CC BY
153УДК 94(575.1)
Андижанские события 1898 г.: взгляды, факты и интерпретации
Б.А. Алимджанов1
В исторической литературе Андижанские события 1898 г. трактовались неоднозначно. Имперские круги Российской империи объявили эти события как «газават», в советской исторической литературе как очередное народное движение против царской власти, в постсоветский период как национально-освободительное движение и т.д. и т.п. К сожалению, в исторической науке не предпринималась попытка проанализировать разные интерпретации Андижанского «восстания», а в основном историки занимались причинами и ходом этого события. Я в своей статье попытаюсь рассмотреть и проанализировать разные интерпретации этих событий, избегая оценочных суждений о самом движении. В данной статье, автор попытается рассмотреть основные версии андижанских событий 1898 г. и их влияние на историографию и идеологию. Автор постарается на примерах доказать, почему, та или другая версии стали господствующими в историографии андижанских событий. Основной упор сделан на историографию дореволюционной имперской, советской и постсоветской. Вне поле зрения остаются местная «туземная» и зарубежная историография, так как, по мнению автора, они фактически мало повлияли на политику властей и историографию в целом. Автор опровергает «исламские» версии андижанских событий 1898 года, считая их ширмой для местных властей (царского, советского и постсоветского) для укрепления своих позиций в регионе. По убеждению автора, эти события приобрели политический и идеологический характер и окраску стараниями администрации Туркестанского генерал-губернаторства (Библиограф. 17 назв.)
Ключевые слова: восстание, газават, Фергана, ишан, ислам.
1 Алимджанов Бахтиёр Абдихакимович - канд.ист.наук, независимый исследователь, Ташкент, Узбекистан, E-mail: felix_1985@mail.ru
Alimdjanov Bakhtiyor Abdikhakimovich - PhD in History, Independent researcher, Tashkent, Uzbekistan, Email: felix_1985@mail.ru
Andijan events 1898: views, facts and approaches
B.A. Alimdjanov
In the historical literature of the Andijan events in 1898 was interpreted ambiguously. Imperial circles of the Russian Empire declared the events as a "holy war" in Soviet historical literature as another popular movement against the imperial power in the post-Soviet period as a national liberation movement, etc. etc. Unfortunately, in historical science does not attempt to analyze different interpretations of Andijan "uprising", but mainly historians engaged in the causes and course of the events. In my article will try to examine and analyze the different interpretations of this events, avoiding value judgments about the movement. In this article, the author will try to consider the main versions of the Andijan events of 1898 and their impact on historiography and ideology. The author will try to prove by examples why one or another version became dominant in the historiography of the Andijan events. The main emphasis is placed on the historiography of the pre-revolutionary imperial, Soviet and post-Soviet. Out of sight remain the local "native" and foreign historiography, since, according to the author, they practically had little influence on the policy of the authorities and historiography as a whole. The author refutes the "Islamic" versions of the Andijan events of 1898, considering them a screen for local authorities (tsarist, Soviet and postSoviet) to strengthen their positions in the region. According to the author, this events has become a political and ideological character and color of the efforts of the administration of Turkestan province. (Refs 17)
Keywords: rebellion, jihad, Fergana, Ishan, Islam.
События 18-20 мая 1898 г. в Ферганской долине, в ходе которой двухтысячная толпа под предводительством Дукчи ишана2 напала на андижанский гарнизон, и вследствие этого были убиты 22 солдата. Вскоре это движение было подавлено силой, а виновные понесли суровое наказание. Это событие вызвал широкий резонанс в имперской, местной и заграничной печати, которые наложили отпечаток на дальнейшую трактовку этого события. Газеты того времени пестрели подробностями и мерами борьбы против местного религиозного фанатизма и нетерпимости. Обозреватели и интерпретаторы искали подоплеку
2Дукчи ишан (1846-1898 гг.) был суфием и последователем ордена Накшбандия-Муджададийа. Совершил хадж в Мекку и возвратившись основал ханака (обитель) в селении Мингтепа вблизи Андижана. См.: Бабаджанов Б. Андижанское восстание 1898 г.: «дервишский газават» или антиколониальное выступление? // История Узбекистана. 2001. № 2. С. 26-28.
этого восстания и винили в этом заграничные спецслужбы, а также местное население, которое поддалось «провокации» ишана. Интересно, что эти события послужили причиной появления множества статей в столичной и местных газетах и журналах об исламе и его роли в истории человечества. Основным методом, которым пользовались обозреватели и интерпретаторы андижанского дела был метод от общего к частному, т.е. исходя из положений теоретического ислама объясняли поступки толпы во время андижанского происшествия. Кроме того, они исходили из положения, что существует «мир ислама» («дар ал-ислам»), который един начиная от Северной Африки и до границ Западного Китая и Средняя Азия составная часть этого «исламского мира». Таким образом, идеологи империи (особенно туркестанская администрация) и пресса «глобализировали» андижанские события. Туркестанский край в глазах местной высшей администрации после андижанского события обрел двоякий статус: Русский Туркестан как составная часть Российской империи и «исламского мира» (ниже я подробно остановлюсь на этом). Петербург увидел в этой интерпретации опасность для империи и умерил пыл местной администрации, отвергнув все «реформы», предложенные ими. Правящие круги Петербурга (особенно Министерство Финансов вместе с МВД) единодушно старались увидеть в андижанском деле локальный, а не «общеисламский» характер. По мнению автора, «противостояние» между столичными идеологами и Туркестанской окраины по оценке андижанских событий сыграло значительную роль в увеличении внимания на «проблемы» края со стороны центральных властей. Туркестанская администрация безуспешно использовала андижанские события в свою пользу, доказывая Петербургу, что Туркестанский край играет значительную роль в международной политике. К сожалению, многие исследователи советского и постсоветского периодов «недооценили» туркестанских деятелей, их целей и задач в извлечении выгоды с андижанских событий. Должен отметить вклад зарубежных исследователей в изучение андижанского события, которые «исламизировали» андижанские события 1898 года,3 исключение составляют работы А. Моррисона и Б. Манц.4 Одним из последних работ по данной тематике нужно отметить английского исследователя А. Моррисона, который написал о влиянии андижанского события на казахскую степь, в особенности на Чимкент и
3Brower D. Turkestan and the Fate of the Russian Empire. London and New York, 2003. Pp. 88-10; Crews R.D. For Prophet and Tsar. Islam and Empire in Russia and Central Asia. London, 2006. P. 287-289, 343-347. Komatsu Hisao. Dar al-Islam under Russian Rule as Understood by Turkestani Muslim Intellectuals'. In Empire, Islam, and Politics in Central Eurasia. Ed. Tomohiko Uyama. Sapporo: Slavic Research Centre, 2007. P. 3-21.
4Morrison A.S. Sufism, pan-islamism and information panic: Nil Sergeevich Lykoshin aftermath of the Andijan uprising // Past and Present. February 2012. No. 214; Manz B.F. Central Asian Uprisings in the Nineteenth Century: Ferghana under the Russians // Russian Review, 1987. No. 46. P. 267-281.
Аулиеата.5 В основном он пересказывает андижанские события и его влияние на умы казахов-номадов. Он исследовал в основном последствия, чем причины происшедшего события и интерпретирует события, опираясь на С. Лыкошина.6
I. Андижанские события - барометр «слабости» туркестанской
администрации?
В 1867 г. было образовано Туркестанское генерал-губернаторство в составе Российской империи, но с особым статусом. Туркестанский край управлялся по принципу народно-военного управления. Военно-народная система управления характеризовалась следующими чертами: 1) неразрывность военной и гражданской власти; 2) предоставление местного управления по всем делам, не имеющим политического характера, выборным лицам из среды коренного населения; 3) сохранение права в рамках местного законодательства в той сфере отношений, которая не могла быть пока урегулирована общеимперскими законами.7 Местную администрацию в областях возглавляли военные губернаторы. В их руках сосредоточивалась административная, полицейская, судебная и военная власть. Уездами управляли уездные начальники. Уездный начальник одновременно являлся исправником, полицмейстером, земским начальником, городским головой, председателем поземельно-податного присутствия. 8 В управление привлекались также «туземцы». В основном они играли вспомогательную роль. Губернаторы назначали «выборных» аксакалов (аульных и волостных), которые выполняли низовые административные и полицейские функции. 9 Также местные «национальные» кадры привлекались для собирания налогов и распределения воды среди населения (арык-аксакалы). Эта система управления с маленькими изменениями просуществовала до 1917 г.
5 Morrison A.S. Sufism, pan-islamism and information panic: Nil Sergeevich Lykoshin aftermath of the Andijan uprising // Past and Present. February 2012. No. 214. Р. 255-304. doi: 10. 1093/pastj/gtr045.
