CC BY
58
Андрей АЛЕЙНИКОВ
АНАЛИЗ ГЕНЕЗИСА БИЗНЕСА В РОССИИ: ПРОБЛЕМНОЕ ПОЛЕ
В статье предпринята попытка социально-философского анализа институционализации взаимоотношений между бизнесом, обществом и властью в современной России и специфики исторических особенностей этого процесса в транзитивном российском обществе.
The article is an attempt to make socially-philosophic analysis of institutionalization of mutual relations between business, society and authorities in modern Russia and specificity of historical features of this process in the transitive Russian society.
Ключевые слова:
бизнес, власть, гражданское общество, философия хозяйства; business, authority, civil society, economy philosophy.
АЛЕЙНИКОВ
Андрей
Викторович —
к.филос.н.,
докторант кафедры
конфликтологии
философского
факультета Санкт-
Петербургского
государственного
университета
Л¥-Л1еуткоу@уан-
dex.ru
| ■ ля современного российского общества проблемы, связан-
I I ные с взаимодействием бизнеса, государства и зарождающе-У I гося гражданского общества, имеют особую социальную и научную актуальность. Социально-политическая специфика институциональной динамики бизнеса как важнейшей процессуальной стороны сложных социальных систем является значимым фактором политической эволюции гражданского общества и национального государства в современной России. В условиях становления многофункциональной и социально-ориентированной рыночной экономики динамика социально-политических интересов бизнеса как весомого участника борьбы за использование национальных ресурсов неизбежно придает взаимосвязи государственных, гражданских и экономических институтов характер соперничества по поводу влияния на процесс принятия общезначимых решений.
«Нашей работе, — пишет Дмитрий Медведев, — будут пытаться мешать влиятельные группы продажных чиновников и ничего не предпринимающих “предпринимателей”. Они хорошо устроились. У них “все есть”. Их все устраивает. Они собираются до скончания века выжимать доходы из остатков советской промышленности и разбазаривать природные богатства, принадлежащие всем нам. Они не создают ничего нового, не хотят развития и боятся его. Но будущее принадлежит не им»1.
Конфликтный диалог бизнеса, публичной власти и граждан по поводу использования общественных ресурсов, реализующийся в социально-экономической политике, превращается тем самым в весьма принципиальный объект исследований для зарубежной и отечественной политологии. Становление бизнеса в трансформирующемся обществе можно рассматривать как оформление его в качестве специфического социального института, обеспечивающего реализацию не только социально-экономических, но и политических интересов многообразных групп, от генезиса которого в значительной степени зависит уровень цивилизованности и легитимности публичной власти.
Новой реальностью трансформирующегося общества становится социальный капитал, включающий надежность социальной среды, связанный с выполнением бизнесом своих обязательств, объединяющий ценные для него элементы социальной структуры, используемые в качестве ресурсов. Российская действительность переконструирует социализацию бизнеса, его включенность в общественные отношения, в клановость, а понимание общности
1 Медведев Д.А. Россия вперед! // http://www.kremlin.ru/
судеб — в корпоративную сплоченность для своих. Один из самых оригинальных и глубоких современных российских философов — Александр Секацкий, анализируя типичные коллизии коллективного бессознательного, выделяет две группы мани-неврозов («шопеууго8е8») — невроз экзистенциальной импотенции, при котором реальностью является только то, на что не хватает денег, и невроз постыдного благополучия, при котором самовозрастающие деньги становятся несовместимыми с нормальным социосамочувствием гражданина. Поэтому бизнес делает все, «чтобы походить на здорового члена общества. Но при этом ускользание от налогообложения остается могучей силой денежных потоков. А новые зоны приватности дают выход сладострастию».
