Аксиологическая прагматика диалога Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Сидорова Н.А.

АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРАГМАТИКА ДИАЛОГА

Прагмалингвистика в эволюции переживает интересные повороты: вначале прагматический подход, сложившийся в рамках семиотического учения Ч.Морриса, означал введение в высказывание «личностного» измерения в виде личного, временного, пространственного, а затем социального и текстового дейксиса. В центр высказывания был поставлен эгоцентрически мыслящий коммуникант, который, основываясь на своем ценностном опыте, определяет некое лицо, некое время, некое положение в мире вещей, в социальном пространстве, некое речевое событие как тождественное или, наоборот, не совпадающее с самим говорящим, с временем и местом совершения говорящим своего речевого акта, с его положением в данном социуме, с его коммуникативным действием.

Личностное начало присутствовало и при попытке установить границы между значениями семантическим как узуальным, общепринятым, конвенциональным и прагматическим как индивидуальным, субъективным, контекстуально обусловленным, причем в данный контекст, естественно, включался и сам говорящий.

С обращением прагмалингвистики к теории речевых актов личностное начало стало отступать на задний план. Внимание привлекли структурные аспекты речевого акта, соотношение в нем звукового, лексико-грамматического, пропозиционального, иллокутивного и перлокутивного актов. Речевой акт был как бы остановлен во времени и абстрагирован от конкретного говорящего. Говорящий был растворен во множестве логически исчисляемых правил успешности речевых актов, постулатов, образующих в совокупности принцип кооперации, в правилах сочетания отдельных речевых актов (и присущих им иллокутивных потенций) в линейные последовательности, в правилах их прагматического согласования, в правилах сочетания речевых ходов в рамках двучленных и многочленных диалогических взаимодействий.

В настоящее время в лингвистике наступает новый поворот. Говорящий рарассматривается как субъект деятельности и общения, субъект языковой коммуникации, творец отношений с другими коммуникантами в диалогическом дискурсе. Он поднимается над дискурсом, над коммуникативной ситуацией, над по-

ложением дел, в котором возникает необходимость психического, словесного и практического взаимодействия с другими субъектами. Можно допустить, что именно этот аспект сейчас выдвигается на передний край прагмалингвистики. Известный отечественный лингвист Сусов И.П. предлагает не растворить разговор о говорящей личности в рассмотрении ее физиологических, психологических, социальных свойств; «нужно противопоставить всем этим подходам попытки собственно лингвистического моделирования говорящей личности, субъекта дискурса, исходя из корпуса речевых актов, речевых ходов, употребляемых этим субъектом, исходя из его практики использования постулатов и принципов языкового общения, из отношения в его персональном дискурсе сказанного, предполагаемого и выводимого по логическим и коммуникативным правилам» [1, с. 5].

Исследование говорящей личности, субъекта дискурса, будет неполным без исследования аксиологической составляющей диалогической речи коммуникантов.Тема ценностей не является традиционной ни в лингвистике, ни в психолингвистике, однако универсализм психолингвистического подхода состоит в том, что он обладает колоссальным потенциалом, методологией и экспериментальными возможностями для исследования практически любого явления, связанного с человеком говорящим, и результаты любого исследования опишут не само это явление, а его репрезентацию в языке. Полагаем необходимым говорить о коммуниканте как субъекте дискурса на основе подхода ценностнолингвистического моделирования говорящей личности, т. е. такого подхода, при котором корпус речевых актов, речевых ходов, употребляемых субъектом, исследуется, учитывая его практику предпочтительного, ценностного использования постулатов и принципов языкового общения.

Прагмалингвистически ориентированные наблюдения за ценностно-составляющей речевой деятельности позволяют глубже выявить особенности функционирования социально-коммуникативных систем и речевых коллективов. Подчеркивание двусторонности речевого общения и его инструментального характера свойственно сторонникам школы символического интеракционизма. В частности, один из видных представителей данной школы А. Бриттен писал, что язык является средством регуляции человеческого взаимодействия. Люди используют язык как средство, дабы произвести впечатление, обмануть, принудить, обнаружить истину, выработать новый смысл деятельности. Он представляет собой как средство взаимодействия, так и механизм конфликта [2, с. 102]. В основе

языкового механизма всегда наличествуют ценности говорящего и слушающего: именно субъекты коммуникативного события, исходя из своих ценностных установок, ведут диалог в том или ином направлении.