6 Ibid. P. 294.
7 Лысенко Л.М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи (XVIII-начало XX в.). М.: МПГУ, 2001. С. 158.
8 Проект всеподданнейшего отчета генерал-адъютанта К. П. Кауфмана по гражданскому управлению и устройству в областях Туркестанского генерал-губернаторства. 7 ноября 1867-25 марта 1881 гг. Составлен титулярным советником П. Хомутовым. СПб.: Военная Типография, 1885. С. 85
9 Отчет по ревизии Туркестанского управления, произведенной по Высочайшему повелению сенатором, гофмейстером графом К.К. Паленом. Краевое управление. СПб.: Сенатская Типография, 1910. С. 11.
Первый Туркестанский генерал-губернатор Туркестанского края генерал-адъютант К.П. фон Кауфман начал проводить по отношению к мусульманам края пресловутую политику «игнорирования» ислама. Местная власть не вмешивалась в личную и интимную жизнь местного населения, что гарантировало властям политическое спокойствие. Население официально признало политическое верховенство русского оружия, а русская власть лояльность местного духовенства и торговой элиты. Идеологи империи понимали важность невмешательства в религиозные дела на мусульманских окраинах, понимая, что разрушение вековых устоев грозит дестабилизацией региона и поэтому русская администрация ограничилась политической властью в среднеазиатском регионе.
В 60-70-х гг. XIX в. в Российской империи, после завоевания Кавказа и части Средней/Центральной Азии, к исламу относились довольно терпимо, объясняя «отсталость» этих регионов не как следствие господства ислама, а как проявление «дурного правления и восточного деспотизма».10 Многие исследователи полагали, что основное население Азии не живет по законам ислама и даже «не имеет малейшего понятия о нем и живут по своим законам».11 В представлении идеологов империи жители Средней/Центральной Азии в повседневной жизни в основном придерживалось своих традиций, которые во многом противоречили устоям ислама. Конечно, население Средней/Центральной Азии различалось по ведению хозяйства, быта и культуры. Общее, то, что объединяло их, была исламская религия в среднеазиатском «варианте». Русская администрация разделила местное население по принципу хозяйствования на две группы: кочевое (киргизы и каракиргизы) и оседлое (сарты), считая кочевое менее исламизированной. В 60-80-е гг. XIX в. местная краевая администрация мало интересовалась религией местного населения, так как в основном она была занято «замирением» и «устроением» края. В 80-90-е гг. XIX в. завершился этап административных реформ имперских властей в среднеазиатском регионе, местная администрация перестала играть ту значительную роль, которую она играла при К.П. Кауфмане, так как закончились завоевательные войны, и нужно было заниматься повседневной рутиной. Ослабление внимания со стороны метрополии к Русскому Туркестану замечалось с конца 70-х гг. XX в., когда Россия снова обратила взоры к Турции. Нужно отметить, что в политике Российской империи по отношению к исламу можно было
10 Голос. 1865. № 259.
11 Голос. 1865. № 256.
заметить «двойные» стандарты. Она различала «своих» и «чужих» мусульман и оберегала «своих» мусульман от любых негативных влияний извне.12
Туркестанский край,13 после завоевания Закаспийской области, перестал играть важную роль в геополитической политике Российской империи.14 Конечно, утрата Туркестаном своей роли больно ударила по ее статусу, примером может служить «Положение» 1886 г., которое существенно ограничило действия туркестанской администрации. «Увлекшись дешевизной, - писал военный губернатор Сырдарьинской области генерал Корольков, - комиссия тайного советника Гирса проектировала большое сокращение представителей русской власти, а преследуя идею равноправности покоренного с покорителем и обуздание своеволия русской власти, умалила значение этой власти до состояния близкого к бессилию».15 «Положение» 1886 г. превратило колониальную администрацию в посредническую инстанцию между центральными государственными учреждениями и их местными органами. 16
Таким образом, метрополия сделал выбор в сторону мирного развития края, а не в сторону превращения Русского Туркестана в плацдарм для дальнейшего расширения своего влияния в Азии. Такое крутое изменение внешней политики метрополии по отношению к Туркестанскому генерал-губернаторству требовало замены военно-народного управления на гражданское (т.е. передачу Туркестанского генерал-губернаторство в подчинение МВД). Но политические верхи не спешили с полной модернизацией администрации края, боясь непредвиденных войн на границе, где понадобились бы военное управление. По этой причине военные и сохраняли свою власть в Туркестанском крае, но их постоянно раздражало мелочное вмешательство других ведомств (МВД, Министерства Финансов и МИД) в управление краем. Они требовали неограниченной власти, какая у них была при К.П.
12 Туркестанские Ведомости (далее ТВ), 1878, № 1.
13 Нужно отметить, что под Туркестанским краем мы подразумеваем Ферганскую, Сырдарьинскую и Самаркандскую области, только в 1899 г. к нему была присоединены Закаспийская и Семиреченская области. В современной политической карте это территория Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана.
14 В настоящее время, после завоевания нами Ахал-Текинского оазиса, откуда военные демонстрации более удобны, чем из Туркестана, сей последний (т.е. Туркестанский край) потерял военно-политическое значение, которое придавалось ему прежде. Таким образом, задача наша в Туркестанском крае исключительно мирная См.: Гирс Ф. Отчет ревизующего, по Высочайшему повелению, Туркестанский край, Тайного Советника Гирса. СПб.: Сенатская типография, 1883.С. 460.
15 Российский Государственный исторический архив (далее РГИА) Ф. 821. Оп. 8. Д. 612. Лл. 87 об.-88.
16 Абдурахимова Н.А., Рустамова Г.К. Колониальная система власти в Туркестане во второй половине XIX-I четверти XX вв. Т.: Университет, 1999. С. 60.
Кауфмане, и хорошим поводом для осуществления их мечты послужили андижанские события 1898 г.
Идеологи империи, пресса и местная администрация, как ни странно, по-разному интерпретировали Андижанские события. Не было единомыслия по поводу этих событий, которые доказывали, что разные министерства и персоны хотели выжать все возможное для своей выгоды, и наблюдалось борьба интересов внутри правящей элиты по поводу будущности окраин, особенности Туркестана.
Отправной точкой для понимания андижанского «восстания» туркестанской администрацией стала версия самого Дукчи ишана о том, что «после завоевания края русскими, в народе началось сильная порча нравов, отступление от требований шариата, ослабление семейных основ. Русская власть хотя и обращалась с народом мягко, но запрещала паломничество (хадж),17 отменила зякет,18 лишила вакфных19 доходов и не заботилась о поддержании нравственности семейных начал. Предводитель восстания Дукчи ишан настаивал на морально-этических причинах восстания против русской власти в крае, что подтверждало мнения туркестанских деятелей (например, В. Наливкина), что ислам враждебен к «прогрессу».
Нужно отметить, что Ферганская долина с 90-х гг. XIX в. активно начало вовлекаться в рыночное производство хлопка, которое начало менять структуру хозяйствования в регионе. Введенная нами выборная туземная администрация, судебная реформа, писала впоследствии ревизия сенатора Палена, а также широкое развитие торговли и промышленности, в особенности в Фергане, где хлопковая горячка последних лет с необыкновенной быстротой заменила прежний потребительный образ хозяйства капиталистическим строем, со всеми его пагубными последствиями - постепенным сосредоточением земли в немногих руках и соответственным ростом земельного пролетариата, хлынувшая волна русских переселенцев и ощущаемый уже во многих местах недостаток в орошенных землях - все это равным образом не могло не всколохнуть застывший мусульманский мир туземцев в самой его глубине. 20 Именно изменения в
17 В 1900 г. было снято запрещение с хаджа, паломничества в Мекку. См.: Туркестанский Курьер (далее ТК). 1913. № 88. С. 3.
18 Зякет (т.е. торговый сбор) был отменен в 1874 г. См.: Закаспийское Обозрение (далее ЗО). 1898. №
117.
19 Вакф - имущество, принадлежащее духовным учреждениям.
20 РГИА. Ф. 1396. Оп. 1. Д. 361. Л. 37.
