CC BY
47
О. А. Исаева
Антимизогинизм в культуре тюдоровской Англии и его влияние на костюм
Прежде чем начать разговор об антимизогинизме, следует обратиться к мизогинизму, как таковому. Мизогнистические тенденции XVI века в Европе вообще и в Англии в частности не были благоприобретением Ренессанса, мизогинизм для европейской культуры был традиционен. Несмотря на то, что термин в буквальном смысле переводится как женоненавистничество, он включает в себя больший понятийный круг, в том числе, например, патриархальный уклад жизни, где женщине отводилось второстепенное место, и положение ее было полностью зависимым. Социальный статус женщины в рамках ее подчиненности определялся семейной ролью - дочь, жена, вдова.
Это подтверждают большинство письменных источников того времени и более раннего, начиная с классической Греции. Поэт Семонид (8ето^еБ) сравнивал женские недостатки с повадками животных; более известные авторы по-своему отражали это в своем творчестве: от полунепристойных пассажей Аристофана до философских сентенций Аристотеля, однако в целом они сходились на том, что низкое, подчиненное положение женщины - это «природный порядок» общества1.
Иную подоплеку мизогинизма демонстрировали богословы. В 1530 году шотландский монах-августинец Роберт Ричардсон в комментариях к трудам св. Августина писал, что, согласно мнению святого, мужчина (а монах - обязательно) должен опасаться женщин, и даже смотреть на них не должен, ибо соблазн начинается с взгляда. Женщин объявили искусительницами, совращающими мужчин с пути благочестия. Ева представлялась каналом, по которому зло и страдание проникли в мир; порядок сотворения (женщина после мужчины) чтился теологами XVI века также свято, как и раньше, ибо сказал Бог Еве: «И к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою»2.
Печатное слово также внесло свой вклад в мизогнистические атаки на женщин, однако здесь уже случилось то, что К. Ю. Хендерсон и Б. Ф. Макманус назвали «Войной памфлетов»: против обвиняющих женские пороки речей зазвучали слова в защиту женских добродетелей3.
1 Henderson K.U., McManus B.F. Half humankind: Context & Texts of the controversy about Women in England, 1540-1640. - Chicago, 1985. - Р. 7.
2 Книга Бытия 3:16
3 Henderson K.U., McManus B.F. Half humankind: Context & Texts of the controversy about Women in England, 1540-1640. - Chicago, 1985. - P. 34.
76 © Исаева О. А., 2007
В изданных Хуаном Луисом Вивесом в 1523 году «Наставлениях истинной христианке» был определен идеал женщины как «добродетельной, скромной, молчаливой, послушной, работящей, опрятной и терпеливой»1.
В наименьшей степени, как мы увидим, это соответствовало положению вещей в тюдоровской Англии. В 1557 году кальвинистский реформатор Джон Нокс (John Knox) заключил, что наделение женщины правом власти и могуществом над королевством, народом, либо городом противоречит природе. Причиной этого высказывания было наступление «Queen Regnant» - времени властительниц, правящих королев, т. е. Марии Стюарт, королевы шотландской, и Марии и Елизаветы Тюдор2.
Гендерные вопросы были весьма значимыми в государственной политике и методах государственного правления на рубеже Средневековья и Нового времени, однако большинство историков до сих пор обходит их вниманием. Преобладающая точка зрения, основанная на свидетельствах современников, состоит в том, что женский пол был сугубо подчинен мужскому, однако реальность далека от подобной оценки.
Дж. Илс замечает, что женщины в это время уже принимают активное участие в политике, хотя, по словам С. Мендельсона, мужчинам эти потуги казались смехотворными, поскольку «серьезные дела не делаются мужчинами в юбках»3. В статье Илс обрисованы те три области, в которых женщины фокусируют свое влияние: придворные круги, родственные отношения с монархом и личные покровительственные связи. В качестве примера можно привести французский двор и то влияние, которое оказали на него, каждая по-своему, Екатерина Медичи и Диана де Пуатье. Женщины покровительствовали художникам, писателям и клирикам; последним, кстати, оказывали поддержку представительницы средних и низших классов, принимая в своем доме проповедников протестантских сект.
Более важным аспектом для политики была лояльность женщин своим родственникам-мужчинам. Так в 1483 году леди Маргарет Бофор (Бьюфорт) спровоцировала падение Ричарда III. Ее личные связи с семейством Стэнли (графов Дерби) стали решающим фактором в исходе битвы при Босуорте. Можно привести в качестве примера и Екатерину Арагонскую, которая осталась регентшей во время высадки Генриха VIII во Франции в 1513 году.
