CC BY
51DOI 10.31168/2618-8570.2019.15
Никита Сергеевич ГУСЕВ
Актуализация в России памяти о русско-турецкой войне 1877-1878 гг. в военных конфликтах первой половины ХХ в.*
Аннотация:
В данной статье рассматривается то, как всплывала память о русско-турецкой войне 1877-1878 гг. в России в первой половине ХХ в. Рассматриваются три пиковых, неюбилейных, а потому лишенных елея, периода упоминания войны — Балканские войны, Первая мировая война и вступление Красной армии на территорию Болгарии в 1944 г. Прослеживается разница между моментами, отмечается инструментальный характер исторической памяти.
Ключевые слова:
русско-турецкая война 1877-1878 гг., Балканские войны, Первая мировая война, Вторая мировая война, историческая память.
Nikita S.
GUSEV
Appeals to the Russo-Turkish War of 1877-1878 in times of military conflicts of the first half of the 20th century
Abstract:
This article examines the emergence of the memory of the Russo-Turkish war of 1877-1878 in Russia in the first half of the twentieth century. It considers the three key, non-anniversary, and therefore in their true colours, mentions of the war — the Balkan wars, the First World War and the entrance of the Red army into the territory of Bulgaria in 1944. The difference between those moments is traced, the instrumental nature of historical memory is also highlighted.
Keywords:
the Russo-Turkish war of 1877-1878, Balkan wars, World War I, World War II, historical memory.
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ, проект № 18-59-18002 Болг_а «Россия, Болгария, Балканы. Проблемы войны и мира. ХУ!!!-ХХ! вв. (Мифы и реальность)».
0<х><х>с>0с>0<х>00^^ 343
"Щ)усско-турецкая война 1877-1878 гг. в истории Болгарии —
11 один из ключевых моментов. Рассуждения же о ее значении, последствиях и альтернативных путях развития ситуации в рамках данной статьи нас мало интересуют. Эта война важна и для истории России — последняя победоносная война Российской империи, последняя в череде русско-турецких войн и последняя, в которой Россия оказывала славянам помощь в деле их освобождения. Ее герои надолго стали легендами, но их дело, как повелось практически сразу после подписания Берлинского трактата, считалось неоконченным. И актуализации этой темы в первой половине ХХ в. посвящена данная работа.
Первая Балканская война, объявленная Болгарией, Сербией, Грецией и Черногорией в 1912 г. Османской империи, была воспринята в России в том числе и как продолжение русско-турецкой. Русское общество живо отреагировало на борьбу православных народов Балкан против их векового угнетателя. Практически в каждой газете имелась ежедневная рубрика, посвященная войне на Балканах. Часть изданий отправила туда собственных корреспондентов, среди которых был и патриарх отечественной военной журналистики Вас.И. Немирович-Данченко.
Впервые он побывал в Болгарии в русско-турецкую войну 1877-1878 гг., сопровождая русскую армию в качестве корреспондента. В связи с этим для него события 1912 года тесно перекликались с действиями русских войск за 35 лет до этого, и, направляясь по освобожденным землям в сторону болгаро-турецкого фронта, он вспоминал, как армия генерала И.В. Гурко шла по этим местам1, а находясь в Старой Загоре, писал про подвиг командира болгарской дружины П.П. Калитина2*. Одно из разоренных сел показалось ему знакомым, и он довольно много места уделил сравнению виденного им в русско-турецкую и Балканскую войны3. В итоге, глядя на неприступные Чаталджинские укрепления, писатель думал о Плевне4. В болгарских солдатах он видел наследников русского воинства: «Точно в их жилы с злаками полей, с плодами садов влилась доблесть наших безвестных и
* Павел Петрович Калитин, командир 3-й дружины Болгарского ополчения, погиб в сражении за Эски-Загру (ныне — Старая Загора), защищая Самарское знамя.
безымяннных героев»5. Погружение в прошлое поддерживалось и болгарами: «Ко мне относятся здесь как к родному. Вспоминают, что я на этих полях и в Балканах переживал тридцать пять лет назад освободительную войну»6.
