CC BY
84
Н. Н. Пелевина
АКТУАЛИЗАЦИЯ ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ КООРДИНАТЫ СУБЪЕКТА ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ РЕЧИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ (В СРАВНЕНИИ С НАУЧНЫМ ТЕКСТОМ)
Рассматриваются языковые средства выражения эпического времени, обусловленные динамическим характером пространственно-временной позиции нарратора. Обосновывается их роль в воплощении коммуникативнотворческой стратегии автора. Устанавливаются различия в темпоральной организации худоэюественного и научного текстов, связанные с пространственно-временной координацией их речевых субъектов.
Особенности реализации языка в художественной и научной речи получили широкое освещение в лингвистике в рамках функционального подхода к анализу языковых явлений. Давнюю традицию имеет и сопоставительное изучение художественного и научного текстов (ХТ и НТ), направленное на выявление их стилистической контрастности, оппозиции присущих им понятий и категорий, связанных с объектом изображения [3. С. 12-20]. В связи с распространением антропоцентрических тенденций в центр современных лингвистических исследований выдвигается субъект с его когнитивно-речевым, коммуникативно-прагматическим и творческим потенциалом. Поэтому актуальным представляется сопоставительное исследование ХТ и НТ с точки зрения отображения в них дискурсивной личности автора [2], воплощающего средствами текстообразования свои творческие интенции. В задачи данной статьи входит установление специфических, отличающих ХТ от НТ, способов актуализации пространственно-временной позиции субъекта повествовательной речи, в которых реализуется авторская стратегия организации нарративного дискурса.
В отличие от автораНТ, открыто говорящего от своего имени, автор ХТ как дискурсивная личность непосредственно не воспринимается, так как своего речевого плана не имеет. Для ведения повествования автор создает «опосредующую» субъектно-речевую инстанцию нарратора [5. С. 20], через которую читатель воспринимает фикциональный мир ХТ, а автор организует как рецептивно направленный диалог, так и диалог с внутритекстовыми речевыми субъектами — персонажами. Нарратор и персонаж выступают объектом авторского изображения, в результате которого формируются их художественные образы. Образ же самого автора ХТ намеренно им не создается и изображаемой субъектно-речевой инстанцией не является. Он присутствует в ХТ имплицитно и может быть выявлен путем анализа текстовых средств реализации его замыслов и неизбежно запечатленных в тексте «симптоматических следов» [5. С. 42] его творческой деятельности.
В речи как нарратора, так и персонажа происходит их совмещение с реальным автором, который выступает «имманентным субъектом художественной речи», поскольку охватывает своей речетворческой функцией все без исключения части ХТ [1. С. 190], выражая в нарративном и персонажном дискурсах те личностные смыслы проявлений человеческой жизни, которые объединяются в общую идею Художественного произведения.
Будучи одной из форм проявления образа автора как организующего центра художественной речи, нарратор актуализирует в своей речевой структуре повествовательную перспективу ХТ. Субъектно-речевым актуализатором всеобъемлющей повествовательной перспективы, реализующейся в объективированном типе повествования (от 3-го лица), выступает аукториальный повествователь—персонально немаркированный нарратор, противопоставленный всем персонажам как фигура иного пространственно-временного плана, обладающий по сравнению с ними принципиальным избытком кругозора и проникающий в самые утаенные уголки их сознания. Субъектно-речевым актуализатором ограниченной повествовательной перспективы, реализующейся в субъективированном типе повествования (от 1-го лица), является рассказчик — персонально маркированный нарратор, обладающий ограниченным знанием и ведущий повествование с опорой на свой «личный» субъективный план, наблюдая события фабульной истории или участвуя в этих событиях.
Для универсального противопоставления двух типов персонально маркированного нарратора дает основание занимаемая им позиция в пространстве изображенной художественной коммуникации: 1) рассказчик, ведущий повествование и участвующий в художественном действии в качестве персонажа («диететический» тип нарратора, который рассказывает о самом себе как о действующем лице в дие-гесисе, то есть в рассказываемой истории [5. С. 80-96]); 2) рассказчик, не участвующий в художественном действии, а выполняющий только повествовательную функцию («недиегетический» тип нарратора в терминологии В. Шмида).
