АНТИКОНКУРЕНТНАЯ ПРАКТИКА ЦИФРОВЫХ ПЛАТФОРМ И МЕРЫ РЕАГИРОВАНИЯ ПО РОССИЙСКОМУ И ЗАРУБЕЖНОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ Текст научной статьи по специальности «Право»

Право и политика

Правильная ссылка на статью:

Жевняк О.В. — Антиконкурентная практика цифровых платформ и меры реагирования по российскому и зарубежному законодательству// Право и политика. -2021. -№ 5. DOI: 10.7256/2454-0706.2021.5.33888 URL: https //nbpublislTCOir/library_rcad_artidc.php?id=33888

Антиконкурентная практика цифровых платформ и меры реагирования по российскому и зарубежному законодательству

Жевняк Оксана Викторовна

кандидат юридических наук

доцент кафедры правового регулирования экономической деятельное™, Уральский федеральный

университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина

620137, Россия, Свердловск область, г. Екатеринбург, ул. Гагарина, 27, кв. 98

El [email protected]

Статья из рубрики "Актуальный вопрос"

DOI:

10.7256/2454-0706.2021.5.33888

Дата направления статьи в редакцию:

12-09-2020

Аннотация: Цель: выяснить, содержит ли российское законодательство о защите конкуренции нормы, с помощью которых можно бороться с антиконкурентной практикой цифровых платформ, необходимо ли вносить в него изменения. Предмет: антиконкурентная практика цифровых платформ, меры государственного реагированияна нее, антимонопольное законодательство, предложения по его изменению. Методология исследования заключается в анализе конкретных примеров антиконкурентного поведения цифровых платформ на российском и зарубежных рынках, квалификации такого поведения с точки зрения российского законодательства о защите конкуренции. По ходу исследования решается вопрос о том, достаточно ли правового материала для квалификации такого поведения, выявляются меры реагирования со стороны компетентных государственных органов разных стран и предлагаемые исследователями меры. Результаты. Систематизированы данные об антимонопольной практике цифровых платформ в зависимости от вида нарушений. Все примеры антимонопольной практики можно квалифицировать в качестве антиконкурентной согласно действующему законодательству РФ. В случае, если они не предусмотрены в перечнях конкретных нарушений, то подпадают под общие определения запрещенных законом деяний, учитывая неисчерпывающий характер таких перечней. Злоупотребление цифровой платформой своей «платформенной» властью, выражающейся в том, что она использует данные о транзакциях и клиентах, следует квалифицировать как недобросовестную конкуренцию. Для борьбы с антиконкурентной

практикой цифровых платформ предлагается разработать систему мер, направленных на минимизацию рисков возникновения конфликта интересов, предотвращение и устранение последствий такого конфликта: введение запрета для владельца цифровой платформы на совмещение своей деятельности с той, которую осуществляют клиенты платформы, ограничение участия владельца платформы в компаниях, ведущих конкурирующие с клиентами виды деятельности, раскрытие информации о своих аффилированных лицах, занимающихся деятельностью, аналогичной деятельности клиентов платформы, введение критериев такой аффилированности, введение обязанности по возмещению убытков, причиненных клиентам возникновением конфликта интересов.

Ключевые слова: регулирование цифровых платформ, недобросовестная конкуренция п л а тфо р м , конкуренция цифровых платформ, изменения конкурентного права, изменения антимонопольного законодательства, цифровые платформы, доминирование цифровых платформ, защита конкуренции платформ, злоупотребления цифровых платформ, антимонопольное регулирование платформ

1. Введение

Ведение бизнеса с использованием цифровых платформ является в настоящее время одной из ключевых особенностей новой экономики. Цифровые платформы достигли такого уровня развития, который позволяет говорить о возникновении платформенной экономики, где действуют специфические экономические законы.

Под цифровыми платформами понимаются разнопорядковые, но связанные между собой явления. Так, существует понимание платформы как технологической площадки Г31, 35, ^—^—501^ набора программных инструментов, с помощью которого можно организовывать различные формы взаимодействия: продажу товаров, работ, услуг, использование результатов интеллектуальной деятельности, социальное взаимодействие, оказание государственных услуг, проведения выборов и другие. Владелец такой технологии предоставляет услуги двум видам клиентов («двум сторонам одного рынка»): с одной стороны, тем клиентам, которые предлагают товары, работы, услуги, а с другой стороны, потребителям этих товаров, работ, услуг. Эти участники могут «встретиться» на этой платформе, имея доступ со своих абонентских устройств к соответствующему программному обеспечению. Например, А. В. Доценко и А. Ю. Иванова отмечают, что «платформами могут быть как устройства (телефоны, планшеты), так и программные продукты (операционные системы, браузеры) или информационные сервисы (поисковые движки, социальные сети), которые функционально решают две основные задачи: во-первых, играют роль точки входа для потребителей по получению товаров и услуг, выходящих за пределы функциональности самой платформы; во-вторых, предоставляют предпринимателям возможность предложить свои товары и услуги

большому числу потребителей» с. А. Кузнецова и В. Д. Маркова используют

следующее определение: «Платформа - это совокупность частично или полностью открытых базовых технологий и дополнительных активов, которые могут быть использованы компаниями и частными лицами для разработки дополняющих технологий, продуктов и сервисов. Это целостная структура, состоящая их множества важных компонентов и общих правил, в том числе и стандартов функционирования платформы»

Несколько иное понимание цифровой платформы заключается в том, что она представляет собой форму ведения описанного выше бизнеса по организации

взаимодействия между двумя сторонами рынка l^fL—|-|0 сути, это бизнес по организации торговли, когда владелец платформы ведет его с помощью предоставления доступа двум видам клиентов к соответствующему программному обеспечению.

Кроме того, цифровая платформа рассматривается как вид рынка Г8- 23- 25, 29"^ КОторый экономисты описывают как «двусторонний, или многосторонний» рынок, функционирующий со своими специфическими особенностями, касающимися границ рынка, ценообразования, конкуренции и др. Это могут быть торговые платформенные рынки, рынки, через которые осуществляется поиск и предложение различных профессиональных услуг (бытовых, бухгалтерских, иных), рынки по продаже контента (книг, фильмов, музыки), поисковые платформы, социальные сети, платформенные рынки заказа такси, бронирования отелей и апартаментов, поиска работы и другие.

Особенности платформенной экономики оказывают влияние и на правовое регулирование цифровых платформ, а ее развитие обостряет многие проблемы, которые традиционно являлись предметом правового регулирования, в том числе проблему развития конкуренции.

На рынке цифровых платформ доминирует ряд определенных компаний. Регуляторы всего мира обеспокоены расширением доминирования несколько иностранных, в том числе глобальных, платформ, способных поглощать национальные платформы и

переводить за рубеж долю местного рынка Появился такой феномен, который собирательно именуется «GAFA» (от первых букв Google, Apple, Facebook и Amazon), олицетворяющий доминирование на соответствующих рынках глобальных цифровых платформ -^Ш.. Существуют другие подобные термины: FAMGA (Facebook, Amazon,

Microsoft, Google и Apple), BAT (Baidu, Alibaba и Tencen t)I221. д. В. Асадуллина объясняет появление этого феномена эффектами масштаба, сетевыми эффектами, а также антиконкурентным поведением компаний, владеющих цифровыми платформами

Стоит отметить, что доминирование на рынке крупнейших цифровых платформ ограничивает конкуренцию не только на рынке услуг цифровых платформ, но и на смежных рынках. Доминирующие цифровые платформы захватывают смежные рынки путем создания новых бизнесов, успешность которых они проверяют, используя информацию о клиентах платформы и их транзакциях (т. е. через недобросовестную конкурентную практику). Захват зачастую происходит и через приобретение смежных бизнесов.

Россия, как и многие другие страны, является местом доминирования крупных цифровых платформ, которые оказывают широкий спектр услуг населению и предпринимателям в различных сферах деятельности, что обосновывает актуальность темы. При этом стоит отметить, что социально-экономический аспект актуальности дополняется политической важностью цифровой конкуренции, так как власть владельцев цифровых платформ уже не ограничивается экономической сферой. И. В. Данилин отмечает, что они способны

играть важную роль в политических процессах 1221. с учетом того, что крупнейшие в мире платформы имеют национальность США и Китая, их доминирование может оказать влияние на национальную безопасность Российской Федерации.

Важнейшим аспектом актуальности темы является то, что монополии цифровых платформ

опосредовано ведут к усилению неравенства. Изначально владельцы платформенного бизнеса стремятся предоставить доступ к своим услугам потребителям всего мира, однако развиваясь, и получая все больше прибыли, они тем самым усиливают неравенство между странами - держателями этих платформ и всем остальным миром. Изначально объявленные ценности цифровых платформ меняются на этапе их постмонополизации, что, например, отмечает L. Zhang при исследовании платформы

AI i b a b а I2Z1 Следует согласиться с A. Kapczynski в том, что сегодняшний

информационный капитализм угрожает равенству и демократии И51.

Пандемия короновируса обостряет проблему рыночной власти цифровых платформ в связи с усилением трендов перехода экономики и социальной жизни на онлайн рельсы.

Доминирование на рынке не редко приводит к практике злоупотребления им. На основании исследования В. Engels, можно сделать вывод о том, что степень концентрации и, следовательно, риск злоупотребления доминирующим положением особенно высоки на рынках поисковых систем; на рынках торговых платформ и социальных сетей степень концентрации рынка является средней, но с потенциалом

склонности к высокой концентрации J^l.

По оценкам специалистов, доминированию цифровых платформ, базирующихся в юрисдикции США, эффективно противостоять способен только Китай, создающий свои глобальные платформы. Другим странам это сделать сложно, хотя существуют относительно успешные примеры. Например, в России национальные платформенные компании Яндекс, Группа компаний Мэйл.ру, Авито продемонстрировали способность удерживать значительную долю рынка по отношению к глобальным платформам Достаточно эффективной является практика защиты конкуренции на рынке глобальных цифровых платформ, проводимая Европейским союзом.

Реформа конкурентного права в эпоху цифровой экономики является актуальной темой

по мнению специалистов разных стран Г16, 211. Среди государств существуют сторонники более жесткого отношения к цифровым платформам. Об этом, например, свидетельствует расследование, касающееся цифровых платформ, проводимое Австралийской комиссией по конкуренции и защите прав потребителей в 2018 г. IA21. в других странах прослеживается более дружественный подход к инновационным технологиям платформ (например, в Сингапуре в сфере транспортных платформ применяется «light touch regulation» ^Ш.).

