CC BY
52
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 4 (28). С. 89-98. УДК 930
DOI 10.24147/2312-1300.2020.7(4).89-98
С. П. Бычков
АПОСТОЛ АНДРЕЙ КАК ПРОСВЕТИТЕЛЬ БУДУЩЕЙ РУСИ
В РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ ОТ ТРУДОВ ПЛАТОНА (ЛЕВШИНА) ДО А. В. КАРТАШЁВА*
Представлен спектр мнений ведущих представителей церковной историографии о факте проповеди апостолом Андреем на территории будущей Киевской Руси, от трудов митрополита Платона (Левшина) до А. В. Карташёва.
Ключевые слова: апостол Андрей; русское православие; церковная историография; Платон (Левшин); Макарий (Булгаков); Е. Е. Голубинский; П. В. Знаменский; А. В. Доброклонский; А. В. Карташёв.
S. Р. Bychkov
APOSTLE ANDREW AS THE ENLIGHTENER OF FUTURE RUSSIA
IN RUSSIAN CHURCH HISTORIOGRAPHY FROM THE WORKS OF PLATON (LEVSHIN) TO A. V. KARTASHEV
The article presents a range of opinions of leading representatives of Church historiography about the fact of the preaching of the Apostle Andrew on the territory of the future Kievan Rus, from the works of Metropolitan Platon (Levshin) to A. V. Kartashev.
Keywords: Apostle Andrew; Russian Orthodoxy; Church historiography; Platon (Levshin); Makarii (Bulgakov); E. E. Golubinsky; P. V. Znamensky; A. V. Dobroklonsky; A. V. Kartashev.
В XIX в. в России шел процесс активного становления гражданского и церковного историописания, формирования когорты классиков и корпуса классических трудов. При написании «больших полотен» гражданской и церковной истории у разных авторов постоянно встречаются одни и те же сюжеты и исторические персонажи. В силу ракурсов исследования или подходов самой научной школы, оценки могут кардинально меняться, но совсем проигнорировать знаковых героев или события, с ними связанные, бывает практически невозможно.
Прежде всего это касается тех персонажей, бытие которых и участие в национальной или церковной истории является вполне доказанным документально и фактографиче-
ски. Что же касается личностей легендарных, дорогих национальному или церковному преданию, участие которых в национальных или церковных делах не находит последовательного подтверждения, то здесь наука по мере своего становления вынуждена искать разного рода компромиссы. Это делается для того, чтобы уберечь и ярых почитателей исторического персонажа и в целом общественное сознание от травмы, разочарования, «потрясения основ» государственной идеологии или веры. Такие компромиссы интересны как сами по себе, так и потому, что, выстроенные в ряд, позволяют увидеть рост самой науки, ее критериев объективности и критичности, поиски границ веры источникам и устным сказаниям.
* Работа выполнена при поддержке РФФИ, грант 18-09-00172 «В поисках Святой Руси: биография А. В. Карташёва (1875-1960)».
Русская церковная историография сформировалась в рамках школ академий русской православной церкви в XIX в. и получила фундаментальные свои труды в лице сочинений митрополитов Платона (Левши-на), Макария (Булгакова), Е. Е. Голубинско-го, П. В. Знаменского, А. П. Доброклонского. Последним, замыкающим этот ряд, стал труд А. В. Карташёва «Очерки по истории Русской Церкви», вышедший уже в середине ХХ в., спустя почти четыре десятилетия после революции 1917 г. и призванный выступить связующим звеном между старой когортой историков-классиков и новым поколением церковных историков, формировавшихся в условиях существования Церкви в СССР и в среде русской эмиграции второй половины ХХ в.
Одним из самых первых, постоянно присутствовавшим во всех произведениях историков старой генерации, был сюжет, связанный с апостолом Андреем и его путешествием в те земли, которые впоследствии станут территорией как Киевской Руси, так и России. Самое первое упоминание о путешествии Андрея в пределы будущего Древнерусского государства содержалось у Нестора в «Повести временных лет» и занимает всего лишь полстраницы современного печатного текста: «Когда Андрей учил в Сино-пе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришёл и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: "Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Бо-жия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей". И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошёл с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошёл вверх по Днепру. И пришёл к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей - каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришёл в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: "Диво видел я в Славянской земле на пути своём сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно,
и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье". Те же, слышав об этом, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме, пришёл в Синоп» [1].
