Актуальные теоретические вопросы правового регулирования отношений в сфере информационных технологий Текст научной статьи по специальности «Право»

РАЗДЕЛ I

АДМИНИСТРАТИВНОЕ ПРАВО _И ПРОЦЕСС

ВАДИМ ВИКТОРОВИЧ СУЩИК,

старший оперуполномоченный отдела Управления «К» БСТМ МВД России

АКТУАЛЬНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ОТНОШЕНИЙ В СФЕРЕ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

Представлен оригинальный подход к рассмотрению актуальных теоретических вопросов правового регулирования в сфере информационных технологий на примере противодействия правонарушениям в указанной области.

Ключевые слова: информационные технологии, Интернет, информационное общество, виртуальное пространство, киберпреступность, компьютерные преступления.

V. V. Sushchik, Senior Commissioner, Office «K», Russia MI Bureau of Special Technical Measures; e-mail: dk@mvd.ru, tel.: 8 (495) 623-49-82.

Pressing theoretical problems of legal regulation concerning relations in the sphere of informational technologies,

An original approach to pressing theoretical problems related to the legal regulation concerning relations in the sphere of informational technologies, with countering offences in the IT sphere as an example, is presented.

Key words: IT, Internet, informational community, virtual space, cyber-crime, computer criminality.

Вступив в ряды информационного сообщества после подписания Хартии глобального информационного сообщества1, наша страна признала информацию одним из основных и решающих факторов, который определяет развитие технологий и ресурсов в целом. Переход же к информационной экономике изменяет характер функционирования традиционных отраслей хозяйства, их технологические параметры становятся производными от экономико-информационных процессов, а информационная насыщенность выступает критерием зрелости экономических процессов.

Формирование информационного пространства и развитие технологий позволили увеличить обмен информацией, расширили горизонты человеческого общения, подняли на новую ступень возможности экономики, науки, образования. Информационные технологии стали мощным фактором обновления национальной производ-

ственной сферы2. В то же время современные информационные технологии способствовали возникновению и развитию негативных процессов. Одним из них стало появление новой формы преступности в сфере информационных технологий - 1Т-преступности.

Выступая на заседании Президиума Государственного совета «О реализации Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации» (Петрозаводск, 17 июля 2008 г.), Президент России Д.А. Медведев отметил, что одним из вопросов в развитии информационных технологий остается безопасность. «Всем пользователям мы должны обеспечивать и безопасный режим работы, и режим, который позволяет сохранять государственную тайну, коммерческую тайну и личную тайну. Преступления в этой сфере несут в себе огромный разрушительный заряд. Не имеют никаких границ, крайне тяжело расследуются и зачастую приносят их участникам

десятки, сотни миллионов долларов незаконного дохода. Поэтому координация деятельности правоохранительных органов в этой сфере тоже исключительно необходима»3.

Действительно, глобальность телекоммуникационных сетей приводит к глобальности IT-преступности. Совершенствуя методы достижения противоправных целей, преступники осваивают новые технологии, в том числе расширяя использование информационных. Это представляет собой крайне опасную тенденцию, потому как, и это уже не новость, при совершении преступления задействуются несколько лиц, при этом все они могут находиться в разных странах и даже не знать друг друга лично. Каждый из них выполняет свою функцию: к примеру, реализуя преступный умысел на совершение незаконного доступа к компьютерной информации, первый участник может создавать вредоносные программы и коды, второй - непосредственно применять их для совершения компьютерной атаки, третий - извлекать сведения из компьютеров и информационных сетей, а четвертый - легализовать неправомерно полученные доходы с помощью различных систем электронных платежей. Такая система позволяет преступной группировке эффективно маскировать свою деятельность и уходить от уголовного преследования. Соответственно в данном случае противодействие возможно лишь при объединении усилий правоохранительных органов государств - мест нахождения членов группировки.

Одним из примеров функционирования подобной группировки стало задержание ФБР Минюста США в начале октября 2010 г. 37 граждан Восточной Европы с последующим предъявлением обвинения в хищении денежных средств с банковских счетов граждан США. Задержанных обвинили во «взломе» счетов на общую сумму 70 млн долларов и в отмывании денег, а также в подделке паспортов4. Схема противоправной деятельности заключалась в том, что мошенники заражали вирусом «ZeuS Trojan» компьютеры американских банков. Троян проникал в компьютеры через электронную почту. Для этого было достаточно открыть ссылку, после чего вредоносная программа получала доступ к паролям счетов. Средства с них переводились на счета третьих лиц, т.е. тех самых задержанных, которые приходили получать наличные по подложным документам5.

