CC BY
6О.В. Фролов
АКСИОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ АНТИКОРРУПЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ СТУДЕНТОВ УНИВЕРСИТЕТА
Ключевые слова: аксиология, высшее образование, коррупция, культура, антикоррупционная культура, педагогические науки.
Аннотация: Статья посвящена исследованию принципиально новой педагогической проблемы -формированию антикоррупционной культуры студентов университета, в культурном пространстве которого утверждается коррупционная культура. Автор полагает, что университеты - конвенциональные центры трансформации базовых образцов опыта - должны выполнять «особую культурологическую миссию» (В.Л. Бенин) разрушения доминирующих порочных культурных практик, формируя антикоррупционную культуру как сильную аксиологическую систему, способную обеспечивать духовную дисциплину личности. Выявлены тенденции и противоречия формирования антикоррупционной культуры в ценностном мире вузовского пространства культуры взаимоотношений педагогов и студентов. Феномен и проблематика коррупционной культуры рассмотрены в контексте «культурных поворотов» и критического анализа установленного социального порядка. Обозначены педагогические задачи, необходимо решаемые для формирования антикоррупционной культуры личности студента.
Аксиологическая ситуация в современной России характеризуется «абсолютной коммерциализацией времени» (Ж. Аттали), когда выбор нравственных ценностей является вопросом личного субъективного вкуса и предпочтений, а понимание всевластия денег интерпретирует природу морального закона и приводит к появлению феномена коррупционной культуры. Прежде всего необходимо отметить значение термина «коррупция» по отношению к культуре. В этой связи приведем некоторые характерные высказывания выдающихся российских философов и культурологов.
В размышлениях о культуре В.М. Межуев связывает ее сущность с производством самого человека во всем богатстве и многогранности его общественных связей и отношений, во всей целостности его бытия: «Бытие всегда в потенции, в становлении, в преодолении наличного. Оно не то, что можно открыть в себе в качестве уже существующего, но только ускользающего от сознания, а что необходимо еще создать, что всегда впереди, а не позади. Движение к нему и есть культура. <...> Нигилизм в отношении культуры - путь назад, культура - всегда движение вперед. Культура - хранитель вечности на земле» [10].
Научная позиция Л.Г. Ерекешевой основана на том, что «понятие культуры имеет онтологическое значение, понимание которого проливает свет на основополагающие принципы бытия» [8]. Аналитическое рассмотрение феномена исторической динамики культуры приводит А.Я. Флиера к выводу о том, что «культура - это программа социального поведения человека» [26]. В.С. Степин отмечает, что «культура - это сформировавшаяся в процессе эволюции жизни поведенческая программа, обеспечивающая коллективный характер образа жизни и деятельности людей, их взаимодействие и коммуницирование» [20]. Д.В. Пивоваров рассматривает культуру как «идеалообразующую составляющую социальной и индивидуальной человеческой жизни» [13].
Обсуждение экзистенциальной позиции человеческого существования позволило О.К. Румянцеву прийти к заключению о том, что «культура есть результат и процесс освоения мира, в котором живет человек, причем обязательно - с точки зрения становления в этом процессе человека как субъекта своей культуры» [15].
Опыт изучения проблемы становления идентичности в культуре привел П.Ю. Черносвитова к утверждению о том, что «культура - то самое, что является главным видовым признаком Человека Разумного» [30].
Таким образом, культура - это то, что мы выделяем в ней в качестве чего-то для нас важного и ценного, в силу чего каждая эпоха постоянно воспроизводит и решает в истории мысли проблему культуры.
Из представленных научных взглядов на феномен культуры следует, что «традиционно в обыденном, и нередко в научном, коммуникативном обмене термин «культура» и его производные определяются как нечто, содержащее социально полезные, конструктивные, собственно «положительные» характеристики объекта. В свою очередь, понятие «коррупция» несет в себе противоположные смыслы как в формальном, так и в нравственном аспекте его употребления» [9].
Взгляды исследователей на коррупцию отличаются большой крайностью. Эмоциональное переживание проблем социокультурной реальности, сопряженное с рациональной оценкой и критикой конституирующих ее культурных практик, позволило Н.В. Сычевой изложить видение коррупции как «новой «религии нравственного
разложения», «веры» людей, искушенных властью, собственностью и деньгами, выставляющих напоказ цинизм» [21].
