CC BY
21
КУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ И ЯВЛЕНИЯ
АНТИНОМИЧНОСТЬ КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ДИАЛОГА И СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ
Вячеслав Александрович РЕМИЗОВ,
доктор культурологии, профессор, эксперт Управления научной работы Московского государственного института культуры, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, Москва, Россия
e-mail: [email protected]
Марина Александровна АРАКЕЛЯН,
кандидат исторических наук, доцент кафедры философии, истории и культурологии гуманитарного факультета Академии гражданской защиты Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий, Москва, Россия
e-mail: [email protected]
Авторы фиксируют современные тренды культурно-цивилизационных процессов в диалогических проекциях, осуществляющихся через «удержание противоречий» (антиномичность). В статье предлагается трёхтиповая модель современного мирового цивилизационного процесса: модель потребительского общества; модель социально ориентированного социума и модель религиозно ориентированного цивилизационного сообщества. Предметом основного анализа выступает цивилизационная реальность России, которая характеризуется как «диалог в диалоге» всех трёх линий цивилизационного развития в зависимости от формирования «диалогических пар». Позиция авторов сводится к тому, что в современном мире фиксируется новое «осевое время» истории, в ходе которого идёт как историко-культурный «отбор» цивилизационных черт внутри ведущих цивилизационно-общественных систем, так и складывается мировой тренд цивилизационного процесса, что фиксируется в «духе цивилизации», когда культура «сдвигается в центр» развития, когда развитие идёт через «уплотнение драматургического значения» диалогических противоречий.
Ключевые слова: цивилизация, культура, диалог, цивилизационный тип, цивилизационная модель, «дух цивилизации», антиномичность.
ANTINOMICITY OF CULTURALLY CIVILIZED DIALOGUE AND THE MODERN RUSSIA
Vyacheslav A. Remizov, Full Doctor of Cultural Studies, Professor,
expert of the Department of Scientific Work, the Moscow State Institute of Culture,
Honored Worker of Higher School of the Russian Federation, Moscow, Russia
e-mail: [email protected]
Marina A. Arakelyan, Ph.D. (History), Associate Professor of Philosophy, History and Cultural Studies, the Faculty of Humanities, the Academy of Civil Defence Ministry of the Russian Federation for Civil Defense, Emergencies and Elimination of Consequences of Natural Disasters, Moscow, Russia
e-mail: [email protected]
The authors fix in the modern world the trends of culturally civilized processes in the dialogical projections, which determine their development through the dynamics of "keeping contradictions" (antinomicity). The article proposes a three type model of the modern civilizational process: a model of consumer society; a model of socially oriented society and a model of religiously oriented civilizational community. The subject of the main analysis is the civilizational reality of Russia, which is characterized as a "dialogue in dialogue" of all three lines of the civilizational process, depending on the formation of "dialogical pairs". The essence of the article boils down to the fact that in the modern world is fixed "new axial time of history", during which there is a historical and cultural "selection" of civilizational features within the leading social systems, and develops a global trend of the civilizational process, which is fixed in the "spirit of civilization", when culture "moves to the center" of development.
Keywords: civilization, culture, dialogue, civilizational type, civilizational model, "spirit of civilization".
Культурный диалог можно трактовать в качестве взаимодейственного процесса «реализации бытия культуры» (Ю. В. Осокин), инструментальной единицы культурного процесса и культурной динамики. Отсюда культурный диалог можно типологизировать либо как линейный или муль-тилинейный, эволюционно прогрессирующий процесс, либо как циклический (О. Шпенглер, Н. Я. Данилевский, А. Тойнби, А.-Л. Крёбер, П. А. Сорокин). В постмодернистской парадигме его характеризуют вне роста, развития, целенаправленного распространения, как «ризому» -беспорядочное распространение вне направленности и регулятивности.
В синергетическом ракурсе диалог ассоциируется с уникальностью, непредсказуемостью, неустойчивостью, нелинейностью - «бифур-кационностью». Существуют также объяснения специфики культурного диалога, исходя из процессов обмена информацией и энергией между социальными системами или внутри социальной системы (Т. Парсонс, А. Моль).
