CC BY
227
АНТРОПОЛОГИЯ МУЗЫКИ И ЛАДОВЫЕ АРХЕТИПЫ (к проблеме освоения универсалий музыкального языка)
Е. М. Алкон,
Российская академия музыки имени Гнесиных, Москва, Российская Федерация, 121069
Аннотация. Статья посвящена проблеме универсалий музыкального языка, рассматриваемой на основе нейропсихологического и нейросемио-тического подходов к антропологии музыки как метапредмету. Преобладание континуальности как свойство музыкального мышления мифологического типа, выделяемого автором, определяет те особенности ладовых архетипов, которые позволяют увидеть в них универсалии музыкального языка и музыкальной речи. Ладовые архетипы - трёхзвуко-вые структуры - нейросемиотический подход даёт основания рассматривать как бинарные целостные структуры, образованные двумя сопряжёнными пространствами («ладоакустическими полями» в терминологии автора). Лад автор предлагает понимать более широко, допуская возможность мышления ладоакустическими полями - ладофунк-циональными элементами континуального типа, способными выполнять роль символов. Общие принципы строения, гибкость и вариативность ладовых архетипов, состоящих всего из двух ладоакустических полей, обеспечивают универсальность музыкального языка, его понятность без перевода. Укоренённые в психофизиологии человека, такие архетипы существуют в культуре со времён глубокой архаики и сохраняются до наших дней. Автор связывает их происхождение с особенностями правополушарного, образно-символического (мифологического) мышления и принципом антропоморфизма. В качестве примера «эффекта континуальности», создаваемого органичным взаимодействием ладовых архетипов в современной массовой культуре, рассматривается популярная песня «Подмосковные вечера». Изучение ладовых архетипов в рамках этнокультурного подхода в музыкальном образовании создаёт основу для антропологии музыки как метапредмета, для освоения принципов фольклорного ладового мышления, варьирования и сочинения музыки как принципиально важных условий существования музыкальной культуры и межкультурной коммуникации.
101
Ключевые слова: музыкальное мышление, нейросемиотический подход, музыкальные универсалии, лад, ладовый архетип, трихорд, ладоаку-стическое поле/ладоакустическое тело, антропоморфизм, песня «Подмосковные вечера», музыкальное образование, этнокультурный подход.
ANTHROPOLOGY OF MUSIC AND MODAL ARCHETYPES
(to the Problem of Development of the Universal Musical Language)
Elena M. Alkon
Gnesin Russian Academy of Music (RGMA), Moscow, Russian Federation, 121069
102
Abstract. The article is devoted to the problem of music universals, considered on the basis of neuropsychological and neurosemiotic approaches to the "anthropology of music" as a "meta-subject". The predominance of continuality as a property of the "musical thinking of the mythological type" distinguished by the author determines those features of the "modal archetypes" that allow us to see in them the universals of musical language and musical speech. The mode archetypes are three-sound structures, however, the neurosemiotic approach gives grounds to consider them as binary integral structures formed by two conjugate spaces ("mode-acoustic fields", in the author's terminology). Author offers more broad understanding of "mode" ("lad", in Russian) as a category, admitting the possibility of thinking by "mode-acoustic fields", which are functional elements of a continuous type and able to be symbols. The general principles of structure, flexibility and variability of modal archetypes, consisting of only two mode-acoustic fields, ensure the universality of the musical language, its "clarity" without translation. Rooted in the psychophysiology of man, the modal archetypes exist in culture from deep archaic times and persist to this day. The author associates their origin with the peculiarities of right-hemispheric, figurative-symbolic (mythological) thinking and the principle of anthropomorphism. As an example of the "continuity effect" created by organic interaction of the modal archetypes in modern mass culture, the popular song "Moscow Nights" is considered. Learning the mode archetypes in the framework of the ethnocultural approach to music education creates the basis for the anthropology of music as a "meta-subject", for mastering the principles of folklore mode thinking, varying and composing music as fundamentally important activities for the existence of musical culture and intercultural communication.
Keywords: musical thinking, neurosemiotical approach, the music universals, the mode, the modal archetype, the trichord, the mode-acoustic field/ the mode-acoustic body, the anthropomorphism, song "Moscow Nights" ("Podmoskovnye vechera"), music education, ethnocultural approach.
Введение
Вопрос об универсалиях является одним из наиболее сложных в музыкознании. Музыкальная наука постоянно стремится к систематизации, построению обобщающих теорий, однако сегодня имеет для этого больше оснований, чем 30 лет назад [1, с. 4]. Всё чаще проблемы индивидуальных и национальных различий уступают место проблемам общности глубинных свойств музыкального мышления, принципиального единства его исходных логических норм [Там же, с. 7].
Ряд универсальных принципов музыкальной организации, выявленных отечественным музыкознанием, отмечает В. В. Медушевский, добавляя к ряду известных новые — «аналитическую» и «интонационную» форму [2, с. 211]. Е. В. Назай-кинский предложил рассматривать в качестве универсалий модальность [3, с. 238-240, 244]. В контексте нашей статьи обратим внимание на вывод С. В. Бауэр о континуальной природе модальности [4, с. 9].
Сложность выявления универсальных принципов музыкального мышления, в частности ладового, связана с выходом на качественно иной уровень осмысления не только известных науке фактологических материалов в виде фонозаписей фольклорных образцов, музыки устно-письменного профессионализма Востока, их последующей расшифровки - визуализации акустического текста посредством пятилинейной нотации, но и идейно-концептуальных основ восточного и западного музыкознания эпохи древности и Средневековья. Музыка обладает способно-
стью своими эстетически оправданными средствами выражать процессы, связанные с жизнедеятельностью человека. В результате изучения огромного накопленного материала становится ясно, что в ней есть свои генетические коды, детерминирующие факторы. В то же время не вызывает сомнений, но требует глубокого изучения то «единство в многообразии», которое объединяет самые разные типы музыкальных культур.
Без изучения музыки Востока проблему музыкальных универсалий решить практически невозможно. Поиски ключа к пониманию, адекватному восприятию, художественной оценке музыки неевропейской традиции продолжаются. Важно изучение также и музыки более ранних эпох, следы которых сохраняются в ритуальных жанрах музыкального фольклора. Однако Восток и в этом смысле оказывается ценным источником -здесь хорошо сохранилось культурное наследие прошлых эпох, начиная с древности. В результате выявления общих стадиальных типов музыкальных культур возникают новые перспективы в изучении универсалий.
Открытия в познании человеком самого себя, запечатлённые музыкой (то есть собственно антропология музыки), в музыкальных текстах подчас глубоко скрыты, иногда обнаруживаются в подтекстах и, как правило, непонятны без учёта контекста. От музыканта-исполнителя, музыковеда всё это требует интеграции имеющихся знаний, широты кругозора, умения найти подходящую понятийно-логическую форму изложения. Для обнаружения семантического поля музыкальных феноменов необходима также интуиция, в акти-
103
вации которой роль глубинных структур, архетипов музыкального мышления несомненна. Иначе невозможно объяснить то впечатление, которое музыка способна произвести на человека, силу эмоционального воздействия, во многом и являющегося её «пониманием». В то же время это происходит далеко не всегда — многое зависит от установок, сформированных культурой, индивидуальных предпочтений, образованности.