Интерес по успешно проведенной операции ФБР представляет тот факт, что удалось задержать только лиц, которые непосредственно приходили получать по сфальсифицированным документам денежные средства, поступившие на

предварительно открытые ими банковские счета. В дальнейшем они должны были за вычетом причитающегося комиссионного вознаграждения перенаправить обналиченные деньги в другое место и другим получателям. И неизвестно, явились бы и они конечными потребителями. Поэтому на момент предъявления обвинения 37 лицам на свободе по состоянию на 5 октября 2010 г. оставалось 14 из 37 человек6. Как долго их будут искать, - неизвестно, какова роль каждого участника в мошеннической схеме до установления их местонахождения, - также загадка. Очевидно одно: правоохранительные органы США обнажили лишь верхушку айсберга - раскручивание всей цепочки потребует еще очень много времени по следующим причинам: в указанной преступной группировке были лица, которые изготовили вирус «ZeuS Trojan»; те, кто использовал его для доступа к паролям счетов американских финансово-кредитных учреждений; те, кто потом вербовал лиц для открытия ими специальных счетов по подложным документам с целью последующего обналичивания за вознаграждение похищенных денежных средств; непосредственно сами «завербованные» и, наконец, лица, которые должны были стать конечными потребителями ассигнаций после их перенаправления «завербованными». В то же время не исключается, что все мошенники в описанной цепочке не знают друг друга.

Таким образом, отсутствие границ в виртуальном пространстве, анонимность, высокие скорости процессов - все эти факторы значительно осложняют деятельность правоохранительных органов любого государства. В связи с этим одним из способов борьбы с компьютерными преступлениями, как справедливо утверждает У. В. Зинина, является согласование норм уголовного права государств мира7. В ранее упоминавшейся Окинавской хартии глобального информационного общества также зафиксировано, что «усилия международного сообщества, направленные на развитие глобального информационного общества, должны сопровождаться согласованными действиями по созданию безопасного и свободного от преступности кибер-пространства...»8.

В то же время прошло более десяти лет с момента, когда мировым сообществом было признано необходимым выработать совместный подход к сфере борьбы с правонарушениями в области информационных технологий, а единственным международно-правовым актом остается Конвенция Совета Европы о киберпреступ-ности от 23 ноября 2001 г., которую на данный момент ратифицировали только 32 государства9

из 58. Кроме того, 3 государства «восьмерки» (Россия, Канада, Япония) не являются ее участниками. Данный факт в полной мере свидетельствует о неоднозначности ее восприятия как универсального глобального источника права по противодействию правонарушениям в сфере информационных технологий. Здесь полезно отметить мнение Б.Н. Мирошникова, который еще в 2007 г. заявлял, что «...технический прогресс ушел далеко вперед - появились новые услуги операторов связи, новые виды киберпреступле-ний, новые формы противодействия. Во время бурного развития информационных технологий очевидно, что законодательство, и в том числе международное, всегда объективно отстает от требований жизни. То же происходит и с данной Конвенцией, она устаревает.но в ней не изменилось ни буквы»10. С тех пор ситуация кардинальным образом не поменялась. Более того, стоит отметить, что наряду с Конвенцией в рамках сотрудничества правоохранительных органов зарубежных стран успешно функционирует международная сеть Национальных контактных пунктов «24/7» Римской/Лионской группы «восьмерки» по противодействию правонарушениям в сфере информационных технологий, созданная в 1998 г. Взаимодействие внутри сети включает в себя обмен информацией в соответствии с законодательством запрашиваемого государства, а также с учетом обязательств по международным договорам и соглашениям Российской Федерации по противодействию правонарушениям в обозначенной сфере. По состоянию на октябрь 2011 г. в указанную сеть входит 58 государств, многие из которых также являются участниками Будапештской конвенции.

Наличие альтернативной сети, не опирающейся на международно-правовой акт, при наличии целой конвенции заставляет сделать вывод о том, что у правоохранителей всех стран мира на данный момент отсутствует консолидированная позиция о том, какой юридический механизм наиболее эффективен с точки зрения совместного реагирования на вновь возникающие вызовы и угрозы, а также постоянно изменяющуюся международную обстановку в области безопасности. То есть присоединяться ли к многосторонним договорам, например к Будапештской конвенции, либо реализовывать в новых условиях уже подписанные соглашения, созданные для общей практики борьбы с преступностью. В любом случае многое зависит от самих государств и предпринимаемых ими усилий по координации своих действий в рамках международных организаций и двустороннего сотрудничества.

