Научная статья на тему 'Архетип мудреца и витальность мысли в концепции авторов-натурфилософов Ч. Т. Айтматова и С. П. Залыгина'

Архетип мудреца и витальность мысли в концепции авторов-натурфилософов Ч. Т. Айтматова и С. П. Залыгина Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
337
61
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МУДРЕЦ / АРХЕТИП / НАТУРФИЛОСОФИЯ / ПРИРОДА / РАЗУМ / МЫСЛЬ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Бондаренко Е. Н.

В статье рассматривается витальность мысли и архетип мудреца в концепции Ч.Т. Айтматова и С.П. Залыгина. Идеал авторов-натурфилософов - многомерная личность, обретающая бессмертие в мысли. Персонификация мудрости и зрелости в архетипе связывается писателями с природным началом, в котором заключается витальная энергия бытия.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Архетип мудреца и витальность мысли в концепции авторов-натурфилософов Ч. Т. Айтматова и С. П. Залыгина»

УДК - 8А/Я 1.09

АРХЕТИП МУДРЕЦА И ВИТАЛЬНОСТЬ МЫСЛИ В КОНЦЕПЦИИ АВТОРОВ-НАТУРФИЛОСОФОВ Ч.Т. АЙТМАТОВА И С.П. ЗАЛЫГИНА

E.H. Бондаренко

В статье рассматривается витальность мысли и архетип мудреца в концепции Ч.Т. Айтматова и С.П. Залыгина. Идеал авторов-натурфилософов - многомерная личность, обретающая бессмертие в мысли. Персонификация мудрости и зрелости в архетипе связывается писателями с природным началом, в котором заключается витальная энергия бытия.

Ключевые слова: мудрец, архетип, натурфилософия, природа, разум, мысль.

Литература, запечатлевающая мир через призму philosophya naturalis (натурфилософия), большое внимание уделяет созданию образов мыслящих личностей. Это обусловлено тем, что только обладающий высшим знанием человек может реализовать себя как Сфайрос, соответствующий авторскому идеалу. Однако простого понимания и чувствования сути явлений натурфилософскому герою становится недостаточно, так как в своём стремлении единения с бытием всего существующего он всё же старается сохранить «душевное равновесие, обрести, если использовать пушкинский образ, самостоянье человека» [14, с.143]. Это сочетание вселенского и индивидуального становится возможным лишь с помощью работы сознания натурфилософского героя. У него «рождается предчувствие мысли, предчувствие того обобщенного начала в мире, которое должно как-то объединить, связать в единое целое разбросанные как попало явления природы <...>» [12, с.36].

В натурфилософской прозе второй половины XX века создаётся культ разума. Он базируется на способности выживания личности и обретении ей бессмертия. Витальная энергия заключается для многомерного человека в идее о конечности бытия как определённом роде знания. Характерно в этом смысле высказывание Эпикура: «<...> Смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти ещё нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет» [18, с.316].

Кроме того, разум помогает натурфилософской личности выжить в естественных условиях: «Человеку со всей определённостью необходимы общие убеждения и идеи, которые придают смысл его жизни и помогают ему отыскивать своё место во Вселенной. Человек способен преодолевать совершенно невозможные трудности, если убеждён, что это имеет смысл» [20, с.98]. Подобная разумная устроенность бытия личности и испытываемое ей чувство «единства мира» [14, с.101] порождает в натурфилософской прозе определённый тип т&роя-мудреца, имеющего в литературе давние истоки.

Этот «универсальный образ <...> наделён свойством «вездесущности» и пронизывает всю культуру человечества с древнейших времён до современности» [7, с.24]. Его «бытийная константа» [15, с.51] заключается в обращении личности к своим истокам (природе), к осознанию ей реалий действительности и возможности разрешения противоречия между «Я» и «МЫ». Доминантой образа становится «персонификация мудрости и зрелости» [17, с.201]. Подобная фигура возникает в литературе ещё в античные времена (Тиресий из трагедии Софокла «Царь Эдип»). В натурфилософии мудрость амбивалентна безумству, которое представляется оборотной стороной разума. Однако воспринимается оно как равное ему состояние, преувеличенный логос. Сумасшествие становится мудростью, а герой обретает статус пророка (по Юнгу - символ). Таковы библейские мыслители и философы О.Хайяма.

