CC BY
124
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
55
УДК 130.2
АККУЛЬТУРАЦИЯ ДИАЛЕКТИКИ НЕМЕЦКОГО ИДЕАЛИЗМА И МАРКСИЗМА В ФИЛОСОФИИ Г.Г. ШПЕТА
В.П. Римский1-*, В.В. Терехов2)
^Белгородский государственный институт искусств и культуры e-mail: [email protected] 2)Орловский государственный университет e-mail: [email protected]
В статье рассмотрена аккультурация диалектики немецкой классики и некоторых идей неокантианства в России начала прошлого века, которая шла через критику неклассического дискурса марксизма к выработке неклассической рациональности, что объясняется не только контекстом политической злободневности, но и внутренними интеллектуальными, и внешними
институциональными потребностями становления новой, неклассической философии в России. При этом у Г.Г. Шпета на первом плане стояла проблема диалектики социальной феноменологии, которую он развивал по преимуществу в критическом синтезе классической идеалистической феноменологии Г егеля и неклассической социальной феноменологии Маркса.
Ключевые слова: немецкий идеализм, марксизм, русская философия, диалектика, феноменология, герменевтика, социальная феноменология.
Н.А. Плотников в своё время указал на важность проблемы реконструкции «логики философской эволюции Г.Г. Шпета» и на все сложности в связи с этой мыслительной операцией. Он писал, отмечая необходимость сравнительного исследования его философии с западноевропейскими современниками: «В этом смысле обращение к Дильтею позволяет уточнить существенные моменты философской концепции самого Шпета. Кроме того, важность изучения «рецепции» обосновывается еще и тем, что свои собственные представления Шпет, как правило, развивает в форме так называемой «имманентной критики», т.е. в форме выявления непоследовательностей и противоречий анализируемых им авторов, лишь мимоходом противопоставляя такому анализу свою позицию. Поэтому реконструкция его позиции возможна в значительной степени лишь путем исследования предпосылок, с которых осуществляется критика, а также существа тех аргументов, которые им выдвигаются»1. Не менее сложной является и задача осмысления проблемы «рецепции» диалектики в философии Г.Г. Шпета.
И здесь нам необходимо определиться в понятиях или «терминах», чему строго следовал всегда педантичный логик Г.Г. Шпет. Дело в том, что слово «рецепция» (от лат. receptio - принятие), которое у нас так полюбили историки философии и примкнувшие к ним компиляторы, изначально несёт широкие коннотации: от физиологических (восприятие энергии раздражителей и преобразование ее в нервное возбуждение) и юридических (восприятие чужой государственно-правовой системы) - до бюрократических (приём важных персон).
1 Плотников Н. С. Антропология или история. Полемика Г.Г. Шпета с В. Дильтеем по поводу оснований гуманитарных наук // Густав Шпет и современная философия гуманитарного знания. М., 2006. С.171.
56
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
Однако в современной культурологии и философии выработаны более конкретные и точные понятия - соответственно, «аккультурация» и «диалог культур», - которые позволяют более содержательно исследовать и интерпретировать сложные процессы, происходящие в такой форме духовной культуры, как философия и её история. Обратимся с учётом этого к реконструкции инкорпорации диалектики в философский проект Г.Г. Шпета.
Во-первых, мы исходим и из того момента, что интеллектуальная эволюция того или иного философа начинается с институционального круга «учителей», производящих те или иные идеи, «учителей - ближних, т.е. непосредственных; и дальних - собственных «великих предшественников», философскую традицию, на которую ориентируется философ-профессионал»2. В этом плане мало внимания уделялось интеллектуальному и личностному влиянию Г.И. Челпанова как на философское становление Г.Г. Шпета, так и на его судьбу.
Г.Г. Шпет был учеником Г.И. Челпанова, одного из видных философов своего времени. По мнению Е.А. Счастливцевой, именно труды учителя определили философскую позицию Г.Г. Шпета, его дальнейшую полемику с неокантианцами, так как якобы именно Г.И. Челпанов в своих работах обосновывал в конце XIX века необходимость «поворота к Канту»3. Но это не совсем так: Г.И. Челпанов никогда и никого к «повороту» не призывал, неокантианцем или их критиком не был, как и ортодоксальным последователем В. Вундта или кого-либо другого. Г.И. Челпанов, как талантливый и добросовестный профессор-педагог, в своих работах не открывал новых «горизонтов мысли», а выступал эклектическим интерпретатором (в хорошем смысле, так как эклектика несёт в себе и творческий заряд) всего -традиционного и современного ему - философского и научного интеллектуальносмыслового поля (особенно психологического).
Определённый эклектизм вообще был присущ русской «профессорской философии» того времени, как об этом пишет И.Н. Мочалова: «Сформировалась специфическая исследовательская проблематика и методология, сложились способы трансляции философии в рамках университетской традиции, определился ее статус, как в университете, так и в обществе. Отличительной чертой университетской философии с содержательной стороны стал плюрализм, ограниченный рамками идеалистической традиции, и эклектизм, заключавшийся в синтезе различных направлений западной философии, которые оригинальным образом и достаточно органично вписывались в отечественный социокультурный и философский контексты. Все это позволяет говорить о своеобразии русской университетской философии, которая с 80-х годов Х1Х века начала интенсивно развиваться, достигнув своего пика к первой четверти века двадцатого»4. Это была та институциональная среда, в которой шло становление философского таланта Г.Г. Шпета (к сожалению, до сих пор опубликовано мало фактов, проливающих свет на раннюю семейную историю философа до его поступления в университет).
