CC BY
146
УДК 821.161.1(091) ТУРГЕНЕВ И.С. Л.М. ПЕТРОВА
кандидат филологических наук, профессор, кафедра истории русской литературы XI-XIX веков, Орловский государственный университет E-mail: [email protected]
UDC 821.161.1(091) TURGENEV I.S.
L.M. PETROVA
Сandidate of Philology, Professor, Department of history of Russian literature XI-XIX centuries, Orel State University
E-mail: [email protected]
АКСИОЛОГИЧЕСКИЕ ДОМИНАНТЫ В ПОВЕСТИ И.С ТУРГЕНЕВА «ФАУСТ» AXIOLOGICAL DOMINANTS IN I.S. TURGENEV^S NOVEL «FAUST»
Статья посвящена анализу повести И.С. Тургенева «Фауст» как транслятора ценностей, в ней уточняются понятия «ценность», «аксиологическая доминанта», выступающие индикатором смысла произведения, ценностных координат автора. Выявляя аксиологические доминанты произведения, автор статьи приходит к выводу, что такие смысловые понятия, как «искусство», «природа», «жизнь», «любовь», «истина», «смерть», выступают главными ценностями Тургенева.
Ключевые слова: аксиологическая ценность, искусство, природа, жизнь, любовь, доброта, смерть, тайные силы, душевная драма, нравственный долг.
This article analyzes the text of I.S. Turgenev's novel «Faust» as a transmitter of values, it clarifies the concept of «value», «axiological dominant» speakers indicator of the meaning of the work, values of the coordinates of the author. Identifying axiological dominants of the work, the author comes to the conclusion that such semantic notions as «art», «nature», «life», «love», «truth», «death», are Turgenev's main values.
Keywords: axiological value, art, nature, life, love, death, secret power, emotional drama, moral duty.
«Антропологический кризис» рубежа XX-XXI веков затронул и сферу ценностей, которые оказались перед угрозой тотального уничтожения. Философия прагматизма, утверждающая, что современный мир не нуждается в духовных измерениях, властно овладевает сознанием человека. Отвергается классический канон Истины, Добра и Красоты. В современных произведениях возобладала тематика бездуховности - меркантильности, озлобленности, насилия и нетерпимости. В связи с этим в лингво-литературоведческих, культурологических, педагогических работах всё более актуализируется аксиологический аспект исследования. Значение ценностного подхода определяется той ролью, какую играли и играют ценности в исторических судьбах народов, в истории культуры и в жизни самого человека, потому что мир человека - это всегда мир ценностей. Ценность - положительная или отрицательная - это значимость явлений окружающего мира для человека, определяемая вовлеченностью их в сферу его жизнедеятельности, интересов, выраженная в нравственных принципах, нормах, идеалах, установках. Различают материальные, общественно-политические, духовные ценности, эстетические... Художественная ценность «является во всех случаях интегральным качеством произведения искусства» (М. Каган), в котором сплавлены, нередко противоречиво, его эстетическая ценность, нравственная, общественная и религиозная. При этом именно духовные ценности выступают как основные слагаемые содержания художественного про-
изведения писателя. Более того, чем шире круг осмысляемых художником жизненных явлений, тем шире аксиологический спектр их образного воссоздания в произведениях писателя.
В.А. Свительский, один из первых в современном литературоведении обратившийся к аксиологическому аспекту исследования художественного текста, утверждает: «Внутренний мир произведения неизбежно ориентирован на ту или иную систему ценностей, строится на определенной шкале авторских оценок» [1, с.8].
М.М. Бахтин, указывая на формально-эстетическое единство произведения, подчёркивал, что образуется это единство благодаря тому, что «ценностный контекст» автора - познавательно-этический и эстетически-актуальный - как бы обнимает, включает в себя «ценностный контекст» героя - этический и жизненно-актуальный» [2,с.71-72]. Подчеркнём: возможности аксиологического подхода позволяют учитывать и еще одно измерение - читательские ценностные ориентиры: ведь в разные эпохи читатели ищут в литературе «актуальные контексты», и порой глубинный смысл произведения в большей степени открывается последующим поколениям. Более того, на аксиологической основе, открываются перспективы для историко-функциональных исследований.