Формирование целостных представлений о музыке и человеке — одна из важных целей музыкального образования. Простого накопления знаний для достижения этой цели недостаточно. Преодолению трудностей, связанных с необходимым разделением учебного контента на предметы, может способствовать особое качество междисциплинарного синтеза, направленного на развитие мышления и поиск первосмыслов. Данный подход, применённый нами в спецкурсе «Антропология музыки Востока и Запада», резонирует с метапредметно-стью и мыследеятельностным типом 104 интеграции учебного материала в общем образовании [5, с. 79]. Названный спецкурс был задуман как мета-предмет и читался музыковедам Дальневосточной государственной академии искусств с 2000 по 2008 год по авторской программе [6]. В данной статье в центре внимания будет основа основ антропологии музыки — её ладовые архетипы.
Антропология музыки и
нейросемиотический подход
к музыкальному мышлению
В любом уголке земного шара человек посредством музыки познаёт себя в окружающем мире, поэтому
общее знание о человеке можно назвать антропологией музыки в широком смысле. В зарубежной науке антропология музыки — одно из направлений этномузыкознания, изучающее народную музыку в контексте традиционной культуры народов мира [7]. Однако антропологию музыки можно рассматривать и в узком смысле — как знание о структурах, которые в той или иной мере образуют «остов» музыки. Сохраняясь с глубокой древности, базовые структуры оживают в реальном, «телесном», звучании, задевая древнейшие слои психофизиологии живых существ, включая человека.
Глубинные структуры, или архетипы музыки, сохраняющиеся в психике на уровне бессознательного, при определённых, самых разнообразных, но пока ещё трудно предсказуемых условиях обнаруживают себя, действуя на человека помимо его воли. Антропология музыки тесно связана с национальными, социальными и психологическими особенностями человека, изначальными условиями обретения музыкального опыта, связями с традицией, теми или иными «культурными предпочтениями» ("cultural preferences") [8, с. 194-210].
В то же время главные жизненные цели и потребности у всех народов сходны. Но особенно удивительным бывает родство музыкальных традиций, не объяснимое этнокультурными контактами, что побуждает к поискам универсалий музыкального языка в глубинных слоях музыкальной культуры. Системное изучение этих проблем, как отмечал Э. Е. Алексеев, требует объединённых усилий теории музыки и психо-
биологической теории мозга. Тем не менее не утрачивают своего значения логические методы и методология, построенная на осознании «социально-исторической обусловленности первоначальных форм ладоме-лодического мышления, подкреплённое осознанием также и коренящейся в ней общности его эстетических норм» [1, с. 7].
Нейропсихологический и нейро-семиотический подходы к музыкальному мышлению [9; 10; 11, с. 163-172, 178; 12; 13] появились на основе знаний о функциональных свойствах асимметрии мозга, полученных во второй половине XX века. Представления о разных функциях и относительной доминантности правого и левого полушарий позволили учёным выдвигать гипотезы о соответствующих дискретных и континуальных знаках, в которых осуществляется музыкальное мышление. Данные подходы открыли серьёзные перспективы для выявления музыкальных универсалий, изучения музыкального языка и семиологии музыки.
На основе этих подходов нами был выделен особый тип музыкального мышления - мифологический, исследованный в предыдущих публикациях. Данный тип, представленный наиболее отчётливо в традиционной музыке Востока и Запада, отличается особой значимостью целостных образов, устности и континуальности, обусловленных преобладанием правополушарной функции на разных уровнях музыкального мышления. Отметим, что при выборе определения «мифологический» мы руководствовались, прежде всего, тем, что мифологическое мышление, как доказано современной наукой,
является не только древнейшим, но и универсальным, сохраняющимся на всех дальнейших этапах истории. В отечественном музыкознании с начала 1990-х годов феномен мифологического мышления вызвал интерес музыковедов главным образом в контексте проблемы изучения «мифологизирующих эпох» [14]. Исследование же древних музыкальных культур без обращения к мифологическим представлениям оказалось практически невозможным, поэтому мы вслед за Е. В. Герцманом [15] и С. Б. Лупиносом [16] обратились к проблеме мифа в связи с теорией музыки Древней Индии [17].
Для музыки мифологическое мышление является первичным как в онтогенезе, так и в филогенезе. Особое место в процессе формирования и развития музыкального мышления и антропологии музыки как познания человека занимает когнитивная модель «миф - символ - ритуал», объединяемая континуальностью как общим свойством и каждого из её компонентов, и принципа связи, создающей её целостность (под- 105 робнее см. [12, с. 51-54, 74-86]).
Особое значение для мифологического мышления имеет принципиально изустный способ создания и хранения-передачи музыки. Это создаёт определённую творческую свободу в рамках достаточно строгого канона и ориентации на эталон [18]. Культивирование изустного бытия музыки, нежелание полностью письменно фиксировать отдельные произведения в традициях Востока имеют глубокие мировоззренческие основания. Одной из причин можно считать представление о соотношении макрокосма и микрокосма, об-
щего и индивидуального в искусстве: индивидуальное творение человека не может претендовать на столь же высокую оценку, что и коллективное, порождаемое традицией. Тот или иной результат творчества всегда является продолжением того, что было создано раньше. Осознание несоответствия реального исполнения совершенному звучанию, которое существует в представлении музицирующего человека, вызывает стремление к наилучшему звучанию, конечно, в зависимости от возможностей — музыкальной одарённости. В профессиональном искусстве это ведёт к поиску высокого качества исполнения, поиску идеала, совершенствованию мастерства выражения — в целом к постоянному повышению профессионализма или по крайней мере его поддержанию. При этом настоящий профессионал всегда остаётся не вполне удовлетворённым созданной им художественной формой, даже тогда, когда получает высокую оценку знатоков или непрофессионалов.
106 Что касается вымысла, с которым зачастую связывается слово «миф», то следует отметить, что человеческая деятельность, в том числе музыкальная, начинается с «несуществующей» реальности — с мысли, с идеи, с контуров образа, с проекта, а затем начинается её воплощение, материализация, в том числе художественными средствами: музыкальными звуками, поэтическим словом, кистью и красками, пластическими движениями и др. Поэтому понимание мифа как вымысла связано с недооценкой невидимой, но не менее реальной интеллектуально-образной деятельности человеческого мозга.
Ладовые архетипы как универсалии музыкального языка и музыкальной речи
Разнообразие музыкальных культур основано на принципе «выбора и сочетания» (Ю. Г. Кон [19, с. 4-23]) элементов музыкальной системы, а выбор предопределяется той ролью, которая отводится музыке в системе ценностей. Особое место музыка занимает в традиционной культуре. Осмысление огромной «базы данных» этномузыкознанием (в контексте статьи следует выделить исследования И. И. Земцовского [20] и Э. Е. Алексеева [1; 21]) позволяет увидеть в ладовых архетипах универсалии музыкального языка и музыкальной речи.
Лад — одно из ключевых понятий теории музыки, связанное с представлением о том, какими способами звуки организуют некую целостность. Как известно, лад (в первом своём значении слово «лад» - это согласие, мир, порядок) является основой музыки. Но вот что интересно. На основе многолетних исследований зарубежными этномузыколога-ми было установлено, что все известные ладовые системы характеризуются особым расположением малых (small) и больших (large) интервалов [22, p. 57].