Нужно отметить, что на ранних этапах своего творчества Г.Г. Шпет если и придерживался позиций неокантианства, то очень скоро (и не без влияния Г.И. Челпанов и Л.М. Лопатина), сопоставляя учение Юма и Канта о причинности,
2 Римский В.П. Эссе о свободной философии // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». Вып. 32. № 8 (205). Белгород, 2015. С. 194.
3 Счастливцева Е.А. Анализ феноменологии Густава Шпета. Киров, 2010. С. 24-25.
4 Мочалова И.Н. Философия в университетах России XIX века // Философский век. Альманах. Вып. 30. История университетского образования в России и международные традиции просвещения. Том 3. СПб., 2005. С. 173.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
57
приходит к выводу, что истинную причинность нужно искать не в субъективности, а в действительности5. Например, в отличие от Канта, считавшего, что аналитические суждения не расширяют нашего сознания. Г.Г. Шлет позже развил эту свою первичную философскую интуицию, утверждая, что «наличие интеллектуальной и интеллигибельной интуиции подтверждает обратное: мыслимое может и не быть лишь аналитичным, а, напротив, как смысловое, оно со-мыслимое и синтетичное»5 6 7. По его мнению, философия должна заниматься генетическими проблемами как своими собственными, но для этого нужна особая методология, отличная от старой метафизики и новой психологии. Она должна связать гносеологическое и генетическое направления в одно целое единой, общей методологией, которую и начинает разрабатывать молодой философ. Кроме того, Г.Г. Шпет ещё в юности заявляет себя в качестве последовательного рационалиста. Рационализм проявился у него в признании приоритета понятия и интеллектуальной интуиции над чувственной интуицией Канта. Г.Г. Шпет объясняет априорность понятия, доказывая его причастность и к миру опыта, и к миру рассудка.
Пытаясь реализовать собственную реконструкцию философской эволюции Г.Г. Шпета, мы исходим из его же понимания научной этики: «Но и вообще первым шагом во всяком самостоятельном научном или философском исследовании является строгий пересмотр, ревизия, тех понятий и представлений, с которыми приходится иметь дело исследователю (выделено нами - авт.), - это верно, как в большом, так и в малом» . Попробуем несколько иначе взглянуть и на ранние этапы интеллектуальной эволюции Г.Г. Шпета, и на его «философские рецепции», используя контекстный и институциональный методы.
На наш взгляд, Г.Г. Шпет, в отличие от своего учителя и ближайшего университетского окружения, очень рано заявил себя в качестве «другого», неклассического научно-философского, «профессионального типа»: тяготея
институционально к «профессорской среде», часто зацикленной лишь на интеллектуальном постижении мира, он не был на протяжении всей своей жизни «чужим» и в «богемной среде» со всеми её душевно-духовными и экзистенциальными излишествами, творческими интуициями и культуротворческими - среди музыкантов, художников, поэтов и писателей, свободных философов-публицистов и литераторов-философов типа Н.А. Бердяева или близкого друга Андрея Белого.
Вот интересная характеристика, данная последним в главе воспоминаний «Философы», описывающей литературно-философский «кружок» на квартире благотворительницы М.К. Морозовой8, сложившийся вокруг журнала «Логос» и издательства «Мусагет». «... Шпетт со всеми нами сошелся... Но он мне двоился; не мог я понять, чем он тянется к нам: устремленьем моральным иль тем, что мы - не мыслители; он в быту выбирал собутыльников; дружил с Кожебаткиным, с Сергеем Есениным, предпочитая порой анекдотики важным беседам; и думал я: он выбрал себе «аргонавтов» как клубное место; я выбрал клубом себе философию, а он -искусство, - писал Андрей Белый. - Любил в эти годы он выпить; и, выпив, шалил;
5 Шпет Г.Г. Проблема причинности у Юма и Канта. Ответил ли Кант на сомнения Юма? // Университетские известия, №№ 5, 6, 7, 12. Киев, 1906; № 5. Киев 1907.
6 Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова (Этюды и вариации на тему Гумбольдта) // Г.Г. Шпет. Психология социального бытия. М.; Воронеж, 1996. С. 156.
7 Шпет Г.Г. Явление и смысл (Феноменология как основная наука и её проблемы). Томск, 1996. С. 35.
8 Белый А. Между двух революций. Воспоминания. В 3-х кн. Кн. 3. М., 1990. С. 264-285.
58
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
говорили: еще в бытность в Киеве должен он был оппонировать в университете на диспуте; он пил накануне всю ночь; пил и утром; явился на диспут внезапно уже после того, как его в бессознательном состоянии уложили в постель; к ужасу Челпанова, он попросил слова... По окончании докторского экзамена (у Гуссерля, кажется) он устроил в маленьком городишке немецком пирушку, по немецкому обычаю пригласивши экзаменаторов и друзей; но перепутал и дни, и часы; явившися в ресторан и увидевши убранный, но пустующий стол, он бросился бегать по городу, нанимая извозчика за извозчиком;. все извозчики городка принимали участие в манифестации этой; и, принесясь к ресторану, приняли участие в пире вместо герров доцентов и докторов»9. Здесь анекдотически высвечены не только особенности экзистенциальной биографии философа, но и интересные институциональные особенности существования самой философии в дореволюционной России.
Дело в том, что в России «богема», ранняя интеллектуальная субкультура модерна, в отличие от Франции удивительным образом включала не только «свободных» художников и философов, но и «институциональную профессуру» (немецкие профессора богемы боялись!): в русские «свободные» литературнофилософские кружки начала XX века наряду с литераторами и прочей художественной вольницей входили и молодые «философы-публицисты» (М. Гершензон, Б. Кистяковский, Ф. Степун, Б. Яковенко и др.), и маститые профессора (Е.Н. Трубецкой, возглавивший кружок, Л.М. Лопатин, Г.И. Челпанов и др.), и «приват-доценты» (будущие «феноменологи» И.А. Ильин и Г.Г. Шпет - первый так и остался для богемы «чужим»; второй - и для богемной, и для профессорской среды был скорее «свой среди чужих, чужой среди своих»).