В.Л. Бенин, оценивая политико-юридический опыт современной России, подробно проанализировал этот феномен и сделал выразительный вывод: «Коррупционная культура является интегративной характеристикой управленческой практики, включающей единство как непосредственной противоправной деятельности руководителей в целях личной наживы, так и результаты этой деятельности, закрепленные в виде собственности и карьерных преференций с целью передачи по наследству» [2].
На основании только этих высказываний можно предположить, что понятие «коррупционная культура» воспринимается как внутренне противоречивое и содержательно несовместимое. Между тем культура как сложившаяся система взаимоотношений между людьми в совокупности ценностей и норм их коллективного существования может приобретать общественно опасные формы, разрушая ценностно-смысловое содержание социальной жизни человека, формируя проблемное поле качественно новых культурных моделей, основанных на ценностно-негативном утилитарном расчете. В этой связи полезно обратить особое внимание на авторитетную позицию А.Я. Флиера, утверждающего, что «популярные в массовом сознании «положительные» свойства культуры, такие как гуманность, нравственность, этичность и тому подобное, представляют собой лишь развитие определенных ее внутренних интенций, связанных с обеспечением коллективного характера человеческого Бытия, и являются не исходными, а производными ее характеристиками. Культура прежде всего нормативна, а «положительна» она лишь в идеальном своем воплощении» [25].
Коррупционная культура как явление прагматичного социального пространства стала признаком культурной нормальности, и характеризуется выраженной направленностью против ценностей культуры достоинства личности, не вызывая, к сожалению, в российском обществе нравственного отвращения к аморальности задаваемых социальным контекстом этических правил.
Цель статьи заключается в выявлении аксиолого-педагогических проблем формирования антикоррупционной культуры у студентов университета, актуальность которой обусловлена изменением ценностного содержания современной социокультурной ситуации, характеризующейся агрессивно-материальной стандартизацией экзистенциальной и нравственной природы человека. Ведущим методологическим основанием исследования является культурологический подход, конституирующий культурное время современного социального контекста, основанный на понимании антикоррупционной культуры как важнейшего антропологического средства социализации человека. Использовались методы теоретического исследования, включающие междисциплинарный анализ и синтез результатов научных исследований в области философии, культурологии, социологии, психологии, педагогики, юриспруденции, и эмпирические методы: изучался имеющийся опыт формирования антикоррупционной культуры, проводилось анкетирование студентов и интервьюирование педагогов.
Интерпретируя природу нравственности и размышляя о ее основаниях, определяющих человеческое поведение, Д. Гудинг и Дж. Леннокс пишут: «Каждый знает из своего личного опыта, что нам дано два внутренних механизма для удержания от нарушения моральных законов... Один из них - совесть, а другой - чувство стыда. Совершенно очевидно, что мы не придумали их сами, поскольку оба они приносят достаточно много хлопот и беспокойства, настолько докучая некоторым людям, что последние пытаются их игнорировать или подавлять» [6].
Обратимся к некоторым характерным высказываниям и позициям других философов и писателей, придерживающихся экзистенциальных убеждений и поддерживающих высказанную точку зрения.
«Только совесть может как бы согласовать «вечный», всеобщий моральный закон с конкретной ситуацией конкретного человека. Жизнь по совести - это всегда абсолютно индивидуально-личная жизнь в соответствии с абсолютно конкретной ситуацией, со всем тем, что может определять наше уникальное и неповторимое бытие. Совесть всегда учитывает конкретность моего личного бытия», - утверждает В. Франкл [28].
«Очевидно, что трудно дать объективную оценку, какое поведение является совестливым и нравственно идеальным. Поэтому даже среди людей доброй воли, готовых
делать то, что является идеальным с нравственной точки зрения, могут быть искренние разногласия. Но чтобы люди были уверенным в том, что другие поступают идеально с нравственной точки зрения, желательно, чтобы такое поведение было публично признано и ему обучали каждое следующее поколение людей», - замечает К. Байер [32].
Эти выводы приводят к суждению о том, что именно совесть как нравственный механизм, при принятии важных решений поможет избежать трагических ошибок в социальном взаимодействии, обусловленном нормативно-позитивными культурными инвариантами.
Культурологический дискурс критического осмысления нового времени свидетельствует об отказе от аксиологических приоритетов субъектного взаимодействия, выражаемых в терминах «стыд», «совесть», «нравственные ценности», «нравственный авторитет» и другие. Экзистенциальной проблемой, фиксирующей реалистическое содержание этического взаимодействия современников, обусловленного «аксиологическим сдвигом ценностей потребительского общества, развернутых в сторону гедонизма» (В.В. Горбова), становится появление в культурной практике новой формы фиксации опыта - коррупционной культуры.
