CC BY
116
УДК 27 (470) "988" 1 (091)
Р. В. Светлов
Античные ноты Крещения Руси1
Описание крещения Руси в «Повести Временных лет» - важнейший, хотя и противоречивый источник по ранней истории России. Мы предлагаем рассмотреть этот текст не только с точки зрения его внутренней логики (или гибридного состава). На наш взгляд фрагмент о крещении Руси показывает знакомство древнерусских книжников с античной традицией (в византийской обработке). Известия о временной слепоте Владимира, о путешествии «мудрых мужей» в земли носителей конкурирующих вер, и характер речи, приписанной «Философу» имеют параллели в античном историческом нарративе.
The description of the baptism of Russia in the "Primary Chronicle (by the monk Nestor)" is the most important, though controversial, source of early history of Russia. We propose to consider this text not only from the point of view of its internal logic (or the hybrid nature of its composition). A fragment about the choice of faith of Prince Vladimir shows the familiarity of Old Russian authors with the ancient tradition (in Byzantine processing). The reports about Vladimir's temporary blindness, the journey of "wise people", as well as the character of the speech attributed to the "Philosopher" have parallels in the ancient historical narrative.
Ключевые слова: Крещение Руси, христианская апологетика, выбор веры, античность.
Key words: Baptism of Russia, Christian apologetics, choice of faith, antiquity.
Со времен А. А. Шахматова отмечается противоречивость и непоследовательность описания процедуры крещения князя Владимира в «Повести Временных лет». Это описание в научной среде считается свидетельством более поздних «интерполяций» в начальный нарра-тив, повествующий о данном событии [7]. Проблемы начинаются с определения места крещения - то ли под Корсунью в 988 г., то ли годом ранее в Киеве или Василеве, после знаменитой процедуры «выбора веры».
Разница между рассказами о событиях 987 и 988 годов разительна вот в каком отношении. В первом случае князь Владимир, а также его «бояре и старцы» выступают в качестве субъектов процесса выбо-
© Светлов Р. В., 2017
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 15-18-00106 «Междисциплинарное исследование конфессиональных факторов формирования ценностной структуры российской цивилизации») в РХГА.
ра - именно они принимают решение, опираясь на «рекламные акции» представителей различных религиозных традиций, а также на информацию, собранную киевскими посланниками. Вопрос, который Владимир задает боярам: «Где примем крещение?» показывает, что принятие константинопольского варианта христианства было делом решенным [4, с. 74]. Во втором случае, при описании событий 988 г., Владимир - объект действия: вначале он дает обещание креститься, если возьмет Корсунь, но не крестится, и вспоминает о своем обещании только после того, как оказывается болен глазами. Никакого «соборного» решения князя и бояр со старцами (киевскими старейшинами) как будто и не было. Крещение 988 г. кажется вызванным внешними обстоятельствами, а не волей Владимира и киев-ско-полянской элиты.
Расхождение между повествованиями настолько очевидно, что И. Я. Фроянов в «Загадке крещения Руси» предположил, будто включение в «Повесть» рассказа о «корсуньском крещении» стало результатом деятельности церковных кругов, стремившихся подчеркнуть связь и зависимость русского христианства от византийской Церкви [6, с. 100-104]. Историк А. Г. Кузьмин, напротив, видит в противоречиях, имеющих место в данном тексте, сплетение двух традиций -более ранней, говорящей о том, что крещение Руси было связано с дунайско-моравским христианством Кирилла и Мефодия, отличавшемся и от Римского и от Константинопольского вариантов, и более поздней, отдавшей пальму первенства в этом процессе Константинополю [2, с. 67-122].
В наше время определение места крещения Владимира становится политической темой: откуда пошла христианская Русь - из Киева, или из российского Херсонеса? В связи с этим следует прежде всего оговориться, что сейчас крайне трудно реконструировать события, связанные с историей принятия на Руси христианства. Можно очень уверенно говорить о внешне- и внутриполитических выгодах от этого акта, о том, что христианство уже присутствовало на Руси (благодаря и грекам, и, особенно, варягам - как купцам, так и дружинникам). Не вызывает сомнений историчность брака Владимира с царевной Анной и союза с Василием II, владыкой Византии (отметим, что Владимир по крещению также был наречен Василием). Наконец, абсолютно достоверен и сам факт крещения. Но какова была последовательность событий, что в «Повести временных лет» и в других древнерусских текстах, описывающих мотивы и процедуру принятия христианства, является выдумкой или интерпретацией, а что указывает на истину -сказать сложно.
