CC BY
41
ББК 81.2-35 83 YAK 811.111 '42
Ю.С. ГАВРИКОВА
Y.S. GAVRIKOVA
АНТИУТОПИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОЙ КОМПЕТЕНУИИ
DYSTOPIA IN TERMS OF INTERTEXTUAL COMPETENCE
Одной из особенностей современного текстового пространства является взаимодействие различных текстов между собой, что обусловлено феноменом интертекстуальности. Данное явление предъявляет к современному читателю повышенные требования в виде интертекстуальной компетенции, которая предполагает знание большого количества текстов и умения ими оперировать. В данной статье рассматриваются антиутопии, так как для произведений этого жанра характерна высокая интертекстуальная насыщенность.
One of the peculiarities of the modern textual world is a great number of textual interactions, which is conditioned by the phenomenon of intertextuality. This phenomenon makes high demands to the modern reader requiring his intertextual competence which consists in knowing and being able to operate a great number of texts. This article deals with dystopian literature as this genre is characterized by high intertextual intensity.
Ключевые слова: интертекстуальность, интертекстуальная компетенция, антиутопия, межтекстовые взаимодействия, претекст.
Key words: intertextuality, intertextual competence, dystopia, intertextual interactions, pre-text.
Явление интертекстуальности осуществляет связь между текстами. Интертекстуальность выполняет, наряду с другими, функцию уточнения и дополнения информации. Таким образом, читатель, сумевший найти, раскодировать и корректно проинтерпретировать все интертекстуальные отсылки, несомненно, более полно понимает текст, чем тот, которому это удалось не полностью или вообще не удалось. Как отмечает Сугоняева Л.П., использование в речи прецедентных текстов - показатель уровня языковой личности [3, с. 112]. На самом деле стопроцентное точное вычленение и интерпретирование маркеров интертекстуальности происходит не так уж часто. Как правило, даже очень начитанный человек может упустить некоторые маркеры, просто не заметив их. Чаще всего это происходит с аллюзиями, так как аллюзия это всего лишь намёк на претекст, в большинстве случаев неатрибутируемый, т.е. без указания источника. Реже всего это происходит с цитатами, так как цитаты практически всегда выделены графически, например кавычками или курсивом, и нередко после цитаты имеет место ссылка на текст-источник.
То, насколько точно и полно читатель интерпретирует замеченные им интертекстуальные маркеры, да и сам факт вычленения маркеров в тексте, определяется так называемой интертекстуальной или межтекстовой компетенцией. За счёт неё читатель оказывается «подключенным» к мировой культуре. Интертекстуальная компетенция позволяет читателю «узнавать цитаты не только в смысле формальной констатации их наличия, но и в смысле содержательной их идентификации» [2, с. 354]. Для формирования ассоциаций, без которых тот или иной текст не может быть означен, может понадобиться актуализация любого (самого неожиданного) набора культурных кодов: «мы имеем дело с текстами, которые включают в себя цитаты из других текстов, и знание о предшествующих текстах является необходимым условием для восприятия нового текста», т.е. потенциальный читатель должен быть носителем своего рода «интертекстуальной энциклопедии» [4, с. 476].
Таким образом, интертекстуальная компетенция включает в себя два аспекта - информационный, поскольку она определяет набор текстов, с которыми читатель знаком, и процессуальный, поскольку эти тексты должны не просто храниться в памяти читателя, но и выступать средством активной интерпретации новых текстов.
В исследуемом нами жанре антиутопии можно найти различные виды интертекстуальных феноменов. Кроме того, для антиутопии характерна высокая степень насыщенности межтекстовыми взаимодействиями, что можно отметить как особенность жанра. Антиутопия обращается как к широко известным прецедентным текстам, которые обладают ценностью для широкого круга людей, то есть к таким, которые являются значимыми для культуры в целом и чей срок жизни превышает, зачастую многократно, продолжительность жизни одного поколения, так и к менее известным, что обусловлено философско-социальной проблематикой произведений. Обращает на себя внимание ещё и тот факт, что реализация интертекстуальных взаимодействий между утопией как заимствующим текстом и претекстами осуществляется весьма широким спектром способов: цитаты, аллюзии, реминисценции, пародии, слова с особыми коннотациями, краткое изложение, парафраз, пересказ, осмеяние и т.п.
