CC BY
18
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 20. ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ. 2009. № 2
В.А. Садовничий
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ
(Из доклада на XVIII Менделеевском съезде по общей
и прикладной химии. Москва, РАН, 24 сентября 2007 г.)
Государственность, всесословность и фундаментальность высшего образования — вот принципы, на которых традиционно строилась и развивалась система высшего образования России.
Государственность высшей школы — это ее предназначение обеспечивать страну нужными по количеству и должными по качеству кадрами высококвалифицированных специалистов. Вопрос о национальных кадрах — это и вопрос о национальной безопасности. Суверенная, экономически развитая страна — это страна самодостаточная в своем кадровом потенциале.
Всесословность — это основополагающая нравственная норма отечественной высшей школы. Вся история развития школьного и высшего образования России — это история в целом успешной народной борьбы за равный доступ и равные возможности получения образования любым гражданином страны независимо от его имущественного положения и сословного происхождения. Лучшие умы и патриоты России посвящали достижению этой цели свои силы и жизнь.
Фундаментальность высшего образования — это соединение научного знания и процесса образования, дающее понимание образованным человеком того факта, что все мы живем по законам природы и общества, которые никому не дано игнорировать. Их нарушение малограмотным или невежественным в науках человеком опасно для окружающих. Эталонным образованием может быть только фундаментальное научное образование, главная цель которого — распространение научного знания как неотъемлемой составляющей мировой культуры.
История распорядилась так, что, когда Россия вступила в пору своего научного развития, мировая наука уже приобрела форму организованного теоретического знания. Поэтому Россия восприняла мировую науку в ее высшей на тот момент фазе развития — в форме механики Ньютона, высшей математики Лейбница, химии Ломоносова, биологии Ламарка.
В отличие от других наций мы сразу стали учиться научно мыслить и учить студенчество мыслить целостными, фундамен-
тальными теориями и действовать на практике сообразно методам получения таких фундаментальных знаний. На этой основе взросли наша академическая наука, университеты, общеобразовательная школа. В этом одна из важнейших национальных традиций российского образования, которая сейчас оказалась под угрозой.
Эту традицию Московский университет выковывал рука об руку с Российской академией наук. За два с половиной века нашего плодотворного сотрудничества состав ее академиков и членов-корреспондентов на треть представлен выпускниками и профессорами нашего университета. Они же — заведующие ведущими факультетами, институтами и кафедрами университета. Один этот факт сам по себе говорит об уровне научного образования, даваемого Московским университетом.
Я бы хотел вернуть понятию "высшее образование в России" его традиционный смысл — универсальность, энциклопедич-ность, широкий выход в практику. Это важно потому, что в науке и высоких технологиях на рубеже ХХ—ХХ1 вв. происходят глубокие прорывы, которые могут использовать лишь высокообразованные люди.
Расшифрован геном. Есть гипотеза, что сложные биологические системы, включая человека, имеют программу на смерть. Над этой гипотезой сейчас активно работают наши биологи. Приоткрываются тайны жизни и смерти.
Современная физика открыла совершенно удивительные свойства микромира. В нескольких крупных лабораториях удалось получить новое состояние материи — так называемую кварк-глю-онную плазму. В этом открытии большую роль сыграли и наши ученые, работающие сейчас в ЦЕРНе. Мир стоит на пороге фантастических прорывов в глубь материи.
Создаются принципиально иные вычислительные системы — супервычислители. Эти работы ведутся в крупнейших лабораториях мира. Такие суперкомпьютеры называются терафлопными. Их производят в США и совсем немного в Японии. Теперь тераф-лопы делают и в России. Вычислительные мощности Московского университета являются важнейшей составляющей суперкомпьютерных ресурсов России.
Не могу здесь не воздать должное именам тех академиков и профессоров Московского университета, которые своим могучим математическим талантом и физической интуицией сделали наши нынешние успехи возможными. Это Андрей Николаевич Тихонов, Сергей Львович Соболев, Мстислав Всеволодович Келдыш. Это, безусловно, и Андрей Николаевич Колмогоров, которому принадлежат основополагающие идеи во многих областях современной математики.
Но на горизонте уже видятся компьютеры, построенные на новых квантовых принципах. Сообщение, переданное по линии квантовой связи, невозможно будет ни перехватить, ни скопировать, ни расшифровать. Ученые подошли к решению новых проблем искусственного интеллекта.
Я сознательно обхожу химию, поскольку научной программой настоящего Менделеевского съезда предусмотрен большой разговор о ее истории, настоящем и будущем.
Но не одним естествознанием и высокими технологиями жив, как говорится, университетского образования человек. В современном гуманитарном знании также произошли глубочайшие перемены. Понимание сознания, психики человека, управление сложными общественными системами, национальными экономиками также требуют глубоких фундаментальных знаний. Здесь налицо теснейшая кооперация психологии и медицины, физики и экономики и т. д.
Образование такого универсального, энциклопедического уровня я называю "эталонным" в смысле качества. В его пропаганде и реализации лидирующую роль всегда занимали университеты. Именно они определяли высоту планки знаний для всей системы образования, создавали славу России. У нас есть такие университеты. Главное, чтобы их число не уменьшалось.