Позже Г.Г. Шпет этот своеобразный «диалог» профессорской и литературнопублицистической среды (и революционной, и либеральной, и нонконформистской, богемной) отметит в «Очерке развития русской философии» уже для первой трети XIX века, но не увидит в нём именно ту питательную институциональную почву, которая и обусловила изначальную специфику русской философии, её становление сразу в качестве неклассической философии, снявшей в содержательно-критическом синтезе «классическую рациональность».
Мы считаем, в России «догоняющая модернизация» в сфере духовного производства, в литературе, искусстве, науке и философии, имела свою специфику: у нас уже в начале XIX века, вместе с переносом «гумбольдтовской модели» университета и её сопряжения с православными академиями, этой уникальной формой «церковных университетов», возникает межкультурный и внутрикультурный диалог критики и литературы, «вольной философии» и политической публицистики с «чистой», «университетской философией» (пусть и «школьной», обучающей и обучающейся) и «религиозно-академической философией», что определяло все дальнейшие споры о «России и Западе», о «соотношении веры и знания», о «философии и науке», порождало в этом гетерогенном культурном хронотопе русскую философию как изначально «неклассическую». Такие неклассические философские проекты, как литературно-философское творчество славянофилов и западников, философская проза Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, «теософия» позднего В.С. Соловьёва и русский космизм, русский литературно-философский символизм (Вяч. И. Иванов и Андрей Белый) и религиозно-философская герменевтика В.В. Розанова. Без этого «философско-культурного контекста» невозможно реконструировать и логику философской эволюции Г.Г. Шпета.
9 Там же, с. 277, 278.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
59
Именно на многомерной институциональной основе - академическая университетская и «академическая церковная» философия, литературно-критические, богословские и философские журналы, литературно-академические кружки и богемная среда литераторов, музыкантов, художников и политиков - возросло оригинальное интеллектуальное творчество самого Г.Г. Шпета, который в отличие от своего учителя смог стать самобытным мыслителем, умевшим в интеллектуальном синтезе не только профессионально, как университетский учёный, схватить всё богатство исторической и современной ему философии, но и развить самобытную философскую систему, до сих пор не получившую адекватной интерпретации и отличающуюся новой идейной содержательностью, неповторимой стилистикой. Эта шпетовская «неклассическая амбивалентность» отличалась неповторимой
стилистической оригинальностью10 11, органическим соединением рационального академизма и творчески-интуитивного, адогматического и свободного
философствования.
С осмысления и «уразумения» специфики философии и начинается философское мышление, школьно-академическое или ответственное, самостное. Интересно непредвзято взглянуть на то понимание специфики философии, которые Г.Г. Шпет пронёс сквозь все свои тексты и судьбу, развивая собственную философию социального реализма и проект творчества культуры.
И вновь вернёмся к «учителям». Задача «научного руководителя» благодарной бывает не тогда, когда навязываются ученику собственные теоретические схемы, а лишь в точечном расстановке интеллектуальных вех, позволяющих не утонуть в болоте «точек зрения» при выработке собственного понимания философии, в движении по индивидуальному интеллектуальному пути. Таковыми вехами чаще всего оказывается помощь в публикации первых результатов поиска молодого исследователя. Именно так мы видим основное интеллектуальное влияние Г.И. Челпанова: Г.Г. Шпет начинает рано, ещё студентом и до переезда в Москву, публиковаться в тех же авторитетных журналах, что и учитель - «Вопросы философии и психологии», «Мир Божий», «Университетские известия»,
«Критическое обозрение»11, - и, тем самым, становится активным участником философской жизни в самом начале XX века, изначально занимая свою оригинальную позицию. Публикуются в основном рецензии (в том числе и на работы
Г.Г. Шпет, как и Г.И. Челпанов, печатался в таком журнале «Мир божий».
10 См.: Ольхов П.А. Стиль как modus vivendi Г.Г. Шпета (некоторые наблюдения) // Густав Шпет и его философское наследие: у истоков семиотики и структурализма: коллективная монография. М., 2010. С. 410-421.
11 См.: Шлетт Г.Г. Рец.: А. Роджерс. «Краткое введение в историю новой философии». Перевод С. С. Зелинского, под редакцией Ю. И. Айхенвальда. М. 1903. ХХ+224 стр. Ц. 1 р. // Вопросы философии и психологии. 1903. Кн. IV (69). С. 728-732; Шлетт Г.Г. Рец.: Давид Юм «Исследование человеческого разума». - An Inquery concerning human understanding). Перевод с английского С. И. Церетели. Спб. 1902 г. 193 стр. Цена 1 руб. // Мир Божий. 1903. № 11.C. 88-91; Шлетт Г.Г. Рец.: Проф. Г. Челпанов. Мозг и душа. 2-е издание редакции журнала «Мир Божий». Спб. 1903 г. XI+366. Ц. 1 р. 50 к. // Вопросы философии и психологии. 1903. Кн. V(70). С. 877-882; Шлетт Г.Г. Рец.: Иммануил Кант. Критика чистого разума. Перевод Н. М. Соколова. 2-е издание. Спб., 1902 г. Стр. 658+VIR Ц. 3 руб. 50 коп. // Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. IV (74). С. 550-564; Шлетт Г.Г. Рец.: Кант. Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика. Перевел с немецкого Б. П. Бурдес. Под редакцией А.Л. Волынского. Изд. переводчика. Спб., 1904. Стр. 125. Ц. 1 руб. // Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. IV (74). С. 564-566; Шлетт Г.Г. Проблема причинности у Юма и Канта. Ответил ли Кант на сомнения Юма? // Университетские известия, №№ 5, 6, 7, 12. Киев, 1906; № 5, Киев 1907; Шлетт Г.Г. Рец.: Кант. Критика чистого разума. Пер. с нем. Н. Лосского. Спб. 1907. Стр. VIII+464. Ц. 2 руб. // Критическое обозрение. Вып. II. М., 1907. С. 39-41.
