CC BY
120
© А.В. Горбанева, 2009
УДК 930 ББК 63.1 (0) 6
АМЕРИКАНСКАЯ И БРИТАНСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ КОНТР-ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ 1999-2009 ГОДОВ
В ЧЕЧНЕ
А.В. Горбанева
Выявлены и рассмотрены основные направления в американской и британской историографии российско-чеченского вооруженного конфликта. Освещены основные вопросы и различия их разрешения в зависимости от идейно-методологической позиции западных исследователей.
Ключевые слова: терроризм, американская и британская историография, российско-чеченский конфликт, причины конфликта, контртеррористическая операция, идейно-методологическая позиция.
Объявленная 11 апреля 2009 года отмена режима контр-террористической операции в Чечне обозначила официальное окончание конфликта, начавшегося в августе 1999 года. Активная фаза боевых действий была завершена еще в 2001 году, однако на протяжении последующих восьми лет регион по-прежнему оставался нестабильным. За это время западными историками, аналитиками и журналистами был создан обширный круг работ, посвященных российско-чеченскому конфликту 1999-2009 годов.
Актуальность данного исследования обусловлена необходимостью осмысления сложившегося в западной, прежде всего американской и британской исторической и общественно-политической мысли представления о российско-чеченском конфликте. Боевые действия, начавшиеся на Северном Кавказе в августе 1999 года, российские власти официально назвали контр-террористической операцией и продолжают придерживаться этого термина до сих пор. Западные историки, политики и журналисты называют эти события Второй Чеченской войной. Вопросы причин
конфликта, его итогов и перспектив, выдвинутые в американской и британской историографии, могут иметь значение как для понимания ситуации в самой Чечне, так международных отношений вокруг нее.
Хронологические рамки данного исследования: август 1999-2005 год. Были проанализированы вышедшие за этот период работы английских и американских исследователей российско-чеченского конфликта, принадлежащих к различным идейно-методологическим направлениям и сферам деятельности: профессиональных историков, аналитиков, сотрудников научно-исследовательских центров, военных консультантов, журналистов и политических обозревателей. Английская и американская историография конфликта рассматривалась единым блоком, ввиду значительной близости методологических установок, общности проводимых исследований и высокой степени взаимодействия исследователей США и Великобритании.
После заключения Хасавюртских мирных соглашений американские и британские исследователи стремились не только обозначить причины российско-чеченского конфликта, но и перспективы его решения. В 199798 годах было опубликовано несколько монографий, в числе которых, как книги журналистов, очевидцев военных действий, так и научные исследования сотрудников Кембриджско-
го и Стэндфордского университетов Дж.Б. Данлопа и А. Ливена. В то же время, практически прекратилась публикация менее масштабных работ, посвященных российско-чеченским отношениям. Эпизодические упоминания
о конфликте средствами массовой информации были связаны, в основном, с похищениями иностранцев.
Начало боевых действий на чечено-дагестанской границе, а также взрывы жилых домов в Москве и Волгодонске привели к возобновлению интереса к российско-чеченским отношениям. Сложившиеся в период первой чеченской кампании основные подходы к российской политике в Чечне продолжили применяться и по отношению ко вновь начавшимся боевым действиям. Идейно-методологические подходы к трактовке контр-террористи-ческой операции различаются у журналистов, профессиональных исследователей и военных специалистов. Последние представляют собой отдельную группу. Консультанты Пентагона, которые в большинстве своем относились к тоталитарному направлению, дискредитированному после распада Советского Союза, лучше многих других исследователей сумели приспособиться к новым условиям. Отход от политизированных методов оценки военного потенциала России, а точнее СССР, и появившаяся впервые после Афганской войны возможность напрямую наблюдать и оценивать боеготовность российской армии позволила сравнительно легко преодолеть кризис, вызванный падением советологии.