экономической жизни и породило движение за возврат к старым традициям и морали, поборником которого и был Дукчи ишан. «Население принялось расширять у себя культуру хлопка, которая ведет к крушению натурального хозяйства и патриархальных отношений»21 отмечала одна из местных газет. Удивительно, что туркестанская администрация не исследовала экономические причины андижанского восстания, а в основном настаивала на «фанатичности» и «отсталости» местного населения.22 Интересно отметить, что в других областях Туркестанского края представители местного населения и духовенство осудили действия Дукчи ишана, например, депутация «ташкентских почетных туземцев, с разрешения губернатора, выражали верноподданнические чувства, негодование по поводу злодейского нападения в Андижане и просили дозволения собрать между собой сумму для семейств убитых нижних чинов.23
Основными причинами ферганских беспорядков, по мнению туркестанской администрации было: 1) разделение властей между исполнительной и судебной властью в Туркестанском крае;24 2) ослабление прав уездных начальников, которые завалены бумагами и не имеют возможности почаще объезжать вверенные им территории;25 3) институт выборов для населения края;26 4) «фанатизм» и «отсталость» населения;27 5) турецкая агитация в форме панисламизма.28
Интересно, что основной причиной «восстания» туркестанская военная элита (например, генералы Н.И. Корольков и Н.А. Иванов) усматривает в «Положении» 1886 г., которое существенно ограничило права администрации в сфере влияния на жизнь местного населения. Одновременно они не отрицают «внешнего» влияния на события, мотивируя это «повсеместным оживлением мусульманских идей» в мире.29 Как известно, в Британской Индии и Северной Африке оживились махдисты, которые активно (особенно в Судане)
21 ЗО. 1898. №234. С. 2.
22 ЗО. 1898. №166. С. 2.
23 ЗО. 1898. №117. С. 2.
24 ЗО. 1898. № 106.
25 ЗО. 1898. № 106.
26 Там же.
27 Там же.
28 Туркестанские Ведомости (далее ТВ). 1901. № 67.
29 ЗО. 1898. № 106.
боролись с европейцами. Таким образом, местная администрация пыталась указать на «внешнее» влияние как на неизбежное явление мировой истории, тем самым доказывая, что Туркестанский край в водовороте мирового развития, пусть и мусульманского.
В метрополии мнения по поводу андижанских событий разделились: одни безоговорочно приняли версии туркестанской администрации (например, Военное министерство, так как туркестанская администрация подчинялась ему непосредственно), другие с большим недоверием отнеслись к сообщениям местных властей (Министерство финансов и МВД). В метрополии к андижанским событиям, особенно к ее фанатической и исламской подоплеке отнеслись с большим скептицизмом. В то время Россия была занята Дальним Востоком, только что был присоединен Порт-Артур (март 1898 г.) и для министра финансов С. Витте это событие было «некстати». Он не хотел переключаться на Среднюю Азию, так как этот вопрос для него был исчерпан еще Горчаковым. С. Витте не хотел менять политический «курс» по отношению к Туркестану, как того добивалась туркестанская администрация.30 И еще один немаловажный факт, в то время в Санкт-Петербурге гостил Эмир Бухарский, и заострять исламский вопрос во время его визита к императору и двору не имело никакого смысла, так он не хотел портить отношения с Бухарой.31 Скорее всего, поэтому андижанский вопрос не имел успеха в метрополии, даже крупные газеты ограничились маленькими заметками по этому вопросу, «свалив» все на население Ферганы и неумение местных администраторов.
В столичной печати можно было наблюдать «борьбу» мнений и взглядов по андижанской проблеме. Газеты «Русский Инвалид» и «Новое Время» выражали позиции Военного министерства, а «Санкт-Петербургские Ведомости» точку зрения МВД и Министерства Финансов.
Официальный орган Военного министерства «Русский Инвалид», в андижанских беспорядках обвинил местное население края, «для которых идеи «газавата» сохранила и поныне свою силу и значение». 32 Также газета увидела причины восстания в «Положение» 1886 г. потребовав увеличить штат служащих и роль военной администрации в политической жизни Туркестанского края.33 Военное ведомство понимало недостаточную обоснованность версии фанатизма, и поэтому свет увидела еще одна интересная интерпретация о
30 РГИА Ф. 821. Оп. 150. Д. 409. Л. 4 об.- 5 об.
31 СПб Ведомости (далее СПбВ), 1898, № 140-143.
32 Русский Инвалид (далее РИ), 1898, № 217.
33 Там же.
«реставрации монархии» в Фергане. Автором этой теории был генерал-майор В.Ю. Мединский, который настаивал, что восстание Дукчи ишана не что иное, как очередное
34 35
«монархическое выступление» народа и кипчаки34 в этом движении играют активную роль.35 Военное ведомство также отлично понимало, что все население Ферганской долины не может быть причастно к движению Ишана и поэтому, анализируя состав участников «восстания», оно пришло к выводу, что активистами в этом инциденте были кипчаки, как и во всех предыдущих беспорядках в регионе.36 Эта версия была ближе к истине, так как кипчаки издревле считались беспокойным элементом Ферганской долины.
В столичной печати также предлагались жесткие меры по отношению к ферганской проблеме, некоторые предлагали «мечом и огнем» пройти по региону. 37 Но силовые методы не нашли поддержки в метрополии, а местные газеты в противовес силе призывали к «широкому развитию в Средней Азии русского образования и просвещения на христианской почве». Одна из столичных газет основной причиной андижанских событий указала на «военное управление Туркестаном, которое является анахронизмом».38 Один из обозревателей «Санкт-Петербургских Ведомостей» Б. Тагеев,39 обвиняет в случившемся английскую разведку, местную и русскую администрацию края.40 «Самым страшным злом, пишет Б. Тагеев, являлись туземцы-администраторы, а именно: волостные управители, амины (сельские старшины) и пятидесятники. Все эти лица, платившие огромные деньги на выборах для получения большого числа голосов, по утверждении в должностях беспощадно обирали население, зачастую злоупотребляя именем того или другого русского начальника». 41 Б. Тагеев делает далеко идущие выводы: нужно реформировать всю систему туземного управления краем, которые «порочат» русское управление краем. Тагеев также не щадит и верхние эшелоны местной власти, призывая их «обратить внимание на быт русского переселенца, который в крае стоит гораздо ниже туземца. Наш мужик подвержен телесному
34 Кипчаки - полукочевое племя, обитавшее в Ферганской долине. В Кокандском ханстве они в основном служили в гвардии хана и имели огромное влияние на политику Кокандского ханства.
35 РИ, 1898, № 145.
36 Имеется в виду восстания Пулатхана (1875-76 гг.), Етимхана (1878 г.) и Дервишхана (1885 г.). См.: ЗО. 1898. № 150.
37 ЗО. 1898. № 131.
38 ЗО. 1898. № 184.
39 Он прожил в Туркестанском крае свыше 12 лет и был очень хорошо знаком с местными нравами.
40 СПбВ. 1898. № 146.
41 Там же.
Russian Colonial Studies. 2019. № 2. наказанию, когда туземец в этом отношении неприкосновенен. Слово «мужик» произносится
42
туземцем для подтверждения своей нищеты и ничтожества». 42
Автор статьи «Мусульманский фанатизм» Н. Смирнов43 находит «причину печального события 18 мая следует искать не в условиях новой жизни, сложившейся вполне удачно, как для победителей, так и для побежденных, а в том, что мусульманское население, по духу своей религии, хранит в себе и будет всегда сохранять затаенную ненависть ко всему не мусульманскому»44. Смирнов воспринимает мусульман как людей, которых невозможно модернизировать по европейскому образцу, поэтому он сторонник скобелевских методов (т.е. силовой метод) решения мусульманской «проблемы»45.
Интересным взглядом на андижанское дело явилась статья в столичной газете, где основной причиной движения указывается на «игнорирование» ислама в Туркестанском крае. По мнению автора статьи, «игнорирование является результатом, писал автор статьи, незнакомства служащих в войсках, в полиции и в других отделах гражданского управления Туркестанского края с самыми существенными чертами ислама и обусловливаемой им организацией религиозного быта мусульманского населения, определяющего собой и весь порядок их внутренней жизни. Между тем, при соприкосновении всякого рода властей с туземцами и их жизнью, подобные знания оказываются существенно необходимыми для избежания различных недоразумений и иногда крупных промахов.46
Он обвиняет представителей местной администрации в нехватке «знаний» о населении Туркестанского края, что и привело к трагическим событиям. Обвинение автора было несправедливым, так как местная администрация полагалась на низшие чины туземной администрации, которые непосредственно соприкасались с народом и были трансляторами воли высшей администрации.
Пресса метрополии в своих статьях уловила «суть» происшедших событий, но в «деталях» проблемы Туркестанского края она показала свое неосведомленность, что порождало неправильные рекомендации по реформе административной системы Туркестанского края.
42 СПбВ. 1898. № 146.
43 Известный журнальный обозреватель.
44 Новое Время (далее НВ). 1898. № 7998.
45 Там же.
46 ЗО. 1898. № 208.
