CC BY
113
АСПИРАНТСКИЙ ВЕСТНИК
А. С. Журавин*
АПОЛОГЕТЫ 11—111 вв.
О ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ ЦЕРКВИ И ГОСУДАРСТВА
В середине II в. в христианстве шли серьезные процессы, изменявшие саму его сущность. Начался перелом сначала внутри христианской среды, распространившийся потом и за ее пределы. Это был перелом в отношениях новой религии с внешним миром, тем, где для первохристиан правил «князь мира сего». Неудивительно, что весьма насущной и важной, и в то же время, трудной и неоднозначной частью вхождения христианства в жизнь Римской империи стала проблема взаимоотношений церкви, как общности посвященных, и государства.
В Священном Писании и Посланиях апостолов имеется определенный комплекс идей о светской власти и месте христианина в системе ценностей светского государства, но однозначного ответа на вопрос там нет. Более того, в различных местах Писания высказаны прямо противоположные мнения о власти и законе. В первые годы среди христиан, в большинстве своем — наиболее радикально настроенных жителей восточных провинций, были крайне популярны мысли о полном отвержении государства и самоустранении из его жизни. Этой точке зрения активно противостоял апостол Павел. По мере распространения учения по территории Римской империи, взгляд на нее как на «царство дьявола» стал постепенно терять популярность. Основной причиной этого стоит считать всеобщую стабилизацию жизни — середина II в. стала пиком развития Римской империи, временем относительного спокойствия и процветания. Неудивительно, что среди растущих, разноплеменных и постепенно расслаивающихся в социальном плане христианских общин приобретают наибольшее влияние взгляды на
* Аспирант Северо-Западной академии государственной службы.
А. С. Журавин
227
-Ф-
мирное сосуществование церкви и государства. Другой причиной стал разгром иудейского восстания и разрушение Иерусалима.
Начиная со II в., по мере более широкого распространения христианства в разных слоях общества, среди христиан появляются люди широко образованные, «подкованные» в философских спорах. Если отцы апостольские были людьми простыми, то авторы II—III вв. возвели теоретическую часть христианского учения на новую высоту. Они были более самостоятельны, менее связаны с апостольским наследием, способны постоять за свои убеждения, применяя все достижения тогдашней философской мысли. Использовать доказательную базу с привлечением элементов «языческой» философии их косвенно заставляла новая аудитория — теперь включавшая в себя и нехристиан, притом зачастую агрессивно настроенных.
У более широкого распространения христианства во II—III вв. имелась и оборотная сторона — пристальное внимание властей к антигосударственной стороне религии, выраженной в отказе отправления официального культа. Если в I—начале II в. римские чиновники еще не различали иудаизм (который обладал до иудейского восстания определенными льготами) и христианство, то уже немного позднее они не могли не замечать новой религии. Тем более что в народе широко распространялась ненависть к христианам, основанная на различных слухах и суевериях. Изолированное положение христианских общин привело к тому, что простонародье боялось и ненавидело христиан, более образованная часть общества — презирала, как отбросы общества и шарлатанов. В широко известном месте «Анналов» Тацит описывает, как принято считать, первые гонения на христиан при Нероне (64 г.). Видя (и справедливо) в них одну из многочисленных восточных сект, он называет христиан «ненавистниками рода человеческого», а христианство — «пагубным суеверием» (Тацит, Анналы, XV, 44). Для Тацита, писавшего в начале II в., последователи малопонятной восточной религии были не только людьми, поклоняющимися преступнику, казненному римским прокуратором, но и сектой «ненавидимой за свои мерзости».
Плиний Младший, хоть и не обнаружил в христианстве ничего преступного, но также ничего не нашел, «кроме низкого и грубого суеверия» (Плиний Мл., ер. X, 96.8).
Христиане сами должны были сами завоевать себе право считаться полезными гражданами, носителями высоких идей.
Несомненно, что обострение споров между христианами и язычниками каждый раз было связано с обострением гонений на церковь. Именно преследования стали толчком для апологетов в их попытках убедить власти в бесполезности и вреде гонений, а простой народ — в безвредности христиан.
