CC BY
10УДК 343.102(09)
ББК 67.410.212-1
doi: 10.25724/VAMVD.XNOP
А. И. Мелихов
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ИСТОКИ
ОПЕРАТИВНО-РАЗЫСКНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПОЛИЦИИ
КАК СРЕДСТВА ОБЕСПЕЧЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ В ОБЩЕСТВЕ
Деятельность по негласному познанию преступных и общественно опасных тайн членов общества прошла многотысячелетний путь от семейного, общественного и религиозного надзора к государственному институту оперативно-разыскной деятельности органов внутренних дел (ОРД ОВД) как объективно необходимой, научно обоснованной деятельности во благо общества. Прообразом ОРД ОВД на ранних общинных стадиях развития человечества является универсальная человеческая деятельность, объективно возникающая в целях обеспечения удовлетворения витальных потребностей человека и общества в самосохранении, самовоспроизводстве и самоподдержании, осуществляемая со стороны старших членов общества, служителей мистических культов, неродственного соседского окружения и носителей общинной власти в опосредованной от них мистическими силами форме негласного надзора и контроля за обществом, заключающаяся в познании, анализе и реализации полученной информации относительно общественно опасных замыслов и деятельности членов общества и их сообществ в прошлом, будущем и настоящем. Государственный уголовный сыск возникает уже позже в открытых обществах — крупных городах с целью познания, в первую очередь, преступных замыслов людей, вырванных из системы семейного, общинного и религиозного контроля внутреннего мира закрытых сельских обществ и небольших городов.
Ключевые слова: безопасность как обеспечение потребностей самосохранения, самовоспроизводства и самоподдержания; оперативно-разыскная деятельность; негласный надзор и контроль; замысел.
A. I. Melikhov
ANTHROPOLOGICAL ORIGINS OF THE OPERATIONAL-SEARCH ACTIVITY
OF THE POLICE AS A MEANS OF ENSURING SECURITY IN SOCIETY
Activities on the tacit knowledge of criminal and socially dangerous secrets of society members have passed many thousands of years from family, public and religious supervision to the state institution of operational-search activities of the Department of Internal Affairs as an objectively necessary, scientifically grounded activity for the benefit of society. The prototype of the operational-search activities of the Department of Internal Affairs at the early community stages of human development is universal human activity, objectively arising in order to ensure the satisfaction of the vital needs of a person and society in self-preservation, self-reproduction and self-support, carried out by senior members of society, ministers of mystical cults, and an unrelated neighborhood environment and holders of communal power in the form of covert supervision and control over society mediated from them by mystical forces, which consists in the cognition, analysis and implementation of the information received regarding socially dangerous plans and activities of members of society and their communities in the past, future and present. State criminal investigation appears later in open societies — large cities with the aim of learning, first of all, the criminal designs of people torn from the system of family, community and religious control of the inner world of closed rural societies and small towns.
Key words: security as meeting the needs of self-preservation, self-reproduction and self-maintenance; operational search activity; covert supervision and control; idea.
В основе исторических исследований оперативно-разыскной деятельности (далее — ОРД) лежит поиск методов современной ОРД в деятельности разных государственных органов, что привело к смешению логики исторических причин возникновения разведывательной, контрразведывательной и иных видов военной деятельности с ОРД полицейских органов. Вместе с тем ОРД полиции, в основном, всегда отводилась вторичная роль, производная от военного искусства, приемов войны, демилитаризованных для гражданских целей.
В формирующемся сейчас полицейском праве указывают на более древние истоки полицейских функций, направленных на обеспечение внутренней безопасности общества, а потому историю ее ведут с догосударственного периода, когда подавление энтропийных проявлений общества осуществлялось силами самого общества, посредством семейных, общинных и религиозных институтов.
Позиция и тех и других ученых совершенно обоснована, поскольку при единой цели — обеспечение национальной безопасности — у них разные зоны ответственности, а следовательно, разный характер отражаемых угроз и источников опасности и их пространственное нахождение относительно охраняемой социальной системы — нации.