Вас. И. Немирович-Данченко не один воспринимал Балканскую войну как продолжение русско-турецкой. Присутствовало и представление о балканских событиях как заключительном этапе более обширного процесса. 25 октября 1912 г. в Москве был дан торжественный обед в честь отъезда на Балканы в качестве уполномоченного Российского Красного Креста лидера октябристов А.И. Гучкова. Там он произнес речь, в которой утверждал: «Я счастлив, господа, что дожил до дня и событий, о которых мечтал еще в годы ранней юности». Согласно его словам, он еще во время русско-турецкой войны так сострадал «несчастиям братьев-славян», что ради их избавления желал сбежать из дома и отправиться на Балканы добровольцем. Теперь же его переполняла радость от того, что он едет смотреть на завершение столь важного дела7. Кадет П.Б. Струве заявлял: «Победа христиан на Ближнем Востоке есть торжество России, быть может, завершение одной из ее великих исторических задач»8. Глава МИД С.Д. Сазонов также видел в Первой Балканской войне финал «исторической миссии России» — освобождение христианских народов полуострова от турецкой власти. При этом, по его мнению, задача «была к началу ХХ века настолько выполнена, что окончательное ее завершение могло быть предоставлено усилиям самих освобожденных народов», уже достаточно самостоятельных и жизнеспособных9. Частично с ним соглашался правый публицист М.О. Меньшиков. В ноябре 1912 г. на страницах «Нового времени» он утверждал, что создание Балканского союза и его победы — плод «двухсотлетней борьбы России с Турцией за освобождение южных славян». Но оставлять их без опеки он считал недопустимым, даже завышая потери от этой «двухсотлетней борьбы»: «Мы вложили в свободу балканских народов миллионы жизней. Этот нравственный капитал необходимо оградить от расхищения и использовать к взаимной выгоде»10.
Постулировалась преемственность Балканской войны по отношению к русско-турецкой и менее явно. В одной из брошюр,
посвященных балканским событиям, портреты правителей-союзников были размещены после изображения Александра II11. В 1913 г. в России вышел составленный К. Кузьминским сборник болгарского фольклора и произведений новейших поэтов и писателей. Подборка привела Г. Полилова, автора рецензии на эту книгу, к выводу, что как в народной, так и в авторской поэзии «везде слышится тоска за угнетенную родину, вспоминается с благодарностью царь-Освободитель, Александр II», «таятся надежды на избавление родины от тяжелого турецкого ига, вспоминаются подвиги предков и великодушие русских»12.
В Петербурге часто проводились «славянские обеды». Председателями на таких мероприятиях были не обязательно «главные моторы» этого движения. Так, 4 апреля 1913 г. славянский обед состоялся под председательством генерал-лейтенанта К.А. Руда-новского, человека далекого от политики, но участника русско-турецкой войны 1877-1878 гг.13.
В марте 1913 г. болгарские войска при поддержке сербских овладели ключевой турецкой крепостью Адрианополем. В Государственной думе России это вызвало ликование. Октябрист В.И. Стемпковский рассказывал, как гимназистом радовался взятию Плевны, и предложил помянуть Александра II и М.Д. Скобелева. Один из крестьянских представителей, Н.П. Староду-мов, обратился к болгарским гостям со своими воспоминаниями о моменте падения этой турецкой твердыни в 1877 г., а депутат Г.М. Блажиевский говорил С. Даневу, путая даты и перевирая топонимы: «Я второй раз переживаю такой момент. В первый раз это было в 1878 г., после взятия Плевны. Я был в то время комендантом Люлю-Бургаса». В ответ присутствовавший на заседании глава болгарского парламента С. Данев произнес: «Мы, ваши ученики,... закончили дело, которое вы начали»14.
Надо отметить, что у самих болгар присутствовало ощущение, что они завершают дело, у истоков которого стояли русские. Это было зафиксировано и в манифесте об объявлении войны: «Болгарский народ помнит пророческие слова Царя-освободителя "Святое дело должно быть доведено до конца"»15. Преемственность проскальзывала и в словах рядовых болгарских граждан. Простые солдаты запаса при мобилизации рассуждали
подобным образом: «Мы сейчас будем биться за свободу наших братьев так же, как русские бились за нашу свободу»16. Декларировалось это и на различных торжественных встречах и мероприятиях с участием представителей русского общества. Порой болгары даже гордились, что превосходили русских в своих боевых подвигах17. Нельзя, однако, не указать, что напоминание о русско-турецкой войне «подогревалось». Перед началом боевых действий болгарская пресса заговорила о незавершенности дела русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Летом 1912 г. печать обращалась к памяти об этих событиях. Сообщалось о выборе места строительства русской церкви на Шипкинском перевале18, а буквально за несколько дней до перехода болгарской армии через турецкую границу были опубликованы воспоминания о юбилейных торжествах в 1902 г., посвященных боям за Шипку и Шейново19. Подчеркнем, что эти номера вышли спустя 10 лет непосредственно после событий и тогда, когда вопрос о войне с Турцией был решен. Перед объявлением войны не единожды в различных уголках Болгарии, при участии ее граждан в России служились молебны за упокой Александра II20.