Самобытной, чисто национальной традицией российского высшего образования является институт научно-педагогических школ, которые связывают ученых и преподавателей в непрерывную цепь поколение за поколением. Это не просто последовательность в передаче от учителя к ученику тематики, методов и наработанного опыта. Это в еще большей мере приобщение к высоким нравственным ценностям и духовным идеалам, которые исповедовали отцы-основатели, являя собственной жизнью преданность науке и глубокую убежденность в огромной пользе, приносимой наукой людям, человечеству.
Проходят годы, десятилетия, даже столетия, а имена создателей отечественных научно-педагогических школ не только не стираются в памяти новых поколений, а, наоборот, высвечиваются более ярко, поскольку оказывается, что в своих идеях и делах они намного опередили время, в которое жили и творили.
Поскольку сегодня Менделеевский съезд, наиболее громко будут звучать имена великих русских химиков. Московский университет глубоко чтит их имена, а бронзовые фигуры Дмитрия Ивановича Менделеева и Александра Михайловича Бутлерова провожают и встречают всех у парадных дверей химического факультета. Химическая школа Московского университета уникальна. Достаточно сказать, что кафедру химической кинетики факультета 42 года непрерывно возглавлял Николай Николаевич Се-
менов. У наших университетских ученых среди химиков больше всего Героев Социалистического Труда и лауреатов Ленинской премии. Их наследие — великое богатство науки и национальное достояние России.
Вполне объяснимо, что мы не только дорожим этим наследием, но прилагаем все силы, чтобы его сохранить в тех тяжелейших испытаниях, которые выпали на долю российской науки и высшей школы в последние 20 лет. Уверен, что мы выйдем из этих испытаний победителями, поскольку другого не дано: Россия всегда была сильна своим интеллектуальным потенциалом и патриотизмом.
Россия первой из государств мира стала страной всеобщей грамотности. Она первой послала человека — Юрия Алексеевича Гагарина — в космос, первой достигла своими аппаратами Луны и Марса, первой поставила атом на мирную службу человеку, построив атомные электростанции. Это и многое другое — свидетельство могучего духа, присущего нашему народу.
Сейчас, после глобальной катастрофы, постигшей страну, Россия поднимается, она все решительнее и настойчивее собирает воедино свои лучшие силы, чтобы двинуться вперед. В том, как успешно будет это движение, многое зависит от того, какими станут наше образование и наука.
"Главная опасность сегодня, — говорил Илья Романович Пригожин, нобелевский лауреат, Почетный доктор Московского университета, — это создание разрыва между людьми, которые обладают знаниями, и людьми, у которых таких знаний нет. Поэтому главное — это образование". Святые слова.
13 сентября 2007 г. в Белгороде под председательством Президента России В.В. Путина прошло заседание Совета по реализации приоритетных национальных проектов и демографической политике, на котором весьма обстоятельно обсуждался ход модернизации сферы образования в целом, высшего образования в том числе. И хотя это заседание Совета было очередным, плановым, оно имеет особое значение. Власть подтвердила курс на дальнейшее усиление поддержки системы образования, на сохранение его приоритетного значения в общей стратегии развития страны.
Это важно, поскольку накладывает определенные ограничения на возможности политической, партийной риторики как справа, так и слева на тему о судьбах отечественного образования, обычных для предыдущих политических кампаний такого значения и масштаба.
Сказанное, конечно, не означает, что все вокруг полностью удовлетворены содержанием и формами реализации модернизации образования, особенно не во всем понятной поспешностью в
связи с выполнением некоторых позиций Болонского процесса. Однако есть и много положительного. Заметно расширилось поле для конструктивных контактов между властью, образовательным и академическим сообществом. В одних случаях удавалось ослаблять влияние административного ресурса на решение тех или иных вопросов в системе образования и науки, в других — добиваться принятия предложений вузовского сообщества федеральными законодательными и исполнительными органами.
Первой по актуальности и важнейшей по значимости для высшего образования России я считаю проблему углубления его научного содержания, фундаментализации на базе самых новейших открытий и совершеннейших методов преподавания. Это — альфа и омега для всего остального. Только при таком высшем образовании можно реально ставить задачу построения в России экономики, основанной на знании. Научные, технологические идеи может генерировать только тот, кто сам обладает передовым знанием. Невежда и недоучка может лишь фантазировать, предлагая то ли очередной вечный двигатель, то ли экономический скачок путем делания денег из воздуха. Увы, у нас развелось немало таких прожектеров и откровенных шарлатанов.
В совокупности знаний, которые определяют инновационный характер экономики и прогресса социальной сферы, лежат современные супервычислительные системы. Без них невозможна никакая продвинутая технология. Поэтому высшее образование, естественно-научное или гуманитарное, не будет современным, а тем более опережающим, если мы не будем учить школьника и тем более студента работе с вычислительными системами, прививать ему умения искать нужную информацию, создавать новую информацию, пользоваться ею.
Но это надо бы активно начинать со школьной скамьи, с уроков математики, поскольку нужно учить логике мышления, а не механике запоминания. Однако, когда образование во всем мире активно математизируется, у нас во многих технических вузах уровень математической подготовки неуклонно падает, в большинстве гуманитарных вузов математика вообще отсутствует, даже в своем минимальном объеме, а руководители российского образования начинают поговаривать об исключении математики из ЕГЭ по той причине, что 20—25% получают двойки. Зачем, мол, мучить детей, если математика им не дается. Так мы дойдем до того, что исключим из школьных программ физику, химию, биологию, сведя все обучение к четырем действиям арифметики, а быть может, и к трем: действие деление ведь трудное.