Ранее созданные тексты притягивают к себе вновь создаваемые, проявляясь в них различными способами (маркерами интертекстуальности). Знание претекстов обеспечивает интертекстуальную компетенцию. С точки зрения интертекстуальной компетенции маркеры межтекстовых взаимодействий можно классифицировать по сложности их вычленения и трактовки, а, соответственно, и с точки зрения необходимой глубины и широты знаний прецедентных текстов и прочих текстов-источников. Нам представляется целесообразным выделить три вида маркеров.
Первый вид маркеров - это маркеры, для идентификации и интерпретации которых требуется минимальная (или даже нулевая) интертекстуальная компетенция. Это имеет место быть, например, в случае с цитатами как маркерами интертекстуальности. Особенно ярко это проявляется в атрибутированных цитатах. Когда с одной стороны, цитата выделена графически, следовательно, читателю не надо прилагать особых усилий для её идентификации. А с другой стороны, вся необходимая информация из претекста содержится тут же в представленной цитате, и читателю нет особой необходимости знать или знакомиться непосредственно с претекстом. Рассмотрим следующий пример:
...the book was called The Complete Works of William Shakespeare...
He opened the book at random.
Nay, but to live
In the rank sweat of an enseamed bed,
Stew'd in corruption, honeying and making love
Over the nasty sty... [5, c. 202].
Автор мало того, что напрямую указывает читателю, что приводимая ниже цитата принадлежит произведению У. Шекспира, он ещё и приводит её дословно, соответственно оформляя её графически. Таким образом, читателю не представляет особого труда идентифицировать и интерпретировать данное интертекстуальное включение.
Второй вид маркеров - это маркеры, для идентификации которых опять же не требуется особых усилий, а вот для их адекватного понимания необходимо более глубокое знакомство с претекстом. Такую ситуацию мы чаще всего можем наблюдать в случае с маркерами межтекстовых взаимодействий, атрибутированных или с не слишком сильно затемненной атрибуцией. Читатель находит их по каким-то ссылкам оставленным автором, но для их понимания ему необходимо использовать не только информацию, содержащуюся в читаемом тексте, но и собственную интертекстуальную компетенцию. Зачастую маркеры можно отнести к данной группе не столько по задумке автора, сколько по личному восприятию читателя. Ощущение типа «я где-то это уже слышал» или «кажется, об этом же говорилось у Шекспира» и позволяют иногда отнести конкретный маркер к данному типу.
The penance of Tribulation that had been put upon the world must be worked out, the long climb faithfully retraced, and, at last, if the temptations by the way were resisted, there would be the reward of forgiveness-the restoration of the Golden Age. Such penances had been sent before: the expulsion from Eden, the Flood, pestilences, the destruction of the Cities of the Plain, the Captivity. Tribulation had been another such punishment, but the greatest of all: it must, when it struck, have been like a combination of all these disasters [7, c. 34].
В данном отрывке используется лексика, характерная для религиозного дискурса: Tribulation, Golden Age, Eden, Flood. Данные слова являются в некотором роде подсказками для читателя, что прецедентным текстом являются библейские легенды. Для дальнейшей интерпретации маркеров читателю необходимо быть знакомым с конкретными историями, в частности знать, что все они, так или иначе, связаны с потерей человеком божественной благодати, по причине его непослушания, и последующего наказания.
Третий же вид маркеров требует от читателя особенно высокой интертекстуальной компетенции, так как их в одинаковой степени сложно найти и понять. Например, ничто, кроме самого содержания маркера не указывает на то, что под описанием в следующем отрывке из «Скотного двора» скрывается аллюзия на образ Брежнева.
When they were all gathered together Napoleon emerged from the farmhouse, wearing both his medals (for he had recently awarded himself 'Animal Hero, First Class' and 'Animal Hero, Second Class'), with his nine huge dogs frisking round him and uttering growls that sent shivers down all the animals' spines [6, c. 340].
Это справедливо и для сцены, в которой Наполеон решает заменить гимн «Звери Англии» на новый под названием «Товарищ Наполеон» так же, как в своё время Сталин заменил «Интернационал» широко известным «Гимном Советского Союза».
Не каждый читатель узнает в лошади Боксере из того же произведения, жившего под девизом: «I will work harder» пародию на стахановское движение, распространённое некогда в СССР.