Установлено, что диалог развивается по крайней мере по двум линиям значимости: во-первых, по линии объективного содержания (то, о чем говорится) и, во-вторых, интерпретации данного факта действительности лицами, вступающими в коммуникацию. Необходимым компонентом такой интерпретации как для инициатора коммуникации, так и для реципиента является некоторая предварительная аксиологически выстроенная идея, ожидание некоторого поведения со стороны партнера. С этой точки зрения диалог является необходимым условием сотрудничества между людьми. Как при развитии диалога, так и при осуществлении не только языкового, но и любого другого вида сотрудничества между людьми непременно есть аксиологическое ожидание некоторого поведения со стороны партнера, т.к. говорящий, ожидая реакцию партнера по общению, исходит из своих ценностных установок и из предполагаемых установок слушающего. Согласно концепции символического взаимодействия, горячим сторонником которой является Дж. Г. Мид, первичным является коллективный социальный акт, включающий в себя сотрудничество и взаимодействие довольно большого числа индивидов. Активность индивида представляет собою лишь фрагмент такого социального акта. Поэтому коллективное осуществление социального акта непременно требует коммуникации между его участниками. С другой стороны, коммуникация может иметь место только там и в то время, где и когда осуществляются некоторые коллективные действия. Для такой коммуникации непременно должны существовать общие значения. Индивид должен быть в состоянии не только интерпретировать значение звукового жеста своего партнера, но и значение своего собственного звукового жеста. Таким образом, индивид должен иметь возможность вызвать имплицитно в себе самом ответ, который его жест эксплицитно вызывает в его партнере, а затем скоординировать свое поведение с ответом партнера. Звуковые жесты становятся значимыми символами, а значение становится осознанным, будучи идентифицировано с ними. [3, с. 127].

В свете сказанного высказывание диалога выступает в качестве средства: а) экспликации ценности, б) коррекции поведения партнера по диалогу в соответствии с определенной ценностью. Например (в данном случае, в случае коррекции поведения, в качестве ценности выступает норма поведения):

- Позвольте, вы ведь не урядник, не староста, - разве это ваше дело народ разгонять? (Чехов А.)

- В чужих людях живёте, барышня... Хоть вы и барышня, а всё же... как бы прислуга... Это не то, что у папаши с мамашей жить. (Чехов А.)

В качестве средства экспликации ценности высказывание диалога может содержать обозначения партнера по диалогу, например, связанные с профессиональной (или аналогичной) принадлежностью и соотнесенные с некоторой ценностью. Например:

- Ну, удачи вам, сыщики (Леонов Л.)

- А вы, случайно, не ведьма? (Токарева В.)

- Выбирайте выражения, молодой человек, а еще следователь! (Незнанский Ф.)

- Смотри, какой адвокат! (Симонов К.)

Проявление ценностей коммуникантов в диалоге может заключаться в определенном типе использования языковых средств, связанном с осознанием высокого или низкого социального положения партнера по взаимодействию. В известном диалоге толстого и тонкого на перроне вокзала хорошо продемонстрировано резкое изменение используемых говорящим языковых средств, связанное с осознанием им разницы в социальном статусе с партнером по диалогу.

Специфической областью отражения ценностного мира участников диалога являются высказывания-характеризации партнера по общению. Такие высказывания отличаются семантико-прагматическим разнообразием, выражающемся в их принадлежности к различным устойчивым типам речевого поведения, которые мы определили как дискурсивные формы. Термин «дискурсивные формы» мы ввели для того, чтобы избежать двусмысленности, с которой связаны наименования указанных форм как «типов речевых актов», «типов речевого поведения» и др.