Актуальной проблемой высшего образования является, по моему мнению, проблема формирования устойчивой законодательной базы его модернизации. Здесь две взаимосвязанные задачи.
Нам абсолютно необходимо как-то упорядочить существующее и во многом противоречивое законодательство. В России образовательное законодательство практически необозримо, и я не знаю, сколько у нас юристов, которые держат в голове все положения Закона "Об образовании", принятые к нему поправки, дополнения и т.д. Они по-разному толкуются сторонами, вызывая нередко ненужные трения и создавая конфликтные ситуации. Решением, развязкой этой проблемы может стать создание "Образовательного кодекса РФ", хотя это дело крайне трудное и нескорое.
Одновременно нам остро необходимо переломить ситуацию, при которой подавляющее большинство проектов законодательных актов в области образования инициируется исполнительной властью, чиновничеством, а не депутатами Федерального Собрания и связанной с ними образовательной и научной общественностью. Понятно, что при сложившейся практике довлеет административный ресурс, а не профессиональное мнение. Отсюда сырые законы и отторжение подавляющей частью образовательного и научного сообщества многих идей и конкретных решений власти. Примеры тому — широкое неприятие "3-летнего бакалавра" как основной ступени российского высшего образования, платности магистратуры и аспирантуры или так называемого "модельного устава для государственных академий наук".
Вообще тема образования и науки, по моему мнению, излишне политизируется. Расколы глубоки. Например, "Единая Россия" и СПС целиком поддерживают двухуровневую систему а "Справедливая Россия" и КПРФ ее полностью отвергают.
Мы хотели бы, чтобы политические партии скорректировали соответствующим образом свои платформы, если намерены видеть в рядах своего электората как можно больше голосов от работников сферы науки и образования.
К актуальным проблемам высшего образования я отношу проблему его упорядочения, придания ему вида логически понятной системы с прозрачными источниками финансирования, налогообложения, рычагами управления и контроля, взаимосвязанностью частей. Что мы имеем на сегодня? Начну с того, что не существует внятного определения, что же такое "высшее образование в России" само по себе. А ведь у нас, по усредненным экспертным оценкам, его в той или иной форме получают 35 млн человек.
В стране более 3 тыс. образовательных учреждений, относящих себя к высшим учебным заведениям. Они разделены по множеству критериев.
Есть государственные и коммерческие вузы, федеральные, региональные и муниципальные, университеты, академии и высшие
школы, вузы, организованные на базе академических научно-исследовательских институтов, инновационные вузы, вузы, имеющие право на специалитет, магистратуру и аспирантуру или ограниченные только бакалавриатом или только магистратурой.
Есть очень внушительные секторы высшего образования, в частности медицинское и военное, которые вообще не воспринимают двухуровневую систему. Масса вузов имеют названия, которые часто содержат трудносовместимые образовательные термины.
И все они выдают дипломы единого государственного образца. А это значит, что государство признает все эти высшие учебные заведения равнокачественными по подготовке студентов. Нонсенс...
Через какое-то время Россия вступит в ВТО и у нас появятся вузы, организованные иностранцами, и филиалы каких-либо уже существующих за рубежом университетов и колледжей. Хорошо, если они будут ответвлениями Оксфорда или Кембриджа, а не каких-то заштатных школ, коих в мире великое множество... Я лично "за" принцип "единство в многообразии", но "против", когда разнообразие превращается в хаос.
Российские вузы предлагают разное качество знаний, а значит, их дипломы должны быть разными. Это моя личная и твердая позиция.
Я не один раз говорил о том, что "Концепция модернизации российского образования на период до 2010 года", утвержденная правительством в декабре 2001 г., уже тогда была морально устаревшей, поскольку базировалась на представлениях о роли образования и науки, бывших расхожими в 1990-х гг., когда говорилось, что "в стране много образования и много науки". Теперь большинство признает, что эта, с позволения сказать, "философия" поставила нашу школу и науку на грань краха. Обвал был сокрушительным. Поэтому когда мы, руководители вузов и академических институтов, говорим о необходимости серьезного увеличения финансирования образования и науки, то не преследуем какие-то корыстные цели. Мы прежде всего хотим восполнить то катастрофическое недофинансирование, которое имело место в 1990-х гг. Его следствием стал глубокий упадок высшей школы и науки, крайняя изношенность основных фондов, личное обнищание профессуры, ученых и студенчества. Усиленное финансирование нам нужно именно для того, чтобы ликвидировать прежде всего эти последствия обвала, т.е. достичь среднеевропейского уровня финансирования (об американском уровне я уже и не говорю). Только после этого мы можем с уверенностью утверждать, что готовы к конкуренции национальных систем образования на равных. Только после этого новое финансирование действительно пойдет не на латание дыр и ликвидацию очевидного отстава-
ния от мировых школ в элементарных вопросах оснащения и кадров, а на стимулирование прорывных, инновационных сфер и направлений. Государство обязано в первую очередь вернуть этот свой многолетний долг высшей школе и науке.