Другой причиной стало поражение восстания Бар-Кохбы и окончательное размежевание христианства и иудаизма. И. С. Свенцицкая справедливо отметила, что «печальный опыт восстания Бар-Кохбы еще раз показал безнадежность борьбы с императорским Римом. Как обычно бывает, с религиозными соображениями переплелись реальные интересы людей, которые пытались сохранить свое
-Ф-
228
Аспирантский вестник
-Ф-
место в этом — пусть несовершенном — мире».1 Опасность того, что провал иудеев утянет за собой и христиан, которых с ними зачастую смешивали,2 всерьез пугала руководителей многих общин.
Как бы то ни было, на II—III вв. приходится очень важный начальный этап развития христианского богословия, как «в чистом виде», так и в виде апологетических произведений. Нас в рамках данной работы интересуют последние, так как именно в них нашла отражение позиция учителей христианской церкви по отношению к внешнему миру и к идее власти вообще. Время апологетов стало временем обострившихся споров между общинами, обширной переписки (дошедшей частично) и острой полемики, как между различными течениями, так и между христианами и язычниками. Критики христианства, такие как Цельс (в сочинении Оригена «Против Цельса») и Фронтон (в диалоге Минуция Феликса «Октавий»), дошли до нас в изложении полемизирующих с ними христианских авторов.
М. Э. Поснов перечислил апологетов, заслуживающих серьезного внимания: Аристид, Юстин-философ, Татиан, Афинагор, Феофил Антиохийский, Мелитон Сардийский — все они писали по-гречески, а также Минуций Феликс и Тертул-лиан — писавшие на латыни.3 Из их сохранившихся произведений необходимо вычленить интересующие нас сведения. Для христианства в этот период характерен отказ от отвержения всего мира и попытка выхода из изоляции — но путем не механического приспособления, а попытки изменения этого мира изнутри. Теперь христиане не отказываются слепо от подчинения властным полномочиям империи, а дифференцируют их для себя, принимая одно и отвергая другое.
Апологеты взяли на себя роль публичных глашатаев новой религии. Их взгляды очень сильно различаются, а порой и диаметрально противоположны (как в вопросе о преемственности христианства и философии), но цель одна. Основной задачей апологетов было доказать беспочвенность и нелепость обвинений, бытовавших среди простонародья, убедить более образованных язычников в ошибочности их философских и религиозных взглядов, пагубности этических норм. Нередко апологеты считали лучшей защитой нападение и сами набрасывались со всем рвением на старые «языческие» обычаи и ученость. К числу таких апологий относится, например, произведение Аристида, которое он направил либо императору Адриану, либо — Антонину Пию (мнения разнятся). Аристид красноречиво обличает «ложных языческих богов» и прославляет христианский образ жизни.
К числу апологий, в которых автор указывает на лояльность христиан к властям и призывает к ответной лояльности по отношению к христианам (что нас и
1 Свенцицкая И. С. Ранее христианство: страницы истории. М., 1988. С. 146.
2 Вплоть до начала III в. (см. эдикт 202 г. императора Септимия Севера для Египта о запрете иудейского и христианского прозелитизма).
3 Поснов М. Э. История христианской церкви (до разделения церквей — 1054 г.). Киев, 1991. С. 77.
А. С. Журавин
229
-ф-
интересует в данном контексте), принадлежит, например, послание Афинагора Афинского императорам Марку Аврелию Антонину и Луцию Аврелию Ком-моду.