И.А. Есаулов, в сущности, уточняет «третье измерение», связанное с определенным (православным) аксиологическим подходом исследователя, который «эксплицирует собственную точку зрения» [3] при ана-
© Л.М. Петрова © L.M. Petrova
лизе художественного текста. Таким образом, аксиологический аспект исследования литературных явлений представляется как бы универсальной методологией, рассматривающей как содержание, так и формы произведения, как авторской индивидуальности, так и направленность читательского восприятия.
Аксиология, как наука о природе ценностей, о связи различных ценностей между собой, начала интенсивно развиваться лишь с середины XIX века, когда особенно остро была осознана проблема обесценивания традиций, утраты духовной устойчивости в обществе. Большой вклад в разработку аксиологической науки внесли прежде всего зарубежные ученые-философы (И. Кант, Г. Лотце, М. Шелер, Ф. Фромм, Н. Гартман, Р. Перри, Дж. Дьюи и др.).
В России до середины XX в. аксиология трактовалась как идеалистическое направление западноевропейской философии, аксиологию стали активно разрабатывать в конце XX века. Отечественная наука обратилась к исследованию ценностной проблематики, хотя уже в работах В. Белинского, В. Соловьева, П. Флоренского, Н. Лосского, Н. Бердяева, С. Франка, Б. Вышеславцева, М. Бахтина были высказаны аксиологические идеи, никем не замеченные в своё время. Сегодня художественная аксиология предстаёт в работах В. А. Свительского, И.А. Есаулова, В.Е. Хализева, В.Б. Петрова, Т.С. Власкиной, Т.А. Касаткиной, Е.В. Кузнецовой и др. Аксиология в литературоведении в первую очередь понимается как теория духовных ценностей.
Сегодня, когда «дух растлился...// И человек отчаянно тоскует...» (Тютчев), потребность в положительных ценностях особенно велика, и вдумчивый читатель обращается к классике, которая всегда оказывала огромное влияние на нравственно-духовную жизнь общества и человека, а для исследователя всегда была предметом особого непреходящего интереса.
Наш интерес направлен на выявление аксиологических доминант в повести Тургенева «Фауст», в которой русский писатель поднимает проблемы, подобные тем, о которых говорит Гете в трагедии «Фауст». В контексте нашей статьи доминанты - это главные смысловые части, моменты текста, они выступают индикатором смысла произведения, ценностных координат автора. Следует заметить, что текст художественного произведения не содержит четких, прямо выраженных формулировок ценностей, а содержит «выражение убежденностей или верований говорящего на основе его ценностного мотивационного отношения . в дискурсивном пространстве.. .»[4,с.13].
Художественно-смысловая архитектоника повести «Фауст» (1856), её «аксиологическая атмосфера» связана с историей внутренней драмы героини, определившей характер конфликта произведения, с образом главного героя-рассказчика. В основе повести любовная драма замужней женщины к Павлу Александровичу Б., рассказчику, раскрывающая трагедию роковой, «незаконной» страсти, преступающей нравственные преграды. Повесть рассказывает о «тайных силах жизни»:
Тургенев развертывает романтическую концепцию страсти, связанную с «апофеозой личности».
Писатель прежде всего обращает внимание читателя на внешний облик своей героини Веры Николаевны, в котором угадывалась особая «натурность»: она была невысокого роста, хорошо сложена, имела тонкие черты лица, но «не походила на обыкновенных русских барышень: на ней лежал какой-то особый отпечаток» [5,с.97]. В созданном писателем портрете угадывалась скрытая противоречивость Веры Николаевны Ельцовой. Доминантой психологического поведения героини, восприятия окружающего мира было «удивительное спокойствие всех ее движений и речей. Она, казалось, ни о чем не хлопотала, не тревожилась. весёлою она бывала редко и не так, как другие», даже «выражение её лица было искреннее и правдивое, как у ребёнка, но несколько холодно и однообразно» [5,с.97], но за видимой безмятежностью таилась возможность взрыва страстей. Эту противоречивость, несовместимость взаимоисключающих свойств во внешний облик Веры Николаевны вносили «полные губы, серые с чернотой глаза, которые глядели слишком прямо». Недаром рассказчик-герой в сдержанной, невозмутимо-спокойной Вере Николаевне подметил «где-то далеко, в самой глубине ее светлых глаз, что-то странное, какую-то негу и нежность» [5,с.99]. Живая от природы натура Веры Николаевны сдерживалась воспитанием и характером жизни. Мать Веры Николаевны, стремясь парализовать наследственную страстность дочери, строго продумала систему ее воспитания, направленного на погашение эмоциональ но-трепетного восприятия жизни, а «потому дочь ее до семнадцатилетнего возраста не прочла ни одной повести, ни одного стихотворения», и в мужья был выбран человек добрый, но безмятежно-покойный и недалекий. Ельцова-старшая образовала не только ум дочери, она углубила и нравственное чувство, потому-то «постоянное стремление к правде, к высокому» соединялось в Вере с «пониманием всего... порочного, даже смешного». Многозначительно замечание рассказчика о том, что по прошествии двенадцати лет она нисколько не изменилась: «то же спокойствие, та же ясность, голос тот же, ни одной морщины на лбу, точно она все эти годы пролежала где-нибудь в снегу...» [5,с.101].