Однако в аспекте исследования истории ОРД органов внутренних дел (далее — ОВД) нам представляется более правильной позиция ученых, ведущих историю полицейских функций с догосу-дарственного и доправового периода развития человечества. Поскольку, как показывают исследования истории ОРД, государственный сыск первоначально направлен на обеспечение безопасности власти и расширения сферы ее влияния на общество. Лишь обезопасив власть от внешних и внутриполитических угроз, институт государственного сыска начинает работать на обеспечение безопасности населения в крупных городах.
Сущностный подход к ОРД как средству обеспечения безопасности в форме негласного надзора и контроля за источниками опасности, а также как одному из видов полицейской деятельности значительно расширяет историю ОРД, обогащая ее современное содержание и потенциал.
Как справедливо утверждает ведущий российский криминолог Ю. М. Антонян, первобытная культура — то наследство, от которого человечество никогда не избавится, поскольку личность в филогенетическом плане формируется именно в ней [1, с. 56]. Поэтому корни многих современ-
ных государственно-правовых институтов, в том числе национальной безопасности, оперативно-разыскной деятельности и уголовного процесса, следует искать именно в этом периоде.
Первоначально предметом истории являются закрытые социальные системы — племена, общины и т. п. Можно определить следующие различия между скрытым познанием тайного в закрытых и открытых социальных системах, что воплощается в противопоставлении цивилизации и «общин», «деревни» [2, с. 20—31]. Если в «закрытых обществах» содержание человеческого подсознательного не является тайной, поскольку человек живет в семье, общине, окруженный как минимум тремя-четырьмя старшими поколениями и религиозными институтами, то, что мы называем цивилизацией (а по сути дела «городом» или обществом открытого типа), предполагает наличие внутреннего мира человека, не контролируемого ни старшими поколениями, ни представителями религии, что обусловливает появление в городах государственного сыска, нацеленного на познание, прежде всего, преступных замыслов людей, вырванных из системы семейного, общинного и религиозного контроля внутреннего мира.
Открытые и закрытые общества в информационном плане очень сильно отличаются. Если в «закрытых» обществах большинство его членов обладают полным, целостным мировоззрением, в том числе в аспекте обеспечения безопасности, поскольку охватывались все этапы человеческой жизни (что позволяло ему осуществлять индивидуальное прогнозирование) и все сферы человеческой деятельности, то в «открытых» городских обществах человек обладает фрагментарным мышлением, обусловленным сложным разделением труда и разрывом связей с предыдущими поколениями, что делает затруднительным осмысление прогноза его жизни в плане его самосохранения. Поэтому если в закрытых обществах человек более ответственен за свое самосохранение, а коллективная безопасность обеспечивается всеми членами общества, то в открытых обществах, существующих, как правило, в государственной форме, выполнение этих витальных функций приобретает профессиональный характер.
Необходимо отметить, что институты негласного контроля в целях обеспечения коллективной безопасности универсальны для истории всего человечества, однако имеют значимые национальные особенности его становления.
Институциональное изучение требует выявления ментальных особенностей общества, в кото-
ром они существуют, поскольку у каждого общества и государства свой путь к устойчивому развитию, зависящий в том числе от природных условий их существования: климата, островного или материкового расположения и др.
Так, первыми «оперативниками-этологами», наблюдавшими за поведением людей в их естественной среде в южных материковых европейских государствах с ровным климатом, вероятнее всего, были члены общины, непригодные для охоты, собирательства и других витальных нужд в силу старости или немощности, что, впрочем, не отрицало их богатого жизненного опыта как «старейшин». Избыточный продукт позволял общине не избавляться от них, а направлять их усилия на удовлетворение вторичных нужд или не задействовать их вообще, что дало им много свободного времени и возможность наблюдения за повседневной жизнью племени и окружающей природой.
Постепенно повседневные наблюдения первых этологов, пройдя через личные нужды опытного и наблюдательного, но слабого члена общины, стали облекаться в бихевиоризм обрядов, направленных на преодоление природного эгоизма человека и сублимацию его сознательных и подсознательных потребностей в общественно полезные действия, являющиеся источником энергии каждого объединения людей.