И здесь принципиальным на первом этапе, по мнению автора, является необходимость в определении универсального и детального понятийного аппарата. История сотрудничества в этом вопросе показывает, как сложно и долго идет в международном праве процесс выработки единого подхода к формулировке понятия компьютерного преступления11. Так, международное сообщество до сих пор не определилось в выборе между терминами «компьютерное преступление», «преступление в сфере компьютерной информации», «киберпреступление» и «преступление в сфере информационных технологий». Остановимся на данных понятиях подробнее. Логично будет сказать, что «киберпреступле-ние» - преступление, совершаемое в «киберпро-странстве». Данный термин помогает осознать Интернет как новую форму пространства, не отвечающую материальным характеристикам, но позволяющую осуществлять в ней либо с ее помощью различные действия, которые могут иметь реальные последствия. Термин «киберпростран-ство» используется преимущественно иностранными специалистами12. В трактовке Верховного Суда США киберпространство представляет собой «уникальную среду, не расположенную в географическом пространстве, но доступную каждому в любой точке мира посредством доступа в Интернет»13. «Киберпространство» зачастую используется в качестве синонима термина «Интернет». Но в действительности это - более широкое понятие. Киберпространство представляет собой, по мнению Даррела Менте, конкретное место (точку) соединения между несколькими взаимоувязанными друг с другом компьютерами, преобразовавшееся в глобальное виртуальное сообщество14. Непосредственно же к числу преступлений, совершаемых в киберпространстве, относят достаточно широкий перечень противоправных действий: распространение вредоносных вирусов, взлом компьютерных программ с последующей кражей паролей, хищение номеров кредитных карточек, нарушение авторских прав, мошенничество, распространение информации конфиденциального характера, распространение противоправной информации (от клеветы до материалов порнографического характера) и многие другие преступления, например, такие квалифицированные формы мошенничества, как «фишинг»15, «вишинг»16, «смишинг»17 (8М18Ыпд). Указанные мошеннические действия достаточно популярны в преступной среде для хищения или уничтожения конфиденциальной информации. Однако с развитием информационных технологий, и в частности интернет-телефонии, эти противозаконные действия будут использоваться

в ближайшие годы еще шире. Тем не менее, при всем многообразии киберпреступлений таковыми следует считать деяния, предусмотренные в ранее упоминавшейся Конвенции Совета Европы о киберпреступности. Конвенция подразделяет преступления в киберпространстве на следующие четыре группы:

1) преступления против конфиденциальности, целостности и доступности компьютерных данных и систем:

незаконный доступ (ст. 2); незаконный перехват (ст. 3); воздействие на компьютерные данные (ст. 4) или системы (ст. 5);

2) преступления, связанные с использованием компьютерных средств: подлог и мошенничество с использованием компьютерных технологий (ст. 7-8);

3) преступления, связанные с контентом (содержанием) данных: производство (с целью распространения через компьютерную систему), предложение и (или) предоставление в пользование, распространение и приобретение, а также владение детской порнографией, находящейся в памяти компьютера (ст. 9);

4) преступления, связанные с нарушением авторского права и смежных прав. Преступления, входящие в данную группу, в Конвенции не выделяются. Конвенция о киберпреступности относит установление признаков таких правонарушений к компетенции национальных законодательств.

Анализируя отечественное и зарубежное законодательство в сфере противодействия правонарушениям в сфере информационных технологий, отмечаем, что как основу классификации компьютерных преступлений законодатели используют два подхода:

вертикальный - объектом преступления является компьютер или компьютерная сеть (например, спаминг, хакерство, внедрение в компьютеры специальных кодов и вирусов);

горизонтальный - компьютер используется в качестве орудия для совершения преступлений (мошенничество, вымогательство, отмывание денежных средств, распространение «детской» порнографии).

В качестве яркого примера первого подхода можно привести три статьи Уголовного кодекса Российской Федерации, а именно:

ст. 272 - Неправомерный доступ к компьютерной информации;

ст. 273 - Создание, использование и распространение вредоносных программ для ЭВМ;

ст. 274 - Нарушение правил эксплуатации ЭВМ, системы ЭВМ или их сети18.

Несколько иные вариации вертикального подхода демонстрирует нам и Уголовный кодекс Республики Беларусь в следующих статьях:

ст. 349 - Несанкционированный доступ к компьютерной информации;

ст. 350 - Модификация компьютерной информации;

ст. 351 - Компьютерный саботаж; ст. 352 - Неправомерное завладение компьютерной информацией;

ст. 354 - Разработка, использование либо распространение вредоносных программ19.