В НТ реализуется концептуальное время интенсионального мира субъекта, авторской речи, отражающее реальное время в сознании ученого, но свободное от его индивидуального восприятия времени, то есть характеризующееся общезначимостью, а в ХТ — время художественное, которое реальное время непосредственно не отражает, а представляет собой его образную модель, сочетающую преломленное в индивидуальном восприятии художника отображение реального времени с вымыслом. Концептуальное время НТ и художественное время ХТ различаются также точкой их отсчета, обусловленной соотнесенностью / несоотнесенностью с моментом продуцирования текста реальным автором. Если концептуальное время ориентируется на грамматический момент речи как лингвистическое выражение внеязыкового момента речи, соответствующего времени написания НТ, то для художественного времени характерна ориентированность на условный момент повествования как на некоторую точку отсчета, не соотнесенную с реальным моментом создания ХТ.
Внешним по отношению к ХТ является мир не реальный, а вымышленный, включающий фикциональные элементы фабульной истории, к которым относится и фабульная пространство — время. Поэтому позиция нарратора во времени и пространстве изображенной художественной коммуникации соотносится с линией фабульного времени, в котором развиваются события, происходящие с персонажами в фабульном пространстве. С линией реального, исторического времени пространственно-временные координаты фикциональной фигуры нарратора никогда не соотносятся, в отличие от координат субъекта авторской речи в НТ, который может обращаться к реальному прошлому научно-исследовательской деятельности автора и его предшественников и прогнозировать реальное будущее, связанное с перспективами изучения познаваемого объекта.
Точкой отсчета в определении пространственно-временной координации нар-ратора являются условный момент его речи и его «ментально-визуальная» позиция [4. С. 59] в фикциональном мире художественной коммуникации. Перемещая «наблюдательный пункт» нарратора, автор ХТ дает ему возможность видеть и изображать события в том или ином ракурсе и в той или иной временной последовательности, которые соответствуют задуманному автором развитию сюжета. Следовательно, в передвижениях пространственно-временной позиции повествующего субъекта проявляется творческая активность автора, который использует словесно-художественные приемы, чтобы «растягивать» или «сжимать», «останавливать», «замедлять» или «ускорять» развитие художественного действия с целью всепроникающего отображения жизни.
Особенность пространственно-временной позиции аукториального повествователя состоит в том, что фабульная история непосредственно не соотносится с условным моментом повествования, а изображается просто как имевшая место. Как факт прошлого она целиком известна повествователю, поэтому в зависимости от авторского замысла он может начинать свой рассказ с начала, середины или конца этой истории. Временная позиция аукториального повествователя — это момент повествования, или так называемое эпическое время (Erzählzeit), противопоставленное сюжетному (фабульному) времени персонажей (erzählte Zeit). Эпической дистанцированности в прошлое изображаемых событий от времени повествователя в наибольшей мере отвечает темпоральное значение претерита. Употребленные в 3-м лице претеритальные глагольные формы образуют темпоральную основу речевой структуры аукториального повествователя.
Выраженная в повествовательной речи эпическая позиция аукториального повествователя в пространстве и времени фикциональной коммуникации свидетельствует о том, что художественное событие и его участники изображаются и с его перцептуальной (эмотивной) точки зрения, то есть пропущены через его эмоциональное восприятие и оценку. Если творческой стратегией автора предусмотрена единственная точка зрения, то читатель имеет возможность смотреть на все персонажи и события фабульной истории только глазами повествователя. В смене перцептуальных точек зрения видится «симптоматический» знак, указывающий на реализацию повествовательной техники автора, которая предусматривает интроспекцию нарратора в сознании персонажа и перенос перцептуальной точки зрения персонажа в повествовательно-речевой план ХТ. Такой художественный прием позволяет автору ХТ изменить эмотивный и пространственно-временной ракурс изображения, что приводит к субъективированию повествовательной речи от 3-го лица и придает ей полифоническое звучание. Смена перцептуальной точки зрения сопровождается устранением эпической дистанцированности повествователя: он как бы перемещается в фабульное время персонажа, и в результате совмещения сюжетного и эпического времени создается эффект его отсутствия. Заняв перцептуальную позицию персонажа, повествователь рассказывает от 3-го лица то, что видит его глазами. Устранение «эпической» пространственно-временной позиции нарратора выражается использованием фабульного презенса в повествовательной речи.
