Актуальные проблемы квалификации хищений: стенограмма заседания круглого стола Текст научной статьи по специальности «Право»

Юридический институт ИГУ

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ КВАЛИФИКАЦИИ ХИЩЕНИЙ: СТЕНОГРАММА ЗАСЕДАНИЯ КРУГЛОГО СТОЛА

10 ноября 2012 г. в Юридическом институте Иркутского государственного университета состоялась международная научно-практическая конференция «Актуальные проблемы правотворчества и правоприменительной деятельности». В рамках этого мероприятия был проведен круглый стол, посвященный актуальным проблемам квалификации хищений. В его работе приняли участие судьи, работники органов прокуратуры, органов внутренних дел, адвокатуры, профессорско-преподавательский состав и студенты Юридического института Иркутского государственного университета. Участниками круглого стола были рассмотрены многие вопросы применения статей уголовного закона о хищениях, непростые с позиции теории и принципиально важные для правоприменительной практики. Среди них: малозначительность деяния, ее критерии; проблемы определения стоимости причиненного ущерба при хищении; разграничение хищения и находки; квалификация хищений с использованием банковских пластиковых карт и других электронных средств платежа; разграничение форм хищения между собой и отличие хищения от временного позаимствования чужого имущества; особенности причинения вреда при задержании лица, совершившего преступления, а также при необходимой обороне.

Ключевые слова: хищение; квалификация; уголовная ответственность; малозначительное деяние; кража; мошенничество; присвоение; растрата; грабеж; бесхозная вещь; находка; разграничение преступлений; задержание.

В работе круглого стола приняли участие:

Абагаев Андрей Константинович — заместитель прокурора Советского района г. Улан-Удэ;

Белоусов Алексей Владимирович — старший оперуполномоченный отряда специального назначения «СОБР» ГУ МВД России по Иркутской области;

Егоров Денис Константинович — судья Усолье-Сибирского городского суда;

Каплунов Антон Витальевич — заместитель прокурора г. Благовещенска;

Ковалев Олег Сергеевич — заместитель прокурора г. Ангарска;

Коленько Олег Александрович — заместитель прокурора Павловского района Алтайского края;

Крутоус Светлана Григорьевна — первый заместитель прокурора г. Ангарска;

Крюков Александр Андреевич — адвокат коллегии адвокатов «ЮКом»;

Кузнецов Василий Иннокентьевич — старший преподаватель кафедры уголовного права Юридического института Иркутского государственного университета;

Никонов Павел Владимирович — доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Иркутского юридического института

(филиала) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, доцент кафедры уголовного права Юридического института Иркутского государственного университета;

Огибалов Андрей Геннадьевич — заместитель прокурора Ленинского района г. Иркутска;

Осипов Дмитрий Юрьевич — заместитель прокурора Ленинского района г. Иркутска;

Холодков Михаил Анатольевич — заместитель прокурора Свердловского района г. Иркутска;

Хомколов Виктор Петрович — заместитель начальника Бюро специальных технических мероприятий ГУ МВД России по Иркутской области;

Шиханов Владимир Николаевич — доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Иркутского юридического института (филиала) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, доцент кафедры уголовного права Юридического института Иркутского государственного университета;

Шульгин Роман Юрьевич — прокурор г. Усолья-Сибирского.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Уважаемые участники круглого стола! Я хотел бы поднять вопрос о квалификации хищений в преломлении через две проблемы сразу: по предмету преступного посягательства и множественности. Дело в том, что в современных условиях нередко возникают сложности с правовой оценкой содеянного именно из-за появления всевозможных электронных средств платежа и вообще электронного оборота имущества, а также прав на него. Чтобы не перегружать вас теорией, рассмотрение проблемы начну с конкретного примера, который имел место в Ленинском районе г. Иркутска. Молодой человек похитил у женщины наплечную сумочку, в которой находилось ее имущество, в том числе кошелек с деньгами. В этом кошельке, помимо денег, находилась банковская дебетовая карта. Эту карту виновный также изъял и впоследствии смог обналичить с нее денежные средства. Сразу возник вопрос о квалификации его действий. В части изъятого имущества из сумки, которое он обратил в свою пользу и распоряжался, безо всяких проблем оценка была дана по статье 158 УК РФ. Однако стал вопрос именно о манипуляции с банковской карточкой. При первом приближении очевидно, что сама по себе карточка предметом хищения не является, а представляет собой лишь средство платежа и может использоваться для распоряжения денежными средствами, находящимися на банковском счете. Но, с другой стороны, обвиняемый с помощью похищенной банковской карточки как раз и списал денежные средства с банковского счета, распорядившись ими по своему усмотрению. Учитывая разные способы изъятия чужого имущества, специфику предмета посягательства (ведь в первом случае это было материализованное движимое имущество: телефон, наличные деньги, а во втором — безналичные денежные средства на счете), мы квалифицировали содеянное как совокупность преступлений: две кражи. Первая из них была окончена с момента, когда виновный получил возможность распорядиться имуществом потерпевшей, находящимся в изъятой им сумочке, там соответствующий ущерб рассчитан по стоимости изъятого. И второй эпизод хищения мы вменяли именно в части списания денежных средств со счета банковской карты. Там и способ завладения чужим имуще-

ством иной, и предмет посягательства, и ущерб. Тем не менее, наша точка зрения встретила неоднозначную оценку. В частности, некоторые судьи Иркутского областного суда предположили, что все содеянное нужно квалифицировать как единое продолжаемое преступление, которое началось с изъятия сумочки и впоследствии было завершено возможностью распоряжаться похищенным имуществом, в том числе и списывать денежные средства с банковского счета потерпевшей. На мой взгляд, говорить о едином преступлении в таких случаях можно далеко не всегда. Полагаю, что для правильного решения важно обращать внимание на субъективную сторону содеянного. Знал ли он, что в изымаемой сумочке находится еще и дебетовая банковская карточка? Был ли он намерен сразу завладеть ей наряду с мобильным телефоном и наличными деньгами? Если нет, а это было именно так, то можно ли говорить о признаках единого и продолжаемого преступления? Ведь в таком преступлении важно единство объекта посягательства, тождественность способов совершения преступления. В любом случае все эпизоды единого продолжаемого преступления должны охватываться единым умыслом, и каждый эпизод — это лишь этап на пути достижения общего результата, на пути реализации того самого единого умысла. По этой причине следует обратить внимание на следующее: осознавал ли виновный, что среди прочих вещей изымает еще и банковскую карту, рассчитывал ли он заранее, до изъятия, что впоследствии обналичит деньги с банковского счета посредством использования похищенной банковской карты? В нашем случае только при обнаружении банковской карты среди вещей, которые уже были изъяты у потерпевшей, у виновного и возник умысел на хищение средств, которые через эту карточку окажутся доступными. Именно по этой причине он не выбросил ее вместе с наплечной сумочкой, ключами и прочим имуществом, а взял с собой. Здесь на самом деле мы получаем оконченную первую кражу и приготовление ко второй, он ведь приискал средства для хищения чужих денег с чужого банковского счета. И вот последующие действия, на мой взгляд, и подлежат квалификации как самостоятельное преступление, с собственным умыслом, с собственным способом. Тут, правда, и способ также

может вызывать сложности. Но в целом вопросов сейчас не возникает с тем, что снятие денег по чужой карте через банкомат, то есть в отсутствие собственника этих денег, когда посторонние не понимают противоправного характера совершаемых действий, содержит признаки статьи 158 УК.

Об этом говорится и в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ о мошенничестве, присвоении и растрате 2007 г. А вот если он в магазине, например, рассчитывается по карте, его просят расписаться на кассовом чеке, то есть заверить правомочность распоряжения деньгами с банковского счета при совершении сделки, и он подпись ставит, похожую на чужую, то это уже признаки обмана работника торговой организации и, значит, статья 159 УК. Но в любом случае проблема, конечно, возникает из-за распространения электронных средств платежа, новых способов их использования, притом что сами по себе эти средства платежа к имуществу не могут быть отнесены.

Каплунов Антон Витальевич: В моей практике есть интересные случаи, когда возникал вопрос о квалификации хищения также из-за использования электронных способов платежа, и была проблема с оценкой способа. Ситуация в следующем. Покупает некий гражданин SIM-карту в салоне связи. Оказалось, что номер телефона, привязанный к этой SIM-карте, ранее уже использовался другим лицом. И у того лица была подключена услуга «автоплатеж» на этот телефонный номер, по Сбербанку России. И вот тому, кто теперь купил этот бывший в употреблении номер, приходит смс-сообщение, когда он вставляет в телефон купленную SIM-карту, что у Вас подключен автоплатеж. И человек начинает пользоваться этим автоплатежом, и в общей сумме (заметила собственник денежных средств на счете — женщина в возрасте восьмидесяти лет) за неделю с карты исчезло 38 тысяч рублей. Тогда она обратилась в органы внутренних дел. Стал вопрос о квалификации, в том числе: мошенничество или кража? В итоге вменили хищение, квалифицировали по статье 158 УК РФ, все это через суд прошло и устояло в последующих инстанциях. Иногда даже вот такие случаи бывают.

Коленько Олег Александрович: Здесь же виновное лицо ни к кому не обращается, не вводит в заблуждение, а просто автоматически с карты средства списываются и все.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Да, здесь получается без использования какого-либо второго лица, которое было бы обмануто.

Никонов Павел Владимирович: Виктор Петрович, а Вы с такими ситуациями сталкивались уже? Ваша организация отслеживает же все переводы, и Вы всю информацию в этой части предоставляете. Как подобная ситуация решалась на Вашем опыте?

Хомколов Виктор Петрович: То же самое.

Никонов Павел Владимирович: А технически как это все происходит? Чтобы было понятно. Вот, был перевод осуществлен с одного счета на другой?

Хомколов Виктор Петрович: По поводу автоплатежа вообще большая проблема возникла. Ведь номера абонентов сейчас по идее должны отслеживаться, а точнее находиться в блокированном состоянии шесть месяцев. Но наши операторы связи делают проще: они буквально две-три недели держат номер абонента заблокированным, а если у них идет оборот, то они эту SIM-карту и номер абонента запускают в продажу, она уходит к другим лицам. И, соответственно, начинают приходить разные эсэмэски, при этом неважно даже кому. Но дальше обладатель такой SIM-карты думает, как выводить поступающие средства. Способы будут обращения средств в свою пользу или пользу других лиц, в том числе и банально — Киви-кошелек. То есть человек создает Киви-кошелек и со своего баланса туда переводит деньги. Потом в дальнейшем он может перевести эти деньги на свой банковский счет. Но здесь кража, конечно. Статья 158 УК. Хотя вопрос очень интересный: мошенничество это или все-таки кража? Существует понятие авторизации. Мы до сих пор ждем, когда выйдет постановление Пленума Верховного Суда РФ по этим вопросам. Ведь авторизация — это когда проверяется личность человека и его право, в данном случае на управление карточкой. Он ведь должен еще знать пин-код, и без пинкода он деньги не снимет. А банки сейчас автоматизировали процесс авторизации. То есть обман происходит в этом случае не в отношении человека, а обманута техника. Но имя пользователя и пароль — их изначально вводит человек, то есть просто придумано средство автоматизации проверки человека. Выясняется вопрос: имеет ли он право воспользоваться этой картой? Это очень интересный момент, и поэтому не всегда

понятно, почему в таком случае не усматривать мошенничество.

Никонов Павел Владимирович: Может быть, потому что в этом случае обманывается не конкретный оператор, а та техническая программа, которая осуществляет авторизацию?

Хомколов Виктор Петрович: Но конкретный оператор вначале заносит все данные.

Никонов Павел Владимирович: Тоже верно. И вот здесь как раз нужно смотреть, к чему мы привязываемся: либо к оператору, либо к технической программе. Кого мы обманываем фактически? В наших случаях очевидно, что программу.

Хомколов Виктор Петрович: Пленум Верховного Суда РФ здесь четко указал, что не будет мошеннического обмана, если нет прямого общения с другим лицом. И вот здесь это общение постепенно исчезнет.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: А почему нужно придавать такое огромное значение тому, что это личное общение с оператором или с техническим устройством? Информацию в устройство заложил тот же человек, то есть это фактически то же, что и обмануть другого человека. Чем дальше мы пойдем в будущее, тем больше у нас будет таких устройств, везде будут эти устройства. Везде людей не поставишь. С моей точки зрения, это мошенничество. Там немного одну цифру только изменил, и все, и ничего не вышло.

Хомколов Виктор Петрович: Это получается обман во времени. То есть обман произошел тогда, когда я создавал этот пароль.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Но, с

другой стороны, Пленум Верховного Суда из этого и исходит.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Пленум Верховного Суда исходит из того, что Павел Сергеевич Яни написал так, что, мол, я считаю так, но нужно посмотреть, как дальше это дело обернется. А дальше это все обернется так, что будет хуже и хуже. И будет все больше пластиковых карточек и автоматизации.

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые коллеги, это не проблема. Мы в любом случае говорим, что здесь есть состав преступления, мы сейчас только определяемся с квалификацией. Мы все не отрицаем того, что здесь есть преступление и виновное лицо должно быть привлечено к ответственности. Но порой

использование платежных средств будет приводить к тому, что будет усматриваться кража, поскольку способов мошенничества в соответствии с разъяснением Пленума Верховного Суда по вышеуказанным причинам мы с вами не увидим.

