Анакреонтические стихотворения Э. Спенсера Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.111

АНАКРЕОНТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ Э. СПЕНСЕРА Ирина Игоревна Бурова

д.филол.н., профессор кафедры истории зарубежных литератур Санкт-Петербургский государственный университет

199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., 11. i.burova@spbu.ru

Статья посвящена анализу анакреонтических стихотворений Эдмунда Спенсера, исключающему случайность этой вставки между двумя основными частями «Amoretti и Эпиталамы», как часто считалось ранее. Девять строф, отделяющих сонетную секвенцию от поэмы, составляют неотъемлемую часть знаменитого лирического цикла, служа мостиком между его двумя главными частями. Разбитые на четыре стихотворения в посмертных изданиях, они подчеркивают и повторяют сквозные мотивы «Amoretti и Эпиталамы», их метафорический смысл полностью соответствует лирическому сюжету сонетов, подготавливает читателя к восприятию «Эпиталамы».

Ключевые слова: английская поэзия XVI в., Спенсер, анакреонтическая лирика, лирический цикл, «Amoretti и Эпиталама».

Среди сочинений Э. Спенсера «Amoretti и Эпиталама» (1595) занимает второе место по популярности после «Королевы фей» и первое по переводимости на иностранные языки. В частности, оно стало первым сочинением Спенсера, которое было полностью переведно на русский язык. Велика и разнообразна критическая литература, посвященная этому лирическому шедевру елизаветинского «князя поэтов». Однако, несмотря на множество исследований, посвященных «Amoretti и Эпиталаме», сложившееся в литературоведении представление о них еще далеко от завершенности. В частности, присутствие анакреонтических строф в сборнике Э. Спенсера «Amoretti и Эпиталама» традиционно вызывает недоумение и споры исследователей. Эти строфы никак не отражены в названии сборника и в первом издании не были выделены ни заголовком, ни отдельным шмуцтитулом. Дискуссия об их функции в сборнике началась только в 1940-е гг. В комментариях, опубликованных в «Вариоруме», цитируется предисловие Дж. Коллиера (1862), скромно предположившего, что у Спенсера, вероятно, «были веские причины поместить их туда, где они находятся» [Спенсер 1947: 455].

© Бурова И.И., 2018

Однако у исследователей середины XX в. мнение по этому поводу было иным. Один из самых авторитетных спенсероведов У. Р. Ренвик снисходительно называл анакреонтические стихотворения Спенсера «пустячными подражаниями во французском вкусе» и, исходя из того, что в других ренессансных секвенциях анакреонтические мотивы не могли использоваться ввиду принципиального расхождения в трактовке любви в анакреонтике и петраркизме, полагал, что их включение в сборник стало результатом беспечности или спешки, а выбранное для них место оценивал как «странное». [Спенсер 1947: 456] Того же мнения придерживался Дж. Хаттон, также видевший в анакреонтике случайную вставку между тематически связанными сонетами и эпиталамой [Хаттон 1941]. В дальнейшем Дж. У. Левер писал об анакреонтических стихотворениях как о «довеске», призванном увеличить объем маленького томика стихов [Левер 1956:101], а Л. Мартз и вовсе заявлял, что у него есть «лишь одно мнение по поводу анакреонтической вставки: игнорировать ее» [Мартз 1961:152]. Только в 1970-е гг. благодаря А. Фаулеру и П. Каммингзу начало приходить понимание того, что эти стихотворения могут нести собственную художественную функцию, представляя собой неотъемлемую часть лирического цикла. [Фаулер 1970:180-182; Каммингз 1971:178-179].

Однако такой подход пока не привел к установлению внутренней логики анакреонтической вставки в «АшогеШ и Эпиталаме», и мы видим научную новизну нашей концепции анакреонтических стиховто-рений в том, чтобы перенести акцент на ее относительную самостоятельность как мини-секвенции без авторского названия, состоящей из девяти строф, и показать, что внутренняя логика анакреонтической вставки позволяет связать ее с магистральными темами «АшогеА! и Эпиталамы» и тем самым органично вписать в лирический цикл.

В издании 1595 г. каждая строфа была напечатана на отдельной странице, однако после смерти поэта сложилась традиция делить их на четыре стихотворения на основании их метрических особенностей и смысловой законченности. Первые три стихотворения состоят из одной строфы каждое, а оставшиеся строфы образуют четвертое. При этом все строфы единообразно завершаются двумя четырехстопными ямбами со смежной рифмой, а все стихи объединяются сквозным образом Купидона.

