CC BY
62
рования местных племён, которые старался сохранять и уважать, что позволило ему выступать в роли главного судьи в местечке Кучинг (ныне - город в Малайзии, неподалёку от брунейской границы). Со временем он передал власть своему племяннику Чарльзу, второму представителю династии раджей Бруков. Созданные ими подвижные воинские соединения «рейнджеров» оказались очень эффективными как в борьбе с пиратством, так и в осуществлении экспансии вглубь острова. В 1942 г. они пытались защищать Борнео от японского вторжения. Последний представитель династии белых раджей Чарльз Брук II «отрекся от престола» в пользу Англии в 1946 г. Впоследствии «империя Бруков» стала основой для формирования островной части Федерации Малайзии, в которую, как уже упоминалось выше, султаны Брунея решили не входить, гордо сохранив самую древнюю монархию в регионе.
«Восточная коллекция», М., 2011 г., № 2, с. 78-90.
Ольга Бибикова,
кандидат исторических наук (ИВ РАН) АРАБЫ В ЕВРОПЕ:
ИММИГРАЦИОННАЯ ПОЛИТИКА ФРАНЦИИ
Требовались рабочие, а приехали люди...
М. Фриш
На отношение Франции к ее арабо-мусульманскому населению оказывает влияние эпоха колониального господства в странах Магриба. Особенно это проявляется в отношениях с Алжиром и алжирцами во Франции, ибо французское присутствие в Алжире было омрачено репрессиями в отношении коренного населения страны, способствовало возникновению внутренних конфликтов, последствия которых еще не изжиты. Французская модель колонизации была также особой из-за сильного стремления перенести на колонии французский язык и культуру. Это можно считать противоположностью британскому методу в Индии, который начался с торговли и был несколько более мягок в части экспорта влияния -политического, социального и правового.
Об этом свидетельствуют многочисленные факты, опубликованные во французской печати. Периодически возникают дискуссии относительно тех алжирцев, которых называют «харки». Речь идет о тех, кто служил французскому режиму в качестве
гражданских чиновников или в составе военизированных подразделений. Накануне ухода французских колониальных войск из Алжира «харки» были разоружены, в результате алжирские повстанцы многих убили, а также расправились с их семьями. Однако часть «харки» спаслась, покинув Алжир. Фернан Бродель в своей книге «Что такое Франция?», написанной в 1986 г., отмечал, что североафриканцев, служивших во вспомогательных войсках (Бродель называет цифру - 400 000 человек), «французская статистика не включает в число иммигрантов, потому что им предоставлено французское гражданство в награду за услуги, оказанные французской армии во время алжирской войны. После переговоров в Эвиане они бежали во Францию, спасаясь от резни. И вот они здесь: одни раскиданы по всей стране так же, как иммигранты, но их сторонятся и, прежде всего, выходцы из Алжира, видящие в них коллаборационистов и предателей»; другие до сих пор живут в лагерях в Биасе (департамент Ло и Гаронна), в Сен-Морис -л'Ардуаз (департамент Гар), "к которым следует добавить тридцать шесть поселений, разбросанных по лесистым областям Ло-зера, Лимузена, Вогезов..." Они живут в тесных бараках на скромную пенсию, которую выплачивает им армия, и рождают много детей, чтобы получить на них пособие и таким образом скопить немного денег... Ни они сами, ни даже их дети не могут вернуться в Алжир. Их заманили щедрыми посулами. Пришло время исполнять обещания. Мы в ответе за их судьбу, каковы бы ни были причины их верноподданнических чувств по отношению к Франции, с которой они более или менее добровольно связали свою судьбу».
Об ответственности за судьбы алжирских иммигрантов говорил и президент Жискар д'Эстен в своей книге «Власть и жизнь». В обязанности президента страны входило принятие решения о помиловании приговоренных к смертной казни. Однажды ему пришлось принимать решение по поводу судьбы француза-мусульманина, совершившего варварское убийство женщины восьмидесяти трех лет. Желая завладеть ее скромными сбережениями, он перерезал ей горло ножом, не обращая внимания на ее крики и мольбы о пощаде. На суде он умышленно говорил дерзости присяжным и председателю. И когда последний напомнил подсудимому о его праве на подачу кассационной жалобы, он заявил: «Плевать мне на него. Мне ваше обжалование ни к чему. Смерть для меня ничто». В результатах обследования, зачитанных на заседаниях суда, подсудимый характеризовался как «социально опасная личность, от которой общество обязано избавиться». При-
сяжные заседатели приговорили его к смертной казни. В деле содержались довольно подробные сведения о его жизни. Он родился в Алжире, в крестьянской семье. Один из его братьев был убит Фронтом национального освобождения. В 1961 г. он вступил в ряды французской армии. Тогда от него ушла жена, забрав детей. После провозглашения независимости Алжира он был переправлен во Францию как ветеран вспомогательных войск, затем через год его демобилизовали. Он нанялся чернорабочим на железную дорогу, но 18 месяцев спустя был уволен. Так он стал безработным, промышляя вымогательством и мелким грабежом. Он кочевал, бродяжничал. За попытку изнасилования получил шесть лет тюремного заключения. Вскоре после выхода из тюрьмы совершил свое чудовищное преступление. Суд присяжных приговорил его к смертной казни.