60
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
Г.И. Челпанова). Интересно, что в это же время и сам Г.Г. Шлет выступает в качестве издателя лекций Г.И. Челпанова12 (прямо в духе гегелевской «школы»).
Он видел, что «философия в двадцатом веке, утратила своё прежнее метанаучное значение»13, а значит, идеи универсальности философского знания и его научной формы потеряли доминирующее положение в современных философских практиках. Вернуть философии статус научного знания и обосновать его в новых условиях - вот та теоретическая задача, которую ставил перед собой молодой философ, показавший изначально собственную зрелость и цельность. Но здесь мы видим и формирование в «зародыше» основных идей, которые он будет последовательно проводить в своих зрелых работах - независимо от Г.И. Челпанова и Л.М. Лопатина, от феноменологии Гуссерля или «описательной психологии» Дильтея. Влияние Г.И. Челпанов, его прямого и реального учителя, сказывалось изначально в понимании философии, того предмета, которым он занимался всю жизнь. И, на первый взгляд, мы обнаруживаем следы челпановской трактовки специфики философии на всём протяжении интеллектуальной биографии Г.Г. Шпета. Сопоставим их тексты.
Г.И. Челпанов так определял специфику философии в своём учебнике, выдержавшем семь (!) изданий: «Таким образом, ясно, что философ спрашивает, из какого основного начала или принципа составляется все существующее: и небесные светила, и камни, и организмы, и души. Так как здесь речь идет не о какой-нибудь части действительности, а обо всем существующем, то это не может быть предметом какой-либо частной науки, а может быть предметом особенной науки, и именно
философии, науки о всей действительности......философия прогрессирует... она
пользуется теми же методами исследования, какими пользуются и другие науки. Этот род познания должен быть назван научным, только, разумеется, достоверность философии, вследствие необыкновенной сложности предмета ее, стоит ниже достоверности отдельных наук. Философия. влечет мысль к общим проблемам бытия, и вследствие этого она является тем средоточием, фокусом, в котором собираются лучи всех знаний. Она является объединительницей знаний. Объединяя познания, она дает нам то миропонимание, которое единственно доступно для человеческого ума в данный момент его развития. Так как миропонимание делается основой жизнепонимания, то в этом смысле философия может сделаться руководительницей жизни (разрядка Г.И. Челпанова, курсивом выделено нами -авт.)»14. Это было сжатое «диатрибическое» определение специфики философии15, отдельные моменты которого Г.Г. Шпет воспроизводил на протяжении всей своей творческой биографии.
Вот как эти определения присутствуют в его диссертационном исследовании: «Философия обозначает не только некоторую систему проблем и методов, но также известное жизненное настроение или миропонимание и отношение к миру. Философия в первом смысле есть некоторая система знания, принимающая
12 См.: Челпанов Г. О современных философских направлениях. Публичные лекции, чит. Г. Челпановым в осеннем полугодии 1902 г. Изд. Г. Шпет. Киев, 1902.
13 См.: Сухунин Д.В. Проблема интерпретации специфики философии в творчестве Г. Шпета и Л. Шестова // Творческое наследие Густава Густавовича Шпета в контексте философских проблем формирования историко-культурного сознания (междисциплинарный аспект): Г.Г. Шпет / Comprehensio. / Четвертые Шпетовские чтения / Отв. Ред. О.Г. Мазаева. Томск, 2003. С. 346-347.
14 Челпанов Г.И. Введение в философию. 6 изд. Москва-Петроград, 1916. С. 3, 10, 13.
15 См.: Потемкин А.В. Метафилософские диатрибы на берегах Кизитеринки. Ростов-на-Дону, 2003. С. 36-38.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
61
наукообразную форму и составляющая логическое выражение некоторой совокупности переживаний, обнимаемых термином «философия» во втором смысле... Таким образом, философия всегда изучает начала, ее предмет -«принципы» и источники, основания; философия всегда и по существу есть первая философия... Только там может идти речь о философии, где имеет место искание первых начал, оснований и принципов (курсивом выделено нами - авт.)»16. Г.Г. Шпет под влиянием Г.И. Челпанова и Л. М. Лопатина становится на позицию, согласно которой содержательно к началу XX века философия может быть разделена и представлена двумя формами: положительная и отрицательная.
Положительная философия начинается с Платона и является «чистым знанием». Предметом положительной философии является мысль, мысль о бытии, об истине, её рациональном исследовании. Положительная философия есть «знание об основаниях знания». Напротив, отрицательная философия, получившая
распространение после критической философии Канта, претендует на звание «научной философии». Для обоснования своей «научности», отрицательная философия обращается к конкретным областям знания - физике, математике, логике, психологии и др. В результате теряется специфика самого философского знания, которое сводится к исследованию особенностей методов частных наук, а основополагающими принципами становится редукционизм и релятивизм.