Однако несмотря на все эти мотивы восприятия войны, отождествляющие 1877 и 1912 гг., существовали серьезные различия. Агент охранного отделения сообщал: «Нет того подъема и сочувствия, какие были в 1877 году, во время Турецкой кампании»21. Профессор-славист П.А. Лавров объяснял это тем, что в войне 1877-1878 гг. страна принимала участие22. В 1912-1913 гг. официально Петербург занимал позицию нейтралитета.
А летом 1913 г. разразилась Вторая Балканская война, в которой вчерашние союзники делили приобретения. Вину за крушение идеи единения славян русское общество всецело возложило на Болгарию, которую стали именовать не иначе как предателем славянства23.
Вскоре почти вся Европа оказалась втянутой в Первую мировую войну, но официальная София поначалу заняла позицию нейтралитета. В России, так и не поняв причин Второй Балканской войны, по-прежнему недооценивали глубину внутрибалканских противоречий. Очень часто противопоставлялись болгарское руководство (именуемое немцами и их агентами) и болгарский
народ, выражалась уверенность, «что благодарный к своей освободительнице болгарский народ и доблестная болгарская армия сумеют сбросить с себя иго немецкого принца» и присоединятся к России в войне24. Эта уверенность была столь сильной, что диппредставительству Софии в Петрограде пришлось опровергать слухи о революции под лозунгом присоединения к России25.
Реальность оказалась иной. 22 сентября 1915 г. в Болгарии была объявлена мобилизация. С.Д. Сазонов тогда предложил Николаю II нанести удар первыми, но император считал связь, созданную русско-турецкой войной, нерушимой: «Болгария — одной с нами веры; мы создали ее нашей кровью; она обязана нам своим национальным и политическим существованием; мы не можем обращаться с ней, как с врагом»26. За несколько дней до вступления Болгарии в войну газета «Московские ведомости» также верила в «славянское сознание болгарского народа, в большинстве преданного и благодарного Державе-Освободительнице балканских народов от мусульманского ига»27. В прессе появилось открытое письмо некоего русского офицера-болгарина болгарскому военному министру. Он призывал руководство своей родной страны: «Раньше, чем подписать приказ о выступлении против сербов, прикажите свалить с пьедестала статую Царя-Освободителя, спасшего Болгарию. На том месте, где стоит эта статуя, выройте большую черную яму и положите туда список всех русских, погибших на Балканах»28.
Тем не менее история развивалась в ожидаемом, хоть и не желаемом русским обществом, ключе. 14 октября 1915 г. Болгария объявила войну Сербии. Участник Балканских войн К. Аврамов с грустью записал в своем дневнике в этот день: «Поскольку Россия, наша освободительница, в союзе с Сербией, значит, что мы в войне и с ней. До чего мы дошли!»29. 18 октября 1915 г. Николай II одобрил манифест*, начинавший войну между вчерашними освободителями и освобожденными. То, о чем ранее
* Из-за отсутствия императора в столице и попытки синхронизировать объявление войны с Англией и Францией, 18 октября 1915 г. Николай II получил по телеграфу текст манифеста, этой датой же он был датирован, хотя был опубликован 19 октября, а фактически подписан 20-го (Шкундин Г.Д. Разделяй и властвуй! Вопрос о сепаратном мире с Болгарией в политике держав Антанты (октябрь 1915 — март 1916 г.). София, 2007. С. 29).
никто не мог и подумать, вызвало ожидаемую горечь и воспоминания о войне 1877-1878 гг. Великий князь Андрей Владимирович записал в тот день в дневнике: «Последние идеалы рухнули. Перед престолом Всевышнего да вопиют все те русские солдаты, на полях Болгарии за ее освобождение свою душу положившие. Вопием и мы, их потомки, в единой надежде, что те, кто виновны в этом, понесут свою кару, и, ежели народ болгарский был введен немцами в заблуждение, — да уразумит его Господь»30. Не всех представителей правящего Дома обуревала такая грусть, у императрицы Александры Федоровны Болгария вызвала лишь злобное раздражение, выраженное в письме супругу: «Черт побери эти балканские государства! Россия всегда была для них любящей матерью, а они изменили ей и сражаются с ней»31.
Нельзя было не затронуть этого мотива и в правительственном сообщении о войне. «Россия всё еще не утратила надежды, что рука верных своим историческим заветам болгар не подымется на сыновей русских воинов, легших костьми за Болгарию», — этими словами заканчивался документ32.
Правая пресса, правда, тут буквально сорвалась и обрушила свой гнев уже на болгарский народ. И только умеренно правый «Колокол», выражавший скорбные чувства в связи с тем, что «Россия — освободительница славянства — силою обстоятельств оказалась вынужденной объявить войну освобожденной ей Болгарии», уверял читателей, что не стоит смешивать болгарскую власть, представляющую собой «тевтонских наймитов», с народом33.