«В отношении его виновности вопроса не возникало, - пишет В. Жискар д' Эстен. - И не было никаких оснований для того, чтобы помешать приведению приговора в исполнение. Однако возникал другой вопрос - о нас самих, о нашем обществе, увлекшем его столь далеко от родного дома, от фермы на равнинах Константины, где еще не просохли пятна крови, обществе, которое посулило, что будет к нему радушным, но оказалось неспособным позаботиться о нем и пустило его странствовать, как одинокого зверя, озлобленного и ожесточенного. Я с трудом мог представить себе, как после стольких ужасов и испытаний в нем могла сохраниться хоть слабая искра человечности. А если она сохранилась, то какое же отвращение и презрение он должен был испытывать по отношению к этому могущественному и безжалостному обществу, когда его представители сообщили ему, что он не забыт, что с ним возобновляют контакт, но только для того, чтобы применить суровейшую кару. Я смягчил приговор, заменив его пожизненным заключением».
Периодически во французской печати всплывает информация о попытках «харки», их детей или других алжирцев, пострадавших от французского присутствия в Алжире, добиться от французских властей компенсации за причиненный ущерб.
В 2001 г. французский журнал «Экспресс» рассказал о судьбе гражданина Франции Мохаммеда Гарна. Мохаммед Гарн, родившийся в 1959 г. от матери-алжирки и неизвестного французского солдата, участвовавшего в изнасиловании 15-летней алжирской девочки в лагере для перемещенных лиц Тениет аль-Хаад, в 70 км к юго-западу от Алжира. Как стало известно впоследствии,
власти лагеря, узнав о беременности девочки, пытались заставить ее сделать аборт, используя при этом побои, пытки (вплоть до электрических средств, применявшихся членами ОАС при пытках). Тем не менее Хейра произвела на свет ребенка, которого немедленно у нее отобрали. Уже через год рахитичный мальчик был помещен в госпиталь с весьма обширным диагнозом, включавшим деформацию черепа. Через некоторое время семья алжирских интеллектуалов (он - режиссер, она - известная писательница), проживавшая в Париже, усыновила мальчика. Мохаммед оставался в этой семье до 1975 г. Но приемный отец стал злоупотреблять алкоголем и однажды обозвал мальчика «сыном проститутки». Шок, который испытал мальчик, повлиял на всю его дальнейшую жизнь. Хотя приемные родители жили во Франции, он получил арабское воспитание, и как араб не мог не знать, что значит быть сыном неизвестных родителей. Когда супруги развелись, мальчик был определен в сиротский приют Сант-Винсент-де-Поль, где он пробыл до 1985 г. Уже тогда стало ясно, что травмы, нанесенные его матери во время беременности, сказались на здоровье мальчика.
Вступив в самостоятельную жизнь, Мохаммед почувствовал себя изгоем. После нескольких попыток самоубийства он отправился в Алжир, где, благодаря сохранившимся архивам, нашел свою мать. Хейра, по прозвищу Волчица, проживала в склепе на кладбище Сиди Йахйа. На все вопросы Мохаммеда об отце она неизменно отмечала: «Абделькадер Бенгуша». В 1991 г. Мохаммед обратился в Трибунал Тениет-эль-Хаад с целью проверки этой информации. Но, увы! Абделькадер Бенгуша, герой алжирского сопротивления, не мог вообще иметь детей. Наконец, в марте 1994 г. Хейра признала перед Верховным судом, что она была изнасилована несколькими французскими солдатами в лагере для перемещенных лиц.