Положительную философию Г.Г. Шпет определял как «единое, внутренне связанное, цельное и конкретное знание о действительности»17. «Знание о действительности» - это также ещё влияние Г.И. Челпанова, как видно из приведённой выше цитаты. Г.Г. Шпет писал: «Возьмем только наше и самое ближайшее: кто станет отрицать, что философские учения П. Юркевича, Вл. Соловьёва, Кн. Трубецкого, Л. Лопатина входят именно в традицию положительной философии, идущую, как я указывал, от Платона? И мы видим, что Юркевич принимал философию как полное и целостное знание, философия для него, как целостное мировоззрение, - дело не человека, а человечества; Соловьёв начитает с критики отвлечённой философии и уже в «Философских началах цельного знания» даёт настоящую, конкретно-историческую философию; кн. Трубецкой называет своё учение «конкретным идеализмом»; система Лопатина есть «система конкретного спиритуализма»18. Здесь налицо одна из главных особенностей формирования философии Г.Г. Шпета.
Близкие определения давал и сборник «Философия в систематическом изложении»19 20, вышедший в 1909 году в Санкт-Петербурге, и включавший статьи таких корифеев западной философии, как В. Дильтей, В. Вундт, А. Риль, В. Оствальд, Т. Липпс и др. Разумеется, авторы и их понимание специфики философии Г.Г. Шпету, прекрасно владевшему несколькими европейскими языкам, были известны и ранее, и не только по лекциям учителя. Уже даже по этому факту можно предположить, что влияние на шпетовское понимание философии Дильтей оказал раньше, чем Гуссерль, статья которого вышла двумя годами позже . Хотя не следует упускать и того момента, что Г.Г. Шпет был знаком в это время и с «Логическими исследованиями»
16 Шпет Г.Г. История как проблема логики: Критические и методологические исследования. Часть первая. Материалы. М.; СПб., 2014. С. 23, 24-25, и др.
17 Шпет Г.Г. Философия и история // Шпет Г.Г. Мысль и Слово. Избранные труды. М., 2005. С.
199.
18 Там же.
19 См.: Философия в систематическом изложении. М., 2006.
20 См.: Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Логос. 1911. Кн. 1. С. 1-56.
62
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
Гуссерля, но там не было ещё так явно выражено гуссерлевское понимание специфики философии.
Будучи русским философом, принадлежащим к традиции «положительной» философии, Г.Г. Шпет, с одной стороны, критикует современное ему западное неокантианство, а с другой - разделяет позиции рационализма, что является характерной чертой западного стиля философствования. Именно рациональный характер понимания философии в юности приводит Г.Г. Шпета непосредственно к феноменологии Э. Гуссерля. В любом случае, налицо одновременное присутствие в философском дискурсе Г.Г. Шпета и дильтеевской герменевтики, и гуссерлевской феноменологии, внимание которым рано начал уделять именно Г.И. Челпанов.
Но здесь виден лишь исток формирования собственной шпетовской философской позиции, его оригинального понимания философии. Однако уже в ранний период, когда и была определена тематика его диссертации, мы обнаруживаем вполне самостоятельное видение горизонтов философского развития в изменившемся интеллектуальном поле, что в дальнейшем будет только углубляться и конкретизироваться - именно в духе шпетовской диалектики конкретного познания действительности с позиций социального реализма.
Уже в ранних опубликованных рецензиях студента (!) Г.Г. Шпета содержатся многие понятия и концепты его собственной «положительной философии». В самой первой публикации он обнаруживает знакомство с основными пропедевтическими «введениями в философию» и отмечает в качестве положительного в книге Артура Роджерса, американского автора «Краткого введения в историю новой философии», следующие момент: «В живом и интересном изложении он рассматривает и критикует решение указанных проблем материализмом, дуализмом, пантеизмом, рационализмом и другими философскими мировоззрениями, какие записаны на страницах истории философии со времени Декарта. Изложение Роджерса очень оригинально и далеко от обычного шаблона учебников истории философии; не менее оригинальна и его интерпретация некоторых построений. В особенности это следует сказать относительно его толкования философии Гегеля»21. Именно здесь уже обнаруживается его пристальный интерес к интерпретациям философии Гегеля и к философии жизни. Следует заметить, что когда на континенте заявляли после Шопенгауэра и Ницше о «кризисе гегельянства» и свирепствовала, по выражению Г.Г. Шпета, «эпидемия неокантианства», в англо-американской философии наблюдалось возрождение немецкого «диалектического идеализма». Собственно в силу этого «интересного толкования Гегеля» А. Роджерс и создал собственный вариант «критического реализма», номинированного Г.Г. Шпетом «положительным теистическим идеализмом».
Точка зрения американского «идеалистического реалиста» в определении специфики философии кратко такова, судя по рецензии молодого философа: «Жизнь и философия для него одно... Основная черта идеализма состоит в том, что реальность мира понимается по аналогии с жизнью сознания. Но, чтобы сохранить познаваемость и отдельную реальность вещей внешнего мира, необходимо допустить их существование в более основном сознании, чем наше. Таким сознанием может быть сознание мировое. Остается найти некоторое единство для мирового разнообразия. Предыдущий анализ показал, что его нельзя найти ни в чисто
21 Шпет Г.Г. Рец.: А. Роджерс. «Краткое введение в историю новой философии». Пер. С.С. Зелинского, под ред. Ю.И. Айхенвальда. М. 1903 // Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010. С.18.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
63
абстрактных сферах, ни в вещах в себе или субстанциях, а в единстве самого процесса жизни. По аналогии с человеческою жизнью оно заключается в единстве сознательной цели... Человек живет в обществе, его жизнь вне социальной среды немыслима. Каждый индивидуум обладает собственными чувствами, собственною жизнью, известною ему из непосредственного опыта. Другие ее знают только в ее проявлении. Природа Бога по существу, как и наша природа, социальна, жизнь его -это сознательная жизнь активной кооперации с конечными существами, которые он вызвал к бытию. Индивидуальность отдельного я остается неприкосновенной и сознается в непосредственном опыте; все остальные, не исключая и Бога, могут ее только познавать. Но это не значит, что я совершенно независимо от Бога, ведь всякий акт я входит в смысл жизни Бога, заключающейся в развитии социальных отношений. Природа нашего я также есть не что иное, как активность, связанная в единство сознательною целью» . В этой одобрительной оценке философии А. Роджерса видны и общее для того периода увлечение «философией жизни», и истоки будущего «социального реализма» Г.Г. Шпета: не только в плане противопоставления «идеального» и «реального», но понимания самого идеального как реального бытия всеобщего, представленного в единичном (совершенно в духе «средневекового реализма»), а «социального» - как телеологии «бытия идеального». И в этом близки были позиции учителя: Г.И. Челпанов собственную философию определял как «идеалреализм».