С небольшими изменениями аналогичные диспозиции относительно неправомерного доступа к компьютерной информации содержит уголовное законодательство таких стран, как США и Австралия. Согласно § 1030 (а) (1) Свода законов США уголовно наказуемым деянием признается несанкционированный доступ к информации с ограниченным доступом, касающийся национальной безопасности, международных отношений, атомной энергетики20. Статья 478.1 Уголовного кодекса Австралии признает противоправным несанкционированный доступ или модификацию охраняемой компьютерной информации или программы21.

Для горизонтального подхода характерно использование компьютера в целях совершения «традиционных» составов преступлений, таких как уже ранее упомянутые мошеннические действия, вымогание денежных средств, иные виды хищения (кража денежных средств с банковского счета путем неправомерного завладения логином и паролем к учетной записи в системе «банк-клиент»), распространение порнографических материалов, в том числе и с участием несовершеннолетних, клевета в сети Интернет, а также пропаганда в информационно-телекоммуникационных сетях наркотических средств и психотропных веществ и распространение экстремистских материалов.

В данном случае примерами могут служить такие составы преступлений, как хищение путем использования компьютерной техники (ст. 212 УК Республики Беларусь), вымогательство, угрозы причинения вреда с использованием компьютера (ст. 1030 (а) (7) Свода законов США), использование компьютерных данных и технологий в целях извлечения прибыли путем создания финансовых пирамид (ст. 206 (1) (е) УК Канады), компьютерное мошенничество (ст. 263а УК Германии).

Примечательно то, что в зависимости от национальных правовых систем все перечисленные составы преступлений содержатся в главах уголовных кодексов, посвященных как компьютерным преступлениям, так и преступлениям в

сфере компьютерной информации. Для сравнения: главы 28 и 35 уголовных кодексов России и Грузии содержат абсолютно одинаковые составы преступлений, но диаметрально противоположно отличаются по видовому объекту. Для УК РФ видовой объект - отношения по поводу безопасности компьютерной информации, а для УК Грузии - обеспечение состояния защищенности всех отношений, связанных с использованием компьютера, компьютерных систем и компьютерных сетей. Более того, если углубиться в сущность объекта преступлений в сфере компьютерной информации, то можно отметить, что они посягают лишь на информационную часть безопасности в целом. Тому подтверждение - главы 31 и 12 уголовных кодексов Республики Беларусь и Республики Таджикистан, которые именуются как преступления против информационной безопасности. Вызывает интерес и то, что глава 30 модельного Уголовного кодекса государств - участников СНГ также носит название «Преступления против информационной безопасности».

Поэтому следует подчеркнуть, что несмотря на сходство составов противоправных деяний, представленных на примерах преступлений в уголовных кодексах различных стран, понятия «компьютерные преступления» и «преступления в сфере компьютерной информации» не являются синонимами. Понятие компьютерных преступлений шире понятия преступлений в сфере компьютерной информации, так как компьютерные преступления могут посягать не только на информационную безопасность, но и на любые охраняемые законом отношения, которым противоправные действия с использованием компьютерной техники могут причинять вред или угрожать причинением вреда.

Отсюда напрашивается вывод, что в настоящее время отсутствует единообразное понимание того, какие деяния в обобщенном виде считать компьютерными преступлениями, ведь из-за различных подходов к понятию и составам преступлений возникают сложности в выявлении и наказании преступников, когда само деяние имеет место в одной стране, а его последствие наступает в другой, где такое деяние может не быть уголовно наказуемым22. Например, в соответствии с законодательством США о свободе слова «клевета» и «оскорбление» не являются противоправными деяниями и не влекут за собой наступления юридической ответственности.

Поэтому представляется наиболее верным на основе уже сложившейся практики борьбы с правонарушениями в информационной среде остановиться на понятии, которое, по мнению автора, являлось бы универсальным и наиболее со-

держательно раскрывало не только запрещенное законом под страхом наказания деяние по достижению противоправного умысла в информационно-телекоммуникационной среде, но и весь спектр отношений, в которые вступают соответствующие субъекты. Заявленным критериям удовлетворяет термин «преступление (правонарушение) в сфере информационных технологий».

Подстать тому и действующее российское законодательство об информации, информационных технологиях и защите информации. В соответствии со ст. 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (далее - Закон об информации) под термином «информационные технологии» понимаются процессы, методы поиска, сбора, хранения, обработки, предоставления, распространения информации и способы осуществления таких процессов и методов23.

В целях недопущения злоупотребления конституционным правом на свободу слова и выражение мнения в Законе об информации зафиксированы правовые барьеры на свободное распространение информации. Так, ч. 6 ст. 10 данного Закона гласит, что запрещается распространение информации, которая направлена на пропаганду войны, разжигание национальной, расовой или религиозной ненависти и вражды, а также иной информации, за распространение которой предусмотрена уголовная или административная ответственность. Таким образом, Закон установил, что ответственность за незаконное распространение информации, а также информации, запрещенной для доступа неограниченного круга лиц, наступает в соответствии с Уголовным кодексом или Кодексом об административных правонарушениях.