Среди дискурсивных форм, свойственных аксиологически отмеченным обозначениям партнера по диалогу, мы отмечаем такие формы, как похвала, комплимент, осуждение, просьба, приказ, представление, инвектива, угроза, лесть, предупреждение, совет, мольба, выражение сочувствия и др. Как правило, все они содержат оценку, которая базируется на ценностях оценивающего субъекта и обязательно включает в себя план оптимизации ситуации в соответствии с ценностями говорящего, оценку ситуации, аргументацию оценки и ориентацию на определенный выбор, должный послужить оптимизации ситуации. Так, например, дискурс похвалы будет состоять из 1) положительной оценки ситуации,

2) аргументации этой оценки и ориентации на определённый выбор:

- Умнща!...Вотуж правда кандидат наук, профессор (Баруздин С.)

- You look more like a prince. I must call you Prince Charming (Wilde O.)

Исследуемый языковой материал явствует, что в построении диалога используются аксиологически отмеченные формы, относительно генезиса которых приведем авторитетное мнение Ю.М.Лотмана, который, анализируя нормативное поведение людей, отметил, что под воздействием сложных социальноисторических процессов складываются специфические формы исторического и социального поведения, эпохальные типы реакций, представления о правильных и неправильных, разрешенных и недозволенных, ценных и не имеющих ценности поступках [4, с. 119].

Очень часто языковые оценки нормативного характера в диалогическом дискурсе, включаясь в вербальное обозначение партнера, сопровождаются номинацией самой аксиологической нормы:

- Глупо. А в таком возрасте вообще стыдно (Шукшин В.)

При этом между оценкой и номинацией аксиологической нормы в составе вербального обозначения партнера по диалогу устанавливаются причинноследственные отношения, демонстрирующие тот факт, что аргументацией оценки служат общепринятые нормативные представления. Например:

- Ты обо мне .прямо как родная мать заботишься. Заладил, как попугай: поймают, поймают... (Шукшин В.)

- Все тушат пожар, а вы чего тут шляетесь? (Приставкин A. )

- I worshipped you too much... You worshipped yourself too much. We are both punished (Wilde О.)

Нормы и образцы нередко имеют составной характер, они, если воспользоваться наблюдением Н.Д.Арутюновой, как бы «монтируются человеком из деталей» [5, 8]. Такая возможность подтверждается употреблением таких оценочных характеризаций партнера по диалогу:

- Вы вели себя вчера непозволительно. Вы забылись, вообразили, что вы в тайге, а не в приличном доме. Как же вы осмелились звать меня в свой дикий край, вы, вы, с характером и нравом бандита? (Шишков В )

- You are ill, I suppose. When you are ill you shouldn’t act. You make yourself ridiculous (Wilde О.)

Оценки, основанные на вкусах человека, как правило, не требуют аргументации в дискурсе. Выражение неприятия вкусовых оценок партнера возможно за счёт отрицательной оценки его вкусов в составе вербального обозначения. Например:

- Чего же ты хочешь? Одно кощунство!

- Может быть, но зато весело? А?

- Зависит от вкуса.

- Значит у тебя дрянной вкус!... (Анненков Ю.)

С точки зрения используемой дискурсивной формы аксиологически отмеченные обозначения партнера по общению в диалоге участвуют в формировании: комплимента, похвалы, сочувствия, осуждения, инвективы, угрозы, разоблачения, неодобрения действий, выражения дружеского расположения., уважительного отношения, оценки личности, ласкового снисхождения, пожелания, совета, мольбы, просьбы, приказа, представления, выражения благодарности:

1) Комплимент, похвала:

Речевой акт комплимента (при соблюдении условий искренности) также предполагает в качестве одного из условий успешности предварительную положительную оценку того, чему выражается комплимент. Кстати будет заметить, что многие авторы видят отличие комплимента и похвалы от других речевых актов в присутствии в них оценки, которая является не только грамматической прессупозицией, но и целью речевого акта.

- You have a wonderfully beautiful face, Mr. Gray. Don’t frown. (Wilde О.)

- Ну, нечего скромничать ..Мы ведь знаем ваш ещё даггеротипный портрет. Не то, что не безобразен, а вы были красавец. (Толстой Л.)

- Здорово! Вы настоящий гимнаст! (Драйзер Т.)

- Really, Poirot, you are wonderful. (Christie A.)

- Stop! You bewilder me. Don’t speak. Let me think. Oh, rather, let me try not to think. (Wilde

О.)