Имея возможность анализировать непосредственно боевые действия, отстранившись от какой бы то ни было идеологической составляющей, военные аналитики рассматривали события в Чечне, прежде всего, с позиций изучения их эффективности. Оценивая подготовленность российской армии к новому конфликту в Чечне, М. Орр, сотрудник CSRS (Исследовательский центр изучения конфликтов), специалист по анализу советской военной тактики, сравнивает ее с первой чеченской кампанией. Он обращает внимание на попытку реструктуризации всей армии, а также на создание подразделений «быстрого реагирования». По его мнению, к началу боевых действий в августе 1999 года была создана достаточно эффективная система быс-
трого развертывания войск. Главным достижением он считает то, что намного лучше, чем во время первой чеченской войны 19941996 годов, осуществлялась координация между различными родами войск. Анализируя новую систему комплектования «тактических групп», М. Орр приходит к выводу, что мобилизация и развертывание российских войск были проведены намного более успешно и эффективно чем пятью годами ранее [13].
Прямо противоположную точку зрения высказывает его коллега по работе в CSRS С.Дж. Мэйн. Он признает улучшение связи между родами войск, но считает, что, несмотря на это, так и не были созданы соединения для быстрого реагирования, о необходимости которых говорится в Военной доктрине Российской Федерации. Говоря о тактических особенностях военной кампании, С.Дж. Мэйн также как и М. Орр заостряет внимание на широком использовании дистанционных средств ведения боевых действий, таких как артиллерия и авиа-бомбардировки. Он сравнивает российскую операцию с действиями сил НАТО в Косово, подчеркивая, что если последние применяли бомбардировки для того, чтобы избежать наземных действий, то российская армия использовала их в основном для поддержки наземной кампании. Главная проблема российских войск, по мнению С.Дж. Мэйна, была в неспособности контролировать и удерживать занятые населенные пункты и территории даже при относительно успешных боевых действиях [12].
Существующие различия в оценках военных аналитиков можно объяснить разницей в степени эволюции их подходов. М.Орр, и подобные ему представители «старой школы», очевидно, опирался на официальные документы Министерства Обороны и в соответствии с тоталитарной традицией сфокусировался на изучении командных структур и общих закономерностей аппарата. С.Дж. Мэйн, и не только он, явно воспринял призыв, озвученный такими корифеями советологии как С. Коэн и М. Малиа [14, 11]. В своих работах он стремился обращаться непосредственно к объекту исследования и использовал не только официальные документы, но и материалы, предоставленные полевыми корреспондентами, интервью военных и интерпретировал их исхо-
дя, в первую очередь, из критериев эффективности боевых действий.
В отдельную группу можно выделить американских и британских журналистов. Не имея четкой методологической позиции, и руководствуясь политической направленностью представляемого ими издания, они зачастую являются одними из последних носителей наиболее критичного подхода, унаследованного со времен Холодной войны. Так, бывший обозреватель «The Times» Т. де Вааль прямо утверждает, что если первая чеченская война была ненужной, опрометчивой и жестокой, то вторая война, хотя и более обоснованная, тем не менее, была преждевременно и слишком жестко проведена. Он утверждает, что именно поэтому, хотя к 2005 году российские вооруженные силы практически полностью выиграли военную кампанию, чеченские экстремисты и их сторонники стали прибегать к более масштабным и чудовищным террористическим актам за пределами Чечни, таким как захват театра на Дубровке и школы в Беслане. [3]. Таким образом, Т. Де Вааль не только говорит о неэффективности политики военных действий в Чечне, но фактически обвиняет Россию в провоцировании террористической активности.
Американские и британские журналисты обращают внимание на многочисленные попытки российского правительства связать чеченских боевиков с Аль-Каидой для того, чтобы заручиться американской поддержкой. Утверждения о том, что боевики не только получают финансовую помощь и инструкторов от Аль-Каиды, но и сражаются на стороне Талибана в Афганистане, вызывают сомнения у большинства из них. По мнению большинства журналистов, связи чеченских сепаратистов с Бен-Ладеном и Аль-Каидой, ограничиваются в основном радикальными группировками Басаева и Хаттаба.
