CC BY
128СОФРОНОВА ЛИДИЯ ВЛАДИМИРОВНА - доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры всеобщей истории, классических дисциплин и права Нижегородского государственного педагогического университета им. К. Минина. ЖЕЛОНКИНА ЮЛИЯ МИХАИЛОВНА - магистрант Нижегородского государственного педагогического университета им. К. Минина ([email protected]).
SOFRONOVA, LIDIA V. - Doctor of History, Associate Professor, Professor of the Department of General History, Classical
Disciplines and Law, Nizhny Novgorod State Pedagogical University. K. Minin ([email protected]).
ZHELONKINA, YULIA M. - Master's student of the Nizhny Novgorod State Pedagogical University named after K. Minin.
УДК 94 (479).05«1722/23»:355.352 DOI: 10.24412/2308-264X-2021-4-15-22
МАГОМЕДОВ Н.А. АКАДЕМИК П.Г. БУТКОВ О ПЕРСИДСКОМ ПОХОДЕ ПЕТРА I1
Ключевые слова: историк П.Г. Бутков, история Кавказа, Персидский поход Петра I, литературный источник, анализ.
В статье анализируются исторические сведения о Персидском походе императора Петра Великого, которые приведены в фундаментальной работе дореволюционного русского историка, академика П.Г. Буткова «Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год». Проведенный нами анализ материала показал, что автор достаточно подробно осветил ход Петровского похода в Западный Прикаспий в контексте международной обстановки и ситуации в регионе, показал точные маршруты продвижения императорских войск в Дагестан, остановился на имевших место военных столкновениях между русскими отрядами и горцами, а также подвел итоги данной военной кампании. Таким образом, труд историка П.Г. Буткова является уникальным по содержанию литературным источником по истории Персидского похода 1722-1723 гг. и его итогов. В то же время, в работе автора встречаются неточности в датировке разных событий, явлений. Поэтому данный труд должен быть использован вкупе с другими письменными источниками, в том числе архивными, при изучении разных аспектов данного похода и его исторического значения как для Российского государства, в целом, так и для народов Кавказа - в частности.
MAGOMEDOV, N.A.
ACADEMICIAN P.G. BUTKOV ABOUT THE PERSIAN HIKE OF PETER I
Key words: Historian P.G. Butkov, history of the Caucasus, Persian campaign of Peter I, literary source, analysis.
The article analyzes historical information about the Persian campaign of Emperor Peter the Great, which is given in the fundamental work of the pre-revolutionary Russian historian, academician P.G. Butkov "Materials for the new history of the Caucasus, from 1722 to 1803". Our analysis of the material showed that the author highlighted in sufficient detail the course of the Petrovsky campaign in the Western Caspian region in the context of the international situation in the region, showed the exact routes of the imperial troops' advance into Dagestan, dwelled on the military clashes that took place between Russian troops and mountaineers, and also summed up the results of this military campaign. Thus, the work of the historian P.G. Butkova is a literary source of unique content on the history of the Persian campaign of 1722-1723. and its results. At the same time, in the author's work there are inaccuracies in the dating of various events and phenomena. Therefore, this work should be used in conjunction with other written sources, including archival ones, when studying various aspects of this campaign and its historical significance both for the Russian state and for the peoples of the Caucasus.
Последний крупный внешнеполитический акт императора Петра Великого - Персидский поход 1722-1723 гг. на сегодняшний день имеет достаточно обстоятельную историографию. Освещение данной проблемы практически началось с момента осуществления похода. В это время появились дневниковые записи, воспоминания участников похода, а также публикация писем, инструкций и указов Петра I военным министрам и командующим войск в Западном Прикаспии в связи утверждением власти молодой Российской империи в регионе. Историк, военный деятель П.Г. Бутков также осветил Персидский поход в своей капитальной работе «Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год», изданной в трех частях. Первым делом, автор, как государственный деятель, в первой части своего сочинения сделал попытку оправдать саму идею организации похода императорских войск в Дагестан, ссылаясь на то, что в 1721 г. дагестанские владетели Сурхай-хан Казикумухский и Хаджи-Дауд, «взбунтовавшись» выступили против персидской власти, в результате которого «причинили великое опустошение городу Шемахе, отправлявшему знатную торговлю с азиятцами и европейцами превосходным своим шелком и другими вещами, и русских купцов, в Шемахе обретавшихся... до смерти побыли и ни на один миллион пожитков их пограбили» [3, с. 420]. Таким образом, шемахинский погром, учиненный дагестанскими владетелями в 1721 г. в торговом городе Шемахе, который на тот период был властью Персии, П.Г. Бутков считает причиной Персидского похода. Однако, как стало известно со временем, данное событие послужило лишь поводом для похода.