В 1998 г. М. Гарн приехал в Париж, где он устроился работать на склад большого универмага. Для него Франция была страной, из которой в Алжир приехал человек, изнасиловавший его мать и передавший ему свои гены, а другие французы попытались убить его во чреве матери, и эти усилия сказались на его здоровье. Однажды вечером Мохаммед рассказал свою историю адвокату, который вызвался ходатайствовать о назначении молодому человеку пенсии. После нескольких медицинских освидетельствований, которые подтвердили, что заболевания молодого человека связаны с избиениями его матери во время ее беременности, суд принял решение о назначении молодому алжирцу крохотной пен-
сии в размере 945 франков в месяц. Анализируя ситуацию, сложившуюся вокруг М. Гарна, журнал отмечал, что это редкий случай, когда ребенок - жертва французских солдат получил хоть какую-то компенсацию.
В период правления президента Валери Жискар д' Эстена (в 1980 г.) французское правительство начало переговоры с правительством Алжира о необходимости возвращения на родину тех алжирцев, которые потеряли работу во Франции. В тот период речь шла более чем о полумиллионе человек. При этом Франция брала на себя финансовые расходы по их отправке, выдаче им денежных субсидий, которые, как предполагалось, помогли бы репатриантам создать собственное предприятие малого бизнеса. Алжирское правительство обещало освободить своих соотечественников, прибывающих из Франции на родину, от таможенных и налоговых сборов. Кроме того, правительства обеих стран разрабатывали меры по пресечению нелегальной иммиграции. Соглашение было подписано в сентябре 1980 г. Было решено ежегодно обеспечивать возвращение 35 тыс. алжирских рабочих (вместе с семьями до 50 тыс.).
Описывая обстановку, в которой происходило обсуждение предстоящего франко-алжирского соглашения, Жискар д' Эстен отмечал, что французское общество рассматривало действия правительства позитивно. Свидетельством этого является отсутствие попыток разыграть иммиграционную карту в политической борьбе. «В 1974 г. лидер Национального фронта, баллотировавшийся на пост президента, собрал лишь 0,74% голосов избирателей. В 1981 г., после семилетнего рационального управления проблемой иммиграции, он отказался выставлять свою кандидатуру. За кандидата, от крайне правых, которого этот деятель намеревался поддержать, предполагали голосовать, судя по опросам, лишь 0,3% избирателей, и он выбыл из соревнования. В ту пору на выборах во Франции не было никаких проявлений ксенофобии».
Однако франко-алжирское соглашение о возвращении части алжирских рабочих на родину так и не было реализовано. После избрания Франсуа Миттерана на пост Президента Французской республики новое правительство в одностороннем порядке отказалось от его выполнения. Более того, изменился сам подход к проблеме иммиграции. В январе 1981 г. социалисты приняли манифест, в котором выдвигалось предложение наделять избирательным правом иностранцев, находящихся во Франции более трех лет. Кроме того, было принято решение, в соответствии с ко-
торым «в порядке исключения» было решено выдавать документы на жительство иностранцам, находившимся во Франции нелегально. Это решение автоматически открывало для них доступ на рынок труда, а также предоставляло весь комплекс социальных пособий. Однако, по мнению аналитиков, этот закон не стал временной мерой. В сознании иммигрантов укрепилось мнение о том, что нелегальная иммиграция может быть легализована со всеми вытекающими экономическими и социальными последствиями. Информация об этом способствовала всплеску нелегальной иммиграции.
Летом 1981 г. в пригороде Лиона (Менгетте) состоялась демонстрация иммигрантов. Это было мирное выступление, целью которого было привлечь внимание властей к нуждам второго поколения иммигрантов, которых во Франции называют «берами». Демонстранты шли под антирасистскими лозунгами.
В октябре-декабре 1983 г. в Марселе стартовал марш под лозунгом «За равенство и против расизма», который принял широкий размах и закончился в Париже. По дороге к участникам марша присоединились другие категории недовольных - студенты, школьники. Социологи объясняли причины марша проявлениями расизма и ксенофобии, имевшими место в ходе муниципальных выборов, когда Национальный фронт получил значительное число мест. В результате, по подсчетам социологов, в марше приняло участие не менее 100 тыс. человек. Президент Миттеран был вынужден принять в Елисейском дворце депутацию, в числе которой было пятеро беров. Президент пообещал принять меры против расизма в стране, а также объявил о предоставлении права проживания в стране иммигрантам (сроком на десять лет). Этот марш широко освещался СМИ и вселил надежду на то, что с дискриминацией будет покончено и это внесет позитивные изменения в молодежную эмигрантскую среду. Деятели культуры, студенческие организации и профсоюзы заявили о своей солидарности с участниками марша. По мнению П. Бернара, исследователя проблемы беров, вынесение проблемы иммигрантов в публичную сферу, а также благожелательное отношение к маршу французской общественности окрылило многих иммигрантов, способствовало в тот период их интеграции во французское общество.