С одной стороны - для некритического религиозного сознания - эпизод мог быть поводом к религиозной и национальной гордости, свидетельством причастности Руси к апостольским временам, древности её благочестия и веры, но с другой, - сама форма изложения, похожая скорее на анекдот, с массой подробностей отнюдь не духовного, а самого низшего бытового свойства, соседство сюжетов воздвижения креста с хлестанием в банях, путаница с географией способны были смутить самое благочестивое сознание. И как только формируется устойчивая церковная историографическая традиция, так церковные историки берутся за анализ проблемы этого путешествия апостола Андрея, в каждом из значимых трудов пытаясь проанализировать и её сущность, и значение для жизни церкви и государства.
Так, митрополит Платон (Левшин)1 в «Сокращении Российской церковной истории», написанном в начале XIX в., засомневавшись в достоверности предания, уже признавал проблемность этого эпизода и видел необходимость дополнительного более глубокого прояснения некоторых моментов, а именно: насколько вообще для апостольских времён был характерен обычай водворения поклонных крестов; как согласовать между собой высоту просвещенческой миссии апостола с анекдотом о банях, да ещё транслируемым в Риме как дело важное; отмечал отсутствие ссылки у Нестора на источник сведений о миссии апостола, отсутствие у греков сведений о проповеди Андрея, слабые свидетельства о проповеди среди скифов [2].
При этом он, понимая необходимость дополнительного исследования вопроса, признавал всё-таки, что от проповеди апостола невозможно начинать историю христианства
на Руси: «ибо не видно, что с сего времени проповеди Андреевой Христианство в России началось» [2].
Митрополит Макарий (Булгаков)2 в своём фундаментальном труде «История Русской Церкви» уже в 1-й главе 1-го тома, вышедшего в 1857 г., т. е. полвека спустя после труда митрополита Платона, отмечал, что путешествие в будущую русскую землю и воздвижение креста, предсказание апостола Андрея стали как фактами национального религиозного сознания, так и культурным феноменом. Он указывал, что предки всегда верили этой вести, ее повторяли все летописцы, само место установки креста освящено существованием храма Воздвижения Честного Креста с Х111 в., в XVI в. восстановленном, а с середины XVIII в. и храмом самого апостола Андрея [3].
Частично критикуя митрополита Платона за сомнения, он занял позицию максимальной защиты и аргументации истинности предания. Отвечая на вопросы Платона о дополнительных источниках, особенно греческого характера, он избрал достаточно поздние сочинения III и IV вв. Ипполита, Ориге-на, которые, будучи учениками Климента Александрийского и Поликарпа, могли, по его мнению, получить сведения из «вторых уст», а также сочинения Святого Дорофея и Епифания, Евхерия (V в.), Исидора Испа-лийского (VI в.), а также Пафлагона (IX в.), в которых с разной степенью подробности описывались географические места проповеди Андрея в Скифии, которую Макарий и определяет как место будущей Киевской Руси.
Вспоминал он и о путешествии писателя IX в., иерусалимского иеромонаха Епифания, который, движимый благочестивой ревностью, намеренно обошёл те места, которые, по сказанию святого Епифания Кипрского, оглашены были проповедью святого апостола Андрея, везде старался собрать о нём самые достоверные сведения и на основании этих местных преданий первый начертал его довольно подробное житие.
Из этого жития оказалось, что «собственно в пределах нынешней России Первозванный апостол посетил, с своими учениками и сотрудниками, землю Иверскую, Сване-тию и Осетию, где находился город Фосто-
фор; оттуда спустился в Абхазию и проповедовал в городе Севасте; простираясь далее вдоль помория, перешёл землю джигетов, страну Верхний Сундаг и достиг приморского города Боспора, столицы Боспорского царства, у Киммерийского пролива; из Бос-пора, следуя вдоль южного помория Тавриды, прибыл в Феодосию, город обширный и многолюдный, управлявшийся тогда князем Саврематом, а из Феодосии перешёл в город Херсонес, где и оставался долгое время. Таким образом, Епифаний во время своего путешествия как бы проверил местными преданиями известные нам сказания писателей четвёртого века о проповеди святого апостола Андрея в южных странах нашего отечества» [3]. Тогда получалось, что хоть по касательной, с юга, но вполне доказано апостол Андрей всё-таки освятил присутствием нашу территорию.
Относительно предания Макарий также занял абсолютно доверительную, некритическую позицию: «...сказание о первой и притом апостольской у нас проповеди, как о событии важнейшем для местных христиан, естественно должно было переходить из рода в род, от отцов к детям и соблюдаться со всею заботливостию, как святыня, пока не достигло, наконец, по принятии христианства киевскими славянами (в 866, 957 и 988 гг.), самого сердца России - Киева, а здесь и слуха Нестерова» [3].