*
Резкая критическая рецензия на перевод С.И. Церетели основной работы Юма, над восприятием философии которого в этот момент работал Г.Г. Шпет при подготовке своего выпускного сочинения в университете, изданного статьями и
- 23 -
отдельной книгой в скором времени , показывает, как молодой ученый в совершенстве знает английский язык, владеет техникой перевода, даёт тонкую характеристику философии Юма, уверенно ориентируется в иноязычной классической и современной философской литературе. Это же показывают и его рецензии на переводы работ Канта и неокантианцев, в которых он выступает не только как знаток кантовской философии «в оригинале», но и как самостоятельный и критический «рецептор» кантовских переводчиков и интерпретаторов.
Интерес Г.Г. Шпета к идеализму, кантианству и к проблематике «социального», «реального», «идеального», «всеобщего» и «единичного» будет непонятен без уяснения той роли, которую сыграл в его интеллектуальной эволюции «исторический материализм». Сам он даже в своей диссертации прямо указал на зарождение интереса к методологии истории ещё в студенческие годы под влиянием марксизма и его критического переосмысления в духе неокантианских уступок «историзму»: «Еще на студенческой скамье меня увлекала тема, к выполнению которой я приступаю только теперь. Мы вступали в университет зачарованные радикализмом и простотой того решения исторической проблемы, которое обещал заманчивый тогда исторический материализм. Более углубленное изучение истории, -ознакомление с источниками исторической науки и методами обработки исторического материала, - разбивало много схем, но главное - наглядно
22 Шпет Г.Г. Рец.: А. Роджерс. «Краткое введение в историю новой философии». Пер. С.С. Зелинского, под ред. Ю.И. Айхенвальда. М. 1903 // Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010. С.18, 19.
Она позже откорректировала перевод по шпетовским замечаниям.
23 См.: Шпет Г.Г. Проблема причинности у Юма и Канта. Ответил ли Кант на сомнения Юма? / Г. Г. Шпет // Университетские известия, №№ 5, 6, 7, 12. Киев, 1906; № 5, Киев 1907; Шпет Г.Г. Проблема причинности у Юма и Канта. Ответил ли Кант на сомнения Юма? Киев, 1907.
64
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
обнаруживало ту бедность и ограниченность, которые вносились в науку их кажущейся «простотой». Оживленные споры, возникавшие тогда под влиянием философской критики материализма и «возрождения» идеализма, скоро увели внимание от эмпирических задач исторической науки к ее принципиальным и методологическим основаниям»24. Очевиден совершенно иной, не апологетический контекст восприятия неокантианства, определённый критическим отношением к догматизации исторического материализма его адептами.
Это проясняется и в контексте тех теоретических споров, которые велись в русской интеллектуальной и политической среде о специфике философии после выхода сборника «Проблемы идеализма» (1902). Многие философские искания Г.Г. Шпета имели в качестве экзистенциального, культурно-коммуникативного и институционального основания и те дискуссии вокруг «проблемы интеллигенции», которые особенно обострились с выходом в 1909 г. сборника «Вехи» (именно накануне отъезда Г.Г. Шпета в Германию на стажировку для подготовки диссертации) . Все эти споры, как и давняя историческая и философская полемика отечественной интеллигенции о «судьбах России», выводы из интеллектуальных дебатов стали «очевидными» в горизонте тех практических результатов русской революции, под воздействием которых Г.Г. Шпет позже напишет свой «Очерк развития русской философии» и сопутствующие статьи, о чём речь шла в предыдущем разделе.
Г.Г. Шпета считал, что в историко-философском исследовании следует принимать во внимание в основном опубликованные тексты интерпретируемых авторов. Но он признавал и возможность использовать для интерпретации и имманентной критики письма и другие источники. В этом плане особый интерес представляет его рукопись доклада «Новейшие течения в социальной науке», подготовленного в феврале 1903 года и прочитанного на юбилейном заседании психологического семинара Г.И. Челпанова. Доклад явно писался под влиянием сборника «Проблемы идеализма» (1902), так как здесь присутствует основной ряд отечественных авторов сборника и немецкие авторы, носители «нового идеализма».
В реферате доклада, опубликованном в «Известиях Киевского университета» за 1902-1906 год , отмечается: «Докладчик коснулся философии Канта, а потом через Гегеля перешел и к Марксу. Заслуги марксизма неоцененны, и это заставляет относиться к нему с уважением. Но марксизм впал в целый ряд ошибок гносеологических и методологических. Оратор коснулся попыток заполнить эти
24 Шпет Г.Г. История как проблема логики: Критические и методологические исследования. Часть первая. Материалы. М.; СПб., 2014. С. 11.