Особенно острой критике подвергается концепция треугольника нестабильности, выдвинутая российским правительством вскоре после теракта 11 сентября. Согласно этой концепции, исламские радикальные силы намеренно создают нестабильность в Косово, Афганистане и Чечне, что, в свою очередь, является вызовом мировой безопасности. Эта теория была упомянута и раскритикована прак-
тически всеми журналистами, вне зависимости от занимаемой ими позиции. Если обвиняющие Россию в имперских амбициях обозреватели, такие так Т. Де Вааль и Дж. Стил, сразу же осудили политику России как необоснованную и преследующую собственные цели, то более благожелательно настроенные журналисты отметили скорее неспособность России использовать все возможности, предоставленные для построения новых отношений с Западом. Например, корреспондент «Wall Street Journal» в России, Г. Чейзен считает, что российское правительство могло использовать события 11 сентября в качестве подтверждения оправданности его собственных попыток обозначить международный терроризм как основную угрозу безопасности. Война же в Чечне представляется как собственные усилия России по борьбе с экстремизмом, в том числе, для того, чтобы придать новый вид российско-американским отношениям [2]. После событий 11 сентября и ряда уступок американского правительства по чеченскому вопросу многие журналисты указывали на незначительность влияния мирового исламского фундаментализма в Чечне. Они прямо говорят о том, что Россия намеренно пытается связать деятельность Аль-Каиды с чеченскими сепаратистами. Многие обозреватели не только подвергают сомнениям значимость роли международного терроризма, но и подчеркивают, что, несмотря на существующую взаимосвязь и поддержку чеченских сепаратистов Аль-Каидой, роль последней не так уж и велика
Противоречивость подхода журналистов к роли международного терроризма наглядно демонстрирует тот факт, что еще в августе 2001 года корреспондент «The Financial Times»
Э. Джек озвучивает выводы, приведенные в совместном политическом докладе, сделанном Институтом антропологии и этнологии при Российской академии наук и лондонским Форумом раннего предупреждения и раннего ответа (Forum on Early Warning and Early Response). По мнению обеих организаций, усилия по выработке путей мирного урегулирования в Чечне не достигают поставленной цели из-за растущего влияния наемников из Афганистана, Пакистана и Саудовской Аравии [4]. Таким образом, за несколько меся-
цев, до того, как Г. Чейзен и его коллега А. Хиггинс на страницах «Wall Street Journal» будут говорить о незначительном влиянии исламских фундаменталистов в целом и Аль-Каиды в частности на ситуацию в Чечне, была высказана прямо противоположная точка зрения [2]. Таким образом, становится очевидным крайняя противоречивость в оценках, даваемых американскими и британскими журналистами российско-чеченским отношениям.
В отличие от журналистов, подход профессиональных ученых к российско-чеченскому конфликту определяется их идейно-методологическими воззрениями. Американских и британских исследователей можно разделить на две основные группы: сторонников идей неолиберализма и «политического реализма».
Г.В. Лапидус, профессор Стенфордского университета, автор множества работ, посвященных проблемам федерализма в России, наиболее рельефно выражает взгляды сторонников неолиберализма на российско-чеченский конфликт. Если война 1994-96 годов рассматривалась ею в ключе построения федерализма и его защиты, то новый конфликт профессор оценивает уже с позиций признания империалистических амбиций России, что подтверждает, например, выдвинутый ею тезис о намеренном усугублении экономического положения в республике. Анализируя причины, приведшие к возобновлению конфликта, Г.В. Лапидус указывает на то, что Россия не смогла или не захотела выделить средства и ресурсы, необходимые для восстановления Чечни после первой военной кампании и обеспечить условия занятости населения, что явилось бы ключом, по ее мнению, к стабилизации положения в республике. Кроме того, намеренное нежелание федерального центра рассматривать правительство Масхадова как легитимное, также способствовало обострению отношений и усложнению ситуации. Таким образом, рассматривая действия России в рамках идей неолиберализма, исследователь возлагает всю ответственность за возобновление конфликта на Россию, утверждая, что она не только не оказала необходимой поддержки самопровозглашенному правительству Чечни, но и не позволила международному сообществу сделать это [6].
