CC BY
149
А. С. Зуева-Измайлова
АРХЕТИП МИРОВОЙ ГОРЫ В УДМУРТСКОЙ ПОЭЗИИ
В традиционной культуре удмуртов существенное место занимает архетип Мировой горы, воспринимаемой как модель Вселенной. В ней отражены все основные элементы космического устройства. Гора находится в центре мира, на «пупе земли» («музъем гогы»), где пересекаются все оси мира. На вершине горы ее продолжением является Мировое Древо. Через центр горы проходят горизонтальные оси мира (пути), соединяющие четыре угла и четыре стороны Вселенной. На каждом из четырех углов горы растет дерево, указывающее соответственную сторону света.
В работе «Остатки язычества у вотяков» Г. Е. Верещагин указывает на сакральный характер Мировой Горы, описывает ее топографию и связывает с молельными обрядами. Молельня «находится вдали от деревни, преимущественно на горах, откуда даль виднеется верст на десять кругом. Места молелен избирались стариками на горах, по отзывам их, потому что на горах даль виднеется кругом как на ладони, и все это при созерцании окружающего более располагает к исполнению религиозных обрядов (...). В таких местах молелен, равно как и во всех священных местах, воспрещается срубить какое бы то ни было дерево, под опасением жестокой кары обитающих в них богов и духов. Понятно, что деревья в подобных лесах остаются нетронутыми все время существования деревни, которой принадлежит священный лес» (3: 15-16).
Археолог Н. И. Шутова на широком историко-этнографическом материале конца XIII - начала ХХ веков в статье «Горы/возвышенности в обрядах и мифологии удмуртов» подтверждает, что на склонах возвышений и гор располагались постоянные культовые места (святилища Великая куала и Луд, здесь обитал хозяин леса - Нюлэсмурт). Во время ритуальных молений удмурты обращались с просьбами не только к локальным родовым покровителям и божествам, но и к верховной триаде небесного пантеона: богу неба Инмару, богу погодных явлений и атмосферы Куазю, богу-творцу Кылдысину» (10: с. 188-189). Н. И. Шутова высказывает предположение о трехчленности (трехуровневости) мировой горы: над нею в небесах обитали высшие боги Инмар, Кылдысин, Куазь; на ее вершине распола-
гались божества и духи среднего мира Нюлэсмурт, Лудмурт, родоплеменные боги Воршуд, Инву, Мудор; нижняя часть горы, ее внутренность находилась в ведении представителей подземного мира Музъем-мумы или Му-кылчина. Такая гора выступала как недостижимое священное место, своеобразная земля обетованная. Она служила символом богатства, плодородия, изобилия.
На священной горе проводили различные празднества календарно-аграрного цикла и другие обрядовые действа: праздник первой проталинки Гуждор, праздник первой борозды Гырыны потон, проводы льда Йо келян, масленицу, пасхальные игры и т.д. В сакральном топосе горы происходит активизация жизненного пространства, коллективная психотерапия.
С весенним равноденствием, с поворотом солнца на весну и до весеннего солнцестояния удмурты проводили обряд Айкай. Каждое воскресенье вечером на вершине горы собиралась молодежь, зажигала костер и водила вокруг него хороводы, слушала завораживающую музыку крезя, пела песни, славя весну, молодость, жизнь:
Гурезь но бамын Векчи но шальы Чале лэзьяса Шудоме, ай-кай...
Зарни но кырезь Луон но дыръя, Шудэме потыса Шудисько, ай-кай.
Лул-гажан эше Луон но дыръя, Шудэмъя шудэме Потэ ук, ай-кай.
(Жингырты, удмурт кырзан. 1987. С. 97).
На склоне горы Тоненькой палочкой (битой) Перекидываясь, Будем играть, ай-кай...
Когда золотые гусли В руках, С настроением Играю, ай-кай.
Когда любимые друзья Со мной,
С желанием гулять Выхожу, ай-кай...
Фольклорист В. И. Костин в работе «Традиционная обрядовая и необрядовая поэзия русского и финно-угорского народов Поволжья» отмечает особую роль горы в проведении обряда масленицы: «Заключительным актом зимнего периода являлась масленица. В удмуртских селениях молодушки с венками из искусственных цветов собирались на горе, носившей название «масленичная гора». Солдатки возили их с горки на пучках конопли, за это получали по кольцу. Кольцо - символ брака и любви - давали молодушки солдаткам, чтобы быстрее приехали их мужья. Здесь мы видим соединение двух магий - семейной и земледельческой, ибо катание на санках с высокой горы и особенно на пучках конопли представляло собой земледельческую магию, направленную на получение высокого, обильного урожая льна и конопли» (5: 15-16).