Формирование социально-философского знания о бизнесе как элементе многомерной и социальной российской действительности в политико-историческом контексте его генезиса осложнено отсутствием конвенциональных и концептуально обоснованных взглядов на данную проблему в литературе, спецификой институционального дизайна российского предпринимательства, конфликтным характером системной трансформации в России. Интерес к философскому анализу бизнеса обусловлен, с одной стороны, необходимостью создания целостного, синтетического знания, которое бы объединило узкоспециализированные исследования, ведущиеся в экономике, политологии, социологии. Остается открытым вопрос о том, как же возник современный российский бизнес, откуда взялся новый социальный тип? Откуда берется критическая масса людей, склонных к подобному типу? Ответы на эти вопросы многовариантны, но зачастую оказываются принципиально внеисторичными. Предпринимательство различных исторических периодов, адаптируясь к изменяющимся внешним условиям, существенно отличается друг от друга, сохраняя сущностные черты, но приобретая новое содержание.
Дискуссии на тему генезиса бизнеса в России нередко основываются больше на конъюнктурных соображениях, нежели на систематизированном представлении о предмете анализа. Сориентироваться во всем этом нельзя, не прибегая к социально-философским методам анализа. Выход видится в обращении к материалу,
накопленному социальной философией, что позволит систематизировать наиболее распространенные ракурсы изучения бизнеса, выделить из них наиболее работоспособные и таким образом сконструировать целостное представление об этом социальном явлении. Возможно, именно такой подход позволит добиться не зависящего от сиюминутных политических перемен понимания ситуации с ролью бизнеса в становлении гражданского общества в современной России, дистанцируясь от укоренившейся у значительной части российской общественности установки на то, что всякий бизнес есть зло и обман.
Особую политическую актуальность изучению институциональных оснований механизмов и принципов взаимодействия бизнеса, власти и институтов гражданского общества придают кризисные события в мировой и российской экономике 2008—2009 гг., которые привели не только к обвалу фондовых рынков и глобальной финансово-экономической рецессии, но и к необходимости качественной реконструкции сложившейся докризисной конфигурации реальных акторов политического процесса, модернизации политического курса, трансформации существующих институтов и модификации распределения полномочий между ними при реализации политических целей. Как показала практика минимизации последствий экономического кризиса в различных странах, институциональный и организационный дизайн политических отношений государства, гражданского общества и бизнеса предопределяет эволюционный, антикризисный потенциал любого сложно дифференцированного общества. Это особенно значимо для современной России, стоящей перед выбором — ускоренная комплексная модернизация или авторитарно-бюрократическая адаптация, способная превратить ее в мировую периферию. В условиях социально-экономической и культурной непредсказуемости глобализирующегося мира именно от социально-политических факторов коэволюции политических и бизнес-структур в значительной мере зависит способность социума преодолеть кризисные явления и выйти на более сложный уровень социального функционирования.
Основы социально-философского анализа бизнеса раскрываются при помощи методологического инструментария
С.Н. Булгакова, при ответе на основные критические вопросы, аналогичные кантианским: «Как возможно хозяйство? Каковы его априорные предположения или предусловия? Каков философский смысл и значение основных хозяйственных функций?»1. Данные вопросы и ответы на них образуют своего рода концептуальный каркас исследования генезиса российского предпринимательства.
В ситуации переходности, нестабильности, кризиса проблема приобретает особое экзистенциальное значение, поскольку предприниматель особо ощущает конечность, апокалиптичность существующего бытия, сохранения своего мира и дела, а тем более поиска его дальнейшего развития. Ученые констатируют, что традиционные теории не в состоянии объяснить, почему так неодинаково и неожиданно приживаются фундаментальные социальные институты в трансформирующейся России, а не принимаются массовыми слоями населения характерные для Запада ценности и идеалы бизнес-деятельности, которая в российских условиях приобретает совершенно новые и не укладывающиеся в известные образцы и модели формы, а отношения общества, бизнеса и власти имеют качественно иную композицию и превращенную систему координат.
Массовое признание неукладываемости социальных реалий российского бизнеса в известные схемы фиксируется и политической элитой, пытающейся выдвинуть гипотезы и концепции, которые по-новому описывают содержание и причины структурного дрейфа бизнеса в России с точки зрения тех или иных общих закономерностей и представлений. Симптоматична в этой связи позиция Владислава Суркова: «Дело тут, скорее, в навыках, в представлении о жизни. Чем занималось поколение современных предпринимателей? Оно делило, участвовало в перераспределении как раз наследства СССР. Их поведенческий мотив прост — надо найти что-то и заполучить. Российский бизнес на сегодня не породил ни Фордов, ни Эдисонов, ни Биллов Гейтсов. Наш бизнес живет не за счет создания новых продуктов и технологий. Он все еще живет в значительной степени перераспределением и эксплуатацией не им созданной собственности.