Абагаев Андрей Константинович: Я

хотел бы высказать особое мнение по этому вопросу. Я считаю, что в данном случае зачастую обман является не собственно способом хищения, а способом доступа. Пример приведу банальный. Человек совершает кражу — обычную кражу, и застигнут на месте совершения преступления очевидцами, свидетелями. И он говорит, что это его имущество. Неужели здесь квалифицируют как мошенничество? Тот же продавец в этом случае выступает просто свидетелем, но ведь мы не у продавца изымаем, это просто посредник. Мы обманываем его в целях облегчения доступа к вещи. Здесь, мне кажется, неоднозначный вопрос. У меня в данном случае за квалификацию по статье 159 УК нет ни одного аргумента. Собственника или держателя этих средств он не обманывает, он обманул продавца.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Пленум Верховного Суда указал, что если человек снимает средства при помощи другого лица (неважно, расплачивается либо снимает ценности), то уже будет квалифицироваться как мошенничество.

Абагаев Андрей Константинович: Это когда при помощи лица, ответственного за хранение этих средств, а продавец-то — он же не ответственный.

Никонов Павел Владимирович: Но он, получается, как раз в силу занимаемой должности и уполномочен распоряжаться денежными средствами, то есть мы далеко не к любому человеку на улице можем подойти, дать ему карту и сказать: «Продай нам, пожалуйста, продукты питания». Он этого не может сделать, потому что он не обладает полномочиями по списыванию денежных средств, находящихся на счете карты. Эту особенность мы тоже должны принимать во внимание, безусловно.

Огибалов Андрей Геннадьевич: И еще очень важный аспект. Если гражданин похитил, допустим, на территории Ленинского района города Иркутска кошелек. И, например, он распорядился имуществом на территории Ленинского района. Но ситуация была бы интереснее, если бы

он похитил на территории Ленинского района, а распорядился на территории Свердловского района. Чья будет в данном случае подследственность? По месту окончания преступления, конечно. Но где будет место и время окончания преступления: когда он похитил эту карточку у нас, на территории Ленинского района, или нет: ведь где он распорядился, то есть окончил преступление — и мошенничество, и кражу. Будем определять момент, когда человек получил реальную возможность распорядиться деньгами с карточки.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Пока ехал два километра — все уже окончено.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Он же не знает, какое количество там денежных средств, имеются ли там вообще денежные средства.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Но

это так принципиально не важно. Проехал на автобусе два километра, не доехал до Свердловского района города Иркутска, а преступление уже считается оконченным.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Хорошо. А если там было 900 рублей, допустим, на карте.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Ну,

это административное правонарушение.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Да, это

административное получается. Если, допустим, тысяча с небольшим, ну — это понятно, — это уже уголовно-правовой вопрос. Статья 7.27 КоАП либо статья 158 или 159 УК. В практике очень интересные эти моменты. Очень важно обозначить в сознании, что проблемные эти моменты очень важны для правильной квалификации. А иначе может получиться незаконное обвинение, необоснованное.

Осипов Дмитрий Юрьевич: Необходимо учитывать объективную сторону. Если я иду в гардероб, чтобы украсть, я же не думаю о том, что там есть карточка, и я ее возьму и потом в дальнейшем совершу мошенничество. Я иду взять то имущество, которое лежит в кармане. Я беру это имущество. Там нет денег, но там есть карточка, поэтому дальше я уже смотрю, как распоряжаться похищенным имуществом. Я беру карточку, иду в банкомат и снимаю деньги. Все-таки здесь будет кража.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Это если банкомат, а если через операциониста, то что будет? Вот в чем вопрос. Здесь уже будет мошенничество все-таки.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: А

вот можете ли вы привести такой пример? Допустим, двое выпивают. Один из них знает (услышал где-то в разговоре) пинкод от банковской карточки. Он вытащил ее и через банкомат деньги снял — ничего фактически не нарушая. То есть что он совершил? Фактически кражу. Именно потому, что он не применяет обмана. Хотя, казалось бы, перед ним автомат неживой, что там? Значит, дело не в автомате, а дело в способе.

Хомколов Виктор Петрович: И еще хотел бы отметить один момент на перспективу законодательства, хотя банкиры сильно против. Ущерб наносится банку, и значит, банк все-таки обманывают, когда неуполномоченные лица вводят пинкод.

Никонов Павел Владимирович: Тогда здесь другая проблема. Сразу же возникает часть 2 статьи 14 УК — малозначительность. Мы говорим: 3 тысячи для человека — это деньги. А вот банк, тот же Сбербанк — там всегда будет ставиться вопрос об имущественном, финансово-хозяйственном положении организации. В некоторых регионах практика уже настолько сформировалась, что там случаи с ущербом до 10 тысяч рублей вообще не рассматривают как уголовно наказуемое деяние. Дело все в чем: Пленум Верховного Суда нам говорит о том, что мы, если даем оценку содеянному как преступлению или как малозначительному деянию, должны учитывать размер заработка, иные доходы, наличие на иждивении лиц, обязательные расходы. А некоторые практические работники (и суды с ними соглашаются) говорят: Пленум же нам не сказал, что мы и другое тоже не можем принимать во внимание! И начинают исходить вот из чего. Мы должны дать оценку всему имущественному положению потерпевшего, а это не только его заработок. Если у него есть квартира, если у него есть машина, и тогда, вот с учетом этого подхода, появляется такая ситуация, что 5 тысяч, например, на фоне 3 миллионов рублей может быть уж и не таким значительным имущественным ущербом. То есть когда законодательный подход изменится, сразу же будет возникать другая сторона той проблемы, о которой мы с вами говорим. Пятнадцать лет назад, когда воровали из газопровода Газпрома, дело с ущербом

3 миллиона рублей следователи прекращали за малозначительностью. Потому что у Газпрома якобы большой доход.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Отсюда опять-таки учет квалификации. Если, допустим, у банка похитили денежные средства, то это часть 1 статьи 158 УК, соответственно, это подследственность органов дознания. Соответственно, возбуждение уголовного дела со своими особенностями, сроки расследования совершенно другие, форма предъявления обвинения — обвинительный акт. То есть совершенно разные формы даже расследования. И в итоге тут еще нарушения правил подследственности могут возникать из-за неверной квалификации. На самом деле, может быть, эта проблема видится не столь важной, но на деле она очень актуальная и очень значимая, именно для практиков.

Крюков Александр Андреевич: А для малозначительности имеет какое-то значение содержание субъективной стороны у того, кто совершает деяние? Условно говоря, если я у Вас вижу зажигалку и я ее похищаю, понимая, что для вас это ущерба не представляет? И я лично — изымая имущество — этот ущерб вижу малозначительным. А если операциями по карточке ущерб не держателю, а Сбербанку причинил, то ведь для виновного это серьезные деньги. Например,

9 или 10 тысяч. А для банка, конечно, нет. Но ведь я вообще не задумываюсь, кому причиняется ущерб. В данной ситуации это будет иметь значение или не будет?

Огибалов Андрей Геннадьевич: Здесь очень интересный момент. Я из практики расскажу еще один случай. У нас оправдательный приговор в Кировском районном суде. Интересный очень случай. Мошенница ехала в автобусе и увидела в заднем кармане у мужчины 100 рублей. Она видит, что купюра сторублевая всего. Она похищает из заднего кармана 100 рублей. Понятно, вменяют часть 2 статьи 158 — кража из верхней одежды, из кармана. Направляют дело в суд. Похищено всего 100 рублей. А мелкое хищение, предусмотренное статьей 7.27 КоАП, разграничивается с преступлениями так, что и при небольших суммах ущерба распространяется только на часть 1 статьи 158, 159, 160 УК. Значит, на вторую часть уже не распространяется понятие мелкого хищения, то есть там не должна влиять сумма. Соответственно, предъявили обвинение и направили дело в суд. Судья вынесла оправдательный приговор за малозначительностью, потому что сама преступница

сказала следующее: «Я же похищала 100 рублей, я же видела, что именно 100 рублей похищаю. То есть конкретную сумму. Я видела одну купюру, я эту купюру и брала». И вот если бы и в этом случае пошли с субъективной стороны, мол, если субъективно человек похищает кошелек, презюмируя, что там, в принципе, есть какие-то деньги, то кража по величине будет уже дальше квалифицироваться — какой фактически смог причинить ущерб. А здесь, поскольку она похищает конкретную купюру, сторублевую, постольку судья посчитала, что это будет малозначительное деяние, и оправдала человека. В данном случае, мне кажется, суд не вполне правильно истолковал закон.

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые коллеги, тема, безусловно, животрепещущая, мы так или иначе ту проблему, которую поднял Андрей Геннадьевич, будем еще обсуждать, будем к ней возвращаться. Я предлагаю приступить к рассмотрению следующей проблемы, они все будут взаимосвязаны.

Коленько Олег Александрович: Хотелось бы услышать про ту практику, которая складывается в других субъектах. На самом деле, как показывает наша практика, в рамках одних и тех же законов подходы и понимание законности конкретных решений у нас бывают совершенно разными. Разумеется, такого быть не должно и, конечно, нужно стремиться к какому-то единообразию. Этого можно добиться, в том числе, и посредством таких мероприятий. Сейчас я хотел бы поднять вопрос о малозначительности деяния. Мы все знаем, что такое преступления против собственности, предусмотренные главой 21 УК, а потому к теории мы переходить не будем. Статистика нам говорит о том, что подобные преступления занимают фактически большую часть всех совершаемых преступлений. На самом деле, они бы занимали и еще большую часть, но вопрос о малозначительности. Часть 2 статьи 14 УК говорит нам о тех случаях, что не являются преступлениями из-за малозначительности деяния. Вот мне бы хотелось поднять вопрос: как у вас? Из чего вы, уважаемые коллеги, исходите при наличии признаков малозначительности и одновременно при наличии квалифицирующих признаков? У нас в Алтайском крае практика даже в разных районах разная. В одном районе возбуж-

дают уголовные дела с ущербом от 300 рублей. Я для себя в процессе своей деятельности определился так, что ущерб такой должен быть хотя бы 500 рублей. Разумеется, это только моя точка зрения, правовая позиция. Но почему так я сделал

— я четко не смогу сказать. В другом районе у нас уголовные дела с ущербом от 600 рублей возбуждают. Почему? Никто не знает! Просто такая практика сложилась. Конечно, здесь необходимо законодателю определить: вот есть такая сумма, причем для всех, и это уже не является малозначительным деянием — это будет состав преступления. Но есть и другой вопрос: у нас судьи начали распространять понятие малозначительности не только на кражи с квалифицирующими признаками (например ч.

3, когда из жилища своровали на сумму 400 рублей и получаем оправдательный приговор), но и на грабежи. Я с этим категорически не согласен. Пусть на 100 рублей открытое хищение чужого имущества, но, тем не менее, там же двухобъектное преступление! Почему такая судебная практика складывается, я не могу понять. Вот об этом бы я и хотел с вами поговорить: как у вас складывается практика применения части 2 статьи 14 УК по делам о преступлениях против собственности? Считают ли у вас преступлением кражу имущества на сумму 300 рублей при наличии квалифицирующих признаков?

Абагаев Андрей Константинович: Допустим, у нас в Бурятии практика складывалась так, что кража была на 64 рубля из квартиры: пачку чая и еще что-то там украли. Был изначально оправдательный приговор, подтвержденный кассационной инстанцией. Но впоследствии надзор согласился с нами, отменил этот приговор, указав на наличие квалифицирующего признака и пояснив, что это — деяние повышенной общественной опасности. И человека осудили. В данный момент практика складывается таким образом. Хотя у меня был противоположный пример, когда оправдали человека: кража была на 2400 рублей из квартиры. Женщина говорила: «У меня пенсия 3000 рублей, для меня это значительная сумма». Оправдали.

Никонов Павел Владимирович: А мотивы принятого решения, если отслеживали?

Абагаев Андрей Константинович: Малозначительность. Но там они именно опирались на...

Никонов Павел Владимирович: Квартиру?

Абагаев Андрей Константинович: Да.

Квартирная кража. Они опирались на предмет похищенного. Там были предметы посуды, которые в совокупности были оценены на 2400 рублей. Не смогли мы это отстоять. Но вообще сейчас практика устоялась. И по хищениям тоже. Например, бутылку пива вырвал и убежал — преступление, статья 161 УК.

Шульгин Роман Юрьевич: У нас в

Иркутской области суд пошел немного дальше. Он от правоприменителя немного правотворческую функцию на себя взял и сделал обзор в 2010 году. Обобщили множество решений по уголовным делам и в обзоре как раз нам указали на позицию суда. И теперь что бы мы ни думали, соглашались или не соглашались, но мы теперь сделать ничего не можем. И этот обзор уже используют суды в полной мере. Так вот в этом обзоре прямо сказано, что все такие случаи, которые озвучены были сейчас, — это малозначительное деяние. То есть исходят из суммы. Там грабеж в пример приведен, по-моему, на сумму 1064 рубля: это малозначительность. Или вот это уголовное дело, которое было здесь приведено как пример по карманной краже — я сам обвинительное заключение утверждал. Мы там дошли до надзора, нас не пустили, но кассаторы из областной прокуратуры с нами согласились. Причем на стадии предварительного следствия обвиняемая давала показания, как это и есть на самом деле. Она рецидивистка-карманница, находилась на «условно-досрочном». Она сказала: «Я лезла в карман. И сколько бы там было, я бы столько и взяла». Это однозначный состав преступления. Было бы там

10 тысяч, она бы их своровала. В суде ей кто-то подсказал, а может, она сама догадалась, мол, конечно, я видела, что точно 200 рублей торчало, и я именно их вытащила. Оправдали. Мы ничего не можем сделать с этим. Но нужно еще делать градацию: раскрытые и нераскрытые преступления. Мы читаем закон так, как написано в законе. А там написано: если есть квалифицирующий признак, то вообще не берем во внимание сумму похищенного. Но теперь если есть раскрытые преступления, то мы берем во внимание обзор Иркутского областного суда.

