CC BY
88
ИСТОРИЯ
УДК 577.4 ББК С.50
Д. Н. Беспалько
г. Чита
Археологическое изучение Забайкалья Академическим отрядом в 1735 г.
В статье представлен обзорный материал археологического изучения Забайкалья в 1735 г. участниками Академического отряда Г. Ф. Миллера и И. Г. Гмелина. Показаны районы первых научных раскопок и исследований в бассейнах рек Аргуни, Онона, Уды и Шилки. Среди памятников выделены следующие объекты: городища, захоронения, рудные копи и фортификационное сооружение - «Вал Чингисхана». Раскрывается методика полевой работы исследователей и их отношение к археологическому материалу.
Ключевые слова: археология, раскопки, городище, захоронение, рудные копи.
D. N. Bespalko
Chita
Archaeological Research of Transbaikalia by Academic Team in 1735
The article contains general information of archaeological study of Transbaikalia by Academic crew participants G. Miller and I. Gmelin in 1735. Areas of the first scientific excavations and research in basins of the rivers Argun, Onon, Uda and Shilka are shown. Among the monuments the following objects are marked out: sites of ancient Transbaikal settlement, brick graves culture, ore mines and fortification named “Genghis Khan rampart”. The method of researchers’ field work in the territory and their relation to archaeological source are described in this article.
Keywords: archaeology, excavations, site of ancient settlement, burial mound, burial place,
ore mine.
Археологическое исследование Забайкалья началось в первой половине XVIII в. В 1820-е гг. врач Д. Г. Мессершмидт предпринял по собственной инициативе исследование памятников старины. Но его работы носили поверхностный характер, поскольку Медицинская канцелярия, отправлявшая его отряд в путь, преследовала совершенно иные цели и задачи. Ко времени Второй Камчатской экспедиции ситуация изменилась. Академический отряд во главе с Г. Ф. Миллером и И. Г. Гмелиным (в Забайкалье с конца марта 1735 г. до середины сентября 1735 г.) получил от Академии наук множество специальных инструкций, касающихся планомерного изучения древнего прошлого всей территории Российской империи. Так, памятники древности становятся одной из задач изучения Забайкалья.
Во время отправления в поездку по Сибири Г. Ф. Миллеру специальной инструк-
цией в 9-м пункте вменялось заниматься поисками разнообразных предметов старины -«Все всякого рода останки, древние монументы, сосуды, идолы и знатнейших городов проспекты отчасти в точность списываемы, отчасти в Санкт-Петербург привозимы быть должны» [6, с. 453-454]. В своих рассуждениях о пользе сведений для науки, извлеченных из археологических источников Г. Ф. Миллер писал: «из которых о древних временах и приключениях хотя не совершенное, однако же, не совсем отменное свидетельство получить можно» [1, с. 38].
В Забайкалье на недостаток памятников прошлого никому из участников экспедиции жаловаться не пришлось. Таковых было предостаточно разбросано на огромной территории Западного и Восточного Забайкалья. В классификации археологических памятников Г. Ф. Миллера выделяются следующие типы: на первое место ставятся города и
укрепления; затем следуют различного рода погребения; древние рудники, писаные камни и наскальные изображения. Все находки Г. Ф. Миллер самостоятельно регистрировал и скрупулезно описывал, включая географию находок, глубину залегания и прочее. Наиболее ценные археологические открытия в виде древних укреплений и могильников были сделаны в бассейнах рек Аргуни, Онона, Уды и Шилки.
Древние города и укрепления главным образом были обнаружены в Приаргунье, где «главным пограничным и торговым городом является Цурухайтуй». Городам и укреплениям было дано неплохое для того времени описание. Однако некоторые из них на сегодняшний день никем больше не обнаружены и не описаны, возможно, по причине их расположения на китайской территории (Северная Маньчжурия). До сих пор точно не определена и их этнокультурная принадлежность. Судя по описанию, эти памятники находятся где-то в районе между рр. Гэньхе и Хаул, близ населенных пунктов Сычуя и Хэшаньжу. План исследования заключался в детальном осмотре, описании, зарисовке, измерении площади. Например, Миллер пишет: «посередине пространства находится другой четырехугольный вал, одинаковой с первым вершины, длиною с севера на юг в 80, шириною с востока на запад в 40 саженей» [10, с. 507]. Г. Ф. Миллер обращает внимание и на ориентацию сооружения по сторонам света. Опираясь на географические объекты, дает указания, по которым памятник можно будет найти в будущем. Сравнение четырех укреплений, находящихся между Цурухайту-ем и верховьями Аргуни, позволило выявить ряд общих признаков - «у всех укреплений одна общая черта та, что они состоят из четырехугольного вала, одинаковой вершины с укреплением зааргунским, но меньшего объема и без возвышений над остальной поверхностью» [10, с. 508]. Удивление историка вызвало отсутствие следов колодцев. Проведя совместно с И. Г. Гмелиным визуальный осмотр местности, пришли к заключению, почва имеет свойства порождать непостоянно бьющие ключи. Поэтому вероятнее всего представляется то, что в период пребывания здесь людей где-то рядом находился обильный источник питьевой воды, которого теперь уже нет.