Достаточно успешная практика Европейского союза свидетельствует в пользу принятия интеграционных усилий стран в этом направлении. Так, в Европейском Союзе в 2018 г. разработано Положение о запрете практики «геоблокировки», которая приводила к тому, что европейским потребителям, совершающим онлайн-покупку у предприятия, расположенного в другом государстве - члене Европейского Союза, предлагались более высокие цены или менее выгодные условия, чем для местных потребителей. В рамках стратегии единого цифрового рынка и с целью устранения ограничений конкуренции разработаны гармонизированные правила Европейского союза о контрактах на поставку цифрового контента и онлайн-продажу товаров, сотрудничестве между национальными органами, отвечающими за соблюдение законов о защите прав потребителей, и другие акты Ш1.

Существует и пессимистический подход к способности государства и общества справиться с монополиями цифровых платформ. Однако многие исследователи, понимая

важность и сложность проблемы, стоят на позиции того, что «надо что-то делать». Например, A. Kapczynski высказывает мысль о том, что как только можно будет увидеть, что информационный капитализм зависит от конкретных законных решений, можно начать думать, как его демократично изменить IA51.

Достаточно интересно учение о необходимости ограничений антимонополистической политики, сложившееся в рамках теории принятия решений. Его идея была высказана F. Easterbrook еще до цифровой эры и заключается в том, что властные органы не могут знать, какое влияние окажет монополистическая практика в долгосрочной перспективе, возможно, она будет не препятствовать, а способствовать развитию технологий и конкуренции в будущем. Если ограничить эту практику, то это может привести к сдерживанию развития. Если ошибочно допустить вредную практику, то ее последствия постепенно сгладятся, так как монополия саморазрушительна. Если же ошибочно ограничить практику, которая могла бы принести выгоды в будущем, то это действительно будет иметь негативные последствия, ограничивающие прогресс. Поэтому решения управляющих органов должны быть взвешенными, направленными на установление баланса на соответствующем рынке

Развивая эту теорию в цифровую эпоху, R. W. Crandall пишет о том, что в этот период быстрее можно увидеть перспективу, однако проблема остается той же: нет доказательств того, что антимонопольное вмешательство государства улучшит экономическое благосостояние в долгосрочной перспективе, поэтому к нему надо подходить с осторожностью. Об этом свидетельствуют многие прошлые практики вмешательства в крупные монополизации и, наоборот, есть примеры, когда монопольная власть (например, Microsoft) не помешала развитию конкуренции в операционных системах и интернет-браузерах 1^1.

В России в декабре 2019 г. были разработан «пятый цифровой антимонопольный пакет» - проект изменений, вносимых в Федеральный закон «О защите конкуренции». Его разработчики утверждают, что развитие цифровой экономики требует пересмотра подходов к антимонопольному регулированию и правоприменению. Однако даже они отмечают, что не нужно пытаться догнать реальность, принимая один закон за другим, антимонопольное право является инструментом управления изменениями, гибким способом регулирования рыночных отношений, а в текущих быстро меняющихся условиях правовое регулирование должно по максимуму использовать такие адаптивные инструменты и даже усиливать их гибкость 1461.

Указанный законопроект определяет новые критерии доминирующего положения: владение цифровой платформой, т. е. возможность оказывать влияние на общие условия обращения товара на товарном рынке вследствие распоряжения инфраструктурой и

(или) данными как «ключевым» ресурсом, а также сетевые эффекты Н41. Следует согласиться с А. Ю. Ивановым и Е. А. Войниканис, которые высказали опасение по поводу целесообразности включения в закон терминов, заимствованных из экономики из-за сложности правового определения таких категорий 12Z1

Кроме того, в ноябре 2019 г. Государственной Думой РФ в третьем чтении был принят законопроект, обязывающий предустанавливать отечественные приложения на абонентские устройства, реализуемые на территории Российской Федерации, на стадии

их производства, а также предусмотреть возможность их удаления такая мера, с одной стороны, направлена на ограничение власти цифровых платформ, которые предустанавливают определенные ими приложения на абонентские устройства, а с

другой стороны, ограничивает конкуренцию, так как принята в пользу определенного вида компаний и соответственно навязывает условия ведения бизнеса. Несомненно, потребителю абонентского устройства должно быть предоставлено право выбора устанавливаемых приложений и возможности удаления этих приложений в любое время. Поэтому указанный проект следует поддержать в части установления требования обеспечить возможность удаления приложений, а не их предустановки.

Все это свидетельствует в пользу того, что на официальном уровне поддерживается идея необходимости изменений действующего антимонопольного законодательства для регулирования цифровой экономики. Мнение о необходимости адаптации государственной политики и законодательства к новой цифровой реальности

высказывается и в литературе А. В. Асадуллина полагает, что требуется гармонизация национальных законодательных актов в области конкурентной политики по

отношению к новым типам рынков

Цель, поставленная в настоящей статье , выяснить, содержит ли российское законодательство о защите конкуренции меры, с помощью которых можно бороться с антиконкурентной практикой цифровых платформ, необходимо ли вносить в него соответствующие изменения. Для достижения цели решаются задачи анализа антиконкурентной практики цифровых платформ, выявления мер реагирования, которые применяет государство для борьбы с такой практикой.

Методология исследования заключается в анализе конкретных примеров антиконкурентного поведения цифровых платформ на российском и зарубежных рынках, квалификации такого поведения с точки зрения российского законодательства о защите конкуренции с учетом того, что поведение цифровых платформ может быть похожим на рынках разных стран. По ходу этого исследования решается вопрос о том, достаточно ли правового материала для квалификации такого поведения как нарушающего законодательство о защите конкуренции. Одновременно выявляются меры реагирования на такое поведения со стороны компетентных государственных органов разных стран, а также предлагаемые исследователями меры реагирования; эти меры сравниваются с существующими в российском законодательстве.

Анализ примеров антиконкурентной практики, в основном, проходил на основе материалов, размещенных на портале Антимонопольного центра БРИКС (the BRICS Competition Law and Policy Centre)-^. В работе представлен конкретный ряд примеров, которые, по мнению автора, наиболее показательны или актуальны. Несомненно, перечень примеров может быть дополнен.

Результаты исследования.

1. Систематизированы данные об антимонопольной практике цифровых платформ в зависимости от вида нарушений, предусмотренных Федеральным законом РФ «О защите

конкуренции» (далее - ФЗ «О защите конкуренции»). Основная масса примеров подобного поведения цифровых платформ связана либо с недобросовестной конкуренцией, либо со злоупотреблением доминирующим положением на рынке; встречаются примеры недопустимых соглашений, ограничивающих конкуренцию, а также сделок, влекущих экономическую концентрацию.

2. Все примеры антимонопольной практики можно квалифицировать в качестве антиконкурентной согласно действующему законодательству РФ. В случае, если эти примеры не предусмотрены законом в перечнях конкретных нарушений, с учетом

неисчерпывающего характера таких перечней, нарушения подпадают под общие определения недобросовестной конкуренции, злоупотребления доминирующим положением на рынке, соглашений, ограничивающих конкуренцию. Под общие определения недобросовестной конкуренции или злоупотребления доминирующим положением на рынке подпадают такие явления, как удаление владельцем платформы «конкурирующих» приложений со своей платформы, практика сбора чрезмерной информации о клиентах и транзакциях и использования этой информации в своих интересах, использование «геоблокировки», практика «связывания», практика по выдаче несправедливых результатов поиска в поисковой системе.

3. Злоупотребление цифровой платформой своей «платформенной» властью, выражающейся в том, что она использует данные о транзакциях и клиентах, совершающих эти транзакции через платформу, следует в настоящее время квалифицировать как недобросовестную конкуренцию.

4. В связи со спорностью многих ситуаций, касающихся установления цены, сложностью и особенностью ценообразования на рынках цифровых платформ, выявлено направление для дальнейшего исследования в рамках наук гражданского и предпринимательского права: исследование справедливости ценообразования, то есть договорных условий о цене, ограничении в установлении цен в договорах с другими контрагентами.

5. Для борьбы с антиконкурентной практикой цифровых платформ предлагается использовать средства реагирования, направленные на предотвращение конфликта интересов между владельцем цифровой платформы и ее клиентами. Целесообразно разработать систему мер, направленных на минимизацию рисков возникновения конфликта интересов, предотвращение и устранение последствий такого конфликта. Среди таких мер могут быть: введение запрета для владельца цифровой платформы на совмещение видов деятельности (платформенной и той, которую осуществляют клиенты платформы), ограничение участия владельца платформы в компаниях, ведущих конкурирующие с клиентами виды деятельности, раскрытие информации о своих аффилированных лицах, занимающихся деятельностью, аналогичной деятельности клиентов платформы, введение критериев такой аффилированности, введение обязанности владельца платформы по возмещению убытков, причиненных клиентам возникновением конфликта интересов по причинам, зависящим от владельца платформы.

2. Основная часть

ФЗ «О защите конкуренции» регулирует определенный набор деяний (действий, бездействий), которые могут ограничить конкуренцию. Исходя из анализа антиконкурентной практики цифровых платформ можно сделать вывод о том, что конкретные проявления такой практики можно так или иначе квалифицировать согласно действующему российскому антимонопольному законодательству. Основная масса примеров подобного поведения цифровых платформ связана либо с недобросовестной конкуренцией (гл. 2.1 ФЗ «О защите конкуренции»), либо со злоупотреблением доминирующим положением на рынке (ст. 10 ФЗ «О защите конкуренции»). Кроме того, встречаются примеры недопустимых соглашений, ограничивающих конкуренцию (ст. 11 ФЗ «О защите конкуренции»), а также совершения сделок, влекущих экономическую концентрацию, которые по российскому законодательству не запрещаются, а подлежат особому контролю (гл. 7 ФЗ «О защите конкуренции»).

Приведем примеры антиконкурентного поведения цифровых платформ и применения

антимонопольного законодательства в разных странах, разбив их по указанным группам с тем, чтобы понять, необходимы ли изменения российского законодательства для регулирования цифровых платформ. Перечень примеров, как было указано выше, не может быть исчерпывающим. Результаты той или иной квалификации явлений являются авторскими и могут, несомненно, стать предметом для дискуссий.

Недобросовестная конкуренция

Одним из примеров антиконкурентной практики цифровых платформ является ситуация, когда владелец платформы удаляет приложение, принадлежащее другой компании, со своей платформы. Согласно п. 9 ст. 4 ФЗ «О защите конкуренции» под недобросовестной конкуренцией понимаются «любые действия хозяйствующих субъектов (группы лиц), которые направлены на получение преимуществ при осуществлении предпринимательской деятельности, противоречат законодательству Российской Федерации, обычаям делового оборота, требованиям добропорядочности, разумности и справедливости и причинили или могут причинить убытки другим хозяйствующим субъектам - конкурентам либо нанесли или могут нанести вред их деловой репутации».