Основным мотивом апологии, помимо оправдания собственного учения и обличения нечестия язычников, является призыв к властям относиться к христианам как к обычным подданным империи. В лишний раз это доказывает, что христиане стали включать себя, хотя и не в полной мере, в окружающий их мир. Этот мотив присутствует в большей или меньшей степени во всех апологиях. Афинагор требует справедливого суда с расследованием и нормальным ведением дела, а не наказания «за одно имя». «Нас ненавидите за одно имя? Не обманывайтесь молвою, подобно толпе, — ибо не имя достойно ненависти, а преступление — суда и наказания. Несообразно с вашим правосудием, чтобы между тем, как прочие, обвиняемые в преступлении, не подвергаются наказанию прежде дознания их вины, — в отношении к нам имя больше значило, нежели судебные улики» (Афинагор Афинянин, Прошение о христианах, 1—2).1 Он, таким образом, признает юрисдикцию светского суда: «долг ваш, величайшие государи <...>, законом оградить нас от обид».2 Кроме того, Афинагор, обращаясь к Марку Аврелию и Коммоду, пишет: «мы не делаем ничего худого»; далее следуют слова для первохристиан невозможные и немыслимые; впрочем, их можно объяснить этикетом императорского двора: «мы <.> преимущественно пред всеми питаем самые святые достодолжные расположения к божеству и вашей власти».3 Какую разительную эволюцию претерпели взгляды христианских учителей за каких-нибудь полтораста лет.
Мелитон, епископ Сардийский, также обращался к императору Марку Аврелию с призывом судить христиан наравне с другими жителями Римской империи. В отрывке, который приводит Евсевий Кесарийский, Мелитон незадолго до своей смерти пишет императору: «.если это делается (т. е. гонения), то пусть делается в порядке. Царь справедливый никогда не захочет чего-либо несправедливого; и мы охотно принимаем участь такой смерти. Только одну просьбу приносим тебе, чтоб ты сам наперед узнал людей <...>, и потом достойно рассудил, достойны ли они смерти.»4
Татиан в «Речи против эллинов» спрашивает: «За что я подвергаюсь ненависти, как самый преступный человек, если не хочу пользоваться учреждениями некоторых? Велит ли царь платить подати? Я готов. Велит ли господин служить и повиноваться? Я признаю себя рабом».5 Примечательна оговорка Татиана об отказе «пользоваться учреждениями некоторых»; при всем показном и стара-
-Ф-
1 Цит. по: Преображенский П. Сочинения древних христианских апологетов. СПб., 1999. С. 54.
2 Там же.
3 Там же.
4 Там же. С. 207.
5 Там же. С. 16.
230
Аспирантский вестник
-ф-
тельном желании выразить лояльность, апологеты выделяли себя и тех, кого они защищали, из среды иноверцев. Они отстаивали свободу своих убеждений, настаивая на праве самим определять их без вмешательства государства. Многие при этом указывали на стоиков, которые развивали сходные мысли. Римские власти не могли и не хотели пойти на это, исходя из своих правовых принципов.
На наш взгляд, нельзя обманываться словами и показными верноподданническими уверениями авторов-апологетов — они не искали сотрудничества с властью, лишь просили оставить их в покое. «Вера христиан не отторгала их от обязанностей относительно государства, дотоле, пока законы государственные не вмешивались в дела их веры и исповедания».1 Это так, но несомненно также и то, что уже в конце II в. некоторые христианские лидеры пытались воздействовать на власть. Примечательно, что большинство таких попыток было направлено на одного из самых образованных императоров — «философа на троне» — Марка Аврелия. Приведем красноречивые цитаты из послания-проповеди Ме-литона Сардийского, он призывал также к обращению всех подданных императора в христианство, так как «какое добро предпочтительнее, если царь освобождает подвластный ему народ от заблуждений?»2 Вопрос об эффективности такого воздействия открыт, хотя в большинстве случаев она, видимо, была равна нулю.
Говоря об апологетах, нельзя не упомянуть об одной из наиболее значительных фигур среди них. Квинт Септимий Флоренций Тертуллиан родился около 160 г. в Карфагене и стал христианином уже в зрелом возрасте. Все свое красноречие и образованность опытного адвоката он направил на литературную деятельность, в том числе и апологетического характера. Тертуллиан помимо разработки чисто богословских концепций высказывал и взгляды на государство и власть и на то, как они соотносятся с верой и церковью. Для нас взгляды этого апологета представляют большой интерес, так как они оказали немалое влияние на формирование позиции латинской патристики в отношении светской власти впоследствии.
Одну из его первых работ — «Апологетику» — современники и исследователи оценили очень высоко. Очень важным достоинством Тертуллиана было то, что он писал по-латыни (это подчеркивает церковный историк Иероним — Ое уй. Шш^., 53), тогда как большинство христианских авторов того времени писало свои труды на греческом, что делало их практически недоступными для понимания на западе империи.