Образ мудреца - проявление логоса, так как только разумный человек, согласно учению, может жить в согласии с окружающей средой. Именно поэтому большое внимание уделяет ему натурфилософская проза второй половины XX века. Помимо этого, значимой является его энергийная сущность. Мудрец предстаёт как человек-атом, следовательно, носитель идеи. Здесь прослеживается явная перекличка с «матрицами» [8, с.45] К.Г. Юнга. Во-первых, его архетипы -«это как бы Платоновы идеи, из божественного сознания перемещённые в бессознательное человека» [6, с.125], то есть имеющие отприродную суть праформы. Во-вторых, в них отмечается общность психической энергии личности «с животным миром» [6, с.126].

Следовательно, образы мыслителей в натурфилософской прозе второй половины XX века можно интерпретировать с опорой на понимание архетипа мудреца К.Г. Юнга. Он заключает в себе всю разумность мира и дарит человеку гарантию продолжения его бытия. Закон выживания требует от личности развитой аналитической способности. Ей и обладает натурфилософский мудрец. Для сохранения витальной энергии на Земле «лишь особый разум философа способен

заглянуть по ту сторону этой привычной картины мира, населённой статичными и изолированными друг от друга вещами» [19, с.78]. Он же и соединяет их воедино, причём сам подвергается изменению: «окружающая атмосфера поглощается» им и в то же время «поникая» ему «под кожу» [19, с.61], вмещает его в себя. Так, герой проходит путь человека-Сфайроса.

Важнейшим условием подобного личностного становления является уход от социально -исторической действительности. Мысль может родиться лишь в бытии всего существующего: «<...> Живущий в естественных, природных условиях человек удивительным образом осознаёт то, о чём городской житель просто не догадывается <...>» [19, с.59]. Здесь важно учесть разрушительную роль социума в атомарной реализации личности, а не конфликт между людьми различных общественных статусов. Данная проблема натурфилософских мудрецов не занимает, они стремятся ощутить сопричастность всему человечеству. Именно поэтому герои Ч.Т. Айтматова и С.П. Залыгина так жаждут оказаться в естественных условиях. Их мыслители ощущают всю полноту бытия человека лишь наедине с природой.

Герой повести Ч.Т. Айтматова «Пегий пёс, бегущий краем моря» Орган пылает особой страстью к морю, так как оно располагало «к его заветным раздумьям» [2, с.20]. Вода - источник витальной энергии - становится одновременно и символом умиротворённости, рождающей в голове героя деятельную мысль. Здесь созерцание вечного приводит личность к возможности реализовать себя, почувствовать (точнее, осознать) свою принадлежность природе, которая в силу своей созидательной устроенности в подобном познании не нуждается. Отрешённое наблюдение перерастает для Органа в действие. Уединение на природе обращает героя в состояние Сфайроса: «Здесь он чувствовал себя сродни и Морю и Небу» [2, с.20].

Устремление в бескрайность приводит Органа к осознанию бессмертия личности. «Мудрый старец» [16, с.474] замечает атомарное устройство мира, заключающееся в кругообороте явлений. Его идея бессмертия сводится к «преемственности мысли человеческой» [9, с.3]. Познание мира превращается в бесконечный процесс. Герой представляет себя одним из звеньев этой цепи бытия: «А когда он умрёт, кто-то другой будет мыслить дальше, от него и дальше, а следующий ещё дальше и так без конца...» [2, с.20]. Таким рассуждением Орган утверждает ценность познания в жизни человека, так как в концепции автора мысль - источник витальности. Ведь именно она подвигла его спасти Кириска. В этом же ключе раскрываются образы других героев натурфилософской прозы второй половины XX века.