Диалоги можно подразделить на диффузные, интеграционные, взаимоисключающие и антиномичные. Это вытекает из закономерного характера диалектического разрешения противоречий. Как известно, их
разрешение сводится к четырём основным типам: изменения, связанные с количественно-качественными «мутациями»; со структурными коллизиями; с трансформационными «передвижениями» и с феноменом «удержания противоречий». Последний и порождает антиномичность противоречий диалогических взаимоотношений, в частности процессах культурно-цивилизационных диалогов.
Если исходить из теорий «гаджетовой эпохи», «кибернетического сознания», то можно констатировать, что антиномичность диалогов в культуре становится доминирующей, «как поведение (культурной) системы, представляющей последовательность её состояний во времени» [15, с. 298].
Более того, в современном глобализирующемся мире усиливаются диалогические константы. Они формируют целое диалогическое поле, которое можно структурировать на ряд сфер: сфера языка; сфера ценностей: ориентантов и коррелянтов, целеполагания; сфера смыслов жизнедействия и сфера «мемов» культуры, захватывающая интересы, традиции, ритуалы, символы и знаки. Всё это побуждает в исследовательской работе обращаться не только к рациональным теоретическим формулировкам, но и к формату научной эссеистики, которая придаёт культурологическому дискурсу факторность.
Обратим прежде всего внимание на сферу языка, ибо язык, как знаково-мыслительная форма человеческого сознания, составляет, как известно, ядро духовной культуры общества (личности). В то же время язык - это своеобразная «знаковая матрица» смыслов. В наши дни наблюдаются попытки противопоставить в культурной диалогической реальности две языковые системы: латиницу и кириллицу. В условиях набирающей силу русофобии предпринимаются попытки суждений о том, что якобы в «схватке цивилизаций» кириллица утрачивает своё значение, поскольку она не соответствует «гаджетовому» сознанию XXI века, что латиница «выигрывает» в языковой конкуренции как наиболее рациональная, устойчивая в своём значении, будучи питательной средой всех современных лауреатов Нобелевской премии во всех отраслях научного знания. Такие мысли прозвучали, например, на недавно проведённой в Париже международной научной конференции «Брендинг как коммуникативная технология XXI века» (18-21 марта 2019 года). К сожалению, и на последнем Профессорском форуме «Наука. Образование. Регионы» (февраль 2019 года) из уст отдельных руководителей научно-исследовательских подразделений звучала мысль о том, что в целях актуализации науки нам необходимо не только знать английский язык, но и учиться «мыслить на этом языке».
Думается, что всё же мы должны мыслить на языке А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Д. И. Менделеева, И. П. Павлова,
И. М. Сеченова, П. Л. Капицы, С. П. Королёва, Ж. И. Алферова. А вот знать английский язык необходимо, ибо значительный поток информации сегодня функционирует в мире в данном формате. Но богатый, гибкий, многосторонний, структуризированный и постоянно совершенствуемый, развивающийся русский язык не перестаёт быть одним из уникальных инструментов познания мира, поскольку доказывал и доказывает свою инновационность во всех сферах анализа современной цивилизованной реальности. Очевидно, что его возможности определяются тем, что в нём аккумулировано богатство и языков Севера, и языков Юга, и языков Запада, и языков Востока.
Конечно, в глобальном языковом диалоге русский язык вновь, как и прежде, обогащается и наращивает свои возможности отражения, познания и преобразования реальности: от бытовой практики до теоретического анализа. Как заметили лингвисты, русские бабушки в деревнях уже используют в своей речи модифицированное английское «океюшки», а в гуманитарную науку введено понятие «имиджелогия», мы уже без внутреннего перевода манипулируем словами «тренд», «мерчандайзер», «девелопмент», «диджей», «спичмейкер» и т.п. Русский язык «отбирает» для себя из английского необходимое, а остальное отсеивает, как бывало с ним в истории не раз. Подобную конструктивную языковую антиномич-ность описывает в своём научном исследовании «Аз и Я» о тюркизмах в «Слове о полку Игореве» известный казахский поэт, учёный-филолог Олжас Сулейменов [8, с. 364]. Интересно, что Н. А. Бердяев в работе «Судьба России» подобное явление в русском этносе анализирует на примере его идентификационных характеристик, а профессор А. Г. Асмолов в работе «Культурно-историческая психология и конструирование миров исследует аналитические психолого-ментальные константы [1, с. 164]. Языковые исторические антиномические конструктивы подробно анализирует Ю. С. Степанов в фундаментальном труде «Константы: словарь русской культуры» [7, с. 992].