Анализ социолого- и философско-правовых взглядов на коррупционную культуру (М. Вебер, А.Л. Журавлев, Е.Г. Каменский, Т.А. Нестик, А.В. Юревич), позволил нам прийти к ее пониманию как совокупности ценностно-нормативных регулятивов криминальной деятельности, сформированной в результате культурно-исторического развития практик социального взаимодействия, обусловливающей возникновение и преемственность типовых форм их осуществления в границах действующего в конкретный культурно-исторический период нормативно-правового контекста общества [29]. Коррупционная культура ведет к понижению объективного понимания и осознания фундаментальных моральных законов, пониманию совести, «выступающей судьей над поступками, которые мы собираемся совершить» [6, 248], и чувства абсолютного авторитета моральных установок, являющихся социально нереспектабельными в структуре мотивационного поля современной личности.
Потребительский контекст представления человека о мире и о себе самом, акцентуация личности на потребности, порождающие в качестве определяющей жизненной стратегии «жажду наслаждения и утилитарный расчет» (М.С. Каган), игнорирование интенций нравственной чистоты и моральной правды стали основой специфического коррупционного мировоззрения как результата утверждения ценностных образцов, попирающих моральные запреты и общественный порядок.
Что происходит с человеком - субъектом морали, когда он сталкивается с культурными формулами, определяющими нравственный камертон социального действования? «Где начинается и заканчивается коррупция? Где пределы той тотальности, которая одновременно вызывает острое чувство неприятия и притупленное - смирения? И почему, казалось бы, неустойчивое дисфункциональное состояние человеческого общежития оказывается настолько стабильным и неподвижным в исторической перспективе, что воспроизводит себя даже не в десятилетиях, а в веках?» [14]. Какие культурные изменения способствуют распространению и укреплению в российском обществе ценностного стандарта коррупционной культуры? Какие трансформации претерпевают смыслы человеческой жизнедеятельности, когда они включаются в контекст экономически детерминированного существования? Каковы особенности и возможные противоречия, заложенные в мировоззренческую позицию индивидуума, обнаруживающие границы коррупционного мышления? Почему в пространстве культуры вуза как «особого пространства культуры, воспроизводящего образованного человека, призванного не только удовлетворять свои потребности в знании, сохранять и обеспечивать пространство культуры общества, но и способного во все большей степени его преобразовывать» [3], повышается роль коррупционной культуры, снижающей эффективность процедур социализации и инкультурации личности? Что необходимо предпринять для стабилизации социокультурной системы, разбалансировка которой провоцируется изменением иерархии ценностей и мотивов поведения субъектов образовательного процесса?
Поставленные вопросы подвели нас к необходимости исследования содержания коррупционной культуры и путей формирования антикоррупционной культуры в
пространстве вуза, что является новым направлением в отечественной педагогике и образовании.
Мы исходим из понимания того, что феномен коррупционной культуры как матрицы эскалации общественной деятельности «человека потребительской ментальности, ориентированного на экономоцентрическую систему ценностей (И.Л.
Зеленкова), имеет антропологический конститутив, ибо коррупционное деяние, будучи актом самоопределения человека, связано с экзистенциальными и нравственными проявлениями человеческой природы и поведения.
Неслучайно многие авторы, занимающиеся проблемой коррупции, в той или иной мере затрагивают нравственный фактор в качестве наиболее значимого в возникновении и развитии этого явления, поскольку антропологическая структура личности включает в себя в качестве наиболее существенного нравственное измерение. Принципиальное значение в рассматриваемом аспекте имеет работа П.С. Гуревича [7], которая помогает понять коррупцию как антропологическую аномалию в совокупности социального и индивидуального.
Среди современных крупных западных философов-моралистов наиболее пристальное внимание к феномену коррупции проявил чилийский философ Дарио Салласт Соммэр, который возвел ее в разряд моральных ошибок, даже грехов, подвергнув всестороннему анализу, утверждая, что «у человека нет прочных моральных устоев, его поведение подчинено эгоистическим интересам, страстным желаниям и сиюминутному иллюзорному благу. Ни религиозные, ни моральные порицания не способны его удержать. Человек постоянно сталкивается с ситуациями, когда он должен сделать правильный выбор с точки зрения морали, но не может, так как у него нет ясного представления о том, что на самом деле правильно. Люди уже не различают, кто «хороший», а кто «плохой», границы морали стираются, а правила поведения становятся зыбкими, непостоянными и являются предметом манипуляций» [18].