Однако можно обнаружить некоторые клише или возможные претексты того, как описывает это событие древнерусский летописец (или летописцы - если мы уподобим деятельность Нестора античному «Гомеру», который собрал и кодифицировал песни о троянской войне). Нет сомнений, что «Повесть временных лет» создавалась не на пустом месте (не только с точки зрения информативно-событийного ряда, но и с точки зрения тех прецедентов и клише, которые уже были знакомы летописцу и на которые он автоматически ориентировался). Ряд сюжетных поворотов имеют возможные античные претексты - и, если наши наблюдения верны, они подчеркивают наличие образовательного и специфического ценностного основания, которое уже имели авторы древнерусских летописаний. Отсылки к историческим «прецедентам» - это не просто стилистический прием, но и способ вписать историю Руси в историю всемирную. «У нас -также как было у них, как уже было и засвидетельствовано в истории», следовательно, мы, русичи, вполне «историческая» цивилизация - так, в общем виде, можно сформулировать логику символической репрезентации летописцем далекого прошлого его отечества.
Некоторые параллели лежат на поверхности. Так, с античным христианством «Повесть...» связывает упоминание временной слепоты Владимира, которая стала последним мотивом для крещения. Мы помним, что услышавший по пути в Дамаск небесный глас Павел на три дня ослеп и крестился после того, как был исцелен христианином Ананией (Деян. 9: 8, 9). Хотя князя Владимира в древнерусской историографии чаще всего сравнивали с Константином Великим, тем не менее ряд деталей обращения Владимира подсказывают параллели с ап. Павлом. Закоренелый язычник после Корсуня становится крестителем множества восточно-славянских племен, некоторым образом -«апостолом народов», тех, к кому христианская проповедь еще не была обращена. Иларион Киевский в «Слове о Законе и Благодати» прямо приравнивает его к новозаветным апостолам, именуя Учителем земли Русской.
Другие параллели более скрыты и становятся относительно очевидными только при сравнении их с релевантными событиями античного мира. Вот знаменитый «Рассказ (речь) философа», из которого князь Владимир узнал о всемирной истории и о превосходстве христианской веры над остальными. Этот рассказ стал одним из решающих аргументов в пользу выбора Киевом христианства. Кто был этим «греческим философом» (и существовал ли он вообще) - для нас не важно. Главное, что Владимир получил образ «всеобщей истории», в
котором прояснялась миссия Иисуса Христа и его крестная смерть, утверждалось могущество Создателя, а также давалась возможность обнаружить место Руси в этом процессе.
Тот, кто знаком с творчеством христианских Отцов-апологетов II-III вв., имеет возможность провести сравнение данного фрагмента «Повести...» с их текстами. Действительно, «Речь Философа» - одна из составляющих прений, которые разворачивались перед Владимиром. По сути, данные прения сродни судебным, а рассуждения «философа» напоминают апологию. В ней присутствуют отчетливые риторические структуры, которые делают ее похожей на христианские сочинения II-III вв. Разница, конечно, имеется, и существенная. Так, праведный образ жизни христиан в речи «философа» если и подразумевается, то не напрямую, а «от обратного» - все остальные образы существования подвергаются критике, а речь завершается словами: «будут мучиться в огне те, кто не крестятся». Никакой собственно моральной проповеди здесь нет, в отличие от раннехристианских апологий, в которых акцентируется нравственный образ жизни христиан. Однако всю «Речь» пронизывает убеждение в силе и могуществе правильной веры и Бога, который этой вере покровительствует. И происходит эта проповедь перед лицом языческого правителя -точно также как и раннехристианские «Апологии». Последние хотя и создавались в первую очередь для «потребления» внутри общины (едва ли римские государи II века вообще держали их в руках), формально воспроизводили структуру прений перед некоторой инстанцией, которая имеет право принимать решения. И «Речь Философа», и «Апологии» (по крайней мере, большинство из них) предполагают вменяемость и здравость судии. Владимир «Повести временных лет» эту здравость проявляет, откладывая решение с целью сбора дополнительной информации (так сказать, с целью дознания). Мы видим перед собой повторение некоторой архетипической ситуации, а отсутствие в «Речи Философа» моральной проповеди вызвано конкретными обстоятельствами: киевскому князю в первую очередь были нужны доказательства могущества христианской религии, и лишь затем - ее праведности.
