CC BY
18Публикация: МОНАСТЫРЁВА Галли Германовна —
сотрудник Библиотеки-фонда «Русское зарубежье» (Москва)
Н.А. МОНАСТЫРЁВ
«Андреевский флаг спущен, спущен для многих из нас навсегда»
Море было спокойно, легкий ветер покачивал лодку той плавной качкой, которая способна успокоить нервы и дать отдохнуть душе от грустных и невеселых переживаний. Наши дамы, невольные пассажиры на «Утке», вышли наверх подышать свежим воздухом, которого так недоставало внутри. От мыса Фиолент мы легли на так хорошо знакомый нам за время войны курс. Сколько раз я прошел этим курсом, не запомнишь, не пересчитаешь.
Быстро уходили от нас берега красного Крыма, цветущего, богатого сада России. Вот уже не видно их больше. Одна верхушка Ай-Петри еще долго блистала на солнце своим снежным покровом, как будто глубже и ярче хотела врезаться в память, оставив надолго в ней свой тревожный след... Но скоро скрылась и она.
К нашему счастью, погода продолжала быть хорошей, и женщины и дети не страдали от морской болезни. Иначе это могло превратиться в кошмар. Ведь внутри лодки не было свободного пятачка, все сплошь было занято невольными пассажирами. Офицеры и команда ютились, где кто мог.
Ранним утром 8 ноября я подошел к берегам Босфора и поднял на стеньге, согласно приказанию, французский флаг. Войдя в пролив, пошел в бухту Каваки для санитарного осмотра. Там к «Утке» подошел катер с французским офицером для получения различных сведений относительно экипажа и пассажиров. Через некоторое время подошел и катер с врачами всех национальностей. После опроса меня о санитарном состоянии катер отошел. Простояв немногим более часа в Каваки, я получил приказание идти в Серкенджи, что около Галатского моста, где находилась французская военная база. Совместно с «Буревестником», «Тюленем» и АГ-22 «Утка» отправилась по назначению.
При подходе к Золотому Рогу нас встретили французские лоцманы, которые поставили все наши четыре подводные лодки у французской военной базы, тогда как остальные русские корабли проходили на рейд Мода у азиатского берега Мраморного моря. Там они и становились на якорь без права сообщения с берегом. Едва мы успели ошвартоваться и пообедать, как было получено распоряжение идти в баню-поезд, стоявший недалеко от Серкенджи. Сначала были отправлены команда и офицеры, а потом женщины. По возвращении из бани от французского коменданта было получено приказание в продолжение часа собрать необходимые вещи и всем, за исключением командира, одного офицера и двух матросов, отправиться на рейд Мода на один из транспортов. Распоряжение, исходившее от французского адмирала, было совершенно непонятным для нас, но, несмотря на наши протесты, оказалось неоспоримым. Бедные женщины с детьми принуждены были провести по пути на транспорт несколько часов на катере под дождем и в грязи. Зачем нужна была эта жестокость по отношению к ним, осталось неизвестным.
Списание офицеров и команды, тоже совершенно ненужное, произвело на меня еще более гнетущее впечатление. Я сразу почувствовал, что положение наше беззащитное и трагическое.
Вечером на лодку пришли французские офицеры с приказанием сдать оружие, а также снять на лодке рубильники главных электрических станций, окуляры перископов, замки от орудий. Таким образом, неизвестно почему нам, командирам, оставшимся на лодках, выражалось недоверие. Для меня это прозвучало оскорблением. Но где искать защиты, к кому обратиться? У нас не было ни Отечества, ни правительства. На наши протесты комендант базы отвечал, что это приказание и что он изменить ничего не может. Оставалось только покориться и ждать прихода главнокомандующего, который с адмиралом, командующим флотом, находился ещё в Черном море, обходя все порты Крыма, откуда шла эвакуация. И без того мое сумрачное настроение усугублялось еще тем, что я не знал о судьбе моей жены, которая несколько раньше уехала из Севастополя и о которой я не имел сведений.