О глубине возмущения вступлением Болгарии в войну на стороне противников освободившей ее России можно судить и по очерку К.И. Чуковского «Дети и война», вышедшему в конце 1915 г.: «Десятилетний Володя, у которого умерла бабушка, был безутешен на кладбище. Ничто не могло его вывести из оцепенелой печали. Он был в каком-то столбняке меланхолии. О чем я ни заговаривал с ним, он — никакого ответа. Вдруг я мимоходом сказал:
- Ну, как тебе нравится Болгария?
- Да, да! — встрепенулся он. — Скверная, недобрая Болгария. Русские освободили ее, а она. Вот уж именно пригрели змею.»34.
А поэт С.А. Копыткин в 1916 г. откликнулся на эти события стихотворением «Болгарии», которое начал с напоминания:
Не за твоих ли спящих дедов Шли наши деды и отцы В ненастье зимнее отведать Балкан холодные зубцы? Не за тебя ль в снегах Балкана Российский воин умирал И вел на грозного Османа Дружину Белый генерал?3 5
Таким образом, в русском обществе превалировало мнение, что в благодарность за освобождение Болгарии страна должна веки вечные следовать в фарватере русской внешней политики, пусть и вопреки своим национальным задачам. И это чувство затмевало разум общественным деятелям. Однако яркого проявления ненависти, по крайней мере, в прессе, не наблюдалось.
В 1916 г. информация о Болгарии на страницах печати часто вырезалась цензурой — складывается ощущение, что болгары воспринимались как «отрезанный ломоть» славянства, потому их старались не часто вспоминать. Можно предположить здесь и более сложную конструкцию. Акцентируя внимание на фигуре болгарского царя и не сотворяя образ врага из болгарского народа, можно было оставить поле для маневра в виде свержения монарха и заключения союза с новой властью, который бы ни одна из сторон не осудила. Недаром в правительственном сообщении об объявлении войны болгарский правитель называется по имени, или «принц Кобургский», или «князь Фердинанд», «король Фердинанд» (царский титул вовсе не озвучивается, кроме как в контексте, что Россия его признала в 1908 г.). Но ни разу титул рядом с прилагательным «болгарский» не встречается*.
* В российском руководстве в 1916 г. даже появился проект переворота и низложения царя Фердинанда, однако здраво оценивший ситуацию С.Д. Сазонов поставил на нем крест (см. об этом: Шкундин Г. Не замочить ли нам Кобурга? Болгария в российской военной стратегии и политике весной 1916 года // Родина. 2009. № 6; Каширин В.Б. Поход в Добруджанскую степь: эволюция замысла, планирование и подготовка экспедиции за Дунай в 1916 году // «STUDIA BALKANICA» (К юбилею Р.П. Гришиной). М., 2010. С. 146-147).
В 1915-1916 гг. Болгария фактически выполнила свои задачи, заняв Македонию, но выйти из войны она не могла. Оказавшись неполноправным партнером в коалиции, она сполна вкусила тяжести военного времени. Но деваться ей было некуда, оставалось лишь держаться Центральных держав. Для этого проводились мероприятия, нацеленные на разрыв всех символических связей с Россией. Так, в марте 1916 г. произошло переосвящение храма-памятника Александра Невского в храм святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Александр Невский, как известно, считался небесным покровителем Александра II, и данный храм имел функцию не только церковную, но также являлся данью памяти русскому императору и всем русским воинам, сложившим голову за освобождение Болгарии. Газета правящей партии «Народни права» писала вскоре: «Надо искоренить все следы русского влияния. Имя Александра Невского, признанного святым только в России, ничего не говорит сердцу болгарского народа. Болгария должна, наконец, отказаться от роковых ошибок и традиций, должна жить собственным сердцем и лишь для самой себя»36. Однако никуда не делся с центральной площади стоящий лицом к Народному собранию памятник Царю-Освободителю, не были разрушены музей-мавзолей в Плевне и другие напоминания о подвигах русских солдат в 1877-1878 гг. Власти не могли рвать связи с глубоко укоренившимися в народе, ставшими уже частью собственной болгарской исторической традиции символами.
В 1916 г. в войну вступила Румыния, на помощь которой пришли русские части, и состоялось прямое боестолкновение между русскими и болгарами37. Хотя обе стороны и проявляли решимость сражаться по правилам, к раненым и пленным было более человечное отношение, нежели на других фронтах. Хотя самих болгар и несколько смущала необходимость сражаться с русскими, но они считали, что отстаивают свою землю, а не претендуют на чужую.