Арабская иммиграция внимательно следила за событиями на Ближнем Востоке. В период войны в Заливе (январь-март 1991 г.) иммигранты солидаризировались с мнением «арабской улицы», поддержав Ирак, провозгласивший в качестве конечной цели
уничтожение Израиля. В 1992 г. на парламентских выборах в Алжире победила новая тогда политическая партия - Исламский фронт спасения, которая с подавляющим преимуществом обошла две исторические партии Алжира - Фронт национального освобождения и Фронт социалистических сил, в результате была развязана гражданская война. Для выходцев из Алжира, который до этого считался одним из лидеров Движения неприсоединения, это стало психологическим шоком. Для многих возвращение в Алжир стало невозможным, ибо их французское образование, пограничная (франко-алжирская) культура поставили их перед необходимостью дать оценку событиям на родине, решить для себя вопрос о своей принадлежности.
Ситуацию осложнили и репрессии против религиозных ин-тегристов в 1990-1993 гг. в Тунисе, которые затронули многих инакомыслящих. Французские правозащитники выступили в защиту последних, в результате чего отношения с Тунисом несколько осложнились. Выходцы из Туниса, традиционно дистанцировавшиеся от политических мероприятий, с беспокойством следили за развитием событий.
Экономическая ситуация начала 90-х годов ухудшила финансовое положение иммигрантов. Выходцы из городских предместий не могли рассчитывать на продолжение образования в высших учебных заведениях, а это формировало потерю интереса к школьному диплому. В свою очередь, отсутствие перспективы закладывало основу для агрессивного поведения молодых беров. Психологи в связи с этим отмечают, что отсутствие перспективы создать семью является фактором, который способствует депрессии и даже толкает на проявление агрессии. В отличие от юношей у девушек было больше перспектив, ибо на рынке женского труда у них было больше шансов. Как следствие складывающейся ситуации в пригородах возникли молодежные банды, деструктивная активность которых заставила полицию организовать рейды по наведению порядка.
Оценивая политику французского правительства, следует отметить определенную непоследовательность, которая объяснялась внутриполитической борьбой. Очевидно, что подлинные интересы французских граждан не учитывались. Решения, связанные с пребыванием иностранных рабочих, не обсуждались на референдумах. Когда СМИ высказывались за сокращение незаконной иммиграции, одновременно эти издания упрекали в том, что они игнорируют проблемы глобальной нищеты в Африке. Правильно
воспринимать сложившуюся ситуацию мешала также нечеткая трактовка положений, касающихся пребывания рабочих - иммигрантов и иностранцев, проживающих во Франции. Попытки привлечь внимание правительства к проблемам иммиграции, в том числе к нелегалам или безработным иммигрантам, неизбежно приводили к обвинениям в ксенофобии. Тем не менее французское общество ощущало угрозу, которая была следствием демографического упадка и ослабления идентичности. Как отмечал в связи с этим Валери Жискар д'Эстен, «моноконцептуальная позиция французских политических и информационных кругов (а состоит она в том, чтобы наложить табу на обсуждение темы иммиграции, ее нельзя даже назвать своим именем, не вызвав бурной реакции, которая исключает любое продолжение дискуссии) является контрпродуктивной в том смысле, что не помогает осознанию истинной природы данной проблемы и принятию необходимых решений».
В 1993 г., в период правления правого правительства, министр внутренних дел Шарль Паскуа сформулировал главную цель иммиграционной политики как «достижение нулевого миграционного прироста», которая позже интерпретировалась как «достижение нулевой нелегальной иммиграции». В принятом так называемом законе Паскуа запрещалось работать иностранным студентам, обжаловать отказы о предоставлении убежища, до двух лет был увеличен период рассмотрения дел о воссоединении семей, расширены права полиции для депортации нелегальных мигрантов. В результате проведения ограничительной иммиграционной политики приток иммигрантов в страну заметно сократился.