Сбор «дополнительной информации» о верах на наш взгляд также имеет античный прототип. В 454 г. до н. э. в Риме в процессе непрекращающегося после падения царской власти «законодательного кризиса» (особенно остро выражавшегося в противоречиях между патрициями и плебеями) возникает убеждение в необходимости формирования собственной записанной «политии», т. е. конституции, свода законов. Как пишет Тит Ливий в «Истории Рима от основания
города»: «получив приказ переписать знаменитые законы Солона и познакомиться с учреждениями, нравами и законами греческих государств, в Афины отправились послы Спурий Постумий Альб, Авл Манлий и Публий Сульпиций Камерин» (Livius. Hist. VIII. 31). Посольство длилось три года, после чего в 451 г. до н. э. в Риме была установлена власть десяти законодателей («децемвиров»), которые, собственно, в течение двух лет и создавали знаменитые «Законы XII таблиц».
Миссия из десяти «мудрых мужей», отправленная Владимиром и киевлянами в земли, где исповедовали конкурирующие веры, очень похожа на это римское посольство. Создание законов в античное время - столь же экзистенциальный выбор, что и древнерусский поиск веры. Заметим, что и в римском случае предпочтения были понятны изначально: от послов требовалось привезти копию законов Солона (древнерусские «мудрые мужи» только подтверждали преимущества византийского христианства).
Параллель может быть и кажущейся - трудно ожидать знания Нестором-летописцем текста «Истории» Тита Ливия. С другой стороны, византийская правовая традиция, полностью опиравшаяся на римскую, безусловно, знала о предыстории (пусть даже легендарной, сконструированной в позднереспубликанское время) первого римского свода законов. Так что «творческое заимствование» этого сюжета в русское летописание вполне возможно. Факт заимствования еще более очевиден, если, как полагают историки, подобные посольства попросту не имели места [3, с. 379; 6, с. 96] (быть может, за исключением посольства в Булгарию и Хорезм)1. Но его нужно было создать - исходя из античного прецедента. И тогда античные параллели в изображении «Повестью временных лет» крещения Руси будут иметь отношение не только к истории раннего христианства, но и к более раннему историческому «бэкграунду». Во всяком случае, приведенные выше наблюдения показывают, что связь русской культуры и древнерусского политогенеза с античной пайдейей прослеживается с самых первых шагов отечественной истории.
Список литературы
1. Клейн Л. С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. - СПб., 2004.
1 Впрочем, в рассказах о фантастических обычаях булгар-мусульман и западных христиан порой обнаруживают если не отчеты о реальных путешествиях, то, как мимни-мум, указания на некоторые господствовавшие в тот период этноконфессиональные стереотипы [см., напрмер: 1, с. 371-374; 5, с. 69-75].
2. Кузьмин А. Г. Падение Перуна. Становление христианства на Руси. - М.,
1988.
3. Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб.,
1999.
4. Повесть временных лет / пер. Д. С. Лихачева и О. В. Творогова. - СПб.,
2012.
5. Пузанов Д. В. «Выбор веры» в Повести Временных лет: стереотипы конфессионального восприятия в древнерусском обществе // Вестн. Удмурт. ун-та. -2014. - Вып. 3. - С. 67-75.
6. Фроянов И. Я. Загадка крещения Руси. - М., 2007.
7. Шахматов А. А. Киевский начальный свод 1095 г. // Шахматов А. А. Сборник статей и материалов. - М.; Л., 1947. - С. 117-160.