В течение нескольких дней с утра до вечера мимо нас проходили наши транспорты и военные корабли, наполненные войсками. Все они становились на якорь на рейде Мода. Войска испытывали жажду и голод, пока французское командование не снабдило их водой и хлебом. Здешние «акулы», т.е. торговцы, шныряли между судами в юрких яликах, и изголодавшиеся люди готовы были отдать им все за стакан воды и кусок хлеба.
На третий день после нашего прибытия пришел крейсер «Генерал Корнилов» с главнокомандующим. С его приходом положение дивизиона подводных лодок сразу изменилось. Уже на следующий день команды и семьи были возвращены на лодки. Нас перевели в Золотой Рог и поставили у турецкого адмиралтейства. Затем нам выделили маленький пароход «Заря», куда мы немедленно водворили наши семьи. Это дало возможность привести лодки в порядок и зажить почти нормальной судовой жизнью.
Вскоре выяснилось, что эскадра будет через некоторое время переведена в Бизерту, а войска расположены в окрестностях Константинополя, в Галлиполи и на острове Лемнос. Главнокомандующий армией генерал Врангель все свои мысли и энергию отдавал на то, чтобы их получше обустроить. Его твердая воля и настойчивость дали возможность продлить существование войскового организма, не позволяя ему превратиться в многотысячную толпу голодных, измученных людей. В свою очередь вступивший в командование флотом всего лишь за несколько дней до эвакуации адмирал Кедров прилагал такие же усилия для сохранения эскадры. Французское командование, похоже, поддерживало устремления генерала и адмирала, считая русский военный и транспортный флот материальным залогом вместо собственных понесенных расходов. Залог этот был внушительным - более ста судов, хотя и затраты на 120 тысяч голодных людей тоже были значительны.
Почти месяц стояли русские корабли на рейде Мода. За это время войска развозились по назначенным им пунктам. Правительство Сербии согласилось принять к себе известное число беженцев, поэтому туда были предназначены несколько транспортов, на которые были погружены желающие ехать в те места. Постепенно суда разгружались от пассажиров, и эскадра начала готовиться к дальнейшему переходу. В Бизерту должны были идти только военные корабли. Транспорты же и другие вспомогательные суда малой частью оставались в Константинополе, а большей отправлялись во Францию. Обстановка, в которой оказались осколки русского флота и армии, нашедшие временное пристанище в Босфоре, была крайне унизительной. Мы чувствовали себя в положении непрошеных гостей, от которых хотели побыстрее отделаться. Осознавать это было тяжко и больно.
За время нашей стоянки в Константинополе все время уходило на подготовку к предстоящему походу. Что касается личного состава, то многие из команды решили остаться. Никакого препятствия этому не делалось, поскольку лучше было иметь пусть неполную команду, но зато такую, в которой можно было быть уверенным.
7 декабря подводным лодкам было приказано выйти из Золотого Рога на рейд Мода, приняв все необходимое для похода с французской базы. Утром пришли французские буксиры, чтобы нас вывести из узкости, но из-за густого тумана буксировку отложили. После же полудня, когда туман рассеялся, мы тронулись своим ходом.
По приходу на рейд Мода в распоряжение дивизиона лодок для семей был выделен пароход «Добыча». Он был так ветх, что мы все долго колебались, прежде чем доверить ему наши семьи. Но выбора не было, причем на судне пришлось производить ремонтные работы.
Уход эскадры назначили на 10 декабря. К этому времени начальника дивизиона подводных лодок капитана 1 ранга Погорецкого сменил командир «Буревестника» старший лейтенант Копьев. Вечером 8-го был получен прощальный приказ по флоту главнокомандующего и приказ командующего эскадрой.
Последний документ примечателен тем, что в нем не только отражена сложившаяся обстановка, но и представлен полностью состав эскадры. Вот почему приведу его почти без сокращений.
«Приказ командующего русской эскадрой 7 декабря 1920 г. Крейсер «Генерал Корнилов»
§1
Французское командование предложило мне в наикратчайший срок перевести Русскую эскадру в Бизерту. Весь личный состав знает, какого напряжения сил потребует от нас предстоящий переход в 1200 миль.