Подобные явления можно найти и в других диалогических антиномических константах. Причём они накладываются на целый ряд динамических процессов, среди которых волны переселения (миграции) людей; нарастание культурно-цивилизованного соревновательного взаимодействия на фоне регуляции уровня жизни людей, экономической эффективности, совершенствования энергетической и перерабатывающей индустрии. Всё это вызывает ассоциации нового «осевого времени» истории (К. Ясперс). Можно утверждать, что в наши дни активизировался поиск человечества в выборе новой культурно-цивилизационной модели общественного развития.
Очевидно, что при анализе данного процесса разумно исходить из понимания цивилизации не просто как фиксации организации
социума на базе способа производства, права, закона, политики, а как устойчивой модели человеческого общества через посредство системы фиксированных культурных ценностей, смыслов, идеалов, норм, взаимоотношений, ментальных установок.
Действительно, через уровень культурных форм человек проявляет свою «скрытую» цивилизационную сущность, своё истинное лицо. Это общее есть некая субстанция, которую можно определить как «дух цивилизации» (А. И. Шендрик), а ещё раньше в русской культуре фиксировалось понятие «умственный строй» (Д. Кавелин [см.: 14, с. 6]). Всё это имеет отношение к современному культурно-цивилизационному диалогу.
Представляется, что тогда, когда мы говорим «код культуры», «матрица сознания», то по сути в значительной мере имеем в виду «дух цивилизации», тот исходный «контекст», тот умственный строй, который «сидит» в нас - детях своего времени, своего Отечества, своего этноса, религии, убеждений, идей, смысла, памяти и т.д. То же происходит, по мысли В. С. Библера, развивающего проблемы диалоговой сущности культуры, содержащиеся в работах М. М. Бахтина, и сегодня, когда культура «сдвигается в центр», в средоточие человеческого бытия. Здесь важно то, что «выяснять её смысл», роль, её место означает выявлять корень решения актуальных проблем современности. Далее он отмечает наличие в историческом процессе культуры некоего «схематизма» - уплотнения «драматургического значения» до трагедийности «равнозначных социальных коллизий». Третья его идея состоит в том, что, «создавая культуру, человек не просто создаёт мир, а и самого себя, то есть то, что культура есть нечто иное, чем реальность, она ещё и "мой мир", отделённый от меня. И здесь опять важная роль принадлежит "духу цивилизации" того или иного исторического времени» [2, с. 413]. Другими словами, человек в большей мере носитель сущности, качественных характеристик, а отдельные содержательные детали частного личностного культурного бытия в своей диалогической драматургии могут «сгущаться», приобретая характер трагедийности. Всё это служит, думается, достаточным теоретическим основанием для анализа социокультурного процесса в наши дни как цивилизационного функционального маркера. В связи с этим становится ясно, что сегодня диалогически противопоставлены следующие системы цивилизационных моделей: модель потребительского общества и модель социально ориентированного общества. Третья модель общества существует, по Э. Хантингтону, в массово не выразившейся форме - религиозно ориентированной (основанной сугубо на религиозной концепции регуляции общественной жизни).
Такой аналитический подход корректирует деление цивилизационных типов на западноевропейский, восточноевропейский (славянский тип),
азиатский и т.п. (Н. Я. Данилевский). Здесь имеется в виду и то, что в лоне первого типа в наши дни происходят культурно-цивилизационные мутации, и то, что лоно второго типа сосредоточилось в российском пространстве, а третья сторона в своём абсолютном большинстве находится в фарватере европейскости, но в социокультурном срезе
- специфична в соответствии с религиозными канонами. Однако, как представляется, в цивилизациях континентов и регионов в качестве основы выступают две отмеченные выше процессуальные линии развития: потребительская и социально ориентированная.
Потребительская модель общества конституирована как естественно развитая форма классического капиталистического, рыночного производства. Социально ориентированные цивилизационные общества, с одной стороны, являются ступенью формы динамики капитализма (Швеция, Финляндия, Норвегия), а с другой - являются или зарождением иных общественных порядков, или моделированием элементов уже исторически проявленной - социалистической - модели общественного производства (Китай, Куба, Вьетнам).