Однако в восприятии болгарами русских имелись существенные отличия. Старшее поколение, выросшее в годы до и сразу после русско-турецкой войны 1877-1878 гг., относилось к «братушкам» с большей симпатией и сокрушалось о том, что приходится в них стрелять. Младшее поколение, свободное от
таких настроений, оказалось более прагматичным — à la guerre comme à la guerre, и жалость к врагу может оказаться гибельной для тебя самого38. Правда, этот же прагматизм порождал страх перед русскими. Один из солдат на добруджанском фронте вспоминал канун столкновений: «Мы уже знали, что будем воевать... против русских войск, главным образом, против казаков. А кто из нас не слушал рассказы стариков о неслыханной храбрости русских казаков с длинными клинками в освободительную войну 1877-1878 годов. Поэтому по пути к Добрудже некоторые из нас спрашивали: "Как будем биться с казаками с нашими короткими саблями?"»39. И для этого воина, представителя молодого поколения, казалась ненормальной ситуация, сложившаяся после прибытия турецких частей, — против русских заодно с турками сражались болгары40.
Запечатлелись события осени 1916 г. и в болгарской художественной литературе. Добруджанский поэт Л. Бобевский посвятил им стихотворение «Детоубийцам», где обращался к русским, готовым умертвить свое дитя — созданную ими Болгарию. И. Вазов написал несколько стихотворений, в которых рассказал о страшной горечи, которую испытывает от того, что болгарам необходимо подымать оружие против своих освободителей, о непонимании, как такое могло случиться41.
Вскоре кардинально изменилась сама Россия. Болгария приютила эмигрировавшие осколки Империи, стала развиваться уже без влияния освободительницы. Однако из памяти ничто не стерлось, и когда правительство А. Стамболийского в 1922 г. пыталось разоружить расположенные в стране части армии П.Н. Врангеля, в обращении командующего русской армией вновь актуализовы-валась память о русско-турецкой войне42.
Следующее же конъюнктурное обращение к событиям 1877-1878 гг. произошло в 1944 г., когда Красная армия вступила в Болгарию. Вся ситуация способствовала актуализации памяти о русско-турецкой войне, прежде всего среди болгар, и эту карту следовало разыграть. Вдобавок, действия проходили в направлении, далеком от конечной цели войны, что снижало боевой дух в частях РККА. И в то же время поведение красноармейцев, особенно в тыловых частях, не должно было породить среди мест-
ного населения никаких антисоветских настроений, поскольку это усложнило бы установление коммунистической власти. Так, военные корреспонденты газеты «Правда» отметили, что случаи мародерства в первые дни после пересечения границы создали «благоприятную почву для фашистских элементов» и привели к появлению «фашистских листовок» в Русе43.
Накануне вступления на территорию Болгарии Красной армии в частях проводилась активная агитационная работа, в которой в том числе речь шла и о русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Была отпечатана полумиллионным тиражом «Памятка воинам Красной Армии», в которой среди прочего солдату напоминалось: «Ты, славный воин Красной Армии, потомок русских героев Плевны и Шипки»44. После пересечения границы агитационная работа в этом направлении продолжалась различными способами.
Воздействие оказывалось через военную прессу. Фронтовая газета «Советский воин» писала: «Ты идешь, товарищ, по знакомой земле. Здесь, в виноградных долинах Болгарии, в узких улочках городов, на заоблачных балканских перевалах, знают тебя, товарищ! Болгарские старики с детства помнят тебя в лицо. Твой дед, тот же русский человек, орловский или брянский крестьянин, москвич или киевлянин, шел, как ты сегодня, и пел в пыли похода лихую солдатскую песню. Ее запомнили гулкие ущелья и чуткие дубовые рощи. И само сердце народа таит в себе отзвуки этой давно пропетой песни». При этом даже приводился подсчет, что «свобода и счастье каждого тринадца-того-четырнадцатого болгарина были оплачены жизнью одного русского». Потому газета призывала: «Будь, товарищ, преемником высокой традиции русских войск на Балканах. Будь в бою и на отдыхе таким, каким запомнил русского солдата болгарский народ, и приумножай славу русского оружия»45.
Читались лекции, причем они могли транслироваться через громкоговоритель, рассказывая о русско-турецкой войне солдатам, расположенным на территории в радиусе до двух километров от установки46. Иногда и спонтанно приходилось проводить собрания и лекции. Например, одна из частей, следуя через Свиштов, обнаружила памятники погибшим в войне 1877-1878 гг. Сразу же был сделан привал на три часа, проведены беседы
о том, чему посвящены памятники, организован митинг и торжественный марш с развернутым знаменем советских солдат мимо могилы русских47.
