МАССОВАЯ КУЛЬТУРА
Александра Архипова
«ШТИРЛИЦ ШЕЛ ПО КОРИДОРУ...»: КАК МЫ ПРИДУМЫВАЕМ АНЕКДОТЫ*
В России, отмечает автор, наберется около трех десятков специальных статей, посвященных анекдотам, причем нет ни одной серьезной работы о формировании текста анекдота из прототипи-ческих форм. Автора интересует прежде всего вопрос об эволюции принципов образования фольклорных форм. «Анекдоты <...> как те же дрозофилы, их много, они мутируют чрезвычайно быстро, и мы легко можем проследить все изменения» (с. 26). В центре исследования - структура текста анекдота.
Согласно подсчетам автора, в личных дневниках и эмигрантских собраниях второй половины 70-х - первой половины 1980-х годов на один анекдот о Брежневе приходится 2,5 анекдота о Штирлице. Однако материалом исследования служит не этот первоначальный корпус, а тексты, взятые из устных интервью и из Интернета (с. 9-10). Различие между «интернетовскими» текстами и устными автор считает малосущественными, так как между теми и другими имеется чрезвычайно близкое формальное сходство. Цикл о Штирлице представляет особый интерес для филолога и фольклориста, поскольку анекдоты о Штирлице «создаются против правил порождения современных анекдотов» (с. 33).
Их синтаксис формируется под влиянием закадрового голоса диктора, из которого заимствуются многие синтаксические осо-
* АрхиповаА.С. «Штирлиц шел по коридору...»: Как мы придумываем анекдоты. - М.: РГГУ, 2013. - 156 с. - (Традиция - текст - фольклор: Типология и семиотика). 160
«Штирлиц шел по коридору...»
бенности - даже те, которые не согласуются с традицией русского анекдота вообще. Эти особенности образуют устойчивые формульные конструкции. Семантика же анекдотов о Штирлице формируется прежде всего под влиянием визуального ряда, особенно случаев наложения визуального текста и речи персонажей.
Сочетания типа «Штирлиц шел» выступают в роли формульного зачина. Синтагматическая модель анекдотов о Штирлице: «Штирлиц шел [...] и увидел Хь Х2 - подумал Штирлиц» (с. 44). Кроме того, для анекдотов о Штирлице характерен аномально высокий процент глаголов в прошедшем времени (88%) (с. 47).
Закадровый текст в телефильме не совпадает с текстом книги: он максимально приближен к разговорной манере. «Штирлиц перебивает сам себя, все время возвращается к тому, что он только что передумал. Последовательность мыслей персонажа оказывается, таким образом, не линейной, а цикличной. На уровне языка это означает, что диктор вынужден все время повторять фрагменты фразы с некоторыми вариациями» (с. 51). Кроме того, дикторский текст построен не как литературный, с придаточными предложениями, а с использованием парцелляции, т. е. развернутое предложение расчленяется на ряд максимально коротких.
В закадровом тексте на глаголы в настоящем времени приходится 96 случаев, а на прошедшее - 499 (с. 52). Формульные зачины анекдотов о Штирлице не взяты прямо из текста закадрового диктора, но возникли под влиянием его синтаксических особенностей. Ключевые слова анекдотов о Штирлице: «шел» и «увидел» -в закадровом тексте встречаются сравнительно редко, однако закадровый голос звучит обычно тогда, когда Штирлиц идет по улице, едет на машине или просто сидит, а в это время крупным планом показывается лицо - т.е. демонстрируется мыслительный процесс. Анекдоты о Штирлице «являются своеобразным дополнением к тому, что видит рассказчик, причем построены они по модели речи Копеляна» - отсюда частота формульного зачина типа «Штирлиц шел» (с. 59).
Существование только 12% анекдотов о Штирлице может быть объяснено их принадлежностью к классу собственно анекдотов, «остальные 88% текстов никак (синтагматически) не зависят от строения современных анекдотов, а своей синтаксической структурой обязаны именно прототипическому источнику, т.е.