Россия, согласно Конституции Российской Федерации (Основному закону), является социально ориентированным государством. Однако именно в России можно обнаружить диалогический диффузионизм общественной модели развития: диалогизм между потребительской и социально ориентированной моделями цивилизационной реальности. Данный диалогизм дополняется ещё и линией, связанной с предыдущей
- социалистической - моделью развития страны. Также в России активизируется линия православной религиозности.
Что же можно уложить в центр современного российского «духа цивилизации»? Видимо - прагматизм. Очевидно, что он объективируется в денежный знак (культурная форма). В ментальной категории он выражается в жаргонизме «бабло», что отлилось в принципы: «Деньги решают всё», «Деньги не пахнут» и даже - «Не в деньгах счастье, а в их количестве». Отсюда «цена» всякой культурно-созидательной деятельности обретает статус состоятельной респектабельности не в силу её «творческой привлекательности», а в силу суммы обеспеченного ею заработка. Беда здесь в том, что это порождает культуру «покупной морали», которая фиксируется в явлении, когда мораль и нравственность тоже продаются. Это находит своё выражение в таких социально-психологических явлениях в сознании и действиях соотечественников, как готовность ради обретения денег льстить начальству, «подсидеть» конкурента или пойти на обман, переступить через другого, идти «по головам» и т.п. Не секрет и то, что в массе людей, к сожалению, «прописалась» тенденция жертвовать общением с родными в пользу работы: ради тех же денег россияне способны прожить без отпусков, а многие из них - без выходных.
Участились факты преступлений ради повышения личностной ценности на рынке труда.
В данной связке сложилась целая философия потребления - кон-сюмеризм. Отсюда и «общество потребления», и «человек-потребитель», и «психология потребления» (потребительская психология).
По мысли Ж. Бодрийяра, «потребление» может рассматриваться как специфическая «идея», впитанная коллективными представлениями людей и определяющая мнение общества о самом себе именно в режиме «дискурса потребления». Однако всё это предполагает и то, что оно воплощено в «практиках потребления» современного человека. «Шопинг», «шопингованная личность» - вот одно из культурных клише современного "homo economicus".
По мысли Ж. Бодрийяра, потребление для этого "homo" связано с наивной антропологией стремления к счастью, «... которое содержит в себе идею равенства (возможностей), и люди ранжируются посредством предметов, которые они потребляют» [3, с. 286]. Потребление, таким образом, становится системой материально-практической коммуникации, системой культурных знаков различных слоёв населения [3, с. 286].
Как следствие, в социокультурном плане наше сегодняшнее общество, при аналитическом рассмотрении, представляет собой довольно противоречивое явление. Оно и в социально-экономическом, и духовном плане, по оценкам социологов, множественно расслаивается. Обобщённо его иногда называют обществом «трёх третей».
Первая треть - верхняя, это слой очень обеспеченных людей, которых - абсолютное меньшинство; вторая треть - средний класс; третья -нижняя, малообеспеченная, бедное и нищее население (их немало -19 миллионов, по заявлению Председателя Правительства Российской Федерации Д. А. Медведева).
Вместе с тем, согласно шкале предметов национальной гордости, все категории граждан выделяют завоевания советского периода: индустриализацию страны, Победу 1945 года, освоение космоса, достижения искусства, социальную стабильность и защищённость населения.
Другую форму духовной ориентации социологи называют «модернистским сознанием». Оно ориентировано на «либеральные ценности». Для носителей данной духовности всё равно, где жить, лишь бы было высокое вознаграждение, стабильность доходов и долговременность успеха для их семьи, детей, а главное - для самого себя. «Родина там, где тебе хорошо», - вот лозунг и принцип таких людей. Само по себе это внешне разумно, но внутренне содержит социальное отторжение (социальное «манкуртство») и крайний, бездумный эгоизм, опять же замешанный только на «животном» потребительстве.
Ядро третьей формы духовности социологи именуют «радикальным». В процентном отношении называются цифры 12-13% - это около 10 млн. человек. Они разбросаны по стране. Среди них существуют и «сгустки» агрессивной духовности: баркашовцы, лимоновцы, религиозные сектанты и националисты разных мастей, от которых отмахиваться нельзя, ибо это в большинстве своём молодёжь [6, с. 86].