Кроме того, он пользовался в своих апологиях не только общечеловеческими аргументами, подобно грекоязычным защитникам христианства, обращавшим-
-Ф-
1 Лебедев А. П. Эпоха гонений на христиан. М., 1994. С. 8.
2 Там же. С. 219.
А. С. Журавин
231
-ф-
ся «более к человеку, чем к римлянину», а хотел «по преимуществу убедить римлянина; он обращался к нему как юрист и политик».1
Иероним охарактеризовал Тертуллиана как «человека с сильным и энергичным характером», «считающегося сейчас главным латинским автором» (Ое уп\ Шш1;г., 53). Г. Буассье очень ярко нарисовал его портрет — человека талантливого, но в то же время непримиримого, фанатичного; «он со своим характером встал в первые ряды тех, кто не хотел и слышать об уступках».2
Тертуллиан утверждает, что вся система судопроизводства и наказания христиан нелепа и несправедлива: «вы не допускаете ни обвинения, ни защиты (вы ведь неспроста осуждаете нас без обвинения и защиты), составляете приговоры самые краткие и самые поверхностные» (Терт., К языч., 2). Он указывает на алогичность процессов против последователей христианства — применяемая пытка ведет ко лжи, тогда как должна вести к определению истины: «Вы, поборники достижения истины любой ценой, только от нас одних требуете вы лжи, принуждая нас говорить, что мы не то, что есть на самом деле!» (Терт., К языч., 2). Тертуллиан вслед за другими апологетами делает вывод — христиане обвиняются «за одно имя», и недоумевает — если кто-то обвинен, то почему отречение снимает это обвинение: «когда же мы отрекаемся, с нас снимают все обвинения без всякого наказания за совершенное» (Терт., К языч., 3).
Апологет тонко подметил весьма двусмысленное положение церкви в империи в то время. У властей не было четкого представления, о том, какие меры надлежит применять к христианам, хотя уверенность в том, что такие меры необходимы, — была. «Некогда закон нас обвинил, немалое протекшее с тех пор время подкрепило обвинение и довело его до достоверности, но доказать выдвинутые обвинения так и не удалось», — язвительно говорит Тертуллиан, подразумевая римское преклонение перед стариной и пагубность этого преклонения (Терт., К языч., 7).
В то же время было бы ошибочно утверждать, что Тертуллиан полностью отвергает власть — напротив, он сторонник жесткого правления, он даже называет императора «Божьим наместником» (Терт., К Скап., 2). Но почитание императора имеет свои границы, христиане признают его властные полномочия, но не признают божественность: «да, мы не называем императора богом. Ибо на этот счет мы, как говорят в народе, только посмеиваемся» (Терт., К языч., 7) — в таких выражениях Тертуллиан во многих местах своих работ указывает на формальный характер императорского культа.
Главное для Тертуллиана священный для него «божественный закон свободы» — свобода воли. Он яростно отстаивает его: «всякий может располагать собою, так же точно волен поступать человек в деле религии» (Терт., Аполог., 28).
-Ф-
1 Буассье Г. Падение язычества: исследование последней религиозной борьбы на Западе в IV в. СПб., 1998. С. 216.
2 Там же. С. 218.