Таким образом, Макарий «намертво» встал за истинность предания: «. предание о благовестии святого апостола Андрея даже во внутреннейших областях нашего отечества не заключает в себе ничего невероятного, и нет основания отвергать его безусловно или принимать за одну идею. основа повествования о путешествии Первозванного в России останется неприкосновенною» [3]. Он не принял только эпизода с баней, считая, что это просто «нарост и прикраса», без которых не может обойтись самое достоверное предание.
При этом ощущается, что у митрополита Макария борются между собой два чувства, две тенденции. Как митрополит, администратор и блюститель нравов он понимает, что сразу опровергать народное предание, освящённое присутствием храмов, нельзя - это
может смутить незрелые в богословии умы, поколебать сами основы веры. С другой, -его богословская и научная совесть не позволяет грешить против истины, и он, вслед за Платоном, отмечает, что невозможно признать успехи проповеди Андрея, их значимость оказалась нулевой. Именно с Византии пришёл и укрепился на Руси огонь веры, от купели князя Владимира, а не от воздвигнутого креста апостола Андрея: «Впрочем, не станем обольщать себя и сознаемся, что если и положены были святым апостолом Андреем в странах киевских и новгородских какие-либо начатки христианства, то они существовали очень недолго. Грубость народа, недостаток в приготовленных пастырях и учителях, гонения от язычников, а вместе постоянные смуты и перевороты политические были причиною того, что святая вера, как и у некоторых других народов, просвещённых самими апостолами, на целые века подавлена была у нас совершенно. И святого апостола Андрея отнюдь нельзя считать непосредственным основателем Русской Церкви. Нет, эта Церковь, как всякому известно, явилась в позднейшее время и есть дщерь Церкви Цареградской. Эту Церковь Первозванный только издали благословил в духе пророческом, утвердивши на горах киевских святой крест - её незыблемую опору. И если сей апостол может быть назван основателем её, то разве только основателем посредственным именно потому, что он же даровал первого архипастыря (Стахия) Византии, от которого начался непрерывный преемственный ряд иерархов Цареградских и потом в определённое Богом время начался непрерывный ряд и наших иерархов, продолжающийся доныне. А с другой стороны - и потому, что в состав настоящей Русской Церкви мало-помалу вошли, заметно и незаметно, все те небольшие частные Церкви, какие основаны были святым апостолом Андреем в южных пределах нашего отечества, и из которых некоторые, по всей вероятности, как далее увидим, едва ли не непрерывно существовали со времени этого апостола; хотя иногда, особенно до четвёртого века, святая вера сильно подавляема была в них язычеством и хотя нужны были впоследствии новые сеятели, чтобы благодатное семя, посеянное здесь
святым апостолом, не заглохло совершенно и принесло плоды свои» [3].
Евгений Евсигнеевич Голубинский3, издававший свой труд после Макария, в 1880-х гг., и во многом противоречивший своему предшественнику, был настроен максимально критично по отношению к народным легендам и преданиям. Крайне скептично отнёсся и к преданию о проповеди Андрея в русских землях, считая его выдумкой и последующей вставкой в летопись Нестора. У неё иной контекст, нежели читается в прямом прочтении: «... смысл и нравоучение повести ясны; она хочет сказать и доказать: мы - Русские составляем народ в христианской церкви никак не последний и наше христианство ведёт своё начало точно так же от самих апостолов, как и у кого бы то ни было. Апостолы не могли водворить у нас этого христианства самым делом, но они посетили и благословили нашу землю и посредством предизбрания включили её в состав церкви Христовой, которой таким образом она и стала частью с самого её начала» [4].
По Голубинскому, у составителя легенды была логика, но плохие представления о географии. Автор легенды понимал, что задача апостола в русской земле, если бы он туда направлялся намеренно, была бы проповедь, а не благословение гор и камней. Поскольку проповедь не дала результата, то отправленный апостол был в русской земле мимоходом по пути в Рим, но это был невероятный путь, аналогичный, по меткому выражению учёного, современному движению из Москвы в Петербург через Одессу. Протяжённость пути оказалась в 50 раз длиннее необходимого.
Свидетельством более поздней вставки в летопись эпизода о проповеди Андрея было и указание ещё в двух разных местах в тексте Нестора на то, что апостолы у нас не были и не проповедовали. Автор вставки забыл «подчистить» эти следы. Смысловой разрыв текста для Голубинского является доказательством вставки. При этом он начинает размышлять над тем, кому выгодно было бы создание этой легенды. Предание в таком случае является конструкцией, использовавшей информационный повод идеи для реализации политических, национальных, церков-
ных амбиций деятелей той эпохи, когда оно создавалось и позднее.