Среди составов преступлений, ответственность за совершение которых наступает согласно уголовному закону, выделяем клевету (ст. 129 УК РФ), нарушение неприкосновенности частной жизни (ст. 137 УК РФ), незаконное распространение порнографических материалов или предметов (ст. 242 УК РФ), изготовление и оборот материалов или предметов с порнографическими изображениями несовершеннолетних (ст. 242.1 УК РФ), создание, использование и распространение вредоносных программ для ЭВМ (ст. 273 УК РФ), публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ) и другие.

Следующие составы правонарушений влекут за собой наступление административной ответственности: нарушение порядка участия средств массовой информации в информационном обе-

спечении выборов, референдумов (ст. 5.5 КоАП), изготовление, распространение или размещение агитационных материалов с нарушением требований законодательства о выборах и референдумах (ст. 5.12 КоАП РФ), незаконные действия по получению и (или) распространению информации, составляющей кредитную историю (ст. 5.53 КоАП РФ), пропаганда наркотических средств, психотропных веществ или их прекурсоров (ст. 6.13 КоАП РФ), нарушение установленного законом порядка сбора, хранения, использования или распространения информации о гражданах (персональных данных) (ст. 13.11 КоАП РФ), злоупотребление свободой массовой информации (ст. 13.15 КоАП РФ), производство и распространение экстремистских материалов (ст. 20.29 КоАП РФ).

Помимо Закона об информации, прямой запрет на распространение определенного вида информации содержат и другие федеральные законы, в частности ст. 13 Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»24 и ч. 1 ст. 46 Федерального закона от 8 января 1998 г. № 3-ФЗ «О наркотических средствах и психотропных веществах»25. Ответственность за совершение указанных деяний также предусмотрена Уголовным кодексом РФ и КоАП РФ.

В данном случае напрашивается простой вопрос: «А что эффективнее, уголовное наказание за совершенное преступление или административная санкция за административное правонарушение?». Естественно, что вопрос задается в проекции правоотношений в сфере информационных технологий.

Попробуем разобраться. Итак, в соответствии с ч. 1 ст. 1.1 КоАП РФ законодательство об административных правонарушениях состоит из настоящего Кодекса и принимаемых в соответствии с ним законов субъектов Российской Федерации об административных правонарушениях, что позволяет субъектам Российской Федерации также участвовать в правотворческой деятельности в области административных правонарушений в пределах своего предмета ведения. Не является предметом ведения субъектов Российской Федерации следующая деятельность по установлению:

общих положений и принципов законодательства об административных правонарушениях;

перечня видов административных наказаний и правил их применения;

административной ответственности по вопросам, имеющим федеральное значение, в том числе административной ответственности за нарушение правил и норм, предусмотренных

федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации;

порядка производства по делам об административных правонарушениях;

иная деятельность, предусмотренная ст. 1.3 КоАП РФ26.

Согласно ч. 1 ст. 1 УК РФ уголовное законодательство Российской Федерации состоит только из Уголовного кодекса, при этом иные законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в него27. Соответственно в данном случае ни о каком участии субъектов Российской Федерации в формировании уголовного законодательства речи быть не может - это исключительная прерогатива органов государственной власти на федеральном уровне.

Кроме того, в отличие от Уголовного кодекса, прямо предусматривающего, что наказание назначается по приговору суда, привлечение к административной ответственности осуществляется (помимо суда):

комиссиями по делам несовершеннолетних и защите их прав;

федеральными органами исполнительной власти, их учреждениями, структурными подразделениями и территориальными органами, а также иными государственными органами, уполномоченными на то исходя из задач и функций, возложенных на них федеральными законами либо нормативными правовыми актами Президента Российской Федерации или Правительства Российской Федерации.

На уровне субъекта Российской Федерации дела об административных правонарушениях также могут рассматриваться административными комиссиями, иными коллегиальными органами, создаваемыми в соответствии с законами субъектов Российской Федерации.

Отмечаем, что в отличие от уголовной ответственности, круг субъектов применения административной ответственности шире и имеет место внесудебная процедура административной юрисдикции. Наличие внесудебного порядка привлечения к административной ответственности отражает потребность общества в оперативном обеспечении нормального функционирования существующих административных правил. Существование же самой внесудебной процедуры привлечения к административной ответственности нельзя рассматривать как ущемление конституционного права граждан на судебную защиту. Это право обеспечивается возможностью обжаловать в суд постановления административно-юрисдикционных органов,

возможностью судебного контроля за органами административной юрисдикции28.