В моем представлении актуальной проблемой высшего образования, обостряющейся с каждым днем и годом, является проблема вузовских преподавательских кадров. Это центральное и наиболее слабое звено во всей совокупности мер и шагов, составляющих то, что мы понимаем под модернизацией высшего образования. Наверное, ни у кого нет сомнений в том, что преподавательский корпус высшей школы должен быть высококвалифицированным, т.е., по нашим, пока еще не отмененным властью, представлениям, состоять в своей основной части из докторов и кандидатов наук, профессоров и доцентов. По данным ВАКа, в стране ежегодно защищается около 30 тыс. кандидатских и 5 тыс. докторских диссертаций. Путем действия деления получаем, что на каждый из 3 тыс. нынешних российских вузов в год приходится где-то 8—10 новых кандидатов и по половинке доктора наук при условии, что все вновь испеченные пойдут на работу в вузы. Это, конечно, далеко не так. И сами приведенные мною цифры — вещь лукавая, если принять во внимание, что примерно треть кандидатов и более половины докторов приходится всего на 7—8 вузов, в том числе на Московский, Санкт-Петербургский, Казанский университеты, МГТУ им. Баумана и некоторые другие.
Казалось бы, надо энергично и быстро создавать льготные условия (исключая, конечно, снижение научных требований к диссертантам: например, в 2006 г. ВАК не утвердил около тысячи уже защищенных диссертаций) для роста докторско-кандидатских кадров. А что делается? Делается прямо противоположное. Магистратура и аспирантура переводятся в разряд платных, а от докторов вообще предлагается избавиться, поскольку таковых-де нет в Европе и Америке. Следствие из этих нововведений отчетливо просматривается: в магистры, кандидаты и доктора наук пойдут те и только те, кто платежеспособен, но не обязательно талантлив или не видит в науке и профессорской деятельности свое человеческое призвание. Сегодня же наличие ученой степени и ученого звания становится престижным для успешной карьеры не только в высшем образовании, что вполне естественно, но также на чиновничьих местах, в партийно-политических кругах и в бизнесе. В этих структурах что не начальник, что не собственник, то кандидат или доктор, а еще лучше профессор. Посмотрите на их визитные карточки, и они подтвердят только что сказанное. Университетам необходимо серьезно ужесточить свои требования к соискателям ученых степеней и званий.
Ведь кто есть вузовский преподаватель? Это не только, что совершенно обязательно, носитель самого современного научного знания. Это одновременно педагог и психолог. Такие умения даются не столько от Бога, сколько от соответствующего научения, опыта работы с учащимися. Преподаватель — это и ритор, владеющий словом, а в наших условиях — хорошим русским словом, эффективной и внятной русской речью. Так что одних ученых степеней просто недостаточно, чтобы стать вузовским преподавателем.
В Московском университете в решении кадровой проблемы мы пошли несколькими путями. Так, около 10 лет назад Ученым советом принята программа "100+100". Она значительно сокращает за счет устранения бюрократических проволочек получение молодыми докторами наук звания профессора, а молодыми кандидатами — звания доцента. На сегодняшний день так продвинулось вверх по карьерной лестнице суммарно уже более 1000 наших преподавателей, снизив, что также весьма важно, средний возраст профессорско-доцентского корпуса на 10—12 лет.
Другим шагом в том же направлении стала организация в университете нового факультета — факультета педагогического образования. Этот факультет дает второе высшее образование, а его контингент составляют наши студенты-старшекурсники, магистранты и аспиранты. Факультет весьма популярен.
Мы учредили за счет собственных средств весьма приличные по размерам стипендии молодым ученым, давая им возможность больше внимания и сил уделять продвижению собственных исследований, если они, по оценкам экспертов, имеют хорошую перспективу.
Еще одной актуальной проблемой высшего образования в России, о которой нужно говорить во весь голос, является проблема его стандартов. В советское время она решалась принятием единых и обязательных для всех вузов и по всем специальностям учебных планов, программ и небольшого по числу наименований учебников по каждому предмету, имевших гриф Минвуза страны. Такая система стандартов обеспечивала возможность постоянного текущего контроля за качеством высшего образования, создавала широкие возможности для мобильности студентов и профессуры. Студент мог легко переехать в другой город, перейти в другой вуз и чаще всего без потерь продолжить там свою учебу по избранной специальности. Еще выше была мобильность студентов старших курсов и аспирантов, которые для завершения учебы и подготовки диссертаций могли пытаться поступить в любой университет, которые, кстати говоря, весьма поощряли такую практику. По крайней мере для Московского университета это было нормой, и
многие наши профессора и ученые начинали свой студенческий путь в других вузах.
Сейчас такая система вузовских стандартов невозможна, да и не нужна. Как говорят, "другие времена, другие песни". Во-первых, нет солидарного мнения не только о содержании самого понятия "стандарт высшего образования", но у определенной части административного, политического, образовательного и бизнес-сообщества бытуют сомнения в необходимости таких стандартов вообще. Во-вторых, обозначились, как это обычно бывает при решении неоднозначных проблем, крайние точки.
Одни полагают, что формирование стандартов — это прерогатива исключительно высшей школы, другие — что это право принадлежит работодателям. Правда, есть еще и те, кто считает, что нужно просто взять соответствующие стандарты у Европы или у Америки, вообще у Запада, и считать проблему таким образом решенной. Я не думаю, что в этом случае применимо известное правило, что "истина лежит посередине". В таком треугольнике точкой, равноудаленной от всех трех вершин, является, как известно, центр описанной окружности, который может лежать как внутри треугольника, так и вне его или на одной из сторон. Так что варианты "золотой середины" для определения стандартов разные и выбор их — не геометрическая задача, а проблема финансирования, влияния и лоббирования сторон.