Я уверен, что, несмотря на плохое состояние материальной части, мы выполним поставленную нам задачу.
Для удобства перехода эскадра разделена на четыре группы. Ниже показаны места встреч групп.
Я требую строгого выполнения намеченной программы плавания, и отклонение от нее может быть только с моего разрешения.
Эта программа известна французскому командованию, которое в целях содействия переходу эскадры посылает с нею свои суда. Командиры должны помнить, что наше политическое положение не обеспечивает за нами прав, предусмотренных международными законами: на переходе возможны на этой почве недоразумения, и всякое судно, уклонившееся от моего плана без всякого разрешения, может оказаться в условиях, не позволяющих ему продолжать плавание (отказ в угле, воде, в сообщении с берегом и пр.). Как видно из нижеизложенного, все намеченные пункты будут посещены одновременно с нами французскими военными судами. Приказываю все переговоры с береговыми властями в этих пунктах вести через командиров французских судов. В случае отсутствия этих судов обращаться к французским представителям на берегу за посредничеством, объясняя им значение поднятого на форстеньге всех наших судов французского флага (отдача главнокомандующим генералом Врангелем русского флота под
покровительством союзника — Франции. Приказ главнокомандующего №2193 от 30 октября 1920
г.).
§2
Порядок перехода Русской эскадры с рейда Мода в Бизерту:
1. (Первая группа судов). Эскадренный ход 5—6 узлов. В составе линейный корабль «Генерал Алексеев», транспорт-мастерсткая «Кронштадт», транспорт-угольщик «Далланд» под командой командира л.к. «Генерал Алексеев» 8 декабря в 9ч выходит с рейда Мода и следует в бухту Наварин, с расчетом пройти Дарданеллы утром 9 декабря.
По прибытии в бухту Наварин линейный корабль принимает уголь и воду с транспорта «Далланд» и дает мазут (по 100 тонн каждому) миноносцам «Пылкий», «Дерзкий» и «Беспокойный», которые к этому времени должны быть там.
По выполнению этого л.к. «Генерал Алексеев» следует в Бизерту. Приблизительно в районе острова Мальта его будет ожидать французский крейсер «Эдгар Кинэ», который и будет его сопровождать в Бизерту. Транспорты «Кронштадт» и «Далланд» следуют соединенно в бухту Аргостолли к острову Кефалония на рандеву со 2-й и 3-й группами эскадры.
2. (Вторая группа судов). Экстренный ход 4—5 узлов. В составе — крейсера «Алмаз» (флаг контрадмирала Остелецкого), 1-го дивизиона судов: вооруженные ледоколы «Гайдамак» (старший, командир), «Илья Муромец», «Джигит», «Всадник», буксир «Голланд» и на буксире у них соответственно миноносцы «Капитан Сакен», «Гневный», «Зоркий», «Звонкий» и «Жаркий»; 2-го дивизиона судов: транспорт-база «Добыча» (брейд-вымпел), подводные лодки АГ-22, «Буревестник», «Тюлень» и «Утка», буксиры «Черномор» и «Китобой»; 3-го дивизиона судов: посыльное судно «Якут» (старший, командир), канонерские лодки «Грозный» и «Страж», имея на буксире учебное судно «Свобода» и лоцмейстерское судно «Казбек». 9 декабря в 10 ч выходят с рейда Мода и следуют в бухту Каламаки у входа в Коринфский канал. По прибытии в бухту Каламаки 2-я группа судов принимает лоцмана, проходит Коринфский канал и следует в бухту Аргостолли (остров Кафалония). Буксир «Черномор» служит для проводки крейсера «Алмаз» Коринфским каналом.
3. (Третья группа судов). Эскадренный ход 8—9 узлов. В составе крейсера «Генерал Корнилов» и парохода «Константин» идут кругом мыса Матапан в Наваринскую бухту, а затем первый — в Аргостолли, а пароход «Константин» — самостоятельно, идя с расчетом быть позади миноносцев 4-й группы, чтобы в случае надобности им помочь и, придя в Бизерту, подчиниться контрадмиралу Беренсу.