Для признания деяния противоправным с точки зрения законодательства об административных правонарушениях достаточно иметь нарушение управленческих правил, стандартов, а не благ, таких как жизнь, здоровье, собственность29. Также необязательно наступление негативных последствий совершенного нарушения. В то же время за совершение административного правонарушения, как и преступления, ответственность будет наступать не перед второй стороной правоотношения, а перед государством и она будет применяться в целях предупреждения совершения новых правонарушений.

Наиболее яркой отличительной чертой административного законодательства является правомочие, вытекающее из ст. 72 Конституции Российской Федерации, заключающееся в возможности принятия субъектами Российской Федерации собственных законов в области административных правонарушений, если они не противоречат федеральным законам, регулирующим те же правоотношения30. При отсутствии соответствующего федерального закона субъект Российской Федерации вправе осуществить собственное правовое регулирование по смыслу ч. 2 ст. 72 и ч. 1 ст. 76 Конституции Российской Федерации. При этом региональные нормы об административной ответственности носят конкретный характер охранительных предписаний, т.е. соответствуют требованиям, предъявляемым к нормам особенной части законодательства об административных правонарушениях. Это обусловлено тем, что содержание общей части относится к ведению Российской Федерации.

Таким образом, делаем вывод, что административная ответственность в системе юридической ответственности при сравнительном анализе отличается рядом сущностных признаков, которые выражаются в порядке ее установления, субъектах применения, характере правовых отношений между субъектами применения и субъектами ответственности, адресате ответственности, характере и особенностях юридических фактов, с которыми нормы права связывают наступление административной ответственности.

В свете проходящей в настоящее время модернизации уголовной политики реализуются конкретные предложения по совершенствованию уголовного законодательства. В 2010 г. экс-глава СК при Прокуратуре РФ, а ныне - председатель Следственного комитета Российской Федерации А. Бастрыкин отметил, что «...один из факторов, способствующих злоупотреблениям, - это несовершенство уголовного закона. Именно пробе-

лы в законе оставляют большой простор для нарушений или просто субъективного усмотрения того, кто применяет закон. Приведу пример: из-за отсутствия в Уголовном кодексе специальных норм большая часть преступлений в сфере предпринимательской деятельности квалифицируется по ст. 159 УК РФ. Эта популярная статья предусматривает ответственность за мошенничество. Состав данного преступления включает в себя такой оценочный и, скажем откровенно, абстрактный признак, как обман или злоупотребление доверием. При желании «злоупотребление доверием» можно разглядеть во многих действиях...31 В словах А. Бастрыкина прослеживается настоятельная необходимость дополнения уголовного закона новыми статьями, в которых содержались бы актуальные сегодняшнему дню диспозиции и санкции, а также установления ясных и конкретных критериев разграничения преступлений и иных противоправных деяний. В качестве критерия разграничения им обоснованно избрана общественная опасность. Данное утверждение трудно оспорить, но в то же время в его словах не просматривается механизм отнесения деяний к общественно опасным: «Концепция могла бы включать несколько принципиальных положений. Проще говоря, надо определить круг преступлений, которые в современных реалиях утратили прежнюю общественную опасность. Их надо отнести к разряду небольшой тяжести, где штраф будет основной мерой наказания. А те, которые утратили общественную опасность, - вообще перенести из Уголовного кодекса в Административный кодекс»32. Одновременно с этим в словах Министра юстиции Российской Федерации А. Коновалова о готовящемся внесении пакета поправок в уголовное законодательство такие разграничители присутствуют. Он отмечает, что «... предлагается вернуться к идее декриминализации некоторых составов преступлений, которые являются уголовно наказуемыми деликтами и, по сути, тяготеют к административным группам правонарушений и по своей тяжести, опасности, и по применению этих норм»33. В данном случае речь шла о таких преступлениях, как клевета, оскорбление и причинение вреда без признаков хищения. По словам А. Коновалова, «.предлагается реструктуризировать эти составы преступлений, чтобы они больше отвечали реальному ущербу, наносимому государству и обществу»34. Отмечаем, что 7 июня 2011 г. Президентом Российской Федерации в Государственную Думу Федерального Собрания РФ внесен проект федерального закона № 559740-5 «О внесении изменений в Уголовной кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федера-

ции», согласно которому ст. 129 (клевета) и ст. 130 (оскорбление) УК РФ признаются утратившими силу, а глава 5 КоАП РФ дополняется ст. 5.59 (клевета) и 5.60 (оскорбление).

