CC BY
117
© 2010
И. Ю. Барышникова
АПОКАЛИПСИС СВ. ИОАННА БОГОСЛОВА В РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Х1Х-ХХ ВЕКОВ*
Отображение апокалиптических мотивов в русской поэзии Х1Х-ХХ веков качественно различается в зависимости от творческой личности автора. Некоторые (И. А. Бунин, иеромонах Роман) делают близкие к тексту оригинала переложения целых глав (1,4,6 и др.), причем у Бунина явно присутствует ветхозаветное начало, а у иеромонаха Романа — новозаветное, евангельское; другие (К.Р., А. Блок, В. Брюсов) переосмысливают отдельные стихи, которые выносятся в эпиграф; третьи (А.Апухтин) передают саму идею Откровения; у четвертых в стихах присутствуют его фрагменты, образность, символика (Ф. Тютчев, Н. Гумилев). Ряд авторов (К.Р., иеромонах Роман) находятся в русле православно — христианской традиции, иные в той или иной мере отходят от нее.
Ключевые слова: Апокалипсис (Откровение) св. Иоанна Богослова, русская поэзия, православие.
Апокалипсис или «Откровение» святого евангелиста Иоанна Богослова — последняя книга Нового Завета и всего Священного Писания. Это конец Библии, который содержит в себе описание завершения исторического мира и судеб Церкви в пределах истории. Это книга о грядущем, о том, «чему надлежит быть вскоре» (Откр.1,1), это книга обо всей мировой истории как о величайшей трагедии, изложенная в символах и образах.
Вторая половина Х1Х и весь ХХ век — время переломное и трагичное для всего мира и судьбы России в особенности. Уже поэтому Апокалипсис не мог не заинтересовать и русских поэтов. Так, апокалиптическое начало присутствует в поэзии Ф. И. Тютчева, непосредственно к этой теме обращаются А. Н. Апухтин («Реквием», конец 1860-х), К.Р. («Из апокалипсиса», 1883), А. Н. Майков («Гимн древних христиан» из поэмы «Два мира», 1892).
Две вспышки апокалиптических умонастроений в русском обществе дал ХХ
век.
Во-первых, это начало века, канун первой мировой войны, революционные и постреволюционные годы. В то переломное время Откровение св. Иоанна интересует видных поэтов серебряного века, особенно символистов В. С. Соловьева («Знамение»,1898), В. Брюсова («Конь блед», 1903), А. Блока («Верю в Солнце Завета», 1902), акмеиста Н. Гумилева — «Судный день» (1909), «Сон Адама» (1910), «Звездный ужас» (1921), «Поэма Начала» (1921), а также И. А. Бунина, который теме Откровения посвящает четыре стихотворения: «Из Апокалипсиса» (1901) — переложение 4-й главы, «День гнева» (1903-1905) — переложение 6-й главы, «Сын человеческий» (1903-1906) — частичное переложение 1-й главы, «Судный день» (1912).
* Работа подготовлена в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009-2013 годы».
Во-вторых, постсоветский период — время распада страны, военных кон -фликтов, националистических мятежей, социальной катастрофы, идеологического и духовного кризиса, но вместе с тем возвращения к истокам, к вере предков — Православию. Здесь в первую очередь нужно отметить поэтическое переложение Апокалипсиса «Глаголы вещие» иеромонаха Романа (Матюшина) (1991), а также еще целый ряд стихотворений этого автора, посвященных данной теме: «И вижу в окровавленной луне» (1991), «И вижу сон — великая луна» (2001), «Живая смерть» (2001), «Гильотина» (2001), «Ад» (2001), «Апокалипсис» (2003), «А Божий Суд докончит разделенье» (2007). Этот список продолжают произведения других поэтов — наших современников, в том числе и священнослужителей: инока Всеволода (Филипьева) «Второе пришествие» (1998-1999), «Ангел Апокалипсиса» (2001) — последнее стихотворение является одновременно и названием поэтического сборника (2002); протоиерея Андрея (Логвинова), который также издал поэтический сборник с апокалиптическим названием «Седьмая печать» (2008); отца Сергия (Соколова) «Конец света»; И. Козлова «Апокалипсис сегодня» и др.