В центре ХТ с субъективированным типом повествования находится вымышленное «Я» рассказчика, ориентируясь на которого автор определяет пространс-
твенно-времеиные и психологические параметры изображаемого мира. В повествовании с рассказчиком недиегетического типа пространственно-временная позиция я-субъекта аналогична той, которую занимает аукториальный повествователь в объективированном повествовании, то есть характеризуется эпической дистанци-рованностью от фабульного времени, поскольку я-субъект выступает здесь только как повествующее «Я». В субъективированном повествовании с рассказчиком диегетического типа каждая из ипостасей я-субъекта (я-рассказчик и я-персонаж) имеет свою.пространственно-временную координату. Пространственно-временная позиция я-рассказчика совпадает при этом с моментом повествования (временем эпическим, повествовательным настоящим), а пространственно-временная позиция я-персонажа определяется фабульным'временем, которое может расслаиваться на несколько хронологических периодов.
Рассмотрим языковые средства выражения пространственно-временной координаты рассказчика диегетического типа на примере романа М. Фриша «Homo faber» [7], построенного в виде своеобразного отчета литературного героя — инженера Вальтера Фабера, олицетворяющего технократическое отношение к миру, о драматических событиях своей жизни, вызванных, по его мнению, цепью случайностей, не поддающихся рационалистическому объяснению. Однако содержание романа позволяет читателю интерпретировать эти случайности как закономерное следствие сущности сформированного автором образа «человека-автомата», лишенного способности к сопереживанию и эмоционально-эстетическому восприятию мира.
Два слоя фабульного времени — настоящее и прошедшее, с которыми соотносятся события, связанные с я-персонажем, передаются претеритальными глагольными формами, эксплицирующими эпическую дистанцированность от этих событий временной позиции повествующего «Я». Чередование фабульного настоящего и прошедшего выражается лексическими, контекстуальными и архитектоническими средствами. Однако общий претеритальный фон повествовательной речи романа регулярно нарушают глагольные формы презенса и результирующего перфекта, которые актуализируют временную координату рассказчика в момент повествования. В актуализации эпического настоящего проявляется авторский замысел как можно чаще высвечивать фигуру Фабера-рассказчика, давая ему комментировать то, что переживает Фабер-персонаж, оценивать и предвосхищать фабульные события.
В своих комментариях с позиции повествовательного настоящего Фабер-рас-сказчик, в частности: а) характеризует себя: Ich mache mir auch nichts aus Romanen — sowenig wie aus Träumen ... (S. 15); Ich bin kein Kunsthistoriker ... (S. 42); Ich mache mir nichts aus Folklore ... (S. 45); Ich lebe, wie jeder wirkliche Mann, in meiner Arbeit... (S. 90); б) выражает непонимание отношения к себе других людей: Es ist mir heute noch ein Rätsel, wieso Hanna und Joachim geheiratet und wieso sie mich, Vater des Kindes, nie haben wissen lassen, dass dieses Kind zur Welt gekommen ist. Ich kann nur berichten, was ich weiß (S. 56); в) рассуждает о возможности иного развития происшедших с ним событий, где презентные формы индикатива сопровождаются ирреальным конъюнктивом: Ich meine nur : Hätte ich das Apparätchen nicht zerlegt, so hätte mich jener Anruf nicht mehr erreicht, das heißt, meine Schiffreise wäre-nicht zustande gekommen... und wir wären einander nie auf der Welt begegnet, meine Tochter und ich (S. 63-64).
В последнем случае презентные фрагменты повествовательной речи выполняют в романе проспективную функцию, поскольку рассказчик с позиции эпического настоящего сообщает в них о фактах фабульного будущего, в частности, что у него есть дочь, и что его знакомство с ней приведет к ее гибели.
Следует отметить, что ретроспекция и проспекция в XT выражают соотнесенность временной позиции я-персонажа в фабульном настоящем с прошлым и будущим фабульного времени. Типичные для стиля научной речи метатекстовые элементы, отсылающие к ранее сказанному или к тому, что еще будет сказано, и маркирующие внутритекстовую ретро- и проспекцию НТ, для художественной речи не характерны. Их возможное появление в повествовательной речи рассказчика может быть обусловлено только стилистическими целями формирования его языковой личности. В рассматриваемом романе метатекстовый элемент wie gesagt, как и краткие, часто безглагольные синтаксические конструкции констатирующего характера, передают присущий человеку-технократу способ мышления, находящий отражение в его речи. Ср.: Ich war entschlössen, wie gesagt, aber es kam nicht dazu. (S.46); Ich arbeitete an meiner Dissertation, wie gesagt, und wohnte bei meinen Eltern, was es Hanna durchaus nicht begriff (S. 47).