Итак, в 1558 году будущее Европы и реформации оказалось в руках пяти женщин - Екатерины Медичи во Франции, Марии Тюдор, королевы
1 Henderson K.U., McManus B.F. Ibid. - P. 37.
2 Breslow M. The Political Writings of John Knox. - L., 1985. - P. 52.
3 Букв. «men in pettycoat», что может означать и попросту «человек в нижней юбке», такое «сексистское» выражение времен Тюдоров. Mendelson S., Crawford P. Women in Early Modern England. - Oxford, 1998. - P. 55; Eales J. Women in Early Modern England. - L., 1998. - P. 20.
Англии, ее наследницы принцессы Елизаветы, Мари де Гиз-Лоррен (Ло-тарингской), которая была регентшей при своей малолетней дочери Марии Стюарт в Шотландии, и, соответственно, самой Марии Стюарт.
«Чудовищное правление женщин» Нокса из едва ли не курьезной «страшилки», вдруг превратилось в серьезный политический документ, где четко были обозначены опасения, берущие начало в XVI веке. В первую очередь, это была проблема отсутствия наследника мужского пола. Нокс так комментирует рождение Марии Стюарт: «Весь народ оплакивал участь королевства, оставшегося без восприемника»1. Женщина была «персона микста»2 по ходу творения. Да, по образу и подобию Божию, да, духовно равная мужчине, но сотворена позже и при посредстве человеческого материала, ребра Адама. Значит, когда женщина правит государством и мужчинами в нем, попранным оказывается институт божественной субординации в политике. Нокс вопрошает: «Как может женщина управлять парламентом? Вести переговоры с иностранными королями? Или, что еще более смехотворно, командовать войсками?»3.
Женщина-правитель в принципе должна выйти замуж, и далее все уже зависит от статута. Мария Стюарт в замужестве за Франциском II потеряла права первенства, но Мария Тюдор, «призванная на престол не по праву наследования, но по парламентскому статуту»4, сохранила превосходство над Филиппом Испанским. Англия не была втянута во французско-габсбургские распри, и по смерти королевы не стала частью Испании. Другие проблемы несло внутригосударственное замужество; оно было чревато гражданской смутой. Это доказали два брака Марии Стюарт, последний из которых, с лордом Босуэллом, был особенно несчастлив и не в последнюю очередь послужил причиной падения королевы.
Все эти политические хитросплетения были учтены Елизаветой Тюдор. Замужняя королева Мария в парламенте была позиционирована на правах мужчины, но по «природному порядку» муж, к тому же иностранец, имел все права на нее. Елизавета прекрасно понимала это и предпочла остаться незамужней. Так она стала первой в истории единолично правящей женщиной-монархом.
Выступление Джона Нокса против женской монархии столкнулось с восшествием на престол Елизаветы, которая превратила «Правление королевы» в Англии в дело спасения и надежду реформаторской церкви, приверженцем которой был сам Нокс. Несмотря на то, что парламентские статуты Генриха VIII и Марии Тюдор явились прецедентом, именно позиция Ели-
1 Breslow M. Ibid. - P. 112.
2 В буквальном переводе с лат. «смешанное существо».
3 Breslow M. The Political Writings of John Knox. - L., 1985. - P. 122.
4 Mendelson S., Crawford P. Ibid. - P. 56
заветы в решении вопросов, связанных с англиканством, придало ее власти необходимый авторитет. Нельзя забывать, что в Европе создалась взрывоопасная ситуация, где силы распределялись между домами Валуа, Габсбургов, Стюартов, Гизов и Тюдоров; тем не менее, можно сказать, что женскому правлению была оказана поддержка политическими реалиями того времени1.
Возвращаясь к заявленной теме, необходимо отметить две основные тенденции в обществе тюдоровской Англии; одну из них выразил Джон Нокс, и эта точка зрения традиционная, с позиций мизогинизма. Другая точка зрения - противоположная ей, антимизогнистическая. Ее высказывали еще современники Нокса, такие, как Эйлмер (Aylmer) и Лесли (Leslie), в защиту Елизаветы и Марии Стюарт. Перу Джона Эйлмера принадлежит работа «Прибежище веры» 1559 г., первая из серии публикаций в защиту женского правления, где он убеждает, что «Бог назначает царям наследников из потомков по прямой, и не сказано, женского они пола или же мужского»2.
Если обратиться к женским портретам европейских художников второй половины XVI века, легко заметить разницу между костюмом английских дам, а также самой королевы, и тем, как одевались дамы во Франции, Испании или Италии. Сам факт, что у власти в государстве находится королева, а не король, немало будоражил умы. Елизавета должна была «держать марку». Не в последней степени это выражалось в ее манере одеваться. Особенно ярко соответствие занимаемой должности выразилось в костюме 1580-90-х гг.