Г. Ф. Миллер осуществил попытку отыскать городища, указанные в дневниковых записях Д. Г. Мессершмидта, но потерпел неудачу. Д. Г. Мессершмидт обнаружил их по дороге к Далай-нору, когда небольшой отряд отклонился от намеченного маршрута и в результате обнаружил развалины древнего города. Месторасположение его отмечено в дневнике между р. Урулюнгуй и Хирхира [9, с. 86].
Привлекая к своим исследованиям местное население, Г. Ф. Миллер обследует грандиозное и таинственное сооружение в виде земляного вала, названного «Валом Чингисхана». Вал протянулся на огромной территории вдоль левого берега Аргуни. «В этих Аргунских местностях виден, - пишет Миллер, - тянущийся по прямой линии вал» [10, с. 508]. Обнаруженное фортификационное сооружение тщательно описано, но с местом расположения вышла досадная ошибка, так как виден был только его приаргунский участок. Поэтому записи в дневниках сводились к следующему: «Он, не прерываясь, тянется через долины и горы, не выше одного локтя, в горах низок из-за ветровой и дождевой эрозии» [10, с. 508]. Ученым предпринималась попытка выяснить историю сооружения вала. Он использовал для этого местные предания и различные письменные источники. Однако в результате поиска он не находит новых, заслуживающих внимания сведений. В Нерчинском архиве так же ничего не говорилось о строителях вала. На все расспросы местного населения о том, кто возводил это сооружение, следовал стандартный ответ, что вал построил народ Чудь. Специального названия у вала так же не имелось, но местные тунгусы прозвали его Керим, как впрочем и многие другие сооружения, обозначенные единым понятием. Согласно собственной гипотезе Г. Ф. Миллера, вал служил «границей между различными народами» как межевая черта. В целом, историк был не далёк от истины. Современный исследователь вала Чингисхана Е. В. Ковычев убедительно доказал, что он был построен задолго до Великого Хана [8, с. 53]. Относится к периоду могущества государства Ляо, образованного киданя-ми, прямыми предками монголов. Именно он являлся внешним оборонительным рубежом, защищавшим территорию государства от
враждебно настроенных племён. Г. Ф. Миллер во время экспедиции пытался выяснить этническую принадлежность создателей сооружения и их назначение. Он старался определить, какие городища являлись постоянно заселенными в древности, где люди проживали оседло и чем занимались. Свои предположения и догадки он строил на основе найденных на месте работ материалов, орудий труда. Стремился различать, какие сооружения служили лишь временным укреплением, построенным во время военных действий, а где располагался лагерь военачальников. Пытаясь выяснить назначение каждого строения в отдельности, разграничить жилые и хозяйственные постройки («а небольшие ровики, по моему мнению, составляли межи жилищ отдельных семей» [10, с. 509]), указывал, где содержали скот и хранили зерно.