Коленько Олег Александрович: Вот

видите, у вас на самом деле хорошо, что

позицию выработали. Мы своих судей тоже просили, и в некоторых районах, где прокуроры договорились, они провели совещания межведомственные. И теперь для проверяющих из краевой прокуратуры это весомый аргумент. Они спросят: почему вы не возбуждаете уголовные дела по таким-то случаям? А потому, что у нас вот есть позиция, согласованная с судом, сформировалась практика по малозначительности деяния. Но наши судьи на это не идут.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Уважаемые коллеги, я бы хотел сказать о том, что это вопрос исключительно острый и важный. Я его впервые услышал еще 8 лет назад, в 2004 году в МГУ на ежегодном конгрессе по уголовному праву. Выступал Николай Геннадьевич Борзенков, он был тогда заведующим кафедрой уголовного права МГУ. Он сказал: «Я сам, обобщив такую практику, не могу сказать, какая это цифра. Ну 100, может быть, ну 50. Я для себя прикинул, что рублей 200—300». Вот и получается, у кого 64, у кого 1064. Я одно хочу сказать. Есть градация общественной опасности и общественной вредности. Общественная опасность — это преступление. Общественная вредность — это проступок. Значит, как минимум, для того, чтобы не было общественной опасности, может быть только общественная вредность — от нуля до 1000 рублей. Не 1064, как вы сказали: на мой взгляд, это не соответствует закону. Вот то последнее решение по грабежу, которое Вы сказали. А так примерно, наверное, я так рискну сказать (может быть, немножко «с потолка»), это 200—300 рублей.

Коленько Олег Александрович: А 200 или 300?

Кузнецов Василий Иннокентьевич:

Хорошо, пусть будет 300 рублей. Еще один момент. Иногда у меня студенты путают, а может быть, даже и практики, я не знаю. Значительный ущерб в рамках крупного размера — это от 2500 рублей, и значительный масштаб содеянного, который относится к части 2 статьи 14. Это разные вещи. Здесь, мне кажется, надо установить границы. От 1000 до 2500 рублей только сюда, в диапазон 1500 рублей, в этот маленький отрезок укладывается все понятие незначительного и значительного ущерба. А ведь из этого целая часть 2 сразу исходит. И это, наверное, по 95 % уголовных дел. А ведь каждый потерпевший будет говорить, что 2500 рублей для него — жуткий, значитель-

ный ущерб. Что я видел? Например, в статье 158 в примечании говорится, что значительный ущерб определяется с учетом имущественного положения потерпевшего, но не может составлять менее 2500 рублей. В Постановлении Пленума Верховного Суда России от 23 декабря 2002 г., наоборот, все начинается с перечисления имущественного положения и в конце заканчивается деньгами. Понимаете, какая путаница? Сам законодатель и официальный легальный орган толкования не могут толком ничего сказать. На мой взгляд, нужно остановиться на том, что деньги и только деньги. Для этого нужно поднять границу тысяч хотя бы на 20—25. Я помню, когда был еще социализм, не было никакого официального разъяснения, и тогда негласно везде по всем судам ходило такое правило: значительный ущерб — это одна примерная среднемесячная зарплата, то есть 150—180 рублей. А тогда это были деньги! Совсем не те, что сейчас 2500 рублей. На мой взгляд, такая иерархия должна быть. Если ее придерживаться, хоть какая-то односторонность в данном суждении будет.

Коленько Олег Александрович: А как тогда быть в вопросе с грабежом? Малозначительность на 120 рублей, на 150.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Он не подпадает. Можно говорить о малозначительности только по сумме. Но поскольку это грабеж, то я считаю, что, в принципе, и при небольшой сумме, в 50 рублей, даже разговора о малозначительности не может быть.

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые коллеги, тут как раз есть, что сказать, хочу предоставить слово модератору круглого стола Шиханову Владимиру Николаевичу. Специалист в вопросах уголовного права. Есть мнение по поводу малозначительности.

Шиханов Владимир Николаевич: Уважаемые коллеги, это действительно интересный вопрос. Я бы хотел тоже выразить свою точку зрения, дополнить сказанное всеми. Дело в том, что на самом деле малозначительность деяния — категория универсальная и не привязана ни к каким составам преступлений. Возникает, конечно, вопрос по разбою, но там состав усеченный, и поскольку размер ущерба не имеет определяющего значения, ее, по-моему, не применишь. А так в целом, вроде бы, и грабеж может быть малозначительным. Ведь есть

интересная практика, чуть, правда, если за проблематику хищений выйти. Это, скажем, по оружию, по количеству патронов приобретенных, хранившихся и в итоге изъятых. То за один патрон осуждали, потом Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда России отменила приговор в связи с малозначительностью. Дальше интереснее. Потом 10 патронов, 16 патронов. А сейчас по делу о покушении на организацию массовых беспорядков (в отношении господина Удальцова и других) нашли 17 патронов. И возникает вопрос: есть практика, когда это признавали малозначительным деянием, а поэтому не факт, что там что-то получится. По этой причине вот эта градация в большей степени нормативно определенная, как вы правильно сказали, она должна быть проведена. В противном случае сложно определить вот этот критерий: действительно ли был достаточный ущерб и был ли умысел направлен на причинение значительного или незначительного ущерба. Но, по-моему, поскольку сейчас уголовный процесс активно предлагает внедрить элементы американской системы, если еще посмотреть дорожную карту реформы полиции, которую продвигает сейчас МВД России при согласовании с другими ведомствами, когда предлагается отказаться от института возбуждения уголовного дела как такового. Так вот, за рубежом, где определение преступления формальное (преступление — то, что запрещено уголовным законом, и все), там существует практика, весьма простая. Функция преследования и экономии уголовной репрессии возлагается на органы прокуратуры, атторнея. То есть, грубо говоря, зачем постановка вопроса по малозначительному деянию? Уголовная юстиция — очень дорогое мероприятие. Скажем, если мы берем какое-то хищение в размере 200 рублей, то мы с вами проведем, например, полностью дознание, затем нужно будет провести судебное разбирательство, должна обеспечиваться функция поддержания государственного обвинения, затем это исполнение наказания. Это все — огромные деньги из бюджета ради 200 рублей причиненного ущерба. Возникает вопрос: зачем мы все это тратим и где социальный результат? Поэтому за рубежом практика такая: они не создают в законе материальный признак преступления, а отдают функцию оценки общественной опасности конкретных случа-

ев государственному обвинителю. Когда полицейский обнаруживает преступление и приходит, тот смотрит: насколько целесообразны траты из бюджета и тот результат, которого мы в итоге достигнем. Если это преступление из разряда так называемых индексных, например, покушение на изнасилование, и даже без наступивших последствий, то они говорят: «Нет, это опасно, и мы человека проучим, и готовы потратить деньги». А в противных случаях ответ прост: страхуйте имущество, граждане. Хищений в обществе много, общество капиталистическое, и все. Никаких вопросов, будьте внимательнее. И, по-моему, стоит этот вопрос частично заимствовать. Он тоже сложный, требует проработки, потому что в Европе и США тоже не все однозначно. Но вот здесь и возникает другой важный вопрос: насколько мы доверяем правоприменителю. В развитых зарубежных странах, как мы видим, — вполне. Либо — если не доверяем — вот тогда законодатель и должен полностью формализовать признак малозначительности, как и другие оценочные категории. Но юристы сразу тогда говорят, что закон становится негибкий, неповоротливый. На мой взгляд, следует проблему малозначительности деяния прорабатывать в ту сторону, чтобы отдавать решение этого вопроса в пограничных случаях тем государственным органам, может быть, органам прокуратуры, которым государство доверяет больше, чем органам дознания, загнанным в интересы показателей. Иногда ведь укрывают преступления через малозначительность. Спасибо за внимание.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Владимир Николаевич, можно к вам обратиться? Вот по поводу разбоя. Был когда еще социализм, задерживали, я сам знаю такой случай: двое пацанов окружили директора кинотеатра, у них не хватало 15 копеек на билет. И вот они пристали к нему и говорят: «Мы сейчас голову тебе оторвем просто, если не дашь 15 копеек. Нужно срочно в кино». Он испугался, отдал. Но тут сообщили, задержали их, а они говорят: «А что мы такого сделали? Мы больше бы ни копейки не взяли». Конкретизированный умысел, формальный состав, даже усеченный. С моей точки зрения, общественная опасность такова, когда можно дело не возбуждать в данном случае.

Шиханов Владимир Николаевич: На

мой взгляд, если так подходить, то мы рас-

сматриваем малозначительность в части хищения. Но у нас остается как минимум способ свершения преступления — угроза, например, причинить тяжкий вред здоровью или смерть. В таком случае, даже если формально идти, надо хотя бы усматривать статью 119 УК, то есть вопрос полностью не снимется. Но, с другой стороны, у нас в центре внимания в уголовном праве — не деяние, а человек, который его совершил, через принцип справедливости. Речь идет везде об исправлении, о воздействии на индивида. Мы о нем судим по характеру и степени общественной опасности того, что он сделал. Это означает, что и малозначительность деяния предполагает на самом деле то, что речь идет о человеке. Иными словами, мы должны быть убеждены в том, что именно он не представляет общественной опасности. А об этом мы судим исходя из того, что его поведенческий акт тоже не представляет существенной общественной опасности. В таком случае, если они совершили разбой и даже говорят о том, что им нужна была всего лишь небольшая сумма денег, то ведь они показывают: ради каких-то 15 копеек они человеку угрожают причинить смерть. Это означает, что они представляют общественную опасность. Например, у нас нет никаких гарантий, что при вот этой системе ценностей, когда для них 15 копеек важнее человеческой жизни, они не пойдут на что-то более серьезное.

Коленько Олег Александрович: О чем и говорится! Например, грабеж в пределах 120 рублей — они еще и поделят.

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые коллеги, суть этой проблемы нам сейчас очень понятна. Я сейчас о чем хочу сказать: речь идет, например, о краже с незаконным проникновением в жилище. Дополнительный объект когда появляется, всегда ли это состав преступления? Либо даже наличие дополнительного объекта не исключает возможности признания деяния малозначительным? Владимир Николаевич как раз высказал мнение, что дополнительный объект настолько усиливает общественную опасность деяния, что даже если вред причиняется основному объекту относительно небольшой, то во взаимосвязи с дополнительным объектом общественная опасность деяния говорит об однозначной перспективе уголовного преследования. И хотя мы сегодня с этим все согласились, тем не менее, практика на местах порой

очень сильно отличается: в одних случаях идут по части 2 статьи 14 УК, в других случаях говорят, что это оконченный состав и преступление в наличии.

Коленько Олег Александрович: Здесь нужно сказать, что без законодателя мы будем долго спорить, но так к истине и не придем.

Огибалов Андрей Геннадьевич: И еще

немаловажный аспект: часть 2 статьи 43 УК говорит о целях наказания — прежде всего это исправление осужденного, а также предупреждение совершения им новых преступлений. Здесь нужно статью 14 УК во взаимосвязи с частью 2 статьи 43 УК смотреть. И на самом деле вот этот момент предупреждения совершения новых преступлений и должен быть доминирующим, а не только признание в действиях лица разбоя при малозначительности.

Абагаев Андрей Константинович: Даже вот если посмотреть историю введения такого квалифицирующего признака, как из ручной клади или из кармана. Суть его в чем была: такие кражи, как правило, не превышают 100 рублей, мало кто в карманах носит крупные деньги. Но это представляет собой большую общественную опасность, такие кражи распространены, и поэтому ввели такой квалифицирующий признак в статью 158 УК. Как раз, чтобы эти 100 рублей или 10 рублей подпадали под признаки общественно опасного деяния, чтобы побороть в целом это явление. И мы зачастую должны обращаться к этим дебатам, в Госдуме происходящим при принятии того или иного закона. Другое дело, что порой сейчас подписывают просто законы: пришли, без дебатов посмотрели, все нормально — кнопки нажали. Но я хочу сказать вот еще что: обратиться ко всем коллегам и к будущим правоприменителям. Практику-то формируем фактически мы, как бы кто ни заблуждался. Даже не суд порой, а именно прокуратура и правоохранительные органы. И мы должны руководствоваться именно критерием разумности и справедливости, исходить из того, что закон призван обслуживать общественные интересы. Исходить из того, какая это общественная опасность, конкретно даже в своем районе. Допустим, у вас 50 нераскрытых краж, и это совершили не 50 преступников, а один, который сегодня всего-навсего за 200 рублей попался, но завтра еще что-то совершит. И это необходимо

принимать во внимание. Если, к примеру (по принципу «из крайности в крайность»), будет установлено, что человеку было нечего кушать, и он совершил хищение из-за голода в необходимых для этого размерах. Очевидно, что нет в его действиях состава преступления. Будет установлено, что он где-то раньше не был замечен. Вот это малозначительность, эти ситуации и должны быть исключением из правила. То же самое патроны. По ним, я также полагаю, не имеет значения количество: могут хранить 100 патронов, могут хранить 1 патрон. Самая суть (вот в тех же оправдательных приговорах) там красной строкой прописана: оценивают не по количеству, а по целевому назначению. Он там везде говорил: « Я нашел патрон, я никогда в жизни не стрелял, я просто для коллекции хотел поставить в сервант». Все. От направленности умысла, именно от этого критерия деяние и признали малозначительным. А в целом-то какая разница: 1 патрон или 100 патронов, ведь и одного достаточно, чтобы убить человека. Другое дело, если у него имелась винтовка, еще какое-нибудь оружие. При определенных обстоятельствах у киллеров находят в квартире один патрон, и это нельзя считать малозначительным деянием, не представляющим общественной опасности.