Таким образом, институт принесения жертв помогал преодолевать природный эгоизм, перераспределять материальные средства и тем самым обеспечивать стабильность общества. В северных странах шаманы, колдуны, как правило, живут удаленно, что обеспечивает негласность их повседневности. Их целевая (познавательная) деятельность густо завуалирована мелочами церемоний и обрядов, позволяющих негласно наблюдать за членами общины.
Многие деяния членов общины во имя обеспечения ее самосохранения являлись в современном понимании нарушением прав человека (например, насильственное перераспределение благ, некоторые методы воспитательной и образовательной работы с подрастающим поколением и т. п.). Эти поступки были аморальны с позиции современной личности, но они были урегулированы, т. е. осуществлялись согласно иерархии и обрядам, для подавления эгоистических энтропийных угроз в целях обеспечения внутренней безопасности общины, поскольку «...первобытная религия... есть мера предосторожности против опасности, которой подвергаются, как только начинают думать, опасности, состоящей в том, чтобы думать только о себе.
Это, стало быть, действительно защитная реакция природы против ума» [3, с. 132]. Таким образом, уже в реликтовых обществах существует традиция регулирования поступков, совершаемых в интересах коллективной безопасности, но представляющихся аморальными в отношении человека.
Шаман, как знаток повседневности общины и человеческой природы, в том числе его «духа» — подсознательного, — смог путем коммуникаций с властью сильных воплотить свои знания о человеке и обществе в личную власть, разделил влияние в общине на власть сильных (вождя племени) и власть знаний, тем самым усложнив саму природу власти.
Именно религиозные, а для этого этапа правильнее будет сказать — магические, инструменты обрядов, предсказаний, духов, разговоров с мертвыми вуалировали скрытое познание общества и человека в целях их контроля и управления. В механизм обеспечения безопасности общины вводятся новые субъекты — духи природы, обладающие загадочной силой, однако примитивное развитие абстрактного мышления у рядовых членов общины потребовало визуализации духов — они вселяются в шаманов, колдунов и доносят до людей свою волю. Другой способ визуализации — призвание мертвых предков, которые, с одной стороны, легко воспроизводятся в сознании людей, их знавших, а с другой — являются символом своей прошедшей жизни и обладают определенным посмертным авторитетом в общине, а следовательно, могут быть использованы для обеспечения безопасности и управляемости общины. Мертвые предки становятся символами общественно полезного поведения с целью ассоциации их поведения в прошлом с поведением их потомков в настоящем1.
Помимо опосредованного рупора власти «мертвые» играли и активную роль в познании тайного в общине. Согласно данным объективной психологии при встрече с новой опасностью человек впадает в состояние стресса, когда сознательная деятельность уступает место подсознательным и бессознательным реакциям на опасность (их три: бежать, защищаться, притворится мертвым). Наиболее слабые особи притворяются мертвыми, чтобы прийти в себя и в нужный момент убежать или напасть на противника; также это могло быть
1 «Мертвые... становятся особами, с которыми надо считаться. Они могут причинять вред. Они могут оказывать услуги... Люди станут воздерживаться от того, что может вызвать их раздражение. Они постараются завоевать их доверие. Будут придуманы тысячи способов заполучить, купить, даже обмануть их» [3, с. 145].
способом охоты. Действие данных механизмов обеспечения самосохранения мы во множестве встречаем в современной оперативно-разыскной практике [4].
В познании это стало стратегией поведения: «притворится мертвым» — значит уйти из мира живых, перестать общаться с ними, но не значит перестать слышать их. Практически во всех реликтовых культурах есть миф о существовании загробной жизни и возможности мертвых доносить через шаманов свою волю или информацию об их убийцах — живым.
«Мертвых» можно было использовать в качестве источника информации и в случае необходимости опосредованно донести до общины сведения, добытые шаманом, либо напротив — передать обращение членов общины к коллективной памяти за советом. Раскрытие преступления, например убийства, в результате осмотра трупа за-вуалировалось общением шамана с мертвым, который сообщал ему имя своего убийцы. Так же могла легендироваться информация, предоставленная сознательно или случайно первобытными «агентами». Внезапное придание огласке служителями культа тайных неблаговидных поступков своих сородичей не могло не вызывать у последних суеверного страха, что упрочняло власть шаманов и колдунов как знатоков внутреннего духовного мира человека.