В настоящее время разрабатываются стандарты так называемого 3-го поколения, где главными действующими силами являются высшая школа и работодатели. Высшая школа, Российский Союз ректоров, Московский университет полагают, что в основе образовательных стандартов должны лежать академические параметры и критерии. Что касается взноса работодателей, то они должны быть представлены в виде конкретных дополнений к академическим стандартам. Например, в каких-то направлениях высшего образования должна быть увеличена доля иностранного языка, включено изучение каких-то новейших компьютерных программ и продуктов, добавлены какие-то элементы экономического и финансового всеобуча и т.д.
Но мы принципиально исключаем ситуацию, при которой стандарты будут отданы целиком на откуп работодателям. Что будет, если каждый работодатель станет навязывать вузам собственные квалификационные требования? Вузы должны давать специалистам базовое образование, а адаптировать их к конкретному рабочему месту, знакомить со спецификой того или иного предприятия придется в любом случае. Для получения необходимой специализации существует масса возможностей — обучение в магистратуре или аспирантуре, на курсах профессиональной переподготовки или в системе дополнительного образования. Кроме
того, мы должны смотреть дальше и быть осмотрительнее. На данный момент подготовку специалистов на заказ могут позволить себе только крупные компании, нуждающиеся в постоянном притоке новых кадров. И этот спрос вполне может быть удовлетворен через систему корпоративных университетов. В Московском университете таковых уже пять, и они вполне справляются с запросами заказчиков. Но малый и средний бизнес таким солидным материально-финансовым потенциалом не обладает. Да и нуждается не в штучной, а достаточно массовой кадровой подпитке.
Мы все это отчетливо понимаем. Поэтому и пошли на VIII съезде Российского Союза ректоров на подписание Соглашения о стратегическом партнерстве совместно с самым крупным объединением работодателей — Российским союзом промышленников и предпринимателей, представляющим большой бизнес, с объединениями "Деловая Россия" и "Опора России", представляющими средний и малый бизнес, а также с Торгово-промышленной палатой, представляющей самые широкие и разнокалиберные круги делового мира.
Московский университет — активный и инициативный участник работы над стандартами высшего образования. В определенных его секторах мы являемся и первопроходцами, инициируя в высшей школе совсем новые направления подготовки специалистов.
Так, создав более 10 лет тому назад факультет фундаментальной медицины, мы одновременно предложили и первые варианты соответствующих этому сегменту высшего образования стандартов, которых до того и не существовало и не могло существовать за ненадобностью.
В течение нескольких последних лет в университете организованы четыре высшие школы (факультета) экономического профиля наряду с существующим у нас экономическим факультетом и факультетом государственного управления. Кому-то может показаться, что это перебор или погоня за модой. Но это не так. Это — альтернативные формы организации университетского экономического и управленческого образования, и какая или какие из них окажутся наиболее жизнеспособными — покажет время. Московский университет, что очень приятно, достиг сегодня такого уровня устойчивости в своем развитии, что может позволить себе самостоятельные широкие эксперименты, фьючерсные (рисковые) программы, масштабную межфакультетскую, межвузовскую и международную кооперацию.
Завершая тему стандартов высшего образования, хочу напомнить, что еще в 1993 г. ЮНЕСКО уже рассматривала проблему стандартов. В принятом ею документе говорится следующее: «В более узком плане образовательный стандарт может быть определен как стандартный результат обучения, достичь которого уча-
щимся должна помочь образовательная программа. В более широком и описательном плане он может быть определен как уровень обучения, на которое нацелен этот стандарт, с учетом всего комплекса характеристик образовательной программы, например размеров класса, квалификации учителей, необходимых учебников, материально-технических условий и т.п., связанных с этим стандартом. В широком смысле термин "образовательный стандарт" фактически является синонимом "качества образования"».
Эту позицию ЮНЕСКО я напомнил вот почему. Законы о двухуровневом образовании и стандартах уже приняты Госдумой в первом чтении. Однако простых деклараций, даже облеченных в форму законов, достаточно лишь для поверхностных отчетов, но явно маловато для воплощения в жизнь. Помимо того, чему учить, а именно на это делается основной упор в обоих законах, нужно, как говорится в упомянутом документе ЮНЕСКО, иметь еще кое-что, чтобы обеспечить "образовательный стандарт" или что то же — "качество образования". А у нас несчетное количество негосударственных вузов даже не имеют собственных помещений, да и многие государственные находятся в крайне стесненных обстоятельствах. Нового строительства ведется мало, да это и чрезвычайно трудная задача при рыночной экономике. Сужу по собственному опыту строительства нового комплекса Московского университета. Но ведь именно этот комплекс позволяет нам ответственно утверждать, что образовательные стандарты, отстаиваемые Московским университетом, не просто высоки по своей планке, но и всесторонне обеспечены учебными площадями, квалифицированными преподавательскими и научными кадрами, а лаборатории интенсивно переоснащаются самой новейшей исследовательской аппаратурой и вычислительными мощностями на базе терафлопных суперкомпьютеров и т.д. Только в 2006 г. мы приобрели нового оборудования более чем на 5 млрд рублей. И это далеко не предел.
Так что проблема выработки новых стандартов высшего образования, так называемых стандартов 3-го поколения, — проблема непростая. На этом основании я и говорю о том, что оба представленных законопроекта очень сырые и могут не столько помочь модернизации образования, сколько ей помешать.