Каплунов Андрей Витальевич: Ува-

жаемые участники круглого стола! Есть еще один вопрос в рамках поднятой нами проблематики. Он, правда, больше к практикам в этой аудитории адресован. Он возник из одного случая, произошедшего у нас, и теперь мне интересно, как в других регионах идет практика в части оценки стоимости вещи. Всегда все достаточно просто, когда есть подтверждающий чек о стоимости телефона или еще какого-либо предмета. Иногда возникают вопросы, когда цена явно завышена, и мы просим дознание или следствие запросить справки, узнать в магазине реальную стоимость вещи. Но вот у нас случай получился. Дело уже находилось в суде, при его изучении, подписании, утверждении никаких вопросов не возникло, а у судьи возник, и дело из суда пришлось забрать. Была кража с проникновением в жилище — статья 158 часть 3, так как помещение использовалось для летнего проживания. Были похищены радиола и люстра-бра. Судья стала исходить из того, что эти вещи уже ветхие, захудалые и никакой ценности не представляют, но собствен-

ник оценивает их в 2 тысячи рублей. Выходит, что он не основывается ни на чем, нет никаких подтверждающих документов, просто для него лично ценность — 2000 рублей. Эта радиола досталась ему от деда, грубо говоря, а люстра-бра тоже всю жизнь висела в этом доме и она ему нравилась. Так вот судья, даже не беря во внимание, что есть квалифицирующий признак — проникновение в жилище, говорит, что сомневается в заявленном размере ущерба и не может опираться на такие субъективные оценки, а потому считает возможным рассматривать дело только с результатами соответствующей экспертизы. Вдруг ценности никакой эти вещи не представляют? А главная проблема в том, что ни бра, ни радиолу не удалось в ходе расследования обнаружить. Злодея нашли, были свидетели, что он заходил в помещение, и он эти вещи то ли выбросил, то ли уничтожил, то ли куда-то спрятал. И фактически оценку сейчас провести не на чем. Запросить у кого-то стоимость? Дело забрали, оно снова в производстве находилось, попытались запросить, грубо говоря, в комиссионных магазинах, может быть, у коллекционеров, хотя такая вещь навряд ли будет особую ценность для кого-то представлять. Какова может быть примерная стоимость этой вещи? Вот и возникает вопрос о целесообразности проведения товароведческих оценочных экспертиз в таких случаях: при их отсутствии, при отсутствии подтверждающих документов, но при наличии оценки со стороны потерпевшего, его показаний.

Крюков Александр Андреевич: Но

согласитесь, в любом случае здесь определяющим является ущерб. Если есть ущерб, значит, его надо доказать. Ведь потерпевший мог сказать, что не только бра было похищено и еще что-то, но и что у него 500 тысяч лежало в чемодане. Это же все подлежит доказыванию, это первый момент. А второй момент: да, допустим, суд оправдывает за малозначительностью. Но обратите внимание вот на что: лицо незаконно проникает в жилище для того, чтобы совершить хищение, то есть преследуя корыстную цель, которая всегда повышает степень общественной опасности. Так вот, если бы он туда залез просто чай попить, чай выпил, покурил, то у него была бы статья 139, и он бы нес ответственность за незаконное проникновение в жилище. В данном случае он более общественно опасный, чем

тот, который просто залез непрошеным гостем. И, получается, нет состава? Или что лучше судам делать: переходить на менее тяжкое, на статью 139?

Огибалов Андрей Геннадьевич: На

самом деле, правильно сказали: требуется оценочная экспертиза, но указав на то, что каждая вещь определяет свою стоимость еще и с точки зрения исторической, художественной, культурной, семейной значимости для человека, именно как предмет, как вещь, связанная с какими-то отношениями определенными. А оценить эту составляющую в принципе невозможно. Это очень интересный вопрос, но никакая экспертиза не даст такую оценку.

Коленько Олег Александрович: У нас прокуроры по каждой краже, по каждому преступлению, связанному с хищением, заставляют следователя, дознавателя проводить подобную экспертизу товароведческую. Когда у нас возникают сомнения, то я смотрю на стоимость похищенного: похищено нормально, оно будет стоить явно больше 2000 рублей. Но вот когда телефон, прикидочной стоимостью 1200—1300 рублей, — однозначно на экспертизу. Потом отдаю заключение эксперта, и у суда даже не возникает никакого сомнения, что он стоит 900 рублей. То есть у нас в Алтайском крае есть возможность провести экспертизу по каждому уголовному делу. Более того, проводят экспертизы и без наличия имущества. У экспертов аналогичные методики с характеристиками. И, в общем-то, когда возникает сомнение какое-то, то однозначно экспертиза снимает у суда все сомнения.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Но все же трудно установить историческую, художественную, культурную и семейную ценность. Как ее оценить можно? Пленум Верховного Суда об этом сказал.

Крюков Александр Андреевич: Вот

человек похитил телевизор, куда-то спрятал, и мы его не можем обнаружить. При этом мы можем пойти в магазин и посмотреть, сколько стоит аналогичный телевизор. Правильно? Со слов потерпевшего можно узнать, какой был износ и так далее. Андрей Геннадьевич говорит о той вещи, которая стоит больше за счет своей исторической ценности, а мы не можем прийти в магазин и сказать: «Вот это такая же вещь по историческим особенностям».

Коленько Олег Александрович: Вот и

будем оценивать именно по той рыночной стоимости, которая есть, не учитывая ее особой ценности, личного отношения к ней, ведь ее определить невозможно. Если это не настоящая ценность, например картина какая-нибудь, «Черный квадрат». О чем речь в статье 164 идет в УК.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Допустим, вот у меня случай: я ездил на передачу «Поле чудес» от органов прокуратуры, и мне там подарили часы. Эти часы подписаны Генеральным прокурором, с гравировкой соответственно. Я знаю, что таких часов мало. Ну, по крайней мере, нас всего было 12 человек участников, каждому подарили. То есть этих часов в мире — единицы! Как оценить эту вещь? Для меня она все-таки значима, для меня она имеет серьезную нематериальную, почти культурную ценность.

Коленько Олег Александрович: Я

думаю, что, скорее всего, просто оценили бы рыночную стоимость Ваших часов.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Но,

опять-таки в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого нужно прописывать, что данная вещь представляла, в том числе, еще и особенную ценность.

Коленько Олег Александрович: Как

оцениваете в денежном выражении эту ценность?

Огибалов Андрей Геннадьевич: А это не

нужно. Здесь нужно дополнительно указать, я так думаю.

Коленько Олег Александрович: Но если эти часы будут стоить 50 рублей, и он похитил их, и мы видим признаки части 1 статьи 158, то хоть какую культурную или личную ценность Вы распишите, все равно будет оправдательный приговор. Если это не общепризнанная какая-то культурная ценность, значимая для общества.

Осипов Дмитрий Юрьевич: Уважаемые коллеги, обратите внимание на другую сторону того вопроса, что мы теперь обсуждаем. Вернемся в начало проблемы. Об экспертизе для оценки стоимости отсутствующих вещей: этого бра нет, и нет радиолы. Все неустранимые сомнения в пользу кого? У нас потерпевший говорит, что у него была магнитола, стоимость 3 тысячи рублей, а также бра стоимостью такой-то. Я образно говорю. А я как адвокат буду говорить своему подзащитному, чтобы он сказал, что сломано все было. И он скажет,

что она просто не работала. И все сомнения в пользу кого? В пользу обвиняемого.

Холодков Михаил Анатольевич: Еще интересный аспект хотел бы осветить. У нас все знают, что очень часто сейчас предметом хищения являются мобильные телефоны. И все знают, насколько быстро они теряют стоимость. Часто люди покупают телефон за 2—3 тысячи рублей, а вскоре этот телефон стоит уже 900 рублей, хотя покупал его человек в 3—4 раза дороже.

Шульгин Роман Юрьевич: А в телефоне может быть видео, которое особую ценность представляет.

Холодков Михаил Анатольевич: Да. Вот это момент тоже очень интересный. Как вот в этой ситуации поступать?

Коленько Олег Александрович: По

поводу телефонов. Есть чек, в котором указано, что вы купили телефон 2—3 месяца назад за 2500 рублей. И эксперты-товароведы прилагают таблицу, по методикам расчета, из которой видно: за 2800 купил, через

4 месяца — 730 рублей. Амортизация.

Шульгин Роман Юрьевич: Интересно было однажды, когда адвокат в кассационной инстанции это заявил. То есть уже приговор состоялся, и адвокат ничего не сказал в суде первой инстанции. А потом направил кассационную жалобу и приложил чек о том, сколько сейчас стоит этот мобильный телефон.

Огибалов Андрей Геннадьевич: Пле-

нум-то Верховного Суда как указал: стоимость похищенной вещи определяется на момент хищения, поэтому, действительно, целесообразно проведение экспертизы по оценке, но с учетом времени совершения преступления.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Уважаемые коллеги, эта проблема была еще и раньше, лет 20 назад. Но только тогда в обратном направлении: похищал по одной цене, а потом она резко возрастала. Однозначно, для квалификации имеет значение стоимость на момент совершения хищения: 245 тысяч рублей, почти крупный размер, но не крупный и не секундой больше, потому что именно вот на этот день. За это время цена упала до 600 рублей, гражданский иск в процессе предъявляет, выплатят ему 600 рублей, а квалификация должна идти по 245 тысячам рублей.

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые коллеги, позволю себе высказать несколько слов, а затем дать слово следую-

щему докладчику. Итак, по поводу обозначенной сейчас проблемы. Мы неоднократно ее обсуждали со слушателями, которые проходят курсы повышения квалификации в Иркутском институте Академии Генеральной прокуратуры. Вот какое есть видение возможное, подчеркиваю, возможное, решение данной проблемы. Во-первых, когда есть люстра, когда есть какие-то объекты материального мира, но мы не можем установить их стоимости, а потерпевший нам говорит, что оценивает их в 2 тысячи рублей. Я здесь вижу, как минимум, две проблемы, которые будут препятствовать рассмотрению данного дела в суде. Первая очевидная: статьи 73 УПК. Одним из элементов предмета доказывания является размер имущественного ущерба.

Следовательно, если мы не установим размер имущественного ущерба, то с точки зрения квалификации будет возникать вопрос: а был ли причинен вред объекту уголовно-правовой охраны — интересам собственности? Причинение такого вреда напрямую связано со стоимостной оценкой того имущества, которое было похищено, поскольку его цена может быть ничтожна, и при таком положении вещей никому никакого имущественного ущерба не было причинено, либо это может влиять на вопрос о малозначительности. У суда возникнет вопрос об оценке показаний потерпевшего о стоимости вещи относительно такого критерия, как его достоверность. Ведь любое доказательство оценивается по совокупности относимости, допустимости, достоверности и достаточности. Ну, сказал потерпевший, что это 2 тысячи рублей, а суд в данном случае скажет: « А у нас одним из критериев доказательств является его достоверность! Порядок определения цены на товар, который, в том числе, амортизировался, он и входит в сферу специальных познаний. И мы в данном случае должны использовать либо мнение специалистов, либо товароведческую экспертизу, а поскольку данные специальные познания в данном случае не были использованы, то при таком положении вещей возникают сомнения относительно действительной стоимости похищенного. Я помню, как из подобных ситуаций пытались выходить иногда. Мы общались с представителями областной прокуратуры: могут быть предприняты достаточно хитрые шаги, и тут, конечно, все зависит от того, как ответят

эксперты. Например, был похищен телефон, но мы его найти не можем. В таких случаях обычно говорят, что нет судебной перспективы. Да, наверное, так и есть, но вот за исключением случаев, когда мы заручимся результатами экспертизы, используем ее возможности. Делали так: устанавливают данные о телефоне, какая это модель, устанавливают, сколько времени он находился в эксплуатации, путем допроса свидетелей, знакомых, родственников, в каком состоянии он находится, поврежден ли корпус, поврежден ли экран, работают ли функции или не работают. Потом перед экспертом-товароведом ставится вопрос: вот такая модель, столько времени он находился в эксплуатации, имеет такие-то механические повреждения. Какова его минимальная стоимость? А почему мы говорим «минимальная» — это чтобы максимально улучшить положение лица, привлекаемого к ответственности. Все сомнения ведь трактуются в его пользу. И эксперт нам говорит, что при таких обстоятельствах, с учетом существующих методик, расписывает мотивировочную часть и дает заключение: стоит телефон, например, 1100 рублей. Поэтому были такие случаи, когда в отсутствие вещи имела место реальная перспектива уголовного преследования за совершенное хищение.

Коленько Олег Александрович: По

собственному опыту скажу, что в Алтайском крае много дел таких отправляется в суд.

Никонов Павел Владимирович: Итак, большое спасибо! Я предлагаю перейти к следующему докладу и предоставить слово Шульгину Роману Юрьевичу — прокурору города Усолья-Сибирского.