4. (Четвертая группа судов). Эскадренный ход 11—12 узлов. В составе эскадренных миноносцев «Беспокойный» (флаг контр-адмирала Беренса), «Пылкий» и «Дерзкий» 10 декабря в 17 ч выходит с рейда Мода и следует совместно с третьей группой в Мраморное море, а по получении соответствующего приказания отделяется и идет в Наваринскую бухту, огибая мыс Матапан. По прибытии туда принимает мазут и воду и самостоятельно следует в Бизерту.
5. Распоряжение о выходе в Бизерту судам, которые прибудут на рандеву в бухту Аргостолли (2-я и 3-я группы судов, транспорты «Кронштадт» и «Далланд»), будет дано мною лично по прибытии в эту бухту.
6. Перед проходом судов второй группы через Коринфский канал французский крейсер «Эдгар Кинэ» придет туда и наладит совместно со мной или контр-адмиралом Остелецким все формальности с греческими властями по проводу наших судов через канал, после чего крейсер пойдет в Аргостолли, а затем в направлении острова Мальта для встречи линейного корабля «Генерал Алексеев». Французская канонерская лодка «Табур» пойдет из бухты Мода совместно с 4-й группой судов и будет ее конвоировать до Наваринской бухты, где отделяется от нее и идет в Аргостолли. Французские миноносцы «Марокен» и «Араб» выйдут навстречу нашим судам из Бизерты.
7. Если выход первой группы судов будет отложен на сутки (на двое), то соответственно переносится момент выхода 2-й, 3-й, 4-й групп на сутки (на двое).
§3
Приложение: Таблица моментов предполагаемого выхода и прихода и рандеву. §4
Предвидя возможность аварии отдельных кораблей и разлучения их из-за свежей погоды со своими группами, для удобства их розыска приказываю:
1) Всем группам следовать, точно придерживаясь общих путей, а именно: а) в Мраморном море оставить остров Мармара слева, по выходе из Дарданелл оставить остров Рабитт слева в 4—5 милях и следовать прямым курсом в пролив Доро. Идти этим проливом и проливом Зея, откуда судам, идущим в Коринфский канал, следовать в бухту Каламаки, оставляя слева остров Эгина, а идущим в Наварин оставить справа острова С.Георгия и Бело-Пуло, идти между мысом Малеа и островом Китра, затем, огибая мыс Матапан и острова Скица и Сопиенца, идти в Наваринскую бухту; б) на пути в Наварин и порт Аргостолли оставлять остров Занте к западу.
2) В случае разлучения на пути стараться подойти к одному из нижеуказанных пунктов, на которых будет обращено особое внимание при розысках: в Дарданеллах у Чанака; пройдя канал Доро, в бухте Користос.
3) О вынужденном отклонении с назначенного пути отставшим кораблям доносить по радио своему начальнику группы и командующему эскадрой.
§5, 6 и 7
О строе судов, сигнализации и радиопереговорах. §8
На переходе строжайше соблюдать экономию угля и особенно воды. Последняя взята в самом ограниченном количестве на транспортах «Кронштадт» и «Далланд», а в предполагаемых к
посещению бухтах получить воду нельзя. Пополнения запасов масла и провизии на переходе не будет.
Вице-адмирал Кедров».
10 декабря по сигналу командующего отряды начали сниматься с якорей и выходить в море. Длинной лентой растянулась наша многочисленная вторая группа, по преимуществу состоящая из калек, ведомых на буксире. День был пасмурный, но море совершенно спокойно. «Утка» и АГ-22 шли под своими машинами, так как те находились в совершенно исправном состоянии. Великая армада, казалось, растянулась по всему Мраморному морю, направляя свой путь к далеким незнакомым берегам, закрытым от нас густой пеленой тайн и неизвестности. Что ждет нас там? Что готовит нам вновь жестокая и неумолимая судьба? Никто не мог ответить на это, но чувствовали все, что путь будет тернист. В действительности же получилось, что это были последние дни русской эскадры. Но пережили мы это сполна лишь спустя некоторое время по прибытию на чужбину.