Частью проблемы образовательных стандартов, тем не менее имеющей и огромное самостоятельное значение, является проблема учебной литературы. Эта проблема настолько остра и масштабна, что требует своей постановки и рассмотрения в одном ряду с другими актуальными проблемами высшего и в не меньшей степени школьного образования. Можно только приветствовать тот факт, что за решение этой проблемы для средней школы взялась РАН в лице своей Комиссии по научному содержанию образова-
тельных стандартов и экспертизе учебников. Московский университет активно поддерживает предложение РАН провести всероссийский конкурс учебников по каждой области наук и каждой параллели. В итоге должны быть выбраны 2—3 лучших учебника, включены в федеральный список и рекомендованы школам. Ведь это нонсенс, когда у нас школьных учебников русского языка больше 70. Как справедливо заметил один из ведущих наших политологов, "порой создается впечатление, что это учебники разного языка". Наверное, не меньше учебников по всемирной истории и истории России. Не скажу, что все они рисуют историю России преимущественно в трагических, апокалиптических, безысходных красках. Это очень серьезный вопрос, который пока не привлек должного внимания как профессионалов, так и общественности.
С вузовскими учебниками положение много сложнее. Издание учебной литературы для высшей школы в стране никак и никем не регламентируется. Практически каждый университет, каждая академия, каждое учреждение, именующее себя высшей школой или высшим колледжем и т.п., само, на свое собственное усмотрение решает, что издавать, само подбирает авторов, т.е. варится в собственном котле. Такие факты, когда учебник по высшей математике пишет обычный инженер, а учебник истории — публицист, можно считать обыденным явлением. Но если в естественно-научном цикле все-таки есть определенные рамки, выходить за которые нельзя, как нельзя, например, отрицать законы сохранения, то в учебниках по общественным и гуманитарным предметам царит что-то невообразимое. Я как-то назвал эту ситуацию "гуманитарным хаосом". Так оно и есть.
Московский университет и здесь предпринял некоторые инициативные шаги, чтобы как-то придать импульс проблеме вузовских учебников. В связи с 250-летним юбилеем нашего университета было решено издать серию "Классический университетский учебник", включив в него все те учебники, которые выдержали проверку временем. Мы хотели тем самым задать некоторую вполне определенную точку отсчета для дальнейшего движения по пути повышения качества вузовской учебной литературы. Вышло в свет и стало доступным для университетов примерно около двухсот таких учебников. Конечно, не все они могут сегодня стать основными для студентов. В большей мере свою инвариантность сохраняют учебники физико-математического, в меньшей — гуманитарного и особенно общественного циклов. Но это не уменьшает культурной, научной и методической ценности серии. Львиная доля их содержания вполне современна, а главное, методически отшлифована, чего очень и очень не хватает современной вузовской учебной литературе.
Список выбранных мною для настоящего выступления актуальных проблем высшего образования России я закончу разговором о студентах и их проблемах. Скорее всего их можно объединить в проблему № 1. Но дело не в номере проблемы, а в ее существе. С 1995 г. количество студентов вузов удвоилось и приблизилось к 7 млн. На 10 тыс. населения России приходится примерно 500 студентов. Это один из самых высоких показателей в мире. Социологи говорят, что около 76% студентов удовлетворены своим образованием, которое у них ассоциируется с трудоустройством за границей. Насчет заграницы не знаю, но удовлетворение учебой в Московском университете высказывает около 90%. Это и понятно, поскольку не все справляются с учебной программой: ежегодно мы отчисляем, главным образом за неуспеваемость, в среднем 1200 студентов. Это немало. Более 80% российских студентов выражают недовольство своим материальным положением. Ситуация объяснима, если знать, что, например, в 2006 г. 56% выпускников были платниками. Думаю, что для большинства из них учеба была тяжелым бременем для семейного бюджета.
Далее начинается более сложное разделение студенческой корпорации: примерно половина студентов считают, что государство стоит на стороне богатых. Болонская декларация, как мне представляется, усугубит это разделение. Мобильность — это дорогое удовольствие. Можно получить высшие баллы по ЕГЭ, но не реализовать этого преимущества из-за дороговизны проезда к месту учебы и стоимости жизни. Возьмите, к примеру, Москву, которую эксперты относят к одним из самых дорогих городов мира по стоимости элементарных благ.
Другая проблема, очень волнующая студентов, — это проблема трудоустройства по завершении учебы. Неслучайно, что постоянно на поверхность всплывает тема гарантированного государственного распределения выпускников и столь же отрицательное отношение к этой идее нашего правительства. Понятно, что восстанавливать советскую модель распределения выпускников и невозможно и не нужно. Но разработать определенную систему государственных гарантий и страховки для временно безработных молодых выпускников просто необходимо. Это и возможно, поскольку самым емким сектором рынка труда у нас есть и останется государственный сектор. Не думаю, что формируемые в настоящее время государственные авиакорпорация, судостроительная корпорация, планируемое государством интенсивное развитие атомной энергетики, не говоря уже о нарождающейся наноинду-стрии, и т.д. не будут в вопросе обеспечения себя кадрами специалистов полагаться только на рыночную стихию. Нужен будет соответствующий государственный заказ и, следовательно, в
3 ВМУ, педагогическое образование, № 2
33
какой-то форме государственное распределение выпускников, конечно, не всех, но значительной по количеству их части.