Таким образом, взаимодействие претеритальных глагольных форм с презент-ными в повествовательной речи романа релевантно как в плане его композиционного построения, так и в плане художественного осмысления его содержания. Актуализируя эпическое настоящее рассказчика-персонажа, автор дает ему возможность оценить события с разных временных позиций, совмещая при этом его восприятие событий и себя самого в момент повествования и в тот момент, когда они происходили. Поэтому в чередовании эпического настоящего с фабульным временем просматривается «симптоматический» знак, указывающий на автора, который, используя данный повествовательный прием, раскрывает сущность своего героя, формирует образ человека, не способного к дружбе и любви, к чувственному восприятию мира, ко всему тому, что составляет истинный смысл человеческого существования.
Иначе выражается пространственно-временная координата диегетического рассказчика, если автор XT совмещает момент повествования с фабульным временем. Повествование приобретает при этом симультанный характер, следствием которого являются: 1) ограниченность знания я-рассказчика, который на момент повествования знает ровно столько о рассказываемой истории, сколько знает я-персонаж; 2) крупный план повествования, поскольку помещение «наблюдательного пункта» я-рассказчика в само фабульное пространство снимает эпическую дистанцию. Это дает возможность читателю сопереживать изображаемые события, развивающиеся на его глазах в наглядном, сценическом, конкретно-зрительном, а не в эпическом обобщенно-результативном виде.
Совмещение пространственно-временных координат я-рассказчика и я-персонажа в симультанном повествовании предполагает изображение художественных событий и с его перцептуальной точки зрения, то есть одновременность «Я действующего», «Я воспринимающего» и «Я повествующего». Этим обусловлено отражение в повествовательной речи непосредственных эмоциональных реакций на все происходящее в фабульной истории, придающее повествованию лирический характер и создающее эффект спонтанности, непреобразованности речи рассказ-
чика, что характерно для устного, разговорного монолога, в отличие от речи эпического я-рассказчика с типичными для нее чертами письменного монолога. Кроме того, при совмещении повествующего, воспринимающего и действующего «Я» в одной пространственно-временной позиции вымышленной коммуникации повествовательная речь как объект специального изображения подвергается авторской стилизации в соответствии с возрастным или социальным статусом рассказчика-персонажа.
Специфике пространственно-временной координаты рассказчика-персонажа в симультанном повествовании отвечают глагольные формы повествовательного’ презенса, который эксплицирует одновременность развития фабульных событий и рассказа об этих событиях. Поэтому презентные глагольные формы образуют темпоральную основу повествовательной речи в такого типа ХТ.
Следует обратить внимание на то, что повествовательный презенс в ХТ кардинально отличается от абстрактного презенса в НТ. Презентные глагольные формы в НТ передают в статике вневременные абстрактные истины, правила и законы, отображая концептуальное время автора, а в ХТ — конкретные ситуации, представляющие как в статике, так и в динамике сюжетное время героев литературного произведения, совпадающее с повествовательным настоящим рассказчика.
Совмещение пространственно-временных координат я-рассказчика и я-персо-нажа характерно также для повествовательной речи ХТ, задуманного автором как изображение внутреннего монолога субъекта повествования. Объектом изображения здесь являются не события фабульной истории, а сознание рассказчика-персонажа, его мысли и чувства, вызванные какой-то жизненной проблемой или ситуацией, в которой он оказался, иными словами, повествующее «Я» совпадает не столько с действующим в фабульном пространстве «Я», сколько с «Я» мыслящим и чувствующим. Такому квазисознанию, то есть сознанию, сформированному когнитивной деятельностью автора, придается статус самостоятельно мыслящего субъекта, который воспринимает и познает мир через свое внутреннее «Я» [6. С. 52].
Ввиду ослабленности внешнесобытийного ряда и связанного с ним сюжетного времени, в темпоральной структуре такого типа ХТ усиливается значение перцептуального времени, то есть момента восприятия себя в окружающем мире, вызывающего эмоциональный отклик и размышления рассказчика-персонажа, в которых раскрывается его внутренний мир. Пространственно-временная позиция именно воспринимающего (чувствующего и мыслящего) я-персонажа совпадает с моментом повествования, то есть с пространственно-временной координатой повествующего «Я», хотя в тексте могут эксплицироваться и другие формы расслоения «Я» рассказчика-пероснажа, дистанцированные от момента повествования в его изображаемое прошлое.. В связи с этим в повествовательной речи такого ХТ, как правило, нет четко выраженной темпоральной основы. В повествовательной речи чередуются различные временные формы глагола в зависимости от характера и содержания рефлексий, а также эмоционального состояния рассказчика — главного действующего лица субъективированного повествования.