Под апокалиптичностью мы понимаем, с одной стороны, присутствие идеи зла и разрушения, будь то разрушение материальное или духовное опустошение личности; с другой стороны — наличие силы, которая этому противостоит или может противостоять потенциально. Это, конечно, Высшая сила, Господь и возрождающийся человеческий дух. Апокалиптичным может быть отдельно взятое стихотворение, но апокалиптическое в той или иной степени может иметь место и во всем творчестве художника.
У К.Р. в стихотворении «Из Апокалипсиса» в эпиграф вынесен 20-й стих 3-й главы: «Се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною». Интересно, что знаменитое тютчевское «Впусти меня! — Я верю, Боже мой!/ Приди на помощь моему неве-рью!...» — это тоже своеобразная интерпретация 20-го стиха 3-й главы.
Св. Андрей Кесарийский таким образом трактует этот стих: «Се, стою при дверех и толку. Мое присутствие не насильственное, ибо «Я толку в двери сердца» и радуюсь вместе с отверзающими об их спасении. Это спасение — пища и вечеря, и Я питаюсь тем, чем питаются и они, утоляя глад слышания Слова Бо-жия и прогоняя мрак заблуждения»1.
К.Р. развивает именно идею ненасильственного присутствия Господа в жизни и в душе каждого человека — Господь не спасает человека без его на то согласия. Стихотворение написано от лица самого Господа, который приходит к людям в виде нищего, убогого и смиренного странника и стучится в двери их жилищ:
Стучася, у двери твоей Я стою:
Впусти Меня в келью свою!
Я немощен, наг и убог,
И труден мой путь, и далек.
Скитаюсь я по миру, беден и нищ,
Стучуся у многих жилищ.
1 Апокалипсис святого Андрея. 2008, 51.
И если человек все-таки откроет дверь своего сердца, то Он поможет во всем: «Ты слаб, изнемог ты в труде и в борьбе — /Я силы прибавлю тебе»; даст утешение во всех скорбях: «Ты плачешь — последние слезы с очей /Сотру Я рукою Моей» — это тоже реминисценция из Апокалипсиса, ср.: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло» (Откр.21,4)).
Стихотворение А. Н. Апухтина «Реквием» также в целом находится в русле православной традиции, хотя оно, как нам кажется, отчасти носит характер литературного упражнения. В отличие от К.Р. эпиграф из Апокалипсиса уже не на церковнославянском и даже не на русском языке, а на латыни: «Dies irae» («День гнева») (Откр.6,17). И само название «Реквием» тоже латинское. Впрочем, возможно это обусловлено художественным замыслом: о дне кончины мира говорится на мертвом языке.
В тексте Откровения вскрытие Агнцем семи печатей таинственной книги и гласы семи труб архангельских возвещают о различных бедствиях живущим на земле — глады, землетрясения, гибель людей и т. д. (главы 6-11). В стихотворении Апухтина все эти бедствия опускаются, и «архангела труба», равно как раскрытие «книги роковой», сразу возвещают об общем воскресении и Страшном Суде:
О, что за день тогда ужасный встанет, Когда архангела труба Над изумленным миром грянет И воскресит владыку и раба!
Дела и мысли строго разбирая, Воссядет Вечный Судия, Прочтется книга роковая, Где вписаны все тайны бытия
Этот день называется у автора «днем тоски и гнева», «днем унынья и стыда», «днем ужасным» и «безутешным». Ведь душа человека, венца творенья, предстанет перед своим Творцом такой, какая она есть, без прикрас:
Без могучей силы знанья И без гордости былой Человек, венец созданья, Робок станет пред Тобой.
Если в день тот безутешный Даже праведник вздрогнет, Что же он ответит — грешный? Где защитника найдет?
(Ср. с церковнославянским вариантом иеромонаха Романа: «Аще и правый спасется едва,/ Где же ты явишься, грешный?») Все внезапно прояснится, Что казалося темно, Встрепенется, разгорится Совесть, спавшая давно.
И когда она укажет
На земное бытие,
Что он скажет, что он скажет
В оправдание свое?