Шульгин Роман Юрьевич: Уважаемые участники круглого стола! Мне бы очень хотелось занять студентов, поскольку у нас редко так бывает, чтобы мы встречались за рамками прокуратуры. Но прежде я хочу вернуться к прошлой теме. Этот вопрос очень много внимания нашего занимает, и это самый сейчас больной вопрос у прокуратуры — о малозначительности деяния. И мы, конечно же, смотрим на суд. Я вот сам уже немного с критикой суда посмел выступить. А сначала я также пришел в город Усолье-Сибирское; думаю, пойду у суда выясню позицию. Мы очень долго дискутировали, суд пытается идти навстречу, но я потом понял, в чем проблема, — у нас абсо-

лютно разные задачи. В этом и состоит прелесть всех отношений, что прокурор одни задачи решает, а суд совсем другие. Суд он даже дальше пошел, он к американской системе даже чуть-чуть ближе, чем мы. Суд, конкретные случаи рассматривает с точки зрения правосудия, он смотрит на конкретного подсудимого, на конкретных потерпевших, он оценивает этот случай. А прокурор, для него это — случай из тысячи случаев. Он обеспечивает законность, ему нужно указать конкретную планку, по которой он будет полиции отказывать в уголовном преследовании либо позволять это делать. А суд решает судьбу конкретного человека, и разные казусы возникают. И вот этот обзор, который был сделан Иркутским областным судом, имеет для нас очень большое прикладное значение. Там конкретные случаи разобраны: почему вот это общественно опасно, и почему эта кар-манница, которая украла 200 рублей, несет уголовную ответственность или же не несет. Вот эта разность подходов не даст нам решить обозначенную проблему. Потому что суд немножко выше, он немножко дальше, он смотрит предметно на конкретный случай, а для нас главное другое. У нас был такой случай: судили главу администрации, этот случай очень схож с хищением. Он заплатил адвокату из бюджетных денег 40 тысяч рублей. По сути: ну что это для бюджета? Мне отказал следователь в возбуждении дела, и гособвинитель сказал, что нет состава преступления, Следственное управление Следственного комитета — самый умный наш следственный орган, сказало, что нет здесь состава преступления. Я сказал: «Давайте попробуем». Мне сказали, что в Саянске или в Свирске 1,5 миллиона признали несущественными для бюджета. Я решил, что я попробую отстоять свою позицию. Вызываю к себе депутатов и спрашиваю у них, какие суммы у них вызывали дебаты, и они говорят мне, что они за каждые 5 тысяч там бьются. Бюджет составляет

7 миллионов, на зарплаты уходит 5 миллионов, а остальных 2 миллиона — на решение вообще всех проблем. На ЖКХ сразу 1,5 миллиона уходит. И, по сути, только 500 тысяч они могут куда-то определить. И 30—40 тысяч для них существенно. Ну конечно, для подстраховки, мы ему присвоение еще вменили, на тот случай, если они уйдут с существенного ущерба. В присвоении есть тысяча рублей, потом квали-

фицирующий признак, — и все, никуда они не денутся. Тема эта неоднозначна, поэтому мы так долго дискутируем. Очень много копий сломано на этой теме. Я так студентам скажу, что самый главный враг в нашей работе — это оправдательный приговор.

Когда я шел на этот круглый стол, я думал, может быть, о казусах каких-то поговорить, из которых проблематику увидеть. Я в разных районах работал, и всюду по-разному решается эта проблема о малозначительности деяния. Но давайте студентам зададим вопрос для квалификации. Есть такой вид кражи, как из кармана, из одежды, из сумки, ручной клади, находящейся при потерпевшем. Для Иркутска это ужасная проблема: большое количество преступлений, в том числе и раскрытых, поскольку в Иркутске в полиции хорошо работает особая группа: они ловят этих преступников. Вот когда похищается имущество у спящего человека или у трупа из кармана — как вы квалифицируете?

Никонов Павел Владимирович: Напомню, уважаемые участники круглого стола, к студентам это прежде всего вопрос. Здесь студенты из Академии Генеральной прокуратуры присутствуют, из Иркутского государственного университета. Кто хочет на этот счет высказать мнение? Здесь есть студенты четвертого, пятого курса, которые уже изучили Особенную часть уголовного права.

Мелешко Денис: Меня зовут Денис, студент Академии Генеральной прокуратуры. По моему мнению, рассматриваемый нами квалифицирующий признак будет отсутствовать в этом случае, и вот по какой причине. Когда законодатель устанавливал данный квалифицирующий признак и вносил его в закон, он исходил из того, что повышенная общественная опасность будет в данном случае потому, что применяются какие-либо особые навыки для того, чтобы обхитрить человека, незаметно для окружающих проникнуть в его одежду, его сумку и извлечь необходимое. В данном случае, как Вы сказали, либо труп, либо спящий человек. Значит, такие навыки фактически не применяются. В данном случае будет иметь место квалификация по части 1 статьи 158 УК РФ при прочих равных условиях.

Шульгин Роман Юрьевич: Я с вами полностью согласен и скажу, почему этот вопрос возник. В 2009 году в Кировской

районе г. Иркутска однозначно шла практика квалификации таких случаев по признаку хищения из кармана. Я с этим не согласился, поменял практику. Прихожу в Усолье-Сибирское, смотрю: опять хищение из кармана. Поменяли, теперь спокойно суд судит, теперь часть 1 статьи 158 УК РФ. Причем были приговоры, где суд рассматривал дело и сам уходил на состав простой кражи, это не так страшно для нас. И вот буквально позавчера Бюллетень Верховного Суда РФ открываю и читаю: убили человека и у него из кармана что-то похитили. И дан ясный ответ на вопрос, что это не будет кража из кармана. Но, правда, зачем-то суд вставил формулировку «у живых лиц». А спящий человек?

Крюков Александр Андреевич: А я бы со стороны защиты сказал следующее. Когда мертвый человек, то ему ущерб априори нельзя причинить. Строго говоря, идет гражданин, видит, лежит труп, он оглянулся, посмотрел, взял шапку и часы. Это имущество не принадлежит наследникам, они имеют право на него только когда вступят в наследство, через определенное время. Таким образом, лицо, которое совершает хищение, оно ни трупу ущерба не причиняет, ни ущерба прямого, реального, материального тем лицам, которые будут наследниками. Тем более, если лицо будет говорить, что оно специально обворовало этот труп, чтобы избежать уголовной ответственности. Даже покушения не будет.

Шульгин Роман Юрьевич: Я считаю, что будет хищение однозначно. То есть у нас конкретизированный предмет, принадлежит конкретному человеку.

Никонов Павел Владимирович: Это

вопрос очень интересный и уже давным-давно обсуждается. Вроде бы формально уже отношения собственности прекратились, в наследство никто не вступил, государство не приняло на себя право собственности на данное имущество. Оно как бы временно бесхозное — даже может показаться, что так. Но практика абсолютно не разделяет такой подход, и здесь статья 158 УК железно. Тут есть о чем с точки зрения теории говорить, безусловно. Но с точки зрения практики вопрос этот решен.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Роман Юрьевич, а если все же вдуматься в социальную сущность деяния со спящим потерпевшим: оно ничем не отличается от кражи из кармана человека, который зазе-

вался. Стоит человек в очереди в кассу, вор пальчики в карман просунул, и все здесь. Здесь, наверное, одинаково. Здесь имеет место нарушение личного пространства. Давно психологи сказали, что зона рядом с человеком, 20—50 сантиметров является нетерпимой для всех.

Никонов Павел Владимирович: Здесь, я думаю, Василий Иннокентьевич, данное обстоятельство законодатель не закладывал в качестве основания для общественной опасности данного деяния. Мы можем говорить о социальном факторе, что имеет место. Но это, конечно, не влияет на общественную опасность, поскольку в рассматриваемом квалифицирующем признаке заложен немного другой смысл.

Шульгин Роман Юрьевич: Еще бы хотел пример один привести. Когда суд разбирается глубже, чем это заложено в законе. У нас суд один пробел расценил именно с точки зрения общественной опасности, я так думаю. В Ленинском районе г. Иркутска наркоман пришел к наркосбытчику. Заранее у него был умысел на убийство, мы это доказали. Но убить решил для того, чтобы похитить наркотики — у него не было наркотиков. Он пришел, сбытчик открыл дверь, наркоман его убивает, знает, что у потерпевшего в пылесосе хранятся наркотики, и забирает эти наркотики. А у нас наркотики выведены из предметов хищения, то есть это уже нельзя назвать разбоем. Казалось бы, у нас в наличии убийство, сопряженное с разбоем, — в чистом виде. Человек идет, нападает на другого человека для того, чтобы похитить чужое имущество, применяя насилие, опасное для жизни, но это не разбой. Мы не можем квалифицировать это как разбой из-за специфики предмета преступления, хотя это и специальная разновидность хищения из статьи 229 УК РФ. Со всех сторон пытались обложить эту ситуацию. Решили, что поскольку суд упростить квалификацию, уменьшить ее может, а усложнить, усилить не может, то мы статью 229 УК с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, оговорили как разбой. Возможно, правовая конструкция не позволяет говорить, что убийство было сопряжено именно с разбоем. Практика однозначная у Генеральной прокуратуры РФ, что для термина «разбой» в нашем случае нет предмета. Про наркотики нельзя говорить, что они были похищены применительно к разбою, а

он ведь назван в главе преступлений против собственности. Более того, мы допросили наркомана. Он говорит, что лежало четыре пакетика, сам он давно употребляет наркотики, он знает, что это наркотики. Он их употребил, и ничего в карманах у него не осталось. То есть, по сути, сложно говорить, что произошло хищение, даже тех же наркотиков. У нас миллиард решений подобных, где отказано в возбуждении уголовного дела, однако в нашем случае суд согласился с нами и осудил — и без самих наркотиков. Это единственный подобный приговор, который я вообще встречал.

Коленько Олег Александрович: Я вот еще такой вопрос хотел поставить, мы немножко его затронули. Как вы отнесетесь к таким действиям: у вора украли украденное им ранее имущество?

Шульгин Роман Юрьевич: Это также кража.

Коленько Олег Александрович: Кто

будет потерпевшим в данном случае? Я ворую у Вас ручку, а потом ее воруют у меня. Кто будет потерпевшим в данном случае?

Шульгин Роман Юрьевич: В таком случае я признаю Вас потерпевшим.

Коленько Олег Александрович: Но ведь эта ручка не находится в моем законном пользовании и распоряжении.

Шульгин Роман Юрьевич: Но она находится во владении.

Никонов Павел Владимирович: Здесь, в общем, такая цепочка. Вор у вора украл, и здесь вроде бы происходит следующее. Когда первый вор крадет у второго вора, то он фактически этими действиями второму вору ущерба-то не причиняет. Дело в том, что это интересы собственности, это право владения, пользования и распоряжения. Мы видим из материалов дела, что тот первый вор не приобрел право собственности на данное имущество, поэтому, когда у него забрали, то его интересам собственности не было вреда никакого причинено. А как быть, если вор знает, что крадет у другого вора краденое имущество?

Шиханов Владимир Николаевич: Заранее не обещанное приобретение имущества, заведомо добытого другими лицами преступным путем.

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые коллеги, я вас хочу призвать к чему: те темы, которые мы обсуждаем, вызывают у нас огромное желание поговорить об этом, но давайте постараемся, насколько

это возможно, в рамки регламента уложиться. Очень хорошо, что дискуссия такая развернутая. Спасибо. Однако теперь я хочу слово для выступления предоставить Крюкову Александру Андреевичу.

Крюков Александр Андреевич: Здравствуйте, товарищи. Хочу поделиться с вами интересной ситуацией, которая требует своего разрешения. Человек сделал буквально следующее. Люди сбросились деньгами для оказания однократной помощи жене погибшего работника полиции. Эти деньги были оприходованы соответствующим образом. Была создана комиссия из трех человек, которые должны были эти деньги взять, пойти в банк и перечислить на счет вдовы. Один из этих троих идет в бухгалтерию, берет указанные денежные средства в размере 1 миллион 860 тысяч рублей, затем берет лист нетрудоспособности и в течение одиннадцати дней спускает все деньги в казино. Возникает вопрос: как квалифицировать его действия? Изначально у нас несколько вариантов. Первый вариант — это присвоение, поскольку, вроде как, это имущество ему было вверено, он имел право брать эти деньги и распоряжаться ими. А комиссия состоит из трех человек, не он один. С другой стороны, это может быть мошенничество, но тут от показаний зависит. В чем можно тут обнаружить мошенничество? Когда он пришел в бухгалтерию и сказал: «Давайте деньги», — он ввел в заблуждение кассира, да еще и сказал, что они втроем (всей комиссией) должны пойти в банк. Ну и, наконец, кража. Помните эти бульварные такие примеры, когда человек наряжается грузчиком, приходит, молча берет товар и уходит. Мы эти действия расцениваем как кражу, потому что виновный тайно завладел имуществом. И вот в данном случае я бы не хотел преждевременно высказывать каких-то личных утверждений, самостоятельно отвечать на свой вопрос. Я хотел бы услышать сначала вашу точку зрения. Перед нами стоит два вопроса: как квалифицировать данные действия и кто потерпевший? Сумма: 1860, то есть он обогатился на

1 миллион 860 тысяч рублей. Но сотрудники сдавали каждый от 500 до 1 тысячи рублей. Возможно поставить вопрос и о малозначительности. Если мы каждого работника признаем потерпевшим, то это будет

2 тысячи человек и 2 тысячи административных проступков. Каждый из начальни-

ков собрал деньги себе, эти деньги он повез, условно говоря, городскому начальнику. Тот все в мешок собрал, и в мешке деньги хранятся. Они нигде по бухгалтерии не учтены, это просто пожертвование. Он идет в бухгалтерию и говорит: «Вот у меня сейфа нет, храните мешок у себя». Бухгалтер берет и звонит главному бухгалтеру, который находится в отпуске, и говорит: «Приходил такой-то такой-то, принес деньги, я взяла». Та ей в ответ, образно: «Ты что делаешь? Это не наши деньги, срочно верни их обратно». Эта бухгалтер звонит начальнику и говорит: «Забирайте обратно деньги». Но при этом человек, который деньги взял, подписал акт о том, что он эти указанные денежные средства из бухгалтерии забрал. Опять же: на каком основании деньги у бухгалтеров находились?

