Английские черты в облике и поведении Татьяны Лариной Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Литературоведение

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 4 (2), с. 98-101

УДК 821.161.1

АНГЛИЙСКИЕ ЧЕРТЫ В ОБЛИКЕ И ПОВЕДЕНИИ ТАТЬЯНЫ ЛАРИНОЙ © 2013 г. С.А. Мартьянова

Владимирский госуниверситет им. А.Г. и Н.Г. Столетовых

martyanova62@list.ru

Поступила в редакцию 23.03.2013

Татьяна Ларина рассмотрена как особый тип русского европейца. Английские черты в облике героини соотносятся с английскими ориентирами Онегина, мировоззренческими и эстетическими поисками А.С. Пушкина.

Ключевые слова: персонаж, поведение, ценностные ориентации, русский европеизм.

Пушкинистами выполнена основательная ве, обретает тривиальные черты. Совмещение

работа по выявлению возможных прототипов Татьяны Лариной в английской литературе: Розамунда Грей Ч. Лэма, Кларисса Гарлоу С. Ричардсона, героини романов В. Скотта и Дж. Остин. Эти параллели, усиленные балладными мотивами в пятой главе романа, упоминанием о соответствии поведения Татьяны на светском рауте требованиям «высшего лондонского круга», достаточно прочно увязывают образ героини с английской литературной и культурной традицией. Вместе с тем Татьяна четко определена А.С. Пушкиным как обладательница «русской души».

Национальную исключительность пушкинского «милого идеала» поставил под сомнение

В.В. Набоков. Он указал на стереотип восприятия, сложившийся в рамках литературнокритического дискурса, тяготеющего к публицистике: «Вот она, с энтузиазмом твердят журналисты типа Белинского-Достоевского-Сидо-рова, вот истинная русская женщина с ее чистыми помыслами, открытой душой, сознанием долга, альтруистическими порывами и героизмом. На самом деле, француженки, англичанки и немки из любимых Татьяной романов были ничуть не менее чистосердечны и высокоморальны; пожалуй, они даже превосходили ее в этом отношении» [1, а 775]. Почти не вызывающий возражений комментарий Набокова, однако, завершается предположением о «почти страстном» и «почти обещающем» характере последнего слова героини и якобы «пустом», «формальном» завершении [1, а 776].

Такого рода подход представляется упрощенным. Не без фрейдистской подоплеки Набоков ставит под подозрение идеальный, возвышенный характер Татьяны Лариной. И любовная история, увиденная в этой перспекти-

русских и английских (шире - европейских) черт в образе пушкинской Татьяны продолжает оставаться загадкой. Представляется возможным подойти к ее решению через сопоставление черт облика и поведения героини с английскими ориентирами Евгения Онегина, а также с мировоззренческими и эстетическими поисками Пушкина.

Р.Г. Назарьян, говоря об английском «присутствии» в «Евгении Онегине», отмечает большую, по сравнению с предшествующими сочинениями поэта, широту и разнообразие английских имен, бытовых наименований и деталей: «Наряду с реальными личностями (Адам Смит, Байрон, Бентам, Ричардсон, В. Скотт) поэт упоминает и имена героев Ричардсона (Грандисон, Клариса, Ловлас), Байрона (Гюльнара, Корсар, Чайльд-Гарольд) и Метьюрина (Мельмот). Фигурируют в тексте произведения и карточные термины «вист» и «роббер», английские блюда beef-steakes и roast-beef, слова «квакер» и «денди». Упоминаются Альбион и «британская муза» [2, с. 168]. Вместе с тем «упоминания» не отменяют очевидного: они являются только деталями композиционного фона для обрисовки характеров и судеб Татьяны и Онегина. Деталями не случайными, а дополняющими и подсвечивающими историю самоопределения героев. Английским литераторам принадлежит в этой истории едва ли не ведущее положение - положение «властителей дум».

Следует отметить, что круг чтения Татьяны соотнесен с кругом чтения Онегина. Именно чтение во многом определяет склад личности, ценностные установки, формы поведения героев. Соотнесенность подчеркивается, усиливается автором в отступлении третьей главы, где

добродетельные романы XVIII века противопоставляются «британской музы небылицам» о торжествующем пороке (III, XI-XII). Полюса противопоставления составляют за немногими исключениями английские произведения: Ме-тьюрин, Байрон, с одной стороны, Ричардсон, с другой. Образ Дельфины из повести французского писателя Мармонтеля «Школа дружества», как убедительно показал А.М. Гуревич, тоже восходит к произведениям Ричардсона [3, а 121]. При этом байронические пристрастия Онегина Пушкин подает либо через призму иронии («Как Чайльд-Гарольд, угрюмый, томный...»), либо через призму восприятия своей любимой героини, не без доли разочарования гадающей о сущности своего избранника: «Москвич в Гарольдовом плаще?». Татьяна, присваивающая «чужой восторг, чужую грусть», напротив, представлена в романе вне иронии.