Рассматривая антропологические истоки коррупции, П. Слотердайк говорит о «цинической коррупции» в связи с «соблазном денег», которые приобрели способность обмениваться не только на материальные, но и на духовные (творческие, интеллектуальные, моральные) ценности [17].
Соглашаясь с ним, отечественные социологи утверждают, что «дух меркантилизма поддерживает культурные (в антропологическом смысле) основания коррупции, обозначая границы ее бытования [14].
М. Аткинсон подчеркивает, что никакие демонстративные меры по борьбе с коррупцией не заменят вытесненный ныне на периферию публичных дискуссий этический аспект [31].
Философская аргументация S. Sampson сводится к тому, что «только после закрепления этического дискурса становится возможной антикоррупционная риторика, основанная на «интегративности, отчетности и транспарентности» [35].
Приведенные выше высказывания выдающихся исследователей свидетельствуют о том, что коррупция, как социальная девиация, зависит от множества факторов различной природы, прежде всего от существующих культурных и институциональных особенностей и качества человеческих отношений. Объективная логика установленного социального порядка диктует подавление экзистенциально-ценностной сферы социокультурной реальности рыночной, формируя «каталоги» утилитарно-прагматической аксиологии, конечным продуктом которой является доминирование интеллектуально изощренного цинизма и меркантилизма в дизайне этической природы человека.
Понимание коррупционной культуры как «продукта социальной коммуникации», разрушающей «слишком человеческое» (Ф. Ницше) в человеке, и «жизненный мир» (Н. Луман, Ю. Хабермас) - мир социокультурных структур и отношений, жизненный смысл которых раскрывается в продолжительном историческом времени, привел ученых-педагогов к необходимости поиска путей формирования антикоррупционной культуры.
С сожалением констатируем, что педагоги с опозданием озаботились формированием антикоррупционных поведенческих практик.
Изучение имеющихся научно-педагогических исследований по рассматриваемой проблеме позволило сделать вывод о том, что сегодня в педагогической науке не представлено однозначное определение исследуемого феномена, поэтому первым шагом
на пути ее изучения должно стать понимание антикоррупционной культуры, что с необходимостью предполагает разработку понятийного аппарата, определение или же уточнение самого понятия.
Рассматривая сущность антикоррупционной культуры, российские исследователи трактуют ее как «качество личности, включающее знания о пагубности коррупции для благосостояния и безопасности общества; состояние индивида, который не просто не желает мириться с проявлениями коррупции, а стремится к устранению этого явления; определенные ценностные установки и способности, направленные на проявление активной гражданской позиции относительно коррупции» [27]; способность человека сознательно и нравственно противостоять коррупции; систему ценностей, лежащую в основе неприятия коррупции как абсолютно несовместимой с данной системой; взгляд на мир человеческих отношений сквозь призму нравственного и безнравственного (должного и недолжного, добра и зла, полезного и вредного), правового и неправового, умного и глупого, прекрасного и безобразного и так далее» [11].
Нетрудно заметить, что между исследователями нет разногласий в том, что педагогически обусловленной доминантой для формирования антикоррупционной культуры являются нравственные ценности как базовые экзистенциальные интенции в совокупности принципов и представлений, характерных для конкретного социума.
Рассматривая культурогенный характер коррупции, обусловливающий необходимость ее предупреждения культурологически обоснованными нерепрессивными мерами управленческого и воспитательного характера на уровне образовательных организаций как институализованной среды непосредственной социализации, Н.В. Сюзева определяет рассматриваемый феномен как «антикоррупционную субкультуру, составляющую правовой культуры, в иерархии системообразующих ценностей которой право как манифестация человеческого достоинства занимает наивысшее место» [22].