На четвертый день тяжелейшего плавания по штормовому морю, точнее 26 декабря в 18 ч 45 мин, «Утка» вошла в аванпорт Бизерты и отдала якорь. Ранним утром следующего дня прибывший на лодку лоцман повел ее Бизертским каналом к озеру, где против бухты Понти стояли все наши, пришедшие ранее, суда. За это время от Севастополя до Бизерты «Утка» преодолела 1380 миль без поломок и ремонта, все время следуя под своими машинами. Это я должен приписать труду моих офицеров и команды, которые безропотно переносили тяжесть похода, непрестанно думая о скором возвращении к родным берегам. Но судьбе было угодно другое. Почти четыре года простояли мы в тунисских водах с тем, чтобы быть в конце концов принужденными покинуть наши корабли.
Через три дня после прибытия был вызван в Париж командующий эскадрой вице-адмирал Кедров, а его сменил контр-адмирал Беренс. Эскадра стояла в карантине, и поэтому никакого сообщения с берегом не имела. На ней, включая личный состав, женщин и детей, насчитывалось 5600 человек. В начале января всех семейных по группам свезли в дезинфекционный пункт при госпитале Сиди-Абдалла, откуда их направляли в устроенные для их жительства лагеря (Айн-Драгам, Табарка, Монастир, Надор, Рара, Сен-жан, Эль-Эйчь), разбросанные по разным местам Туниса. Вслед за семейными были списаны на берег инвалиды и случайный элемент, который находился на эскадре в большом количестве. Кроме того, было объявлено, что все желающие могут вернуться в Константинополь или ехать в Сербию, для чего давался пароход «Константин». Таковых нашлось 1000 человек. Они были уже посажены на пароход, но поскольку их отправка почему-то не состоялась, им предоставили убежища в лагерях Надор и Бен-Негро, что близ Бизерты. Морской корпус, пришедший на линейном корабле «Генерал Алексеев», был размещен в форту Джебель-Кебир и лагере Сфаят, предназначенном для семей.
С первых чисел февраля и до 10 марта все суда поочередно прошли дезинфекцию с применением сернистого газа. Большие корабли вернулись снова на рейд, а миноносцы и вспомогательные суда были поставлены на бочки в бухте Каруба. Подводные лодки разместились в соответствующей французской базе в бухте Понти.
По соглашению с французскими властями командующий эскадрой разрешил желающим списываться на берег для поступления на частные работы или для проживания на свой счет.
Первое время команда уходила на частные работы в весьма ограниченном количестве, но с началом полевых работ списывание на берег по этой причине приобрело массовый характер, несмотря на низкую заработную плату. Вскоре число экипажей эскадры стало ниже даже той нормы, которая была установлена французскими властями по соглашению с командующим эскадрой. Оставшимися на эскадре приводились в порядок корабельные механизмы, производилась подготовка судов к долговременному хранению.
С окончанием полевых работ сотни безработных русских снова устремились в Бизерту для поступления на эскадру, отдельные — в Тунис для приискания там работы. Хороший элемент охотно принимался на корабли в количестве, не превышающем установленной нормы. Тех же, кто не мог быть принят, французские власти по просьбе командующего направляли временно в лагерь Надор, где они ожидали предоставления им работы. Для организации помощи им и другим соотечественникам при эскадре была образована «Комиссия по делам русских граждан в Северной Африке». Но крайне ограниченные возможности в использовании ею денежных средств не позволяли дойти до каждого нуждающегося. Подспорьем являлись пищевой паек, выдававшийся французскими властями, а также поставки кое-чего из белья и обмундирования. Начиная с июня, чинам эскадры стали выдавать даже жалование. Правда, оно было более чем скромно: 21 франк командиру корабля и 10 франков матросу. Этого едва хватало на табак и килограмм сахара.