1 Булгаков С.Н. Философия хозяйства. — М. : ТЕРРА, 2008, с. 90.
И это не его вина. Это специфика исторического момента»2.
После ослабления государственного присутствия в экономике, спонтанных изменений в политико-правовых правилах игры, деградации социальной сферы последовала новая смена социально экономического курса, основанная на укреплении позиций государственного аппарата во всех сферах, артикулирующая проблему генетической совместимости российского социума с моделями и практиками отношений бизнеса и общества и отторжения и перерождения имплантируемых институтов. Является ли нарастающее доминирование государства в российской институциональной системе регрессом или это специфическая форма, адекватная институциональным особенностям российского общества в распределении собственности при транзите от одной политико-экономической системы к другой?
Специфика исторического генезиса российского бизнеса в постсоветский период заключается в том, что государство посредством политико-административной консолидации политических элит и использования неформальных институтов властного доминирования добилось переформатирования социального контракта власти с бизнесом, проявляющегося в отказе последнего от отчетливых гражданских преференций в обмен на включение в систему управления и коррупционные сети государственно-бюрократических институтов.
Российские процессы модернизации стали результатом директивы «сверху», а не эволюционного развития «снизу». Форсированное насаждение сверху западных моделей, неоднократно имевшее место в российской истории, неизбежно влекло за собой период регресса или стагнации вследствие несоответствия привносимых моделей существующей институциональной системе, отсутствия институциональной инфраструктуры, необходимой для развития предпринимательства. Преобладающая роль государства в процессах модернизации привела к гипертрофированному увеличению его роли, к сужению гражданского общества.
Как правило, борьба элит за власть связана с процессами изменения форм собственности и столкновениями кланов и
2 Обновляйтесь, господа! // Итоги, 2009, № 44 (698).
группировок по поводу перераспределения собственности. Любая быстрая смена общественно-политического строя вызывает политическую нестабильность, угнетает экономическую активность бизнеса и деструктивно влияет на его производительность и хозяйственные результаты.
В отличие от эволюционного, поступательного развития, радикальные реформы несут в себе дисфункциональные элементы не только для политической системы, но и для всех остальных подсистем общества. Нестабильность охватывает всю общественную систему, изменения действуют по «принципу домино», вызывая цепную реакцию. По справедливому замечанию академика В.М. Полтеровича, любая радикальная социально-экономическая «реформа создает предпосылки для интенсификации перераспределительных процессов в ущерб производственной деятельности... стимулирует перераспределительную активность, т.е. деятельность, направленную на изменение пропорций присвоения производимого продукта без улучшения его качества или увеличения его объема»1. Это, безусловно, артикулирует проблемы личности и возможности реализации ее свободы, взаимоотношений необходимости и свободы, воли и разума, добра и зла, разумности собственности и ее морального оправдания, нужды и долга, роли труда в социализации человека, достатка и достоинства.
Ключевой характеристикой социальной системы России является нерасчленен-ность власти и собственности, конституирующей процессы институционализации взаимодействия власти и бизнеса. Под политической институционализацией понимается приобретение политической субъектности, реализация и воспроизводство систем принципов и норм, правил и целей общения в структуре совокупной практики политической активности индивидов и групп, человеческого социума в целом. При этом властное общение и институциональные общности, то есть сама субстанция политики и политические институции, образуют диалектическое отношение взаимооборачивающих-ся процесса и продукта властвования. В соответствии с социокультурными стереотипами, общение людей по поводу власти постоянно воспроизводит ее институцио-
1 Полтерович В.М. Элементы теории реформ. — М. : Экономика, 2007, с. 426-427.