Многие исследователи ренессансного костюма, объясняя мгновенное распространение каркасных мод, подчеркивают, что их популярность происходила от несомненной репрезентативности и даже монументальности. Тенденции общего изменения костюма в историческом контексте были таковы, что каркасный костюм прижился почти сразу и надолго. Существуют различные формы каркаса, но ни в какой другой стране так, как в Англии, они не достигли такой остроты выражения, доходящей до предела. Аналогом могли бы послужить разве что женские моды Испании XVII века с их колоссальными «гвадраинфантами». Более того, именно двор королевы Елизаветы являет нам пример той необузданной роскоши, равных которой не было до «восхода» Короля-Солнца.
Когда в английский женский костюм пришел каркас - вопрос отдельного исследования. Наиболее интересный анализ его провела Сара Л. Гудман3, известный историк елизаветинского костюма, однако факт
1 Mendelson S., Crawford P. Ibid. - P. 56.
2 Breslow M. Ibid. - P. 127.
3 Goodman S.L. History of Farthingale & Bumroll // The costume historian & art. - L., 2002. - P. 67.
остается фактом - до Елизаветы форма каркасного костюма с юбкой на обручах фактически не менялась, оставаясь той, какой ее впервые увидели на Екатерине Арагонской, прибывшей из Испании в Лондон в 1501 г1. Испанский «вертугадо», который сестры Екатерины распространили по всей Европе, благодаря брачным союзам, представлял собой усеченный конус. Именно таким был ранний английский «фарзингейл»2, который носили Екатерина Арагонская, Джейн Сеймур, Екатерина Говард, Мария Тюдор и юная Елизавета3. Поначалу «вертугадо» был проложен ивовыми прутьями, но очень быстро, поскольку он более чем отвечал времени, «запакованность» возрастает до своего логического завершения - лиф уже состоит из металлических пластин, подобно рыцарским латам, а юбка натягивается на металлические обручи, и название ее с горькой иронией меняется на «вердугос» — по-испански «палачи»4.
С момента смерти Марии Тюдор и отказа Елизаветы выйти замуж за Филиппа II отношения с Испанией становятся натянутыми. С 1580-х гг. начинается открытое столкновение Испании с Англией, завершившееся провалом политики Филиппа II и гибелью Непобедимой Армады5.
Стоит обратить внимание на изображения Елизаветы этих лет. На портрете Гоуэра «Королева - владычица морей» (1585 г.) она представлена в тяжелом костюме, перегруженном невероятным изобилием драгоценных украшений фантастической стоимости. Костюм Елизаветы построен по испано-французскому образцу, но от испанского здесь остались лишь формальные признаки, общее же решение и пропорции являются отражением личных вкусов королевы. Воротник-раф - чисто английской формы6, тонкий, очень широкий, поставлен почти вертикально, так что лицо королевы словно бы окружено сияющим ореолом филигранных кружев. Рука ее покоится на глобусе, покрывая весьма изрядную его часть. Другой портрет королевы, из частного собрания, показывает ее в платье, где на ткани юбки в натуральном виде вытканы растения и животные покоренных британской короной земель. Веерообразный
1 Manchester W.D. Montague, 7-th duke of. Court & society from Elizabeth to Anne. Vol. 1. - L., 1864. - P. 22. Наряд ее так поразил англичан, что они говорили: «У нее юбка так же широка, сколько в ней росту!».
2 «Фарзингейл» - искаженное «вертугадо».
3 Goodman S.L. Ibid. - P. 67.
4 Yarwood D. English costume from II c. BC to 1960. - L., 1965. - P. 176.
5 Helm P.J. England under Yorkists & Tudors. - L., 1972. - P. 45.
6 Раф - название английского варианта испанской горгеры, т.е. воротника из плоеной ткани, обшитого по краю кружевом; к чисто английским образцам относятся рафы традиционной формы, но из цветной ткани или из белой, обшитые по краю цветным шелком. См. также: Lead D. Elizabetian ruffs // The costume historian & art. - L., 2002. - P. 99.
(а 1а Мария Стюарт!) раф дополнен вуалью, натянутой на тонкий, обшитый по краю жемчугом каркас. Пропорции всего костюма искажены полностью, рукава перегружены декорировкой, шнип лифа опустился до зрительного центра фигуры. Почему Елизавета позволяет себе подобный костюм? Почти также одета графиня Летиция Лестер, урожденная Нол-лис на портрете Р. Пика 1585 г., ее наряд - скорее ювелирное изделие, чем произведение портного. Столь же фантастичен костюм Мэри Фиттон, фрейлины Елизаветы, на портрете неизвестного автора конца XVI века.