Необходимо отметить, что шаманизм, колдовство и прочие манипулятивные инструменты тайной власти были не так характерны для отечественного национального менталитета. В частности, проживание в природных зонах с длительными зимами обусловило появление у народов, обитающих на территории России, длительного периода свободного времени, не направленного на производство материальных благ. Если в южных и северных цивилизациях свободное время было доступно только членам общины, не задействованным в ее жизнеобеспечении (выращивание круглогодичного урожая или, напротив, необходимость поиска пропитания путем собирательства круглый год), то в российской цивилизации, для которой характерен резкий перепад температур в смены времен года, обусловивший сбор одного урожая для употребления его в зимнее время, свободное время для наблюдения и познания было доступно всем обывателям.
Указанное время проводилось в кругу семьи, в пассивном наблюдении за поведением разных поколений, что обусловило более глубокий уровень знаний о природе человека, его психологии
и развивало такие национальные черты, как наблюдательность, внимательность, эмпатию. Неслучайно многие иностранцы из западных стран, попадая в Россию, не могут избавиться от чувства, что незнакомые окружающие сознательно за ними наблюдают. Таким образом, знания о природе человека и свободное время в отечественной мен-тальности были не привилегией отдельных членов общины или родственных групп, а передаваемым достоянием от старшего поколения к младшему посредством их негласного фонового обучения.
На примере русской деревни как типичного закрытого общества можно увидеть основы безопасности общины и негласного надзора за энтропийными проявлениями в нем и сознательной преступностью. Как отмечают исследователи, для русской деревни до периода коллективизации и других общенациональных потрясений «...обычным было состояние полной безопасности и душевного покоя» [5, с. 52], что говорит об эффективности действующей там системы обеспечения коллективной безопасности, обусловленной единым мировоззрением2, общественным, не личным самосудом как средством обеспечения неотвратимости наказания3, гласным и негласным внутрисемейным контролем4, контролем старшего поколения5, общественным контролем6, передачей
2 Эмоциональная, духовная взаимосвязь жителей каждой деревни была и средством их защиты от опасностей внешнего мира (А. П. Степанова, 1923; цит. по: [5, с. 44]).
3 «Однажды самосуд видела своими глазами, в детстве это было... Украл один мариец у нашего соседа телку, зарезал в лесу. Потом это раскрыли, нашли шкуру. Так вот эту шкуру надели на него и стали бить чем попало. Вот такой был суд! И вели его по всей деревне. И по шкуре, и по вору черви ползли, так как шкура уже портиться стала. Все видели в деревне этот самосуд. Били вора очень сильно. Помню, он еле шел. Не знаю, выжил или нет? Не помню. Но кражи — это был редчайший случай. Жили спокойно, не боялись никого. Не думали о том, что кто-то может нарушить наш покой. Даже ночью не закрывались» (Е. И. Маклакова, 1914; цит. по: [5, с. 52]).
4 «Я всегда подчинялся родителям, не разбираясь, прав отец или нет — но он отец. В основном ведь боялись отца. Поэтому дома как-то всегда царили мир и покой, не было ругани и ссор» (цит. по: [5, с. 123]).
5 Старики в деревне выполняли функции своеобразного общественного надзора. «А вот с какими почестями к старикам относились! Идет старик по деревне — лучше бы куда с дороги отвернуть. Поди не так поклонишься, или че не так оболочено. Всем еще из ребят строго наказывают и учат, как надо им кланяться, здороваться. Одним словом, почитали стариков и слушались. Уж слова не переставишь» (Е. И. Платунова, 1900; цит. по: [5, с. 153]).
Старики были очень внимательны ко всему, что происходило в деревне, формировали общественное мнение. Были очень внимательны к детям.
Уважительное отношение культивировалось не только к своим старикам (старшим в своей семье), но и вообще ко всем старым людям... «Стариков раньше почитали, все их спрашивали. ...Не только родителей, раньше всех старых людей почитали, здоровались со всеми, поперек слова не смели сказать. Как старик скажет, так и будет. Слушалася молодежь» (А. А. Опалева, 1915; цит. по: [5, с. 153]).