Представляется, что вышеописанная ситуация подходит под общее описание действий, входящих в понятие недобросовестной конкуренции, так как удаление приложения является нарушением договора между владельцем платформы и владельцем приложения, а значит, противоречит законодательству. Кроме того, такие действия причиняют убытки владельцу приложения в виде упущенной выгоды и реальных расходов на подключение к новой платформе.

Для признания этого действия недобросовестной конкуренцией обязательным является признак направленности этого действия на получение преимуществ владельцем данной платформы, например, в виде того, что клиенты будут пользоваться аналогичными услугами других компаний, которые аффилированы с ним, или предоставляют владельцу платформы большую цену за использование платформы.

Получение преимуществ хорошо иллюстрируется следующим примером: фирма-программный новатор создает свое приложение для размещения на площадке Арр Store, a Apple отследив, что данное приложение показывает хорошие продажи, разрабатывает свою собственную версию такого приложения и предлагает ее как часть операционной

системы ¡OS, установленной на все устройства компании Это сопровождается

одновременным удалением приложения конкурента со своей платформы. Таков пример, когда в 2017 г. Apple избавилась от приложений, позволяющих родителям отслеживать действия детей, путем удаления их из Арр Store (было удалено или ограничено 11 из 17 приложений для экранного времени и родительского контроля) одновременно с запуском собственной технологии Apple «Экранное время» в ¡OS 12.

Рассмотренный пример приведен, чтобы показать, какие именно обстоятельства могут свидетельствовать в пользу наличия такого признака недобросовестной конкуренции, как «направленность действий на получение преимуществ владельцем платформы». В данном случае показательно, что владелец платформы совершает противоречащие закону действия с целью продвижения своих собственных продуктов. Поэтому, даже если эти действия совершаются им, когда он официально не является лицом, занимающим доминирующее положение на рынке, их следует квалифицировать как противоречащие ФЗ «О защите конкуренции», а именно в качестве недобросовестной конкуренции. Кроме того, по поводу этого примера можно сделать вывод (возможно, являющийся поводом для дальнейшей дискуссии) о наличии в действиях указанного

субъекта не только нарушений закона, но и требований добропорядочности и справедливости, указанных в дефиниции недобросовестной конкуренции. Так, анализ данных о транзакциях клиентов направлен на выявление прибыльных бизнесов с тем, чтобы в дальнейшем заменить эти бизнесы своими. Таким образом, владелец платформы всегда находится в преимущественном положении, имея доступ к такой ключевой информации, которую клиенты не желали бы предоставлять, имея такую возможность.

Из известных последствий можно назвать то, что в 2019 г. владельцы приложений подали жалобу в Европейскую комиссию по конкуренции Европейского союза; аналогичную жалобу в Федеральную антимонопольную службу России подала российская компания «Лаборатория Касперского»Ü21 Это дело, кроме того, было положено в основу расследования, которое в настоящее время проводится Конгрессом США против компаний GAFA, наряду с другими злоупотреблениями указанных цифровых гигантов. На слушании дела в Конгрессе одним из сенаторов было высказано мнение о необходимости отделить Арр Store от Apple 1221

Подобная мера реагирования на злоупотребление именно доминирующим положением на рынке, связанная с принудительной реорганизацией монополиста в форме разделения, предусмотрена и достаточно давно введена в российское законодательство, сейчас она содержится в ст. 38 ФЗ «О защите конкуренции». Эта мера не нашла применения в России, норму ст. 38 называют «спящей», однако она могла бы быть небесполезной в качестве меры реагирования на описанную выше антиконкурентную практику, однако для этого лица, доминирующие на цифровом рынке, должны иметь национальную принадлежность Российской Федерации, в противном случае принудительное исполнение этих решений будет затруднительно.

Представляется более предпочтительным для решения этой ситуации продумать применение организационных мер, связанных с введением в законодательство запрета совмещать деятельность владельца платформы с деятельностью, которая осуществляется через платформу. Подобные правила существуют для организаторов торговли на биржах

и торговых системах (Федеральный закон «Об организованных торгах»)-ИШ. так, ст. 5 ФЗ «Об организованных торгах» содержит запрет совмещать деятельность организатора торговли с торговой деятельностью (помимо прочих), обязанность принимать меры по предотвращению и урегулированию конфликта интересов, возникающего у организатора торговли в связи с таким совмещением, а также обязанность возместить убытки, если таковые были причинены участникам торгов в результате конфликта интересов, о котором они не были уведомлены заранее. Меры, направленные на предотвращение конфликта интересов, предусмотрены и в ст. 15 указанного закона.

Правило о запрете на совмещение видов деятельности было бы легко соблюсти, создав аффилированную, например, дочернюю организации, формально обойдя запрет на совмещение двух видов деятельности. В целях предотвращения такой ситуации было бы полезно использовать опыт пруденциального регулирования банковской деятельности, связанный с введением определенных экономических нормативов. В данном случае это мог быть норматив максимального размера участия в уставном капитале организаций, занимающихся бизнесом, аналогичным бизнесу клиентов платформы, или полный запрет такого участия. Кроме того, эти правила должны дополняться положением об обязанности владельцев платформ публично раскрывать информацию об аффилированных лицах.

Удаление конкурирующих приложений со своей платформы во многих случаях является

следствием того, что владелец цифровой платформы начинает заниматься конкурирующим со своими клиентами бизнесом на основании данных о привлекательности такого бизнеса, которые он имеет возможность получить, ведя платформенный бизнес. Подобной практикой занимался американский онлайн-гигант Amazon, который получал несправедливое преимущество перед другими продавцами на его платформе, собирая и анализируя их данные. Например, если продукты пользовались спросом, Amazon начинал продавать аналогичные продукты под своим брендом и даже по более низким ценам. Такое поведение было квалифицировано Европейской комиссией как получение несправедливого преимущества перед другими продавцами Щ

В данном случае речь идет о конфликте интересов, который возникает в результате одновременного выступления одного лица в роли продавца и оператора платформы. Согласно п. 9 ст. 4 ФЗ «О защите конкуренции» такое поведение следует признать недобросовестной конкуренцией. Правовыми средствами, которые могли бы помочь в предотвращении причинения ущерба клиентам платформы в результате конфликта интересов, являются, как представляется, раскрытие информации об аффилированных лицах и запрет владельцу платформы заниматься тем же бизнесом, которым занимаются клиенты этой платформы.

Другой пример антиконкурентной практики, обсуждающийся в специальной литературе, связан с несправедливым ценообразованием. Цифровые платформы часто используют алгоритмическую систему ценообразования. Так, например, исследователи отмечают, что механизм «скачка цен», используемый Uber на основании данных о привычках путешественников, когда взимается повышенная плата за поездки на такси, которые пользуются наибольшим спросом, следует квалифицировать как недобросовестное поведение

Существование алгоритмического ценообразования возможно в связи с тем, что владельцу платформы доступны данные обо всех транзакциях, совершаемых на платформе. Следовательно, по сравнению с обычным оператором такси, владелец цифровой платформы, клиенты которой оказывают услуги перевозки такси, получают преимущество, используя такое ценообразование и могут причинить убытки конкурентам в виде упущенной выгоды. Для того, чтобы признать эти действия недобросовестной конкуренцией, необходимо, чтобы они нарушали законодательство или требования добропорядочности. Нарушение закона может быть, если клиент не давал согласия собирать о нем подобную информацию. Если же такое согласие было получено, то вопрос будет заключаться в прохождении теста добропорядочности.

Представляется, что использование данных о клиентах с тем, чтобы повысить цену для этих же клиентов, не объясняя им предварительно, что именно для этого может быть использована разрешенная ими информация, вряд ли можно квалифицировать как справедливое, добропорядочное, добросовестное поведение. Поэтому, согласно п. 9 ст. 4 ФЗ «О защите конкуренции», такое поведение следует признавать недобросовестной конкуренцией. Для лиц, занимающих доминирующее положение на рынке, такое поведение является самостоятельным видом злоупотребления доминирующим положением - «навязывание контрагенту условий договора, невыгодных для него» (п. 3 ч. 1 ст. 10 ФЗ «О защите конкуренции»).

Вопросам ценообразования на цифровых платформах уделяется особое внимание в экономических исследованиях российских и зарубежных авторов -291

Представляется, что исследование вопроса о несправедливых условиях договора в отношении цены, устанавливаемой владельцем цифровых платформ, могло бы быть направлением самостоятельного исследования, проводимого представителями науки гражданского и предпринимательского права.

Особый интерес, в связи с этим, представляет собой дело, рассматриваемое в суде Германии. По мнению Федерального картельного ведомства, которое подтверждается Федеральным судом Германии, Facebook злоупотреблял доминирующим положением на рынке для сбора информации о пользователях без их согласия. Этот случай называют первым делом, где решался вопрос о том, является ли «доминирование данных» антимонопольным вопросом. Речь идет об интеграции данных в «суперпрофили», когда, например, Facebook объединяет данные о людях из сторонних приложений, включая собственные WhatsApp и Instagram, и отслеживает в Интернете людей, у которых нет аккаунтов, с помощью кнопок «Нравится» или «Поделиться» на Facebook

Специалистами предлагается считать чрезмерный сбор данных отдельным злоупотреблением в сфере конкурентного законодательства, формой недобросовестной конкуренции. Речь идет о персонализированных пользовательских данных, которые платформы собирают посредством стороннего отслеживания в Интернете, что позволяет создавать комплексные профили пользователей на разных платформах и устройствах, предоставляя беспрецедентный объем актуальных личных данных в руки небольшого числа глобально активных компаний. V. Robertson предлагает признавать такие данные чрезмерными, несмотря на соответствие другим отраслям законодательства (например, законодательству о персональных данных) 1221

Последний пример, который мы рассмотрим в данной группе, связан с практикой геоблокировки, которая особенно актуальна в Европейском союзе. Геоблокировка позволяет компаниям (например, Netflix, ¡Tunes, Spotify) блокировать свои услуги или продукты на основе информации о географическом местоположении потребителей. Тем самым эти компании используют разницу в ценах между одной страной и другой, что вынуждает потребителя всегда покупать в своей стране происхождения, даже если это дороже или связано с некоторыми недостатками услуги. Практика геоблокировки неоднократно квалифицировалась союзами потребителей, экспертами, иными

специалистами в качестве дискриминационной практики 121. Налицо вновь получение преимуществ по сравнению с обычными компаниями, распространяющими контент не через платформенные приложения, с помощью действий, которые противоречат требованиям добросовестности и справедливости. Таким образом, и такое поведение следует признавать недобросовестной конкуренцией согласно п. 9 ст. 4 Федерального закона «О защите конкуренции».