К. И. Южак предложила считать ладовыми архетипами «исходные для данной культуры ладовые модели, лежащие в основе ряда производных ладовых структур» [23, с. 57]. При этом важно отметить, что понятие «ладовый архетип» было введено в научный тезаурус в связи с процессом интенсивного формирования новой научной парадигмы теории
лада, один из симптомов которой связывается с выходом науки о ладе «к общечеловеческим универсалиям» [Там же, с. 51].
Для нас это стало дополнительным аргументом, подтверждающим возможность выделения структур из трёх звуков, связанных в целое двумя интервалами, в отдельный тип ладов - ладовых архетипов, сохраняющихся в музыкальном мышлении и поныне [24]. В настоящее время ладовые архетипы встроены в мелос, фактуру, ритм, форму, гармонию, то есть в те интонационные системы, которые предлагается рассматривать как знаки в музыкальном языке и речи, важные для освоения «первосмыслов» и «фундаментальных образовательных объектов» метапредметного содержания общего музыкального образования [25].
Структуры, состоящие из двух интервалов или трёх звуков, в отечественном музыкознании получили название трихордов. На основе психоэнергетической концепции Э. Курта [26] нами было предложено специальное понятие - «ладоакустическое поле» - для обозначения пространства как континуального структур -ного элемента ладовых архетипов, построенных на основе той или иной мелодической конфигурации: восходящей, нисходящей, круговой (к центру и от центра) и др. [27, с. 16].
«Прилаженность» полей друг к другу обусловлена их функциями. Особенность трихордов как ладовых архетипов состоит в том, что для образования ладовой структуры необходимо и достаточно два ладоакусти-ческих поля. При этом трихорды могут восприниматься нашим мышлением либо как трёхзвуковые струк-
туры (при доминантности функций левого полушария), либо как последовательность двух ладоакустиче-ских полей (при доминантности пра-вополушарных функций).
Творческий и семиотический потенциал правого полушария играет важную роль в развитии воображения и фантазии, без которых не существует научных и художественных открытий. Догадка как общее свойство мифологического и научного моделирования возникает на основе интуиции и взаимодействия полушарий. При этом роль синтеза как главной функции правого полушария в открытии неизвестного особенного велика.
Что касается мифологических представлений, то, например, в традиционной модели мира японцев три звука трихорда, как полагает С. Б. Лупинос, олицетворяют три мира: верхний, средний и нижний. При этом «довольно чётко выявляются две устойчивые константы - крайние миры» (верхний - обитель богов, нижний - обитель духов), а средний мир как временная обитель людей характеризуется термином «неустойчивость». Три ступени трихорда в кварте выполняют аналогичную функциональную нагрузку: «крайние звуки выполняют функции абсолютных устоев (опор), а средний выполняет функцию неустоя» [28, с. 154-155]. Таким образом, в основе данного дискретно-звукового представления трихорда лежит принцип субординации звуков-ступеней с их неизменными функциями. С. Б. Лу-пинос связывает квартовый трихорд в таком понимании с этноцентризмом японцев как особенностью национального характера, сложившей-
107
108
ся в процессе консолидации различных этнических групп, населявших японские острова на ранних этапах истории [28, с. 155].
В раннефольклорном интонировании и мифологическом мышлении, где научное и образное мышление тесно переплетаются и взаимодействуют (по мнению многих учёных, к такому синтезу стремится и современная наука), вертикально-пространственная модель трихорда как символа трёх миров, выражаемая в дискретно-звуковой форме, на наш взгляд, располагается ближе к точному, научно-дискурсивному, логическому мышлению, которое дополняется образным, художественным, картинным.
Трихордная основа интонационной модели мира древних индийцев, выраженной терминологической триадой «анудатта-удатта-сва-рита», была более гибкой и функционально не столь однозначной. Представлению о мире как неустойчивом равновесии космоса и хаоса в большей мере соответствовало то, что сегодня называется ладовой переменностью [17, с. 3, 5-12]. Ещё более важными для изучения мифологического музыкального мышления оказались представления индийцев о «зонности» звука, его континуальной природе, объёмности и насыщенности мифологической символикой [Там же, с. 3, 9].
Преобладающая часть ладовых архетипов относится к асимметричным структурам, в которых разница между объёмами полей невелика, но достаточно очевидна для слуха. Архетипы различаются не только по принципу асимметрии/симметрии, но и по объёму. Наиболее распро-
странённые варианты - два с половиной, три с половиной тона (ч. 4, ч. 5), два и полтора тона (б. 3 и м. 3). Повсеместная распространённость трихордов в музыке устных традиций позволяет рассматривать их как музыкальные универсалии, восходящие к мифологическому моделированию. Типологическое сходство три-хордов сочетается с их видовым разнообразием в музыке различных этнокультурных традиций. Наиболее распространённой структурой, отчётливо выраженной асимметрией полей, является трихорд в кварте. Называя данный трихорд «ладовой формулой», И. И. Земцовский отмечает его присутствие в белорусском, украинском, болгарском, сербском, македонском, латышском, литовском, эстонском, венгерском, мордовском, французском, испанском, итальянском, албанском, греческом, немецком, шведском фольклоре [20, с. 84]. Добавим к этому наблюдения многих других исследователей, включая и собственные, которые расширяют ареал его распространения поистине до масштабов всего мира: он встречается у многих народов Азии, Африки, Северной и Южной Америки, Австралии и Океании. Существуют также данные о трихордности в музыке Древней Греции и Древней Индии [17, с. 31-40; 29, с. 54, 39, 41, 130-131; 30, с. 207-218].
Загадочная популярность этой структуры не раз привлекала внимание музыковедов - Б. В. Асафьева, Л. А. Мазеля, М. Г. Арановского, Ю. Г. Кона и др. Однако пониманию её происхождения, на наш взгляд, препятствовало понимание звуков как единственно возможных функциональных единиц лада. Благода-
ря достижениям в нейропсихологии, мы можем сделать следующий шаг -заглянуть в область нейросемиоти-ки. Если допустить возможность рассмотрения лада как системы взаимоотношений звуков и/или ладо-акустических полей (в зависимости от степени активности одной из ге-мисфер мозга или их равновесия), то всё многообразие ладовых архетипов может быть сведено в итоге к двум типам - асимметричному и симметричному. Первый представлен более широко и разнообразно, второй является семиотической оппозицией первому и менее распространён. Трихорд, таким образом, представляет собой один из древнейших исторических типов функциональной системы, сложившийся на основе доминантности правого полушария, характерной для ранних этапов филогенеза и онтогенеза.
Особой разновидностью трихор-дов - со сглаженной асимметрией, почти симметричных (!) - являются и мелодические структуры, хорошо известные нам как мажорное и минорное трезвучия. Вероятно, минимально выраженная асимметричность стала причиной культивирования этой ладовой формулы в европейском фольклоре наряду с три-хордом в кварте. Позднее, с развитием светского профессионального искусства, когда эстетическим идеалом стала симметрия, оба трезвучия утвердились в качестве эталонов го-мофонно-гармонической музыки.