Вот как Г.Г. Шпет позже трезво, иронично и объективно подведёт итог этим шумным и умным дебатам: «Революция наша есть не только каузальное следствие и результат, но также осуществление замысла. Этот замысел выносила, лелеяла, себя сама на нем воспитывала наша интеллигенция девятнадцатого века. Революция осуществляется не во всем так, как, может быть, мечталось и хотелось этой интеллигенции, но что же это означает: недействительность революции или недействительность интеллигентского идеала и, следовательно, самой интеллигенции, насколько она жила этим идеалом? Я склонен думать последнее. Оттого отход и отказ значительной части интеллигенции от революции есть закат и гибель этой интеллигенции. Другая часть той же интеллигенции, в революцию воплотившаяся, также перестала быть интеллигенцией, но по основаниям другим: из «интеллигенции» она превратилась в «акцию» и в «агент<а>». Интеллигенции, таким образом, нет, а революция есть. Я могу игнорировать мнения, традицию, но не могу, как объективную действительность, игнорировать революцию, раз заходит речь о философско-культурном контексте развития идей наших». См.: Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии // Шпет Г.Г. Сочинения. М., 1989. С. 14-15.
* Как правило, до сих пор подобного типа «обзоры» чаще всего и готовятся самими авторами.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
65
ошибки, попыток Штаммлера, Булгакова, Бердяева и Кистяковского. Социальный идеализм, представляемый этими учеными, вовсе не возвращается к понятию, что миром правят идеи. Сущностью исторического процесса все-таки надо признать развитие производительных сил в самом широком смысле, - ибо сначала надо есть, а потом философствовать, - и борьбу классов как социологических понятий. Победа духа над материей является идеальной нормой, а пока антагонизм на земле неустраним. Он не прекратится и тогда, когда наступит совершенный социальный строй. Идеализм, далее, не думает разрушать понятия причинности, закономерности социальных явлений»25. Здесь, как и в первой рецензии, Гегель присутствует рядом с Кантом, поэтому неуместны споры о том, кто из немецких классиков идеализма «раньше» вошёл в «основания традиции» шпетовской философии.
Г.Г. Шпет оригинально и не традиционно интерпретирует Канта, когда говорит о том, что у него «никакое познание невозможно без наличности субъекта и объекта», хотя здесь очевидно, как он всё ещё остаётся в «инфекционном бараке неокантианства», где продуцируется вирус классического разделения субъекта и объекта, несмотря на шпетовские попытки сказать, что «достаточно всем ясна взаимная роль субъекта и объекта в нашем познании»26. В том то и дело, что не всем ясна: как позже сам философ это покажет, кантианство при всех его модернизациях остаётся законченным и последовательным субъективизмом, как марксизм -историческим материализмом.
Однако, в докладе присутствует и прямая апология философии Гегеля: «Самым законченным построением идеалистической философии в первой половине XIX века было построение Гегеля. Естественно, что считалось, вследствие этого и самым совершенным. По мнению Гегеля, вся история есть не что иное, как становление абсолютного духа, божественного разума к самопознанию. Он стремится избавиться от материальных пут, служащих для него только средством в достижении его конечной цели. Это стремление и составляет его развитие - прогресс в сознании свободы. Каждый народ является носителем своей особой идеи, составляющей ступень в развитии абсолютной идеи, разума. Таким образом, развитие идеи к абсолютной свободе есть основной принцип истории, ее руководитель и двигатель»27. Судя по цитате, именно гегелевский идеалистический историзм, а не кантианство, наиболее отвечал уже тогда задуманному Г.Г. Шпетом диссертационному исследованию по логике и методологии истории (хотя в докладе он гегелевскую философию рассматривает ещё в качестве «продолжения» кантовой, ссылаясь на юношеские гегелевские письма).
Диалектика Гегеля и Маркса находятся в поле зрения молодого философа изначально. И Маркс здесь вполне уместен, как и оценка его заслуг: «Заслуги исторического материализма во всяком случае неоцененны, и, как бы ни очевидны нам казались его недостатки, наша обязанность относиться к нему с уважением»28. И далее идёт интересное место, на которое до сих пор никто не обратил внимания: в ссылках на марксизм и его критиков (работы П.Б. Струве, Г. Зиммеля и особенно Р. Штаммлера) появляются термины «социальное явление», «социальное сознание» и «социальный идеализм», которые Г.Г. Шпет будет использовать в своих поздних, зрелых работах, только «социальный идеализм» трансформируется в «социальный
25 Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010. Примечания. С. 326.
26 Шпет Г.Г. Новейшие течения в социальной науке // Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010. С. 38, 39.
27 Там же, с. 35.
28 Там же, с. 37.
66
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
реализм». «В самом деле, - пишет он, - излагая теорию исторического материализма, мы говорили о социальном явлении, факторах и категориях общественной жизни, классах и т.д., между тем, все эти понятия остаются совершенно невыясненными... Разумеется, центральным понятием социальной науки является понятие социального феномена... »29.
Здесь, конечно, ещё не присутствует гуссерлевский, но уже явно обнаруживается кантианский, гегелевский и марксистский феноменализм, а также герменевтическая отсылка к знаково-символической природе социального, о чём явно свидетельствует сугубо шпетовская интерпретация «Капитала» Маркса и книги Эд. Абрамовского «Психологические основы социологии и исторический материализм» (М., 1900). Вот это место: «Действительно, возьмем какой-либо пример. Допустим - товар. [Это есть социальное явление, вещь.] Какая-либо физическая вещь становится товаром, т.е. социальным явлением. Отчего это происходит? Оттого, говоря словами Маркса, что, «как только вещь выступает в качестве товара, она тотчас превращается в чувственно-сверхчувственную вещь». Она одухотворяется. И так всякое физическое явление становится социальным, когда в него вносят субъективно-психологическое. Вещь, не теряя своего физического характера, становится как бы символом человеческих потребностей, разума, мысли.