нальные формы, то есть организованные общности. Но затем сами эти общности становятся материальной предпосылкой для все новых циклов политического общения.
Сам этот процесс можно рассматривать и как установление контроля со стороны политиков над бизнесом, и как воздействие бизнеса на разработку и реализацию государственной социально-экономической политики. При этом если поведение государства, вне зависимости от целей политики (повышение эффективности бизнеса или извлечение прибыли отдельными чиновниками), означает принуждение последнего к их выполнению, то бизнес не обладает такими возможностями.
Как известно, бизнес рассматривает государство не столько как источник дополнительного конкурентного преимущества, сколько как политическую основу при принятии необходимых для предпринимателей экономических решений. Предпринимательское сообщество поддерживает институты власти даже в том случае, если их действия не совпадают с его интересами, корректируя или даже отказываясь от проектов, не получивших должной политической оценки и поддержки. Определенная часть российского бизнеса, выигравшая от приватизации, заинтересована в сохранении существующего порядка неэффективного государственного и муниципального управления, потери от которого компенсируются политическим влиянием. Отсутствие соперничества с властью в области выработки и предложения обществу стратегических решений поощряется властью путем создания тактических преференций, лояльного отношения к лоббированию корпоративных интересов при обсуждении тактических решений органов власти. Такая модель, по терминологии В.М. Полтеровича, является «институциональной ловушкой»2, в которой максимизация полезности достигается не рационализацией управления собственностью, а использованием власти как основного фактора конкурентоспособности. В рассматриваемом случае институционализация бизнеса определяется уже не столько уровнем его социальной благотворительности, сколько степенью интегрированности гражданского обще-
2 Полтерович В.М. Институциональные ловушки: есть ли выход? // Общественные науки и современность, 2004, № 3.
ства в рыночную экономику и демократичностью политической сферы в целом.
Складывающееся в современной России предпринимательство все больше тяготеет к корпоратистской (неокорпора-тистской) модели, в которой государство выступает в качестве важнейшего конституирующего элемента отношений не только между основными группами интересов в политике, но и между бизнес-агентами и играет активную дирижистскую роль. Эта роль выражается не столько в «арбитраже», сколько в конкретном «ручном» реальном политическом управлении не только государственными корпорациями, но и негосударственными предприятиями и компаниями. Вместе с тем, поскольку российская власть как моносубъект вытесняет всех других акторов из социально-экономического и политико-правового пространства и превращает их в свои придатки, постольку в современных условиях значимость и успешность бизнеса определяется уже не только его продуктивностью и образцовостью его достижений в социально-ответственной деятельности (КСО). В большей мере это зависит от принадлежности предпринимателей к «придворному ансамблю» компаний или аффилированностью бизнеса по отношению к «кремлевской» или иной группе политиков и чиновников.
В этих условиях в России сложились и последовательно сменили друг друга три основные модели взаимоотношений крупного бизнеса и власти. Если в начале 1990-х гг. определенно доминировала своеобразная модель «свободного предпринимательства», то в конце этого десятилетия ей на смену на короткое время пришла модель «захвата государства», плавно переросшая в «олигархическую» модель. В настоящее время в России в результате утверждения вертикали исполнительной власти сложилась и укрепляется «бюрократическая» модель взаимоотношений бизнеса и государства. Авторитарный откат привел не только к «равноудале-нию» бизнеса от власти. Государство путем судебного преследования некоторых руководителей крупнейших финансово-промышленных структур и экспансии в экономику добилось переформатирования социального контракта власти с бизнесом. Это выразилось в отказе последнего от политических претензий в обмен на включение в систему бюрократического
управления и экономических интересов в России и за рубежом, включая плоскую шкалу налогообложения, преференции близким компаниям, продавливание политическими методами внешних бизнес-интересов и сделок и др. Важно отметить, что при этом основная часть российского среднего и малого бизнеса оказалась исключенной из этой системы взаимоотношений, ибо права собственности в таких условиях оказались гарантированы лишь тем владельцам активов, которые находятся в тесных личных связях с государственными чиновниками, получающими свою долю доходов в бизнес-структурах, стабильность которых они политически обеспечивают. В результате эволюция отношений бизнеса и власти в России вылилась в получение небольшим числом властных структур своей доли ренты за счет осуществления ручного управления и обоюдного контроля на основе принципа «взаимных заложников». Подобная система не могла не привести к концентрации собственности, гипертрофированному усилению неформальных механизмов согласования интересов бизнеса и власти.