Иными словами, вопрос о критериях разграничения деяний на просто противоправные и противоправные, несущие в себе общественную опасность, крайне важен. На взгляд автора, недопустимо проводить границы между административным правонарушением и уголовным преступлением необдуманно или «с легкой руки законодателя». Данный тезис применим и к правовому регулированию отношений в сфере информационных технологий, включая законодательное регулирование института ответственности за совершение противоправных действий в указанной области. Приведем свой пример: всем известен термин «спам», существует его юридическая дефиниция - «телематическое электронное сообщение, предназначенное неопределенному кругу лиц, доставленное абоненту и (или) пользователю без их предварительного согласия и не позволяющее определить отправителя этого сообщения, в том числе ввиду указания в нем несуществующего или фальсифицированного адреса отправителя»35. Абсолютно все понимают его противоправную сущность и имеются прецеденты привлечения даже к уголовной ответственности за распространение спама, но проблема в том, что нигде ответственность за распространение именно спама не зафиксирована. А как мы помним из закона об информации, ответственность за распространение информации может быть предусмотрена исключительно или в УК РФ, или в КоАП РФ, но ни в УК РФ, ни в КоАП РФ распространение спама как противоправное деяние не значится. А ведь от того, к какому виду юридической ответственности будет привлечено лицо, на примере распространения спама, возможно, будет зависеть не только его будущая судьба, но и то, по какому пути развивается национальное законодательство, в том числе и в 1Т-сфере. Поэтому при отграничении уголовной ответственности от иных видов юридической ответственности, и прежде всего административной, следует исходить из того, что назначением уголовного наказания изначально выступает восстановление социальной справедливости, которая, руководствуясь п. 1 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 2 «О практике применения судами Российской Федерации уголовного наказания», заключается согласно ст. 6 УК РФ в его соответствии характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного36.

Подводя итоги нашей статьи, выделим основные проблемы, складывающиеся в вопросах правового регулирования сферы информационных технологий на примере противодействия правонарушениям в области информационных технологий:

неоднозначность понятийного аппарата в правовом регулировании сферы информационных технологий. История сотрудничества показывает, как сложно и долго идет в международном праве процесс выработки единых формулировок понятий, в связи с чем различные толкования и трактовки, по сути, одних и тех же терминов, дефиниций и норм может повлечь разобщенность подходов к правовому регулированию отношений в сфере информационных технологий в мире в целом и в каждом государстве в отдельности;

неотработанность разграничения ответственности за распространение противоправной информации, т.е. такой информации, которая направлена на пропаганду войны, разжигание национальной, расовой или религиозной ненависти и вражды, а также иной информации, за распространение которой предусмотрена уголовная или административная ответственность. При разграничении двух видов юридической ответственности следует исходить, прежде всего, из соответствия совершенного противоправного деяния характеру и степени общественной опасности, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Кроме того, целесообразно дополнить существующую систему критериев разграничения уголовной и административной ответственности новыми с учетом специфики отношений в 1Т-сфере, их динамики и влияния на повседневную жизнедеятельность общества;

пробелы в правовом регулировании отношений, связанных с установлением ответственности за отдельные виды противоправных деяний.

Нормативная база любого государства в части, касающейся законодательного обеспечения отношений в обозначенной сфере, не в состоянии оперативно реагировать на вновь складывающиеся и быстро развивающиеся отношения между ее субъектами, что создает благоприятные условия для роста числа злоупотреблений свободой информации и появления новых видов правонарушений. В данном случае выявление таких злоупотреблений, концептуальный выбор борьбы с ними с учетом вышеупомянутых критериев, а также их правовое закрепление в качестве противоправных призваны решить проблему неурегулированности вопроса установления юридической ответственности за совершение определенных негативных явлений, например таких, как «спам», «кардинг», «фарминг» и т.д.

Данная работа затрагивает лишь малую часть проблем, однако решение этой их части способно в дальнейшем поставить перед обществом новые актуальные вопросы в правовом регулировании отношений в сфере информационных технологий.

Литература

Дашян М.С. Право информационных магистралей (law of information highways): вопросы правового регулирования в сфере Интернет. -М.: Волтерс Клувер, 2007.

Лобанов Г.А. Информация как объект гражданского права // НТИ. Сер. 1. 1999. № 6. С. 9.

Ващекин Н.И., Абрамов Ю.Ф. Информационная действительность и мировоззрение. - Иркутск, 1990. С. 11-12.

Кравченко Т.К., Пресняков В.Ф. Инфокомму-никационные технологии управления предприятием: Учеб. пособие. - М.: ГУ ВШЭ, 2003.