Мерами реагирования на все указанные варианты антиконкурентного поведения могли бы быть стандартные меры, используемые Федеральной антимонопольной службой: предписание о прекращении такой практики и восстановлении нарушенного положения, о недопущении на будущее таких действий, об изменении или расторжении договоров, о перечислении в федеральный бюджет дохода, полученного вследствие нарушения антимонопольного законодательства, предупреждение о прекращении действий (бездействия), которые содержат признаки нарушения антимонопольного законодательства, обращение в арбитражный суд с соответствующими исками, в том числе о привлечении к ответственности за нарушение антимонопольного законодательства (ст. 23 Федерального закона «О защите конкуренции»).

Злоупотребление доминирующим положением

Одним из знаковых дел по применению антимонопольного законодательства в сфере цифровых платформ является дело Microsoft, рассматриваемое судебной системой США в конце 1997 г. Компанию обвиняли в том, что она «привязала» свой веб-браузер Internet Explorer к своей операционной системе. Связывание является очень распространенной практикой антиконкурентного поведения в этой сфере. Результатом рассмотрения дела в первой инстанции стало решение о принудительном разделении компании, которое впоследствии было заменено установлением некоторых ограничений в поведении компании на рынке J-^l. Если бы это дело рассматривалось российской правоохранительной системой, то такая мера реагирования, как принудительная реорганизация в виде разделения или выделения была бы возможна по решению суда по иску Федеральной антимонопольной службы в случае систематического злоупотребления лицом, занимающим доминирующее положение на рынке, своим положением (об этой «спящей» мере было сказано выше - ст. 38 ФЗ «О защите конкуренции»),

В ст. 10 ФЗ «О защите конкуренции» предусмотрен неисчерпывающий перечень поведения, которое рассматривается как злоупотребление доминирующим положением. Среди этого перечня более близкая к описанной выше ситуация - «навязывание контрагенту условий договора, невыгодных для него или не относящихся к предмету договора». Однако следует считать описанную антиконкурентную практику особого рода злоупотреблением - связыванием (binding), когда при предложении продукта не просто навязываются какие-то условия договора, а в продукт «встраивается» другой продукт без возможности избежать его приобретения. Эти «связанные» продукты, как правило, являются продуктами одной компании или нескольких компаний, аффилированных между собой.

Что касается меры реагирования, предложенной в суде первой инстанции США, то она представляется некой крайней мерой не только для российской правоприменительной практики, но и в США также была воспринята как слишком агрессивная, впоследствии заменена на более мягкие меры, в том числе обязывающие предоставить приобретателям операционной системы право приобретать ее без предустановленного интернет-браузера, однако, опираясь на данные статистики, последняя мера не имела эффекта

Подобная антиконкурентная практика использовалась и другим цифровым гигантом, Google. Эта компания предустанавливала на мобильные устройства свою операционную систему со встроенным браузером без предоставления возможности выбора браузеров поиска при приобретении мобильных устройств. Исполняя требования мирового соглашения с Федеральной антимонопольной службой России, Google в настоящее время обеспечивает и в течение шести лет будет обеспечивать возможность установки на мобильные устройства браузеров поиска российских производителей путем реализации «окна выбора», который нельзя игнорировать. Сейчас в окне выбора пользователь выбирает из трех поисковых систем: Google, Mail и Яндекс. В результате, например, за год доля российского разработчика Яндекс на рынке поиска выросла с 37% до 52% J^Sl

Таким образом, правоприменители разных государств посчитали более эффективной меру поведенческого характера, принуждение нарушителей к изменению своей антиконкурентной практики. При этом данная мера сочетается во многих странах с наложением больших сумм штрафов.

Еще одним знаковым делом является дело Google как владельца крупнейшего «поисковика». Европейская комиссия по конкуренции обвинила Google в злоупотреблении доминирующим положением в интернет-поиске в виду того, что Google систематически отдавал видное место своему собственному сервису сравнения покупок и

понижал рейтинг конкурирующих торговых услуг в своих результатах поиска 1Ш. Google создавалась как поисковая система, основанной на принципах независимого построения результатов поиска. Постепенно «лист выдачи» стал включать, помимо неоплаченных рекламодателями ссылок, оплачиваемые. Антимонопольные органы США призвали компанию к изменению своей практики с тем, чтобы потребитель результатов поиска мог различать эти два вида ссылок, однако до сих пор для обычного потребителя это не является столь очевидным. Это касается любой поисковой системы.

Последний пример, который мы рассмотрим в данной группе, касается ситуации, когда Европейская комиссия начала антимонопольное расследование деятельности Арр Store и Apple Pay в связи с тем, что Apple накладывает ограничения в отношении компаний -разработчиков приложений, а именно требует обязательного использования фирменной системы покупок Apple в приложениях Apple IAP для распространения платного цифрового контента. В настоящее время с разработчиков взимается плата в размере 30% от всех сборов за подписку через IAP. Хотя Apple допускает возможность пользователей использовать контент, такой как музыка, электронные книги и аудиокниги, приобретенные на веб-сайте разработчика, ее правила не позволяют разработчикам информировать пользователей ¡Phone и ¡Pad о более дешевых

возможностях такой покупки вне приложений Подобные примеры расследований существуют и в других странах.

Согласно ФЗ «О защите конкуренции» такая практика должна быть квалифицирована либо как «навязывание контрагенту условий договора, невыгодных для него», либо как иные случаи злоупотребления доминирующим положением (в случае если владелец платформы будет признан таковым), не предусмотренное особо перечнем ч. 1 ст. 10 ФЗ «О защите конкуренции», но подпадающая под общее определение запрещенных действий, содержащееся в этой статье: «действия (бездействие) занимающего доминирующее положение хозяйствующего субъекта, результатом которых являются или могут являться недопущение, ограничение, устранение конкуренции и (или) ущемление интересов других лиц (хозяйствующих субъектов) в сфере предпринимательской деятельности либо неопределенного круга потребителей».

Ограничивающие конкуренцию соглашения хозяйствующих субъектов

С навязыванием условий договора, а также особенностями ценообразования связана практика заключения владельцами платформы со своими клиентами договоров, которые содержат условие о запрете клиенту заключать подобные договоры с другими компаниями или условие об ограничении цены или иных условий в договорах, заключаемых с другими компаниями. В качестве примера можно привести договор между платформой бронирования отелей и отелем, согласно которому отель не вправе устанавливать цены ниже, чем цены, предложенные на данной платформе. Если анализировать практику антимонопольных органов различных европейских государств, то этот вопрос решается ими неоднозначно. Различают «wide price parity clauses», которые запрещают отелям предлагать номера по более низким ценам через другие каналы дистрибуции и «narrow price parity clauses», которые запрещают отелям предлагать номера по более низким ценам на сайте самого отеля. Первый вид условий почти всегда признается нарушающим антимонопольное законодательство, а по поводу

второго вида существуют примеры различного подхода в судах и практике антимонопольных органов разных государств Европейского союза и даже внутри одного государства (на примере Германии и Швеции) 1121.

Такие соглашения названы законодательством России «вертикальными» соглашениями. Согласно п. 19 ст. 4 ФЗ «О защите конкуренции» «вертикальное» соглашение -«соглашение между хозяйствующими субъектами, один из которых приобретает товар, а другой предоставляет (продает) товар». Договор между владельцем платформы бронирования отелей и отелем следует признать вертикальным, так как это договор об оказании услуг, где владелец платформы предоставляет услугу (товар), а отель ее приобретает.

В целом «вертикальные» соглашения, направленные на ограничение конкуренции, не допускаются, с некоторыми исключениями. Исключения составляют «вертикальные» соглашения, которые признаются допустимыми в соответствии со ст. 12 ФЗ «О защите конкуренции»: если эти соглашения являются договорами коммерческой концессии, если доля каждого из контрагентов на товарном рынке товара, являющегося предметом соглашения, не превышает двадцать процентов, если суммарная выручка таких хозяйствующих субъектов от реализации товаров за последний календарный год не превышает четыреста миллионов рублей.

Правило о запрете вертикальных соглашений, казалось бы, содержит исчерпывающий перечень условий, при наличии которых такие соглашения запрещаются (ч. 2 ст. 11 ФЗ «О защите конкуренции»), причем наш пример этим перечнем не предусмотрен. Однако в ч. 4 ст. 11 содержится запрет на иные соглашения между хозяйствующими субъектами, если установлено, что такие соглашения приводят или могут привести к ограничению конкуренции, при этом этот пункт не содержит исчерпывающего перечня условий (используется формула «в частности»).

Запрет отелю устанавливать меньшую цену на иных площадках является действием, направленным на ограничение конкуренции, а потому подпадает под список запрещенных вертикальных соглашений. Запрет устанавливать меньшую цену на сайте самого отеля, как представляется, не подпадает под понятие ограничения конкуренции (если только в данном случае не признавать конкурентами владельца платформы и сам отель, а конкурирующей деятельностью - деятельность по рекламе услуг отеля). Однако, это условие признается недействительным согласно правилу о недопустимости ограничения правоспособности и отказа от нее (ст. 22 Гражданского кодекса РФ).

По поводу ограничивающих конкуренцию соглашений в литературе приводится пример использования алгоритмического ценообразования на рынке такси по сговору

конкурентов об его использовании 1261. Такие картельные соглашения прямо запрещены п. 1 ч 1. ст. 11 ФЗ «О защите конкуренции».

Сделки, направленные на экономическую концентрацию

Иными примерами антиконкурентной практики являются действия, влияющие на состояние конкуренции через экономическую концентрацию. Практика изобилует примерами приобретения зарождающихся конкурентов владельцем цифровой платформы. Например, в 2012 г. РасеЬоок приобрел стартап обмена фотографиями 1п51адгат. На тот момент эта сделка была согласована Федеральной службой по тарифам США, хотя, по оценке специалистов, не должна была, так как привела к ограничению конкуренции 1241.