Александра Архипова
фильму. <...> Можно сказать, что порождение анекдота начинается не с идеологии, а с языка, и даже не с семантики, а с синтаксиса!» (с. 65).
Особая глава книги посвящена рассмотрению конкретного киноисточника некоторых популярных сюжетов цикла. Согласно подсчетам автора, прямую референцию к фильму имеют 24% от всего корпуса текстов (с. 75).
В анекдотах о Штирлице аномально высокое количество каламбурных текстов - почти половина, в то время как в других анекдотических циклах это число колеблется от 2 до 10% (с. 78). При этом количество каламбурных анекдотов о Штирлице продолжает расти.
Каламбурные анекдоты короче, а более короткий текст имеет преимущества в «борьбе за выживание» среди прочих. Если слов в анекдоте меньше 10, то это почти однозначно каламбур, а если больше 25 - то это не каламбурный анекдот (с. 79). «Но эта зависимость не объясняет, почему каламбуры так популярны именно в цикле о Штирлице» (с. 80). В качестве возможного объяснения этого факта автор указывает на насыщенность закадровой речи метафорами и фразеологизмами, а также «шпионскими» жаргонизмами, в которых используются приемы метафоры и метонимии
(с. 91).
Среди каламбурных анекдотов о Штирлице одни (тип В) построены на простой омонимии или полисемии, другие (тип А) - на новом морфологическом членении слова («Штирлиц выстрелил вслепую. Слепая упала»). Тип А (т.е. с морфологическим расчленением) обладает наиболее высокой продуктивностью в анекдотах о Штирлице, между тем за пределами этого цикла он почти не используется в русском языке (с. 107). При этом тип А обладает набором характеристик, которые позволяют носителю языка легко порождать тексты подобного рода. Здесь позиция обыгрываемого слова синтаксически жестко задана, в отличие от «традиционного» каламбура. Кроме того, каламбуры типа А короче, чем каламбуры типа В, что тоже должно обеспечить их выживаемость (с. 108).
Вероятно, тип А возник в результате репродукции нескольких ранних анекдотов этой категории или даже одного-единственного: «Штирлиц выстрелил вслепую...» Современники первых анекдотов о Штирлице всегда вспоминают анекдот про слепую как один
«Штирлиц шел по коридору... »
из первых каламбурных анекдотов (с. 13 8). Этот анекдот, согласно Архиповой, восходит (непрямым образом) к эпизоду убийства Штирлицем Клауса, где встречаются реплики «Я не работаю вхолостую», «Мы же говорим в открытую» (с. 114-115). «Подробный разбор убийства Клауса показал, что каламбур, т. е. вербальное образование, основан на визуальном ряде фильма (эпизоде разговора с Клаусом, а потом убийства), т. е. на невербальной семиотической структуре. Каламбур "Штирлиц выстрелил вслепую", возникший из эпизода убийства Клауса, скорее всего, послужил моделью, по которой были построены другие каламбуры, обеспечившие преобладание этого редкого типа именно в цикле о Штирлице» (с. 117).
Если эта гипотеза верна, замечает автор, «то это значит, что мы столкнулись со специфическим языковым и даже фольклорным явлением: прототип (вернее сказать, даже след прототипа) настолько укоренился в инварианте анекдота, что в результате привел к появлению отдельного типа каламбура, до этого в русских текстах не представленного (по крайней мере, в масштабах, достаточных для того, чтобы тиражироваться в фольклорных текстах)» (с. 117).
Основные выводы исследования таковы:
1) синтактика и семантика анекдотов о Штирлице возникают из разных источников;
2) синтактика анекдотов о Штирлице берет свое начало в повторах специфических синтаксических конструкций в закадровом тексте прототипического фильма;
3) семантика каламбурных анекдотов возникает из визуального ряда, а не аудиоряда прототипического фильма;
4) прототипический фильм может не только образовывать отдельные сюжеты анекдотов и речевые формулы, но и способствовать возникновению каламбуров специфического типа, существующего только внутри цикла о Штирлице (с. 130).
К. В. Душенко