В 1997 г., после прихода к власти левых сил, начался пересмотр прежней иммиграционной политики. Шарля Паскуа обвинили в том, что он содействовал уменьшению человеческого потенциала Франции, ограничив возможности иностранцев (студентов и специалистов) в получении работы в стране. В результате дискуссии иммиграционное законодательство было пересмотрено и 11 мая 1998 г. был принят новый закон (так называемый Закон Ж.-П. Шевенмана), который облегчал доступ в страну для высококвалифицированных специалистов и студентов. В рамках борьбы с нелегальной иммиграцией стала амнистия 87 тыс. нелегальных иммигрантов. Поправки к Закону о гражданстве, принятые в 1998 г., восстанавливали возможность предоставления гражданства на основе «принципа почвы» (речь идет о тех, кто родился во Франции), который был модифицирован в Законе Паскуа.
С 1998 г. дети, рожденные во Франции иностранными родителями, автоматически, без дополнительных процедур получали французское гражданство.
Стремление правоцентристского правительства премьер-министра Э. Балладюра (1993-1995) урегулировать и ограничить приток иммигрантов в страну не сталкивалось с серьезным сопротивлением ни общества, ни политических оппонентов. Этому содействовал всплеск антииммигрантских настроений, вызванный экономическим кризисом, и выработанный консенсус между правыми и левыми политическими силами. Так, известный деятель Французской социалистической партии, бывший премьер-министр, М. Рокар в свое время отмечал, что «Франция не может стать прибежищем для всех нищих мира».
Иммигранты, которые попытались вернуться на родину, оказались в сложном положении. Некоторые отмечали, что на родине их воспринимали как иностранцев. Их поведение вызывало нарекания, особенно это касалось женщин, которые не привыкли закрывать лицо и смотрели в глаза собеседникам вопреки арабским традициям. Несмотря на то что во Франции иммигранты относились к самым низкооплачиваемым категориям, вернувшись на родину, они обнаружили, что большинство соотечественников живет крайне бедно. Кроме того, они утратили привязанность к своим обычаям, что в глазах окружающих было почти преступлением.
Информация о трудностях адаптации на родине была с беспокойством встречена теми иммигрантами, которые еще лелеяли надежду вернуться на родину. Эта ситуация поставила их перед дилеммой: либо оставаться «иностранцем» во Франции, либо становиться «иностранцем» на родине. И тот, и другой статус оказался связан с трудностями. В любом случае происходит психологическая ломка, для преодоления которой не хватает жизни одного поколения. На самом деле иммигрантское сообщество во Франции представляет собой особый мир, состоящий не только из разных слоев общества, но и разных по своей ментальности сообществ. При этом надо иметь в виду, что, например, алжирское иммигрантское сообщество является наиболее уязвимым. Отношения между французами и алжирцами отягощены не только колониальным прошлым, но и кровопролитной войной 1954-1962 гг., когда погибло более 100 тыс. человек. Президент Франции Жак Ширак, посетивший Алжир в марте 2003 г., назвал франко-алжирскую войну 40-летней давности «невыразимой трагедией».
В отличие от алжирцев тунисцы и марокканцы относятся к группе «менее неблагонадежных» иммигрантов, что можно объяснить иным характером французского присутствия в этих странах, а также особенностями национального характера этих народов. В ноябре 2005 г. во Франции произошли события, которые вновь вынесли на поверхность проблему иммигрантов. Непосредственной причиной событий стала трагедия двух подростков, выходцев из иммигрантской среды, которые, убегая от преследования полицейских, спрятались в трансформаторной будке и погибли от разряда электричества. По мнению ряда наблюдателей, разрастания конфликта можно было бы избежать, если бы не опрометчиво брошенные слова министра внутренних дел Н. Саркози о том, что он «очистит» пригороды Парижа от «этого сброда». Слова, произнесенные Саркози в эмоциональном состоянии, стали своеобразным «объявлением войны» иммигрантской молодежи, проживающей в неблагополучных кварталах парижских окраин. Кстати, именно по этой причине Николя Саркази потерял много голосов во время президентских выборов. В ходе обсуждения причин происшедших событий высказывалась точка зрения относительно «агрессивности носителей ислама», однако Катрин Витоль де Вен-ден, директор исследовательских программ Центра исследований международных отношений, представитель Института политических наук Парижа, по поводу беспорядков в Иль-де-Франс заявила, что «ислам особой роли в этих событиях не играл. Главное, что имело значение, - это бедность и недостаточно серьезное отношение к проблеме иммигрантов со стороны политиков». По ее мнению, «выступления иммигрантов во Франции были обусловлены непродуманной политикой властей по отношению к ним, а также дискриминацией со стороны полиции и работодателей».