знаний, в том числе в области обеспечения самосохранения из поколения в поколение.
В рамках предмета нашего исследования интерес представляют субъекты негласного контроля, в качестве которых выступали: внутрисемейный контроль, соседский контроль, контроль старшего поколения и надзор «высших» сил7, в реальности выступавший одной из форм реализации контроля первых трех видов, с целью не столько соблюдения норм морали, сколько предотвращения внутреннего социального отчуждения нестабильных членов общества, затруднявшего контроль их внутреннего мира. Социопрограммирование и прогнозирование членов общества с целью обеспечения их индивидуальной и коллективной безопасности происходило посредством мистических примет, гаданий, знаков, необъяснимых происшествий.
В данной системе обеспечения безопасности можно выделить гласный и негласный надзор за повседневностью человека — его внешним миром, осуществляемый как внутри семьи, так и в общине; и гласный и негласный контроль за его внутренним миром.
Негласный надзор за внутренним миром человека осуществлялся более старшими и опытными членами общества на основе фундаментальных знаний о природе человека, получаемых посредством наблюдения психологических и физиологических реакций объекта наблюдения на события и действия. Указанный надзор осуществлялся в открытой форме, но был негласным для наблюдаемого, поскольку он не представлял объем ретранслируемой им окружающим информации о своих внутренних переживаниях. Второй вид негласного контроля был открытым и добровольным по форме для наблюдаемого, но негласным по форме реализации полученной информации.
Важной психологической особенностью человека является его потребность во внешней социальной оценке как своего внешнего выражения, так и внутреннего мира. Однако публичная демонстрация внутреннего мира является рискованной для его индивидуальной безопасности; семейное
6 Как ни странно, при такой открытости стеснялись зачастую соседей гораздо больше, чем сейчас. Общественное мнение было очень действенным. Неписаный кодекс поведения, крестьянской морали соблюдался скрупулезно. Не дай Бог в чем-нибудь его нарушить! (А. В. Кропанева, 1914; цит. по: [5, с. 45]).
«В кажном доме есть домовой, он хозяин дома. Следит он за порядком в доме, а если хозяева нерадивые, он их наказывает. А в бане живет домовой-банник. Не любит он, когда в бане ночью моются или пьяные. С домовым старались не ссориться, так как считалось, что он может настроить вещи против их хозяев, устроить падеж скотины и прочее» (Н. Ф. Ситников, 1926; цит. по: [5, с. 238—250]).
предание огласке своих скрытых сознательных и подсознательных переживаний входит в противоречие с семейным распределением традиционных ролей, что также небезопасно для самосохранения семьи, поэтому указанная потребность реализуется в закрытых обществах с помощью члена общины, не являющегося родственником8, а в открытых обществах — посредством незнакомых людей. Так, в частности, в западной культуре практикуется «беседа в баре», где человек рассказывает незнакомцу «свою историю» (по сути, историю своей жизни или интересного (неоднозначного) жизненного опыта).
Указанная психологическая особенность получила нормативное закрепление в христианском таинстве покаяния — исповеди священнослужителю, а в православной традиции трансформировавшаяся в институт «духовного отца», выбираемого из неродственного окружения [6, с. 141].
Таким образом, уже на ранних стадиях развития общества можно выделить психологические и ментальные основы наиболее распространенных методов современной ОРД, осуществляемых негласно в обществе — негласное наблюдение и агентурная работа.
Система обеспечения безопасности перечисленными выше внутриобщинными методами исторически является наиболее оптимальной в плане обеспечения внутренней безопасности закрытого человеческого сообщества, поскольку, согласно последним исследованиям биологов, естественный отбор происходил не на уровне индивида, а на уровне рода или племени [7]. Иными словами, группы с данной системой обеспечения самосохранения дожили до наших дней, а следовательно, указанные методы общества заслуживают воспроизводства в современных системах обеспечения безопасности.