Он считал, что активное использование политических и религиозных смыслов легенды началось с XVI в., когда «русские начали считать и выдавать апостола Андрея за первого действительного насадителя христианской веры на Руси, и когда представлялись нужда или случай, с гордостью и твёрдостью указывали на это как на не подлежащий сомнению факт. Известный Антоний Поссевин, убеждая царя Ивана Васильевича Грозного к соединению с папой, ссылался ему на пример Греков, которые приняли унию на соборе Флорентийском. Царь отвечал: "Мы верим не в Греков, а во Христа. Мы получили христианскую веру при начале христианской церкви, когда Андрей, брат апостола Петра, пришёл в эти страны, чтобы пройти в Рим. Таким образом, мы на Москве приняли христианскую веру в то же самое время, как вы в Италии, и с тех пор доселе мы соблюдали её ненарушимою"» [4].
Вспоминал он и миссию Арсения Суханова, когда тот в спорах с греками в середине XVII в. отмечал, что русские, как и сами греки, крещение прияли от апостола Андрея, «когда он по вознесении Господни приходил в Византию и оттуда ходил Чёрным морем до Днепра, и Днепром вверх до Киева, и от Киева даже до Великого Новагорода, и ходя тем путём учение своё о вере Христове распространял, а иных крестил...» [4].
В конце размышления он включает аргументы жизненной и исторической логики, активного целеполагания. По его мнению, в век апостолов страна наша представляла собой находившуюся за пределами известного мира неведомую и исполненную всевозможных ужасов пустыню. «Зачем бы пошёл в эту неведомую пустыню апостол Андрей? Он мог пойти в неё, как и во всякую другую подобную пустыню, только тогда, когда бы у него не было дела в черте самого тогдашнего мира и было свободное время ходить по пустыням. Но это, как всякий знает, было вовсе не так. Он не мог иметь никакой надежды утвердить сколько-нибудь прочным образом христианство в совершенно разобщённой с остальным миром варварской и населённой Бог знает кем стране: для чего же предпри-
нимал бы он в неё путешествие? Не для того же в самом деле, чтобы ставить кресты на необитаемых горах или наблюдать такие обычаи, как паренье в банях», - с иронией замечал Голубинский [4].
При этом, разбив в пух и прах легенду, он призывает быть историческими и религиозными оптимистами: «. невероятно допустить, чтобы телесно посетил нашу страну один из апостолов, но необходимо принимать, что мысленно благословили её все они, - и мы Русские, подобно всем другим народам, принявшим христианство не непосредственно из рук апостолов, "ничим же меньшие" в церкви Христовой кого бы то ни было» [4].
После Голубинского, разобравшего её так досконально, эпизод апостольского просвещения стал значительно уменьшаться как в объёме, так и в содержании в последующих трудах церковных историков.
Так, А. П. Доброклонский4, размышляя о проповеди Андрея, пытается взять уже не русскую, а славянскую, более широкую, территориальную рамку. Здесь он только кратко пересказывает легенду, вспоминая о свидетельствах и преданиях Нестора, новгородской редакции с упоминанием водружения жезла Андрея в Друзино, поздних польских свидетельствах. Здесь он говорит об Андрее как о крестителе и просветителе именно славян, для него важен этнический момент, а не государственный. При этом снимает с себя ответственность за верификацию данных: «Таким образом, если доверять всем этим свидетельствам, наши предки-славяне ещё в апостольский век могли (курсив мой. - С. Б.) познакомится с христианством». Далее чувствуются мотивы, бывшие у Платона и Мака-рия: «Как бы то ни было, но только проповедь апостольская не положила собою начала для постоянного существования Церкви Христовой в среде наших предков, так что со временем даже стала изглаживаться у них и память об апостольской проповеди» [5].
Причина этого, по его мнению, заключалась отчасти как в замкнутой жизни наших славянских родов, так и в постоянных нападениях на них варварских народов. При этом, как и Макарий, он пытается всё-таки считать, что славяне, жившие рядом с греческими ко-
лониями, могли испытывать определённое христианское воздействие.