Некоторые авторы увидели причину происшедших событий в экономической ситуации в Ферганской долине. Автор «экономической» версии обращается к трудам Ферганского областного статистического комитета, изданным в 1897 г. и имеющим предметом результатом поземельно-податных работ в Андижанском уезде: «из этих данных следует, что два класса населения - духовенство и пролетариат - могли быть недовольными уничтожением вакфных доходов и обложением этих вакфов поземельной податью... Цены на главные продукты в промежутке 5 лет (1889-1893 гг.) поднялось в 3 и 5 раз. Между тем, Фергана - область, замкнутая в смысле народного продовольствия и регулировать цены на припасы в ней трудно. Население принялось расширять у себя культуру хлопка, которая
47
ведет к крушению натурального хозяйства и патриархальных отношений». 47
По мнению автора статьи, развитие капитализма в крае стало основной причиной андижанских беспорядков, который прививается в крае в форме хлопководства. Слабость «экономической» версии очевидна, так как к этому времени в Фергане развитие хлопководства только набирало силы.
Результатом всех «дискуссий» об андижанских событиях стал «Всеподданнейший Доклад» генерал-губернатора Туркестанского края С.М. Духовского Императору. В своем «докладе» С. Духовской подчеркивает, что «ислам есть кодекс, враждебный не только нашей религии, но и всей вообще нашей культуре»48. Удивительно, государственный деятель Духовской выступает как активный исламафоб, не понимающий задачи строительства империи. Он акцентирует внимание, что возмутителями спокойствия в исламском мире выступают сектанты - суфии, к которым и принадлежал андижанский старец. По этому поводу он пишет, «суфизм во многих отношениях для нас опаснее ортодоксального ислама. сказавшееся в последнее время, между прочим, в общеизвестном движении африканских махдистов, причем душой этого движения, также как и при Шамиле и во время последнего андижанского восстания был тарикат, обрядовая сторона суфийского учения». 49
Духовской снова возвращается к версии мирового панисламизма, который принял форму суфизма. Он это делает сознательно, чтобы доказать, что существуют силы, которые угрожают единству империи и с которыми нужно активно бороться. Поиск внутреннего врага, связанного с мировым панисламизмом, - основная идея Духовского. «Тайное
47 ЗО. 1898. № 234.
48 Мусульманская Средняя Азия Традиционализм и XX век // Отв. ред. Д.Ю. Арапов М.: РАН, 2004. С.
49 Там же. С. 247.
сочувствие воинствующему мусульманству и идеям, резюмирует он в докладе Военному Министру, исходящим из Константинополя, проявляется не только в низших слоях туземного населения края, по-видимому, и среди наших вассальных владетелей».50
Версия Духовского «воинствующего мусульманства» и «влияние панисламизма» на андижанские события стали официальной версией местных властей. По поводу рекомендаций С. Духовского, С. Витте писал: «таким образом, ни андижанское восстание само по себе, ни вызванный им призрак панисламизма, обуславливая, быть может, необходимость некоторых частных предупредительных мер чисто местного характера, не смогут однако служить достаточным основанием для того решительного и крутого поворота в издавна усвоенной нашим правительством общей системы отношений к мусульманству, который кажется стал необходимым генералу Духовскому.51
Интересно, что Петербург не только не воспринял «Доклад» Духовского серьезно, даже его рекомендации не были приняты в расчет, а вскоре он сам был отозван в метрополию.
Андижанское дело сыграло неоднозначную роль в судьбах туркестанской администрации, она потеряла доверие центральных властей. Интересно отметить, что когда Стеткевич в своей брошюре о прибыльности Туркестана попытался доказать, что туркестанские войска должны считаться общеимперскими, а не должны иметь местный статус, Министерство Финансов парировало, что «совершенно неосновательно мнение, что Туркестан, для «местных» целей не нуждается в военной силе; лучшим, хотя и прискорбным, опровержением этого мнения могут служить недавние андижанские волнения и ряд других мятежных беспорядков в Фергане в течение последних 20 лет.52
Это было полное фиаско «исламской» версии, а метрополия настаивала на «слабости» и «неспособности» туркестанской администрации в решении местных проблем. Понимая свое поражение, туркестанская администрация стремилась «замять» андижанское дело, перенаправив общественное мнение в другое русло. Местная администрация пыталась заострить внимание общественности на экономических проблемах и изменениях происшедших в крае после печального события. «Туркестанские Ведомости» писала в 1901 г., что «грустное событие в Андижане 17 мая 1898 г., имевшее бесспорно очень важное
50 РГИА. Ф.1396. Оп. 1. Д. 175. Л. 195-195 об.
51 РГИА. Ф 821. Оп. 150. Д. 409. Л. 12.
52 РГИА Ф. 1396. Оп. 1. Д. 175. Л. 203.
значение, не может, однако, считаться столь выдающимся для внутренней жизни Туркестанского края, как открытие среднеазиатской железной дороги, присоединение Семиреченской и Закаспийской областей к Туркестанскому краю, последствия которых для будущности неисчислимы».53
Но пресса время от времени возвращалась к проблеме андижанских событий и предлагала разные «рецепты» предотвращения подобных инцидентов в будущем. Один из прожектеров писал, что «андижанская попытка, эта безумная, нелепая и по замыслу и по выполнению, затея фанатика нашла все-таки приверженцев и воочию доказала, что меры к обрусению народонаселения края не привели к желательному результату». Автор статьи П. Марусин предлагает брать туземцев в армию, «где они обрусеют».54
В 1901 г. в Туркестанский край был командирован капитан Давлетшин, который изучал состояние народных судов края. Одновременно он изучал причины андижанских беспорядков, опрашивая местных народных представителей. «Главными причинами андижанских беспорядков, мнение одного из его респондентов, считают фанатизм и невежество народа. Это справедливо. Но при этом забывают, что не менее важная причина кроется в глухом недовольстве народа отсутствием правосудия и невозможностью разобраться в своих взаимных отношениях». 55 Интересный диагноз. Нужно отметить, что все прибывавшие в Туркестанский край комиссии и ревизии в своих отчетах неодобрительно отзывались о местной администрации и пытались раскритиковать туземные власти и «исправить» их по рецептам ревизора и начальника особой комиссии. Конечно, комиссии и ревизии из метрополии больше «дестабилизировали» администрацию края, чем приносили определенную пользу для развития региона. 56
Спустя десять лет во время ревизии сенатора К. Палена, снова «всплыли» последствия андижанских событий. Дело касалось хакентских жителей, проживающих вокруг Андижана, земли которых были конфискованы в пользу казны после «восстания» Дукчи Ишана. 57 В туркестанской прессе по этому поводу появились статьи по андижанскому делу. Но эти статьи носили позитивный характер, доказывали, что повторение этих событий просто
53 ТВ. 1901. № 2.
54 ТВ. 1900. № 19.
55 РГИА Ф. 1396. Оп. 1. Д. 394. Л. 32 об.-33.
56 Интересно отметить, что советская историография, брала примеры из материалов ревизий и комиссий, чтобы раскритиковать местные власти или показать их в невыгодном свете.
57 РГИА Ф. 1396. Оп. 1. Д. 261. Л. 3.
невозможно. Одна из местных газет писала: «у сартов нет идей сепаратизма и опасность людей в этом отношении они не только сторонятся, но даже окажут содействие для укрощения их. О затеи же Андижанского ишана многие из них отзываются, как об идеи сумасбродной и называют Ишана-фанатика, - «Ишан джинны» (сумасшедший ишан)».58
А в 1912 г. другая местная газета полностью отрицала повторение андижанских событий, мотивируя это тем, что «русская политика в Средней Азии существенно отличается от английской политики в Индии и для нас панисламистское движение не имеют никакого значения, как для Англии. Россия никогда не имела и не будет иметь таких эксплуататорских поползновений на туземное население в Средней Азии, какие преследует Англия; поэтому мы можем быть спокойны за наших туземцев. Совсем иначе обстоит дело в Индии, где давно уже идет борьба с английском владычеством и развиваются сепаративные стремления».59
Автор статьи явно ставит выше русскую политику в Туркестане по сравнению с британской в Индии, и полностью отрицает влияние панисламизма на среднеазиатский регион, доказывая, что оно стало частью Российской империи, то есть она уже не «колония», а полноправный субъект российской государственности.