Эти стихи были созданы под влиянием ренессансной анакреонтики, которая приобрела популярность в Европе благодаря знаменитому французскому гуманисту и типографу А. Этьенну, обнаружившему тексты приписываемых Анакреонту од в списке XI в. и в 1554 г. опубликовавшему свои латинские переводы 31 произведения. Его сборник

получил название «Anacreontea». Анакреонта можно было бы назвать одним из выдающихся придворных поэтов своего времени: он блистал при дворах самосского тирана Поликрата, афинского тирана Гиппарха, а также при дворах правителей Фессалии. Это делало его фигурой, необычайно привлекательной для придворных поэтов XVI в. К тому же анакреонтические стихотворения привлекали ренессансных гедонистов, оправдывая чувственные удовольствия и тем самым вступая в противоречие с той философией любви, которую разрабатывали пет-раркисты. Открытие Этьенна в значительной степени повлияло на творчество представителей французской Плеяды: Ронсар откликнулся на публикацию серией подражаний Анакреонту, а Реми Белло перевел некоторые произведения на французский язык.

Новые веяния быстро достигли Англии: первое англоязычное анакреонтическое стихотворение написал для своего романа «Аркадия» («Старая Аркадия») Ф. Сидни. До того, как появились анакреонтические стихотворения Спенсера, анакреонтическим метром воспользовался и Б. Барнс в «Партенофиле и Партеноф». Вместе с тем у Спенсера объектами для подражания оказались сюжеты и темы анакреонтической поэзии, ее остроумный игровой, тонко-иронический характер, а не характерный метрический рисунок анакреонтических од.

Сюжет первого анакреонтического стихотворения, восходящий к Идиллии XIX Феокрита, связан со страданиями неопытного влюбленного, по наущению проказника-Купидона осмелившегося забраться в улей за сладким медом: описываемая ситуация служит метафорой страданий, оборотной стороны сладости любви, рождаемой стрелами Купидона. Тема амбивалентности любви неоднократно затрагивалась в предшествующих публикациях Спенсера, впервые прозвучав в венчающей эклогу «Март» «Пастушеского календаря» эмблеме Томалина. Однако в первом стихотворении влюбленный страдает не только потому, что любовь неизбежно связана со страданиями, но и в силу своей неопытности. Описываемое событие случилось с поэтом «во цвете сил», предположительно, тогда, когда он слагал гимны во славу земных любви и красоты [Spenser 1989:690], еще не открыв для себя их небесных ипостасей. Параллель этой истории мы находим в корпусе сонетов, где присутствует мотив неискушенности влюбленного в амурных делах: его ум не в силах найти словесное выражение новым для него чувствам, он взирает на возлюбленную с немым восторгом и без сопротивления позволяет любви поселиться в его сердце. Жестокий, вероломный проказник Купидон фигурирует и в первом стихотворении, и в ряде сонетов «Amoretti» (IV, VIII, XVI, LX). К этому образу можно было бы отнестись как к петраркистскому топосу, однако

здесь образ Купидона призван объяснить смелость влюбленного, которая заставляет его стремиться к сладостным любовным утехам («меду») вопреки испытываемым им невзгодам. Таким образом, первое анакреонтическое стиховорение резюмирует один из сквозных мотивов сонетов.

Во втором стихотворении, написанном по мотивам «De Diane», пятого стихотворения Книги III эпиграмм К. Маро, посвященного Диане де Пуатье, возлюбленной французского дофина, впоследствии - короля Генриха II, описывается проделка богини Дианы, подменившей одну из стрел Купидона своей. Благодаря этому у Спенсера Диана получает возможность разить животных любовью (из Сонета LXXXIX читателю уже известно, что и голубок способен испытывать любовные страдания), а ее стрела, пущенная Купидоном в возлюбленную поэта, сделала ту целомудренной и неприступной. Однако, если животные подвластны стрелам Купидона, то рождаемая ими любовь - животная по своей природе и, следовательно, несовершенная.

Таким образом, во втором стихотворении создается метафорическая арабеска, соответствующая кончетти Сонета XXX. Дама сонетов становится похожей на саму Диану, приобретая богоподобие, она ослепляет влюбленного своими «небесными» совершенствами (Сонет III, ст. 5-8), и он возлагает на ее алтарь пылающее любовью сердце (Сонет XXII), постепенно приходя к выводу о том, что она, пребывающая в «покое священном», достойна лишь возвышенной, «небесной» любви (Сонет LXXXIV). Чтобы смягчить даму, необходимо доказать, что в любви поэта к ней нет места ничему низкому, что эта любовь - именно то высокое чувство, какое заповедал людям Господь (Сонет LXVIII, ст. 9-12). Таким образом, первые два анакреонтических стихотворения воссоздают вкратце суть драматического конфликта «Amoretti» и объясняют необходимость восхождения влюбенного по неоплатонической лестнице любви.