Следует отметить, что, если старшее поколение иммигрантов тешило себя надеждой разбогатеть и вернуться домой, то нынешняя иммигрантская молодежь воспринимает ситуацию без иллюзий. Они изначально ощущают себя не совсем полноценными французами, что затрагивает самолюбие и подталкивает к проте-стному поведению. Примерно треть иммигрантской молодежи после не слишком успешного обучения в школе остается без аттестата. Уровень безработицы в иммигрантских слоях в среднем в два раза выше, чем среди коренных французов, независимо от уровня их образования, а молодежная безработица в «неблагополучных кварталах» достигает 40%. Если уровень перенаселенности жилищ в стране в среднем находится на уровне 18%, то у вы-
ходцев из стран Магриба и тропической Африки он превышает 40%. Наконец, более 2/3 заключенных в стране составляют представители иммигрантских общин. Даже успешные выпускники учебных заведений из числа выходцев из Северной Африки после рассылки своего резюме имеют в пять раз меньше шансов получить приглашение от работодателя на собеседование, нежели коренной француз, имеющий тот же уровень образования.
Значительная часть французов считает, что иммигранты, которых приютили в процветающей европейской стране, снабдили паспортами и социальными льготами, должны испытывать благодарность к Франции. Эта точка зрения периодически подкрепляется действиями правительства. Так, 23 февраля 2005 г. Национальное собрание Франции приняло Закон о репатриантах, в котором, в частности, содержалось требование, чтобы во французские школьные программы была включена положительная оценка французского присутствия на заморских территориях, прежде всего в странах Северной Африки. Однако через два месяца, сначала во Франции, а затем в Алжире, разразился скандал. Кроме того, в заморских департаментах Франции, где до сих пор проживает немало потомков бывших рабов, состоялись массовые манифестации. Представители иммигрантских организаций резко осудили попытку представить колониальный период в истории их стран в позитивном свете. Против подобной трактовки истории выступили и французские историки. Их возражения получили широкую огласку, хотя печать и телевидение на протесты иммигрантов старались не обращать внимания. 25 марта 2006 г. группа известных историков выступила за отмену требования пересмотреть в школьных программах политику Франции в колониях. Президент Франции Жак Ширак поручил спикеру Национального собрания Жану-Луи Дебре провести анализ ситуации, дать оценку закону и представить свои предложения. В это время другая группа историков выступила против так называемого «Закона Тобиры». Позиция историков сводится к тому, что ученые не должны подчиняться запретам или табу, исходящим из политических соображений. Они заявили, что ученые должны руководствоваться научным беспристрастием и интеллектуальной свободой. Известный историк Пьер Нора сказал, что определять отношение к прошлому с помощью закона - «чисто французская тенденция... Думаю, что это вызвано традиционно интенсивной связью, которую Франция поддерживает со своей историей, - считает он. - В других странах нацию
сформировали язык, экономика, народная культура, а во Франции -история.
Дискуссия затронула важную тему, связанную с разным восприятием франко-алжирской войны. Потомки иммигрантов были возмущены тем, что сегодня их детям в школе внушают, что «их предки являлись галлами». Историк П. Бланшар заявил, что замалчивание факта колониализма непременно даст свои негативные плоды. «Французы боялись, что историческая правда дезинтегрирует французское общество, однако зло уже совершилось. На городских окраинах рождается культура этнически окрашенных территорий, где живут внуки колониального разлома... Вот уже в течение трех-четырех лет Франция ведет двусмысленную политику памяти. С одной стороны, создаются мемориальные комплексы, посвященные историческим событиям, а с другой - с помощью официальных заявлений и текстов законов утверждается нормативное и позитивное видение колониальной эпохи. Между тем сводя колониальный период к "старым добрым временам", замалчивая насилие и преступления, французам попросту предлагают ложное представление об истории», - утверждает французский историк.
Дискуссия о новом законе привлекла внимание алжирцев, проживающих во Франции, а также в самом Алжире. Президент Алжира Абдельазиз Бутефлика, выступая в Сетифе 25 августа 2006 г., заявил, что «Франция должна признать свои деяния во время колонизации в Алжире в 1830-1962 гг. Он напомнил об избиениях 8 мая 1945 г. в Сетифе, в результате которых погибли 45 тыс. человек, по алжирским источникам (по французским источниками - 15-20 тыс.). Бутефлика заявил, что «колонизаторы, таким образом, пытались уничтожить алжирскую самобытность, утверждая, что мы ни берберы, ни арабы, ни мусульмане, что у нас нет ни культуры, ни языка, ни истории».