Смысл такой «неизменности» хорошо прокомментировал Д.Писарев в статье «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова»: «Проспать с лишком десять лет, лучшие годы жизни, и потом проснуться, найти в себе так много свежести и энергии.... это, воля ваша, свидетельствует о присутствии таких сил, которые, при сколько-нибудь естественном развитии, могли бы доставить огромное количество наслаждений как самой Вере Николаевне, так и близким к ней людям» [6,с.264].
В обнажении «таких сил» натуры героини особую роль играет случай, ведущий к резкому сдвигу в судьбе, - встреча с «Фаустом» Гёте, а это как раз то, чего «как огня, боялась» её мать, ибо встреча с произведением изящной словесности», «может действовать на воображе-
ние», разбудить «те тайные силы, на которых построена жизнь». Ельцова-старшая была убеждена: «надо заранее выбрать или полезное, или приятное». Соединить то и другое невозможно: «ведёт к гибели или пошлости» [5,с.98]. Боясь жизни, её тайных сил, она старалась отгородить дочь от волнений сердца. Но Тургенев убеждён: построить жизнь только на разумных, рациональных началах, отгородившись от сильных чувств и эмоций - значит идти против самой природы человека. Рассказчик, выражающий ценностные убеждения писателя, не приемлет отрицание Верой Николаевной поэзии, её «непостижимое равнодушие к возвышеннейшим удовольствиям». Не случайно, что именно с чтения «Фауста» происходит «пробуждение» тургеневской героини. Только выдающееся произведение искусства, прикосновение к великой поэзии могло подействовать на духовно богатую личность Веры, дремлющей в своем душевно-безмятежном «жизненном» сне.
Героине открылся запретный, неведомый, но влекущий мир внутренней страстной жизни сердца. Именно под воздействием образа Гретхен героиня Тургенева испытывает сильное эмоциональное воздействие от чтения: она почувствовала общность переживаний с героиней немецкой трагедии, от которой тургеневская героиня отличается способностью анализировать, тонко понимать прекрасное - происходит эмоциональное пробуждение Веры, живые чувства, ранее сдерживаемые строгими требованиями разума, строгим воспитанием, захлестнули героиню. Ельцова-младшая полюбила всей силой своей страстной натуры: не оглядываясь на прошедшее, не жалея того, что остается позади, и не боясь ни мужа, ни умершей матери, ни упреков совести.