- Благородный юноша! Великое сердце! - позвольте слабому старцу пожать вашу мужественную десницу! (Тургенев И.)

- А вам кто - нибудь говорил, что у вас голос, как у Софи Лорен? (Поляков Ю.)

2) Лесть:

- А вы, я вижу, шёлковый! Вашей жене будет с вами легко. (Тургенев И.)

- У вас, генерал, прекрасный талант трибуна... (Шишков В.)

- You ’re a very good wife. (Steel D.)

- You are not English - you cannot be English- to dance as you do. You are the sprite, the spirit of the wind. (Christie A.)

3) Выражение сочувствия:

Речевые акты сочувствия, соболезнования в ценностном отношении, как правило, имеют пресуппозиции об отрицательно - оценочном отношении к действию - объекту сочувствия.

- Бедная девочка. Ты понятия не имеешь, на что ты себя обрекаешь. (Стил Д.)

- Oh! And it’s all my fault. I got you into this.

- Don’t worry about that, little girl. It’s you I’m thinking about. (Christie А.)

- Oh!. Oh, how dreadful it’s been!

- My poor darling. (Christy А.)

- Ах ты бедняга! У меня есть в шинели немного галет и банка консервов, только не знаю, какие. (Симонов К.)

Что касается речевых актов осуждения и инвективы, основу которых создает ценность неприятия определенных действий партнера, то предпочтение говорящих одного акта другому демонстрирует выбор той речевой стратегии, которая определена ценностной направленностью говорящего.

4) Осуждение:

- Мы просто хотели установить меру вашей правдивости, которой вы, видимо, совсем лишены, и меру вашей лживости, которая, судя по всему весьма высока... Вы ведь хорошо знаете, что это значит? Если мы имеем ваш паспорт, то, очевидно, имеем и многое другое. Однако вы бровью не повели. Вы или исключительно хладнокровны, Крайслер, или чрезвычайно опасны. Правда, может быть и третье: вы очень тупы. (Маклин А.)

- Вы вели себя вчера непозволительно. Вы забылись, вообразили, что вы в тайге, а не в приличном доме. Как же вы осмелились звать меня в свой дикий край, вы, вы, с характером и нравом бандита? (Шишков В.)

- Это вы виноваты.Я не знал, куда иду. (Грин А.)

- Я знаю, вы обожаете развлекаться чужими делами. Шерлок Холмс из Барнаула. (Набоков В.)

- You ’re causing nothing but trouble by behaving as you are. You won’t do yourself any good, and you’ll only hurt Cristine and inconvenience me. (Amis М.)

- Вы не только ловкий и бессовестный лжец, Крайслер, но и неосторожный лжец! (Маклин А.)

5) Инвектива:

- Ах вы, мерзкое ничтожество! ... Может быть, вы жулик. Эта ваша карточка ничего не значит. Такие кто угодно может заказать. (Чандлер Р.)

- Вы жуткая идиотка... (Чандлер Р.)

- Oh, yes. I like men better then woman. Women are never really nice to me. I can’t think

why.

- Perhaps you are too nice to their husbands... (Christie А.)

- Вы всегда такой грозный? .Или только когда в пижаме? (Чандлер Р.)

- Сам знаешь, котяра! Франкельштерн стоптанный! (Поляков Ю.)

Становится ясно, что аксиологические предпочтения говорящей личности о нормативности и ненормативности находят отражение в её дискурсе. Каноны культуры, фиксирующие правила желаемого и должного речевого поведения, психологические черты и речевые поступки индивидов - суть ценности, отра-

жаемые этими канонами. Очевидно и обратное: ценности личности определяют её культурный потенциал. Можно полагать, изучение аксиологической стороны деятельности говорящего - необходимое условие исследования речевой коммуникации, диалогического дискурса в частности.

В настоящее время в прагмалингвистике активно обсуждаются некоторые когнитивные аспекты речевой коммуникации, смежные с ценностными. В связи с этим отмечается, что функциональной единицей когнитивного уровня языковой личности, участвующей в коммуникации, является гештальт. Под гештальтом понимается структура, которая упорядочивает многообразие отдельных явлений. Понятие о гештальте зародилось в ходе изучения сенсорных образований при необходимости отграничить от входящих в их состав отдельных компонентов способ их структурирования. Для того, чтобы пояснить природу гештальта, проводят аналогию с мелодией, которая при ее исполнении в различных тональностях хотя и вызывает различные ощущения, узнается как одна и та же.