Подобный же подход к рассмотрению самой контртеррористической операции привел к формированию критической оценки действий российской армии. Исходя из официального обозначения происходящего как контртеррористической операции, Г.В. Лапидус отмечает, что действия российских сил в Чечне гораздо более похожи на широкомасштабную военную операцию против иностранного противника, чем на меры, обычно используемые против внутреннего терроризма [5, 44]. В подобном стиле ведения военных действий профессор, вероятно, усматривает доказательство неправомерности причисления Чечни ко внутренним частям России, подтверждающее ее концепцию о невозможности интеграции Чечни в состав Российской Федерации. Г.В. Лапидус указывает на то, что для борьбы с криминальными военизированными образованиями, наводнившими Чечню, необходимо усиливать центральную власть, разыскивать такие формирования и лишать их поддержки населения. Полномасштабная же военная кампания не только не эффективна, но и создает благоприятные условия для их деятельности [7, 12].
По другому решают вопрос об ответственности за возобновление конфликта сторонники «политического реализма», такие как А. Ливен, профессор Кембриджского университета, долгое время работавший в России, в сотрудничестве с Центром Карнеги. Рассуждая об общих причинах российско-чеченского конфликта и его обострении, он также возлагает ответственность на чеченских боевиков и базирующихся в Чечне исламских экстремистов. Однако, опираясь на собственные выводы, сделанные еще в период первой чеченской кампании, А. Ливен указывает и на глубинные причины: многовековое сопротивление чеченцев завоеванию Кавказа, сталинские репрессии. Все это, по его мнению, стало причиной радикализации чеченского национализма и его антироссийской направленности, несравнимо большей, чем у других мусульманских этнических меньшинств в России [10].
Сходную с А. Ливеном позицию занимает Р. Фаун, британский историк, член «Centre for Russian, Soviet and Central and Eastern European Studies», утверждающий, что провал
российской политики на Северном Кавказе стал причиной начала военной операции на территории Чечни. Анализируя высказывания своих коллег, он заключает, что действия России были не «политикой мести», как ее окрестили на Западе, а в первую очередь реакцией на нападение чеченских боевиков и их союзников на Дагестан, которое было расценено, как прямая угроза влиянию России в регионе [1].
А. Ливен не оставляет без внимания и центральный вопрос, разрабатываемый как сторонниками «политического реализма», так и неолибералами - возможность построения в Чечне полноценной республики и роль Российской Федерации в этом процессе. Проанализировав ситуацию, возникшую в Чечне после заключения Хасавюртских соглашений, он пришел к выводу об очевидной неспособности чеченских властей к самостоятельному поддержанию порядка на территории Чечни, что в конечном итоге угрожало территориальной целостности Российской Федерации [11]. Именно эта угроза, по мнению профессора, признающего за Россией право отстаивать свои национальные интересы, стала причиной нового ввода российских войск в Чечню.
Тема правомерности действий России в Чечне, ставшая одним из основных пунктов разногласий между западными исследователями, также озвучена в работах А. Ливена. Он заключает, что согласно всем традиционным и универсально принятым подходам, право России на проведение этой войны несомненно. Чечня это международно признанная часть российской территории, чье неподчинение центральной власти является внутренним делом Российской Федерации, которая, в свою очередь, имеет право на ведение военных действий для сохранения своей целостности [9].