В армейских библиотеках не оказалось достаточного фактического материала по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Но пропагандисты, агитаторы, культработники отправлялись на его поиски в местные библиотеки и книжные магазины. И находили искомое. Например, начальник штаба 333-й стрелковой дивизии В.Ф. Маковеев обнаружил «Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг.», изданный в Петербурге в 1902 г., и выписал оттуда примеры для бесед с солдатами и офицерами48.
Проявлялась и смекалка. В репертуар художественной самодеятельности одной из частей была включена песня «Эх, Самара-городок», и ее исполнение в болгарском населенном пункте вызвало живую реакцию среди местных жителей и последовавшее разъяснение истории Самарского знамени49.
Организовывались встречи со старожилами, помнившими русско-турецкую войну. На одной из них Ф.И. Толбухин вручил медали «За отвагу» трем ветеранам, болгарским ополченцам, участвовавшим в обороне Шипки50.
Главными местами памяти, естественно, являлись Шипка и Плевен. В последний было организовано немало экскурсий, во время которых солдатам рассказывали о подвигах их предков. На Шипке же рядом со старыми мемориальными досками установили новые, на одной из которых было высечено стихотворение фронтового журналиста Л. Гориловского. Текст с одной правкой лично утвердил командующий фронтом51. Аналогичная доска была размещена на памятнике русским воинам в Плеве-не. На ее торжественном открытии присутствовало командование армии. А неподалеку от памятника стоял живой свидетель плевненской эпопеи 82-летний болгарин Генов. Со слезами он говорил: «Здравствуйте, братушки! Я помню ваших героев-дедов. Вы похожи на них, братушки. Я счастлив, что вижу вас в нашей Плевне»52. Интересно отметить, что данное место памяти вызвало у писателя К.М. Симонова другие чувства: «Глядя на эту мемориальную доску, было странно думать, что тогда румыны воевали вместе с нами против турок, за освобождение болгар»53.
Однако доминирующим мотивом в официальной пропаганде всё же была не русско-турецкая война. Так, она не упоминалась в обращении командующего 3-м Украинским фронтом Ф.И. Толбухина к болгарам о целях входа советских войск54. Большее значение играло вновь вытащенное знамя противостояния славянства и германизма. В официальном обращении руководства Красной армии к болгарскому населению смешивались оба ингредиента пропаганды. Говорилось, что «на протяжении 30 лет немцы используют Болгарию для своих разбойнических целей», уже дважды — во Второй Балканской войне и Первой мировой это приводило к катастрофе для страны, а в «1941 году Болгария в третий раз попала в лапы Германии». Но «так же, как в 1877 г. русская армия освободила Болгарию от иностранного ига, так и сейчас, в 1944 г., братская Красная армия, разбив немцев, пришла на помощь болгарскому народу»55. Вероятно, это обуславливалось, в том числе, особенностью всей советской агитации — в ней упор делался не на гитлеризме, а на немцах (достаточно вспомнить эренбурговское и симоновское «Убей немца»). Но не менее важна и историческая память солдат, пришедших на Балканы. Это были молодые люди последних призывов, воспитанные на основе присущего 20-30-м годам официального взгляда на прошлое страны. Очень точно это отметил поэт, а в тот момент агитатор Б.А. Слуцкий: «В Болгарии наши интеллигенты, воспитанные на формулах Покровского*, увидели вторую сторону российской внешней политики. На горных дорогах, за крутыми поворотами они читали мемориальные доски скобелевских времен, огромные, вечные, врезанные в камень, напоминавшие следы Будды. Особенно способствовали развитию русской гордости храм и музей в Плевне. Дивизии делали тридцатикилометровые крючки, чтобы провести бойцов через их тишину»58. Героические страницы той войны, ее положительное влияние на историю Болгарии в школьное образование пришли слишком поздно. Учебник А.М. Панкратовой, пересматривавший кате-
* Имеются в виду негативные оценки внешней политики Российской империи (определение ее как хищнической и захватнической, в рамках ее освобождение славян являлось побочным эффектом), характерные для так называемой школы М.Н. Покровского, отказ от постулатов которой произошел в середине 30-х годов ХХ в.
горические оценки М.Н. Покровского, был издан в 1940 г., и в широких народных массах «новая» память об освободительной войне не укоренилась.