Абагаев Андрей Константинович: Это кража путем обращения имущества в свою пользу.

Крюков Александр Андреевич: Я вам

так скажу. Возбудили уголовное дело по статье 160 УК РФ. Судьи кассационной инстанции областного суда считают, что это статья 159 УК. Судьи районного суда также считают, что мошенничество.

Осипов Дмитрий Юрьевич: То есть этот человек должен был эти деньги куда-то отнести? Я беру эти деньги и говорю, что пойду и положу их на счет. Но виновный говорит также, что он все деньги проиграл, то есть он ими распорядился. Тогда выходит: я людям пообещал сделать, я не сделал, я обманул, деньги обратил в свою пользу. Это мошенничество.

Крюков Александр Андреевич: Я знаю, какие показания он дает, что он про других там говорит.

Каплунов Андрей Витальевич: А не будет ли главным для выбора статей 158 и

159 УК РФ вопрос о том, когда у него возник умысел? Когда он деньги из кассы забрал или пошел в кассу: у него уже был этот умысел?

Крюков Александр Андреевич: Он говорит следующее: «Я хожу работаю в поте лица. Меня вызывает начальник и говорит: “Иди срочно деньги получай”. Я пошел, эти деньги взял. Затем мне начальник говорит: “Найдешь этих остальных двоих,

позвонишь в средства массовой информации и в такой обстановке деньги перечислите. И мы, вроде как, отметимся, и все будет хорошо”». И вот наш деятель идет, берет

эти деньги, звонит остальным членам комиссии, а они ему говорят, что заняты работой. Поскольку деньги у него, отдать их ему некому и хранить их негде, он решает: «Я сейчас пойду в казино, эти деньги быстро там прокручу. Затем те, которые вдове полагаются, отправлю вдове, а та часть, которую выиграл, будет у меня на кармане».

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Александр Андреевич, уж, во всяком случае, не административный проступок, не кража точно. Мошенничество или статья

160 УК РФ.

Крюков Александр Андреевич: Вот есть приказ о том, чтобы начальник указал соответствующим лицам организовать сбор денежных средств; есть распоряжение, что денежные средства эти собраны; есть приказ о том, что эти три человека образуют комиссию: «комиссионно начальником

таким-то с составлением акта осуществить перечисление денежных средств на расчетный счет номер такой-то, о чем проинформировать личный состав гарнизона города Иркутска». Он здесь указан. Но опять, видите, Василий Иннокентьевич, в чем дело, он один не имел права брать деньги. Должны были три человека прийти и взять.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Главнее, как мне кажется, здесь способ. Это статья 160 УК, присвоение.

Шульгин Роман Юрьевич: В решении... Он доступ имел, благодаря которому. Там как написано? Что они именно втроем имели доступ к этому имуществу? В какой форме ему вверяются эти деньги? Он имеет доступ или право их перенести куда-то или что там? Должно быть специальное распоряжение, для того, чтобы мы говорили о присвоении.

Крюков Александр Андреевич: Единственный документ — это протокол № 42 оперативного совещания. И вот в этом пункте сказано: начальникам организовать сбор денежных средств, и комиссионно. Перечисляется: такая-то, такой-то и наш фигурант. Затем: «С составлением акта осуществить перечисление денежных средств на расчетный счет, о чем проинформировать личный состав гарнизона». Там конкретно не написано, кто там во сколько встать должен и прийти. Просто все трое должны между собой собраться и организовать перечисление.

Шульгин Роман Юрьевич: Здесь нужно исходить вот из чего. Во-первых, нужно

определиться с потерпевшим. На мой взгляд (может быть, это и не так), потерпевшим является вдова погибшего, потому что люди добровольно отдали свои деньги, они уже перестали быть их собственниками, и уже есть решение о том, что эти деньги принадлежат вдове погибшего. Значит, она имеет право на собранные деньги. То есть никто не похищал деньги у сотрудников полиции. Теперь — форма хищения. Я как практик вообще всем следователям всегда говорю, чтобы они никогда не писали для статьи 159 УК РФ «злоупотребление доверием» — когда расписывают мошенничество. Чтобы они вменяли всегда обман. Но вот этот случай, мне кажется, можно назвать злоупотреблением доверием того лица, которое выдало виновному собранные деньги. То есть расписать так, что он подошел к такой-то и, злоупотребляя доверием, так как она знала, что он является членом комиссии и имеет доступ к деньгам, он получил пожертвованные денежные средства, в действительности не имея умысла передать их вдове погибшего сотрудника.

Крюков Александр Андреевич: Причем интересны результаты допроса, когда спросили бухгалтера, почему она ему деньги отдала. Она говорит: « Ну, он же мелькал там везде, они деньги принесли нам, ну вот лицо соответствующее, даже вопросов по этому поводу не возникало. Расписку он написал».

Коленько Олег Александрович: Коллеги, но как можно похитить у человека то, что у него еще нет?

Крюков Александр Андреевич: Я разговаривал с коллегами, специализирующими в сфере гражданского права, и они говорят, что вдова будет собственником этих денежных средств тогда, когда ей перечислят деньги.

Коленько Олег Александрович: Сейчас-то она еще не является собственником.

Крюков Александр Андреевич: Цивилисты говорят, что все работники правоохранительных органов, которые сбрасывались деньгами, заключили своего рода договор поручения. То есть они поручают своему начальнику перечислить эти денежные средства вдове. Я открываю ГК РФ, и там слабо, так сказать, просматриваются отношения по поручению. Поручение, это если человек платит кому-то деньги, а иногда и безвозмездно, но просит того что-то сделать в своих интересах. Всем сказали:

«Сдайте по столько-то рублей», — какие интересы? Что теперь?

Никонов Павел Владимирович: В этот казус можно добавить одну вводную, которая может поставить под сомнение вообще всю перспективу уголовного преследования. Посмотрите, в чем проблема. Мы же все с вами прекрасно знаем, что когда стоит вопрос о любой форме хищения, то умысел лица направлен на безвозмездное и безвозвратное изъятие, обращение имущества, поскольку лишь только стремлением безвозвратно изъять имущество и определяется желание виновного причинить имущественный ущерб. Если я у кого-то временно позаимствовал деньги, даже, может быть, против или помимо воли, но мы эту версию лица не опровергаем материалами дела, то мы не сможем отрицать, что я и не хотел причинить собственнику реального имущественного ущерба. Я ему ущерб и не причинил, поскольку это имущество или даже деньги вновь собирался вернуть. В момент совершения преступления умыслом безвозвратность изъятия не охватывалась. Здесь Александр Андреевич заметил такую важную ситуацию: человек был игроком, он играл в казино, и здесь он даст такие показания, которые, скорее всего, не будут опровергнуты, что у него эта игра складывалась пятьдесят на пятьдесят. Значит, когда-то он выигрывал, а когда-то не выигрывал. Ну так вот, из его показаний можно увидеть, что когда он эти деньги получил, он как раз чувствовал, что он может куш сорвать, но хотел сами эти деньги, безусловно, отдать вдове. То есть он не уклоняется от обязательств отдать вдове эти деньги. Он их отдаст, но он рассчитывал на них поднаживиться, получить на них больше, заработать, не используя при этом свои денежные средства. С этой целью он играет, но проигрывает. Мы даем оценку чему? У него были реальные основания полагать, что он выиграет, так как были случаи, когда он выигрывал. Но он в данном случае, как абсолютно правильно сейчас сказал Владимир Николаевич, легкомысленно надеялся на то, что в этот раз тоже будет выигрыш и он выиграет, и потом эти позаимствованные деньги передаст супруге. А все, что «сверху», то оставит себе. И в этом случае мы говорим, что он относился к проигрышу и к возможности невозврата этих денег самонадеянно, легкомысленно. И ущерб имущественный, значит, причинен

по легкомыслию. И здесь тогда возникает серьезная проблема для вменения статей о преступлениях против собственности.

Осипов Дмитрий Юрьевич: Александр Андреевич, можно один вопрос Вам задам? Вот этот гражданин дал такие показания. А вопрос следующий: где играл?

Крюков Александр Андреевич: Мы

были в этом подпольном казино. Нам там сказали, конечно, что это вообще не казино.

Никонов Павел Владимирович: Говорить тогда не о чем здесь, конечно.

Крюков Александр Андреевич: Вот

смотрите, я усложню задачу. Он похитил 1 миллион 860 тысяч. Я, допустим, говорю так: я бы хотел на 30 тысяч поиграть. Взял 30 тысяч пошел и проиграл. Ага, то есть у меня вновь возникает умысел обратиться к этим деньгам. Возьму еще одну «тридцатку».

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Да это не имеет значения, потому что заимствование должно быть в той сумме, которую реально возвратить. Допустим, в пределах зарплаты своей, но не миллион же и 860 тысяч сверху. В особенности при вероятности «одна сотая процента», в это разве выиграешь? Он знает прекрасно, что спустит все до конца.

Никонов Павел Владимирович: Это

умысел. Важно, как он к этому относился? Либо он не хотел возвратить, либо хотел, и у него для этого были основания. Да, он ошибся, но эта ошибка меняет характер виновного отношения к последствиям.

Абагаев Андрей Константинович: Я считаю, что потерпевшими будут вот эти люди, которые сложились деньгами для пожертвования. Они не смогли передать деньги еще, они просто оставили на хранение эти деньги, а он присвоил эти деньги, и исходя из этого, это будет обращение в свою пользу.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: А почему «обращение» при продолжаемом преступлении?

Никонов Павел Владимирович: Хочу заметить, что однажды мы с коллегами подобную проблему тоже обсуждали — с определением круга потерпевших. На практике эти частные ситуации возникают по домофонам. Ставят домофон, складывается деньгами весь подъезд, а кто-то потом приехал и этот домофон украл. Или украл деньги на установку домофона. Это, по сути, идеальная совокупность: одним действием причинил имущественный ущерб всем тем, кто вложил деньги в покупку

домофона. И тогда пришли к пониманию того, как эта проблема может быть решена. Если мы устанавливаем, что жильцы сложились и на эти деньги был куплен домофон, тогда мы видим: тот, кто его украл, своими действиями причинил Иванову ущерб на 100 рублей, Петрову 200, Сидорову 300, и так далее. Идет речь о множестве непосредственных объектов, множестве частных интересов собственности, но сумма в каждом случае не дотягивает до той, с которой начинается уголовнонаказуемое деяние. Есть такая практика, и все это — постановления об отказе в возбуждении уголовного дела или о прекращении и дела, и преследования, и все уходит на уровень административных правонарушений. Но здесь есть другой вариант, как можно поступить в данном случае. Нам нужно найти, что в итоге эти деньги все выведены из обладания указанных лиц, а потому определить, что их держателем, а значит, новым собственником оказался один человек. И тогда мы станем решать эти проблемы через управляющие организации. Жильцы отдали эти деньги, а управляющая организация как новый обладатель этих денег, получив их, уже этот домофон и ставит. Мы в данном случае уже говорим о том, что потерпевшим является управляющая организация, которой данные деньги были переданы для вышеуказанной цели,

и, как верно сказал сейчас Владимир Николаевич, это — новый законный владелец денег, и ей ущерб причиняется. Вот тогда мы в этой ситуации говорим, что здесь есть состав преступления, есть посягательство на один непосредственный объект, эти деньги принадлежат управляющей организации, в пользу которой на добровольной основе произошло отчуждение гражданами денежных средств с целью заключения договора по установке домофона.

Коленько Олег Александрович: Кто

будет здесь управляющей компанией? Вот в чем вопрос. В рассматриваемом случае с пожертвованиями сотрудников полиции.

Никонов Павел Владимирович: Да,

здесь это будет краеугольный камень, потому что сторона защиты будет бить в этом направлении и внимание суда на это будет обращать.

Шульгин Роман Юрьевич: Вот я с Вами немножко не соглашусь. В первом случае, когда Вы сказали по домофонам. У нас есть приговор из города Ангарска. Вся эта сумма

объединяется, по всем потерпевшим. Умысел лица был направлен на хищение всей суммы, которая образует состав преступления. Это единый состав преступления был.

Коленько Олег Александрович: А

потерпевшим тогда кто был? Совокупно 50 человек?

Шульгин Роман Юрьевич: Без разницы, и всех можно признать потерпевшими.

Никонов Павел Владимирович: Тогда мы даже из материалов дела видим иное. Обратите внимание на эту особенность: когда мы говорим о едином продолжаемом преступлении, мы с вами исходим из тех признаков, которые характерны для данного вида сложных единичных преступлений. Это не только единый умысел, это не только тождественные действия, но это и посягательство на один непосредственный объект уголовно-правовой охраны. Если происходит посягательство не на один непосредственный объект, а на несколько, то в данном случае мы автоматически прекращаем разговор о едином преступлении и говорим о совокупности преступлений. Вот вспомним из учебника, из периода обучения в университетах. Когда человек приходит и выносит с завода по одной, по две детали, там как раз всегда пишут: «из одного места», у одного собственника, одними и теми же действиями». А если бы он, например, имея единый умысел, одну деталь с одного завода унес, потом со второго завода. А у них разные собственники, и здесь два потерпевших, здесь уже появляется два непосредственных объекта, как минимум. И мы с этим должны считаться. И хотя в городе Ангарске суд пропустил этот момент, нужно еще давать оценку решению на перспективу: пройдут ли такие решения уже по вышестоящим судебным инстанциям? Это будет камнем преткновения, это слабое место, и важно это понимать.