Образ Мировой горы неоднократно запечатлен в народных песнях. По представлениям удмуртов, она необыкновенно высокая («Жужыт-жужыт гурезе»), плодородная, на ней растут высокие деревья, - вероятно, аналог Мирового древа (сосна, черемуха, ель), а также спелые ягоды земляники, клубники. В песенной традиции закреплен образ цветущей горы, символизирующей красоту, богатство, радость бытия:
Жужыт гинэ, жужыт гурезьёсыд! Вож-вож гинэ льомпу, льомпуосыд Гурезь, гурезь вылти мерттылэмын Юг-юг солэн, юг-юг сяськаосыз... (Жингырты, удмурт кырзан. 1987. С. 101).
Высокая, довольно высокая гора! Зеленой-зеленой черемухой Гора обсажена, Белые-белые ее цветы.
Мировая Гора - универсальный знак удмуртской литературы, представленной писателями разных поколений. Художник, говорящий языком архетипов, и сам приобщается к вечности. Степень его таланта определяется способностью подсознательно, а может быть, в какой-то мере и сознательно, ощутить ритм пульсирующей традиции, истоки которой - в «коллективном бессознательном» (К. Юнг). Архетип Мировой Горы позволяет поэтам раскрыть традиционную систему ценностей, воссозданных в истории литературы на разных этапах ее развития.
Рассмотрим архетип Мировой горы, реализованный в стихотворениях о горе Байгурезь, созданных тремя удмуртскими поэтами.
С легкой руки мэтра удмуртской литературы Михаила Петровича Петрова (1905-1955) этноним «Байгурезь» (гора, расположенная у реки Чепцы в Дебес-ском районе), становится поэтическим символом родины. Его стихотворение «Байгурезь йылысен» («С горы Байгурезя», 1951) по праву считается хрестоматийным.
Поэт удачно выбрал пространственную точку зрения - лирический герой находится на вершине горы, в локусе, позволяющем ему обозревать близкое и далекое, настоящее и прошлое, свое и чужое. Хронотоп горы заведомо предполагает все эти смыслы и сводит их в единое целое, придавая повествованию эпический характер. В тексте проступает скрытая метафора: сравнение жизни удмуртов до и после революции 1917 года, в то же время передается непреходящая национальная сущность, воплотившаяся в образах родной природы, одушевленной и очень человечной. Как поэт советской эпохи, Петров идеализирует колхозную жизнь, которая описана в гармонии ее с природой. В тексте сосуществуют и взаимодействуют агитационно-митинговое начало (в духе требований времени) и песенно-лирическое, восходящее к устно-поэтическому творчеству, к языческим архетипам. Атмосфера жизни советского общества была проникнута обязательным оптимизмом, и поэзия развивалась в русле революционно-романтической традиции. В стихотворении Петрова есть ряд особенностей, роднящих его с официальной поэзией эпохи: возведение лирического начала к пафосному, обобщенность самочувствия лирического героя, проявляющаяся в переходе от индивидуального Я к коллективному Мы:
Байгурезь йылысен учкисько тон шоры, Тодьы Кам кадь паськыт Чупчи шур. Тон котыр вклмытэсь, сяськаё возь вылъёс Кошкыны чыдонтэм ик шулдыр.
С горы Байгурезь смотрю на тебя, Как белая Кама, широкая Чупчи. Вокруг тебя - широкие, цветущие луга, Не хочется уходить от такой красоты.
Татысен, тажужыт Байгурезь йылысен, Адзисько кадь быдэс шаерме, Адзисько мон, кызьы паськытэсь лудъёсын Тыр юос веттасько тулкымен.
Отсюда, с этой высокой горы Байгурезь, Как будто вижу весь мой край, Вижу, как на широких полях Спелые колосья плещутся, как волны.
Бадзымесь нюлэсъёс кыдёке, кыдёке Ярдуртэм вож зарезь кадь волмо. Жытъёсы Байгурезь йылысен ке учкид, Пиштылйсь тылъёслы паймылод.
Большие леса далеко, далеко Простираются, как зеленый океан. Если же вечером смотреть с Байгурезя, Сверкающим огням удивишься.
Со тылъёс пиштыло котырысь гуртъёсын Вож садо сюрестй ортчыло, Байгурезь котырысь Чупчи шур дуръёсын Шулдыресь кырзанъёс волмыло.