Потому, видимо, если мы обратимся к поздним воспоминаниям ветеранов, историй про аналогии с русско-турецкой войной мы практически не встретим*. Правда, историк эту аналогию увидит. Ветераны, как и солдаты освободительной войны, были поражены белым хлебом, виноградом и т.д. Еще одна примечательная аналогия — рассказ про некоего солдата, который якобы на русском языке попросил у местных булку. Болгарское слово «булка» переводится как «девушка, невеста», потому ситуация приобретала определенную комичность. Появляется такая игра словами в книге Вас.И. Немировича-Данченко о русско-турецкой войне 1877-1878 гг.57, есть она в корреспонденции периода Балканских войн 1912-1913 гг.58 и присутствует в воспоминаниях советских солдат59.
Таким образом, в войнах первой половины ХХ в., в которых участвовала Болгария, неизменно всплывала память о русско-турецкой войне 1877-1878 гг., при этом ее упоминания могли звучать и как укор, и как радостная параллель с прошлым. Стоит признать, что русско-турецкую войну активно использовали пропагандисты, играя на чувствах русских и болгар, но для того была почва. И память о войне не угасала, хотя в межвоенные годы в СССР и загонялась на задворки героического прошлого страны. До сих пор сохраняется представление о неразрывной связи Болгарии и России, и для последней она является пресловутой мягкой силой, одним из ее инструментов. Однако любой инструмент требует правильного применения — не чрезмерного и навязчивого, без наставительных нравоучений (что мы, к сожалению, наблюдали в год 140-летия подписания Сан-Стефанского договора60). Иначе, как записал в 1955 г. после поездки в Болга-
* Хотя в официальных мемуарах начальников политотделов говорится о том, что они с детства были знакомы с историей той войны вплоть до того, что знали картину К.Е. Маковского «Болгарские мученицы» (Здравей, България. Спомени на съветски маршали, генерали и офицери а освобождение на България и бойната дружба през Отечествената война 1944-1945 г. / Съст. И. Лалов. София, 1986. С. 130, 229, 244). Возможно, это объясняется не политическими соображениями, а тем, что они представляли, как правило, старшее поколение, заставшее дореволюционный взгляд на русско-турецкую войну.
рию профессор С.Б. Бернштейн: «Бесконечные напоминания об освобождении болгар русскими вызывают и не могут не вызывать раздражения»61.
Примечания
1 Немирович-Данченко Вас.И. Собрание сочинений. Т. XIV. СПб., 1913. С. 43.
2 Там же. С. 47.
3 Там же. С. 138-147.
4 Там же. С. 182.
5 Там же. С. 88.
6 Там же. С. 41.
7 Отчет Центрального Комитета Союза 17 Октября о его деятельности с 1 сентября 1912 года по октябрь 1913 года. М., 1913. С. 76-77.
8 Струве П.Б. Балканский кризис и исторические задачи России // Русская мысль. 1912. № 10. С. 156.
9 Сазонов СД. Воспоминания. Минск, 2002. С. 50.
10 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 102. Оп. 121. 4-е делопроизводство. 1912 г. Ед. хр. 278. Л. 30-30 об.
11 Везенков В. Македония и причины Балканской войны. М., [б. г.].
12 Исторический вестник. 1913. № 5. С. 683.
13 Петербургский листок. 1913. 5 апреля.
14 Гальперина Б.Д., Перегудова З.И., Старцев В.И. Донесения Л.К. Куманина из Министерского павильона Государственной думы, декабрь 1911 — февраль 1917 года // Вопросы истории. 1999. № 4-5. С. 15-16.
15 Балканските войни по страниците на Българския печат 1912-1913 / Съст. Киш-килова П. София, 1999. С. 40.
16 Додов Н. Дневник по Балканската война. София, 2006. С 10.
17
Георгиева С. Войнишки дневник на Петър Жечев Курдоманов за Балканската война. Силистра, 2001. С. 53.
18 Мир. 1912. 18 август.
19 Там же. 1912. 2 октомври.
20 Там же. 1912. 1 юли; там же. 1912. 9 август.
21 ГАРФ. Ф. 63. Оп. 32. Ед. хр. 1346. Л. 21.
22
Лавров П.А. Балканский союз и переживаемый им кризис. Петрозаводск, 1914. С. 2.
23 См.: Котов Б.С. Межсоюзническая война лета 1913 года в восприятии русского общества (по материалам прессы) // Новая и новейшая история. 2015. № 3.
24 Иванов И.Е. Возрождение сербского государства и интриги Австрии. М., 1914. С. 31-32. См. также: Гусев Н.С. «Торгующим во храме»: Леонид Андреев и обвинения русскими болгар в предательстве славянства (1914-1915 гг.) // Очерки истории народов Центральной и Юго-Восточной Европы в годы Первой мировой войны. М., 2015.
25 Новое время. 1914. 7 августа. и1}|_: ИНр:/Д1а1те11.ш/аг11с1е.рЬ|р?1С=43189 (дата обращения: 22.02.2019).