Коленько Олег Александрович: Уважаемые коллеги! Мы все мыслим стандартно, мы уже давно работаем. А что думают студенты, может быть, они скажут нам что-то новое по этому поводу? Свое видение проблемы?

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые студенты, есть кто-то, кто хочет высказаться? Может, вообще кто-то здесь не видит состава преступления?

Однорог Надежда: Однорог Надежда, четвертый курс ЮИ ИГУ. У меня сначала вопрос. Вот сотрудники полиции собрали

все эти деньги, вот три человека, которые должны их перечислить, положили они эти деньги в сейф. Если этот человек берет один эти деньги из сейфа, это тоже будет присвоение?

Никонов Павел Владимирович: Однозначно нет, потому что сам факт помещения денежных средств в сейф не является вверением имущества в том смысле, в котором нам говорит Уголовный кодекс.

Однорог Надежда: Но если он одному позвонил, второму позвонил, они сказали, что им некогда и чтобы он распоряжался сам?

Никонов Павел Владимирович: Есть установленный законом порядок вверения. Грубо говоря, вот почему иногда, когда все похоже на присвоение или растрату, применяют статью 158 УК РФ? Например, мой товарищ дал мне на машине покататься. Я катаюсь, чувствую, насколько она хороша, и у меня возникает желание не вернуть ее, и потом я пишу заявление о том, что она угнана, а сам потихоньку разукомплектовываю ее в гараже. То есть в этом случае мы видим: машина же была мне фактически вверена. Но именно здесь суды начинают обращать внимание на вверение: если оно было в том смысле, о котором нам говорит действующее законодательство в установленном законом порядке, то посмотрим соответствующую норму ГК РФ. И суды устанавливают: состоявшийся договор о

вверении автомашины во владение, пользование является законным лишь только при заключении его в письменном виде, а поскольку форма заключения данного договора была нарушена, то, собственно, мы говорим лишь только о передаче одним лицом своего имущества другому. Но при этом вверения как наделения другого лица полномочиями в установленном законом порядке в отношении данного имущества не происходит. И здесь усматривается статья 158 УК. То есть: он забрал автомобиль, у него возникло намерение не отдавать, он обращает данное имущество в свою пользу и делает это тайно. Здесь вот именно будет проблема такого же плана. Хотя и такие случаи мы на практике можем увидеть, мы сейчас говорим, как правильнее.

Осипов Дмитрий Юрьевич: Но договор ведь может быть и устным тоже.

Никонов Павел Владимирович: Но при соблюдении формы.

Осипов Дмитрий Юрьевич: А как же квартиры? Вот я снимаю квартиру, мне

человек сдает квартиру, там есть холодильник, там есть телевизор, что-то еще. Мы заключили устный договор: вот тебе холодильник, телевизор. Живи и 10 тысяч в месяц плати. А я это все продаю.

Никонов Павел Владимирович: Вы в данном случае докажете, что у нас же нет ни договора, ни материальной ответственности, ничего. Нам нужно будет ссылаться на нормы гражданского права, чтобы сказать, что здесь есть вверение. Но здесь суды будут обращать внимание на то, была ли сделка совершена в соответствии с ГК при соблюдении формы и содержания? Если будет, то проблем нет никаких абсолютно — это статья 160 УК. Но это если мы установим! Итак, Александр Андреевич, большое Вам спасибо за поднятый вопрос, организованную дискуссию. Я не знаю, получили Вы ответ на Ваш вопрос или нет, но я думаю, что у нас будет еще возможность продолжить обсуждать данную проблему. А теперь я хочу предложить перейти к очень интересному докладу, абсолютно интересной теме, которая касается всех здесь присутствующих, независимо от ведомственной принадлежности. Это как раз проблема отграничения хищения от находки. Мы об этом очень много слышим, но, наверное, не так много об этом знаем. Особенно о том, как эта проблема может быть решена в русле уголовно-правовой оценки. В этой связи я предоставляю слово заместителю прокурора Советского района города Улан-Удэ Республики Бурятия Абагаеву Андрею Константиновичу.

Абагаев Андрей Константинович: Здравствуйте еще раз, уважаемые коллеги! Скажу, что мне вдвойне приятно присутствовать на данном совещании, поскольку я сам являюсь выпускником Иркутского государственного университета 2006 года. Для выступления мной обозначена проблема отличия находки от хищения. Я тезисно скажу, из чего будет состоять мой доклад. Первоначально это отличие понятия «находка» или «бесхозяйная вещь» от понятия хищения, исходя из законодательства гражданского и уголовного. Далее я перейду к теории, приведу некоторые точки зрения, наиболее актуальные по критериям разграничения данных понятий. И дальше приведу конкретные казусы, как складывается сейчас практика, конкретно на примере своего опыта. Итак, в вопросах квалификации хищений необходимо разграничивать

отношения, регулируемые не только уголовным и административным, но и гражданским законодательством. Как известно, в примечании № 1 к статье 158 УК РФ выделяют понятие хищения. Я на ключевом остановлюсь моменте, главные признаки хищения — это изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного. То есть из конструкции данного примечания следует, что хищение может быть как только в форме изъятия, так и только в форме обращения чужого имущества, о чем нам говорит союз «или» между данными глаголами. Второй вариант хищения, а именно обращение, имеет наибольшее сходство с находкой. Что же такое находка? Статьи 225 и 227 Гражданского кодекса Российской Федерации дают нам определенное понятие, определенные признаки находки. Анализируя эти статьи, можно сказать, что находка является одной из разновидностей бесхозяйной вещи, под которой понимается вещь, во-первых, которая не имеет собственника; во-вторых, собственник которой неизвестен; и, в-третьих, либо собственник отказался от нее. На практике не вызывает сомнений квалификация содеянного в зависимости от стоимости вещи: либо административная, либо уголовная ответственность. Не вызывает сомнений также очевидная находка вещей на земле, в снегу. Действия нашедшего просто не образуют состав преступления и являются в чистом виде находкой. Но встречаются случаи, когда достаточно сложно разграничивать эти понятия. Например, после дискотеки в ночном клубе собственник оставил сотовый телефон на барной стойке, а через какое-то время, вернувшись, обнаружил, что телефон пропал. И никто не видел из окружающих, кто взял. На звонки никто не отвечал, потому что сотовый телефон уже был отключен. Также сложность представляет, когда лицо обронило вещь на глазах у подозреваемого, и последний, воспользовавшись ситуацией, не возвращает ее собственнику, а обращает имущество в свою пользу. В данной ситуации сложно сразу определить, была данная вещь похищена или найдена. До недавнего времени следственная практика на примере моего района исходила из того, что в таких случаях возбуждалось уголовное дело, усматривалось преступление, предусмотренное статьей 158 УК. В ходе расследования данного уголовного дела телефон обнаруживают, причем неред-

ко именно у того лица, кто его взял. Человек, пользующийся данным телефоном, обычно занимает позицию нашедшего вещь и объясняет, что нашел этот телефон на столике и подумал, что собственник ушел. Он может ссылаться на нормы ГК РФ, соответственно. Безусловно, возникают проблемы с доказыванием субъективной стороны для такого лица. Опять, возвращаясь к гражданскому законодательству, еще раз скажу, что из статьи 227 Гражданского кодекса следует, что основной обязанностью нашедшего является, с одной стороны, информировать о находке, а с другой стороны, возвратить вещи собственнику. Вместе с тем законодательством не предусмотрена какая-либо ответственность лица, нашедшего вещь, за неисполнение обязанности, возложенной на него Гражданским кодексом. Итак, и в юридической литературе, и на практике нет никаких сомнений по поводу критериев разграничения. Одними авторами указывается, что отграничение кражи от находки проводится по связи предмета хищения с его владельцем, которая имеется хотя бы в минимальном объеме: оставил на время приглядывать за ними либо попросил кого-то об этом, оставил в определенном месте, чтобы с этого места впоследствии взять. Эта связь имущества с владельцем должна осознаваться виновным лицом, если мы говорим о субъективной стороне. В одном из комментариев к УК РФ под редакцией председателя Верховного Суда РФ В. М. Лебедева к статье 158 говорится, что присвоение находки, если вещь была утеряна собственником, состава хищения не образует. А присвоение вещи, забытой собственником, как раз и есть разновидность хищения. Так или иначе, ключевым критерием во всех точках зрения наиболее часто указывается субъективная сторона захватчика. С этой точки зрения, если обнаруживший вещь знает собственника вещи, наблюдает факт ее оставления, впоследствии утаивает ее от собственника, то эти действия надлежит оценивать как хищение. Иными словами, если человек осведомлен о месте нахождения своей вещи, независимо от того, забыл он ее там или осознанно ее там оставил, и присваивающее лицо понимает это в силу тех или иных обстоятельств, то содеянное должно квалифицироваться как кража. Однако понятие это теоретически стало понятным. На деле нужно определиться с

тем, что потерпевший фактически знает, где находится вещь, и неважно, забыл он ее на столике и ушел, или просто оставил. Далее, установим, что лицо, которое похищает вещь, также это все осознает: что потерпевший знает о месте нахождения вещи. И хотя критерий разграничения вроде бы определился, однако важно другое: как складывается практика. Давайте я к конкретным казусам дальше перейду. Кассационное определение Московского областного суда от 21 июня 2011 года, причем фабула такая. Судом кассационной инстанции прекращено уголовное преследование гражданина И., который был осужден ранее судом первой инстанции при следующих обстоятельствах. Следовало, что И. шел за потерпевшим, увидел, как у последнего выпал сотовый телефон, однако мер по возврату его не предпринял, а, дождавшись ухода потерпевшего, воспользовался ситуацией и обратил телефон в свою пользу. Как указал в определении областной суд (а он те же самые критерии хищения приводит, по примечанию к статье 158 УК), в качестве основного и обязательного признака кражи определено именно изъятие имущества, и, констатировав отсутствие изъятия, то есть первого основного способа хищения, о чем мы говорили выше, суд приходит к мнению, что содеянное И. состава хищения не образует. Суд в этом случае упускает из виду союз «или». При этом он делает выводы, что обнаружение вещи, которая выбыла из владения собственника помимо его воли, это и есть находка. Данная норма, по мнению суда, применима как в тех случаях, когда нашедший вещь знает, кто является собственником, так и в случаях, когда собственник вещи ему неизвестен. По действующему законодательству, лицо, утаившее находку и не заявившее о ней, не несет уголовной ответственности. Данная позиция суда понятна, и можно много таких примеров привести из практики. Вот иной пример относительно оставления вещи в общественном месте, это практика из моего собственного опыта, и точка здесь еще не поставлена, но уже есть надзорное решение. Итак, судом Советского района города Улан-Удэ гражданин Ж. осужден за совершение преступления, предусмотренного статьей 158 УК РФ при квалифицирующих обстоятельствах. Находясь в помещении кинотеатра, он увидел лежащий на столике сотовый

телефон, после чего просто положил его в свой карман и с подругой своей сел за столик, расположенный в том же помещении, а на поступающие звонки, среди которых были звонки потерпевшей, он не отвечал, и отключил телефон. Через продолжительное время в помещении появилась потерпевшая, которая начала активно искать данный телефон, обращаясь к присутствующим таким образом, что Ж. не мог не понять, что у него находится именно ее телефон. Со слов подруги, которая присутствовала с ним, она также поняла, что телефон, который только что держал в руках Ж. и отключил, принадлежит этой женщине. Подруга предложила Ж. вернуть телефон потерпевшей, однако он ответил отказом. Далее потерпевшая обратилась к администратору заведения, и, просмотрев камеры наблюдения, они обнаружили, что телефон взял Ж. После этого были вызваны сотрудники вневедомственной охраны, которые проводили Ж. в комнату охраны и предложили ему выдать телефон, на что он пояснил, что телефона у него нет. Далее была продемонстрирована видеозапись, после чего он под тяжестью доказательств признался и выдал телефон. Причем он пояснил, что отключил его, так как села батарея, однако потерпевшая сразу смогла включить телефон, и батарея была полная. Судом первой инстанции он осужден, кассационным определением Верховного Суда Республики Бурятия это решение оставлено без изменения, однако адвокат вышел с инициативой возбуждения надзорного производства. По решению Верховного Суда Российской Федерации определением было возбуждено надзорное производство. В этом определении суд просто указал, что не дана надлежащая оценка действиям виновного, и, в конце концов, постановили оправдательный приговор. В своих выводах об отсутствии хищения судьи указывали также на изъятие как основной признак хищения, хотя, как указано мною выше, это не так — ввиду альтернативы в объективной стороне. Во-вторых, указано на фактическое невыбытие из владения собственника вещи, даже при непредоставлении ее продолжительное время в публичном месте. В-третьих, суд отнесся безразлично к вопросу об осведомленности о собственнике вещи и последующем ее утаивании виновным лицом. Очевидно, что при таком подходе, как бы органы предварительного рас-

следования ни доказывали, признать в действиях лица признаки хищения невозможно. На мой взгляд, такой правоприменительный подход в корне не верен. Отсутствие легального толкования по праву собственности восполняется определением содержания права собственности, это традиционно составляет триада полномочий: владение, пользование, распоряжение имуществом. В соответствии со статьей 55 Конституции Российской Федерации (обращаемся к правовым основаниям), гражданские права могут быть ограничены только на основании федерального закона. Суды же в указанных примерах ограничивают указанные конституционные права, а именно права зазевавшегося собственника, забывшего или оставившего вещь без присмотра, дальнейшее владение такой вещью констатирует ее выбытие. Однако обязанность собственника держать вещь, находясь в публичном месте, в поле зрения, не то что не предусмотрена, но и сама по себе абсурдна. Если вещь была обронена и видевший это гражданин незаметно для собственника ее присваивает либо утаивает эту вещь, забытую собственником, на мой взгляд, налицо хищение. Такая вещь, по моему мнению, по существу, не потеряна, а обронена, временно вышла из владения собственника. Юридическая природа находки, как я в самом начале обозначил, имеет три признака, исходя из бесхозяйной вещи, когда собственник находки неизвестен, об этом прямо указано, либо отказался. В данном случае, как я считаю, находки в принципе нет.