У А. Н. Майкова вопросы-раздумья сменяются на призывы-восклицания:
Будем, братья, день и ночь готовы к битве! Стойте не гася лампады на молитве! Он подкрадется, как тать ночной, — День Судный; Горе тем, кто спал дотоле непробудно!
Его первые христиане из поэмы «Два мира» ждут страданий и смерти за Христа с радостью, так как их кровь станет их оправданием в Судный День. Отсюда и акафистный призыв «Радуйся»:
Радуйся, слезами путь свой окропивший, В суетном сем мире чашу мук испивший! Радуйся, приявший свет Христов с любовью, Вечное блаженство искупивший кровью.
Если для русской классической литературы XIX века было характерно традиционно-христианское отношение к Апокалипсису, то в эпоху серебряного века ситуация меняется. Как уже было сказано, особый интерес к Откровению проявили символисты. Помимо иных различных причин дело, несомненно, в том, что В. Соловьев, А. Блок, А. Белый, в меньшей степени В. Брюсов и др. находились под влиянием утопии Д. Мережковского о возможности достижения Царствия Божия на земле через Церковь Третьего (апокалиптического) Завета, Церковь Святого Духа.
Название стихотворения А.Блока «Верю в Солнце Завета» и эпиграф к нему: «И Дух и Невеста говорят: прииди» (Апокалипсис, 22,17) говорят сами за себя.
Непостижного света Задрожали струи. Верю в Солнце Завета, Вижу очи Твои.
В оригинале Апокалипсиса 17-й стих 22-й главы несколько шире: «И Дух и Невеста говорят: прииди! И слышащий да скажет: прииди!».
Трагизм и ужас стихотворения В. Брюсова «Конь блед» с эпиграфом: «И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть» (Откр., 6,8) созвучны поэме Н. Гумилева «Звездный ужас». Ср.:
И в великом ужасе, скрывая лица, — люди То бессмысленно взывали: «Горе! С нами Бог!». То, упав на мостовую, бились в общей груде... Звери морды прятали, в смятенье, между ног (Брюсов).
«Горе! Горе! Страх, петля и яма Для того, кто на земле родился, Потому что столькими очами На него взирает с неба черный И его высматривает тайны... (Гумилев)
Апокалипсис — одна из центральных тем творчества Н. Гумилева («Поэма Начала», «Сон Адама», «Судный день» и др.). В минуту гибели его Адам ощущает «огненный смерч» (ср. с описанием апокалиптического коня и всадника у В Брюсова — «Огненные буквы возвещали имя: Смерть», «всадник огнеликий», «конь. стал с огнем в глазах») и со стороны стихии, и внутри себя: «И рвет ему мозг нескончаемый гром». Последняя строка очень ярко и лаконично отражает момент смерти как переход от страдания к новой жизни. Ср. и с «апокалиптическим» оксюмороном иеромонаха Романа «Живая Смерть».
В целом Н. Гумилев в сравнении с символистами более оптимистичен в художественной трактовке Откровения, чего нельзя сказать об И. А. Бунине. Одноименное с Гумилевым бунинское стихотворение «Судный день» тому подтверждение:
В щит золотой, висящий у Престола, Копьем ударит ангел Израфил — И саранчой вдоль сумрачного дола Мы потечем из треснувших могил.
Щит загудит — и Ты восстанешь, Боже, И тень Твоя падет на судный дол, И будет твердь подобна красной коже, Повергнутой кожевником в рассол.
Характерно и его переложение 1-й главы Апокалипсиса «Сын Человеческий»:
Я, Иоанн, ваш брат и соучастник В скорбях и царстве Господа, был изгнан На Патмос за свидетельство Христа.
Я осенен был духом в день воскресный И слышал за собою как бы трубный
Могучий глас: «Я Альфа и Омега»
И обратился, дабы видеть очи Того, кто говорит, и, обратившись, Увидел семь светильников златых.
И посреди их пламенников — мужа, Подиром облеченного по стану И в поясе из золота — по персям.
Переложение практически дословное, однако, есть несколько изменений и добавлений. Бунин делает особый акцент на том, что св. Иоанн претерпел гонения за проповедь о Христе, на остров Патмос он «был изгнан». Но у Бунина присутствуют и одическое, и псалмодическое начала. И здесь мы видим скорее ветхозаветного Бога, чем христианского. Для христианства же Христос Спаситель остается Христом Спасителем и во время грозных событий Апокалипсиса. Поэма «Глаголы вещие» (1991) иеромонаха Романа тому подтверждение.