Подводя промежуточный итог вышесказанному, сделаю следующий вывод: для высшего образования России нужна новая концепция ее развития, учитывающая те глубокие изменения, которые произошли в самые последние календарные годы в отношениях власти и школы, власти и науки, науки и школы, школы и общества, положения России в мире. На заседании Совета по реализации приоритетных национальных проектов и демографической политике в Белгороде прозвучало предложение создать "новые модели организации высшего образования". Я целиком и полностью поддерживаю это предложение.
Полагаю, что важное место в такой новой модели высшего образования должны занять меры по активной поддержке и развитию элитного высшего образования. Его ядром является сосредоточение внимания на подготовке наиболее талантливой в науках молодежи на ключевых, прорывных направлениях новой научно-технологической революции и гуманитарного знания. Обязательными требованиями к таким элитным структурам должны быть, по моему личному убеждению, следующие два. Первое: планка уровня подготовки там должна быть не равной, а существенно выше мировой в той или иной области. Второе требование: эти элитные структуры должны находиться в России. Первыми кандидатами на создание таких элитных структур в высшей школе могут стать те вузы, которые уже прошли отбор в число инновационных. Это значит, что в них есть в наличии особые, передовые, уникальные образовательные программы и технологии, от которых можно отталкиваться, формируя элитное высшее образование.
Большой простор для развития элитного образования составляет нарождающаяся нанообласть.
Наше правительство, научная общественность, да и часть бизнеса делают большую ставку, проводя курс на формирование в России экономики знаний. Прогнозируется, что к 2015 г., т.е. совсем скоро по историческим меркам предшествующих научных революций, охватывавших собой многие десятилетия, наступившая новая научно-техническая революция будет и краткосрочной, и чрезвычайно капиталоемкой. В течение ближайших 10 лет мировой рынок нанотехнологий достигнет 1 трлн долларов. Долю России в этой сумме эксперты оценивают в 1—2%, т.е. порядка 10—20 млрд долларов.
Что здесь принципиально? Принципиально то, что пока все ведущие страны находятся примерно на одинаковом уровне понимания существа открывающейся области и достигнутых здесь прикладных результатов. Это первое. Второе состоит в осознании того, что в сколько-нибудь полном объеме ни одна из уже извест-
ных задач нанонауки не может быть решена силами одного отдельно взятого государства. Нужна глубокая международная кооперация, которая предполагает как соревнование научных школ в генерировании теоретических идей, так и конкуренцию в борьбе за будущие секторы рынка продажи нанопродуктов. Поэтому уже сегодня перед страной стоит грандиозная задача — практически с нуля создать совершенно новую наукоемкую отрасль — наноот-расль, включающую в себя наноэлектронику, наноматериалы, бионанотехнологии, нанодиагностику, физику наноструктур, на-номатематику. Возможно, что по мере развития наноотрасли появятся и другие ее ответвления.
Одно перечисление этих составляющих наноотрасли указывает как на разнообразие необходимых специалистов, так и на уровень их научно-фундаментальной, межотраслевой подготовки. Это ясно. Неясно лишь, сколько же (количественно) таких специалистов потребуется завтра, послезавтра и через 10—15 лет и какие вузы в России пригодны для решения этой задачи.
В Московском университете опыт поддержки "инновационных точек роста" тоже имеется. Это, например, известный собравшимся факультет наук о материалах, который начинался с маленькой группы энтузиастов и поднялся до уровня одного из ведущих центров в мире в этой области. И этот пример у нас не единственный.
Я постарался выделить только несколько проблем нашего высшего образования, которые лично считаю актуальными, т.е. первостепенными для поиска решений. Это, конечно, очень короткий список. Я сознательно обошел проблемы финансирования высшей школы и науки, поскольку они у всех на слуху и, так сказать, ощущаются "карманом". Я не затронул и ряда обозначившихся проблем, связанных с изменениями в системе управления вузами, вытекающими из закона об автономных учреждениях, и многие другие. Желающие могут получить информацию о моем понимании этих проблем, пропущенных сегодня в силу ограниченности времени, отведенного для доклада, в опубликованных материалах VIII съезда Российского Союза ректоров, проходившего 8—9 июня 2006 г. Там есть и текст выступления на съезде Президента В.В. Путина, в котором в сжатой форме изложена квинтэссенция государственной линии в области высшего образования.
Поговорив о проблемах высшего образования в России, я хотел бы далее очень коротко коснуться иллюзий, которых мы не должны питать, расширяя и углубляя процесс его модернизации.
Иллюзии как обман чувств, как несбывшиеся мечты опасны. Опасны, когда они звучат как правда, как непреложная истина,
как мобилизующая сила, ударный импульс, прорывной путь в лучшее. Опасны потому, что по прошествии времени оказываются пустыми словами, а часто просто ложью. Хорошо, если иллюзии приводят к малым бедам для людей и страны. Но беды от иллюзий бывают большими и очень большими.
Во многом история России ХХ в. и особенно рубежа XXI в. диктовалась иллюзиями, подававшимися как овеществимые реалии, как неоспоримость наступления завтрашнего дня, как то, что уже почти свершилось. Две трети ХХ в. Россия жила иллюзией самого близкого "светлого будущего". Когда оно не состоялось, ее заменили новыми иллюзиями, убеждали, что "историческая Россия, отделив от себя бывшие царские окраины, ставшие потом советскими союзными республиками, через год-два заживет богато и счастливо, как сытая Европа", что "Запад нам поможет". К чести авторов этих сентенций, они, хотя и поздновато, поняли и признали, что все это оказалось на поверку иллюзиями.