Сложность идентификации и декодирования интертекстуального маркера зависит, ко всему прочему, ещё и от степени прецедентности текста-источника. Очевидно, что ссылку на текст, являющийся общекультурной ценностью, и, соответственно знакомый большинству людей, легче обнаружить, чем ссылку на текст, прецедентный для определённой социальной группы, особенно, если читатель к этой группе не относится.
К третьему типу интертекстуальных включений относятся также интекст-цитатные имена, т.е. имена героев, названия географических объектов и т.п., посредством которых осуществляются реминисцентные связи с другими текстами. Для того чтобы опознать имя как интекст-цитатное, нужно одновременно обнаружить и понять данное интертекстуальное включение, тогда как в случае с первым и вторым видом межтекстовых взаимодействий эти два процесса могут происходить последовательно.
Для того чтобы оценить антиутопию с точки зрения интертекстуальной компетенции, нужно пройти два этапа.
Во-первых, определить общий коэффициент интертекстуальной плотности для каждого произведения, вывести среднюю величину прокомментировать полученный результат. Коэффициент интертекстуальной плотности (коэффициент интертекстуальности) - это численный критерий для определения интертекстуальной насыщенности, предложенный Марченко Т.В., отражающий частотность актуализации интертекстуальных включений в текстовом пространстве [1, с. 90]. Коэффициент интертекстуальности рассчитывается по следующей формуле -
Кинт=N: P ,
где N - это количество интекстов во всем тексте, Р - количество страниц.
Во-вторых, необходимо определить соотношение типов интертекстуальных маркеров первого, второго и третьего типа. В следующей таблице будут представлены необходимые данные:
Кол-во Кол-во Кол-во
Произведение интекстов интекстов интекстов Коэффициент
1-го типа 2-го типа 3-го типа
«Скотный двор» 0 45 81 2,6
«Обезьяна и сущность» 20 123 212 1,26
«451 градус по Фаренгейту» 20 104 43 0,67
«О дивный новый мир» 28 116 150 0,8
«Исповедь служанки» 24 69 111 0,53
«Хризалиды» 1 73 70 0,62
«1984» 10 90 137 0,5
«Утопия-14» 30 51 68 0,36
«Конец вечности» 3 25 40 0,27
ИТОГО 105 672 892 0,8
Итак, мы можем видеть, что средний коэффициент интертекстуальной плотности в антиутопиях составляет 0,8 (при мин. знач. - 0,26, макс. знач. 2,6), то есть практически на каждую страницу текста приходится одно новое интертекстуальное включение. Если бы нами проводился учёт и повторяющихся интекстов, то результат был бы ещё выше. Немаловажно и то, что парадигматические включения типа пародии или вариаций на тему могут сами по себе распространяться на несколько страниц и даже весь текст в целом. Таким образом, первый критерий указывает на то, что для адекватного понимания задумки автора антиутопии, читателю необходимо обладать обширным запасом знания прецедентных текстов, умением вычленять «чужое» в тексте и соотносить его с имеющимися знаниями.
Рассмотрение антиутопии по второму критерию приводит к аналогичному выводу, поскольку превалирующими типами интертекстуальных маркеров являются второй и третий, а маркеры межтекстовых взаимодействий первого типа встречаются значительно реже.
Литература
1. Марченко, Т.В. Манипулятивный потенциал интертекстуальных включений в современном политическом дискурсе [Текст] : дис. ... канд. фил. наук / Т.В. Марченко. -Ставрополь, 2007. - 255 с.
2. Постмодернизм. Энциклопедия [Текст] / сост. и науч. ред. : А.А. Грицанов, М.А. Мо-жейко. - Минск : Интерпрессервис ; Книжный Дом, 2001. - 1040 с.
3. Сугоняева, Л.П. Роль прецедентных текстов в формировании языковой личности [Текст] : межвуз. сборник научных трудов / Л.П. Сугоняева // Коммуникативные исследования. - 2004. - Воронеж : Истоки, 2005. - С. 111-114.
4. Эко, У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста [Текст] / У. Эко ; пер. с англ. и итал. С.Д. Серебряного. - СПб. : Симпозиум, 2005. - 502 с.
5. Huxley, O. Brave new world [Text] / O. Huxley. - Harper Perennial Modern Classics, 1998. -P. 268.
6. Orwell, G. Nineteen eighty four. Animal farm [Text] / G. Orwell. - Harcourt, 1974. - P. 385.
7. Wyndham, J. Chrysalides [Text] / J. Wyndham. - Harper Perennial Modern Classics, 2006. -P. 176.