Рассматривая проблему бомбардировок населенных пунктов в ходе чеченского конфликта, А. Ливен говорит о том, что в современной аналитике, касающейся российско-чеченской войны, к военным преступлениям стали относить и те действия, рассматривать которые в этом качестве, значит доводить само понятие военного преступления до абсурда. Речь идет, прежде всего, о бомбардировке осажденных городов, таких, как Гроз-
ный, который сепаратисты обороняли до последнего и в 1995 году, и в 1999-2000 годах. Опираясь на законы ведения военных действий, А. Ливен пишет, что совершенно очевидно, что если представители одной из враждующих сторон закрепились в городе, другая сторона предпримет попытку захватить его независимо от того, находятся там мирные жители или нет, и что при этом многие их них обречены на гибель[8, 242]. Подобная, возможно не слишком гуманная позиция, тем не менее, полностью отвечает идее приоритетной реализации государственных интересов, которой придерживаются сторонники «политического реализма».
Таким образом, определяющими в различии воззрений американских и британских исследователей являются не столько выводы, сделанные в результате анализа конкретных событий, сколько идейно-методологическая позиция авторов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Fawn, R. Chechnya, Russia and Council of Europe / Rick Fawn // http://www.globalsecurity.org/ military/library/report/2005/Fawn. htm
2. Chazan, G., Higgins, A. Russia Perceives U. S. War on Terrorism As Akin to Its Own Struggle in Chechnya / Guy Chazan, Andrew Higgins // Wall Street Journal. - 2001 - 05 oct.
3. Hill, F., Lieven, A., Waal, T. de / A spreadind danger: time for a new policy toward Chechnya / Fiona Hill, Anatol Lieven, Thomas de Waal // http:// www.CarnegieEndowment.org/events/ index.cfm?fa=eventDetail&id=729
4. Jack, A. Chechnya fighting set to intensify, study warns /Andrew Jack// The Financial Times. -2001 - 28 aug.
5. Lapidus, G. W. Putin’s war on terrorism: lessons from Chechnya / Gail W. Gail // Soviet Affairs. - 2002 - v. 18, J№1
6. Lapidus, G. W. Russia’s second Chechen war: ten assumptions in search of a policy /Gail W. Lapidus // http://www.cac.org/dataeng/bk02.05.lapidus. shtml
7. Lapidus, G. W. The war in Chechnya as a paradigm of Russian state-building under Putin / Gail W. Gail // Soviet Affairs - 2004 - N°1
8. Lieven, A. Chechnya and the laws of war / Anatol Lieven // The time of the south: Russia in Chechnya, Chechnya in Russia / Moskow, 2002
9. Lieven, A. Morality and reality in approaches to warcrimes: the case of Chechnya /
Anatol Lieven II East European Constitutional Review, Spring/Summer 2GG1
Ю. Lieven, A. A different way of talking to Russia
I Anatol Lieven II International Herald Tribune - 2GG4 -18 oct.
11. Lieven, A. Chechnya: history as nightmare I Anatol Lieven II The New York Times - 2GG2 - З now.
12. Main, S. J. North Caucasus military district: defending Russia’s interests in the Caucasus I Steven
J. Main // http://www.globalsecurity.org/military/ library/ report/2000/A101-sjm.htm
13. Orr, M. Some provisional notes on current Russian operations in Dagestan and Chechnya / Michael Orr // http://www.globalsecurity.org/military/ library/report/1999/ russ_chech 1. htm
14. Коэн С. Изучение России без России: Крах американской постсоветологии: Пер. с англ./Ассоц. иссл. рос. О-ва ХХ в. - М.: АИРО ХХ, 1999.
AMERICAN AND BRITISH HISTORIOGRAPHY OF 1999-2009 COUNTERTERRORIST OPERATIONS IN CHECHNYA
A. V. Gorbaneva
The research is devoted to key directions in American and British historiography on the Russo-Chechen conflict. In the article the main issues and solutions are considered as dependent on ideological and methodological positions of western investigatorsr.
Key words: terrorism, American and British historiography, Russo-Chechen conflict, causes of the conflict, counterterrorist operation, ideological and methodological position.