Таким образом, реальная картина обыденных духовно-ценностных ориентаций российских людей представляет собой весьма сложную структуру. «Затемняет» общую картину тот факт, что многоплановые духовные процессы обладают спецификой. Вот почему так важна и актуальна сегодня концепция единого культурного пространства, в котором было бы предельно чёткое законодательство, общепринятые приоритеты, общие принципы, одни цели. В большой мере это сегодня фиксируется в патриотической концепции. Есть основание отметить, что она постепенно конституируется в национальную идею, подкреплённую установкой на сильное государство и народосберегательную политику.
Духовное расслоение российского общества на уровне его культурных ориентаций - всего лишь одна сторона медали духовного состояния сегодняшней России. Другая сторона - проявление совершенно новых тенденций. Это выражается в том, что немалая часть (более 45%) населения России является уже сторонниками современной тенденции социокультурной реальности. И темпы возрастания этого предпочтения, по данным социологов, увеличиваются. Иначе говоря, перелом в сознании масс уже позади. Результатом данного процесса является то, что определяется как «культурная изменчивость» [9, с. 19]. В этом поле ценностей приобретает первостепенное значение профессиональная компетентность, специализированное образование. В целом, по данным исследования ВЦИОМ, 46% граждан России довольны жизнью [4, с. 3]. Таким образом, духовный вектор значительной части населения, и в том числе, что особенно отрадно, молодёжи, направляется сегодня потребностью совершенствования индивидуальности в рационально-прагматизированном ключе.
Последнее придаёт образованию в стране новое качество. Можно утверждать, что сегодня наступил конец эпохи «развивающего образования» и положено начало эпохе «прагматического образования», источником которого по большей части является Интернет. Такой подход в обыденной практике уже породил, по словам А. Я. Флиера, особый уровень науки - «поп-науку», где главное - эпатировать, частность скандального порядка превратить в существенный признак, в главное, извратив суть [10]. И здесь во многом можно согласиться с высказыванием Н. Н. Ярошенко о том, что это яркое проявление вектора борьбы «ценностей и антиценностей» [16, с. 122].
Мы, словно забыв о судьбах молодёжи, смирились с обилием сцен насилия, с потоками крови, которые льются с телеэкранов рекой. Интересна здесь своеобразная «вилка»: когда нас опрашивают социологи, мы говорим, что не хотели бы видеть на экранах то, что реально пугает в жизни. Мы недоумеваем, почему главенствуют в творчестве отечественных художников и режиссёров темы насилия и суицида (46%); тема алкоголя и наркотиков (41%). Мы, если нам верить, не желаем наблюдать на экранах и в театральных постановках смакование натурализации, секса (34%) [13, с. 9]. Однако каналы телевидения, например, при всём этом процветают, имеют, по их словам, высокие рейтинги и продолжают свою политику копания в грязном белье «звёзд» и претендующих на этот статус; таскания друг друга за волосы в алчной и жадной борьбе за наследство именитых родственников; выяснения подлинности ДНК друг друга, а в телесериалах без конца убивают, расчленяют, препарируют трупы; герои вешаются и бросаются с крыш, наркоманы затягивают в свои сети малолеток, школьницы совращают учителей (и наоборот) и т.д. И вот уже с Дальнего Востока на нас наступает строй «потрошителей» животных, а в Забайкалье юноши формируют сообщества поддержки заключённых преступников и сочувствия зэкам.
В связи с этим следует отметить, что кризис духовных ценностей, обусловленный коренным изменением объективных реалий, сегодня проходит точки слома (бифуркации). Результатом этого процесса становится рождение новых или обновление прежних смыслов, кодов, идеалов, норм, правил, и они нередко обретают пограничный характер.
Отсюда и беспредельно затянувшаяся «эпоха постмодернизма», попсы. Отсюда и вспышка фанатизма, популярность субкультур типа джихадизма, сект разных мастей, фашиствующих объединений и т.д. Постмодернизм - типичная идеология «перехода» к новым ориентациям, среди которых отказ от образцов-канонов, безудержное игровое начало и допустимость всякого индивидуального самовыражения, стихийность мыслей и чувств, презрение к любым благородным традициям, скепсис по отношению к нормам устоявшейся морали в обществе и нравственности личности.