1 Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-09-42023 «Петр Великий в исторической судьбе Кавказско-Каспийского региона»
15
Но интересы Петра I в этих событиях заключались не только в наказании сторонников Османской империи, каковыми были в этот период Хаджи-Дауд и Сурхай-хан, осадившие Шемаху в 1721 году. Российские интересы заключались в укреплении позиций империи на западном и южном берегах Каспийского моря, которое послужило бы естественным мостом между Россией и восточными странами.
Продолжая описывать события в Шемахе, автор отмечал, что повстанцам удалось разбить отряды сторонников шаха, а именно «гянжинского и эриванского ханов». Наместники шаха в регионе, в том числе «правитель Дербента, бежали в Иран». Что касается Хаджи-Дауда, то ему удалось укрепиться в Шемахе. Астраханский губернатор А.П. Волынский об этом сообщал Петру I следующее: «Сколько им войску не продолжать, а где-нибудь, конечно, надобно сыскать безопасный и основательный фундамент, понеже... Теперь они з дву сторон имеют себе смертельный страх, паче всего опасаются и чаю, что они, конечно, будут искать протекции турецкой» [3, с. 420].
Следует заметить, что в последние годы первой четверти XVIII в. на северо-западном побережье Каспия от Астрахани до Баку быстрыми темпами завязывалась сложная политическая обстановка со своими фаворитами, которые готовы были даже с применением оружия удовлетворить свои политические амбиции. Турецкие, иранские, российские и дагестанские правители были готовы к военно-политическим действиям. Такой момент российский император Петр I, стремившийся к установлению своей власти над Западным Прикаспием, упустить не мог.
Накануне Персидского похода дагестанские правящие элиты, особенно те их представители, чьи владения примыкали на севере Дагестана к южным рубежам Российского государства, в частности к Терскому городку, все более проявляли заинтересованность в российском покровительстве и подданстве [2, с. 104-105]. Подобные настроения горских владетелей чаще всего встречали у российских властей положительные отклики, так как цари и сами стремились овладеть прикаспийской частью Дагестана.
Однако не всегда отношения эти носили принципиально миролюбивый характер. На самом деле происходило множество военного характера столкновений, сопровождавшихся большим или малым кровопролитиями и людскими потерями. И Персидский поход носил далеко не мирный характер, что хорошо отразилось в знаменитом труде крупного российского историка П.Г. Буткова [1], и порою сопровождался конфликтами между императорскими войсками и отрядами дагестанских владетелей.
Как отмечал П.Г. Бутков, «персидская торговля давно уже привлекла к себе внимание российских монархов, и по поводу оной продолжаемы были приязненные сношения с персидскими государями». Петр I, в целях привлечения иноземных купцов к торговле в России, заключил в 1710 г. с «джульфинскими» армянами договор, по условиям которого они привозили шелк из Персии на продажу только в Россию. Взамен им предоставлялся благоприятный таможенный режим и пониженные пошлины на товары. «В 1719 г. сия привилегия армянам оставлена», несмотря на то, «что они стали персидский шелк возить в Турцию и другие земли, вместо оптового торга начали завозить по городам своим лавки для мелкого торга; по 1720 г., оные условия паки утверждены за армянами, по обещанию их с большею точностью выполнять обязанности иного договора» [1, с. 9].
Переходя конкретно к освещению заявленной проблемы, отметим, что на исходе ноября месяца 1721 г. Петр I направил «войска в Астрахань для вступления в Персию» [1, с. 9]. Весной 1722 г. Ингерманландский и Астраханский полки и часть гвардии из Москвы были водным путем отправлены в Астрахань, а 15 мая 1722 г. и сам Петр I вместе с супругой отплыл из Москвы. 15 июня Петр I прибыл в Астрахань, где опубликовал манифест на персидском, турецком и татарском языках с изложением причин вступления русских в Персию [1, с. 11].