В результате сложилась известная ограниченность и подчас невозможность реального управления предпринимателями собственными активами без использования административного ресурса и согласования с «заинтересованными органами». Это обусловливает повышенную рискованность тех инвестиций, которые не учитывают реальных отношений власти и бизнеса по поводу распоряжения собственностью. В особенности инвестиционный риск возрастает при игнорировании теневых силовых компонентов административного ресурса. Изнанкой «вертикализации» отношений власти и бизнеса явилась разросшаяся коррупция, ставшая колоссальным препятствием в деле институциональной трансформации российского бизнеса в направлении формирования национальной модели социального рыночного хозяйства.
Становление современного российского бизнеса как социально-политического института находится на начальной стадии. Институциональная эволюция российского бизнеса в постсоветской России свидетельствует о том, что предпринимательство было ориентировано не столько на разработку инновационных параметров рыночно-конкурентных
стратегий, сколько на борьбу за доступ к государственным ресурсам посредством конструирования неформальных сетей и использования личных связей во властных структурах для контроля над конкурентами. Это обусловило увеличение коррупционных платежей на всех уровнях управления и неэффективное использование ресурсов. Проведенная приватизация государственной собственности привела к оформлению коррупционной модели институциональных взаимоотношений между бизнесом и властью. В концентрации капитала в руках узкого круга приближенных к власти лиц заключается принципиальная черта взаимодействия бизнеса и власти в России, основной смысл которой состоит в технологичном моделировании методами политического конструирования онтологического бытия бизнеса. Последнее показывает, что «управляемая демократия», «равноудаленный бизнес» в условиях «государственного капитализма» позволяют добиваться результатов лишь в условиях неразвитости экономических институтов, что, по утверждению А. Либмана, в свою очередь, не может не оказывать негативного воздействия на дальнейшие перспективы политической трансформации. И только если будет обеспечена конгруэнтность институтов, баланс эффективных и неэффективных, формальных и неформальных норм и правил, которые будут соответствовать друг другу, то достигнутое политико-экономическое равновесие сформирует соответствующие институциональные рамки экономического поведения бизнеса и обеспечит взаимовлияние различных игроков хозяйственной деятельности1.
Только политическая легитимация бизнеса в глазах общественности и социаль-
1 См.: Либман А. Экономические институты в «гибридных» системах // Свободная мысль, 2007, № 9, с. 98.
но-политическая, национальная направленность его капитализации способны придать бизнес-институтам импульс инновационности и возможность преодолеть социальный синдром их перманентной коррупционности, основанной на симбиозе частных интересов бюрократических и экономических элит.
В этом отношении весьма симптоматично заявление президента России Д.А. Медведева о том, что в социальном государстве «роль частного бизнеса должна быть исключительно велика, потому что чем больше людей вовлечено в бизнес, тем сильнее социальная основа государства, тем более устойчивой является экономика нашей страны»2.
Но если бизнес в России генетически деформирован, то зачем понадобилось возрождать пассионарность предпринимательства? Дело в том, что помимо проблем структурного кризиса Россия столкнулась с проблемами поддержания падающей конкурентоспособности многих отраслей национальной экономики, вплоть до технической деградации и катастрофоген-ности, что в немалой степени и заставило заговорить о необходимости возрождения предпринимательского духа.
Сознательно культивируемое обновление предпринимательства имеет явно политический характер. Это связано не только с защитой интересов крупного бизнеса как реального актора социальноэкономической политики. Это — мобилизующий идеологический концепт, обладающий практически всеми необходимыми признаками системного мировоззрения, содержащий набор рационализирующих схем и ценностных ориентиров независимости, свободы, индивидуального успеха в самореализации.
2 http://www.kremlin.ru/