Как мы видим, деятельность по негласному познанию преступных и общественно опасных тайн членов общества прошла многотысячелетний путь от общественного и религиозного надзора к государственному институту ОРД ОВД как «объективно необходимой, научно обоснованной деятельности во благо общества» [8, с. 4]. Прообразом ОРД ОВД является универсальная человеческая деятельность, объективно возникающая в целях обеспечения удовлетворения витальных потребностей человека и общества в самосохранении, самовопроизводстве и самоподдержании, осуще-
8 Среди множества соседей и приятелей друзей близких, закадычных и сердечных было не много. Им-то уж, как правило, открывали свою душу до донышка, говорили обо всем — что можно и что нельзя [5, с. 45].
ствляемая представителями старших поколений, служителями мистических культов, неродственн-ным окружением и носителями общинной власти в опосредованной от них форме негласного надзора и контроля за обществом, заключающаяся
1. Антонян Ю. М. Преступность в первобытном обществе // Научный портал МВД России. 2010. № 3 (11). С. 55—59.
2. Шкурин И. Ю. Основы логистической теории цивилизации. Москва: Спутник +, 2013. 109 с.
3. Бергсон А. Два источника морали и религии / пер. с фр., послесл. и примеч. А. Б. Гофмана. Москва: Канон, 1994. 384 с.
4. Скрыпников А. И., Зубрилова И. С. Психологическое обеспечение оперативно-служебной деятельности сотрудников органов внутренних дел: метод. пособие. Москва: ИМЦ ГУК МВД России, 2011. 141 с.
5. Бердинских В. Русская деревня: быт и нравы. Москва: ЛомоносовЪ, 2013. 272 с.
6. Домострой / изд. подгот.: В. В. Колесов, В. В. Рождественская. 3-е изд. Санкт-Петербург: Наука, 2007. 399 с.
7. Ридли М. Происхождение альтруизма и добродетели: от инстинктов к сотрудничеству / [пер. с англ. А. Чечиной]. Москва: Эксмо, 2013. 336 с.
8. Соловей Ю. П. О совершенствовании законодательного регулирования оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации // 15 лет Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности»: сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. (г. Омск, 9 ноября 2010 г.). Омск: Омск. юрид. ин-т, 2010. С. 3—8.
© Мелихов А. И., 2021
Мелихов Александр Иванович,
доцент кафедры конституционного и административного права Волгоградской академии МВД России, кандидат юридических наук, доцент; e-mail: [email protected]
в познании, анализе и реализации полученной информации относительно общественно опасных замыслов и деятельности членов общества и их сообществ в прошлом, будущем и настоящем.
1. Antonyan Yu. M. Crime in primitive society. Scientific portal of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 55—59, 2010 (in Russian).
2. Shkurin I. Yu. Foundations of the logistic theory of civilization. Moscow: Sputnik +; 2013: 109 (in Russian).
3. Bergson A. Two sources of morality and religion. Translation from French, afterword and notes by A. B. Hoffman. Moscow: Canon; 1994: 384 (in Russian).
4. Skrypnikov A. I., Zubrilova I. S. Psychological support of operational and service activities of employees of internal affairs bodies. Manual. Moscow: IMTS GUK of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation; 2011: 141 (in Russian).
5. Berdinskikh V. Russian village: life and customs. Moscow: Lomonosov; 2013: 272 (in Russian).
6. Domostroy. Prepared by V. V. Kolesov, V. V. Rozhdestvenskaya. 3rd ed. Saint Petersburg: Nauka; 2007: 399 (in Russian).
7. Ridley M. The origin of altruism and virtue: from instincts to cooperation. [Translation from English A. Chechina]. Moscow: Eksmo; 2013: 336 (in Russian).
8. Solovey Yu. P. On improving the legislative regulation of operational-search activity in the Russian Federation. In: 15 years of the Federal law "On operational-search activity". Collection of materials of the All-Russian scientific and practical conference, 9 November 2010, Omsk. Omsk: Omsk Law Institute; 2010: 3—8 (in Russian).
© Melikhov A. I., 2021
Melikhov Alexander Ivanovich,
associate professor at the department of constitutional and administrative law of the Volgograd academy of the Ministry of the Interior of Russia, candidate of juridical sciences, docent; e-mail: [email protected]
* * *