Но также верно и обратное положение: человеческие сознания лишь тогда перестают быть индивидуальными и приобретают социальный характер, когда как бы высвобождаются от нас - объективируются, кристаллизируются в той или другой вещи или явлении. Таким образом, «физические явления, становясь социальными, одухотворяются, психические - объективируются, те и другие становятся психическими вещами» (цитата Эд. Абрамовского - авт.)30. Насколько Г.Г. Шпет оказывается последовательным в своей философской эволюции и развитии собственной философии как социального реализма и знаково-символического проекта культуры можно судить, обратившись к его последним, опубликованным при жизни работам.
Таким образом, в своеобразном синтезе диалектики Гегеля, кантианства, неокантианства и марксизма состояла специфика аккультурации немецкой философской традиции в России на рубеже XIX и XX веков. Мы считаем, что социальный механизм аккультурации философских идей немецкого классического идеализма и неокантианства на почве национальной культуры был критической конкретизацией марксистских идей о «соотношении базиса и надстройки» и социально-исторической обусловленности «сознания бытием»: не детерминации, а именно контекстуальной обусловленности «средой», которую не всегда можно вывести феноменологически «за скобки» - это было важно и в плане
диссертационного исследования Г.Г. Шпетом специфики исторического познания, «законов истории», отличия историко-научных «объяснительных схем» от естественнонаучных, исторического объяснения от исторического описания и понимания.
Список литературы
1 Белый А. Между двух революций. Воспоминания. В 3-х кн. Кн. 3. М., 1990. С. 264-285 Мочалова И.Н. Философия в университетах России XIX века // Философский век. Альманах. Вып. 30.
29 Там же, с. 37, 38, 39, 40.
30 Шпет Г.Г. Новейшие течения в социальной науке // Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010. С. 42.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 3(7) 2015
67
История университетского образования в России и международные традиции просвещения. Том 3. СПб., 2005.
2 Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Логос. 1911. Кн. 1.
3 Ольхов П.А. Стиль как modus vivendi Г.Г. Шпета (некоторые наблюдения) // Густав Шлет и его философское наследие: у истоков семиотики и структурализма: коллективная монография. М., 2010.
4 Плотников Н. С. Антропология или история. Полемика Г.Г. Шпета с В. Дильтеем по поводу оснований гуманитарных наук // Густав Шпет и современная философия гуманитарного знания. М., 2006.
5 Потемкин А.В. Метафилософские диатрибы на берегах Кизитеринки. Ростов-на-Дону, 2003.
6 Римский В.П. Эссе о свободной философии // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». Вып. 32. № 8 (205). Белгород, 2015.
7 Сухунин Д.В. Проблема интерпретации специфики философии в творчестве Г. Шпета и Л. Шестова // Творческое наследие Густава Густавовича Шпета в контексте философских проблем формирования историко-культурного сознания (междисциплинарный аспект): Г.Г. Шпет / Comprehensio. / Четвертые Шпетовские чтения / Отв. Ред. О.Г. Мазаева. Томск, 2003.
8 Счастливцева Е.А. Анализ феноменологии Густава Шпета. Киров, 2010.
9 Философия в систематическом изложении. М., 2006.
10 Челпанов Г.И. Введение в философию. 6 изд. Москва-Петроград, 1916.
11 Шпет Г.Г. Новейшие течения в социальной науке // Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010.
12 Шпет Г.Г. Проблема причинности у Юма и Канта. Ответил ли Кант на сомнения Юма? / Г. Г. Шпет // Университетские известия, №№ 5, 6, 7, 12. Киев, 1906; № 5, Киев 1907; Шпет Г.Г. Проблема причинности у Юма и Канта. Ответил ли Кант на сомнения Юма? Киев, 1907.
13 Шпет Г.Г. Рец.: А. Роджерс. «Краткое введение в историю новой философии». Пер. С.С. Зелинского, под ред. Ю.И. Айхенвальда. М. 1903 // Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010.
14 Шпет Г.Г. Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010. Примечания.
15 Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова (Этюды и вариации на тему Гумбольдта) // Г.Г. Шпет. Психология социального бытия. М.; Воронеж, 1996.
16 Шпет Г.Г. История как проблема логики: Критические и методологические исследования. Часть первая. Материалы. М.; СПб., 2014.
17 Шпет Г.Г. Философия и история // Шпет Г.Г. Мысль и Слово. Избранные труды. М., 2005. С. 199.
18 Шпет Г.Г. Явление и смысл (Феноменология как основная наука и её проблемы). Томск, 1996.
ACCULTURATION DIALECTICS OF GERMAN IDEALISM AND MARXISM IN THE PHILOSOPHY OF G. G. SHPET
V.P. Rimskiy1-*, V.V. Terehov2)
1)Belgorod State University of Arts and Culture e-mail: [email protected]
2)Orel state University e-mail: [email protected]
The article examines the acculturation of the dialectics of the German classics and some of the ideas of neo-Kantianism in Russia at the beginning of the last century who went through non-classical criticism of the discourse of Marxism to the development of non-classical rationality, which is explained not only by the political context of actuality, but also internal intellectual, and external institutional requirements for the development of new, non-classical philosophy in Russia. In this case, gg Shpet in the foreground was the problem of the dialectics of social phenomenology, which he developed excellence in critical synthesis of classical idealistic phenomenology Hegel's social and non-classical phenomenology Marx.
Keywords: German idealism, Marxism, Russian philosophy, dialectics, phenomenology,
hermeneutics, social phenomenology.