Одним из самых вдумчивым и влиятельным мыслителем, который проанализировал последствия российского присутствия в Средней/Центральной Азии и создавший собственную теорию по проблемам края, был В. Наливкин. 60 Он был представителем той части туркестанской служилой интеллигенции, которая хотела «модернизировать» край в европейском понимании этого слова. В. Наливкин был активным сторонником усиления власти туркестанской администрации края, так как он понимал, что без сильной власти невозможно осуществить намечаемые реформы в Туркестане. Для В. Наливкина внутренними врагами модернизации края было фанатичное духовенство, которое постоянно противостояло всем благим начинаниям русской власти. «Восстание» Дукчи ишана, было очередной силовой «акцией» местного духовенства против русской власти. По поводу андижанского события он писал, что «все чаще, все громче и грозней раздавались речи и вопли нашей оппозиции (т.е. духовенства), пока, наконец, вызванное ими, на почве наших служебных недугов, нервное возбуждение, постепенно охватывающее все большую и большую часть туземного общества всего вообще края, не разразилось в Фергане восстанием
58 ТК. 1908. № 78.
59 Туркестан. 1912. № 18.
60 Крупный знаток края Туркестанского края и служивший в разных ведомствах Туркестанского генерал-губернаторства.
Дукчи ишана. Весьма слабо в техническом отношении, восстание было быстро подавлено; но счеты с его нравственными результатами быть может, придется сводить лишь в будущем».61
По мнению В. Наливкина, местное духовенство использовало «промахи» русской власти в свою пользу, ловко манипулируя сознанием народной массы. В. Наливкин мастерски развивает мысль, что главный враг «прогресса» - местное духовенство, и что идет борьба за души между русской властью и «реакционными» слоями местного общества. Он не отрицает «промахи» администрации в модернизации края, и как бы исповедуется, когда пишет следующие строки: «мы говорили и писали по поводу восстания очень много, но ни одним словом не обмолвились о самой главной, наиболее существенной причине этого восстания (т.е. «восстание» Дукчи ишана), о тех тяжких, хронических недугах нашей официальной жизни (служебной и общественной), которые, будучи нежелательными и вредными вообще, представляются сугубо вредными и опасными на мусульманской окраине».62
В. Наливкин указывает на «недуги» местной администрации, которая стала причиной андижанских событий. Но он преувеличивает значение андижанских беспорядков и «историзирует» причины и последствия данного инцидента. Наливкин возвращается к «старым» версиям андижанских беспорядков и идеологизирует их в мировом масштабе, т.е. он связывает это событие с «прогрессом» и борьбой между властью и духовенством, что неминуемо вело к широким историко-философским обобщениям.
Известный востоковед В. Бартольд по андижанскому восстанию 1898 г. принял версию «реставрации монархии» в Ферганской долине (в основном он развивал версию генерала В. Мединского), он считал, что основным поводом андижанских событий стало отмена зякета,63 а причиной «оскудение кочевников которое привело к упадку военного и служилого сословия».64 Тем самым Бартольд констатирует, что главными врагами русской власти в Туркестанском крае были старая служилая знать и крепко связанная с ней духовенство.
Резюмируя параграф, можно сказать, что «версии» по андижанским событиям было множество, и каждая «версия» преследовала определенные интересы властных структур
61 ТК. 1913. № 88.
62 ТК. 1913. № 95.
63 Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Т. II. Часть 1. М.: Восточная литература, 1963.
С. 371.
64 Там же. С. 373.
(Военного министерства, МВД и Министерства Финансов). В этой «борьбе» версий в выигрыше оказалось Министерство Финансов, которое понимало «узкие» интересы туркестанской администрации и не поддалось доводам и уговорам властвующей в крае военной элиты.
II. Советская интерпретация андижанских событий 1898 г.: противоборство «местной» и «столичной» исторических школ?
Советская историография, начиная с конца 20-х гг. XX в. начала специально изучать «колониальную» политику царской власти на окраинах империи. В 20-30-е гг. XX в. в исторической науке господствовала методология М.Н. Покровского о роли Российской империи как об «абсолютном зле» на ее окраинах. Его учеником и последователем, впоследствии известным туркестановедом был П. Галузо. Основными темами советской «колониальной» историографии 20-х гг., которое развивали ученики М. Покровского (П. Галузо, Л. Резцов, В. Лаврентьев) были народно-освободительные движения «угнетенных народов» в среднеазиатском регионе, делая ударение на экономические предпосылки, социальный состав и идеологию «восстаний». Интересно отметить, что в 20-30-ее гг. XX в. не было фактов «противоборства» между «центральной» и «местной» школами насчет характера «национально-освободительных» движений народов Средней Азии. Фактически все историки соглашались с «прогрессивным» характером народных «революций» в среднеазиатском регионе.
Одним из первых советских историков, который дал свою версию движению 1898 г. был П. Галузо. В своем историческом труде «Туркестан-колония», он «мимоходом» остановился на этом восстании, только для того, чтобы показать уровень развития хлопководства в Туркестанском крае. По его мнению, «Андижанское восстание можно объяснить тем хлопковым кризисом, который переживала Фергана в 1897 и 1898 гг. вследствие падения мировых хлопковых цен». 65 Галузо не проанализировал ход события и его влияние на дальнейшую политику Российской империи в среднеазиатском регионе. Подход Галузо к андижанскому восстанию означал демонстративный отказ от предыдущей историографии Российской империи, которая, в основном опиралось на «исламскую» версию. Таким образом, советская историография в лице П. Галузо отбросило целый пласт
65 Галузо П.Г. Туркестан-колония. М.: Госиздат, 1929. С. 46. См. также: Авазов Э.А. Историография исследования андижанского восстания 1898 г. в ферганской долине //Путь науки. 2016. Т. 2. №. 9. С. 45-50.
источников по андижанскому «делу» 1898 г. и воссоздал собственную версию события. Таким образом, метод анализа «восстаний» в Туркестанском крае по Галузо обрел единое собирательное название - «народно-освободительные движения против царской власти».
«Новый» методологический «подход» П. Галузо к андижанским событиям стал образцом для других советских исследователей для выявления и изучения предпосылок «восстаний». Но в отличие от последующих советских историков, П. Галузо не «расширил» проблему андижанского восстания, а остался на «экономической» почве объяснения этого события, который «обеднял» его исторический подход. Интересно, что советские историки в своем стремлении к «объективности» и «многоплановости» в исследовании этого события не акцентировали внимание на исламскую версию «восстания» 1898 г. Для них ислам был не более как «надстройкой» базиса. Неортодоксальный ислам стал «формой» выражения недовольных народных масс властью, а не его сущностью, так как по советской интерпретации другая иная идеология просто отсутствовала в обществе того времени.
В 40-60-е гг. XX в. в исторической науки СССР наблюдалось противостояние «местных» республиканских и «центральных» столичных школ по ряду «узловых» вопросов истории Туркестанского края. Основной причиной возникновения этого «феномена» было создание «национальных» исторических школ в республиках Союза (например, Институт истории в УзССР был создан в 1945 г.).66 Молодая «национальная» узбекская историческая школа имела самые широкие амбиции, которые вылились уже в первом коллективном труде этой школы - «История народов Узбекистана» (1947 г.). Уже в первом издании «Истории народов Узбекистана» представители «местной» школы «реабилитировали» Дукчи ишана в качестве ремесленника, который стал во главе андижанского «восстания». Ниже мы рассмотрим версии историков - авторов «Истории народов Узбекистана», увидевшая свет в 1947 г. В книге целый параграф посвящен андижанскому «восстанию» 1898 г. По версии авторов, предпосылкой восстания были 1) резкое снижение уровня жизни трудящихся масс как следствие развития капиталистического хлопководства в Ферганской долине;67 2) новая поземельно-податная система, которая сильно увеличила налоги с населения;68 3) земельное
"69
стеснение киргизских кочевников в результате переселенческой политики царских властей. 69
66 К сожалению, в современной историографии тема «борьбы» исторических школ внутри СССР в 4060-е гг. не разрабатывалась.
67 История народов Узбекистана // Под ред. С.В. Бахрушина. Т. 2. Т.: Уз АН, 1947. С. 362.
68 Там же. С. 363.
69 Там же.
Исходя из предпосылок, андижанское «восстание» было охарактеризовано как крестьянское движение, возглавляемое ремесленником-ишаном (Дукчи ишан, «ишан-веретенщик»).70 Таким образом, налицо союз крестьянства с ремесленничеством против байско-феодальных эксплуататорских групп и колониальных властей. Дукчи ишан принадлежал к ордену накшбандия, т.е. он не был представителем «догматического» ислама, что важно для советских исследователей. Любая «ересь» или «отклонение» в исламе воспринималось советскими историками позитивно, как показатель «диалектической» борьбы. 71 Интересен «национальный» состав участников «восстания»: «из 208 человек сосланных в Сибирь было 136 киргизов, 52 узбека, 13 кашгарцев, 4 тюрка, 3 таджика».72 Налицо, «интернациональная» борьба народов Средней Азии против «колониального» гнета.