На подобном чередовании временных форм построены, например, новеллы швейцарского писателя Ф. Глаузера, написанные в виде исповеди героя-рассказ-чика, обращенной воображаемому собеседнику, в которых автор предоставляет
герою возможность выговориться, «снять камень» со своей души, что для него, важнее, чем изобразить эпическую картину события в ее объективированном виде. Драматизм действия автор заменяет отображением движения мысли рассказчика-персонажа, взволнованного переживанием определенного события в его жизни. С учетом видимой отстраненности автора это приводит к психологизации ХТ,'он приобретает лирико-психологическое звучание. Смысловым центром такого повествовательного монолога является то, что остается невысказанным в подтексте и что волнует как автора, так и читателя, вынуждает его задуматься над вопросами человеческого бытия, не имеющими однозначных ответов.
Таким образом, проведенное исследование способов актуализации эпического времени субъекта повествовательной речи и их сравнение с особенностями языкового выражения пространственно-временной координаты субъекта научной речи позволяют обосновать различия в темпоральной организации ХТ и НТ.
Темпоральной основой авторской речи в НТ является абстрактный, вневременной Präsens, оформляющий передачу содержательно-концептуальной информации, который взаимодействует с другими временными формами, выражающими содер-жательно-фактуальную информацию во вне- и внутритекстовых ретро- и проспек-циях. Темпоральная основа повествовательной речи в ХТ зависит от типа повествователя и его пространственно-временной локализации. Повествовательно-речевой план аукториального повествователя, дистанцированного от изображаемых событий, базируется на претеритальных формах глагола. Что касается субъективированного повествования, то его темпоральная основа определяется авторским выбором принципа изложения событий диегетическим рассказчиком — эпического, обеспечивающего претеритальный фон повествовательной речи, или лирического (лирико-эпического и лирико-психологического), предполагающего совмещение пространственно-временных координат повествующего «Я» и переживающего «Я» и, как следствие, обращение к Präsens повествовательному, отображающему фабульное время в повествовании, ориентированном на устный монолог, или перцептуальное время в психологизированном повествовании, построенном в виде внутреннего монолога.
Важнейшее различие в организации концептуального времени НТ и художественного времени ХТ состоит в том, что «взгляд» нарратора охватывает только изображенное пространство-время художественной коммуникации, то отдаляясь от фабульных событий, то совмещаясь с пространственно-временной позицией персонажа в момент художественного действия. С реальным временем автора повествовательное настоящее в ХТ, в отличие от момента речи в НТ, никогда не соотносится, что соответствует специфике уровневой организации художественной коммуникации, вытекающей из эстетического способа познания реальной действительности.
Список литературы
1. Гончарова, Е. А. Интерпретация текста. Немецкий язык / Е. А. Гончарова, И. П. Шишкина. М.: Высш. шк., 2005. 368 с.
2. Ладыгин, Ю. А. К вопросу о дискурсивной личности автора художественного текста / Ю. А. Ладыгин // Лингвистика дискурса — 2: Вестн. ИГЛУ. Сер. Линг-
вистика и межкультурная коммуникация / под ред. С. Н. Плотниковой. Иркутск : ИГЛУ, 2006. С. 7-17.
3. Разинкина, H. М. Функциональная стилистика (на материале английского и русского языков) / H. М. Разинкина. М.: Высш. ппс., 2004. 271 с.
4. Чернейко, Л. О. Способы представления пространства и времени в художественном тексте / Л. О. Чернейко // Филол. науки. 1994. № 2. С. 58-70.
5. Шмид, В. Нарратология / В. Шмид. М.: Языки славян, культуры, 2003.312 с.
6. Щирова, И. А. Художественное моделирование когнитивных процессов в англоязычной психологической прозе XX века / И. А. Щирова. СПб. : СПбГУЭФ, 2000. 210 с.
7. Frisch, Мах. Homo faber. Ein Bericht / M. Frisch. Frankfurt am M., 1977.203 s.