С момента чтения «Фауста» Павлом Александровичем наступает кульминация не только в развитии событий повести, наступает главный момент, связанный с пониманием внутренней драмы героини, раскрывающий ценностные координаты автора, его веру в преобразующую мир силу красоты, в творчески созидательную силу искусства. Используя искусство художественной литературы как фактор эмоционально-оценочный, Тургенев раскрывает высокий духовно-эстетический потенциал личности героини, её глубокую цельную натуру, пробудившуюся к эмоционально-взволнованной жизни. Психологически выразительны указания на реакцию восприятия гётовской трагедии: «рука у ней была холодна», «лицо. показалось бледным», Вера «отделилась от спинки кресел, сложила руки и в таком положении осталась неподвижной до конца» чтения, потом «подошла нерешительными шагами к двери, постояла на пороге и тихонько вышла» [5, с.106-107]. Верный эстетически тонкий вкус Веры оказывает влияние на героя-рассказчика, признавшегося, что «только по её милости недавно открыл, какая бездна условного, риторического во многих прекрасных, известных поэтических произведениях». Веру захватывает сама стихия искусства, возбуждающего неосознаваемые ощущения, волнует трагедия любви: «В этой вашей книге есть вещи, от которых я никак отделаться
не могу... они мне так жгут голову»; захватывает неосознаваемая сладость переживаний: «Наташа вбежала в беседку. Вера Николаевна выпрямилась, встала и, к удивлению моему, с какой-то порывистой нежностью обняла свою дочь...Это не в ее привычках» [5, с.110]. Вера Ельцова, не знавшая любви, под влиянием великой книги испытала жажду любви, но мысль Гёте о праве человека на счастье столкнулась с её аскетической моралью, с нравственным долгом. Отдаваясь глубине своих внутренних переживаний, Вера Николаевна испытывает драму высокого трагического накала. Нахлынувшая любовь ощущается как сладостное и одновременно страшное чувство, непреодолимое, стихийное: «Какая-то невидимая сила бросила меня к ней, ее - ко мне. При потухающем свете дня ее лицо...мгновенно озарилось улыбкой самозабвения и неги...»[5, с. 123-124]. Автор, используя такие языковые элементы, как эпитеты, эмоциональные стилистические элементы: «Удивительное создание! Проницательность мгновенная рядом с неопытностью ребёнка, ясный, здравый смысл и врожденное чувство красоты, постоянное стремление к правде, к высокому... надо всем этим, как белые крылья ангела, тихая женская прелесть.» [5, с.111] - наполняет их личностным смыслом рассказчика («великая душа»). Они выражают его эмоциональное состояние, ценностное отношение которого выступает аксиологической доминантой. В тексте несколько раз подчеркнута детскость Веры Николаевны: «голос у ней звенел, как у семилетней девочки», «вышла мне навстречу...семнадцатилетняя девочка», «она надела.детскую шляпу». Многократно в повести в связи с Верой Ельцовой употребляются такие смысловые понятия, которые несут чёткую оценочность: «черты имела нежные», «ясность невинной души... светилась во всём её существе», «та же ясность», «умное, простое, светлое существо», «бледная почти до прозрачности.и всё-таки ясная, как небо!»., «она тихо светится вся», «лицо принимает такое благородное и доброе.именно доброе выражение». Вера любит надевать белые одежды.
Героиня, которой явно симпатизирует автор, предстает в повести как натура цельная, прямая, глубокая, одухотворенная. Отдавшись чувству, она, любящая ясность во всём, готова идти до конца, преодолеть любые препятствия. Но именно любовь, эмоциональное пробуждение лишают героиню спокойствия, равновесия и ясности: «подошла нерешительными шагами к двери», «стала задумываться, чего с ней прежде не бывало», «лицо её выражало усталость», «Вера иногда озиралась с таким выражением, как будто спрашивала себя: не во сне ли она?», « Вера вдруг вырвалась из рук моих и, с выражением ужаса в расширенных глазах, отшатнулась назад» [5, с.107, 122, 123, 124].
В момент свидания Ельцова-дочь видит призрак матери, который она воспринимает как знак смерти. В героине жгучая любовь-страсть вызывает страх, этот страх Тургенев объясняет «тайными силами жизни», в которые Вера Николаевна верит («Странно! сама она такая чистая и светлая, а боится всего мрачного, подземно-
го...»), они обостряют ее мистическую настроенность. Так любовь - это чистое, высокое движение её души - сопровождается страхом перед неведомо-мрачной силой, действующей стихийно, вступающей в противоречие с нравственным сознанием героини. За кульминацией в развитии интимно-личного чувства быстро надвигается катастрофа. Трагический финал (смерть Веры) неизбежен: он в неразрешимости внутреннего конфликта, в драме чистой, правдивой души, охваченной непреодолимой страстью и страхом возмездия.