Авторы «Истории народов Узбекистана» 1947 г. привлекли довольно широкий пласт источников, чтобы доказать «массовость» андижанского восстания и для доказательства «прогрессивности» народов Средней Азии. «Как народное движение, писали авторы тома, андижанское восстание имело большое революционное значение: оно действовало в направлении общего революционного процесса, уже глубоко охватившего в девяностых годах царскую Россию в целом»73. Таким образом, представители «местной» исторической школы Узбекистана старались использовать андижанские события как доказательство того, что народы Средней Азии шагали в ногу с историей, угадывая будущие великие социальные потрясения в царской России. Андижанское восстание, по их мнению, часть всемирно-исторического процесса, который повлиял на судьбы среднеазиатского региона. Такой подход авторов «Истории Узбекистана» 1947 г. сильно напоминал подходы в интерпретации андижанских событий туркестанской администрации, которая также стремилась увеличить, укрепить свои права, а в данном случае требовали у «центра» уравнения в «революционности» окраин с Европейской Россией.
«Разоблачил» позицию «местной» узбекской школы представитель «столичной» школы Б. Гафуров. Он раскритиковал позицию авторов «Истории народов Узбекистана» (1947 г.) по проблеме андижанского «восстания», категорически отрицая «национально-освободительный и прогрессивный характер» этого события.74 По мнению Б. Гафурова, это
70 Там же. С. 364.
71 Советское востоковедение много сил отдало изучению неортодоксального или «еретического» ислама. Примерами крупных работ по этой тематике могут быть работы Е. Бертельса.
72 История народов Узбекистана // Под ред. С.В. Бахрушина. Т. 2. Т.: Уз АН, 1947. С. 368.
73 Там же. С. 369.
74 Гафуров Б. Об Андижанском «восстании» 1898 г. // Вопросы истории. 1953. № 2. С. 50.
было «реакционное, феодально-националистическое восстание. Своей целью оно провозглашало восстановление ханской власти, привилегий духовенства и феодалов и тянуло страну назад, к средневековью». 75 Он отрицает участие широких масс трудящихся в этом «восстании».76 Также Б. Гафуров предполагает вмешательство иностранной разведки в организации этого «восстания». 77 Таким образом, видный историк, сторонник «монархической» версии андижанских событий,78 Гафуров также привлек широкий пласт источников для подкрепления своей точки зрения на андижанское восстание. Заявляя о «реакционной» сущности андижанского восстания, Б. Гафуров, опровергал версию о том, что народы Средней/Центральной Азии не могли активно и «правильно» бороться с царской администрацией, когда в центральной России еще не произошли знаменательные события 1905 г. Таким образом, «столичная» школа в лице Б. Гафурова отвергла все «притязания» узбекской школы на равноправие в трактовке «революционного прошлого» народов Российской империи.
«Узбекская» школа не сразу ответила «столичной» школе. В конце 60-х гг. XX в. узбекские историки попытались снова с новых позиций реабилитировать андижанское «восстание». «Новая» версия этого события была представлена авторами «Истории Узбекской ССР», изданной в 1968 г. Авторы многотомного труда снова возродили «экономическую» версию андижанского дела в «обновленном» виде. Они связывали
79
основную причину восстания с аграрной политикой царизма в среднеазиатском регионе79. «Главную причину восстания, пишут авторы, надо искать в тяжелых условиях жизни народных масс».80 Кроме того, авторы развивают теорию «классовой борьбы». «Религиозная оболочка восстания, отмечают авторы, отражала определенный уровень общественного развития, она сковывала активность дехканских масс, мешала развиваться классовой борьбе». 81 «Местной» школе пришлось признать, что «классовая борьба» в Туркестанском крае находилось в «зачаточном» состоянии. Существование «классовой борьбы» в туркестанском обществе в конце XIX в. в скрытом виде реанимировало идеи авторов
75 Там же. С. 56.
76 Там же. С. 59.
77 Там же. С. 58.
78 Там же. С. 57.
79 История Узбекской ССР в 4-х тт. Т. 2. // Отв. ред. Х.З. Зияев. Т.: Фан, 1968. С. 82.
80 Там же. С. 88.
81 Там же. С. 85.
учебника 1947 г. В противовес Б. Гафурову (представителю «столичной» школы) авторы отрицают вмешательство иностранных держав в андижанском деле, констатируя, что «необходимо сугубо критически относиться к выяснению степени иностранного, в частности, англо-турецкого, влияния внешней агентуры в тех или иных движениях. Не
отрицая возможности посылки агентуры извне в целях использования восстания, нельзя все
82
же преувеличивать ее роль».82
Авторы, резюмируя андижанское «восстание», придерживаются «монархической» версии, утверждая, что восстание 1898 г. носило антифеодальный и антиколониальный характер. Теневой стороной движения было участие в нем феодально-клерикальных элементов, стремившихся использовать восстание народа в целях восстановления своих прав и привилегий, утраченных в результате присоединения Средней Азии к России. ...Что уже само по себе предопределило его неминуемое поражение». 83
Как видно из вышеизложенного материала, «местная» историографическая школа, выходила за рамки «экономической» версии андижанских событий, старалась использовать и другие версии (например, «монархическую»), которые проливали дополнительный «свет» на интерпретацию этого «восстания». Противоречивой в корне была и оценка «восстания», оно носило «антифеодальный» характер, но участниками были «феодально-клерикальные» элементы общества84. Противоречивость в оценке андижанских событий «местной» школой ослабляла позиции «экономической» версии событий 1898 г. Самым важным для авторов «Истории УзССР» 1968 г. было доказать, что андижанское «восстание» было направлено против царской власти в Туркестанском крае, и в такой интерпретации это событие выглядело «прогрессивным» историческим явлением, а «столичная» школа настаивала на «реакционной» сущности андижанского «дела», так как духовенство было более «реакционной», чем русские «колонизаторы». «Местные» узбекские историки ставили знак равенства между «феодально-клерикальными элементами» и русской властью в Туркестанском крае. Именно этот подход не удовлетворял представителей «столичной» школы. «Местная» узбекская историческая школа активно использовала этот подход вплоть до крушения Советского Союза в оценке событий андижанского «восстания» 1898 г.
III. Постсоветские «национальные» подходы к андижанским событиям:
«неизбежность» эклектизма?
82 Там же. С. 88.
83 Там же. С. 90.
84 Там же.
В постсоветском пространстве наблюдается «переосмысление» недавнего «колониального» прошлого среднеазиатского региона. Среди историков преобладают разные интерпретации и версии андижанских событий 1898 г. Ниже, мы постараемся рассмотреть основные «подходы» и интерпретации андижанских событий на примере представителей узбекской исторической школы.
За последнее двадцатилетие узбекская историческая школа «развивала» и разрабатывала проблему андижанского «восстания» на «новой» платформе. Основной акцент узбекистанских историков «колониального» периода (к сожалению, их очень мало) по андижанской «проблеме» 1898 г. был сделан на изучение личности, «идеологии» Дукчи ишана и на характер «исламской» политики Российской империи в центральноазиатском регионе. К сожалению, все старания «местной» школы выразилось несколькими статьями, которые давали самую «современную» оценку этому событию. В предисловии к статье Б.М. Бабаджанова узбекистанский профессор Д.А. Алимова писала: «публикации на эту тему (т.е. андижанского «восстания») и появившихся за последнее годы в отечественной печати, оценивают данное событие как национально-освободительное движение. Не опровергая такую точку зрения, лишь следует отметить, что однозначность в исторических подходах порой граничит с неправдоподобностью. Некоторые историки все еще придерживаются прежней советско-историографической позиции, оценивая восстание Дукчи ишана только с классовой стороны, без учета его религиозных мотивов его руководителя. Авторы же отдельных публикаций идут на поводу материалов, представляющих точку зрения колониальных властей, которые искали в причинах этого движения внешнеполитическую
85
подоплеку». 85
Таким образом, в современной постсоветской «национальной» узбекской исторической школы в характеристике по андижанскому «вопросу» 1898 г. существуют четыре «версии»: 1) «национально-освободительное» движение; 2) «классовый» подход; 3) «колониальная» версия о внешней влиянии; 4) всесторонний «анализ» мировоззрения Дукчи ишана и разнохарактерность целей участников восстания. 86 Активными сторонниками последней «версии» являются Б.М. Бабаджанов и Д.А. Алимова. Ниже мы постараемся, более подробно остановиться на версии «Бабаджанова-Алимовой» по поводу андижанского «восстания».
85 Бабаджанов Б. Андижанское восстание 1898 г.: «дервишский газават» или антиколониальное выступление? // История Узбекистана. 2001. № 2. С. 24.