Если гештальт характерен для психической сферы индивида как определенная единица и способ восприятия высказывания и структурации знаний (ког-ниций), то нет причин для того, чтобы отказать ему в статусе коммуникантивно значимого феномена. Г ештальт может, таким образом, рассматриваться как когнитивная единица и когнитивный способ, как интеллектуальное образование, соотносимое с высказыванием (текстом, ддокурсом) [6].

Естественно в этом плане рассматривать высказывание как реализацию гештальтов языка (в этом отношении показательна известная статья Дж.Лакоффа о лингвистических гештальтах [7], гештальтов языковой и когнитивной картины мира, гештальтов коммуникативного опыта. Психический феномен гештальта, оказывающий воздействие на организацию высказывания (текста) и его понимание, предлагается называть коммуникативным гештальтом. В явлении коммуникативного гештальта нас интересует его аксиологическая разновидность, то есть коммуникативный гештальт, соотносимый с ценностями как лингвокультурными образованиями, определяющими содержание и структуру речевой коммуникации, осуществляемой, в частности, в диалогической форме - аксиологический коммуникативный гештальт. Например, в следующей диалогической реплике:

- One more peep of that staff and I’ll do something you’ll be sorry for. (Wilder T.) («Еще раз пикнешь об этом, и я сделаю так, что ты пожалеешь») представлена устойчивая когнитивная

структура («говорить о чем-то и быть готовым сказать еще, что противоречит интересам другого субъекта настолько, что вызывает его гнев»).

Данная когнитивная структура является коммуникативным гештальтом, поскольку оказывает влияние на построение высказывания и на понимание высказывания; она же является и аксиологическим гештальтом, поскольку соотносится с определенной ценностью (ценностью, которой противоречит вербальное поведение говорящего, собирающегося сказать что-то еще настолько, что это намерение вызывает гнев - очевидное следствие неприятия ценности), определяющей структуру и содержание акта речевой коммуникации.

Функционирование аксиологического коммуникативного гештальта выявляется в структуре механизма узнавания, представляющем, как полагают, основополагающий принцип психического отражения. Отмечается особая избирательность отражения-узнавания, состоящая в том, что узнается не все подряд, а лишь то, что может стать действующей причиной определенной формы активности [8]. В объекте гештальта, и, как мы полагаем, аксиологического коммуникативного гештальта узнаются, как правило, те ценностные признаки, которые лежат в основе данного гештальта. Гештальт может быть расценен в качестве одной из важнейших граней узнавания, как познавательное средство естественного языка, как функциональный механизм человеческого сознания, направленного на речевую коммуникацию.

В плане раскрытия функциональной природы аксиологического коммуникативного гештальта определенную роль может сыграть теория механизма смысловых замен. При изложении содержания данной теории подчеркивается, что бессознательное означивание всех приходящих в организм воздействий связано с психической феноменологией человека. Попытка придания значимому «нечто» свойств знака, которая проявляется через знаковые замещения в словах, непонятных и неизвестных носителям языка, связана со свойством, выработанным в филогенезе нервной системой для восприятия и преобразования совокупности внешних воздействий, значимых для жизнедеятельности. Это свойство находится вне сферы языка, проявляясь на уровне языкового субстрата через так называемые этимологические преобразования.

Продуктивным представляется истолкование смыслового восприятия текста как смыслового отражения - переозначивания, которое происходит через сопряженную работу двух сигнальных систем, «функционирующих по принципу эквивалентных сигнально-смысловых замен «сообщаемости» в ходе установле-

ния тождеств и различий языковых единиц текста с семантикой внутренней картины мира»[9]. Понимание высказывания с этой точки зрения означает перекодирование содержания исходного текста в собственную концептуальную структуру реципиента - в некоторый гносеологический образ как единицу социомен-тальной картины мира [10]. При этом «концептуальная структура текста является абстрактным объектом, материализующимся в том или ином языковом субстрате - тексте-высказывании субъекта» [9, с. 30]. В работах О. Д. Наумовой сделана попытка детально проследить и объяснить весь ход знаковых замен от исходного текста до итогового текста - результата понимания, а также выявить пути становления механизма смысловых замен в онтогенезе речи. Нам представляется, что указанные знаковые замены опираются на некоторые аксиологически инвариантные структуры гештальтного типа.