Никонов Павел Владимирович: Спа-

сибо, Андрей Константинович. Если у кого-то есть вопросы, пожалуйста, задавайте. Пожалуйста, Василий Иннокентьевич.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Я бы Вам порекомендовал прочитать работы Владимира Викторовича Кирюты, белорусского доктора наук. Он как раз занимается проблемами на стыке хищения и гражданского права. Так вот он употребляет следующие категории: «забытая вещь», вот о чем Вы говорили, и «утраченная», и дает там формулировку «если имелись достаточные основания полагать, что он знает ее местонахождение и может в ближайшее время вернуться». Вот из этого надо исходить, а не из того, знает он, чья это вещь или не знает. Вот в этом году по всем каналам в Иркутске интересный, забавный такой сюжет преподнесли. Девушка катила коляску

в шестую поликлинику детскую, это где микрорайон Приморский. К крылечку подкатила и понесла девчонку в больницу. Буквально через секунду еще одна женщина идет, лица не видно, сзади съемка была. Она взяла и спокойно эту коляску — нагло — укатила. Вот вам, пожалуйста, хищение. Это не утраченная, это забытая вещь.

Никонов Павел Владимирович: Но ведь это место, не предназначенное для постоянного или временного хранения колясок.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Она ее украла.

Никонов Павел Владимирович: Так вот

нам надо разобраться в категориях. Есть же понятие «бесхозная вещь». Я могу найти вещь, я могу ее обратить в свою пользу с пониманием того, что я этим никому имущественного ущерба не причиняю, поскольку умысел у меня был направлен на завладение бесхозной вещью. Оценка имеет важное значение.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Это была женщина, которая караулила.

Никонов Павел Владимирович: Тогда все меняется, абсолютно! Статья 158 УК здесь, конечно же.

Шиханов Владимир Николаевич: Павел Владимирович, я Вам скажу сразу. В эту поликлинику нельзя заходить с колясками, и там у всех посетителей обязанность их на улице оставлять — и санки, и коляски. Там, соответственно, возле входа в здание стоит ряд колясок, санок.

Огибалов Андрей Геннадьевич: У нас в районе была ситуация: в лесном массиве человек, гуляя, обнаружил машину, которая там стояла. Потом впоследствии узнали, что эту машину похитили, но так и не сумели распорядиться, и потому оставили. Грубо говоря, на отстойник. Наш гражданин несколько дней ходил, смотрел: никто к машине не подходит, а в машине ключи. Он забирает эту машину и начинает использовать ее в своих нуждах. Более того, он вносит туда конструктивные изменения, улучшает ее технические характеристики. Потом снимает госномера и открыто ее использует. Но передвигается он только в своем жилом массиве, не выезжает на оживленные трассы. И вот ситуация такая: мы первоначально возбудили дело по статье 158 УК, понятно, но по тем лицам, кто изначально увел машину и переместил ее в пространстве, поставив в «отстойник» в лес. А наш гражданин говорит: «Я вот здесь ее

взял и я ее использовал». И вот парадокс был в чем: действительно бесхозная вещь либо как-то иначе квалифицировать его действия? Незаконного изъятия нет, обращение есть. В этой ситуации направили дело в суд, а в суде благополучно его прекратили. Я склоняюсь к мнению, что на самом деле состава преступления нет, потому что нет незаконного изъятия. Он обратил в свою пользу бесхозную вещь, хотя, опять-таки, несложно было посредством некоторых манипуляций установить собственника.

Коленько Олег Александрович: Я поступал аналогично. Несколько дел отправлял в суд, но в том случае, если органу дознания сразу на первом допросе подозреваемый говорил «похитил». Тогда все ясно, даже сам так дает показания.

Шульгин Роман Юрьевич: Здесь необходимо учитывать, что у этой вещи — автомашины — есть особый порядок приобретения.

Никонов Павел Владимирович: Уважаемые коллеги, а были такие ситуации, когда машины находили с колесами или без колес, а в итоге они оказались вообще ничейными, если так можно высказаться? Собственник умер, никто в наследство не вступил. Почему это не может быть тем самым случаем? С точки зрения субъективного отношения лица к тем действиям, которые он совершает.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Это утраченная вещь.

Никонов Павел Владимирович: Действительно, здесь есть о чем поговорить. Очень интересный доклад, спасибо! Я сейчас даю слово еще одному докладчику. К сожалению, мы уже с вами вовсю вышли за регламент, но ведь и тема дискуссий животрепещущая. Мы какие-то проблемы, несомненно, продолжим обсуждать и после окончания формата круглого стола — в рамках оставшейся части конференции или в рабочем порядке. А сейчас я хочу дать слово старшему оперуполномоченному боевого отделения СОБР Иркутской области, чтобы послушать, как СОБР принимает участие в борьбе с преступлениями против собственности.

Белоусов Алексей Владимирович: Уважаемые участники круглого стола! Для меня несвойственно принимать участие вот в таких дебатах, поскольку мы больше действуем, чем говорим. Поэтому прошу простить меня, если я каких-то тонкостей юридических не буду соблюдать. Мы обеспечи-

ваем силовую составляющую борьбы с преступностью, в том числе и по преступлениям против собственности. Это, в частности, разбой, грабеж в особо крупных размерах. Если имеется информация о том, что люди могут оказать вооруженное сопротивление, то это основной принцип задействования нашего подразделения. Как правило, в 80 % случаев уже по возбужденному уголовному делу, по хищениям, допустим, мы приезжаем и человека задерживаем на улице или в помещении. Люди, бывает, баррикадируются, но это тонкость тактики. Но бывают контролируемые нами ситуации. На моей практике несколько было контролируемых разбоев, где мы в помещении сидели более трех суток; была оперативная информация, что вот-вот должны совершить разбой на оптовой базе и похитить крупную сумму денег. И вот мы несколько суток там сидели, но так и не дождались. Соответственно, все злые были. В основном мы работаем по вооруженным людям. По этой причине борьба с преступлениями против собственности нами проводится и в рамках расследования по статье 209 УК, а ведь там в совокупности и хищение, и все-все. С другой стороны, по итогам задержания, когда задействуют нас, то в справке меморандума не всегда указывается на раскрытые факты хищений, а чаще речь идет о группах вооруженных — чтобы показать основания привлечения СОБР. Однако потом очевидно, что у задержанных во многих случаях, в их криминальной практике, так скажем, именно хищения.

Крюков Александр Андреевич: Алексей Владимирович, а можно Вам пару вопросов задать? Скажите, в рамках задержания человек может получить определенные телесные повреждения, может быть причинен вред здоровью. К примеру, если Вы задерживаете молодого спортивного человека. Наверное, целесообразно наброситься на него, нанести удары и так далее, что неизбежно влечет причинение вреда здоровью. Или задерживаете старенького профессора, допустим, выдал государственную тайну. Вы знаете, что это старенький человек, но у него есть ружье, Вы так же жестко, наверное, не будете действовать. Так вот, жесткость задержания зависит ли от квалификации тех статей, которые вменяются: грабеж это или разбой? Или от того, кто этот разбой совершает: организованная группа каких-то подростков и

проч.? Это первый момент. И второе. Вы говорите, что, возможно, лица будут применять оружие. Вы как-то эту информацию проверяете? Насколько реальна ситуация, что они будут оружие применять? Либо у Вас уже по разнарядке проходит и, строго говоря, я же могу написать, что сейчас в этой аудитории сидят злые студенты, у которых, наверное, есть оружие, и которые, наверное, скорее всего, его применят. А на самом деле здесь положительные и порядочные люди. Это имеет значение, вот эти обстоятельства, которые я обозначил?

Белоусов Алексей Владимирович: Однозначно мы доверяем той информации, которую нам в установленном порядке передают, и тем оперативным службам, с которыми мы взаимодействуем.

Крюков Александр Андреевич: То есть Вы не ставите под сомнение?

Белоусов Алексей Владимирович: Нет, не ставим. Они являются инициатором спецмероприятия, существует определенная форма, в которой все расписано. Единственное, мы, чтобы себя обезопасить, переодевшись, можем провести свое небольшое разведмероприятие. Например, приехать на объект, посмотреть окна, куда заходят, в какие двери, чтобы было проще зайти. Касаемо второго вопроса, по жесткости задержания. Изначально есть своя определенная тактика задержания. Человек, который, как Вы сказали, пожилой профессор

— нас не привлекут к задержанию. Если только нет информации, что у него есть охранники. Раз уж мы немного отошли от нашей темы, вот к тому, о чем мы говорили. На моей практике, трех, что ли, мэров городов нашей Иркутской области я лично задерживал. И когда мы выезжали задерживать мэра города Слюдянки, года четыре назад, у него были телохранители и оружие, и своими намерениями он, по оперативной информации, давал понять, что он может оказать сопротивление. И вот мы туда приехали, человек двадцать, выстроились, грубо говоря, и ждали отмашки. Следователь с оперативником поехал, и тот сам сдался. То есть мы все развернулись и уехали. Ну а вообще, если имеется информация о том, что человек вооружен, то мы максимально жестко работаем, это ведь вопрос безопасности. И бывает, что возникают потом проблемы с позиции квалификации наших действий: люди начинают жаловаться на превышение пределов

необходимой обороны, но тут органы следствия учитывают и положения УК, и закона «О полиции», и обстоятельства задержания, понимая, что сложные ситуации возникают, и что нас не привлекают к мероприятиям, если в этом нет серьезной необходимости. По этой причине, как правило, по факту нашей работы в возбуждении уголовного дела отказывают.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Скажите, пожалуйста. Вы специалисты, не самые близкие к юридическим тонкостям, а скорее к силовой составляющей правоохранительной деятельности. Как Вы относитесь к положениям уголовного закона? Дело в том, что действует одновременно и Федеральный закон «О полиции», где перечисляются основания для задержания преступника, с предупредительным выстрелом, без предупредительного и проч., и есть статья 38 УК РФ о причинении вреда при задержании преступника. Они в соотношении между собой имеют такие щели, такие дыры! Например, в соответствии со статьей 38 УК, в принципе, можно убить даже задерживаемого преступника, а по закону «О полиции» также можно, но в других ситуациях. Вот Вы что перед собой держите в такой боевой ситуации? Какие нормативные положения, приоритеты?

Белоусов Алексей Владимирович:

Однозначно, безопасность свою и других людей. На моем опыте был такой случай. Был киллер, который должен был убить определенного человека. И вот киллер на момент прохождения потерпевшего по определенному участку местности должен был подойти к нему с обрезом и на расстоянии двух-трех метров выстрелить в него. Он на протяжении нескольких дней ходил около потерпевшего. А мы переодевались, и каждый рядом с ним, грубо говоря, шел, и ждали вот-вот выстрела. И вот в результате задержали человека. Но тут ведь как: задержать нужно, чтобы был состав преступления. Нужно сделать так, что он должен вытащить оружие и приготовиться к непосредственному совершению преступлению, чтобы не было потом сомнений никаких в направленности его умысла. И вот мы этого ждали. И в определенный момент дождались. Естественно, мы руководствуемся в первую очередь законом «О полиции», в котором все достаточно четко: с наименьшим уроном применяем физическую силу и огнестрельное оружие.

Кузнецов Василий Иннокентьевич: Вы

стреляли на опережение, в руку или как?

Белоусов Алексей Владимирович: Здесь у нас возникают некоторые сложности. Сотрудники вообще боятся применять огнестрельное оружие. По статистике, в 70 % случаев, когда можно и нужно было применить огнестрельное оружие, сотрудник боялся его применить, потому что нежелательные последствия могут быть. Вот в городе Братске год назад шли на задержание в частный дом, с щитом заходим. Навстречу человек несется с топором, замахивается, и вроде ему кричат: «Стой, ложись!», в воздух стреляют. А наш сотрудник просто прикрылся щитом. Так вот правонарушитель два раза ударил, и потом только в него выстрелили, ранили. Вообще такая практика сложилась, что люди боятся применять огнестрельное оружие, есть неясности в правовом регулировании, в уяснении пределов полномочий.

Никонов Павел Владимирович: Спа-

сибо, Алексей Владимирович. Уважаемые участники круглого стола, на этом наше с вами мероприятие подходит к концу. Я хочу констатировать, что наша работа сегодня удалась, судя по той оживленной дискуссии, свидетелями и участниками которой мы с вами были. Я надеюсь, что и студентам эта информация будет небесполезна. Для вас сегодня старались и работали присутствующие работники практических органов, правоприменители. Отдельное спасибо и вам, что вы нашли время и возможность приехать и принять участие в работе нашего круглого стола.

Actual Problems of Qualification Theft: a Transcript of the Roundtable