86 Там же.
Одним из постсоветских «местных» историков, подробно изучивших факторы «восстания» Дукчи ишана, является узбекистанский историк Б.М. Бабаджанов. Во введение к статье Б. Бабаджанова Д. Алимова отметила, что «статья Б. Бабаджанова, на наш взгляд. впервые объективно (???) отражает события Андижанского восстания и «вынужденную» роль его руководителя, который, как нам кажется, просто не мог отказаться от просьб (для сохранения своего авторитета) возглавить движение. Б. Бабаджанову удалось исследовать само произведение Дукчи Ишана «Ибрат ал-гафилин», которое многое объясняет. В частности, раскрывает его примитивные прожекты государственного переустройства Туркестана в виде исламского государства - халифата. Амбиции Дукчи Ишана, реализованные посредством религии и экономических предпосылок участников восстания, уставших от беспредела колониальных властей, - вот, как нам представляется нить несочетаемостей в общем контексте движения». 87
Из контекста версии «Бабаджанова-Алимовой» становится ясной, что они активно использует пример андижанского восстания, чтобы доказать несостоятельность «исламского» государственного переустройства в современном мире. Становится отчетливо понятной, что версия «Бабаджанова-Алимовой» служит для борьбы против исламской угрозы Центральной/Средней Азии. Интересно, что данная «версия» полностью не отрицает и другие версии (например, «национально-освободительную»), сохраняя видимый «плюралистический» взгляд на исторические событие в современном постсоветском пространстве. «Комбинация» разных версий («монархической, «внешнее влияние», национально-«освободительное», «экономическое») андижанского «восстания» 1898 г. используется «частично» в версии «Бабаджанова-Алимовой». Например, основными причинами андижанского события Б. Бабаджанов считает: массовое обезземеливание крестьян (кредиты под будущий урожай, отмена шариатских налогов и замена их общеимперскими, переселенческая политика и др.);88 разорение множества мелких торговцев и ремесленников, не выдержавших конкуренции с местным и российским крупным купечеством;89 негибкая политика русских властей.90 «Такая ситуация, резюмирует он, всегда создавала благоприятные условия для консолидации недовольных вокруг идеи борьбы против колонизаторов, которая во многих случаях проходила под знаменем газавата». Интересно, его основные положения повторяют идеи советской школы, но он не
87 Там же.
88 Там же. С. 25.
89 Там же.
90 Там же.
совсем соглашается с оценкой движения как «национально-освободительное» и против «осовременивания» Дукчи ишана.91 Исследователь делает упор на анализ идей Дукчи ишана на основе его произведения Ибрат ал-гафилин («Назидание неведающим»).92 Он переносит центр тяжести на идеологию, чтобы понять действия и мотивы Дукчи ишана. Бабаджанов критикует «суфийское» сочинение Дукчи ишана.93 Версия «Бабаджанова-Алимовой» оценивает личность и произведение Дукчи ишана в «негативном» свете, делая ударение на его «не высокую интеллектуальность».94 Также для версии «Бабаджанова-Алимовой» свойственно делать упор на «оппозицию с местной духовной и светской аристократией». Таким образом, версия «Бабаджанова-Алимовой» в трактовке андижанских событий вышла на качественно «новый» уровень, используя материалы «восстания» Дукчи ишана в угоду политическим целям центральноазиатской элиты.
В дальнейших своих работах Б. Бабаджанов продолжает исследования данного вопроса, немножко «усовершенствовав» свою точку зрения. Значимым вкладом в науку стало его очередная статья по андижанскому «восстанию» в журнале Ab Imperio.995 Этот период творчества Б. Бабаджанова можно назвать периодом «зрелого» Бабаджанова. В отличие от версии «Бабаджанова-Алимовой» «поздний» Бабаджанов отличается более детальным обоснованием версии «Бабаджанова-Алимовой». В этой статье (2009 г.) он постарался раскрыть «генезис» взглядов местной интеллигенции на андижанские события и дискуссии по этому вопросу в метрополии и Туркестанском крае. Особенно интересны его интерпретация местных интеллектуалов и представителей высшего духовенства края к андижанским событиям. В его статье сужается диапазон «восстания» и оно постепенно становится локальным явлением. «Андижанское восстание - событие, пишет он, которое, несмотря на все его трагические последствия, осталось локальным, сосредоточенным в определенном районе Ферганской долины (Андижан, Ош) и не поддержанным населением ни собственно колонии, ни ханств. Скорее, наоборот, в Туркестане часто можно было услышать осуждающие разговоры о том, что «неграмотный Ишан из черни» нарушил существующую «мирную фетву с Белым царем». Локальность восстания стала результатом
91 Там же. С. 28-29.
92 Там же. С. 29-30.
93 Там же. С. 29.
94 Там же. С. 24.
95 Бабаджанов Б. Андижанское восстание 1898 года и «мусульманский вопрос» в Туркестане (взгляды «колонизаторов» и «колонизированных») // Ab Imperio. 2009. № 2. С. 155-200.
26
достаточно взвешенной политики, начало которой было положено К.П. Кауфманом».96 В словах исследователя слышны нотки осторожного оправдания действий «колониальных» властей по исламскому вопросу. Вообще, для Бабаджанова характерно «исламизировать» андижанскую проблему, но он это делает непоследовательно. 97 Позитивное отношение советской историографии к личности Дукчи Ишана у него сменяется к «неопределенно» негативной. Он затемняет некоторые острые вопросы в угоду неким научным конструкциям. Его «имперский» взгляд на дискуссию сильно страдает локальностью его взглядов на андижанскую проблему. Через призму андижанских событий он пересмотрел чуть не всю 150-летнюю историю края. Таким образом, для него андижанское событие обрело «сакральный» характер, который служит барометром политических, экономических и социальных отношений между «колонизаторами» и «колонизуемыми». 98 Он осуществил мечту туркестанских администраторов, которые стремились придать андижанскому делу всемирно-историческое значение.
Кроме версии «Бабаджанова-Алимовой», в местной узбекистанской исторической школе продолжают развивать «национально-освободительную» версию в «новом» обличии ряд исследователей. Одним из них является узбекистанский историк Ш.Б. Мухамедов, который в своих исследованиях также обращался к проблеме андижанского «восстания». «Незнание в достаточной степени ислама, констатирует он, и его основных положений привело к ряду крупных промахов в политике царской администрации». 99 Вслед за В. Бартольдом он повторяет, что «отмена зякета в 1874 г. и явилось одной из причин Андижанского восстания 1898 г.».100 Также он ссылается на версию Дукчи ишана «о порче нравов, отступления от требований шариата, запрет на паломничество в Мекку, лишение доходов вакфных учреждений» послужили причиной «восстания».101 Далее он резюмирует, что «андижанское выступление 1898 г. показало, что позиции ислама после 30-летнего
96 Там же. С. 170.
97 Основная причина, по нашему мнению, «эклектичность» версии Б. Бабаджанова, т.е. он активно использует все «старые» версии в угоду своей конструкции, что порождает определенную непоследовательность в его взглядах.
98 Бабаджанов Б. Андижанское восстание 1898 года и «мусульманский вопрос» в Туркестане (взгляды «колонизаторов» и «колонизированных») // Ab Imperio. 2009. № 2. С. 155-200.
99Мухамедов Ш.Б. Историко-источниковедческий анализ государственного регулирования ислама Российской империей в Туркестане (1864-1917). Т.: Baktria Press, 2013. С. 213.
100 Там же.
101 Там же.
Российского господства в Туркестане не ослабли».102 Из вышеприведенного видно, что Мухамедов ничего «нового» не вносит в понимание андижанской проблемы, а повторяет старые клише в обновленной форме.
Нужно отметить и работу филолога-востоковеда А. Эркинова. Он собрал все стихотворения местных поэтов по андижанским событиям и их главному «герою» Дукчи ишану, которые ясно дают представления об отношении местной интеллигенции к этому событию.103 Работа А. Эркинова стало хорошим подспорьем для развития версии «Бабаджанова-Алимовой».104
Резюмируя, можно отметить, что постсоветская «национальная» историография андижанских событий в основном освещает идеологические и религиозные причины события, комбинируя разные «версии», создает новые «неожиданные» версии, которые имеют ярко окрашенный идеологический характер (версия «Бабаджанова-Алимовой»).
Заключение.