Не следует, наверно, смягчать смысл данного явления. По сути, это -духовная контрреволюция. Что следует за ней? По известным законам отрицаемое возвращается ... в новом качестве. Так, применительно к России, наблюдается тенденция смены «пассионарной» морали (Л. Н. Гумилёв) на мещанско-обывательскую. Обыватель - это обычный человек системы; это житель, обеспечивающий лишь своё биологическое существование. Всё было бы, возможно, и не так уж плохо, но культуре обывательского сознания не хватает «духа», чтобы отойти от мировоззренческой концепции индивидуализма, где в центре оказывается
исключительно моё Я, а остальное подчинено обеспечению собственного благоденствия. Отсюда логично возникает массовое стремление молодёжи отойти от активного социального созидания в область «кайфа», где можно «оттянуться», получить бесконечное удовольствие, в отторжение от «общего дела», в уход в политическое и социокультурное бездействие, в состояние, которое древнегреческие философы называли «атараксия», ассоциируя его с инстинктом безучастного утоления позывов похоти и нутра. Правда, здесь можно отметить и другой тренд: пробуждение социальной активности молодёжи. Это фиксируется в нарастающем движении волонтёрства; в увеличивающейся доле молодых людей в составе административных органов, в социально ориентированных общественных движениях, комитетах, объединениях; в стремлении молодых специалистов работать «в глубинке», войти в научные коллективы и даже в том, что мелкий и средний бизнес растёт в основном за счёт молодых предпринимателей. Здесь следует отметить и возрождающийся интерес общества к конкретным культурным практикам.
Возвращаясь к проблеме культурно-цивилизационного диалога, отметим, что этот диалог тесно переплетён с актуальным сегодня гражданско-общественным дискурсом. Они дополняют и развивают друг друга. Выделяют три диалогические модели гражданского общества: либеральная модель (Ю. Хабермас); республиканская модель; синтетическая модель («делиберативная демократия») [11, с. 392].
Первая модель предполагает гражданскую «сделку», в основу которой кладётся экономический интерес. Последний, увы, заражён «частным интересом».
Вторая модель исключает «сделку», но она в достаточной мере идеалистична и связана через добродетельность общества с игнорированием интересов групп.
Третья модель - компромиссная, но сложно реализуемая. Вероятно, будущее произведёт разумное сопряжение культурно-цивилизационных и гражданско-общественных моделей. А пока в мире набирает силу шпенглеровский «закат Европы»; явная бифуркационность англосаксонской (потребительской) цивилизационной модели и активный поиск ориентиров своего пути в российской цивилизационной реальности. Причём спецификой сегодняшнего «осевого времени» истории является особая связанность культурного, экономического, политического и граж-данско-общественного факторов. Вместе с тем необходимо понимание того, как долго могут идти отмеченные процессы. Л. Н. Гумилёв отмечал, что смена цивилизационных эпох длится не менее 500 лет. Правда, это касается длительных эволюционных процессов. Ну а революционный процесс смены типа цивилизаций ступенчатый. Первый этап - деструкция. Она может осуществляться в довольно короткий срок. Второй этап -
стабилизация, которая может занять относительно большой временной срок. Третий этап - созидание. Этот этап занимает довольно длительное время и может содержать свои ступени, вплоть до возможных типологических зигзагов. При этом интересно то, что диалог с прежней моделью культуры в рамках предыдущего цивилизационного уклада не прерывается, а как бы является фактором или «вопреки», или «благодаря». Именно поэтому, как выявляет социология, в современной России «вопреки» прежней идеологизации жизни общества, массовому тоталитаризму и «принудительному энтузиазму» развиваются принципы демократизма и консервативно-либеральной практики, духовная терпимость и творческая свобода, а «благодаря» накопленным материальным ценностям и социальным достижениям общество имеет «запас» времени для создания базы социума нового цивилизационного типа. И здесь идентификационные маркеры культуры современной России связаны и с прошлыми ценно-стями-«вершинами», и с тем, что создаётся, выкристаллизовывается и обретается уже поколениями реформируемой России, её новыми созидателями. Однако темпы общественно-цивилизационных изменений в нашу эпоху нарастают, «угловые скорости» общественных мутаций убыстряются. В условиях глобализации мира активизируются конвергентные и диффузные культурные диалогические процессы. Всё это ещё и ещё раз демонстрирует и вновь подтверждает наличие в сегодняшней реальности нового «осевого времени» истории, в котором культурные маркеры выполняют решающую функцию. Современная Россия в данной реальности оказывается на перекрёстке трёх цивилизационных линий (моделей). В её пространстве идёт напряжённый процесс отбора и закрепления парадигм дальнейшего развития. Это состояние можно назвать «диалог в диалоге», так как диалогические пары всё время меняются местами и ведущими составляющими. Это монтирует, в свою очередь, своеобразный полилог. В силу такого положения Россия, с одной стороны, находится в состоянии «напряжённого цивилизационного выбора», а с другой - проходит активный этап социокультурного творчества своей дальнейшей истории. Хочется верить, что в этом творчестве будут учтены и исторические уроки, и цивилизационный опыт других, и мудрость, историческое своеобразие нашей многонациональной поликонфессиональной, многоукладной, пространственной и неудержимой («Русь-тройка») страны - развивающегося Отечества.