«Человек напряжённой мысли» [11, с.235] герой романа «И дольше века длится день.» Едигей также задумывается о сущности разума личности и обретает в процессе мышления некую полноту. Он говорит себе: «Оказывается, голова человека ни секунды не может не думать. Вот ведь какустроена эта дурацкая штука - хочешь ты или не хочешь, а всё равно мысль появляется из мысли, и так без конца <...>» [1, с.258]. Помимо Едигея, эту формулу бытия осознанно принимает герой романа С.П. Залыгина «После бури» Пётр Корнилов. Он пребывает в состоянии «жизни-мысли» [5, с.121] и жаждет уйти от индивидуализации к «общечеловечности» [5, с.122] МЫ. Поэтому «единственно непогрешимой наукой в этом мире» [5, с.59] является для него натурфилософия, стремящаяся путём осознания действительности созидать и сохранять витальную энергию всего существующего.

Для Едигея идеи приобретают такую же значимость. Разум, по мнению героя, становится истинным только тогда, когда человек может остаться наедине с природой, «<...> с безмолвием сарозеков», так как именно в этот момент он «способен <...> соразмерить величие пустыни с собственным духом» [1, с.221]. Следовательно, Едигей предназначение Сфайроса видит в слиянии с рЬу818, возможном лишь при напряжённой работе мысли. Величие природы, по его мнению, сродни силе разума личности. Познание доказывает человеку эту соразмерность и направляет его к созиданию жизни.

Главное для Едигея заключается в том, что, несмотря на всё величие природы, «живая мысль человека объемлет» и её [1, с.221]. Мудрец Айтматова рассуждает о познании как возможности обретения счастья бытия, ибо проникновение в суть явлений влечёт за собой нахождение своего места в мире, а также осознание устройства вселенского МЫ. Не случайно слова и мысли Едигея, часто приобретают пророческий оттенок. Получив сакральное знание от природы, он предвидит не только трагизм будущей ситуации, но и возможную гибель всего человечества. Поэтому его вопрос: «В чём же смысл, для чего и как они [люди] живут <...>?» -нельзя адресовать только Сабитжану. Ибо, по мнению Едигея, «человеку не всё равно, что и как на свете», иначе он «разряжается духом» [1, с.156], умирает. Герой утверждает жизнь в величии разума личности.

Эту природную осознанность мира ощущает и Корнилов, который соглашается с теорией полковника о «знании реальной действительности» [4, с.60], то есть о биологичности управления бытием. Герой определяет человека как «существо мыслящее» [4, с.97], но только иными, органическими, категориями, что делает из личности пророка. Подобно Едигею, Корнилов, культивируя природный разум, проходит в некотором роде путь прорицателя. Избирая для себя роль «последнего» [4, с.697] мудреца, он задаётся гамлетовским вопросом, преломлённым в

сознании натурфилософской личности в общечеловеческую проблему: «<...> Быть нам или не быть?» [4, с.702]. Ибо, по мнению героя, «Первая мировая, Вторая мировая, Хиросима, Вьетнам», порождённые социальным разумом, неизбежно приводят людей к осмыслению небытия. «Что такое ничего?» - спрашивает Корнилов, предупреждая в своих рассуждениях трагедию Чернобыля и т.д.

Следовательно, мыслитель С.П. Залыгина, подобно мудрецам Ч.Т. Айтматова, утверждает необходимость умения человечеством воспринимать и слушать разум природы, созидающей витальную энергию. Более того, результат познания мира сам становится действительностью. Здесь одно перетекает в другое: «<...> Мысль - это природа!» - восклицает Пётр Корнилов. Данное утверждение говорит о слиянии рЬу818 и личности, то есть о достижении человеком состояния Сфайроса.

Географ Рязанцев - герой романа С.П. Залыгина «Тропы Алтая» - тоже «ищет единства мечты и мысли <...> во всеобщей взаимосвязи явлений» [10, с.192]. Он считает возможным общение человека с природой без «посредников» [5, с. 102]. Кроме того, данное взаимодействие личности и рЬу818 не должно быть враждебным, иначе личность утратит своё гармоничное место в естественной среде. По этим законам разумного единения и живёт герой: «Если бы только однажды ему удалось обругать весь мир, если бы сию минуту Рязанцев разуверился в этом мире, онуже никогда больше не обрёл бы чувства причастности к нему» [5, с.221],- пишет автор.