Эти огни сверкают в окружающих деревнях, Проходят по дорогам с зелеными садами... У Байгурезя (расположенной) Чупчи Веселые песни распеваются.
(Подстрочный перевод автора статьи).
Байгурезь у М. Петрова представляет собой национальный вариант Мировой горы, являющейся символом богатства, плодородия, успеха. В то же время она воплощает реалии социалистической Удмуртии (расцвет колхозов, электрификацию сельского хозяйства, коллективную общность людей). В опосредованной форме (цветущие сады, широкая река, сверкающие огни) М. Петров выразил свое отношение к Советской власти, которая дала ему, сироте, возможность получить высшее образование, стать известным писателем, поэтом, общественным деятелем. Пережитые им в детстве нищета, страдания, унижение отразились в таких произведениях, как «Гожтэт» («Письмо»), «Мынам сюресэ» («Мой путь»), поэме «Орт-чем сюрес» («Былое»). Тем не менее, детство поэта «обрамлено» не только горестными, порой трагическими ощущениями, но и яркими, светлыми красками родного края. Удмуртская деревня Вандэмо, расположенная в Татарской Республике, односельчане, их оптимизм, богатые народные традиции сыграли основную роль в формировании его мировоззрения и эстетических взглядов.
В стихотворении о горе Байгурезь поэт создает величавый в своем эпическом спокойствии образ послевоенной Удмуртии. Лирика М. Петрова во многом эпически-повествовательна, размеренна по звучанию. Этому способствует и выбор стихотворного ритма и размера. М. Петров часто использует 4-стопный анапест, мужскую рифму. На эпическую канву пейзажного текста накладывается лирико-эмоциональное восприятие (удивление, восхищение, признательность) картин природы. Размышляя о народности, он выражает национальный склад мышления, в его неотрывной связи с природой, привычками, преданиями и устным народным творчеством.
Степан Широбоков (1912-1983) заложил в удмуртской литературе другую, не менее значимую и плодотворную, традицию восприятия родины. Этому поэту в высшей степени присуще то, что впоследствии будут называть чувством «малой родины». В образе «малой родины» огромную роль играют природа, традиции, обычаи. Поэт-«соловей», вдохновенно воспевший свой край, Степан Широбоков оставил глубокий след не только в литературной, но и в музыкальной и театральной культуре республики, а главное - в благодарной памяти народа.
Его стихотворение «Байгурезь» (1965) являет собой образец патриотической лирики, с элементами пейзажной и натурфилософской. Поэт расширяет географические границы понятия Удмуртия, ощущая ее как часть Советского Союза и Европы. Участник двух войн (Финской и Великой Отечественной), С. Широбоков прошагал фронтовыми дорогами по земле Польши, Югославии, Румынии, Венгрии и Австрии, перенося ранения и все невзгоды солдатской службы. Личный жизненный опыт, легший в основу его поэтического мироощущения, позволил поэту создать наиболее выразительный и конкретный образ удмуртской земли.
Тема патриотизма у него неотделима от интернационализма, что проявилось в стихотворениях «По степям Украины», «По Балканским горам», «День победы», «Девушка с Днепра» и др.
В стихотворении «Байгурезь» Карпаты и Балканы, Ай-Петри и Казбек сопоставлены с удмуртской горой Байгурезь. Смена ритмики и повышенная экспрессия передают глубину чувств лирического героя:
Я чок, овол жужыт Казбек кадь со, Пусть она не высока, как Казбек,
Уг тупа со Ай-Петрилы Крымысь, Не похожа на Ай-Петри в Крыму.
Нош самой вож, небыт бабля лысо Но самые зеленые, с мягкой кудрявой хвоей
Пужымъёсты адзод Байгурезьысь. Сосны увидишь только на Байгурезе.
Уроженец Шарканского района, С. Широбоков большую часть своей жизни провел в селе Дебесы: учился в Дебесском педучилище, после войны работал инспектором и заведующим районо, сотрудником районной газеты, был писателем-профессионалом. Переехав на постоянное место жительства в город Ижевск (1979), он не утратил связей с Дебесами.