Показателен опыт Российской Федерации, где Федеральная антимонопольная служба России не согласовала ходатайство «Яндекс.Такси» о приобретении активов ГК «Везет» из-за того, что сделка могла бы привести к ухудшению конкуренции на рынке, при этом Яндекс.Такси четыре раза подавало подобное ходатайство, последний отказ в согласовании сделки получен в июне 2020 г., когда компания ходатайствовала о приобретении всех торговых знаков «Везет» - Fasten, «Лидер», «RedTaxi» и других. Анализ Федеральной антимонопольной службы России показал, что сделка может привести к увеличению совокупной доли этих агрегаторов до 70% по России, в 19 субъектах РФ этот показатель мог превысить 80% рынка услуг агрегаторов такси, то есть к усилению концентрации рынка, сужению возможности выбора водителей такси и пассажиров 14Z1.

3. Выводы

1. Исходя из анализа антиконкурентной практики цифровых платформ, можно сделать вывод о том, что конкретные проявления такой практики можно квалифицировать согласно действующему российскому антимонопольному законодательству как различные виды его нарушений. Основная масса примеров подобного поведения цифровых платформ связана либо с недобросовестной конкуренцией, либо со злоупотреблением доминирующим положением на рынке. Кроме того, встречаются примеры недопустимых соглашений, ограничивающих конкуренцию, а также сделок, влекущих экономическую концентрацию.

2. В российском законодательстве отсутствует такая форма антиконкурентного поведения, как злоупотребление цифровой платформой своим особым положением «посредника», когда происходит не злоупотребление доминирующим положением, а злоупотребление специфическим статусом цифровой платформы, в случае если, например, владелец платформы использует информацию о клиентах, продуктах, ставшую известной благодаря проведению транзакций через платформу. Однако, согласно действующему российскому законодательству, как было отмечено выше, действия по злоупотреблению положением владельца платформы подпадают под понятие недобросовестной конкуренции в том случае, если они совершаются лицом, не являющимся доминантом на рынке.

Стоит согласиться с Л. С. Джиоевой в то, что владелец цифровой платформы может не занимать какую-либо долю на рынке производства материального товара, но владея определенной информацией, которую он получает в процессе своей платформенной деятельности, он может контролировать любой материальный рынок 1231 д g Доценко и А. Ю. Иванов так же отмечают, что монополист, владеющий цифровой платформой, в отличие от обычного монополиста, контролирует не только рынок собственных услуг, но и другие рынки, связанные с платформой 1241.

Так называемое присвоение информации владельцем платформы следует квалифицировать как недобросовестное поведение именно благодаря специфике платформенного бизнеса. Цифровая платформа создается и позиционируется владельцем как площадка для ведения бизнеса других лиц, которые используют ее, рассчитывая на получение преимуществ такой площадки, за что платят определенную цену. Когда через электронные сервисы, созданные компанией, она размещает свои продукты, то не вступает ни с кем в недобросовестную конкуренцию. Когда владелец платформы открывает ее для использования другими компаниями и за счет них собирает о них же информацию, которую он использует для конкуренции с ними же, то речь, как

представляется, должна идти о недобросовестной конкуренции. Эта ситуация ведет к возникновению конфликта интересов между владельцем платформы и его клиентами, который в подавляющем большинстве случаев будет разрешаться владельцем платформы в свою пользу.

Практика доказывает это на примере крупных цифровых платформ. Ученые подтверждают это мнение. Так, L. Khan отмечает, что одной из особенностей таких платформ заключается в том, что они одновременно управляют платформой и продают на ней свои собственные товары и услуги, что ставит их в прямую конкуренцию с некоторыми компаниями, которые от них зависят, создавая конфликт интересов, который платформы могут использовать для дальнейшего укрепления своего господства,

предотвращения конкуренции и подавления инноваций U61. не случайно инвесторы называют рынки крупнейших цифровых платформ «kill zone», имея в виду, что это области, в которых не стоит работать или вкладывать средства, поскольку поражение

гарантировано U41: владелец всегда имеет возможность отследить прибыльность бизнеса и вытеснить его своим.

В настоящее время владельцами платформ разработаны различные автоматизированные инструменты для наблюдения за конкурирующим бизнесом на своей платформе, и они имеют обширные возможности для такого наблюдения. Как справедливо отмечают А. В. Доценко и А. Ю. Иванов, сбор и концентрация информации о пользователях становится в значительной степени самоцелью, обеспечивающей стабильность рыночного положения платформы Khan отмечает, что платформы пассивно собирают высокоточные и

подробные данные о своих бизнес-клиентах, которые они могут использовать, конкурируя с теми же клиентами. Эти данные особо ценны в силу их сложности и с большей вероятностью будут использованы с учетом их ценности, а также обосновывает вред, приносимый присвоением информации именно на рынках цифровых платформ, тем,

что платформы играют важную роль катализаторов инноваций U61.

Использование информации, ее присвоение может быть как связано, так и не связано с нарушением законодательства о персональных данных, в зависимости от того, какие меры предприняты владельцем платформы для оформления отношений по сбору данных. Например, А. В. Доценко и А. Ю. Иванов пишут о том, что будучи заинтересованными в максимально гибком использовании собранных пользовательских данных, владельцы платформ особое внимание уделяют формулированию условий пользовательских соглашений, позволяющих использовать пользовательскую информацию в самых разных целях, не всегда связанных с улучшением самих предоставляемых услуг 1241. v. Robertson пришла к выводу, что нарушение законодательства о сборе данных не является однозначно антиконкуретным поведением и, наоборот, если оно не нарушается, это не обязательно будет квалифицироваться как добросовестная конкуренция; эта связь не является автоматической 1221

3. Если характеризовать правовые конструкции разных форм антиконкурентного поведения, предусмотренные действующим антимонопольным законодательством, то следует признать положительным преимущественно неисключительное определение категорий в ФЗ «О защите конкуренции». Так, даются примерные перечни действий (бездействий), составляющих недобросовестную конкуренцию, действий, являющихся злоупотреблением доминирующим положением, соглашений и согласованных действий, ограничивающих конкуренцию. Эти перечни не имеют исчерпывающего характера, что позволяет по мере развития отношений охватывать регулированием и новую

антиконкурентную практику. Это повышает стабильность антимонопольного закона и роль правоприменителя - Федеральной антимонопольной службы России. Примеры, показанные выше, свидетельствуют о том, что действующий закон способен справиться с квалификацией деятельности цифровых платформ в качестве антиконкурентной.

Так, под общие определения недобросовестной конкуренции или злоупотребления доминирующим положением на рынке подпадают такие явления, как удаление владельцем платформы «конкурирующих» приложений со своей платформы, практика сбора чрезмерной информации о клиентах и транзакциях и использования этой информации в своих интересах, использование «геоблокировки», практика «связывания», практика по выдаче несправедливых результатов поиска в поисковой системе.

4. Исходя из анализа различных примеров антиконкурентной практики можно сделать вывод о том, что одними из наиболее сложных в правовой квалификации являются вопросы, связанные с ценообразованием на рынке цифровых платформ, например, в случае применения алгоритмического образования на основании данных о клиентах и их предпочтениях, а также в случае включения владельцем платформы в договор с клиентом условия о запрете устанавливать меньшую цену в других подобных договорах или при прямом предложении услуги. Представляется, в связи с этим, что исследование вопроса о несправедливых условиях договора в отношении цены, устанавливаемой владельцем цифровых платформ, могло бы быть направлением самостоятельного исследования, проводимого представителями наук гражданского и предпринимательского права. Несомненно, что этим не ограничиваются ниши дальнейших научных исследований. Так, например, в данной работе акцент был сделан на материально-правовой составляющий конкурентного права, а, вместе с тем, П. В. Самолысовым поднимается вопрос и о развитии процессуальных норм, регулирующих процедурные вопросы выявления антиконкурентного поведения и применения мер реагирования 1451.

5. Стоит согласиться с мнением R. W. Crandall, что более важным для нынешних дебатов по поводу использования антимонопольного законодательства для ограничения власти гигантских цифровых компаний является не вопрос о квалификации антиконкурентного поведения и введении его запрета, а о том, какие эффективные средства государство может использовать для борьбы с новыми монополистами, простое запрещение антиконкурентных практик может не повлиять на монопольную власть 151. Изменения конкурентного законодательства должно быть нацелено на поиск таких средств борьбы, а не констатации факта недобросовестной конкуренции.

Одним из форм поведенческого средства, которое предлагается использовать в зарубежной практике для преодоления доминирования интернет-гигантов, является обязательный обмен данными с более мелкими конкурентами или новыми участниками рынка. При этом, как отмечает, В. Engels переносимость данных должна быть гарантирована там, где она улучшает конкуренцию и стимулирует инновации, это обычно рекомендуется в тех случаях, когда платформы предлагают дополнительные продукты

или альтернативные продукты, и риск антиконкурентного поведения высок 1^1. L. Khan отмечает недостаточное внимание использованию структурных средств защиты, методу

структурного разделения бизнесов U61. p. s. Diaz полагает, что в данной сфере не требуется опережающее регулирование, более эффективным может быть

пострегулирование и постреагирование (ex post в отличие от ex ante) 161. Хотя существует и противоположное мнение, например, М. А. Егорова отмечает, что в России

необходимо подготовить законодательные предложения, которые будут направлены на предупреждение монополизации товарных рынков в сфере цифровых технологий 1261. r. W. Crandall видит развитие регулирования интернет-гигантов в поиске баланса между необходимостью поддержки инноваций и борьбы с антиконкурентной практикой, защитой

потребителей

Представляется, что основой для недобросовестной практики платформ является их возможность использовать информацию, в том числе при ведении смежного бизнеса. Владельцы цифровых платформ зачастую сами продают на них свои товары и услуги, или делают это вне своей платформы, становясь конкурентами зависимых от них предприятий, создавая тем самым конфликт интересов. Эта позиция позволяет им использовать свои преимущества. Таким образом, доминирование на рынке крупнейших цифровых платформ ограничивает развитие конкуренции не только на рынке услуг цифровых платформ, но и на смежных рынках, на которые цифровые платформы могут влиять, используя свою рыночную власть.

В связи с этим представляется необходимым для борьбы с антиконкурентным поведением цифровых платформ разработать систему мер, направленных на минимизацию рисков возникновения конфликта интересов, возможно, предотвращение таких рисков, их регулирование и устранение последствий такого конфликта.