Истинный философ, делающий выводы на «перебродивших» в нём «сомнениях» [5, с.120], он своими поступками и рассуждениями утверждает идею (атом) о созидательной направленности мысли, её природности. Она выражается в этических нормах человеческого поведения по отношению к окружающему миру. Иными словами, созидание без мысли, по Рязанцеву, невозможно: «Без ума какие же могут быть нравственные качества? Безумные?» [5, с. 117] -спрашивает герой сам себя.

Продолжение этой идеи вытекает в подспудное предупреждение человечества о возможной катастрофе, ведущей к его уничтожению. Спасение людей герой опять же видит в разуме: «Патологическая анатомия и физиология земли - не специальность географии, такой географии, к счастью, ещё не существует. Но если человек будет действовать неразумно, он её создаст» [5, с.366], - думает Рязанцев. Предупредивший во временных рамках образ Корнилова, мудрец из романа «Тропы Алтая» всё же наиболее конкретно выразил суть культа мысли. Он точно формулирует, в чём именно проявляется рациональный компонент бытия. По его мнению, «здравый смысл» [5, с. 121] заключается в том, чтобы в природе «человек ничего бы не искалечил, ничего не потерял раз и навсегда» [5, с.121]. «Умный герой» [13, с.218] С.П. Залыгина стремится к созиданию и сохранению жизни, выступая в произведении как одно из воплощений человека-Сфайроса - мудрец.

Однако наиболее остро пророческая суть данного архетипа раскрывается в романе Ч.Т. Айтматова «Тавро Кассандры». Она выражается в роде деятельности героев: Роберт Борк футуролог по профессии, космический монах Филофей - провидец генетического апокалипсиса -учёный, занимающийся вопросом появления на свет новых поколений. Оба мужчины воплощают образ натурфилософского мудреца, которому дано высшее знание, чтобы сохранить жизнь на Земле.

Так, Филофей в разуме человека видит «неисчерпаемое движение вечности» [3, с.44], бессмертие. Однако для достижения его людям «необходимо побеждать в себе Зло» [3, с.45]. По мнению Роберта Борка, оно заключается в «звериной» сути человека, постоянно жаждущего «пожирать себе подобных» [3, с. 105]. Ни одно животное в мире не делает подобного, отсюда и противоречивость разума личности. Обладание им дарит людскому сообществу «некую абсолютную привилегию», право исполнять «вселенскую миссию» [3, с.64], заключающуюся в гармонизации и совершенствовании бытия. Характерно, что об этом говорят и мудрецы С.П. Залыгина: Рязанцев видит в личности «тончайший инструмент познания окружающего мира» [5, с.222], Корнилов, понимающий смысл как «явление природы, сосредоточенное ею в человеке» [4, с.695], тоже говорит об исключительном положении людей. По его мнению, всё существующее в мире «лишено мысли в её <...> развитии, таким развитием обладает только человек» [4, с.695]. В то же время «разум оказался вечнымзаложником Зла» [3, с.167].

«Мыслитель» [3, с. 102] Роберт Борк убит толпой за свои суждения, учёный Филофей добровольно уходит из жизни ради спокойствия социума. Трагедия людского разума, таким образом, сводится к его «надбиологической» [3, с.165] основе. Животные мыслят на инстинктивном уровне, поэтому их поступки не могут привести к самоуничтожению, они продиктованы природным законом выживания. Мыслитель С.П. Залыгина Корнилов в данном случае говорит ещё и о социально-историческом пространстве существования человека. Для мира органики бессмертие обусловливается биологической основой бытия, отсутствием общественно-значимых категорий: «<...>Животные лишены понятий о своём прошлом, тем более о будущем, вот они и существуют в состоянии вечности» [4, с.699].

