрывание матерью имени убийцы мужа; случайное узнавание сыном о гибели отца во время ссоры со сверстниками, упрекнувшими его в неспособности отомстить за убиенного отца; жестокое физическое испытание матери с целью раздобыть сведения об убийце отца, получение отцовского наследства - богатырского коня и доспехов; поход героя в поисках убийцы отца и отмщение за него [15, с.88-91].
С другой стороны, в Нартиаде присутствует и известный мотив убиения состарившихся отцов, и спасение их сыновьями, напрямую связанный с развитием детско-родительских (отцовско-сыновных) отношений, который, возможно, предшествовал институту кровной мести за отца[9, с. 196-198]. Интересно отметить, что сын - в данном сюжете -Сосруко - до его спасения даже не был знаком со своим отцом. Таким образом, он обретает земного отца из рода Алидж, позиционируемого в эпосе как старый и бездетный, несмотря на то, что по этой же версии Сатанай родила сына Сосруко земным способом в результате соития с пастухом Созаром.
Приведенный выше сюжет свидетельствует о приближении эры патриархатных брачных отношений. В более поздних вариациях Нартиады отчетливо видна картина столкновения старых семейно-брачных устоев матриархата с зарождающимися новыми формами брачных отношений, что неизбежно привело к понижению роли и статуса женщины-матери и повышению роли мужчины-отца, что, в конечном итоге трансформировало ее гендерное соотношение в сторону преимущественной маскулинизации социальных и семейных отношений.
Литература
1.Пушкарева Н. Л. Материнство как социально-исторический феномен Электронный ресурс: http://www.bim-bad.ru/biblioteka/article_full.php?aid=631. Дата обращения: 15.02.2013.
2.Гурко Т.А. Брак и родителъство в России - М.: Институт социологии РАН, 2008. - 325 с. 3. Кон И.С. Мужская роль и гендерный порядок//Вестник общественного мнения. 2008. № 2 (94) март-апрель. - С. 37-43; Его же. Мужчина в меняющемся мире. - М.: Время, 2009.
4. Юнг К. Архетип и символ. - М., 1994.
5. Кон И. Отцовство как компонент мужской идентичности// http://sexology.narod.ru/info164.html Дата обращения: 17.02.2013.
6.Хоконов М.А. Архетипический аспект исследования адыгского мифоэпического сознания//Архивы и общество. Нальчик, 2011. Вып.9.
7. Текуева М.А. Гендерные архетипы народов Северного Кавказа (по нартскому эпосу)//Материалы Международного симпозиума «Устойчивое развитие: проблемы, концепции, модели», посвященного 20-летию КБНЦ РАН. В 3-х томах. Т. III. Россия, г. Нальчик, 28июня - 3 июля 2013. - С.207-211.
8. Сказания о нартах-эпос народов Кавказа. М.: Изд. «Наука», 1969.
9. Нарты. Адыгский эпос. Первый том. Нальчик: Эль-Фа, 2012. - 424с.
10. Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев. М.: Восточная литература, 1994.- 656с. (Эпос народов Евразии).
11. Нарты. Кабардинский эпос. М., 1951.
12. Нартхэр. Къэбэрдей эпос. Налшык: Эль-Фа, 1995.
13.Нарты. Адыгский героический эпос. М.: Наука, 1974.
14. Кабардинский фольклор. Нальчик:Эль-Фа, 2000.- 451с.
15.Карачаево-Балкарский фольклор в дореволюционных записях и публикациях. Нальчик: Эльбрус, 1983.- 432с.
Literature
1 . Pushkareva N. L. Motherhood as sociohistorical phenomenon. Electronic resource: http://www.bim-bad.ru/biblioteka/article_full.php? aid=631. Address date: 15.02.2013.
2 . Gurko T.A. Marriage and parenthood in Russia - M.: Institute of sociology of the Russian Academy of Sciences, 2008. - 325 pages 3. Kohn I.S. Male role and gender order//Messenger of public opinion. 2008 . No. 2 (94) MarchApril. Page 37-43; Gurko T.A. The man in the changing world. - M.: Time, 2009.
4 . Jung K. Archetype and symbol. - M, 1994.
5 . Cohen I. Fatherhood as component of man's identity//http://sexology.narod.ru/info164.html address Date: 17.02.2013.
6 . Hokonov M. A. Archetypal aspect of research of the Adyghe myth-epic consciousness//Archives and society. Nalchik, 2011. Issue 9.
7 . Tekuyeva M. A. Gender archetypes of the people of the North Caucasus (according to the NART epos)//Materials of the International symposium "A sustainable development: problems, concepts, models", devoted to the 20 anniversary of KBSC of the Russian Academy of Sciences. In 3 volumes. T. III. Russia, Nalchik, June 28th - July 3rd, 2013. - Pages 207-211.
8 . Legends about Narts - eposes of the people of the Caucasus. M.: "Science " Publishing House, 1969.
9 . Narts. Adyghe epos. First volume. Nalchik: El-Fa, 2012. - 424p.
10 . Narts. Heroic epos of Balkars and Karachays. M.: Eastern literature, 1994. - 656p (Epos of the people of Eurasia).
11 . Narts. Kabardin epos. M, 1951.
12 . Narts. Kabardin epos (In Kabardin language) Nalchik: El-Fa, 1995.
13 . Narts. Adyghe heroic epos. M.: Science, 1974.
14 . Kabardin folklore. Nalchik, El-Fa, 2000. - 451p.
15 . The Karachay-Balkar folklore in pre-revolutionary records and publications. Nalchik: Elbrus, 1983. - 432p.