Но что могло стать причиной формирования музыкального языка на основе именно таких ладовых архетипов - в форме асимметричных трихордов? Чем можно объяснить подобную живучесть этих структур,
в которых мы склонны видеть универсалии музыкального языка? В самых архаичных и реликтовых слоях, тех, что формировались в условиях триады «миф - символ - ритуал», данная структура, вероятно, представляла собой символ. Что в таком случае она могла символизировать?
Для понимания смысла этой структуры вспомним о том, что единство взятых в совокупности образных языков культуры, обусловливающее взаимопонимание различных культур, определяет телесно-биологическая основа интонации, так как «интонация и движение, два исходно данных человеку способа общения (разрядка моя. - Е. Л.)» [11, с. 58] являются общим основанием всех языков культуры.
Обратимся к такому свойству мышления, как антропоморфизм -уподобление человеку, наделение предметов и явлений неживой природы человеческими свойствами. Антропоморфизм характеризует ранние стадии развития человеческого мышления в филогенезе [31] и онто- лПП генезе, особое место занимает в ми- 109 фологических образах и представлениях. Более того, сам он характеризуется как «концептуальная матрица XX века» [32]. Если же к сказанному добавить роль оппозиции мужской/женский в мифологической модели мира, совершенно справедливо выделяемую Т. В. Цивьян как главенствующую [33], то становится очевидным тот смысл, который символически выражает бинарно-асимметричная ладовая структура. Оппозицию мужской/женский обычно перечисляют в ряду других бинарных оппозиций, типичных для мифологических систем. Однако Т. В. Ци-
110
вьян убедительно доказывает центральную роль именно этой оппозиции тем, что она «становится универсальным классификатором, оторвавшимся от своей собственной сугубой материальности, но сохранившим максимальную чёткость и разрешающую способность» [33, с. 89]. Слуховая очевидность неравенства двух промежутков между звуками, по всей вероятности, выражает важнейший антропологический признак телесности человека -разницу в росте мужчин и женщин, свойственную всем этносам [34].
Ладовые архетипы бинарно-асимметричной структуры символизируют генеративную модель мужской/женский. В рождении звука, связывающего два поля порождающей модели [12, с. 30], проявляется один из важных «музыкальных мотивов» мифологического мышления - способность звука/звучания делать тайное явным [35, с. 149].
Из всего вышесказанного мы сделали заключение о том, что в бинар-ности ладовых архетипов как семиотических единиц, состоящих из двух ладоакустических полей, становятся заметными антропоморфные признаки структуры целого. Принципиально важным качеством этого символа в его музыкальном выражении является сопряжённость полей и парность структуры.
При таком, «телесном», понимании каждое ладоакустическое поле обрисовывает контуры «ладоакусти-ческого тела» [12, с. 29]. Интересно отметить особое внимание к «телесности» и «энергетизму» в зарубежной музыкальной семиологии, в частности, в связи с концепцией «музыкального жеста» [36]. В современных
трактовках понятий «телесность» и «музыкальный жест» обратим также внимание на работы Т. В. Цареград-ской [37; 38]. Музыкальный жест, на уровне первоэлементов проявляющийся в интонации, имеет, на наш взгляд, непосредственное отношение к понятию «ладоакустическое поле» [12, с. 20]. Интонационная генерализация, рассматриваемая В. В. Меду-шевским как телесно-звуковое обобщение [11, с. 151], в данном случае обобщается понятием «ладоакусти-ческое тело» и привносит в довольно абстрактное понятие «лад» телесную выразительность и энергию движения.
Таким образом, лад (по крайней мере, в условиях трихорда как исторического типа функциональной системы, возникающего на основе мифологического мышления) может рассматриваться не только как система соотношения устойчивых и неустойчивых звуков, но и как особая семиотическая система, основанная на бинарности и асимметрии. Здесь мы обнаруживаем действие общего закона построения семиотической системы, выделяемого Ю. М. Лотма-ном [39, с. 164].
Семантический слой, стоящий за этой моделью, определяет особый тип соотношения элементов функциональной системы, которой он обязан своим происхождением, - координацию, соподчинение, отличающийся от субординации, подчинения, характерного для отношений звуков в тональности как высоко ие-рархичной централизованной системе, а также для трихорда в дискретном понимании.
Непрерывное воспроизведение в различных культурах модели рас-
сматриваемого типа обеспечивается когнитивной моделью «миф - символ - ритуал» как наиболее адекватной для глубокого и непрерывного обращения к сокровенным тайнам бытия, его вечности и бесконечности. Способность символа легко вычленяться из одного семиотического окружения и столь же легко входить в новое для культуры имеет неоценимое значение, отмечает Ю. М. Лот-ман. Поэтому «символ никогда не принадлежит какому-либо одному синхронному срезу культуры», а «всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее» [39, с. 148]. Выражение смысла посредством музыкального символа, мело- или ритмоформулы (термины И. И. Земцовского), основанной на ладовом архетипе, наиболее эффективно, так как сочетает в себе сложность представления с простотой и ёмкостью информации, компактность и выразительность символически-знаковой формы с изобразительностью, возможностью хранения в памяти и периодического воспроизведения.
«Эффект континуальности», или Почему нам так дороги «Подмосковные вечера»
В качестве примера ладовых архетипов в современной массовой песне, демонстрирующего способность данных структур придавать особую плавность, гибкость и континуальность музыкальной форме, приведём песню В. П. Соловьёва-Седого на стихи М. Л. Матусовского «Подмосковные вечера». Примечательна история песни, рассказанная Ю. Бирюковым [40]. Её непростой путь к сердцам миллионов слушателей,
на наш взгляд, объясняется двумя взаимоисключающими подходами, один из которых связан с «эффектом континуальности», а другой, аналитический, способен «заглушать» его, оттесняя на второй план. «Виновником» в подобных случаях становится аналитическое левое полушарие: эксперты начинают вслушиваться в детали, ищут признаки индивидуального стиля композитора, а для народной песни главное не это, а способность в «малой форме» выразить невыразимое, сокровенное, личное в всеобщем. При отсутствии в исполнении «эффекта континуальности» эта песня будет выглядеть как ничем не примечательный композиторский опус.
Выскажем ещё несколько соображений, которые следует учитывать в процессе освоения той или иной песни. В случае с песней «Подмосковные вечера» сам факт того, что песня была услышана, расслышана не сразу, объясняется и несоответствующим «ритуальным» контекстом - спортивным, предполагающимся фильмом «В дни спартакиа- 111 ды», для которого она и была сочинена. Изъятие её из этого контекста изменило слышание, исполнение, прочтение, аранжировку. И на примере этой песни мы ещё раз видим наглядное подтверждение факта: традиции нередко возникают не сами по себе, а силой энергии одного человека (в данном случае это В. П. Соловьёв-Седой), а затем к этому центру подключаются творческие силы другого (здесь - поэта М. Л. Ма-тусовского), третьего - В. Н. Кнушевицкого, четвёртого - В. Трошина, которые буквально спасли песню от забвения, и далее - оркестровых ис-
полнителей, хора, сотрудников Всесоюзного радио и всей системы музыкальной культуры того времени. Созданная фактически силой и энергией коллектива, сегодня она поддерживается также коллективно — многими народами мира.