В процессе сбора материалов по древней истории Забайкалья исследователи считали, что захоронения играют не менее важную роль, чем поселения и укрепления. Поэтому Г. Ф. Миллер совместно с И. Г. Гмелиным не упускают возможности собрать любые сведения о древних жителях края. Информативность погребального обряда, который является важнейшим из обрядов жизненного цикла, ценилась уже вполне на уровне современной науки. Признавая привлекательность изделий из золота и серебра, он тем не менее считал, что гораздо более важное значение для науки имеют предметы из камня и простого железа, поскольку они «могут служить к разъяснению истории древних поселенцев». Сразу по прибытии в Забайкалье отыскать захоронения не удавалось. Проезжая через Селенгинский уезд, исследователи ничего не находят поблизости. Во время поездок по окрестностям они безрезультатно интересовались древними достопримечательностями у местных жителей, но узнать ничего не удавалось. И только в Нерчинском уезде они находят «бесчисленное множество» древних погребений, разбросанных по берегам рек и в особенности на равнинах. Особенно много погребений было сосредоточено между реками Аргунью и Ононом. «В Нерчинск ехавши, - пишет Г. Ф. Миллер, - усмотрел я на берегу р. Шил-ки, при деревне Нижнее Городище много древних курганов вместе и вознамерился разрыть некоторые из оных» [7, с. 518]. Но по причи-
не нехватки вначале времени, а затем и отсутствия в предполагаемых местах раскопок русскоязычного населения, необходимых орудий планы пришлось изменить. В результате вместо себя Г. Ф. Миллер отправил студента А. Горланова с четкой инструкцией: изучить инвентарь, способ захоронения, обращение с телом погребенного, ориентация костяка по сторонам света, предметы для реконструкции духовной жизни исчезнувшей цивилизации. Конечно, вряд ли в ХУШ в. осознавали, что обряд и его археологическое отражение обладает относительной устойчивостью внутренней структуры на уровне локальных этнических традиций. Но наличие в инструкциях пунктов специализированного назначения говорит в пользу того, что, подкрепив теоретическую базу солидными полевыми исследованиями, ученые уже могли понять глубину изучаемых культурных процессов. При себе А. Горланов имел документ об уведомлении Нерчинской воеводской канцелярии о целях подобных работ. Служащие канцелярии обязаны были оказывать материальную и людскую помощь. Прошение было составлено Г. Ф. Миллером и отправлено 15 июля 1735 г. с Аргунских серебряных заводов. В качестве основной цели раскопок сформулировано следующее: «понеже мы ради изъяснения древней истории и ради исследования, какие в прежние годы в Нерчинском уезде народы жили, также и ради собирания в Императорскую Кунсткамеру древних любопытных вещей». И испрашивалось прошение об оказании помощи, обращенной к конкретным лицам, а именно: «от Нерчинской воеводской канцелярии шесть человек служивых людей, да указ городищенской слободе к прикащи-ку, чтоб давал на работы людей с орудиями труда: кирками, железными и деревянными лопатами» [3, с. 118]. Ответ администрации не заставил себя долго ждать, и уже 23 июля 1735 г. нерчинский воевода Г. Ф. Деревнин пишет резолюцию о немедленном исполнении всех требований, изложенных профессором в промемории [4, с. 118-119].
Получив все необходимое, студент А. Горланов приступает к раскопкам. Результаты работ оказываются достаточно скромными. За две недели были вскрыты полтора десятка могил. Но ничего ценного, кроме обломка кости, не было обнаружено. Редкие
находки он и привез 10 августа в качестве доказательства в Читинский острог. Г. Ф. Миллера подобное положение дел не удовлетворило, и он предпринимает самостоятельный выезд на раскопки в бассейн р. Уды. Местом раскопок был выбран левый берег реки Уды, на юго-запад от озер Большое и Малое Ерав-ное. Здесь были изучены две могилы, однако результат оказался в итоге прежним - «нам достались только одни кости». Но благодаря именно этим раскопкам были сделаны важные выводы о народах, населявших в древности Забайкалье. Позднее они позволили классифицировать исследованные захоронения как культуру плиточных могил, которая существовала в Южном Забайкалье с конца II по первую половину I тыс. до н. э.
В процессе описания захоронений ученый отметил, что они имеют четырехугольную фигуру, продолговатую с востока на запад, и окружены большими каменными глыбами величиною в рост человека. Отсутствие каких бы то ни было надписей на плитах подтверждало их древность. Еще одной отличительной особенностью забайкальских захоронений, по мнению Г. Ф. Миллера, являлась их незначительная потревоженность грабителями - так называемыми бугровщи-ками. Он считал, что «курганщики проводили раскопки, но никаких сокровищ не нашли, а по сему напрасную работу прекратили». По мнению Г. Ф. Миллера, они хорошо знали, в погребальных сооружениях каких типов золото встречается, а в каких нет. Он зафиксировал положение костяков в захоронении и определил в составе фаунистических остатков кости лошади, а также фрагменты человеческого скелета. Согласно высказанной им гипотезе, захоронения принадлежали обедневшим монголам. В своих рассуждениях он исходил из этнографических данных, полученных в других регионах Сибири. Но эта убежденность, что могилы от реки Волги и до Забайкалья должны принадлежать одному народу, оказалась в конечном итоге ошибочной [5, с. 8]. Особо отмечая бедность забайкальских захоронений: «самые богатые найдены при Волге ... и до р. Оби, ..., а самые бедные по ту сторону озера Байкала». Все это, по его мнению, позволило сделать предположение о продвижении народа из своих начальных мест обитания на востоке материка в сторону
запада. «Постепенно продвигаясь в западные районы, татары и монголы под властью Чингисхана обогащаются, и соответственно, «нетрудно показать, откуда достались татарам великие в прочих могилах найденные сокровища» [7, с. 517].