В традициях уфимской научной школы «Педагогическая культурология» мы определяем антикоррупционную культуру как антропологический контекст формирования ценностных стандартов моральной значимости, обеспечивающих нравственный контроль прагматических интересов личности, «в рамках познавательного и эпистемологического горизонта, который очертила нам культура» [12], поскольку, по Т. Парсонсу, именно культура, ценности и идеи лежат в основе формирования человеческого поведения и являются результатом этого поведения. Роджерс добавляет: «Опыт убеждает меня в том, что именно культурные влияния выступают основным фактором наших добродетелей и злодеяний» [34]. Ролло Мэй указывает на эту проблему: «вы говорите, что именно культура является самым главным фактором порочной жизни. Это превращает культуру во врага. Но кто же формирует культуру, как не вы и я?» [33]. Очевидно, что в аспекте рассматриваемой нами проблемы критические замечания исследователей заслуживают серьезного к себе отношения.
Рассмотрим некоторые аксиолого-педагогические проблемы формирования антикоррупционной культуры в вузовском пространстве социального взаимодействия. По нашему мнению, аксиологическим заблуждением является тезис о наметившейся тенденции углубления доверия, уважения, открытости и коллегиальности отношений во взаимодействии педагогов и студентов.
В культурной реальности вуза формируется принципиально новый тип взаимодействия - коррупционная культура. Именно она разрушает диалогическую модель культурных позиций и ценностей преподавателей и студентов, разлагает и извращает веру и совесть человека, оказывает существенное влияние на имидж педагога, на стиль его жизни и профессионального поведения, зачастую выступая значимым социализирующим и инкультурационным фактором. Нельзя не согласиться с утверждением Р.М. Асадуллина о том, что педагог не является изолированным от мира актором, изменение программы социально-профессионального и правового поведения которого обусловлено зависимостью от духовной, культурной, правовой, социальной, материальной окружающей среды [1].
Сущность коррупционной культуры педагога в условиях кризиса антропоцентрических абсолютов определяется особенностями «эпохи с характерной для нее рационализацией и интеллектуализацией и, прежде всего, «расколдовыванием» мира, которое заключается в том, что высшие благороднейшие ценности ушли из общественной сферы...» [4]. Утилитаризм, основанный на экономической логике обоснования
современной морали, способствует утверждению концепции личной пользы, которая становится культурной доминантой в профессиональной педагогической деятельности, признаком культурной нормальности, отрицательно сказываясь на моральных и профессиональных характеристиках педагогов. В профессиональной деятельности нормы и принципы морали своеобразно преломляются, находя свое выражение в специфическом ситуативно-содержательном воплощении моральных требований, обусловленном ее своеобразием. Вынуждены признать, что «чувство стыда, исходящее как бы изнутри человека, которое позволяет пресекать возможность асоциального поведения в профессионально-педагогической деятельности, постепенно исчезает» (В.Б. Марков). Полагаем, что коррупция в образовании является следствием изменения личностного мировоззрения педагога под влиянием культурных факторов, обусловленных субъектно-средовыми деструкциями, что блестяще обосновано А. Маслоу: «больных людей порождает больная культура; здоровых людей может породить здоровая культура», Б.Ф. Скиннером: «.поступки человека - это результат поддающихся определению условий».
Очевидно, что критические замечания В. Гимпельсона, прозвучавшие в адрес вузовских педагогов, о необходимости соблюдения базовых этических принципов (недопустимо «продавать» экзаменационные отметки или зачеты, вымогая у студентов тем или иным образом деньги или подарки и др.), - заслуживают серьезного внимания, поскольку «если что-то подобное случается и остается безнаказанным, то это. разрушает репутацию университета, уничтожает его как храм образования и науки, превращает в низкопробный базар, где не гнушаются и торговлей краденым. При такой репутации не будет ни хороших студентов, ни хороших преподавателей, ни серьезных исследователей -полная моральная и интеллектуальная пустыня» [5].
Результаты проведенного нами исследования позволили выявить фон, на котором осуществляется коррупционное взаимодействие: из 250 респондентов 112 человек (44,8%) отметили информационную неэффективность, коммуникационную ненасыщенность и нерациональность всех видов учебной деятельности; 94 человека (37,6%) возмущены дисциплинарным и воинствующим индивидуализмом преподавателей, не учитывающих личные предпочтения и способность студентов выбирать свои мультинаправленные цепи коммуникации, проявлять интерес к использованию мультимедиа для доступа к информации и образованию; 44 человека (17,6%) указали на отсутствие творческого осмысления рассматриваемой проблемы. Негодование студентов вызывает неосведомленность преподавателя в новостях современной науки (31,3%), «анахронизм по собственному предмету» (24,6%), косность и архаичность мышления (41,3%), чтение лекций по учебникам (38,1%). Такой фон педагогического общения придает культурному дискурсу характер монофоничности, и сказывается на научном авторитете преподавателя, усиливая интеллектуально-культурную изоляцию внутри студенческого коллектива. Все это дает повод студентам считать, что «такое образование - пустая трата времени» (74,4%).