Для объяснения разнопланового изображения воздействия книжных образов на главных героев пушкинского романа в стихах необходимо возвращение к вопросу о сопоставлении Клариссы и Татьяны. Исследователи отмечают не только идентичность мотивов и сюжетных ходов, связанных с героинями, но и существенное отличие. М.Л. Супоницкая пишет: «Пылкость и прямота натуры Татьяны, позволяющие ей первой написать любовное письмо к Онегину, <...> противостоит сдержанности в проявлении чувств Клариссы, в ее переписке не только нет любовных признаний, но само слово «любовь» тщательно избегается» [4, а 512513]. Обычное в таком случае объяснение этого различия влиянием пуританской морали на Ричардсона неубедительно, так как из работ

А.А. Ахматовой мы знаем, насколько «грозные вопросы морали» были важны и для Пушкина.

Может быть, дело в том, что для самого Пушкина «грозные вопросы морали» приобрели значение к моменту написания последних глав? Это предположение легко опровергнуть, указав на одну деталь поведения Татьяны. Героиня в восьмой главе, при всей своей вполне английской сдержанности, к слову «любовь» все-таки прибегает («Я вас люблю, к чему лукавить»), что, по всей видимости, и дало повод Набокову уличить ее в тайном кокетстве. Противоречие снимается тем, что поведение Татьяны, как и прежде, лишено любовной игры. Ведь она повинуется одному «веленью чувства», даже когда научилась властвовать собою, и тем дорога поэту. В своей сильной и, несомненно, подлинной любви она опять же без лукавства и двусмысленности признается Онегину, чтобы вме-

сте с ним разделить тоску о возможном, но упущенном счастье.

В Татьяне нет строгого пуританства ричард-соновской героини, но «грозные вопросы морали» сохраняют над ней свою силу. Отсюда, с одной стороны, русская открытость, сердечность, а с другой - вполне английское нежелание отдаться на волю чувств ради верности долгу.

В свете сказанного необходимо обсудить еще раз пушкинские отзывы о Ричардсоне от письма брату из Михайловского 1824 года до упоминаний в других произведениях и статье «О ничтожестве литературы русской». В этих отзывах прослеживается динамика оценки творчества английского писателя. С течением времени отзывы становятся все более развернутыми и неоднозначными. В «Путешествии из Москвы в Петербург» говорится о «необыкновенном достоинстве» романов Ричардсона, в «Романе в письмах» отмечается: «Кларисса за исключением церемонных приседаний все же походит на героиню новейших романов».

Следует отметить, что в «Онегинскую энциклопедию», где приводятся, пусть и без развернутого обсуждения, пушкинские упоминания Ричардсона и его героев, не попали важные для понимания темы ссылки на английского писателя. Первая - из «Барышни-крестьянки»: «Ее резвость и поминутные проказы восхищали отца и приводили в отчаяние ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи в год и умирала со скуки в этой варварской России». Вторая - важная часть цитаты из «Романа в письмах»: «Чтение Ричардсона дало мне повод к размышлениям. Какая ужасная разница между идеалами бабушек и внучек! Что есть общего между Ловласом и Адольфом? Между тем роль женщины не меняется».

Приведенные фрагменты помогают раскрыть и охарактеризовать сложность пушкинского отношения к Ричардсону. Очевидно, поэт не принимает чопорности и холодности героинь английского писателя, композиционной растянутости произведений. Вместе с тем сила нравственного чувства британского романиста, понимание особой роли женщины как проводника этого чувства явно восприняты со всей серьезностью.

Сказанное выше проливает свет на пушкинское отношение к литературным увлечениям его персонажей. И Татьяна, и Онегин представляют два варианта русского «самостоянья», неотъемлемой частью которого была приоб-

щенность к европейской культуре. Крайностями русского европеизма, как он оформился к началу XIX века, были, с одной стороны, национальное самодовольство, а с другой - мода, пустое подражание, англомания (комический вариант этих крайностей представляет пара персонажей «Берестов - Муромский» в «Барышне-крестьянке»).