И уже у П. В. Знаменского5, который первоначальное становление христианства на Руси рассматривал через силу нескольких внешних воздействий, проповедь апостола Андрея анализируется как возможный первый импульс, но скорее вымышленный, в силу того, что предание, которое информационно и содержательно дискредитировано, является фактически единственным его свидетельством. Так же как и Макарий и затем А. П. Доброклонский, он считает, что можно согласиться только с возможной проповедью апостола на юге современной России: «Древнее предание, занесённое в русскую летопись, говорит, что начало христианства в России положено ещё во времена апостольские святым апостолом Андреем Первозванным: проходя с проповедью Евангелия Фракию, Скифию и Сарматию, он доходил будто бы до Днепровских гор, где после возник Киев, благословил их и предрёк, что на них "воссияет благодать Божия, имать град велик быти и церкви многи имать Бог воздвигну-ти". Но после этого ещё долго мы не видим никаких признаков христианства по всему пространству будущей Русской земли, за исключением только самых южных её пределов, где находились старинные колонии греков и где находим очень древние его следы, может быть, действительно относящиеся ко временам святого апостола Андрея» [6].
А. В. Карташёв6 к проблеме проповеди апостола Андрея обратился в своей статье 1907 г. в «Христианском чтении» [7]. Спустя полвека он эту статью с очень незначительными корректировками перенёс на страницы «Очерков по истории Русской Церкви», вышедших в Париже в 1959 г.
Основной набор аргументов, сформулированный в 1907 г., он оставляет в «Очерках.» в неизменности. Естественно, зная аргументы своих предшественников и понимая, что тема отчасти может считаться исчерпанной, особенно после развёрнутой критики Голубинского и сводящих её почти на нет ремарках Доброклонского и Знаменского, он тем не менее достаточно подробно останавливается на ней в «Очерках.», найдя свои подходы и неисследованные сюжеты.
Вообще, нужно отметить, что это была одна из его любимых тем, к которой он периодически возвращался. В частности, именно этот сюжет он избирает в качестве первой вводной лекции при открытии Свято-Сергиева института в Париже в 1925 г., а затем размышляет о нём в отдельной статье «Наш долг перед св. апостолом Андреем Первозванным» [8], которая войдёт полностью в качестве дополнения к статье 1907 г. и вместе они составят единый текст главы «Очерков.».
Принимая вымышленность истории о проповеди апостола Андрея, он пытается определить её литературную основу, с одной стороны, и политическую ангажированность - с другой.
Обращаясь к апокрифической литературе, которая в основном своём составе повторяет набор митрополита Макария, Карташёв тем не менее, в отличие от своего предшественника, делает вывод о том, что апокрифы послужили не просто источником информации о проповеди Андрея, а стали основой для литературной компиляции, которая и вылилась в известный эпизод Несторовой летописи. Вслед за Голубинским, он признаёт вставку в летопись, вопрос заключается лишь в том, когда это было сделано. В отличие от Голубинского, он видит определённый круг почитателей апостола Андрея, складывавшийся в киевских интеллектуальных и церковных кругах уже во второй половине Х1 в. Это сам великий князь Всеволод Ярославич - отец Владимира Мономаха, его дочь Янка (Анна). В 1086 г. Янка постригается в монашество, и Всеволод строит для неё церковь и монастырь в честь апостола Андрея [9, с. 47]. Вставка в летопись, по его мнению, могла быть произведена уже раньше середины XIII в., ибо встречается во всех местных летописных вариантах
Заинтересованной в подобного рода сказаниях могла быть и сама Византия. Характерен, по мнению А. В. Карташёва, в данном отношении эпизодический рассказ в повествовании монаха Епифания о том, как два брата-апостола разделили власть над вселенной: Петру выпал жребий просвещать западные страны, Андрею - восточные. Отсюда можно заключить, что Византия охотно под-
держивала сказания о проповеди апостола Андрея в тех странах, где они существовали (Армения, Грузия), и даже старалась привить подобные предания в странах северных (Моравия, Россия), на которые простиралось её влияние. Обосновывавшая свою религиозную независимость от иного, нежели католический Рим, источника апостольского, Византия предпринимает и попытку выстраивания даже церковной иерархии от Андрея, когда «чья-то заботливая голова придумала и поимённый список якобы 18-ти преемников Стахия вплоть до исторически известного первого епископа Византии Митрофана (315-325)» [9, с. 45]. Таким образом, Византия проводила взгляд на апостола Андрея как на апостола всего Востока.
При этом легенда применялась русской политической и церковной элитой неоднократно. Здесь А. В. Карташёв вспоминает и Грозного, и Суханова - прямо по Голубин-скому, - добавляя сюда и Петра, учредившего орден Андрея Первозванного, и Елизавету Петровну, заложившую церковь Андрея на горе в Киеве, построенную по проекту Рас-стрелли.