Со времен перестройки одной из целей реформаторских сил было развенчание, как они утверждали, якобы мифа о том, что "советская система высшего образования была одной из лучших в мире". Особенно агрессивными такие нападки стали в 1990-е гг. Да и сегодня они нет-нет да повторяются. Как ни парадоксально, но наиболее активными ниспровергателями этого, так сказать, "мифа" были те, кто сам в этой системе получил все мыслимые ученые и профессорские звания и должности, кто именно тогда взошел на пьедестал писательства и оказался в свете рампы. Но при этом ни один из них ни одним словом не подверг собственную научную, преподавательскую, художественную репутацию каким-либо сомнениям. Аргумент, что десятки тысяч наших специалистов, что называется, с руками и ногами принимает Запад, реформаторами в качестве несостоятельности их оценки недавнего прошлого нашей высшей школы не признавался и не признается. А между тем, по данным Центризбиркома РФ, сегодня за рубежом проживает около 10 млн наших соотечественников, и, конечно, очень многие из них — это люди с хорошей профессиональной квалификацией.
Я говорил и повторяю: действительно, советская система высшего образования была одной из лучших в мире для того времени и для той страны, но она не может по определению быть лучшей в своем прежнем виде для нынешней России и для нынешнего времени. России нужна новая система высшего образования, при формировании которой следует, в чем я абсолютно уверен, постараться избежать очередных иллюзий.
К числу таких просматривающихся иллюзий относится усиленно внедряемое в государственное, общественное и профессиональное сознание мнение, что высшее образование России будет
лучшим, если его преобразовать по образу и подобию европейской высшей школы, т.е. согласно известным принципам Болон-ского процесса.
Присоединение России к этому процессу — политическое решение нашего государства, которое мы, как и положено законопослушным гражданам, принимаем. Однако из этого решения не следует, что наша высшая школа должна копировать европейскую высшую школу, которой к тому же как чего-то единого целого, вообще говоря, не существует. Обратное представление — иллюзия. Подтверждающих примеров много. Так, Кембридж, Парижский институт политических наук, некоторые другие европейские гранды высшего образования, а также военные вузы не участвуют в Болонском процессе. Не приняли его постулатов такие страны с мощнейшими системами высшего образования, как Китай и Индия. К слову, эти страны — важнейшие партнеры России в сфере образования.
Не менее иллюзорно представление о Болонском процессе как катализаторе студенческой и профессорской мобильности. И до его подписания, и вот спустя уже 4 года после того, как Россия присоединилась к нему, вектор студенческой и профессорской мобильности однонаправлен — из России в Европу и Америку. В 2006 г. только в одной Англии училось более 2,5 тыс. российских студентов. Сколько англичан училось в России — не знаю, но в Московском университете их было всего несколько десятков. Как недавно писала одна авторитетная газета, "разве только глобальное потепление вызовет массовое переселение европейцев в Россию". Одна из причин — несоизмеримо низкая зарплата дипломированного специалиста в России по сравнению с Западом. Тенденции же к сокращению этого многократного разрыва не наблюдается. Да к тому же наш рынок европейским пока не считается. Есть и другие причины, позволяющие думать, что и в отдаленном будущем сколько-нибудь массового притока европейских и американских студентов и специалистов, особенно ученых, в Россию не будет.
С этими же причинами связана и другая иллюзия — упование на то, что наши соотечественники, эмигрировавшие или уехавшие еще в 1990-е гг., вернутся на родину. Вернутся, как свидетельствуют цифры и факты, лишь единицы, да и то те, кто уже немолод или исчерпал свой творческий ресурс. А их дети, кто по рождению, кто по образованию, теперь уже французы, немцы, шведы, для которых русский язык не является родным, скорее иностранным, да и культура местная в широком смысле ближе. Я могу делать такие выводы, поскольку имею возможность часто контактировать и откровенно беседовать с бывшими сотрудниками и студентами своего университета. Конечно, все они менталь-
но причисляют себя к "русскому миру", о котором в России стали теперь говорить, и даже образован одноименный фонд, но это имеет малое отношение к возвращению на родину для того, чтобы еще продуктивно поработать, а не просто доживать оставшиеся дни. Да и что, честно говоря, мы им можем предложить, призывая вернуться?
Я убежден, что мы можем рассчитывать только на новые генерации национальных специалистов, которые изначально свяжут свою судьбу с судьбой страны. Но этим поколениям нужно всеми силами помогать утверждаться в таком добровольном выборе.
В достижении этой цели огромная роль принадлежит образованию, школе, и в первую очередь высшей школе, где и происходит окончательная социализация российской молодежи. Хочу заверить, что Московский университет был, есть и останется твердым и последовательным борцом за лучшее будущее для нашего отечественного образования и науки, а значит, и за лучшее будущее России и ее народа.
Садовничий Виктор Антонович — доктор физико-математических наук, профессор, вице-президент Российской академии наук, почетный член Российской академии образования. Автор фун даментальных работ по теорети ческой и прикладной математике, учебников для университетов, ряда монографий, публикаций и выступлений по актуал ьным проблемам науки, препо давания и образования. Ректор Московско го государственного университета имени М.В. Ломоносова, президент Российского Союза ректоров, президент Евразийской ассоциации университетов.