Над человеком в натурфилософской прозе довлеет социум, он уже не может отказаться от определённых благ, полученных даже путём разрушения, в результате которого разум начинает «резко сокращать <...> жизнь» [3, с.204]. Мысль при этом становится чуждой природе. Натурфилософские мудрецы же осознали, что «бесконечность цивилизации - в бесконечности познания» [3, с.204]. А оно созидается в природе, иначе зачем «быть вечности, если она будет оставаться невостребованной» [3, с. 204].

В произведениях Ч.Т. Айтматова и С.П. Залыгина раскрывается образ человека-Сфайроса, доминантной чертой которого выступает стремление к познанию мира. Герои провозглашают культ мысли, рождённой в природе и помогающей личности обрести своё место в органической действительности. Представленный в творчестве авторов архетип мудреца заключает в себе внесоциальную разумность человека, рационально-интуитивную способность предвидеть фатальные для общества события и созидательную природную силу, необходимую для сохранения жизни на Земле.

The article examines vitality of thought and archetype of a wise man in the conception of Ch.T. Aitmatov and S.P. Zalygin The ideal of authors-naturphilosophers is multidimentional personality that finds immortality in idea. Personification of wisdom and maturity in the archetype is connected by the writes with natural source that embodies vital energy of existence. The key words: wise man, archetype, naturphilosophy, nature, mind, thought.

Список литературы

1. Айтматов Ч.Т. И дольше века длиться день .(Буранный полустанок) // Айтматов Ч.Т. Белый пароход: Роман. Повесть. М.: Издательство «Эксмо», 2007. С.145 638. (а)

2. Айтматов Ч.Т. Пегий пёс, бегущий краем моря // Айтматов Ч.Т. Ранние журавли: Повести. М.: Издательство «Известия», 1979. С.5 87.

3. Айтматов Ч.Т. Тавро Кассандры: Роман. Повести. СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2007. 528с. (б)

4. Залыгин С.П. После бури: Роман. М.: Издательство «Современник», 1986. 703с.

5. Залыгин С.П. Собрание сочинений. В 4 т. Т.2. Тропы Алтая: Роман. Рассказы. М.: Издательство «Молодая гвардия», 1979. 543с.

6. Аверинцев С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // Вопросы литературы. 1970, №3. с.113 143

7. Белокурова С.П. Словарь литературоведческих терминов. СПб.: Издательство «Паритет», 2007. 320с.

8. Борее Ю.Б. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство ACT», 2003. 575с.

9. Лебедева Л. Перед лицом бесконечности // Айтматов Ч.Т. Повести: Роман-газета. 1977, №17. с. 1 3 (обложка).

10.Муриков Г. Поединок с судьбой (Раздумья о романе Сергея Залыгина «После бури») // Звезда. 1986, №5. с. 191 200

11.Овчаренко А. Из аила во Вселенную. О творчестве Чингиза Айтматова // Дружба народов. 1984, №11. с. 225 335

12.Ростовцева П.П. Николай Заболоцкий. Опыт художественного познания. М.: Издательство «Современник», 1984. 304с.

13.Сапогов В. Две книги о Сергее Залыгине // Вопросы литературы. 1986, №8. с. 212 222

14. Спивак P.C. Русская философская лирика. 1910-е годы. И. Бунин, А. Блок, В. Маяковский: Учебное пособие. М.: Издательство «Флинта: Наука», 2005. 408с.

15.Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник. М.: Издательство «Высшая школа», 2005. 405с.

16.Хватов А. Нравственное беспокойство гуманиста // Айтматов Ч.Т. Роман, повести. Л.: «Лениздат», 1982. с. 471 479

17.Хьелл Л., ЗиглерД. Теории личности. СПб.: Издательство «Питер», 2008. 607с.

18.Эпикур. Письмо к Менекею // Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М.: Издательство «Художественная литература», 1983. с. 315 319

19.Юнг К.Г. Аналитическая психология: теория и практика: Тавистокские лекции. СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2007. 240с.

20.ЮнгК.Г. Человек и его символы. СПб.: Издательство «Б.С.К.», 1996. 454с.

Об авторе

Бондаренко E.H. - аспирант Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, naturphilosophy@yandex. ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.