Английской культуре в этом самоопределении молодых людей 20-х годов XIX века принадлежало едва ли не первое место. Как писал П.А. Вяземский о Чайльд-Гарольде, «подобные лица часто встречаются взору наблюдателя в нынешнем положении общества» [5, с. 45]. Но пушкинский роман в стихах знаменует собой и отступление от байронической традиции. Полюсом по отношению к «москвичу в Гарольдовом плаще» оказывается героиня, выбравшая иные ориентиры в мире английской литературы и культуры. Татьяна открыта им, но по-особому: в мире европейского просвещения она отбирает лишь то, что сродни ценностям, именуемым сегодня фундаментальными. И эта верность нравственно устойчивому оборачивается обретением спокойного достоинства и свободы. Дом, семья, религия, а не скитания как пространство реализации собственной свободы - это русско-английские обретения как Пушкина, так и его любимой героини. Примечательно, что в известном плане продолжения стихотворения «Пора, мой друг, пора...» слово at home записано по-английски.

С вопросом об английских источниках образа Татьяны Лариной тесно связан вопрос о жанровых предпочтениях и переориентациях Пушкина, о которых Б.В. Томашевский писал: «На смену возвышенной романтической поэме в творчестве Пушкина появляется произведение «низкого», иронического тона. Этот тон есть прямое следствие «низкого» предмета: обыкновенного быта и типического героя. По существу, происходит изменение в системе художественного обобщения. <.> Вне сатиры к этому изображению современного человека в современной обстановке приближался только прозаический роман. И Пушкин называет новую поэму романом» [6, с. 216-217].

Роман в стихах выступает в такой трактовке как некое переходное явление на пути от поэмы к роману, а конечным пунктом движения оказывается «роман на старый лад», в котором будут пересказаны «преданья русского семейства» (этот роман Пушкин обещает читателям в третьей главе «Онегина»). Представляется, что именно на этом пути Пушкин вновь обращается к Ричардсону, теперь уже как основоположнику английского семейного романа. Традиции и

ценностный мир этого романа оказались актуальными и как противовес байронизму, и как знак отступления от «непоэтической» философии и литературы французского просвещения, олицетворением которой стал «разрушительный гений Вольтера» [7, с. 176-177].

Романы Ричардсона оказались, если воспользоваться словами С.С. Аверинцева, «британским зеркалом для русского самопознанья» в творчестве Пушкина подобно стихотворению Т. Грея «Сельское кладбище» в творчестве

B.А. Жуковского. «Взгляд в сторону Англии, -пишет С.С. Аверинцев, - является у деятелей нашей культуры подчас там, где его и не ждешь. Как у Пушкина; как еще раньше у юноши Жуковского. Это ведь тоже само по себе о чем-то свидетельствует» [8, с. 266].

Подытоживая сказанное, отметим, что родство пушкинской Татьяны Лариной с героинями английских романов не умаляет ее русское достоинство, а выявляет и обогащает его. Это родство предполагает особый тип соединения своего и чужого, сохраняющий свободу, открытость европейским веяниям и вместе с тем исключающий слепое подражание. В образе Татьяны Лариной явлен во многом новый тип «русского европейца», предваряющий поиски духовного родства народов, всечеловечности и всеединства в русской литературе и философии Х1Х-ХХ веков.

Список литературы

1. Набоков В.В. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина. М.: НПК «Интелвак», 1999. 1006 с.

2. Назарьян Р.Г. Английское присутствие в творчестве А.С. Пушкина // Пушкин и мировая культура. СПб. - Арзамас - Большое Болдино: АГПИ, 2008.

C. 165-171.

3. Гуревич А.М. Сюжет «Евгения Онегина». М., 1999. 136 с.

4. Супоницкая М.Л. Клариса // Онегинская энциклопедия. Т. I. М.: Русский путь, 1999. С. 511-513.

5. Вяземский П.А. О «Кавказском пленнике», повести. Соч. А. Пушкина // Вяземский П.А. Эстетика и литературная критика. М.: Искусство, 1984. С. 4347.

6. Томашевский Б.В. Пушкин. Т. 2. Юг, Михайловское. М.: Худож. лит., 1990. 383 с.

7. Кайль Р.-Д. Пушкин о «девственнице» Вольтера - этапы одной переоценки // Пушкин и мировая культура. СПб. - Арзамас - Большое Болдино: АГПИ, 2008. С. 171-177.

8. Аверинцев С.С. Британское зеркало для русского самосознания, или еще раз о «Сельском кладбище» Грея-Жуковского // Аверинцев Сергей. Собрание сочинений. Связь времен. К.: ДУХ I Л1ТЕРА, 2005. 448 с.

ENGLISH TRAITS IN THE APPEARANCE AND BEHAVIOR OF TATYANA LARINA

S.A. Martyanova

Tatyana Larina is considered in the article as a special type of a Russian European. English traits in the appearance of the heroine are correlated with the English orientations of Onegin, and with A.S. Pushkin's philosophical and aesthetic quest.

Keywords: character, behavior, values orientation, Russian European.