Лирический герой произведений С. Широбокова любит рыбачить на берегу Чепцы, восторгается горами Байгурезь и Галанча, прекрасными во все времена года и в любое время суток; пьянящим воздухом, лесом («Оло нюлэс кырза весь ас пон-наз, оло со вераське Чупчи шурен»), пением соловьев, что напоминает бесконечный концерт («Зар потытозь шулдыр концерт мынэ»). «Гору Байгурезь... что возвышается над Дебессами и Чепцой, любил поэт, знал все тропинки, которые ведут к ее вершине. На фотографиях, на портрете народного художника П. В. Елкина мы видим поэта на берегу реки Чепцы задумавшимся или сидящим с удочкой», - пишет З. А. Богомолова (2: 83).
Чошатонтэм чебер суредъёсын Несравненно красивыми картинами
Чупчи котыр вунэтонтэм луэ. Окружности Чепцы всегда незабываемы.
Как пишет народный художник С. Виноградов в книге памяти «Неумолкнув-шая песнь соловья», «в Дебесах о С. П. Широбокове еще раз напомнила мне гора Байгурезь. Когда я, любуясь природой, поднялся на очень известную в тех краях гору, она меня заворожила. С верхней точки Байгурезь открывается вид как бы на всю Удмуртию. Такое там возникает ощущение. Небесные просторы, бескрайние леса, а внизу зеркальными чешуйками, сверкая, змейкой вьется красавица Чепца. Смотришь вниз и начинаешь, раскинув руки, читать стихи собственного сиюминутного сочинения. Настроение возвышенное, словно ты летишь над этой красотой, а слова, как птицы, вылетают из уст, руки, жестикулируя, выпускают их с вершины Байгурезь!.. Значит, есть такие места в природе, которые поднимают настроение, возвышают человека, и к нему приходит вдохновение. Я вспомнил С. П. Широбокова и его стихи о реке Чепца. Вот стихотворение "Чупчи тупалан-а?.." ("Напев соловьиный"). В нем ощущается подъем сил, рождение патриотических чувств, он славит любовь и поет гимн любви» (4: 195).
Стихотворение «Байгурезь» завершается многозначно и оптимистично, с обозначением Горы, Реки и Дерева - того, что составляет национальное богатство края: Байгурезь, Чепца, Сосна. Лирический герой соотносим с эпохой, он сливается со своей родиной и своим временем.
Я шаугетэ, веськрес вож пужымъёс, Звените же, стройные зеленые сосны,
Я шуд, Чупчи, азвесь пырыосын. Играй, Чепца, серебряными каплями,
Вунонтэмесь ти, вордиськем палъёс, Незабываемы вы, родные края,
Шаугетыса сылись нюлэсъёсын! Своими звенящими лесами!
Доминируя в авторских размышлениях, чувство родины приобретает у Ши-робокова особую глубину, обогащаясь множеством образно-эмоциональных коннотаций. В стихах, написанных в годы военных испытаний, слышится чувство тревоги за судьбу родного края. В послевоенной лирике поэта тема родины представлена как плод многолетних авторских раздумий. Широбоковские сюжеты географически типично удмуртские и могут быть представлены как центр системы, где человек вписывается в мир природы и социума.
Символом удмуртского самосознания в лирике С. Широбокова выступает сосна. «Пужымо Байгурезь» («Сосновый Байгурезь») - не только название поэтического сборника (1970), но и визитная карточка его автора. Родовая гора Байгурезь, ассоциируясь с пространственной, временной гармонией и магической функцией, воспринимается как образ Удмуртии. Она находится в центре Вселенной, где пересекаются все оси мира - Запад и Восток, горы и равнина, лес и степь. На вершине горы, как ее продолжение, находится родовое древо - сосна. С. Широбоков поэтизирует связь человека с природой, домом, родом, поколением, этносом, как причастность его к прошлому, настоящему и будущему, к общему круговороту жизни.
Поэт и ученый-фольклорист Петр Кириллович Поздеев (1931-2007) предлагает новое, фольклорно-мифологическое прочтение архетипа Мировой горы. Разностороннее творчество П. Поздеева отмечено глубоким профессиональным интересом к мифологии, и в названиях шести его книг (на удмуртском и русском языках) художественный мифологизм обозначен как ведущее направление поэтического его творчества: «Зоринча» («Зарница», 1965), «Тылси» («Луч», 1972), «Ви-зыл» («Стремнина», 1979), «Нодья» («Костер», 1985), «Ньыльдон шур йылын» («С сорока речных истоков», 1990), «Заповедная песня» (2001).