К проблемам формирования антикоррупционной культуры следует отнести и индифферентность со стороны студентов к проявлению коррупционного поведения.
В течение 2018/19 и 2019/20 учебного года в рамках изучения дисциплины «Социокультурная коммуникация» нами проводился анонимный опрос, в котором приняли участие 320 студентов 2 курсов. Результаты подтвердили мнение специалистов -аксиологов образования, утверждающих, что в сознании молодых людей преимущественно доминирует аксиологическая рациональность, в которой мир ценностей имеет ярко выраженную прагматическую подоплеку. Студенты действуют, воспринимают и мыслят в соответствии с ценностными измерениями происходящих в российском обществе процессов, которые формируют ценностный каркас личности и общества, и культурными влияниями, способствующими изменению ценностных образцов. «Хозяйственный этос» капитализма, о котором писал М. Вебер, сегодня вторгается в сферу внутренних переживаний человека, навязывая ему новый набор нравственных качеств: черствости, эгоизма, расчетливости, индивидуализма. Соответственно, противоположные нравственные качества, такие как благородство, щедрость, чуткость, милосердие, составляющие этический каркас, постепенно исчезают из социально одобренных моральных императивов [16]. В социальном взаимодействии со «взрослым миром» совершенно очевидна смена культурных доминант. Проблема культурной нормы,
устанавливающей нравственные ограничения, для опрошенных оказывается снятой, а ценностная иерархия упраздненной.
Пугающим парадоксом является то, что опрошенные считают коррупцию неизбежной (89,65%), а в некоторых случаях даже полезной (61,25%), так как оплаченная положительная оценка на зачете или экзамене, за курсовую или дипломную работу дает возможность сохранить назначенную стипендию, сэкономить время, получить документ об образовании. Студенты не склонны рефлексировать по поводу «купленных» знаний, полагая, что «главное в этой жизни - не знания, а связи и деньги» (71,56 %).При этом скептически воспринимается информация о кризисе компетентности как результате коррупционного взаимодействия. Опрошенные студенты считают неприемлемым не только налагать на себя нравственные ограничения, связанные с непосредственным или косвенным участием в коррупционной сделке (60,62%), но и обвинять преподавателей в безнравственном с общечеловеческой точки зрения коррупционном поведении (86,87%). По мнению большинства опрошенных, вина в том, что «преподаватели берут», ложится на государство, которое «оценивает их труд крайне низко» (81,56%), и «нет ничего особенного в том, что «преподы берут» (61,56%). На вопрос: «Испытываете ли вы отвращение и враждебность к преподавателю, с которым вступаете в коррупционные отношения?» -70,62% ответили «нет». Не приемлют протестного поведения против коррупционных действий 88,0% опрошенных. На вопрос: «Готовы ли вы сообщить в компетентные органы о фактах коррупционного поведения со стороны преподавателей?» - положительно ответили лишь 2,0%.
Таким образом, прагматическая полезность коррупционного взаимодействия остается оправданием готовности участия студентов в коррупционной сделке (87,3%). Прагматизм рассматривается как экзистенциальная точка зрения, в соответствии с которой жизнь признается успешной, когда ее полезность подтверждается практическим использованием.
Чем можно объяснить такую нравственную (или безнравственную) позицию, когда поведение уже не обеспечивается ни страхом перед последствиями нарушения закона, ни осуждением новых моральных норм? В своих рассуждениях А.Н. Тарасов отвечает на этот вопрос следующим образом: «Драматические нюансы, присущие проблеме формирования антикоррупционной культуры, можно объяснить падением престижности легитимных форм достижения желаемого социального статуса и доступа к социальным благам при одновременном возрастании популярности противозаконных и криминальных методов решения этих задач [23].