Кроме этого, исследовались древние могилы на реке Ган, правом притоке реки Ар-гуни. Позднее И. Г. Гмелин даст детальное описание этих памятников, подчеркнув особое отношение к мертвым и местам их захоронения у местных народностей. «Хотя они и знают, что из могил их предков уже выкопано много сокровищ, однако же не слышно, чтобы кому из них пришла охота разбогатеть таким образом». В сообщениях участников экспедиции говорится, что 5 августа 1735 г.. будучи на Адун-Челоне, местные жители показали исследователям пещеры. Они уверяли при этом, что в них находятся гробницы древних ханов и вместе с ханскими останками зарыты сокровища. Однако, осмотрев пещеры, И. Г. Гмелин заключил, что это обычные «ка-пельниковые пещеры» [2, с. 5].
Древние рудные копи занимали Г. Ф. Миллера в меньшей степени, чем городища и захоронения. Относительно этого типа памятников он пишет, что они должны быть причислены к памятникам старины. Он осматривал наиболее доступные места расположения копей, их количество; определял, где имеется выход месторождения меди или серебра. В обязанности Г. Ф. Миллера входило отмечать места, где встречаются копи с краткими замечаниями и пометками. Обязательным было указание, из какого близлежащего городка ими пользовались с пояснением короткого пути по тропам и что в них добывали.
Более подробную и обстоятельную информацию о древних и современных рудных копях сообщает профессор И. Г. Гмелин. Он выполнял приказ Сибирской горной канцелярии, в котором предполагался поиск всевозможных мест серебряной руды на Аргунских заводах и в других частях Забайкалья.
Находясь в Аргунских серебряных заводах с 13 по 24 июля 1735 г., исследователи признают, что местная традиция связывала происхождение древних горных разработок в Нерчинском уезде (благодаря которым и были открыты русскими серебряные месторождения) с китайцами или монголами, да и в
русских документальных источниках их именуют «то богдойскими, или китайскими, то мунгальскими ямами». По мнению же Миллера, «китайцы не имели к этому никакого отношения и столь далеко на север их влияние в древности никогда не распространялось, не говоря уже о заселении». В подтверждение этому Миллер пытается связать начало разработок с жизнью древних жителей этих мест, «возможно, татарского происхождения, а вовсе не китайского или монгольского».
Следует отметить, что современными данными подтверждается вывод Г. Ф. Миллера о том, что археологические памятники Забайкалья имеют не китайское происхождение. Однако археологические изыскания показали и то, что в древности на территории от Забайкалья в разное время жили различные по этнической принадлежности народы, а не только тюрки, как полагал ученый. К сожалению, академическому отряду в За-
байкалье не удалось встретить на своем пути ни одного наскального рисунка. Сообщения о находках изображений на скалах фигур животных пришло слишком поздно, когда отряд уже возвращался в Удинск. «Узнал я это только тогда, - сожалел Г. Ф. Миллер, -когда уже успел совершить предначертанный мне путь по всем забайкальским местностям. Таким образом, мне не только самому не удалось видеть те места - скалы рек Кем-ника и Джида - но и нельзя было отправить туда кого-нибудь из наших спутников» [11, с. 529].
Таким образом, исследования академического отряда заложили основы для будущего изучения древностей Забайкалья. На картах было отмечено расположение важных для науки памятников - древних городищ, захоронений, рудных копей, а также были высказаны первые предположения относительно их этнической принадлежности.
Список литературы
1. Бахрушин С. В. Г. Ф. Миллер как историк Сибири // Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1, М.,1999. 601 с.
2. Балабанов В. Ф. В «Трех царствах естества» // Народная газета. № 33, 19 августа 1994.
3. ГАЗК. Ф. 10, Оп. 1. Д. 25. Л. 118-118 об.
4. ГАЗК. Ф. 10, Оп. 1. Д. 25. Л. 118 об -119.
5. Гришин Ю. С. Бронзовый и ранний железный века Восточного Забайкалья. М.: Наука. 1975.
230. с.
6. Из инструкции, данной АН Г. Ф. Миллеру при отправлении в Сибирское путешествие. П. 9. // Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1. М., 1999. 601 с.
7. Изъяснение о некоторых древностях в могилах найденных // Г. Ф. Миллер. История Сибири. Т. 1. М., 1999. 601 с.
8. Ковычев Е. В. История Забайкалья. I - середина II тыс. н. э. Иркутск, 1984, 210 с.
9. Новлянская М. Г. Д. Г. Мессершмидт и его работы по исследованию Сибири. Л.: Наука, 1970. 190 с.
10. О древних памятниках в уездах Селенгинском и Нерчинском // Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1. М., 1999. 601 с.
11. О сибирских надписях // Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1. М., 1999. 601 с.