Подводя итог, он отмечает, что сюжет о проповеди Андрея «возводить в достоинство исторического свидетельства не приходится. Нельзя приписывать исторической ценности даже и греческим источникам за исключением, строго говоря, одних только первичных апокрифов, таящих в себе предания II и I веков и предания, записанного Оригеном» [9, с. 50]. Тезис о южной территории он поддерживает вслед за всеми своими предшественниками: «. без насилия учёной совести можем допускать, что первозванный апостол, если и не был в странах на север от Чёрного моря, то мог быть в Грузии и Абхазии, а может быть и в Крыму, освятить своими стопами, следовательно, часть территории позднейшей Державы Российской и потому географически стал ближайшим к нам самовидцем Христа, более, чем кто-либо другой из лика двенадцати - нашим патроном и апостолом земли русской» [9, с. 50]. Это были выводы, сделанные ещё преимущественно в 1907 г. в первой статье. Но вот в 1950 г. в статье «Наш долг перед св. апостолом Андреем Первозванным», вышед-
шей в Церковном Вестнике Западно-Европейского Православного Русского Экзархата, он делает важное дополнение. Оно и парадоксально, и поэтично, и глубоко религиозно символично. По нему получается, что апостолу и не нужно было являться на территорию будущей Руси - эта территория и так была закреплена за ним, и его духовная власть распространяется сюда независимо от его личного присутствия: «Апостолы жребием решали основные вопросы своего служения... жребий, выпавший каждому апостолу, и составил его, так сказать, географический удел на карте распространения христианства. Заповедь Христа апостолам - "быть Ему свидетелями даже до последних земли" (Деян. 1:8) не требовала от них ничего невозможного и не сообщала им дара бессмертия. Пределы земли - это только идеальное максимальное задание, цель, направление. От Иерусалима как бы мысленно проведены радиусы, и заключённые между ними секторы круга составили уделы апостольства, превышающие по своим вселенским размерам силы и срок жизни человека. Апостолы, уходя на проповедь в предназначенном каждому направлении, могли окончить свои дни естественной или мученической смертью даже сравнительно скоро по выходе из Палестины и сравнительно недалеко от неё, всё равно они были посланы Духом Святым именно в данном направлении, в данные страны, они принципиально и духовно (а в лице своих продолжателей и преемников и конкретно) становились апостолами именно этих стран и обитающих в них народов, их небесными покровителями в истории навсегда» [9, с. 50]. Предки, сочинившие легенду, интуитивно чувствовали это его небесное покровительство. В этой связи Антон Владимирович предлагал даже восстановить особое почитание Андрея Первозванного 30 ноября старого стиля и составил свой новый текст тропаря, кондака и стихиры в честь апостола.
Таким образом, у всех творцов фундаментальных трудов национальной церковной историографии мы видим тройственное отношение к проповеди апостола Андрея на территории будущей Киевской Руси: как к идее, как к факту и как к преданию. Идея ни проповеди, ни личности Андрея никогда
не ставилась под сомнение, ибо они все были людьми верующими. Факт проповеди, несмотря на все возможные усилия, особенно со стороны Макария (Булгакова), остался не доказанным. Предание - в той форме, в которой оно нам известно, прежде всего по летописи Нестора, всеми авторами, кроме Макария, либо подвергалось сомнению, либо признавалось поздней конструкцией, призванной решить текущие политические, церковные, национальные притязания. Таким образом, мы видим постепенный отказ и уменьшение заинтересованности даже по объёму информации об этом эпизоде. Все были согласны в том, что непосредственное начало христианства на Руси принадлежит эпохе накануне и в период правления князя Владимира.
А. В. Карташёв вернулся к казалось бы уже исчерпанной теме и эпизоду и с историографической (когда в новую историческую эпоху нужно было сделать так, чтобы прежние имена и их труды, идеи на поприще церковной истории не были забыты), и с педагогической целью - передать новым поколениям ценности Святой Руси. Но и он в конечном счёте вынужден был согласиться только на «идею». В условиях рухнувшего православия в России апостол стал тем старым, но негасимым светочем, который в новых исторических условиях должен был вспыхнуть с новой силой при воссоздании Святой Руси. По мысли Карташёва, он становился патроном всего доставшегося радиуса, и если к каким землям не смог прикоснуться физически, то продолжал быть их духовным благословителем и благодетелем после своей мученической кончины. Народная интуиция, вылившаяся в создании предания, теперь им оправдывалась и облагораживалась в том числе и как залог грядущего религиозного возрождения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Платон, митрополит (1737-1812). В миру Пётр Георгиевич Левшин - выходец из духовного сословия. Выпускник Заиконоспасской славяно-греко-латинской академии, пострижен в монашество с именем Платона, рукоположен в иеромонаха. Известен как блестящий проповедник. Законоучитель будущего императора Павла Петровича, с 1766 г. - архимандрит Троице-Сергиевой лавры. В 1770 г. Платон был хиротонисан архиепископом в Тверь, с 1775 г. архиепископ Московский и Ка-
лужский с оставлением архимандритом Троице-Сергиевой лавре. В 1878-1811 гг. - митрополит московский. Основные труды: «Краткое историческое описание Свято-Троице-Сергиевой Лавры» (1790); «Краткая Российская церковная история» (в 2 ч. М., 1805).