Автоматизированные информационные технологии в экономике: Учебник / Под ред. ГА. Ти-торенко. - М.: Юнити, 1998.

Ищенко М.В. Информация как экономический ресурс и ее использование в системе высшего профессионального образования: Дис. ... канд. экон. наук. - Омск, 2005.

Шевердяев С.Н. Проблемы конституционно-правового регулирования информационных отношений в Российской Федерации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2002. С. 9.

Страунинг Э.Л. Некоторые проблемы общей теории рекламных правоотношений. - М., 2004. С. 57-59.

Ожегов С.И. Словарь русского языка. 22-е изд., стереотипное. - М., 1990. С. 253.

Ковалева Н.Н., Холодная Е.В. Комментарий к Федеральному закону от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». - М.: ООО «Новая правовая культура», 2007.

1 Окинавская Хартия глобального информационного общества от 22 июля 2000 г. // Дипломатический вестник. 2000. № 8. Авг.

2 Газета «Щит и меч». 2009. № 40 (1200). 22 окт.

3 Вступительное слово Президента Российской Федерации Д.А. Медведева на заседании Президиума Государственного совета «О реализации Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации» (Петрозаводск, 17июля 2008 г.).

4 URL: http://www.topnew8.ru/news_ld_38280.htmi

5 URL: http://kp.ru/daliy/24569/741888

6 Там же.

I Зинина У.В. Mеждународное сотрудничество в сфере борьбы с компьютерными преступлениями // Право и безопасность. 2005. № 3 (16). Авг.

8 Окинавская Хартия глобального информационного общества от 22 июля 2000 г. // Дипломатический вестник. № 8.

2000. Авг.

9 URL: http://conventions.coe.int

10 Mирошников Б.Н. Mеждународное сотрудничество как аспект борьбы с киберпреступностью и экстремистскими проявлениями в глобальном информационном пространстве // Аналитический информационный журнал «Документальная электросвязь». 2001. № 18. Mарт.

II Зинина У.В. Указ. соч.

12 Термин «киберпространство» впервые был приведен американским фантастом Уильямом Гибсоном в 1984 г. в романе «Нейромант» («Neuromancer»).

13 Reno vs. ACLU, 111 S. Ct. 2329 (1991) (casebook at 93253). URL: www.ciec.org/SC_appeal/opinion.shtml

14 Menthe D. Jurisdiction in Cyberspace: A Theory of International Spaces.

15 Фишинг - вид интернет-мошенничества, целью которого является получение доступа к конфиденциальным данным пользователей путем массовых рассылок от имени известных компаний электронных писем, в которых содержатся прямые ссылки на фальшивые сайты, внешне неотличимые от настоящих.

16 Вишинг - разновидность мошенничества с использованием голосовой интернет-телефонии, когда клиенты какого-либо финансового учреждения получают голосовые сообщения якобы от администрации или службы безопасности данного учреждения с просьбой указать сведения о своих банковских платежных картах.

11 Смишинг - разновидность мошенничества, когда пользователям сотовых телефонов рассылаются сообщения с заведомо ложной информацией (например, о выигрыше приза или об инциденте с близкими родственниками, с просьбой пополнить баланс неизвестного телефонного номера и т.д.) либо указывается ссылка на веб-сайт, зараженный троянским вирусом, уничтожающим хранящиеся в телефоне данные.

18 Рассолов И^. Право и Интернет. Теоретические проблемы. 2-е изд., доп. - M.: Норма, 2009.

19 Там же.

20 URL: http://www.law.cornell.edu/uscode/html/uscode18/ usc_sec_18_00001030----000-.html

21 Зинина У.В. Указ. соч.

22 Там же.

23 Собрание законодательства РФ. 2006. № 31 (Ч. 1). Ст. 3448.

24 Собрание законодательства РФ. 2002. № 30. Ст. 3031.

25 Собрание законодательства РФ. 1998. № 2. Ст. 219.

26 Собрание законодательства РФ. 2002. № 1 (Ч. 1). Ст. 1.

21 Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. Ст. 2954.

28 Липатов Э.Г. Административная ответственность: Учебно-практическое пособие. M.: Волтерс Клувер, 2010.

29 Там же.

30 Российская газета. 1993. № 231. 25 дек.

31 Российская газета. Федеральный выпуск. 2010. № 5093 (14). 26 янв.

32 Там же.

33 URL: http://www.vz.ru/news/201V3/11/416416.html

34 Там же.

35 Пункт 2 постановления Правительства РФ от 10 сентября 2001 г. № 515 «Об утверждении правил оказания телематических услуг связи» // Собрание законодательства РФ.

2001. № 38. Ст. 4552.

36 Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2001. № 4.