В следующем стихотворении, являющимся весьма точным переводом XXIV стихотворения «О Купидоне и его даме» из Книги III эпиграмм К. Маро, ситуация зеркально противоположна той, что описывается в первом: поэт становится свидетелем оплошности бога любви, попавшего в смешное положение, приняв возлюбленную поэта за свою мать Венеру. На метафорическом уровне этот эпизод соответствует эволюции отношения дамы к герою «Amoretti»: оно изменилось в результате его стараний подняться на новую ступень лестницы любви, и теперь возлюбленная уже не походит на холодную, равнодушную Диану, ей больше подобает сравнение с прекраснейшей из богинь античного пантеона, не отвергавшей, к тому же, узы брака.

В четветром стихотворении, восходящем, как и первое, к Идиллии XIX Феокрита, Венера предстает как нежная мать, облегчающая муки ужаленного пчелой сына. Однако урок прошел даром для Купидона. Пережитые муки не смягчили крылатого мальчугана: именно поэтому страдает ужаленный его стрелой поэт, все еще не познавший сладость чувственной любви. Вероятными прототипами четвертого стихотворения послужили также восходящие к Идиллии XIX мадригал Т. Тассо «Однажды, пока на коленях матери Амур...» («Любовные стихотворения», № 255), откуда Спенсер мог позаимствовать форму стихотворения (чередование длинных и коротких стихов, соединенных перекрестными рифмами), и Сонет LIII из «Гекатомпатии» Т. Уотсона, в котором честь исцеления ужаленного Эрота приписывается «Сыну Солнца», т. е. Асклепию, воспользовавшемуся для этого лекарственными травами. У Спенсера бальзам, которым Венера смазала место пчелиного укуса, в метафорическом плане соответствует целительной силе ответной любви дамы к исстрадавшемуся поклоннику, соответствуя логике развития сюжета «Amoretti».

Повторное обращение к сюжету об ужаленном Эроте в четвертом стихотворении создает эффект «закольцованости» серии анакреонтических строф Спенсера и устанавливает полную аналогию между Купидоном и влюбленным. Жизнерадостность анакреонтических стихотворений усиливается по восходящей, создавая плавный переход от напряженного драматизма сонетов к ликующему гимну любви - «Эпиталаме», описывающему события дня свадьбы поэта и его дамы.

Предложенный анализ «анакреонтических стихотворений» Спенсера строился на изначальном допущении, что их включение в лирический цикл преследовало определенные художественные цели. «Анакреонтические стихотворения» созвучны драматическому конфликту сонетов и предвосхищают его разрешение, описывая эволюцию чувств влюбленного. Эта динамика соответствует религиозной идее сонетов: муки любви тождественны великопостным лишениям, предшествующим блаженному союзу с Богом. Четвертое анакреонтическое стихотворение проясняет смысл всего сонетного цикла «Amoretti», разрабатывая его магистральную идею: для достижения финального блаженства влюбленный обязан претерпеть страдания, возвышающие его чувства.

Список литературы

Cummings P. Spenser's 'Amoretti' as an Allegory of Love // Texas Studies in Language and Literature. 1971. Vol. 12. No. 2. P. 163-179.

Fowler A. Triumphal Structures: Structural Patterns in Elizabethan Poetry. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1970. 234 p.

Hutton J. Cupid and the Bee // Publications of the Modern Languge As-socition. 1941. No. 56. P. 1036-1058.

LeverJ.W. The Elizabethan Love Sonnet. London: Methuen, 1956. 282 p.

Martz L. The Amoretti: 'Most Goodly Temperature' //Form and Convention in the Poetry of Edmund Spenser / Ed. W. Nelson. New York: Columbia Univ. Press, 1961. P. 146-168.

Spenser E. The Works of Edmund Spenser. A Variorum Edition: Minor Poems / Ed. E. Greenlaw et al.: In 2 vols. Vol. 2. Baltimore: The Johns Hopkins Univ. Press, 1947. 745 p.

Spenser E. The Yale Edition of the Shorter Poems of Edmund Spenser / Ed. W.A. Oram, E. Bjorvand, R. Bond et al. New Haven; London: Yale University Press, 1989. 860 p.

ANACREONTIC POEMS BY E. SPENSER Irina I. Burova

Doctor of Philology, professor in the History of Foreign Literature Department St. Petersburg State University

199034, Russia, St. Petertsburg, Universitetskaya emb., 11. i.burova@spbu.ru

The article is devoted to the analysis of Edmund Spenser's anacreontic poems proving they are by no means an accidental insertion between the two major parts of "Amoretti and Epithalamion" as it has often been asserted before. Nine stanzas separating the sonnet sequence from the long poem form an integral part of the famous lyrical cycle serving as a bridge between them. Grouped into four poems in the posthumous editions, they outline and combine the recurrent motifs of "Amoretti and Epithalamion", their metaphorical meaning fully consistent with the lyrical plot of the sonnet sequence and preparing the reader for the perception of "Epithalamion".

Key words: 16th-century English poetry, Spenser, anacreontics, lyrical cycle, "Amoretti and Epithalamion".