Необходимо продумать целесообразность применения организационных мер, связанных с введением в законодательство запрета совмещать деятельность владельца платформы с деятельностью, которая осуществляется через платформу, или ограничение участия владельца платформы в компаниях, ведущих конкурирующие с клиентами виды деятельности. Подобные правила используются в российском законодательстве; опыт регулирования организованных рынков и пруденциального регулирования банковской деятельности можно использовать в рассматриваемой сфере. Детальная разработка этого решения должна стать предметом более глубокого изучения, в том числе с привлечением методов экономического анализа: с какого этапа развития платформы целесообразно применять организационное разделение, на каких платформенных рынках это может причинить вред инновациям, а на каких, наоборот - способствовать их развитию. Важным преимуществом организационного разделения бизнесов является то, что оно направлено на устранение стимулов к недобросовестной конкурентной практике

Необходимо разработать другие меры по предотвращению и урегулированию конфликта интересов, возникающего у владельца платформы в связи с совмещением бизнесов, прежде всего для рынков, на которых нецелесообразно использовать метод организационного разделения. Среди таких мер могут быть возложение на владельца платформы обязанности раскрывать информацию об аффилированных лицах, занимающихся деятельностью, аналогичной деятельности клиентов платформы, и введение критериев такой аффилированности, а также обязанности по возмещению убытков, причиненных клиентам возникновением конфликта интересов по причинам, зависящим от владельца платформы.

Библиография

1. Amazon faces EU antitrust charges. BRICS Competition Innovation Law&Policy Joint

Research Platform, June 18, 2020. URL:

http ://bricscompet it ion. org/materia Is/news/a ma zon-fa ces-eu-ant it rust-charges (доступ

свободный: 14.07.2020).

2. Antitrust: Commission opens investigations into Apple's App Store rules. Press release. An official website of the European Union, June 16, 2020. URL:

https://ec.euгора.eu/commission/presscorner/detail/en/ip_20_1073 (доступ свободный: 14.07.2020).

3. Beltran В. E. 2019. Geo-blocking in the market: consequences and predictions. IDP-Internet law and politics, 28, 98-108. DOI: 10.7238/idp.v0i28.3152.

4. BRICS Competition Centre project. URL: http://www.bricscompetition.org/materials (доступ свободный: 02.08.2020 г.)

5. Crandall R. W. The Dubious Antitrust Argument for Breaking Up the Internet Giants. Review of industrial organization. 2019. 54, 4, 627-649. DOI: 10.1007/slll51-019-09680-y.

6. Diaz P. S. EU Competition Law Needs to Install a Plug-in. World competition, 2017. 40, 3, 393-420.

7. Easterbrook F. The limits of antitrust. Texas Law Review, 1984. 63(1), 1-40.

8. Eferin Y., Hohlov Yu., Rossotto C. Digital platforms in Russia: competition between national and foreign multi-sided platforms stimulates growth and innovation. Digital Policy, Regulation and Governance, 2019. 21, 2, 129-145. URL: https://doi.org/10.1108/DPRG-ll-2018-0065 (доступ свободный: 14.07.2020).

9. Engels В. Data portability among online platforms. Internet policy review. 2016. 5, 2. DOI: 10.14763/2016.2.408.

10. Esayas S., Svantesson D. Digital platforms under fire: What Australia can learn from recent developments in Europe. Alternative law journal, 2018. 43, 4, 275-282. DOI: 10.1177/1037969X18813402.

11. Haucap J. A German Approach to Antitrust for Digital Platforms. Digital Platforms and Concentration: Second Annual Antitrust and Competition Conference Stigler Center for the Study of the Economy and the State University of Chicago Booth School of Business, 2018. 8-13. URL: https://promarket.org/wp-content/uploads/2018/04/Digital-Platforms-and-Concentration.pdf (доступ свободный: 14.07.2020).

12. Hutchinson Ch. Challenges to Competition of Geographic Restrictions to Online Sales of Goods and Digital Content. Pravo - Zhurnal Vyssei shkoly ekonomiki, 2018. 4, 270-299. DOI: 10.17323/2072-8166.2018.4.270.299.

13. Hylton K. N. Digital Platforms and Antitrust Law. Nebraska Law Review, 2019. 98, 2. URL: https://digitalcommons.unl.edU/nlr/vol98/iss2/3 (доступ свободный: 14.07.2020).

14. Kamepalli S. K., Rajan R. Kill zone. New Working Paper Series. 2019. № 39. URL: https ://resea rch.chicagobooth.edu/-/

media/research/stig I er/pdfs/working pa pers/39ki I lzonenov.pdf?

la = en&hash = C05ED31FB38ECA375996EFD80E6986264F947167 (доступ свободный: 02.008.2020).

15. Kapczynski A. 2020. The Law of Informational Capitalism. Yale law journal, 129, 5, 1460-1515.

16. Khan L. The Separation of Platforms and Commerce. Columbia Law Review, 2019. 119, 4, 973-1098.

17. Knapp U, Busvine D. Top German court reimposes data curbs on Facebook. Technology news, June 23, 2020. URL: https://www.reuters.com/article/us-facebook-germany/top-german-court-re imposes-data-curbs-on-face book-id U SKBN23U 2 P4?utm_source = ixbtcom (доступ свободный: 14.07.2020).

18. Mackenrodt M.-O. Price and Condition Parity Clauses in Contracts Between Hotel Booking Platforms and Hotels. IIC - International Review of Intellectual Property and

Competition Law, 2019. 50, 9, 1131-1143. DOI: 10.1007/s40319-019-00886-x.

19. Nicas J. Apple Cracks Down on Apps That Fight iPhone Addiction. New York Times. 27.04.2019. URL: https://www.nytimes.com/2019/04/27/technology/apple-screen-time-trackers.html (доступ свободный: 16.09.2020).

20. Picker R. C., the University of Chicago. Курс лекций «Internet Giants: The Law and Economics of Media Platforms // Coursera. URL:

https://www.coursera.org/learn/internetgiants (доступ по регистрации: 02.08.2020).

21. Raiche H. The digital inquiry - final report: an analysis of the proposed reforms to competition law. Australian journal of competition and consumer law, 2020. 28, 1, 42-46.

22. Robertson V. H. S. E. Excessive data collection: Privacy considerations and abuse of dominance in the era of big data. Common Market Law Review, 2020. 57, 1, 161-189.

23. Rochet J., Tirole J. Two-Sided Markets: a Progress Report. The RAND Journal of Economics, 2006. 37, 3, 645-667.

24. Rusli E. M. Facebook Buys Instagram for $1 Billion. The New York Times, 2012. April 09. URL: https://dealbook.nytimes.com/2012/04/09/facebook-buys-instagram-for-l-billion (доступ свободный: 14.07.2020).

25. Rysman M. The Economics of Two-Sided Markets. Journal of Economic Perspectives, 2009. 23, 3, 125-143.

26. Sirait N., Ramaiah A. K. Competition Law And Sharing Economy In Asean: Malaysia And Indonesia. The European Proceedings of Social & Behavioural Sciences EpSBS, 2017. 32, 173-185. DOI: 10.15405/epsbs.2017.11.17.

27. Zhang L. When Platform Capitalism Meets Petty Capitalism in China: Alibaba and an Integrated Approach to Platformization. International journal of communication, 2020. 14, 114-134.

28. Анатолий Голомолзин о совершенствовании законодательства в условиях цифровой экономики. Официальный сайт Федеральной антимонопольной службы России. 05.01.2019. URL: https://plan.fas.gov.ru/external/news/28898 (доступ свободный: 14.07.2020).

29. Антипина О. Н. Платформы как многосторонние рынки эпохи цифровизации // Мировая экономика и международные отношения. 2020. Т. 64. № 3. С. 12-19. DOI: 10.20542/0131-2227-2020-64-3-12-19.

30. Асадуллина А. В. Конкуренция между владельцами цифровых платформ в мировой экономике // Российский внешнеэкономический вестник. 2020. № 1. С. 51-59.

31. Герасименко О. А., Давыдова Я. Е., Фролова А. А. Экономическая сущность технологических платформ и особенности функционирования организационно-экономического механизма Евразийской сельскохозяйственной технологической платформы// Прикладные экономические исследования. 2017. № 4 (20). С. 14-21.

32. Данилин И. В. Влияние цифровых технологий на лидерство в глобальных процессах: от платформ к рынкам? // Вестник МГИМО Университета. 2020. Т. 13. № 1. С. 100-116. DOI: 10.24833/2071-8160-2020-1-70-100-116.

33. Джиоева /1. С. О новых подходах к антимонопольному регулированию в условиях цифровой экономики. // Российское конкурентное право и экономика. 2020. № 1 (21). С. 32-37

34. Доценко А. В., Иванов А. Ю. Антимонопольное регулирование, цифровые платформы и инновации: дело GOOGLE и выработка подходов к защите конкуренции в цифровой среде // Журнал Закон. 2016. № 2. С. 31-45.

35. Дунаев О. Н., Кулакова Т. В. Транслогистическая платформа: развитие логистических информационных платформ // Транспорт Российской Федерации. 2016. № 1 (62). С. 36-39.

36. Егорова М. А. Особенности нормативного регулирования цифровой экономики и проблемы антимонопольного регулирования на цифровых рынках как средство защиты национальных интересов // Юрист. 2018. № 11. С. 7-10. DOI: 10.18572/1812-3929-2018-11-7-10.

37. Иванов А. Ю., Войниканис Е. А. Институт доверенного лица и антимонопольное регулирование цифровой экономики // Закон. 2018. № 7. С. 134-147.

38. Колоколов В. А. Инновационные механизмы функционирования предпринимательских структур // Менеджмент в России и за рубежом. 2002. № 1. С. 95-104.

39. Коломыченко М. По закону компания не является плохой, просто потому что она большая. Как руководители Apple, Facebook, Google и Amazon пытались убедить конгресс США, что не зачищают рынок от конкурентов. Meduza. 30.07.2020 г. URL: https ://meduza .io/feature/2020/07/30/po-zakonu-kompaniya-ne-yavlyaetsya-plohoy-prosto-potomu-chto-ona-bolshaya (доступ свободный: 10.09.2020 г.).

40. Кузнецова С. А., Маркова В. Д. Проблемы формирования бизнес-экосистемы на основе цифровой платформы: на примере платформы компании 1С // Инновации. 2018. № 2 (232). С. 55-60.

41. Маркова В. Д., Трапезников И. С. Современные формы партнерства в бизнесе // Мир экономики и управления. 2016. Т. 16. № 4. С. 109-119. URI: https://lib.nsu.ru/xmlui/handle/nsu/13200 (доступ свободный: 10.09.2020 г.).

42. Огородова /1. М., Спицко Ж. А. Проблемы управления интеллектуальной собственностью в рамках технологической платформы (на примере технологической платформы «Медицина будущего») // Право интеллектуальной собственности. 2013. № 5. С. 14-16.