Безусловно, услышать и спеть эту песню «континуально» позволяет сам её материал. Как показано ниже (см. нотный пример), её мелодия буквально соткана из трихордов — бинарных ладовых структур разных типов и видов, плавно переходящих один в другой. При этом асимметричные три-хорды составляют большую часть мелодии. Думается, что единство и многообразие архетипов, пластично перетекающих друг в друга, делают песню «Подмосковные вечера» поистине народной и популярной.
Следует отметить, что в представленном варианте «сегментации в сопряжении» в некоторых случаях возникала проблема выбора, необходимого упрощения, неизбежного для нотной визуализации. Реально же
в пении (произнесении) или в слуховом восприятии в ряде случаев возникают почти равнозначные вариативные ситуации, когда в сцеплениях трихордов можно найти различные малозаметные «швы», а сегменты можно выделить и так и этак. Эта двойственность и мера неопределённости — следствие континуальности ладовых архетипов, которая противодействует расчленённости музыкальной формы, создаваемой словом, структурой поэтических строк, усиливает непрерывность и слитность всех элементов песни, придавая ей живость, подобную текучести самой жизни. Без этих нюансов изменчивости и неопределённости, возникающей в течении мелодии, особенно на его поворотах, снижается ощущение живого движения, а вместе с ним и сила эмоционального воздействия. В этом течении, подобном течению реки, безусловно, есть и своя «подводная часть», а также много других интересных моментов, заслуживающих внимания.
112
Заключение
Через слуховое, а затем и вокальное овладение ладовыми архетипами происходит их освоение и постепенное более широкое приобщение к общенациональной традиции и далее - к музыкальным культурам народов мира.
Осмысление того, что собой представляют ладовые архетипы, их поиск и обнаружение на разных уровнях музыкального образования могут способствовать более эффективному развитию музыкального сознания в рамках музыкально-психологической и музыкально-педагогической антропологии [41].
Понимание общих принципов строения ладовых архетипов позволяет увидеть единство мира в его многообразии, стать шагом навстречу музыкальным культурам мира и уходом от европоцентризма. Этнокультурный подход к преподаванию музыки [42] может быть дополнен более точными знаниями о ладовых элементах музыки.
Дискретно-звуковое представление трихорда, исходя из особенностей филогенеза и онтогенеза, возникает на основе звуковысотного слуха (лево-полушарной функции) в результате осмысления архетипов, складывающихся на основе правополушарных функций и «коллективного бессознательного» (по К. Г. Юнгу). Поэтому звуковое понимание трихордов следует понимать как их первичное «теоретическое» осмысление в качестве ладовой модели, пригодной для объяснения. Оно возникло, скорее всего, в жреческой среде для передачи специальных знаний, необходимых для выполнения ритуальной деятельно-
сти. Однако интонирование ладовой модели как искусство создания интонационной формы заключается в том, чтобы максимально приблизить ладовую модель как усвоенную, выученную «аналитическую форму», к состоянию архетипа, то есть к «протоинтона-ционной форме» (если воспользоваться терминами из концепции В. В. Ме-душевского [11]). Поэтому освоение ладовых архетипов в современной учебной практике через сольфеджиро-вание, нотную запись - не конечная цель, а промежуточная. Следующий этап - сопряжение ладовых архетипов через общие звуки или поля, разделение на гранях формы. Конечная цель работы над освоением ладовых архетипов заключается в свободном владении ладовыми моделями при обязательном условии их непрерывного варьирования. В варьировании проявляется личное, неформальное и заинтересованное отношение каждого к тому, что он «говорит» музыкально.
Освоение теории ладовых архетипов способствует преодолению противоречия между нотной записью музыки и её устным произнесением, интонированием, открывает новые возможности для обучения сочинению, для качественно иного, более глубокого постижения базовых оснований теории и методики музыкального образования. Включение ладовых архетипов в педагогическую модель освоения локальной традиции фольклорного интонирования [43, с. 81] может не только принести свои плоды в сохранении и возрождении старых музыкальных традиций, но и способствовать появлению новых, основанных на свободном, вариативном подходе к воспроизведению музыки и этнокультурном разнообразии.
113
Автор выражает искреннюю благодарность ведущему научному сотруднику Российского института истории искусств, профессору Санкт-Петербургской консерватории Евгению Владимировичу Герцману - создателю научной школы, в контексте которой проводилось настоящее исследование; его ученикам и последователям Т. П. Пакуловой, С. Е. Романовской, Н. Э. Макаровой, В. А. Федотову, С. Б. Лупиносу, Ю. И. Шейкину, Р. Л. Поспеловой, Г. В. Алексеевой за всестороннюю поддержку в процессе подготовки к осуществлению данной работы.
The author expresses sincere gratitude to Evgeny Vladimirovich Gertsman, a leading researcher at the Russian Institute of Art History, Professor of the St. Petersburg Conservatory, the founder of a scientific school in the context of which this study was conducted; his students and followers T. P. Pakulova, S. E. Romanovskaya, N. E. Makarova, V. A. Fedotov, S. B. Lupinos, Yu. I. Sheikin, R. L. Pospelova, G. V. Alekseeva for their comprehensive support in the process of preparing for the implementation of this work.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексеев, Э. Е. Раннефольклорное интонирование: Звуковысотный аспект [Текст] / Э. Е. Алексеев. - М. : Сов. композитор, 1986. - 240 с.
2. Медушевский, В. В. О музыкальных универсалиях [Текст] / В. В. Медушевский // Скребков С. С. Статьи и воспоминания. -М. : Сов. композитор, 1979. - С. 176-213.
3. Назайкинский, Е. В. Логика музыкальной 114 композиции [Текст] / Е. В. Назайкинский. - М. : Музыка, 1982. - 319 с.
4. Бауэр, С. В. К вопросу о модальности как категории музыкального мышления [Текст] : авторефер. дис. ... канд. искусствоведения / С. В. Бауэр. - М., 1996. - 20 с.
5. Громыко, Н. В. Мыследеятельностный подход к обучению детей практике философствования [Текст] / Н. В. Громыко // Философские науки. - 2008. - № 11. -С. 76-88.
6. Алкон, Е. М. Формирование системных представлений о музыке и человеке в курсе «Антропология музыки Востока и Запада» [Текст] / Е. М. Алкон // Культура Дальнего Востока России и стран АТР: Восток - Запад. Вып. 8. Материалы Всероссийской научной конференции, Владивосток, 25-26 апреля 2001 г - Владивосток : Изд-во ДВГАИ, 2002. - С. 251-257.
7. Merriam, A. P. The Anthropology of Music [Text] / A. P. Merriam. - Evanston : Northwestern University press, 1964. - 358 p.
8. Rowell, L. Thinking about Music. An Introduction to the Philosophy of Music [Text] / L. Rowell. - Amherst : The Univ. of Massachusetts Press, 1983. - 288 p.