Другое событие, которое периодически болезненно напоминает о себе, - расстрел мирной демонстрации алжирцев в Париже 17 октября 1961 г. Это был разгар войны в Алжире, когда 30 тыс. алжирцев по призыву подпольного Фронта национального освобождения пришли с окраин в центр столицы, чтобы выразить протест против комендантского часа, введенного префектом полиции М. Папоном. В результате расстрела мирных демонстрантов, по разным оценкам, погибли от 50 до 200 человек, трупы которых были сброшены в Сену. Историк Второй мировой войны А. Тасма назвал это событие «постыдным семейным секретом». Таким об-
разом, многолетние попытки подавить и заглушить неприятные воспоминания о колониализме при помощи административно-силовых методов или лицемерного молчания не приносят желаемых результатов. Среди французов нет единого мнения относительно того, как относиться к колониальному прошлому. Историк Оливье Лекур-Гранмезон считает, что «ревизия колониального прошлого подвергает сомнению образ республики как оплота прав человека». Эта дискуссия показала, что провал иммиграционной и интеграционной политики Франции во многом был предопределен нежеланием властей признать свою вину за колониальный период. Любопытно, что в эту дискуссию включились французские кинематографисты, выпустившие на экраны страны несколько фильмов о войне в Алжире, в том числе документальный фильм «Кровавые годы Алжира» (производство Франция-Великобритания, 2003 г.), а также художественный фильм «Близкие враги» (2007), которые заставили общественность Франции вновь обратиться к анализу происшедшего.
Можно констатировать, что во Франции существует латентный конфликт между сторонниками образа Франции как оплота братства, равенства и справедливости и теми, кто требует признать исторические ошибки, покаяться и принести извинения тем народам, которые пострадали в колониальный период. Разное отношение к событиям колониального времени (также как и у коренных французов, чьи предки воевали в Северной Африке) существует у репатриантов (французов, вынужденных уехать из получивших независимость колоний) и иммигрантов, жителей бывших колоний.
По мнению многих представителей политических сил Франции, единственно возможным вариантом урегулирования отношений, который может способствовать разрешению ситуации, может быть «общественный договор». Попытки урегулировать ситуацию делаются уже несколько лет. В 2003 г. по инициативе Н. Саркози, бывшего в тот период министром внутренних дел, во Франции был создан Совет представителей французских мусульман, который должен решать все вопросы взаимоотношений государства с мусульманами. Идея Саркози, поддержанная президентом Шираком, заключалась в создании так называемого толерантного ислама. Согласно модели Саркози, все мусульмане должны говорить по-французски, мусульманки не должны носить хиджаб в общественных местах, а проповеди в мечетях должны читать имамы, которые получили религиозное образование во Франции и не ис-
пользуют их для обсуждения политических вопросов. Главное же -они должны чувствовать себя сначала французами, а потом мусульманами. «За республиканским столом нет места фундаментализму», - объявил Саркози.
Анализируя предложения министра, следует обратить внимание на то, что, согласно предлагаемым мерам, толерантность должны были продемонстрировать исключительно иммигранты. Как ни странно, предложенная программа отнюдь не рассматривала различия в ментальности иммигрантов, психологические комплексы, которыми традиционно обладают иммигранты, воспитанные на базе коллективистской цивилизации и попавшие в страну, где доминирует индивидуалистская культура. В результате на выборах в Совет в мае 2003 г. 40% мест получили исламские радикалы, открыто заявляющие: «Наша Конституция - Коран». Муфтий парижской мечети Далиль Бубакер, автор книги «Ислам - это не политика», сторонник умеренного ислама, которого Саркози хотел видеть на посту председателя Совета, хотя и прошел в состав Совета, получил крайне мало голосов. Это обстоятельство свидетельствовало о том, что наиболее активными были как раз те, кто хотел сохранить свою идентичность, не отказываться от веры отцов.