Аз, Иоанн, по Бозе общник ваш,
Бых на молитве в Дусе в день недельный.
И слышах глас, яко труба гласящ:
— Аз есмь Грядущий, Первый и Последний.
И обратихся видети — застых, И видех седмиогненник единый, И посреде светильников златых — Подобно Человеческому Сыну.
Хотя церковнославянский язык подразумевает высокий слог, здесь нет бунин-ской пафосности. Христос иеромонаха Романа вполне новозаветный, евангельский, смиренный. «Христос укрепил его (апостола Иоанна) словами: «Не бойся, потому что Я, безначальный и бесконечный, пришел не умертвить тебя, но Сам был мертв ради вас», — свидетельствует св. Андрей Кесарийский в контексте 17-18 стихов 1-й главы Апокалипсиса. Лаконичность и сжатость художественного переложения иеромонаха Романа отнюдь не умаляет и не обедняет оригинал, но помогает ярче и динамичнее передать его суть.
Как видим, подходы русских поэтов к Апокалипсису весьма различны. Так, некоторые перелагают целые главы, другие пытаются осмыслить отдельные стихи, третьи в той или иной форме передают саму идею Апокалипсиса, у четвертых его фрагменты, образы и символы присутствуют в подтексте и реминисценциях. Некоторые в осмыслении Откровения следуют православной традиции, иные отходят от нее весьма далеко. Такие взаимоотличия связаны, прежде всего, с особенностями их художественно-творческих личностей, их мировоззрения. Но разница поэтических воззрений не отменяет того, что все рассмотренные произведения — заметные и важные явления русской литературы.
ЛИТЕРАТУРА
Апухтин А. Н. 1991: Стихотворения. М. Бунин И. А. 1993: Собр. соч.: Т.1. М.
Колосова С. Н. 2004: И воин, и всадник. Москва-Ярославль
Новый Завет 1993. М.
Поэзия серебряного века 1991. М.
Роман, иеромонах 2000: Внимая Божьему веленью. Минск Святая лампада 2000: Стихи. М.
Слово и дух 2003: Антология русской духовной поэзии 10-20 веков. Минск. Толкование на Апокалипсис св. Андрея, Кесарийского 2008: М. Барышникова И. Ю. 2008: «Раскрою я Псалтирь святую...». Русская поэзия от Симеона Полоцкого до иеромонаха Романа. М.
ST. JOHN'S APOCALYPSE IN RUSSIAN POETRY OF THE 19th — 20th CC
O.Yu. Baryshnikova
The depiction of apocalyptic motifs in Russian poetry of the 19th — 20th cc varies a lot depending on the author's creative personality. Some authors (I. A. Bunin, ieromonakh Roman) render whole chapters (1, 4, 6, etc.) close to the original text, given Bunin displays Old Testament origin, Roman — that of the New Testament. Others (K.R., A.Blok, V. Bryusov) modify the meaning of some verses when they use them as epigraphs. Some (A. Apukhtin) render the idea of the Revelation; the poetry of others contains some fragments of the Revelation, its imagery and symbolism (F. Tyutchev, N. Gumilyov). Some authors (K.R., ieromonakh Roman) follow traditions of Russian orthodoxy, .others break with them.
Key words: Apocalypse (the Revelation of St. John), Russian poetry, Russian orthodoxy.
© 2010
Т. Б. Зайцева
ЧЕХОВ И КИРКЕГОР О ВРЕМЕНИ НА СТАДИЯХ ЖИЗНЕННОГО
ПУТИ
В статье рассматриваются особенности переживания времени героями Чехова (на материале повести «Моя жизнь») в свете философской концепции времени С. Киркегора.
Ключевые слова: А. П. Чехов, С. Киркегор, концепция психологического времени, повесть «Моя жизнь».
Испытание героев потоком безжалостного времени — один из важнейших лейтмотивов драматургии и прозы Чехова. Исследователи нередко приходили к мысли о существовании собственной чеховской «философски (жизненно) осоз-