9. Иванов, Вяч. Вс. Нейросемиотический подход к зарождению музыкальной традиции [Текст] / Вяч. Вс. Иванов // Конференция «Проблемы генезиса и специфики ранних форм музыкальной культуры»: тезисы докладов, Дилижан, 24-30 октября 1986 г. - Ереван, 1986. - С. 38-40.
10. Иванов, Вяч. Вс. Нейросемиотический аспект изучения музыки / Вяч. Вс. Иванов // Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. IV: Знаковые системы культуры, искусства и науки / Мос. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. Ин-т теории и истории мировой культуры. - М. : Языки славянских культур, 2007. -С. 406-430.
11. Медушевский, В. В. Интонационная форма музыки [Текст] / В. В. Медушевский. -М. : Композитор, 1993. - 268 с.
12. Алкон, Е. М. Музыкальное мышление Востока и Запада - континуальное и дискретное [Текст] / Е. М. Алкон. - Владивосток : Изд-во Дальневосточного университета, 1999. - 126 с.
13. Ключко, С. И. Традиционная музыкальная письменность Китая (психологический аспект) [Текст] / С. И. Ключко // Музыковедение. - 2008. - № 5. - С. 62-67.
14. Валькова, В. Б. Музыкальный тематизм -мышление - культура [Текст] / В. Б. Валькова. - Н. Новгород : Изд-во ННГУ, 1992. - 161 с.
15. Герцман, Е. В. К вопросу о древней музыкальной символике [Текст] / Е. В. Гер-цман // Советская музыка. - 1978. -№ 12. - С. 128-130.
16. Лупинос, С. Б. Пути развития японской инструментальной музыки в системе га-гаку (кангэн) [Текст] : автореф. дис. ... канд. искусствоведения / С. Б. Лупинос. -М., 1983. - 24 с.
17. Алкон, Е. М. Музыкальная теория Древней и Средневековой Индии (ладотональ-ный аспект) [Текст] : автореф. дис. ... канд. искусствоведения / Е. М. Алкон. -М., 1989. - 25 с.
18. Юнусова, В. Н. Творческий процесс в классической музыке Востока [Текст] : автореф. дис. ... д-ра искусствоведения / В. Н. Юнусова. - М., 1995. - 35 с.
19. Кон, Ю. Г. Вопросы анализа современной музыки [Текст] / Ю. Г. Кон. - Л. : Советский композитор, 1982. - 152 с.
20. Hood, M. The Ethnomusicologist [Текст] / M. Hood. - Los Angeles: McGraw - Hill Inc., 1971. - 386 p.
21. Южак, К. И. Лад: тип порядка, динамическая и эволюционирующая система [Текст] / К. И. Южак // Традиции музыкальной науки. - Л. : Советский компози-тор,1989. - С. 45-69.
22. Земцовский, И. И. Мелодика календарных песен [Текст] / И. И. Земцовский. -Л. : Музыка, 1975. - 224 с.
23. Алексеев, Э. Е. Нотная запись народной музыки: теория и практика [Текст] / Э. Е. Алексеев. - М. : Сов. композитор, 1990. - 168 с.
24. Иофис, Б. Р. Категории «музыкальный язык» и «музыкальная речь» в контексте метапредметного содержания общего музыкального образования [Текст] / Б. Р. Иофис // Вестник кафедры ЮНЕСКО «Музыкальное искусство и образование». -2014. - № 4 (8). - С. 11-25.
25. Курт, Э. Основы линеарного контрапункта. Мелодическая полифония Баха [Текст] / Э. Курт ; пер. с нем. З. Эвальд ; под ред. Б. В. Асафьева. - М. : Музгиз, 1931. - 304 с.
26. Алкон, Е. М., Исупова, Т. С. Ладовый архетип музыки Юго-Восточной Азии и его взаимодействие с музыкальными традициями Индии и Китая [Текст] / Е. М. Алкон, Т. С. Исупова // Периферия в культуре : материалы Международной конференции, Новосибирск, апрель 1993. - Новосибирск, 1994. - С. 110-118.
27. Алкон, Е. М. Методология анализа ладовых архетипов [Текст] : учеб.-методич. пособие по курсу «Методология музыкознания» / Е. М. Алкон. - Владивосток : РИО ДВГАИ, 2008. - 38 с.
28. Лупинос, С. Б. Ладовое мышление японцев: проблема этнических контактов [Текст] / С. Б. Лупинос // Культура Дальнего Востока Х1Х-ХХ вв. - Владивосток : Дальнаука, 1992. - С. 145-158.
29. Герцман, Е. В. Античное музыкальное мышление [Текст] / Е. В. Герцман. - Л. : Музыка, 1986. - 224 с.
30. Алкон, Е. М. Музыкальное мышление Востока и Запада: континуальное и дискретное [Текст] : дис. ... д-ра искусствоведения / Е. М. Алкон. - СПб., 2002. -417 с.
31. Кулебякин, Е. В. Антропоморфизм и генезис мышления (К проблеме выделения человека из природы. Методологические аспекты) [Текст] / Е. В. Кулебякин. - Владивосток : Изд-во Дальневост. университета. - 1987. - 182 с.
32. Лук, А. Н. Концептуальная матрица века [Текст] / А. Н. Лук // Психология процессов художественного творчества. - Л. : Наука, 1980. - С. 259-261.
33. Цивьян, Т. В. Оппозиция мужской/женский и её классифицирующая роль в модели мира [Текст] / Т. В. Цивьян // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. - СПб. : Наука, 1991. - С. 7791.
34. Чебоксаров, Н. Н., Чебоксарова И. А. Народы. Расы. Культуры [Текст] / Н. Н. Чебоксаров, И. А. Чебоксарова. - М. : Наука, 1985. - 271 с.
115
116
35. Hatten, R. S. Interpreting musical Gestures, Topics and Tropes: Mozart, Beethoven, Schubert [Текст] / R. S. Hatten. Bloomington : Indiana university press, 2004. - 358 p.
36. Цареградская, Т. В. К проблеме «телесности» в современной музыкальной культуре: о концепции музыкального жеста [Электронный ресурс] / Т. В. Цареградская // Художественная культура. - 2016. -№ 2 (18). - URL: http://sias.ru/publications/ magazines/kultura/2016-2-18/yazyki/5042. html (дата обращения: 29.03.2018).
37. Цареградская, Т. В. Музыкальный жест в пространстве современной композиции [Текст] / Т. В. Цареградская. - М. : Композитор, 2018. - 364 с.
38. Лотман, Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история [Текст] / Ю. М. Лотман. - М. : Языки русской культуры, 1999. - 464 с.
39. Бирюков, Ю. «Как мне дороги подмосковные вечера...» [Текст] / Ю. Бирюков // Родина. - 2006. - № 7. - С. 116-118.
40. Николаева, Е. В. Мифологические представления как основные мировоззренческие константы, определяющие содержание отечественного музыкального образования в период язычества [Текст] / Е. В. Николаева // Вестник кафедры ЮНЕСКО «Музыкальное искусство и образование». - 2013. - № 4. -С. 139-153.
41. Торопова, А. В. HOMO-MUSICUS в зеркале музыкально-психологической и музыкально-педагогической антропологии [Текст] / А. В. Торопова. - М. : Граф-Пресс, 2008. - 288 с.