43. Писарев С. Л., Герасименко О. А., Кокувин Е. В. Опыт создания и функционирования технологических платформ за рубежом // Прикладные экономические исследования. 2017. № 4 (20). С. 9-14

44. Пятый «цифровой» антимонопольный пакет поправок. Официальный сайт ФАС.

19.12.2019. URL: https://fas.gov.ru/p/presentations/582 (доступ свободный: 14.07.2020).

45. Самолысов П. В. Тенденции развития конкурентного права и антимонопольного процесса // Юрист. 2019. № 11. С. 43-48. DOI: 10.18572/1812-3929-2019-11-43-48.

46. Тимофеев А. Равные возможности: как усмирить цифровых гигантов. Как избежать мирового господства ИТ-корпораций // Gazeta.ru. 04.06.2020. URL:

https ://w ww. да zeta .ru/tech/2020/06/04_a_l 3106383. shtml (доступ свободный : 04.07.2020).

47. ФАС отказала «Яндекс.Такси» в покупке ГК «Везет» после четвертого ходатайства.

11.06.2020. URL: https://www.interfax.ru/business/712863 (доступ свободный: 11.07.2020).

48. Федеральный закон от 21.11.2011 г. № 325-Ф3 «Об организованных торгах» (с изм. и доп.). Официальное опубликование: Официальный интернет-портал правовой информации (www.pravo.gov.ru). 22.11.2011 г. // Портал ГАРАНТ.РУ (Garant.ru). URL: http://base.garant.ru/12191965 (доступ свободный: 10.09.2020 г.).

49. Федеральный закон от 26.07.2006 г. №135-Ф3 «О защите конкуренции» (с изм. и доп.). Официальное опубликование: Российская газета. 27.07.2006 г. // Портал

ГАРАНТ.РУ (Garant.ru). URL: http://base.garant.ru/12148517 (доступ свободный: 18.09.2020 г.).

50. Яковлева А. Ю., Яремчук Р. Л. Программный подход в развитии технологических платформ энергетического сектора (на примере технологической платформы «Интеллектуальная энергетическая система») // Научные исследования и разработки. Российский журнал управления проектами. 2015. Т. 4. № 4. С. 3-11. DOI: 10.12737/17501

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Представленная на рецензирование научная статья «Политика правового регулирования защиты конкуренции на рынке услуг цифровых платформ» подготовлена на актуальную тему, релевантную специализации журнала «Право и политика», поскольку в последнее время стремительный рост цифровых платформ по всему миру породил ряд проблем правового характера, связанных с потребностями обеспечения и защиты право потребителей, определение требований безопасности и режима доступа к данным, используемым платформой, регуляции рисков доминирования несколько иностранных, в том числе глобальных платформ, способных поглощать национальные платформы и переводить за рубеж долю местного рынка и т.п. Российский опыт в данной сфере представляет научный интерес благодаря динамичному развитию национальных платформенных компаний (Яндекс, Мэйл.ру, Авито), которые продемонстрировали устойчивый рост выручки и рыночной капитализации в последние годы. Сказанное в целом придает теме исследования актуальный и своевременный характер, в особенности в контексте основной тематики журнала, посвященного рассмотрению правовых и организационных проблем права и политики, призванного живо реагировать на наиболее актуальные вопросы трансформации общества и государственного строительства, под воздействием комплекса сложных факторов и вызовов времени. Вместе с тем, наименование статьи не отражает ее основное содержательное наполнение. Предметом исследования, исходя из наименования и содержания, должны были явиться нормативные акты и программные документы, определяющие политику правового регулирования защиты конкуренции на рынке услуг цифровых платформ. Вместе с тем, в содержании статьи исследуется, преимущественно, антиконкурентная практика цифровых платформ и меры реагирования в отношении таковых, т.е. речь идет о выявлении узловых проблем правового обеспечения защиты конкуренции. Методология исследования, в том варианте, в котором она предложена автором, вызывает некоторое недоумение, поскольку речь не об обозначении конкретного методологического инструментария, напротив, отмечается, что «методология исследования включает в себя выяснение специфики экономики цифровых платформ, факторов, влияющих на конкуренцию на рынке цифровых платформ, эмпирический анализ антиконкурентного поведения цифровых платформ, анализ законодательства о защите конкуренции на предмет выявления необходимости его изменения для регулирования цифровых платформ, поиск иных правовых путей развития конкуренции на рынке цифровых платформ». Думается, что позиционируемый предмет исследования предполагает использование комплекса общенаучных и частно-научных (включая специально-юридические) методов - формально-юридического, системного и др., тем более, что целью работы признается именно «совершенствование правового

регулирования». Здесь же заметим, что использование абстрактных «экономических исследований» как инструмента «для понимания правильности правового регулирования и выявления необходимости его изменения» также представляется методологически неверным, поскольку результаты таких исследований не подменяют собой оценку нормативной правовой базы и правоприменительной практики с использованием юридического инструментария (здесь также следует учитывать и профиль журнала). Стиль изложения произведения в целом научный, материал статьи включает в себя последовательное изложение и критический анализ нормативной базы особенностей построения конкурентных отношений на рынке цифровых платформ, существующей антиконкурентной практики в данной сфере (по основным видам нарушений), определение перспективных направлений развития антимонопольного законодательства в целях регулирования цифровых платформ, а также сгруппированные согласно рассмотренным тематическим подразделам выводы. Особый интерес представляет изучение зарубежной и отечественной практики применительно к конкретным формам недобросовестной конкуренции, злоупотребления доминирующим положением, недобросовестных соглашений и согласованных действий на базе цифровых платформ, а также сделок, направленных на экономическую концентрацию. Наряду с этим, во многом вследствие вышерассмотренной методологической ошибки, автор не дает отсылок к конкретным правовым нормам, регламентирующим ответственность за подобные недобросовестные практики в Российской Федерации, не производит их критического анализа, что представляется некорректным в контексте попытки предложить более совершенное нормативное правовое регулирование. Кроме того, тематический раздел «Особенности конкуренции на рынке цифровых платформ» выглядит в тексте научной статьи инородным вкраплением, что обусловлено не только реальным предметом исследования, но и тем обстоятельством, что, невзирая на «необходимость использовать новые методы экономического анализа многосторонних платформ, новую экономическую теорию цифровых платформ», таковые в тексте статьи не обозначаются и не используются.

В произведении слабо представлена апелляция к оппонентам, что обусловлено повышенным вниманием к описанию существующей антиконкурентной практики, а не критической оценке формулируемых выводов и предложений. В то же время, существует достаточное количество научных публикаций, в которых исследуются проблемы антимонопольного регулирования на цифровых рынках и в цифровой экономике в целом (Егорова М.А. Особенности нормативного регулирования цифровой экономики и проблемы антимонопольного регулирования на цифровых рынках как средство защиты национальных интересов // Юрист. 2018. N 11. С. 7 - 10; Самолысов П.В. Тенденции развития конкурентного права и антимонопольного процесса // Юрист. 2019. N 11. С. 43 - 48; Иванов А.Ю., Войниканис Е.А. Институт доверенного лица и антимонопольное регулирование цифровой экономики // Закон. 2018. N 7. С. 134 - 147 и др.). Библиография включается в себя достаточное количество научных источников, вместе с тем, в ней отсутствуют нормативные правовые акты Российской Федерации и судебная практика в данной сфере, что трудно назвать оправданным, учитывая цель исследования.

Итоговые выводы по результатам исследования весьма обширны и включают в себя конкурирующие положения. Так, например, автор констатирует, что «действующее антимонопольное законодательство России содержит достаточные конструкции, чтобы уже сегодня их использовать для борьбы с недобросовестной конкуренцией и злоупотреблением доминирующим положением на рынке цифровых платформ», что само по себе свидетельствует об отсутствии научной проблемы как таковой. Однако далее отмечается, что «изменения, направленные на регулирование цифровой экономики,

полезны для обнародования антимонопольной государственной политики, трендов развития антимонопольной практики, могут послужить ориентирами для участников рынка, а также для судов». К большому сожалению, несмотря на установления комплекса требований к таким «изменениям» («могут помочь в квалификации конкретных составов правонарушений, если в них используются специальные термины», «должны учитывать экономические особенности цифровых платформ, прежде всего их многосторонний характер», «должны быть нацелены на поиск средств борьбы, а не констатации факта недобросовестной конкуренции» и пр.) в конкретных формулировках и в отношении конкретных нормативных правовых актах таковые не предлагаются. В целом представленный материал является самостоятельным научным исследованием, обладающим, несмотря на высказанные замечания, некоторой степенью научной новизны, и может вызвать интерес у читательской аудитории журнала в контексте дальнейшего исследования проблем правового регулирования цифровой экономики и антимонопольного регулирования на рынке цифровых платформ в частности. Для принятия решения о публикации необходимо осуществить доработку представленного произведения. Рекомендации по доработке: 1) устранить отмеченные несоответствия в определении предмета и методологии исследования, скорректировать наименование статьи согласно обозначенной цели (например: «Антиконкурентная практика цифровых платформ и меры реагирования в отношении таковых по российскому и зарубежному праву»); 2) использовать к тексте статьи отсылки к конкретным нормативным источникам и судебной практике; 3) исключить тематический раздел «Особенности конкуренции на рынке цифровых платформ» (возможно включить часть значимых данных из него во вводную часть статьи); 4) дополнить материал апелляцией к оппонентам, а библиографию нормативными источниками и судебной практикой; 5) структурировать выводы, исключив из них противоречащие положения, дополнить выводы конкретными предложениями по совершенствованию нормативной базы и практики антимонопольного регулирования.

Результаты процедуры повторного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Представленная на рецензирование работа «Антиконкурентная практика цифровых платформ и меры реагирования по российскому и зарубежному законодательству» посвящена безусловно актуальной тебе регулирования конкуренции на рынке так называемых «цифровых платформ». Действительно, следует согласиться с автором в том, что особенности платформенной экономики оказывают влияние и на правовое регулирование цифровых платформ, а ее развитие обостряет многие проблемы, которые традиционно являлись предметом правового регулирования, в том числе проблему развития конкуренции. Проблема регулирования рынка цифровых платформ обусловлена и тем, что зачастую на таких рынках существует занимающее доминирующее положение хозяйствующий субъект, о чем справедливо пишет автор. Отмеченные проблемы обуславливают актуальность исследований в этой сфере. Методология исследования представлена методами анализа, синтеза, индукции, дедукции, историческим, а также сравнительным методом и достаточная для проведения соответствующего исследования. Стиль работы отвечают требованиям жанра научной работы, а структура соответствует целям исследования, логична и выдержана - текст работы разбит на соответствующие смысловые раздели, что заслуживает одобрения. В содержании работы хочется отметить положительные стороны, в частности,

использование автором зарубежного опыта при написании работы, глубокий анализ проблемы и широкое использование специальной литературы. Апелляция к авторам, безусловно, соответствует высокому уровню работы. Ценность работы заключается и в том, что автор обоснованно критически оценивает некоторые предложения по совершенствованию современного законодательства в сфере конкуренции, в частности, пятого антимонопольного пакета.