Судьба Веры демонстрировала убежденность Тургенева в необъяснимой связи судьбы человека с «тайными силами жизни», со своими предками, поэтому введена история мистически настроенного деда, склонного к аскетическому самоотвержению, история бабки, отличающейся необузданностью страстей. Писатель убеждён, что жизнь построена на «тайных силах», которые, как стихия, «изредка, но внезапно пробиваются наружу» [5,с.98], и человек беззащитен перед этими силами, как бессилен он и перед властью любви и смерти. Не случайно страсть по характеру развития сравнивается со стихиями природы: «ветер усилился», «дождь налетел мгновенно» [5,с.115], «гроза надвинулась и разразилась. при каждой вспышке молнии церковь.то вдруг являлась черною на белом фоне, то белою на чёрном, то. поглощалась мраком» [5,с.109]. Образ церкви, её описание несёт весьма определенную оценочную парадигму Тургенева, который через чистую, светлую душу своей героини видит какую-то страшную, тёмную правду о душе человека, призванного погасить в себе страстную жажду счастья и преклонить голову перед Неведомым.
Веривший в реальность сверхчувственного мира, «неимущий» Тургенев был глубоко уверен: «имеющий веру имеет всё».
Героиня Тургенева гибнет, так сказать, в силу сложности своей личности, в которой соединилось глубинное осознание правоты нравственного чувства и желание счастья, кипение страстей, унаследованных от предков, и любовь как сила непреоборимая.
Смерть Веры приводит любящего её Павла Александровича к пониманию нравственной ответственности человека за свои поступки: «исполнение долга, вот о чём следует заботиться человеку», и эта мысль расценивается Тургеневым как одна из ценностных истин жизни. При этом Тургенев не лишает человека возможности свободного выбора, «верит в его потенциальную способность противостоять враждебным обстоятельствам» [7,с.116]. Вера не смогла противостоять страсти, не справилась с выбором. Трагедия героини сопряжена с лейтмотивом неизбежности и непостижимости смерти: Вера чувствует себя в плену неведомых ей сил, неотвратимо затягивающих её в пучину страстей.
Жизнь предстаёт в двух оценочных ракурсах: яркое, трепетное горение сердца через искусство и любовь, раскрывающих духовный потенциал человека, связанный с молодостью, когда хочется счастья, любви, и
чистые, светлые чувства переполняют твоё сердце: не случайно рассказчик Павел Александрович вспоминает: «моя молодость пришла и стала передо мною, как призрак; огнем, отравой побежала она по жилам, сердце расширилось и не хотело сжаться, что-то рвануло по его струнам, и закипели желания..» [5,с.94]. Но предстаёт и другой ракурс жизни как действие тайных, тёмных сил, проявляющихся в необоримости страстей, отсюда установка — смирение, убеждение, что «жизнь не шутка и не забава, жизнь далеко не наслаждение. жизнь - тяжёлый труд. Отречение, отречение постоянное - вот её тайный смысл.» [5,с.129]. Именно трагедия Веры, ее смерть утверждают главного героя повести на позициях морали отречения, «железных цепей долга».
Павел Александрович тоже изображается на повороте жизни, переживая, с момента встречи с Верой, период молодого воодушевления и жажды любви, полагая, что есть ещё «что-то такое на свете», что «чуть ли не самое важное».
Образ рассказчика весьма близок автору. Он помогает раскрыть аксиологический смысл таких понятий, как «воспоминание», «природа», «дворянское гнездо», «жизнь», «смысл жизни». Примечательно, что в начале повести, изображая душевное состояние П.Б., вернувшегося в родовое имение после долгого отсутствия и полюбившего замужнюю женщину, Тургенев исходил из личного опыта. Он воспроизводит свои, дорогие, милые сердцу воспоминания, воссоздаёт образ старинного «дворянского гнезда», описывает соё любимое Спасское, его окрестности, природу, сад, фамильную библиотеку, говорит о незабываемом впечатлении от прочтения «Фауста», о поре молодых желаний и надежд. Тургеневский герой-рассказчик влюблён в жизнь, любит, тонко чувствует одухотворяемую им природу: «... сад удивительно похорошел: скромные кустики сирени, акации.разрослись.липовые аллеи особенно хороши. люблю серо-зелёный нежный цвет и тонкий запах воздуха под их сводами . Кругом трава так весело цвела; на всём лежал золотой свет, сильный и мягкий... Горлинки немолчно ворковали.дрозды сердились и трещали. как сумасшедший, пронзительно кричал дятел» [5,с.91]. Благодаря этому герою читатель погружается в «целое море поэзии, могучей, благоуханной и обаятельной» (Н.Некрасов).