42. Николаева, Е. В. Этнокультурный подход к изучению детских песен народов мира на уроках музыки в начальной школе [Текст] / Е. В. Николаева // Вестник кафедры ЮНЕСКО «Музыкальное искусство и образование». - 2017. - № 3 (19). -С. 160-176.
43. Иофис, Б. Р. Фольклорное интонирование как сочинение музыки: педагогический аспект [Текст] / Б. Р. Иофис // Вестник кафедры ЮНЕСКО «Музыкальное искусство и образование». - 2013. -№ 1 (1). - С. 77-82.
REFERENCES
1. Alekseev E. E. Rannefol'klornoe intoni-rovanie: Zvukovysotnyj aspect [Early folk intonating: pitch-sound aspect]. Moscow: Sov. Kompozitor Publ., 1986. 240 p. (in Russian).
2. Medushevsky V. V. O muzykal'nykh univer-saliyakh [On musical universals]. Skreb-kov S. S. Stat'i i vospominaniya [Articles and Memories]. Moscow: Sov. Kompozitor Publ., 1979, pp. 176-213 (in Russian).
3. Nazajkinsky E. V. Logika muzykal'noj kom-pozitsii [Logic in the musical composition]. Moscow: Muzyka Publ., 1982. 319 p. (in Russian).
4. Bauer S. V. K voprosu o modal'nosti kak ka-tegorii muzykal'nogo myshleniya [On the question of modality as a category of musical thinking]. Extended abstract of PhD dissertation (Arts). Moscow: Moscow State Conservatory, 1996. 20 p. (in Russian).
5. Gromyko N. V. Mysledeyatel'nostnyj pod-khod k obucheniyu detej praktike filosofst-vovaniya [The mental activity approach to teaching children the practice of philosophizing]. Filosofskie nauki [Philosophic sciences], 2008, no. 11, pp. 76-88 (in Russian).
6. Alkon E. M. Formirovanie sistemnykh pred-stavlenij o muzyke i cheloveke v kurse "Antropologiya muzyki Vostoka i Zapada" [The forming of system views on music and man in the course "Anthropology of Music in East and West"]. Kul'turnDal'nego Vostoka Rossii i stran ATR: Vostok - Zapad [Culture of Russian Far East and Pacific Region's Countries: East - West"]. Proceedings of the All-Russian scientific conference, Vladivostok, 25-26 April 2001. Far Eastern State Academy of Arts. Issue 8. Vladivostok: FESAA Publ., 2002, pp. 251-257 (in Russian).
7. Merriam A. P. The Anthropology of Music. Evanston: Northwestern University press, 1964. 358 p.
8. Rowell L. Thinking about Music. An Introduction to the Philosophy of Music. Am-herst: The Univ. of Massachusetts Press, 1983. 288 p.
9. Ivanov Vyach. Vs. Nejrosemioticheskij pod-khod k zarozhdeniyu muzykal'noj traditsii [Neurosemiotic approach to the birth of mu-
sical tradition]. Konferentsiya "Problemy genezisa i spetsifiki rannikh form muzykal'-noj kul'tury". Tezisy dokladov [Conference "Problems of the genesis and specifics of early forms of musical culture". Abstract of papers], Dilizhan, 24-30 October 1986. Erevan, 1986, pp. 38-40 (in Russian).
10. Ivanov Vyach. Vs. Nejrosemioticheskij aspekt izucheniya muzyki [Neurosemiotic aspect of music studying]. Izbrannye trudypo semiotike i istorii kul'tury. T. IV: Znakovye sistemy kul'tury, iskusstva i nauki [Selected Works on Semiotics and Cultural History. Vol. IV: Signed systems of culture, art and science]. Lomonosov Moscow State University, Institute of Theory and History of World Culture. Moscow: Yazyki slavyanskikh kul'tur Publ., 2007, pp. 406-430 (in Russian).
11. Medushevsky V. V. Intonatsionnaya forma muzyki [Intonational form of music]. Moscow: Kompozitor Publ., 1993. 268 p. (in Russian).
12. Alkon E. M. Muzykal'noe myshlenie Vostoka i Zapada - kontinual'noe i diskretnoe [Music thinking of East and West - continuity and discontinuity]. Vladivostok: Dal'nevos-tochnyj universitet Publ., 1999. 126 p. (in Russian).
13. Klyuchko S. I. Traditsionnaya muzykal'naya pis'mennost' Kitaya (psikhologicheskij aspekt) [China's traditional musical writing (psychological aspect)]. Muzykovedenie [Musicology], 2008, no. 5, pp. 62-67 (in Russian).
14. Val'kova V. B. Muzykal'nyj tematizm -myshlenie - kul'tura [Musical thematism -thinking - culture]. N. Novgorod: NNGU Publ., 1992. 161 p. (in Russian).
15. Gertsman E. V. K voprosu o drevnej muzykal'noj simvolike [To the question on early music symbols]. Sovetskaya muzy-ka, 1978, no. 12, pp. 128-130 (in Russian).
16. Lupinos S. B. Puti razvitiya yaponskoj instrumental'noj muzyki v sisteme gagaku (kangehn) [Ways of development of Japanese instrumental music in the system of Gagaku (Kangen)]. Extended abstract of PhD dissertation (Arts). Moscow: State Institute for Art Studies, 1983. 24 p. (in Russian).
17. Alkon E. M. Muzykal'naya teoriya drevnej i srednevekovoj Indii (ladotonal'nyj aspekt) [Music theory of ancient and medieval India (mode-tonal aspect)]. Extended abstract of PhD dissertation (Arts). Moscow: State Institute for Art Studies Publ., 1989. 319 p. (in Russian).
18. Yunusova V. N. Tvorcheskij protsess v klas-sicheskoj muzyke Vostoka [Creative process in classical music of the East]. Extended abstract of Doctoral dissertation. Moscow: Moscow State Conservatory, 1995. 35 p. (in Russian).
19. Kon Yu. G. Voprosy analiza sovremennoj muzyki [Questions of analyzing the modern music]. Leningrad: Sovetskij kompozitor Publ., 1982. 152 p. (in Russian).
20. Hood M. The Ethnomusicologist. Los Angeles: McGraw - Hill Inc., 1971.
21. Yuzhak K. I. Lad: tip poryadka, dinamiches-kaya i evolyutsioniruyushchaya sistema [Mode: type of order, dynamic and evolving system]. Traditsii muzykal'noj nauki [Traditions in music science]. Leningrad: Sovetskij kompozitor Publ., 1989. pp. 45-69 (in Russian).
22. Zemtsovsky I. I. Melodika kalendarnykh pesen [Melodica of calendar songs]. Leningrad: Muzyka Publ., 1975. 224 p. (in Russian).
23. Alekseev E. E. Notnaya zapis' narodnoj muzyki: teoriya i praktika [Writing of folk music by notes: theory and practice]. Moscow: Sovetskij kompozitor Publ., 1990. 168 p. (in Russian).
24. Iofis B. R. Kategorii "muzykal'nyj yazyk" i "muzykal'naya rech'" v kontekste meta-predmetnogo soderzhaniya obshchego mu-zykal'nogo obrazovaniya [Categories "musical language" and "musical speech" in the context of the metasubject content of general music education]. Vestnik kafedry UNESCO "Muzykal'noe iskusstvo i obra-zovanie" - Bulletin of the UNESCO Chair "Musical Art and Education", 2014, no. 4 (8), pp. 11-25 (in Russian).