В ноябре 2005 г., в самый разгар беспорядков в Иль-де-Франс, премьер-министр Доминик де Вильпен заявил о необходимости принятия срочных мер, направленных на то, чтобы «сделать из неблагополучных районов обычные территории Республики». Премьер представил программу, которая включала срочные меры по улучшению положения иммигрантов. Так, в области занятости предполагалось стимулирование поиска работы для получателей социальных пособий путем единовременной выплаты 1000 евро в случае трудоустройства и ежемесячной надбавки в 150 евро к зарплате в течение года. Правительство сочло возможным создать 20 тыс. рабочих мест в коммунальном хозяйстве «кварталов» и общественных организациях. Предусматривалось также сформировать 15 дополнительных «свободных городских зон» для открытия новых предприятий. Премьер также объявил о необходимости увеличить объемы строительства и реконструкции жилья с целью создания жилья, «достойного человека». Предполагалось увеличить на четверть бюджет Агентства по городской реконструкции. С целью оказания помощи неблагополучным школьникам рассматривалось предложение ввести в 1200 школах «неблагополучных кварталов» должности педагогов-ассистентов, а также
организовать профессиональные учебные заведения для детей иммигрантов (с 14 лет). Одновременно было решено открыть десять дополнительных школ-интернатов для наиболее одаренных и целеустремленных детей. Начиная с 2006 г. должно было увеличиться количество именных стипендий (с 30 до 100 тыс.).
Особую озабоченность правительство выразило по поводу роста преступности в иммигрантской среде. Рассматривался также вопрос о повышении ответственности родителей, чьи дети являются правонарушителями. Речь шла о заключении «контракта ответственности родителей», позволяющего приостанавливать выплаты семейных пособий родителям, не исполняющим свои обязанности в отношении детей. Предполагалось также провести набор по линии МВД дополнительно 2000 сотрудников для работы в «трудных кварталах».
Тогда же премьер-министр предложил создать Агентство по социальному сплочению и равенству шансов. Это Агентство в кооперации с местными властями и депутатами должно отслеживать реальное положение дел и предлагать соответствующие меры. Перечисленные выше решения легли в основу Закона «О равенстве шансов», принятого в феврале 2006 г.
В июле 2006 г. было объявлено о принятии нового Закона об иммиграции. Вслед за другими странами (Германия, Великобритания и др.) Франция заявила о переходе к политике «выборочной иммиграции». Нынешний закон ужесточает правила воссоединения семей и заключения браков с иностранцами. Желающим обосноваться во Франции придется также продемонстрировать знание французского языка и культуры страны. Таким образом, нелегальной иммиграции объявлена война. Президент Саркози призвал также продолжить усилия по реконструкции проблемных пригородов, что предусматривает выделение крупных средств на решение вопроса занятости и улучшения образования.
Общественные организации Франции откликнулись на инициативу президента. Так, Союз за народное движение в своей программе на 2007-2012 гг. среди десяти приоритетных направлений политики назвал задачу создания «общества уважения и равенства шансов». Программа констатировала, что во Франции долгое время игнорировались многие важные проблемы, такие как положение молодых женщин в иммигрантских семьях, бесконтрольность детей в некоторых семьях, последствия неконтролируемой иммиграции, реальная дискриминация.
В начале своего президентства Саркози, пытаясь наладить отношения с иммигрантами, обиженными его заявлениями в бытность министром внутренних дел, назначил на должность министра юстиции Рашиду Датти, молодую адвокатессу магрибинского происхождения. В качестве первоочередных мер Саркози предложил меры по соблюдению всеми гражданами республиканских принципов в жизни французского общества, в частности светского характера государства, равенства мужчин и женщин, запрета на полигамию. Декларируя необходимость обеспечить достоинство всех людей, проживающих в стране, Саркози и его сторонники отводят особое место решению проблем «неблагополучных кварталов», признавая, что это потребует не только больших средств, но и новых методов работы. Реабилитация «проблемных кварталов» называется «одним из самых трудных вопросов, который встанет перед властями в предстоящую легислатуру».
Очевидно, что правительство и в дальнейшем будет вносить определенные коррективы в иммиграционное законодательство. Однако Франции, как и всей Европе, не избежать социокультурной трансформации, которая является результатом включения в западную цивилизацию столь мощного отряда (около 5 млн. человек) представителей других этносов.
«Вызовы XXI века», М., 2010 г., с. 228-247.
В. Петрищев,
политолог
ТЕРРОРИЗМ СМЕРТНИКОВ
Терроризм как весьма эффективный инструмент нелегитимного насильственного достижения политических целей получил широкое распространение в мире. При этом организаторы террористической деятельности стремятся извлекать максимальную выгоду из процессов глобализации, ставя себе на службу новейшие информационные технологии, транснационализируя, усложняя и делая все менее уязвимыми для правоохранительных органов элементы своей инфраструктуры, создавая мощную финансовую базу для преступной деятельности.
Терроризм быстро изменяется, мутирует, осваивает все более опасные, бесчеловечные и разрушительные методы. Субъекты террористической деятельности уже преодолели те нравственные рамки, которые ранее сдерживали масштабы и размах терроризма.