Вместе с тем, в работе, несмотря на в целом высокий уровень, присутствуют существенные недостатки, которые в определенной степени умаляют её научную ценность:

1. Некоторые утверждения автора публицистичны и не соответствуют научному стилю работы. В частности, предложение «Однако, развиваясь, все больше захватывая экономическую власть, они максимизируют прибыль и, тем самым, усиливают неравенство между странами - держателями этих платформ и всем остальным миром» принадлежит скорее «желтой» прессе, нежели серьезной научной работе. Также определенный скепсис вызывает утверждение автора о том, что «доминирование на рынке неизбежно приводит к практике злоупотребления им» - неизбежность как категория подразумевает, что это произойдет в 100% случаев, что даже статистически вряд ли представляется возможным.

2. Автор во введении использует определение, которое совершенно не раскрывает сущности рассматриваемого явления и сначала вызывает недоумение - о чем же будет исследование. Более того, все предложение не согласовано и неподготовленному читателю трудно понять, об определении чего идет речь.

3. Автор, с учетом критики предложений по совершенствованию законодательства, и очевидного неприятия доминирования на цифровых рынках, крайне некритично, даже совсем поверхностно указал на то, что в ноябре 2019 г. Госдумой в третьем чтении был принят законопроект, обязывающий предустанавливать отечественные приложения на абонентские устройства, реализуемые на территории Российской Федерации, на стадии их производства. Возникает закономерный вопрос - автор против любого доминирования на рынке или только того доминирования, которое не поддержало государство?

4. Основная часть работы основана исходя «из анализа конкурентной практики цифровых платформ» - при этом в работе описано 7 дел. Следует уточнить, анализ автора ограничивался только этими делами или же было исследовано больше, а эти были отобраны в качестве примеров.

5 . В разделе «недобросовестная конкуренция» автор приводит пример с Арр Store, который не вполне соответствует существу нарушения, которое описывает автор. В данном случае, как представляется, речь идет о злоупотреблении доминирующем положении, выразившееся в одностороннем расторжении договора. Автору нужно укрепить свои доводы относительного признания такого действия именно недобросовестной конкуренцией.

6. Представляется несоответствующим экономическим реалиями и логике предложение автора запретить совмещать деятельность владельца платформы с деятельность через эту платформу. Такое решение, фактически, погубит практически всех разработчиков программного обеспечения, поскольку оно зачастую распространяется через собственные платформы. При этом сам автор справедливо отмечает практическую невозможность реализации такого запрета.

7 . Автор рассматривает как антиконкурентное поведение ситуацию, когда «владелец платформы использует информацию о клиентах, продуктах, ставшую известной благодаря проведению транзакций через платформу». Не совсем понятно, что именно в этом поведении нарушает законодательство о защите конкуренции. Речь, безусловно,

может иди о нарушении законодательства о персональных данных, но о законодательстве о защите конкуренции? Этот вывод необходимо аргументировать. 8. Удивление вызывает тезис автора о том, что «основой для недобросовестной практики платформ является их возможность использовать информацию, в том числе при ведении смежного бизнеса». Автор предлагает запретить использовать информацию в целом? Очевидно, что любой хозяйствующий субъект желает и использует информацию в целях конкурирования с другими хозяйствующими субъектами. Предложенный вывод не вполне соответствует также и тексту работы.

В связи с изложенным, работу следует доработать в части укрепления позиции автора по указанным вопросам, а также в части общей «шлифовки» текста. Несмотря на в целом благоприятное впечатление о работе, её актуальности и проработанности -некоторые замечания носят существенный характер и их необходимо устранить.

Результаты процедуры окончательного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предмет исследования в представленной статье, как следует из ее наименования, составляют проблемы антиконкурентной практики цифровых платформ, а также мер реагирования на нее (с анализом соответствующего российского и зарубежного законодательства и опыта). Автору рекомендуется уточнить наименование работы в части указания объекта, в отношении которого применяются меры реагирования. Методология исследования указана автором в тексте работы: она состоит в «... анализе конкретных примеров антиконкурентного поведения цифровых платформ на российском и зарубежных рынках, квалификации такого поведения с точки зрения российского законодательства о защите конкуренции с учетом того, что поведение цифровых платформ может быть похожим на рынках разных стран. ... Одновременно выявляются меры реагирования на такое поведения со стороны компетентных государственных органов разных стран, а также предлагаемые исследователями меры реагирования; эти меры сравниваются с существующими в российском законодательстве». Автору рекомендуется указать конкретные общенаучные и частнонаучные методы исследования, использованные им при написании статьи. Исходя из анализа ее содержания, ученым использовались всеобщий диалектический, логический, формально-юридический, герменевтический, сравнительно-правовой методы исследования.

Актуальность темы исследования, избранной автором, не вызывает сомнения и определена им исчерпывающе. «Ученый справедливо указывает на то, что наша страна «... является местом доминирования крупных цифровых платформ, которые оказывают широкий спектр услуг населению и предпринимателям в различных сферах деятельности...», а между тем эти платформы «... имеют национальность США и Китая, их доминирование может оказать влияние на национальную безопасность» России. Также «... монополии цифровых платформ опосредовано ведут к усилению неравенства». В чем состоит научная новизна работы, автором четко не определено, однако в качестве цели своего исследования он преследует выяснение вопроса о том, «...содержит ли российское законодательство о защите конкуренции меры, с помощью которых можно бороться с антиконкурентной практикой цифровых платформ, необходимо ли вносить в него соответствующие изменения». Рецензенту научная новизна представленной работы видится в том, что автор, на основе анализа материалов российской и зарубежной практики, констатируя тот факт, что действующий антимонопольный закон способен справиться с квалификацией деятельности цифровых платформ в качестве

антиконкурентной, предлагает ввести дополнительные меры реагирования на некоторые формы антиконкурентного поведения. Однако, помимо ряда рекомендаций, имеющих непосредственное практическое значение, автору предлагается определить некоторые научные понятия, составляющие логико-понятийный аппарат его исследования, в частности, дать оригинальную дефиницию понятия «цифровая платформа». Научный стиль исследования выдержан автором в полной мере.

Структура работы, на первый взгляд, логична. В статье выделены следующие составляющие: «Введение» (где рассматриваются вопросы актуальности темы исследования, его цель, задачи, методология, указываются результаты, достигнутые автором), «Основная часть» (где рассматриваются разбитые по группам примеры антиконкурентного поведения цифровых платформ), «Выводы» (где содержится 5 выводов по результатам проведенного исследования). Содержание некоторых из этих частей не вполне соответствует их назначению, о чем более подробно будет сказано ниже.

Содержание работы в целом соответствует ее наименованию, но не свободно от ряда недостатков.

В частности, во «Введении» автор рассматривает дискуссионный вопрос о понимании сущности понятия «цифровая платформа». Между тем логичнее было бы сделать это в основной части исследования. Также ученому рекомендуется избегать сплошного цитирования. Приведенные определения понятия «цифровая платформа» должны быть подвергнуты критическому анализу с указанием их достоинств и недостатков, после чего будет логичным формулирование автором своей дефиниции указанного понятия. Ученый пишет: «Особенности платформенной экономики оказывают влияние и на правовое регулирование цифровых платформ, а ее развитие обостряет многие проблемы, которые традиционно являлись предметом правового регулирования, в том числе проблему развития конкуренции». Как известно, правовому регулированию подвергаются общественные отношения, а не проблемы или феномены. Автору следует уточнить используемые им формулировки суждений.

Поскольку в качестве ключевых проблем, рассматриваемых в статье, заявлена не только проблема антиконкурентной практики цифровых платформ, но и проблема мер реагирования на таковую, хотелось бы, чтобы автор не только определил понятие указанных мер реагирования, но и перечислил бы их, и в отдельную группу выделил те меры, которые показались ему наиболее эффективными. В целом следует отметить, что % работы посвящено именно анализу форм антиконкурентной практики цифровых платформ.

В заключительной части статьи автор вступает в научную дискуссию с Л. С. Джиоевой, А. В. Доценко и др., осуществляет обильное цитирование из некоторых научных работ. Между тем это было бы уместно в основной части работы. Заключительная часть статьи предполагает подведение итогов именно авторскому исследованию.

К особым достоинствам работы следует отнести проведенный автором анализ примеров антиконкурентной практики, который позволил ему сформулировать ряд интересных для отечественной правовой науки выводов.

Библиография статьи представлена 50 источниками, что вполне достаточно для проведения глубокого исследования интересующих автора проблем. В качестве положительных моментов следует отметить использование ученым при написании работ большого количества работ иностранных коллег, а также трудов отечественных ученых за последние годы вплоть до 2020, что позволило автору взглянуть на проблему антиконкурентной практики цифровых платформ широко и представить ее современное видение, а также наметить некоторые пути ее решения.

Апелляция к оппонентам (Л. С. Джиоевой, А. В. Доценко, А. Ю. Иванова, В. Д. Маркова

и многие др.) имеется и вполне достаточна. Автор ведет научную дискуссию корректно. Выводы по результатам исследования имеются (их пять), но в основном они носят общий характер (автор констатирует, что конкретные проявления антиконкурентной практики цифровых платформ можно квалифицировать в соответствии с действующим антимонопольным законодательством, и в этом его плюс, однако существуют проблемы квалификации ряда деяний (к примеру, злоупотреблений, связанных с ценообразованием на рынке цифровых платформ), а также эффективности некоторых мер реагирования на антиконкурентную практику. На основании сказанного хотелось бы уточнить, какие изменения можно было бы внести в действующее антимонопольное законодательство.

Статья не вычитана автором. В ней встречаются опечатки и стилистические ошибки. Интерес читательской аудитории к представленной статье может быть проявлен, прежде всего, со стороны специалистов в сфере гражданского и предпринимательского права при условии ее доработки: уточнении наименования работы, ее методологии, введении дополнительных элементов научной новизны, уточнении структуры статьи и ее содержания, усилении аргументации некоторых суждений автора, конкретизации ряда выводов по результатам исследования, устранении недостатков в оформлении работы.