Андижанское «восстание», вызвавшее так много версий и дискуссий в метрополии и Туркестанском крае, в основном выражало интересы администрации Туркестанского края. Для «раздувания» андижанского дела много сделала местная интеллектуальная военная элита (в лице В. Наливкина), которая хотела получить карт-бланш у метрополии для своих действий во славу империи. Туркестанская администрации желала ускорить «модернизацию» края (например, В. Наливкин, Н. Лыкошин) в европейской манере, для этого нужен был «повод». Военная прогрессивная элита ухватилась за андижанское «восстание», чтобы доказать, что ислам является «тормозом» прогресса в крае. Все «проекты», «дискуссии» и «споры» вокруг андижанских событий прекратились после того, как метрополия ясно дало знать, что она не намерена ускорять «модернизацию» сверху. Метрополия была сторонницей «эволюционного пути» развития в Туркестане капиталистических событий. Нужно отметить, что андижанская тема всплывала, когда край посещали ревизии или комиссии из метрополии. Об андижанском деле пресса «заговорила» в 1908 г., когда край посетила ревизия сенатора К. Палена, и в 1912 г. после посещения Военного Министра и министра земледелия А. Кривошеина. Туркестанская администрация
102 Там же.
103 Эркинов А. Андижанское восстание и его предводитель в оценках поэтов эпохи // Вестник Евразии. 2003. № 1.
104 Бабаджанов Б. Андижанское восстание 1898 года и «мусульманский вопрос» в Туркестане (взгляды «колонизаторов» и «колонизированных») // Ab Imperio. 2009. № 2. С. 170.
28
не оставляла надежды на то, что метрополия позволит ей решительные реформы в крае. В любой экстренной ситуации в крае, местная администрация напоминала метрополии о «слабости» администрации края и о необходимости ее укрепления. Метрополия (в лице министерства Финансов), в свою очередь «сдерживала» порывы местной элиты во имя единства и прочности Российской империи.
В советский период историография андижанского «восстания» условно прошла два этапа: 1) «становления» (20-30-е гг. XX в.) и 2) «противостояния» между «местной» (национальной) и «столичной» школами. Первый этап характеризовался формирования особого «марксистского» подхода, а второй борьбой за «правильное» интерпретацию. «Компромиссом» стало издание «Истории УзССР» 1968 г., где «местная» школа признала «слабость классовой борьбы» в андижанских событиях.
Постсоветская «национальная» историография перешла на позиции «эклектизма» и одной из самых влиятельных версий андижанского восстания в настоящее время является версия «Бабаджанова-Алимовой», которая «объективно» отрицает позитивность этого события, исходя их идеологических соображений.
Литература
Абдурахимова Н.А., Рустамова Г.К. Колониальная система власти в Туркестане во второй половине XIX-I четверти XX вв. Ташкент: Университет, 1999. 163 с.
Авазов Э.А. Историография исследования андижанского восстания 1898 г. в ферганской долине //Путь науки. 2016. Т. 2. №. 9. С. 45-50.
Бабаджанов Б. Андижанское восстание 1898 г.: «дервишский газават» или антиколониальное выступление? // История Узбекистана. 2001. № 2. С. 25-30.
Бабаджанов Б. Андижанское восстание 1898 года и «мусульманский вопрос» в Туркестане (взгляды «колонизаторов» и «колонизированных») // Ab Imperio. 2009. № 2. С. 155-200.
Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Т. II. Часть 1. М.: Восточная литература, 1963. 256 с.
Галузо П.Г. Туркестан-колония. М.: Госиздат, 1929. 162 с.
Russian Colonial Studies. 2019. № 2. Гафуров Б. Об Андижанском «восстании» 1898 г. // Вопросы истории. 1953. № 2. С.
50-61.
История народов Узбекистана. Под ред. С.В. Бахрушина. Т. 2. Т.: Уз АН, 1947. 514 с.
История Узбекской ССР в 4-х тт. Т. 2. Отв. ред. Х.З. Зияев. Т.: Фан, 1968. 662 с.
Лысенко Л.М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи (XVIII-начало XX в.). М.: МПГУ, 2001. 358 с.
Мусульманская Средняя Азия Традиционализм и XX век // Отв. ред. Д.Ю. Арапов М.: РАН, 2004. 281 с.
Мухамедов Ш.Б. Историко-источниковедческий анализ государственного регулирования ислама Российской империей в Туркестане (1864-1917). Т.: Baktria Press, 2013. 256 с.
Эркинов А. Андижанское восстание и его предводитель в оценках поэтов эпохи // Вестник Евразии. 2003. № 1. С. 111-137.
Brower D. Turkestan and the Fate of the Russian Empire. London and New York, 2003. Pp.
88-10.
Crews R.D. For Prophet and Tsar. Islam and Empire in Russia and Central Asia. London, 2006. Pp. 287-289, 343-347.
Komatsu Hisao. Dar al-Islam under Russian Rule as Understood by Turkestani Muslim Intellectuals'. In Empire, Islam, and Politics in Central Eurasia. Ed. Tomohiko Uyama. Sapporo: Slavic Research Centre, 2007. Рр. 3-21.
Manz B.F. Central Asian Uprisings in the Nineteenth Century: Ferghana under the Russians//Russian Review, 1987. No. 46. P. 267-281.
Morrison A.S. Sufism, pan-islamism and information panic: Nil Sergeevich Lykoshin aftermath of the Andijan uprising // Past and Present. February 2012. No. 214. DOI: 10.1093/pastj/gtr045.
References
Abdurakhimova N.A., Rustamova G.K. Kolonial'naia sistema vlasti v Turkestane vo vtoroi polovine XIX-I chetverti XX vv. Tashkent, Universitet Publ., 1999. 163 p. (In Russian)
Avazov E.A. Istoriografiia issledovaniia andizhanskogo vosstaniia 1898 g. v ferganskoi doline. Put' nauki, 2016, Vol. 2, no 9, pp. 45-50. (In Russian)
Babadzhanov B. Andizhanskoe vosstanie 1898 g.: «dervishskii gazavat» ili antikolonial'noe vystuplenie? Istoriia Uzbekistana, 2001, no 2, pp. 25-30. (In Russian)
Babadzhanov B. Andizhanskoe vosstanie 1898 goda i «musul'manskii vopros» v Turkestane (vzgliady «kolonizatorov» i «kolonizirovannykh»). Ab Imperio, 2009, no 2, pp. 155-200. (In Russian)
Bartol'd V.V. Istoriia kul'turnoi zhizni Turkestana. Vol. II. Iss. 1. Moscow, Vostochnaia literature Publ., 1963. 256 p. (In Russian)
Galuzo P.G. Turkestan-koloniia. Moscow, Gosizdat Publ., 1929. 162 p. (In Russian)
Gafurov B. Ob Andizhanskom «vosstanii» 1898 g. Voprosy istorii, 1953, no 2, pp. 50-61. (In Russian)
Istoriia narodov Uzbekistana. Pod red. S.V. Bakhrushina. Vol. 2, Tashkent, Uz AN Publ., 1947, 514 p. (In Russian)
Istoriia Uzbekskoi SSR v 4-kh tt. Vol. 2. Otv. red. Kh.Z. Ziiaev. Tashkent, Fan Publ., 1968. 662 p. (In Russian)
Lysenko L.M. Gubernatory i general-gubernatory Rossiiskoi imperii (XVIII-nachalo XX v.). Moscow, MPGU Publ., 2001. 358 p. (In Russian)
Musul'manskaia Sredniaia Aziia Traditsionalizm i XX vek. Ed. by D.Iu. Arapov Moscow, RAN Publ., 2004. 281 p. (In Russian).
Mukhamedov Sh.B. Istoriko-istochnikovedcheskii analiz gosudarstvennogo regulirovaniia islama Rossiiskoi imperiei v Turkestane (1864-1917). Tashkent, Baktria Press, 2013. 256 p. (In Russian)
Erkinov A. Andizhanskoe vosstanie i ego predvoditel' v otsenkakh poetov epokhi. Vestnik Evrazii, 2003, no 1, pp. 111-137. (In Russian)
Brower D. Turkestan and the Fate of the Russian Empire. London and New York, 2003, pp.
88-10.
Crews R.D. For Prophet and Tsar. Islam and Empire in Russia and Central Asia. London, 2006, pp. 287-289, 343-347.
Komatsu Hisao. Dar al-Islam under Russian Rule as Understood by Turkestani Muslim Intellectuals'. In Empire, Islam, and Politics in Central Eurasia. Ed. Tomohiko Uyama. Sapporo: Slavic Research Centre, 2007, pp. 3-21.
Manz B.F. Central Asian Uprisings in the Nineteenth Century: Ferghana under the Russians. Russian Review, 1987, no. 46, pp. 267-281.
Morrison A.S. Sufism, pan-islamism and information panic: Nil Sergeevich Lykoshin aftermath of the Andijan uprising. Past and Present, February 2012, no. 214. DOI: 10.1093/pastj/gtr045.