Проблемой формирования антикоррупционной культуры является и отсутствие адекватных педагогических средств и методов, преобладание стандартных стереотипов о нравственном воспитании, основанных на идеях педагогов-теоретиков и практиков прошлого. Ошибочность утверждений о возможности использовать в современной педагогической практике их идей о нравственном воспитании коренится в существующих в обществе иных представлениях о нравственности и ее значении для становления человека, живущего и действующего в новой исторической ситуации. «Человек, - указывал Д.И. Фельдштейн, - претерпел огромные изменения, касающиеся восприятия его структуры, содержания, ритмов и скорости приобретения информации, потребностно-мотивационной и эмоционально-волевой сфер, пространства деятельности, структуры отношений, разрушения многих норм и принципов поведения. Он вышел в открытое всемирное пространство, в том числе и через Интернет, что изменило характер и общения, и деятельности, и сознания, и мышления, и речи, а также структуру педагогического взаимодействия» [24].
Педагогическое осмысление многообразных сюжетов актуальной современности требует выстраивания новых духовно-коммуникативных моделей культурного взаимодействия педагогов и студентов, основанных на осознании диалектической взаимосвязи между личной свободой и моральной ответственностью.
Выводы.
1. Аксиологическая ситуация в современном российском обществе характеризуется интервенцией коррупционной культуры, постепенно становящейся программой социального поведения и новой формой фиксации опыта человеческого взаимодействия.
2. Феномен коррупционной культуры имеет антропологический конститутив, поскольку коррупционные деяния связаны с нравственным проявлением человеческой природы.
3. Социально-гуманитарный и культурологический анализ научных исследований по проблеме формирования антикоррупционной культуры позволил установить отсутствие научных методов исследования ее содержания, что требует разработки новых методов оценки и анализа социально-педагогических процессов, происходящих в современном образовании как феномене культуры.
4. В образовательном процессе вуза необходимо формировать социально актуальную антикоррупционную культуру, вытесняющую коррупционную культуру в зону «второстепенной социокультурной реальности» (А.Я. Флиер).
Основными аксиолого-педагогическими проблемами формирования антикоррупционной культуры в образовательном процессе вуза являются: прогрессирующие коррупционные практики, оказывающие серьезное влияние на духовно-нравственное восприятие студентами ценностей трансцендентного порядка (совесть, честь, достоинство и др.); сложившееся у студентов культурно-аксиогенное понимание и принятие прагматического социального порядка, при котором критерием оценки этических правил является возможность нарушать моральные запреты для удовлетворения собственных интересов; отсутствие адекватных педагогических средств.
1. Асадуллин, Р.М. Аксиологический квартет культуры профессиональной деятельности современного учителя [Текст] / Р.М.Асадуллин, А.В.Кирьякова, О.В.Фролов // Педагогика. - 2018. - №8. - С. 20-29.
2. Бенин, В.Л. Педагогическая культурология: этапы становления и развития [Текст] / В.Л. Бенин // Педагогическая культурология: состояние, проблемы, перспективы: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной двадцатилетию кафедры культурологии и социально-экономических дисциплин БГПУ им. М. Акмуллы. - Уфа : Изд-во БГПУ, 2011. - 12 с.
3. Бондырева, С.К. Психолого-педагогические проблемы интегрирования образовательного пространства: избр. тр. - 3-е изд. [Текст] / С.К Бондырева. - Москва : МПСИ; Воронеж : МоДэК, 2011. - С. 284.
4. Вебер, М. Наука как призвание и профессия [Текст] / М. Вебер // Избр. произв.: пер с нем. - Москва : Прогресс, 1990. - С. 733-734.
5. Гимпельсон, В. Уроки академической этики [Текст] / В. Гимпельсон // Окна академического роста, 12 апреля 2013 года [Электронный ресурс]. URL : http:// okna.hse.ru/news/133434677.html (Дата обращения 17.04.2019).
6. Гудинг, Д. Мировоззрение: Для чего мы живем и каково наше место в мире [Текст] / Д. Гудинг, Дж. Леннокс. - Ярославль : «ДИА-пресс», 2000. - 384 с.
7. Гуревич, П.С. Этические ракурсы философской антропологии [Текст] / П.С. Гуревич // Философия и культура. - 2009. - № 1.
8. Ерекешева, Л.Г. Понятие культуры в теоретической социологии: проблема определения [Текст] / Л.Г. Ерекешева // Культурологический журнал. - 2016. - № 1(23).
9. Каменский, Е.Г. Коррупционная культура: теоретико-концептуальный конструкт [Текст] / Е.Г. Каменский // Вестник Института социологии. - 2014. - № 11. - C. 73-92.
10. Межуев, В.М. Размышления о культуре и культурологии: культурология в контексте современного гуманитарного знания [Текст] / В.М. Межуев // Культурологический журнал. - 2010. - №2.