В июле на транспорте «Кронштадт» вскрылись случаи заболевания бубонной чумой, и он был уведен в Сиди-Абдалла для проведения дезинфекции. К нам он больше не возвратился, а, отправленный в Тулон, оказался включенным в ранге плавучей мастерской в состав французского флота. Транспорт был прекрасно оборудован именно как мастерская, имел богатое обеспечение всякими материалами. С его уходом эскадра лишилась ремонтной базы, что явилось очень чувствительным для нее, поскольку теперь необходимые ремонтные работы приходилось производить примитивными судовыми средствами.
Для продолжения образования молодых офицеров были организованы подводный и артиллерийский классы, поддерживался интерес к морскому делу и морской литературе посредством издания журнала «Морской сборник», который выходил ежемесячно в течение почти трех лет.
В октябре морской префект Бизерты получил приказание сократить личный состав Русской эскадры до 200 человек. Это было равносильно ее ликвидации. Начались переговоры, длившиеся несколько дней, которые закончились тем, что сперва было разрешено оставить 348 человек, а затем, благодаря влиянию вице-адмирала Кедрова и морского агента капитана 1 ранга Дмитриева, удалось удвоить эту цифру. Из-за вынужденных сокращений пришлось закрыть классы, тем более, что молодые офицеры уже успели рассеяться в поисках заработка. Перешел на укороченные выпуски и морской корпус, а относительно оканчивающих его гардемаринов начались хлопоты о приеме их в высшие учебные заведения Чехословакии, Франции и других стран.
В конце декабря было получено предложение для русских ехать в Марокко, что побудило покинуть эскадру 113 человек, в числе которых оказались хорошие специалисты: корабельные инженеры, гидрографы, механики и прочие.
В апреле и мае 1922 года, когда русские суда (транспорт «Дон» и теплоход «Баку»), стоявшие в Бизерте, но не принадлежащие эскадре, были проданы французским правительством, появились
слухи и о продаже вспомогательных судов эскадры (ледоколов, буксиров). Впрочем, к тому времени в этом не виделось ничего неожиданного, поскольку подобным образом французское правительство уже обошлось со многими нашими военными транспортами, остававшимися в портах Франции. Вырученные деньги шли на покрытие расходов по содержанию эскадры.
В феврале тот же морской префект прислал письмо командующему относительно необходимости сокращения личного состава к 1 апреля до 311 человек, а к осени его оставалось уже столько, что не приходилось думать о каких-либо занятиях и работах. Людей едва хватало на поддержание порядка и чистоты на кораблях. Зимовать осталось и того меньше — для несения сторожевой службы. Вместе с тем кое-как еще существовал подводный дивизион: на лодках работали машины и производилась зарядка батарей аккумуляторов. Продолжал выходить журнал «Морской сборник», в котором собиралось все, что было интересного и поучительного за время войны.
В конце 1922 года французским правительством были проданы вспомогательные суда эскадры «Добыча», «Илья Муромец», «Гайдамак», «Голланд», «Китобой», «Всадник», «Якут» и «Джигит» и еще несколько военных транспортов, находящихся в портах Франции. В начале 1923-го туда же, во Францию, в порт Марсель, были переведены небольшие вспомогательные суда, вышедшие вместе с эскадрой из Севастополя и остававшиеся до сей поры в Константинополе. Когда же стали распространяться слухи о продаже двух канонерских лодок «Страж» и «Грозный», произошло чрезвычайное происшествие. В ночь с 26 февраля два молодых мичмана с «Грозного» открыли кингстоны и затопили канонерскую лодку в знак протеста против продажи русского военного корабля. Офицеров арестовали и посадили в тюрьму, причем французские власти рассматривали их как большевиков, затем, смягчившись, выслали из пределов Франции и французских колоний как нежелательных лиц. Через некоторое время им была выхлопотана виза в Сербию. Возможно, лучшей участи для таких людей, как и для личного состава эскадры, командующий мог добиться, но при всех его прекрасных личных качествах он был бездеятелен и мало интересовался судьбой подчиненных.