2 Макарий, митрополит (1816-1882). В миру Михаил Петрович Булгаков. Выходец из духовного сословия. Выпускник Киевской духовной академии (1841 г., степень магистра). Тогда же состоялся его монашеский постриг и пресвитерская хиротония. В 1841/42 учебном году читал в Киевской духовной академии курс церковной и гражданской истории, в 1843 г. переведён в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1844 г. -инспектор Академии, архимандрит. В 1847 г. за сочинение «Введение в православное богословие» был удостоен степени доктора богословия. С 1850 г. - ректор Санкт-Петербургской духовной академии, в 1851 г. - хиротонисан в епископа с титулом «Винницкий». В 1857-1859 гг. - епископ Тамбовский и Шацкий, в 1859-1868 гг. -Харьковский и Ахтырский, в 1868-1879 гг. - архиепископ Литовский и Виленский, в 18791882 гг. - митрополит Московский и Коломенский. Ответственный редактор журнала «Христианское чтение», главный наблюдатель за преподаванием Закона Божия в учебных и воспитательных заведениях всех ведомств, председатель Комитета по изданию книг для народа. Основные труды: «История Киевской Академии» (СПб., 1843); «История Русской Церкви» (Т. 1-12. СПб., 1857-1883).
3 Голубинский Евгений Евсигнеевич (18341912). Выпускник Московской духовной академии. Преподаватель словесности в Вифанской духовной семинарии, с 1861 г. - в Московской духовной академии. С 1882 г. - ординарный профессор, член-корреспондент Императорской Академии наук, в 1886 г. - заслуженный ординарный профессор. В 1895 г. вышел в отставку. С 1904 г. - ординарный Императорской Академии наук. Член Общества истории и древностей российских, Киевского общества преподобного Нестора-летописца, Ростовского музея церковных древностей, Харьковского университета, Болгарского книжного дружества в Софии. Основные труды: «История канонизации святых в Русской Церкви» (2-е изд. М., 1903); «История Русской Церкви» (Т. 1-2. М., 1880-1911); сборник статей «О реформе в быте Русской Церкви» (М., 1913); «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра» (2-е изд. М., 1909).
4Доброклонский Александр Павлович (18561937). Выпускник Московской духовной академии, ученик Е. Е. Голубинского, А. П. Лебедева. Преподавал в Пензенской, Рязанской, Московской духовных семинариях, приват-доцент Московского университета, профессор, ректор Новороссийского (в Одессе) университета. При советской власти уволен из университета, находился под арестом в ЧК. Эмигрировал в Югославию в 1920 г. Профессор Белградского университета, председатель Общества русских учёных, Русского педагогического общества, Русского научного института в Югославии. Основные труды: «Руководство по истории Русской церкви» (в 4 вып. 1884-1893);
«Солотчинский монастырь, его слуги и крестьяне в XVII в.» (М., 1888); докторская диссертация «Преп. Феодор Исповедник и игумен Студийский» (в 2 т. 1913-1914).
5 Знаменский Пётр Васильевич (1836-1917). Выпускник Казанской духовной академии. Преподавал в Академии на кафедре математики, русской истории. После разделения кафедры в 1869 г. продолжил преподавание на кафедре церковной истории, на которой прослужил вплоть до выхода на покой. Работал библиотекарем фундаментальной библиотеки Академии, преподавал общую историю в окружном училище духовного ведомства и Родионовском институте благородных девиц. В 1873 г. ему была присвоена степень доктора церковной истории. С 1875 г. - председатель Комиссии по составлению «Описания рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской Духовной Академии». Редактор и цензор журнала «Православный собеседник», член Казанского комитета духовной цензуры. Избирался членом всех четырёх духовных академий, членом-корреспондентом Петербургской Академии наук, действительным членом Общества истории и древностей российских, Общества Нестора-летописца, членом ряда архивных комиссий. Основные труды: «Духовные школы в России до реформы 1808 года» (Казань, 1881); «История Казанской Духовной Академии за первый (дореформенный) период её существования (1842-1870 г.)» (Вып. 1-3. Казань, 1891-1892); «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра» (Казань, 1873); «Руководство к русской церковной истории» (Казань, 1870-1888 (1-5 изд.)).