25. Kurt E. Osnovy linearnogo kontrapunkta. Melodicheskaya polifoniya Bakha [Foundations of linear kounterpoint. Melodic polyphony of Bach]. Translated from German by Z. Ehval'd. Edited by B. V. Asaf'ev. Moscow: Muzgiz Publ., 1931. 304 p. (in Russian).
117
118
26. Alkon E. M., Isupova T. S. Ladovyj arkhetip muzyki Yugo-Vostochnoj Azii i ego vzaimodejstvie s muzykal'nymi traditsiyami Indii i Kitaya [Mode archetype of the SouthEast Asia and its interaction with musical traditions of India and China]. Periferiya v kul'ture: materialy Mezhdunarodnoj kon-ferentsii [Culture Peripherals: proceedings of the International scientific-practical conference], April, 1993. Novosibirsk, 1994, pp. 110-118 (in Russian).
27. Alkon E. M. Metodologiya analiza ladovykh arkhetipov: [Methodology for analyzing modal archetypes]. Vladivostok: Far Eastern State Academy of Art Publ., 2008. 38 p. (in Russian).
28. Lupinos S. B. Ladovoe myshlenie yapontsev: problema ehtnicheskikh kontaktov [Mode thinking of the Japanese: the problem of ethnic contacts]. Kul'tura Dal'nego Vostoka XIX-XX w. [Culture of the Far East in the XIX-XX centuries]. Vladivostok: Dal'nauka Publ., 1992, pp. 145-158 (in Russian).
29. Gertsman E. V Antichnoe muzykal'noe myshlenie [Antique musical thinking]. Leningrad: Muzyka Publ., 1986. 224 p. (in Russian).
30. Alkon E. M. Muzykal'noe myshlenie Vostoka i Zapada: kontinual'noe i diskretnoe [Music thinking of East and West: continuity and discontinuity]. Doctoral dissertation (Arts). St.-Petersburg, Russian Institute of Art History, 2002. 417 p. (in Russian).
31. Kulebyakin E. V. Antropomorfizm i genezis myshleniya (Kprobleme vydeleniya chelove-ka iz prirody. Metodologicheskie aspekty) [Anthropomorphism and the genesis of thinking (On the problem of isolating man from nature. Methodological aspects)]. Vladivostok: Dal'nevostochnyj universitet Publ., 1987. 182 p. (in Russian).
32. Luk A. N. Kontseptual'naya matritsa veka [Conceptual matrix of the century]. Psi-khologiya protsessov khudozhestvennogo tvorchestva [Psychology of artistic creation processes]. Leningrad: Nauka Publ., 1980. pp. 259-261 (in Russian).
33. Tsiv'yan T. V. Oppozitsiya muzhskoj/zhen-skij i ee klassifitsiruyushchaya rol' v modeli mira [The male/female opposition and its classificating role in model of the world]. Ehtnicheskie stereotipy muzhskogo i zhen-
skogo povedeniya [Ethnic stereotypes of male and female behavior]. St. Petersburg: Nauka Publ., 1991, pp. 77-91 (in Russian).
34. Cheboksarov N. N., Cheboksarova I. A. Narody. Rasy. Kul 'tury [Peoples. Races. Cultures]. Moscow: Nauka Publ., 1985. 271 p. (in Russian).
35. Hatten R. S. Interpreting musical Gestures, Topics and Tropes: Mozart, Beethoven, Schubert. Bloomington: Indiana university press, 2004. 358 p.
36. Tsaregradskaya T. V. K probleme "telesnos-ti" v sovremennoj muzykal'noj kul'ture:
0 kontseptsii muzykal'nogo zhesta [To the problem of "corporeality" in modern musical culture: about the concept of musical gesture]. Khudozhestvennaya kul'tura -Art & Culture Studies, 2016, no. 2 (18). Available at: http://sias.ru/publications/mag-azines/kultura/2016-2-18/yazyki/5042.html (accessed: 29 March 2018) (in Russian).
37. Tsaregradskaya T. V. Muzykal'nyj zhest v prostranstve sovremennoj kompozitsii [Musical gesture in the space of modern composition]. Moscow: Kompozitor Publ., 2018. 364 p. (in Russian).
38. Lotman Yu. M. Vnutri myslyashchikh mirov. Chelovek - tekst - semiosfera - istoriya [Inside the thinking worlds. Man - text - se-miosphere - history]. Moscow: Yazyki rus-skoj kul'tury Publ., 1999. 464 p. (in Russian).
39. Biriukov Yu. Kak mne dorogi podmos-kovnye vechera... ["How dear to me, all these Moscow Suburban Nights."]. Rodina, 2006, no. 7, pp. 116-118 (in Russian).
40. Nikolaeva E. V. Mifologicheskie predstav-leniya kak osnovnye mirovozzrencheskie konstanty, opredelyayushchie soderzhanie otechestvennogo muzykal'nogo obrazovani-ya v period yazychestva [Mythological ideas as the main world views constants that determine the content of domestic music education in the period of paganism]. Vestnik kafedry UNESCO "Muzykal'noe iskusstvo
1 obrazovanie" - Bulletin of the UNESCO Chair "Musical Art and Education"], 2013, no. 4, pp. 139-153 (in Russian).
41. Toropova A. V Homo Musicus v zerkale muzykal'no-psikhologicheskoj i muzykal'no-pedagogicheskoj antropologii [Homo Musicus in the mirror of musical-psychological and
musical-pedagogical anthropology]. Moscow: Graf-Press, 2008. 288 p. (in Russian).
42. Nikolaeva E. V. Etnokul'turnyj podkhod k izucheniyu detskikh pesen narodov mira na urokakh muzyki v nachal'noj shkole [Ethnocultural approach to the study of children's songs of the peoples of the world in music lessons in elementary school]. Vest-nik kafedry UNESCO "Muzykal'noe iskusst-vo i obrazovanie" - Bulletin of the UNESCO
Chair "Musical Art and Education ", 2017, no. 3 (19), pp. 160-176 (in Russian).
43. Iofis B. R. Fol'klornoe intonirovanie kak so-chinenie muzyki: pedagogicheskij aspect [Folklore intonating as composing of music: pedagogical aspect]. Vestnik kafedry UNESCO "Muzykal'noe iskusstvo i obrazovanie" - Bulletin of the UNESCO Chair "Musical Art and Education", 2013, no. 1, pp. 77-82 (in Russian).
Статья поступила в редакцию 04.09.2018. The article was received on 04.09.2018.
Алкон Елена Мееровна, доктор искусствоведения, профессор, профессор кафедры теории музыки e-mail: [email protected]
Российская академия музыки им. Гнесиных,
ул. Поварская, д. 30-36, Москва, Российская Федерация, 121069
Elena M. Alkon, Doctor of Fine Arts, Professor, Professor of Music Theory Department
e-mail: [email protected]
Gnesin Russian Academy of Music (RGMA),
Povarskaya Street, 30-36, Moscow, Russian Federation, 121069
119