Через две недели «Грозный» был поднят со дна и уведен в Сиди-Абдалла. Расход по его подъему был отнесен на русский счет и обошелся в несколько десятков тысяч франков.
После увода всех вспомогательных судов в бухте Каруба, куда был переведен и подводный дивизион, остались только чисто военные суда. Подводная лодка АГ-22 своими аккумуляторами давала им освещение до самого последнего часа жизни эскадры. А он, этот час, уже был не за горами. Его могло ускорить стремление Польши заполучить наши миноносцы и подводные лодки. Однако французское правительство отвергло эту сделку, заявив: «Старая Россия была честна по отношению к нам, и мы должны быть такими же».
Лето 1923-го прошло без каких-либо событий и перемен, только состав эскадры неуклонно уменьшался. В частности, на четырех подводных лодках остались всего-навсего восемь человек. Несмотря на это, и работы продолжались, и АГ-22 давала освещение. Издание же «Морского сборника», в которое я вложил все, должно было прекратиться к концу года за полным отсутствием средств. Последний номер был выпущен в ноябре.
Невесело встречали мы и очередной год, тем более, что вскоре выяснилось отношение Франции и к новой, Советской России. В мае 1924 года французское правительство начало переговоры с Советами, а 28 октября официально признало их. Это означало, что мы должны были покинуть наши корабли, и мы — ушли.
6 ноября я в последний раз приказал пустить машины для сдачи лодок французской комиссии, назначенной для приемки, с тем, чтобы продемонстрировать их живучесть и исправность всех механизмов. Я сам стоял у электромоторов. Мне самому хотелось услышать, как они прощально зашумят, как вздрогнет корабельный корпус от работы дизелей... Одиннадцать лет я провел на подводных лодках, и мысленно пропускал через свою память, через все свое естество эти годы, подобные струе электрического тока. Кончалась моя карьера не только подводника, но морского офицера вообще. Вместе с ней умирала Русская эскадра.
Тихо в бухте Каруба. Легкий бриз колышет кормовой флаг эскадренного миноносца «Дерзкий». Багровый шар солнца опускается за холмы Африки. Когда верхушка его диска скрылась за горизонтом, белое с синим крестом знамя медленно проползло по древку флагштока. Андреевский флаг спущен, спущен для многих из нас навсегда.
Теплая звездная ночь окутала своим покровом покинутые корабли. Однако в душе пустынно и холодно. Ушло навсегда то, что было любимо, что было дорого.
Бизерта. 1928 год.
ВОСПОМИНАНИЯ И ОЧЕРКИ ПАВЛОВ Александр Петрович —
полковник в отставке (пгт Колпна Орловской обл.)
«ЗДЕСЬ ПРОШЛО МОЕ СТАНОВЛЕНИЕ КАК ШТАБНОГО ОФИЦЕРА» О службе в Группе советских войск в Германии в 1968—1972 гг.
После чехословацких событий 1968года жизнь вошла в привычное русло, и подошло время очередных фронтовых командно-штабных учений, по легенде которых участвующие в нем стороны обменивались ядерными ударами с тяжелыми последствиями: огромные потери в живой силе, вооружении и технике, радиоактивное заражение местности, лесные пожары, вывод из строя аэродромов и железнодорожных магистралей, разрушение мостов, непроходимость автомобильных дорог.
Как же в таких условиях питать войска боеприпасами? Получается, что нельзя воспользоваться ни железнодорожным, ни автомобильным, ни воздушным транспортом. Нужен транспорт, независимый от наземной сети дорог и от аэродромов, но достаточной грузоподъемности. «Это может быть только дирижабль», — вдруг осенила меня идея. Она настолько захватила меня, что и после окончания учений я не переставал думать о дирижабле. Еще с детства, с довоенной поры я помнил, как эти удивительные аппараты, словно огромные рыбы, тихо проплывали у нас над головой в бездонном небе, поблескивая остеклением гондол.
Из открытой печати мне стало известно, что в США до сих пор содержится в консервации флот из трехсот дирижаблей. У нас тоже было время их бурного строительства, но потом они были вытеснены самолетами.