Но как эстет-созерцатель, оказавшись перед выбором: победить свои естественные влечения, склонность к наслаждению или отдаться «эгоизму любви» - П.Б. выбрал последнее, проявив слабость нравственной воли. Лишь после болезни и смерти Веры Николаевны в нём восторжествовали сознание долга, мысль о нравственной ответственности за свои поступки: «исполнение долга, вот о чём следует заботиться человеку; не наложив на себя цепей, железных цепей долга, не может он дойти, не падая, до конца своего поприща» [5,с.129].
Смысл жизни герой видит в необходимости постоянного «отречения», отказа от любимых мыслей и мечтаний во имя исполнения своего человеческого нравственного долга. В понимании того, что высшая
мудрость человека в том, чтобы суметь пользоваться даром нравственной свободы, чтобы оградить себя от тайных тёмных сил Неведомого, заключена аксиологическая парадигма повести Тургенева, видевшего спасительную силу человека именно в нравственном долге, а любовь, по Тургеневу - одна из тайн жизни -дается как высшее откровение о мире, и она мгновенна. Соотносясь с таинственной и иррациональной стихией в жизни человека, она выступает, вместе с тем, как одно из прекрасных проявлений всесильной природы, прекрасной и неведомо-грозной одновременно: ««Погода была чудесная.Прямо над поляной легко и высоко стояло большое разовое облако. на самом краю его. дрожала звёздочка, а немного подалее виднелся белый
серп месяца на на слегка поалевшей лазури. Я указал Вере Николаевне на это облако.
- Да, - сказала она, - это прекрасно, но посмотрите-ка сюда.
Я оглянулся. Закрывая собою заходившее солнце, вздымалась огромная тёмно-синяя туча; видом своим она представляла подобие огнедышащей горы. яркой каймой окружал её зловещий багрянец и в одном месте . пробивал насквозь её тяжёлую громаду, как бы вырываясь из раскалённого жерла.» [5,с.105].
Такие смысловые понятия в повести, как «искусство», «природа», «смысл жизни», «любовь», «истина», «нравственный долг», «доброта», отражая авторский мир, выступают главными ценностями писателя.
Библиографический список
1. Свительский В. А. Личность в мире ценностей: (Аксиология русской психологической прозы 1860-70-х годов). Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 2005. 231с.
2. БахтинМ.М. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979. 320 с.
3. Есаулов И.А. Литературоведческая аксиология: опыт обоснования понятия. В кн. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XIX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сб. науч. трудов. Петрозаводска: Изд-во Петразаводского ун-та, 1994. С. 378-383.
4. Лингвистика и аксиология: этносемиометрия ценностных смыслов: коллективная монография. М.: Тезаурус, 2011. 352 с.
5. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения. Т.5. М: Наука, 1980.
6. Писарев Д. И. Сочинения: В 4 т. Т.1. М: Гослитиздат, 1955-1956.
7. Курляндская Г.Б. И.С. Тургенев. Мировоззрение, метод, традиции. Тула: Гриф и К, 2001. 229 с.
References
1. Switalski V. A. Personality in the world of values (Axiology Russian psychological prose 1860-70-ies). Voronezh: Voronezh state University, 2005. 231 p.
2. BakhtinM. M. Bakhtin, M. M. Problems of Dostoevsky's poetics. M.: Owls.Russia, 1979. 320 p.
3. Esaulov I. A. Literary axiology: the experience of the underpinnings of the concept. In book Gospel text in Russian literature of the XVIII-XIX centuries. Quote, reminiscence, motive, plot, genre. Collection of scientific works. Petrozavodsk: Publishing house Petrozavodsk University press, 1994. Pp. 378-383.
4. Linguistics and axiology: atnasheniami value meanings: collective monograph. M.: Thesaurus, 2011. 352 p.
5. Turgenev I. S. Complete works and letters: in 30 vol. Works. Vol. 5. M: Nauka, 1980.
6. Pisarev D. I. Works: in 4 t. Vol. 1. M: Politizdat, 1955-1956.
7. Kurlandskay G.B. I. S. Turgenev. Ideology, method, tradition. Tula: Grif I K, 2001. 229 p.