6 Карташёв Антон Владимирович (1875-1960). Выпускник Санкт-Петербургской духовной академии. В 1900-1905 гг. занимал в Академии кафедру истории Русской Церкви. В дальнейшем служил в Императорской публичной библиотеке и занимал кафедру церковной истории на Высших женских (Бестужевских) курсах. Выступал как публицист в газете «Русское слово», «Речь» и других изданиях, состоял председателем Петроградского религиозно-философского общества. В июне-октябре 1917 г. входил в состав Временного правительства в качестве министра исповеданий. Член Предсоборного совета и Поместного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. С 1919 г. в эмиграции, входил во временное правительство Юденича как министр исповеданий.
В 1925-1960 гг. - профессор Православного Богословского института в Париже. Основные труды:
«Очерки по истории русской церкви» (Т. 1-2. Париж, 1959); «Воссоздание Святой Руси» (Париж,
1956); «Вселенские Соборы» (Париж, 1963).
ЛИТЕРАТУРА
1. Нестор Летописец, прп. Повесть временных лет. - URL: https//azbyka.ru/otechnik/Nestor_ Letopisets/povest-vremennyh-let (дата обращения: 20.09.2020).
2. Платон (Левшин), митр. Моск. Сокращение Российской церковной истории // Левшин Платон. Полн. собр. соч. - СПб. : Тип. Сойки-на, 1913. - Т. 2. - С. 8.
3. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Ч. 1. История христианства в России до равноапостольного князя Владимира как введение в историю Русской Церкви. Гл. 1. Проповедь святого апостола Андрея в наших странах. - URL: https://azbyka.ru/otechnik /Makarij_Bulgakov/istorija-russkoj-tserkvi/1_4
( дата обращения : 22.09.2020).
4. Голубинский Е. И. История Русской церкви. Т. 1. - URL: https://azbyka.ru/otechnik /EvgenijGolubinskij/istorija-russkoj-tserkvi-tom-1-chast-1-period-pervyj-kievskij-ili-do-mongolskij/1_1 (дата обращения: 22.09.2020).
5. Доброклонский А. П. Руководство по истории Русской Церкви. Вып. 1 (домонгольский период 988-1237 гг.). - URL: https://azbyka.ru /otechnik/Aleksandr_Dobroklonskij/rukovodstvo -po-istorii-russkoj-tserkvi/ (дата обращения: 25.09.2020).
6. Знаменский П. В. Руководство к русской церковной истории. - URL: https://azbyka.ru /otechnik/Petr_Znamenskij/istorija-russkoj-tserkvi-znamenskij/ (дата обращения: 27.09.2020).
7. Карташёв А. В. Был ли апостол Андрей на Руси // Христианское чтение. - 1907. - № 7. -С. 83-95.
8. Карташёв А. Наш долг перед св. апостолом Андреем Первозванным // Церковный Вестник Западно-Европейского Православного Русского Экзархата. - 1950. - № 2. - URL: https://azbyka.ru/otechnik/Anton_Kartashev /nash-dolg-pered-sv-apostolom-andreem-pervozvannym/ (дата обращения: 27.09.2020).
9. Карташёв А. В. Очерки по истории русской церкви. - Т. 1. - М., 1992. - 686 с.
Информация о статье
Дата поступления 1 ноября 2020 г.
Дата принятия в печать 10 ноября 2020 г.
Сведения об авторе
Бычков Сергей Павлович - кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории и политологии Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского (Омск, Россия)
Article info
Received
November 1, 2020 Accepted
November 10, 2020 About the author
Sergey P. Bychkov - PhD in Historical Sciences, Associate Professor of the Department of National History and Political Science of Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Адрес для корреспонденции: 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а E-mail: spbychkov@mail.ru
Для цитирования
Бычков С. П. Апостол Андрей как просветитель будущей Руси в русской церковной историографии от трудов Платона (Левшина) до А. В. Карташёва // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 4 (28). С. 89-98. DOI: 10.24147/2312-1300.2020.7(4).89-98.
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia
E-mail: spbychkov@mail.ru For citations
Bychkov S^. Apostle Andrew as the Enlightener of Future Russia in Russian Church Historiography from the Works of Platon (Levshin) to A. V. Kartashev. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2020, vol. 7, no. 4 (28), pp. 89-98. DOI: 10.24147/2312-1300.2020.7(4).89-98 (in Russian).