Будучи научным сотрудником Удмуртского научно-исследовательского института истории, языка и литературы, Поздеев-фолькорист предпринял успешную попытку теоретического осмысления песенного жанра, опубликовал более десяти научных изысканий по проблемам поэтики удмуртской песни, а за фольклорный труд «Жингырты, удмурт кырзан» («Звени, удмуртская песня») был удостоен Государственной премии УАССР (1961). Его учитель М. П. Петров наставлял в письме своего подопечного (26 января 1953 г.): «Поздеев эш, ас гожъян манердэ эн ышты, тон тужгес ик берло потылэм кылбуръёсыныд аслэсьтыд куарадэ шедьтйд..» («Товарищ Поздеев, не теряй своей творческой манеры, в своих последних стихах ты нашел свой голос.) (6: 146). Речь шла именно о народности и фольклоризме, изначально свойственным поэтическому мышлению Поздеева.
Автор лиро-эпической поэмы «Бакгурезь» называет своих литературных предшественников:
Михаил Петровмы, Широбоков Степан Чупчи Шур кадь волмыт Гожтизы выль кырзан.
Михаил наш Петров, Широбоков Степан, Как широкая река Чупчи, Написали новую песню.
В эпиграфе к этой поэме говорится (со ссылкой на жителей села Дебесы), что после появления в «Удмуртской правде» 8 августа 1951 года стихотворения М. Петрова «Байгурезь» одну из самых больших гор у реки Чепцы переименовали: стали называть не «Бакгурезь», как прежде, а «Байгурезь». Сказались авторитет поэта и значимость его произведения. Дело в том, что этимологически слово «Байгурезь» означает «богатая гора», тогда как «Бакгурезь» - «безымянная гора». Эта легенда, связанная с переименованием горы, и легла в основу сюжета поэмы Поздеева «Бакгурезь» (1).
По логике поэта, давным-давно большая гора у реки Чепцы была безымянной. Древних удмуртов это не устраивало: ведь имя - это судьба (П. Флоренский). Быть безымянным - значит оставаться безвестным. Смысл существования каждого народа, а впоследствии этноса - оставить на земле свой след, умножив сокровища человечества. Эти мысли звучат в первых трех главах поэмы:
Удмуртлы ке инмар Если удмуртам инмар
Чебер шуд сётымтэ Не дал красивого счастья,
Гурезьмес - ёк Макар - Мы свою гору - ёк Макар -
Ми ум возе нимтэм! Не оставим без имени.
Ми солы асьмеос Мы ей сами
Ним быръём но сётом. Имя выберем и дадим.
Ойдолэ, эшъёс, Давайте, друзья,
Дэменак кенешом. Сообща решим.
После долгих споров, не придя к единому мнению, обратились удмурты к старейшине рода, который предложил устроить состязание между юношами: кто первым поднимется на вершину безымянной горы, того именем и назовут ее. Описание штурма горы (в 4-й главе) похоже на драматическую картину И. Е. Репина «Переход Суворова через Альпы»: кто-то судорожно цепляется за камни, кто-то за деревья, кто-то падает вниз, не достигнув и середины горы. Наконец, взору старейшин предстал юноша, которому удалось достичь желанной вершины:
Со пияш меч йылэ Один юноша на вершину,
Сьод урдкыч кадь жутске, Как черная летучая мышь, взбирается,
Зок, жужыт пужымлэн За толстой, высокой сосны
Выжыяз жабырске. Корни цепляется.
Обратим внимание, что юноше помогает сосна - инфернальная сила, которая является деревом Инмара, высшего божества. Достигнув вершины горы и священного дерева, юноша обретает новый статус. В 5-й главе описано, как победитель скромно спускается с вершины покоренной им горы, а его чествуют рыбаки, мукомолы, молодежь, старики, идентифицируя как батыра (богатыря). Согласно договору, его именем и должны назвать безымянную гору. Оказалось, что имя юноши - Бак (Немой), потому и гора обрела имя Бакгурезь (Немая гора).
Фольклорный материал позволил П. Поздееву выстроить социологическую парадигму горы: БЕЗЫМЯННАЯ - НЕМАЯ - БОГАТАЯ, и воплотить в художественной символике образа идею ПОЭТАПНОГО превращения безымянного, не-
мого народа в богатый могущественный этнос, имеющий государственный язык, богатые национальные традиции, обряды и обычаи. Художественному мышлению поэта свойственно сочетание мифологического (циклического) и исторического (линейного) времени.