11. Основы антикоррупционной культуры: учебное пособие [Текст]. - Астана : Академия государственного управления при Президенте Республики Казахстан, 2016. - 176 с.
12. Пелипенко, А.А. Наброски к манифесту смыслогенетической теории культуры [Текст] / А.А. Пелипенко // Культурологический журнал. -2011. - № 1 (3).
13. Пивоваров, Д.В. Культура как идеалообразование [Текст] / Д.В. Пивоваров // Культурология и художественная культура. - Красноярск : Краснояр. ун-т, 2000. - С. 5-8.
14. Рогозин, Д. Российская коррупция в рассказах участников [Текст] / Д. Рогозин, В. Жарков // Отечественные записки. - 2012. -№2.
15. Румянцев, О.К. Быть или понимать [Текст] / О.К. Румянцев // Культурологический журнал. - 2011. -
№ 4(6).
16. Сенюшкина, Т.А. Православные ценности и русская правовая культура [Текст] / Т.А. Сенюшкина // Культурологический журнал. - 2017. - №4 (30).
17. Слотердайк, П. Критика цинического разума [Текст] / П. Слотердайк. - Екатеринбург : Издательство Уралльского университета, 2001.- 584 с.
18. Соммэр, Д.С. Мораль XXI века [Текст] / Д.С. Соммэр. - Москва : Кодекс. - 2013. - 600 с.
19. Сорокин, П. Социальная и культурная динамика. Исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений [Текст] / П. Сорокин. - Санкт-Петербург : РХГИ, 2000. -С. 19.
20. Степин, В.С. Цивилизация и культура [Текст] / В.С. Степин. - Санкт-Петербург : СПбГУП, 2011. - 408 с.
21. Сычева, Л. Философия коррупции [Электронный ресурс]. URL : http // rusrand.ru/actuals/filosofiya-korrupcii (Дата обращения 07.05.2019).
22. Сюзева, Н.В. От антикоррупционной субкультуры к некоррупционной культуре [Текст] / Н.В. Сюзева // Культура и цивилизация. -2015. - № 6. - С. 189-204.
23. Тарасов, А.Н. Теоретико-методологические аспекты аналитики социокультурной трансформации [Текст] / А.Н. Тарасов // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - Тамбов, 2011. - № 8 (14). - Ч. II. - С. 204-206.
24. Фельдщтейн, Д.И. О состоянии и путях повышения качества диссертационных исследований по педагогике и психологии [Текст] / Д.И. Фельдщтейн // Вестник Московского университета. - 2008. - № 1. - С. 3-12.
25. Флиер, А.Я. Природа культуры и закономерности ее развития [Текст] / А.Я. Флиер // Культурологический журнал. - 2013. - № 3(13).
26. Флиер, А.Я. Очерки теории исторической динамики культуры [Текст] / А.Я. Флиер. - Москва : ООО «Издательство «Согласие», 2015. - 528 с.
27. Формирование антикоррупционной культуры [Текст]. - Санкт-Петербург : Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2016. - 167 с.
28. Франкл, В. Человек в поисках смысла [Текст] / В. Франкл. - Москва : Прогресс, 1990. - С. 98.
29. Фролов, О.В. Философско-правовой контекст коррупционной культуры педагога [Текст] / О.В. Фролов // Правовая культура. - 2018. - № 3(34). - С. 24-32.
30. Черносвитов, П.Ю. Цивилизационная идентичность в переходную эпоху [Текст] / П.Ю. Черносвитов. // Культурологический журнал. - 2012. - № 1(7).
31. Atkinson, M. M. Discrepancies in perceptions of corruption, or why is Canada so corrupt? // Political Science Quarterly, 2011. - Vol. 126. No. 3. - P. 445-464.
32. Baier, K. Freedom,Obligation and Responsibility // Storer M.B. (ed) Humanist Ethics... - P. 81.
33. May Rollo The problem of Evil : An Open Letter to Carl Rogers // Journal of Humanistic Psychology,1982. -
P. 12.
34. Rogers, K. Notes on Rollo May. - P. 8.
35. Sampson, S. The anti-corruption industry: from movement to institution // Global Crime. - 2010. - Vol. 11. No. 2. - P. 261-278. Р. 272.
36. Sohail, M., Cavill, S. Accountability to prevent corruption in construction projects // Journal of Construction Engineering and Management, 2008. - Vol. 134. - No. 9. - P. 729-738.