26 Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991. С. 217.
Цит. по: Иванов А.А., Репников А.В. «Болгарская измена»: русские правые о вступлении Болгарии в Первую мировую войну на стороне Центральных держав // Новейшая история России / Modern history of Russia. 2014. № 3. С. 203.
28 Там же. С. 204.
29 Аврамов К. На фронта спокойно (из дневника на един войник). София, 1932. С. 86.
30 Цит. по: Шкундин Г.Д. Разделяй и властвуй! Вопрос о сепаратном мире с Болгарией в политике держав Антанты (октябрь 1915 — март 1916 г.). София, 2007. С. 31.
31 Цит. по: там же. С. 35.
32 Биржевые ведомости. 1915. 7 октября; Нива. 1915. № 42. С. 779а.
33 Иванов А.А., Репников А.В. Указ. соч. С. 207.
34 Чуковский К.И. Дети и война // Нива. 1915. № 42. С. 966.
35 URL: http://bibra.ru/composition/bolgarii/ (дата обращения: 18.02.2019).
36 Цит. по: Шкундин Г.Д. Русские и болгары в годы Первой мировой войны: проблемы взаимовосприятия // Россия — Болгария: Векторы взаимопонимания. XVIII-XXI вв. / Отв. ред. Р.П. Гришина. М., 2010. С. 192.
37 Подробнее об этом см.: Каширин В.Б. Поход в Добруджанскую степь: эволюция замысла, планирование и подготовка экспедиции за Дунай в 1916 году // «STUDIA BALKANICA» (К юбилею Р.П. Гришиной). М., 2010.
38 Шкундин Г.Д. Русские и болгары... С. 194-201.
39 Централен държвен архив на Република България (ЦДА). Ф. 300Б. Оп. 1. А.е. 57. Л. 15.
40 Там же. Л. 17.
41 Калиганов И.И. Сквозь прорезь оружейных прицелов: болгары против русских в Добрудже в 1916 г. // Славянский мир в третьем тысячелетии: К 1150-летию славянской письменности. Кн. I. М., 2013. С. 326-327.
42 Даватц В. Очерки пятилетней борьбы // Русская Армия в изгнании / Сост. С.В. Волков. М., 2003. С. 39.
43 Великите сили и България 1944-1947 г. T. I: Примирието между СССР, Великобритания, САЩ и България (януари — октомври 1944 г.): Документи / Сост. Л. Ре-вякина, В. Тошкова, Т.В. Волокитина. София, 2014. С. 247.
44 Пиастро Г. Политико-воспитательная работа в советских войсках и среди населения Болгарии (3-й Украинский фронт, сентябрь 1944 — май 1945 г. // Советское славяноведение. 1977. № 1. С. 34.
45 Аношин И.С. На правый бой. М., 1988. С. 87.
46 Там же. С. 99.
47 Волокитина Т.В. «По дедовскому следу»: Красная армия в Болгарии осенью 1944 года // Фабрика за история. Т. III: Войни. Революции. Памет / Съст. Р. Михнева, К. Грозев. София, 2017. С. 162.
48 Аношин И.С. Указ. соч. С. 91-92.
49 Здравей, България. Спомени на съветски маршали, генерали и офицери а освобождение на България и бойната дружба през Отечествената война 1944-1945 г. / Съст. И. Лалов. София, 1986. С. 71.
50 Там же. С. 140.
51 Там же. С. 110.
52 Аношин И.С. Указ. соч. С. 94-95.
53
Симонов К.М. Разные дни войны. Дневник писателя. 1942-1945 годы. М., 2005. С. 376.
54 Великите сили и България 1944-1947 г. T. I. С. 146-147.
55 Здравей, България. С. 13-14.
56 Слуцкий Б. О других и себе. М., 2005. С. 49.
57 Немирович-Данченко В.И. После войны. СПб., 1880. С. 4.
58 Чириков Е.Н. Поездка на Балканы. Заметки военного корреспондента. М., 1913. С. 31.
59 Нужная (Яковенко) Е.Е. // Я помню: Воспоминания ветеранов Великой Отечественной Войны. URL: https://iremember.ru/memoirs/mediki/nuzhnaya-yakovenko-evgeniya-evlampievna/ (дата обращения: 14.01.2019).
60 Напр., см. дискуссию об этом: Страсти по юбилею. 140-летие освобождения Болгарии от османского владычества в российской и болгарской политической риторике // Историческая экспертиза. 2018. № 2.
61 Бернштейн С.Б. Зигзаги памяти: Воспоминания. Дневниковые записи / Отв. ред. В.Н. Топоров. М., 2002. С. 208.