Мысль поэта о социалистическом переустройстве мира звучит в стихотворении «Галанча». Так называется гора в селе Дебессы, расположенная рядом с Бай-гурезем. Их топографии удивительно схожи, как схожи художественные концепции, реализованные в них. Гора с растущей на ней сосной связана с верхним миром. Автор подчеркивает инфернальные черты горы:
Чупчи дорысен жужытаз Галанча, Галанча восходит с реки Чупчи,
Пужым йылъёсыз пыкисько пилеме. Сосновые верхушки упираются в небо.
Уг дисьты вадьсаз дугдыны зоринча, Боится остановиться над ней зарница,
Толэзь но шораз учкыса палёме. И месяц, глядя на нее, смущается.
Описание среднего яруса вселенной связано с народной жизнью. Автор углубляется в историю народа, Галанча предстает как свидетель истории удмуртского народа, его тяжелых и мрачных страниц. Напомним, что село Дебесы расположено на печально известном Сибирском тракте, который молчаливо хранит тайны российской истории. По нему вели по этапу в Сибирь А. Н. Радищева, декабристов, Н. Г. Чернышевского...
В книге П. К. Поздеева «Русские писатели об Удмуртии» (1978) впервые были систематизированы небольшие по объему очерки, отрывки из дневников, из историко-этнографических, эпистолярных, мемуарных текстов, касающиеся дореволюционного прошлого Удмуртии. В них воссоздан этнографический облик народа. Так, в дневниковых записях Радищева (1790) можно прочитать о том, что по нраву удмурты «более склонны к веселью, нежели к печали» и что они «почти как русские»: «едучи, поют как русские мужики». В своей книге П. Поздеев прослеживает процесс взаимообщения и проявления толерантности как ведущей черты менталитета удмуртского народа, что отразилось и в поэтических его текстах: мифологема «Стаи журавлей» возвращает нас к национальным традициям и истокам, общим для удмуртского и русского народов, символизирует дружбу, проверенную временем.
Таким образом, благодаря поэзии Михаила Петрова, Степана Широбокова и Петра Поздеева гора Байгурезь в советскую эпоху становится поэтической формулой национального самосознания удмуртов. Их произведения отражают общественно-политическое пробуждение масс и концепцию новой рождающейся личности, органически слитой с народом. Им свойственна поэтизация жизни, ее романтическое восприятие. Это восприятие исходит из родников национального фольклора, преломленного через призму поэтической культуры каждого автора, его жизненного опыта и художественного мировоззрения.
В то же время стилевым началом и главным структурным элементом выступает во всех текстах архетип Мировой горы, сообщая им историческую и духовную глубину и обращая слово поэтов уже отошедшей эпохи в будущее страны и народа.
Литература
1. По устному сообщению М. Г. Атаманова, первоначальное, более архаическое название горы Байгурезь - «Каргурезь» (Гора с городищем, Городищенская гора).
2. Богомолова, З. Воспоминаю. // Неумолкнувшая песнь соловья: О творчестве Степана Широбокова. Составление, подготовка текста З. А. Богомоловой. -Ижевск, 2005. - 367 с.
3. Верещагин, Г. Е. Остатки язычества у вотяков. - Вятка, 1895. - 45 с.
4. Виноградов, С. «Его речь - как бурный поток» // Неумолкнувшая песнь соловья: О творчестве Степана Широбокова.
5. Костин, В. И. Традиционная обрядовая и необрядовая поэзия русского и финно-угорских народов Поволжья. Автореферат. д. филол. н. М., 1994. - 34 с.
6. Петров, М. П. Собрание сочинений: В 6 тт. Т. 6. Ижевск, 1961. - 291 с.
7. Петров, М. П. Кылбуръёс. Ижевск, 1955. - 151 с.
8. Поздеев, П. К. Ньыльдон шур йылысь (С сорока речных истоков). Ижевск, 1990. - 175 с.
9. Широбоков, С. И. Пужымо Байгурезь (Сосновая Байгурезь). Ижевск, 1970. -С. 65.
10. Шутова, Н. И. Гора в обрядах и мифологии удмуртов // Новые исследования по средневековой археологии Поволжья и Приуралья. Ижевск, 1999. - 301 с.
Zuyeva-Izmailova A. S. The archetype of the World Mountain in the Udmur-tian poetry
The article considers the archetype of the World Mountain - its philosophical and stylistic functions in udmurtian poetry of the 1940s - 60s. In the civil lyric poetry of M. Petrov, S. Shirobokov and P. Pozdeyev Mount Baigurez becomes a poetic formula of the national Udmurtian self-consciousness in the Soviet age. The conception of personality which is inherently inseparable from the destiny of the nation is reflected in their works.