Роль смысловых замен в коммуникации необходимо особо подчеркнуть вследствие того, что, как отмечают Я.Г. Дорфман и В. М. Сергеев, «мозг - это не просто устройство, перетасовывающее по некоторым правилам знаки, значение которых в конечном итоге ему недоступно, а когнитивная система, предметно понимающая смысл той информации, которой оперирует» [11, с. 47]. Такая предметность понимания обеспечивается наличием в мозге проекционных структур, с помощью которых мозг «разворачивает целый модельный мир, объекты которого для мозга сенсорно эквивалентны объектам окружающего мира. Данное утверждение относится не только к объектам как таковым, но также к их свойствам и отношениям» [11, с. 47]. В приведенном наблюдении явно имеется место для гештальта в предложенном выше понимании.

Опираясь на идею Л.С. Выготского о тексте как системе раздражителей [12], мы получаем возможность преодолеть известную односторонность в истолковании организации текста, когда часто принимаются во внимание психические процессы только одного из участников акта общения, но забываются психические процессы другого. Если речь идет о раздражителях, то нужно иметь в виду и сферу действия «раздражений» - когнитивную активность потенциального адресата текста. Как отмечал М. М. Бахтин, ни одно словесное высказывание вообще «не может быть отнесено на счет одного только высказавшего его: оно -продукт взаимодействия говорящих, и шире - продукт всей той сложной социальной ситуации, в которой высказывание возникло» [13, с. 78]. В связи с этим общим источником структурной организации текста (коммуникативной конструкции дискурса) является не просто когнитивная активность его производителя,

но и мысленно полагаемая аксиологически когнитивная активность читающего или слушающего.

Анализ когнитивных единиц в их новом, сопряженно-деятельностном, качестве дает возможность воспользоваться познавательными ресурсами прагматической лингвистики в новой для нее области - в системно-деятельностном [14] исследовании речевой коммуникации.

* * *

1. Сусов И.П. Личность как субъект языкового общения // Личностные аспекты языкового общения. Межвузовский сборник научных трудов. Калинин, 1989. C. 3-20.

2. Brittan R.M. Meanings and Situations. London, 1973. 178 p.

3. Яноушек Я. Социально-психологические проблемы диалога в процессе сотрудничества между людьми // Психолингвистика за рубежом. М.: Наука, 1972. C. 112-130.

4. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. 202 c.

5. АрутюноваН.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. 157 c.

6. Сидоров Е.В. Предмет когнитивной прагматики // Актуальные проблемы психолингвистических исследований. Сборник научных трудов. М.: Изд-во МГОУ, 2006. C. 214-220.

7. Лакофф Дж. Лингвистические гештальты // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск Х. Лингвистическая семантика. М.: Прогресс, 1981. C. 50-61.

8. Кругликов Р.И. Принцип детерминизма и деятельность мозга. М.: Наука, 1988. 123 c.

9. Наумова О.Д. Объектный мир речевой коммуникации и систематизация психолингвистических понятий: Автореф. дис. .д-ра филол. наук. М., 1987. 42 c.

10. Павиленис Р.И. Понимание речи и философия языка (вместо послесловия) // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.ХУП. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. C. 380-388.

11. Дорфман Я.Г., Сергеев В.М. Нейроморфогенез и модели мира в сетях нейронных процессоров // Интеллектуальные процессы и их моделирование. М., 1987. C. 44-50.

12. Выготский Л.С. Психология искусства. М.: Лабиринт, 1997. 416 c.

13. Волошинов В.Н. Слово в жизни и слово в поэзии // Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. М.: Лабиринт, 2000. C. 7294.

14. Сидоров Е.В. Онтология дискурса. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. 232 c.