Литература
1. Асмолов А. Г Культурно-историческая психология и конструирование миров / Академия педагогических и социальных наук, Московский психолого-социальный институт. - Москва : Издательство «Институт практической психологии», Воронеж : МОДЭК, 1996. - 768 с. - (Психологи отечества).
2. Библер В. С. От наукоучения - к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. - Москва : Политиздат, 1991. - 415 с.
3. Бодрийяр Ж. Фатальные стратегии / [перевод с фр. А. Качалова]. - Москва : РИПОЛ классик, 2017. - 288 с. - (Авторская серия Жана Бодрийяра).
4. Выжутович В. Не ждут потрясений // Российская газета. 2019. 1 февраля. № 22 (7780). С. 3.
5. Диалог культур // Теоретическая культурология / [Ахутин А. В. и др.].
- Москва : Академический Проект ; Екатеринбург : Деловая книга : РИК, 2005. - С. 41. - (Серия «Энциклопедия культурологии» / Федеральное агентство по культуре и кинематографии, Российский институт культурологии).
6. Ремизов В. А., Садовская В. С. Культурная антропология / Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный институт культуры». - Москва : МГИК, 2017. - 188 с. : ил.
7. Степанов Ю. С. Константы: словарь русской культуры. - Издание 3-е, исправленное и дополненное. - Москва : Академический Проект, 2004.
- 991 с.
8. Сулейманов О. О. Аз и Я. - Москва, 2014. - 364 с.
9. Флиер А. Я. Очерки теории исторической динамики культуры. - Москва : Согласие, Артем, 2014. - 560 с.
10. Флиер А. Я. Поп-наука: между познанием и развлечением // Знание. Понимание. Умение. - 2013. - № 1. - С. 32-44.
11. Хабермас Ю. Вовлечение другого = Die einbeziehung des anderen : Очерки политической теории / [пер. с нем. Ю. С. Медведева под ред. Д. В. Скляд-нева]. Санкт-Петербург : Наука, 2001. - 418 с. - (Слово о сущем).
12. Чалдымов Н. А. Антропологическая катастрофа. - Москва : Изд-во Национального института имени Екатерины Великой, 2014. - 222 с.
13. Четверикова А. Макарошки по-русски // Российская газета. 2018. 21 декабря. № 288 (7751). С. 9.
14. Шибаева М. М. Традиция «взыскующего сознания» в контексте русской культуры // Самоопределение России в мировом культурном пространстве: искусство, религия, политика : коллективная монография / под ред. Е. В. Мареевой, Н. В. Синявиной. - Москва : МГИК, 2018.
15. Эшби У. Р. Введение в кибернетику / пер. с англ. Д. Г. Лахути ; под ред. В. А. Успенского ; с предисл. А. Н. Колмогорова. - Москва : Изд-во иностранной литературы, 1959. - 432 с.
16. Ярошенко Н. Н. Индустрия развлечений в современном культурном пространстве России // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2016. № 3 (71). С. 122-132.