Аспирантский вестник
Он целиком стоит на позиции Нового Завета, отвергая притязания государства на свои религиозные убеждения и повторяя вслед за Христом: «отдавай цезарю деньги, а Богу — себя самого. В ином случае, если все цезарево — то что же будет принадлежать Богу?» (Терт., Об идол., 15). Тертуллиан не останавливался на простом отрицании культа императора (что было государственным преступлением в глазах официальной власти); он клеймил античное искусство как идолопоклонство, «он недалек от желания, чтобы придерживаться предписаний Второзакония, решительно запрещающего воспроизводить изображения людей и животных».1
Таким образом, мы видим, что апологеты целиком подчиняли себя юрисдикции императорской власти, но не все из них вписывали себя в рамки римского общества. Тот же Тертуллиан, как фанатичный поборник чистоты веры, в таких выражениях признавал теоретическую возможность для христианина занимать государственную должность: «Если допустят, что можно, будучи магистратом, не совершать церемоний и не назначать их, не совершать жертвоприношений, не заботиться о храмах, не назначать людей для заботы о них, не устраивать игр и не председательствовать на них, не решать вопросов об имуществе и жизни граждан, не присуждать их к заключению в тюрьме или к пытке, тогда можно решить, что христианину дозволительно быть магистратом» (Терт., Об идол., 18). Из вышеприведенного отрывка видно, что Тертуллиан относит к компетенции светской власти и что, таким образом, неприемлемо для христиан. Государственные культовые функции чиновников он ставит в один ряд с судебными, окрашивая их все в черный цвет. Ответ на вопрос ясен — при существующих условиях занятие магистратской должности истинным христианином невозможно. Возможно ли оно в принципе, если условия эти переменятся к лучшему? Радикализм Тертул-лиана отвергает эту возможность.
Тертуллиан к концу своей жизни практически разорвал свои отношения с главной общиной, примкнув к монтанистам, и не может считаться выразителем идей всей церкви. Возобладала иная точка зрения, получившая развитие в трудах Амвросия Медиоланского и его последователя Августина — людей, непосредственно влиявших на императоров.
Приведем слова уже упоминавшегося апологета конца II в. Мелитона Сар-дийского, формально обращенные к императору Марку Аврелию, реально же к широкой аудитории: «царство только тогда может управляться мирно, когда царь знает Бога истины и боится неправедно поступить со своими подданными, и когда он во всем поступает справедливо, тогда и подданные боятся пред Богом поступать неправедно в отношении к своему царю, и также боятся поступать неправедно друг с другом».2
Приведенный анализ творений христианских апологетов весьма поучителен. Занимаемая ими позиция во многом актуальна и спустя две тысячи лет. История
1 Буассъе Г. Падение язычества... С. 219.
2 Цит. по: Преображенский П. Сочинения древних христианских апологетов. С. 218.
В. Г. Вахрин
Нового времени и особенно история нашей страны в 30—80-е гг. XX в. убедительно свидетельствует о том, что активные гонения на церковь оказались трагичными не только для нее, но для самой государственной власти. Следует признать, что демократическое государство, которым стремится стать и Россия, безусловно, может допустить свободу вероисповедания и, более того, в определенных пределах сотрудничать не только с православной церковью, но и с представителями других конфессий.
В. Г. Вахрин*
ПРАВОВАЯ ТЕОРИЯ Вл. С. СОЛОВЬЕВА
Россия вступила на путь буржуазных преобразований достаточно поздно, во второй половине XIX в. Этот период был отмечен крупными изменениями во всех сферах государственной и общественной жизни. Отмена крепостного права и последовавшие буржуазные реформы послужили мощным стимулом для начала в стране промышленного переворота. За сравнительно короткий период времени — несколько десятилетий — Россия прошла путь от слаборазвитой аграрной страны с феодальным укладом до ведущей капиталистической державы. И, как представляется, события той поры, по своему содержанию, — переход от одного способа хозяйствования (экономического уклада) к другому, построенному на совершенно иных принципах, и сопутствующее этому переходу преобразование общественного устройства, народного быта, не затрагивая здесь вопроса, о приоритете или же, лучше сказать, о степени взаимовлияния экономических и внеэкономических факторов, — этот переход оказал несомненное, сокрушительное влияние на общественное сознание, своего рода духовный перелом.
В результате этих преобразований возникали различные направления общественной мысли, представители которых постигали смысл происшедшего и пытались предугадать возможные перспективы развития. Грандиозность задачи вызывала к жизни целую плеяду ученых, внесших значительный вклад в историю русской и мировой мысли.
К рассматриваемому периоду относится зарождение тех кризисных явлений, которые и привели к социальным потрясениям, охватившим Европу в XX в. И это не в последнюю очередь связано с тем, что П. И. Новгородцев в начале XX в. назвал «кризисом современного правосознания». Ясно, что эти явления были порождением более глубокой причины — общим мировоззренческим кризисом.
^Аспирант Северо-Западной академии государственной службы.