Причина появления подобных костюмов вовсе не в отсутствии вкуса у придворных дам Елизаветы или у нее самой. Это по сути уже не платье, не одежда, а храм, где женщина - богиня. Нет ничего забавного, если вдуматься, в диспропорциях такого костюма, «сооруженного» из жестких, максимально украшенных тканей с обилием шитья и драгоценностей. В этом храме утверждается владычество женщин, это вызов «природному порядку», ответ тем писателям, которые, подобно Ноксу, называли женщину на троне Иезавелью.
Можно вспомнить еще одну работу Роберта Пика, где Елизавета изображена на празднестве. Она восседает под балдахином в кресле, которое несут на руках придворные-мужчины, причем многие из них - рыцари Ордена Подвязки. Предшествует им сам лорд-мэр и прочие высокопоставленные особы. Это апофеоз антимизогинизма, начало которому было положено во времена тюдоровской Англии.
Великолепие нарядов королевы Елизаветы не только и не столько возмещало ее полунищенское существование в юности, но всегда служило политическим целям. Одной из замечательных черт Елизаветы была ее способность использовать любую ситуацию к своей политической выгоде. Богатое платье, как известно, производит определенный эффект; гардероб Елизаветы был предназначен для того, чтобы впечатлять, и соответствовал статусу правящего монарха. Деда Елизаветы, Генриха VII, часто обвиняли в скупости за скромность одежды; платья внучки демонстрировали ее щедрость и готовность тратить огромные суммы на личные нужды. Народ относился к «королеве Бесс», как к богине, или царице небесной, и она не без удовольствия поддерживала эту точку зрения.
Но не только потребности в демонстрации богатства и власти влияли на выбор Елизаветы. Как лидер государства, она постоянно находилась в русле европейской международной политики. В том, что костюм елизаветинской эпохи, как никакой другой современный ему, вобрал в себя множество деталей из локальных мод Голландии, Венеции, Франции и даже Польши, немалая заслуга лично королевы. В тот момент, когда она связывала матримониальные планы с герцогом Анжуйским, ее портрет в платье по французскому образцу был послан Екатерине Медичи.
Письменные источники, причем французские, утверждают, что дамы были поражены, насколько «ее величество тонко и точно проникла в самую суть костюма a la française»1.
Но, конечно, более всего влияние личных вкусов королевы распространилось на ближайшее окружение. То, что ее пристрастия в костюме копировались придворными дамами, понятно. Гораздо более важным является то, что влияние Елизаветы сказалось на мужском костюме.
В начале царствования Елизаветы мужской костюм по большей части оставался тем же, что при ее отце и брате. В нем фигура мужчины выглядела приземистой, широкой и коренастой за счет кроя плеча и соотношения длины и объема, а также использования массы ткани, меха и чрезмерной отделки. При Елизавете женский и мужской костюм сближаются. В женский, едва ли не впервые, приходят детали мужского, и, соответственно, наоборот. Мужской костюм стремится если не к феминизации облика, то к некой андрогинности; силуэт вытянутый, без объема, в отделке появляется дробность. При дворе мужчины начинают носить «гирдл» -мужской вариант корсета в виде широкого туго зашнурованного пояса, который утягивает талию, аналогичными женским становятся прически.
По свидетельству Джанет Арнольд и Герберта Норриса, Елизавета была самым мощным фактором изменения костюма в Англии по сравнению со всеми предшествующими и последующими монархами. О том, насколько популярной личностью она была, говорит тот факт, что при распространенности гравированных листов в XVI-XVII вв. ее изображения в разных жизненных ситуациях печатались гораздо чаще, нежели других королей и тем более королев2.
Таким образом, период правления Елизаветы Тюдор можно считать эпохой, когда впервые были поколеблены многовековые традиции мизогинизма под натиском социальных и политических обстоятельств. Факт остается фактом - никогда до и много после женщинам не приходилось играть столь важную роль, как в это время; настолько важную, что их влияние сказалось на мужском костюме. Именно в Англии XVI века было положено начало тем процессам, которые продолжились в полной мере уже в Новейшее время, найдя отражение в костюме.
1 Norris H. The Tudor costume. L., 2005. - P. 143; Arnold J. Queen Elizabeth's wardrobe unlock'd. - L., 2001. - P. 344.
2 Norris H. Ibid. - P. 144; Arnold J. Ibid. - P. 344.