О масштабности похода императорских войск в Персию свидетельствовало то, что командовавшему царскими войсками «бригадиру Левашову» было поручено положить на суда месячный провиант на 40 000 чел. [1, с. 14]. Адмирал Апраксин был объявлен генерал-адмиралом. План похода был достаточно подробно и детально разработан. Войскам Петра I было указано на необходимость принятия мер предосторожности против вредного влияния климата. К походу были привлечены 10 тыс. донских казаков под командою генерал-майора Краснощекова и корпус малороссийских казаков. 18 июля 1722 г. нагруженные войсками русские суда вышли в море. 23
июля Петр I достиг устья Терека и осмотрел крепость Терки. Все шло по плану Петра I, но 23 июля 1722 г. жители селения Эндирея сделали внезапное нападение на русские войска, шедшие под властью бригадира Ветерани. В результате «деревня Эндери была сожжена» «и превращена в пепел» [1, с. 22].
По сведениям П.Г. Буткова, по указу Петра I войскам, вступавшим в Персию, были даны соответствующие сложившейся тогда ситуации указания. Вся пехота и часть драгун, чьи лошади были отправлены по сухопутью вдоль северного берега Каспия к Терскому городку, артиллерия и провизия были отправлены морским путем на 442 судах. Конница двигалась к Теркам сухопутно, частью от Царицына. Тем и другим было приказано «следовать к Теркам прямо, степью, из Царицына, под командою Кропотова». К Петровскому походу были также привлечены 7 000 калмыков под руководством гвардии «порутчика» Нефеда Кудрявцева. Они следовали к Астрахани из Саратова, где в то время находился калмыцкий Аюка-хан. На снабжение этих войск император велел «саратовским кабацким бурмистрам отпустить 200 ведер вина и 15 пудов табаку» [1, с. 13]. Морские суда были построены («готовлены») в Казани, Нижнем Новгороде и Астрахани, куда были согнаны все «партикулярные суда» [1, с. 13].
Работа П.Г. Буткова содержит ценные сведения обо всех видах войск, привлеченных к походу. Среди них было: пехоты - 22 000, регулярной конницы - 2 000; казаков - 20 000, калмыков - 5 000, матросов - 5 000. При этом важную роль сыграла крепость Терки, откуда в 1722 г. в Дербент было отправлено 20 пушек с припасами и несколько двухпудовых чугунных мортир, а также редкие в то время «часы с колоколами» [1, с. 13]. Российским войскам содействовали обитавшие в Терках казаки - 500 конных и 500 пеших во главе со своим начальниками, называвшимися «головами», которым Петр I велел «именоваться ротмистрами» [1, с. 14-15]. Активное участие в происходивших на Тереке событиях приняли и жители притеречных «городков», в частности гребенские казаки, проживавшие в городках по левому берегу Терека. Численность этих служилых казаков достигала 500 человек. По указанию Петра I от 3 марта 1721 г. им было определено денежное жалованье и хлебное довольствие [1, с. 15].
П.Г. Бутков касается и проблемы взаимоотношений дагестанских правящих элит с Россией. По его сведениям: «владелец аксайский Султан-Махмут, тесть шамхала Адиль-Гирея имел пользу от содержания с россиянами дружбы». Далее автор отмечал, что «при Терках кочевало несколько нагай, которые всегда давали в Терки от себя аманатов» [1, с. 15]. В поле зрения автора находились и остальные владетели Дагестана, особенно шамхал Адиль-Гирей, который считался союзником Петра Великого. П.Г. Бутков писал, что тот «с помощью российского двора утвердился в сем своём достоинстве, и с 1719 г., он и брат его и зависимец, бойнакский владелец, получали от России хлебное и денежное жалованье, «а претендатель на шамхальское достоинство Муртазалий, сын прежнего шамхала Буда находился в России с двумя сынами своими». И самое главное в этих отношениях было то, что «обращение шамхала к России немало способствовало тому, что Петр Великий предпринял поход в Персию» [1, с. 16].
В то время как российско-шамхальские отношения носили союзнический характер, уцмий так и не проявил лояльность российским властям. «От усмия каракайтагского и отемишского султана также не ожидаемо было неприязненности», отмечал историк, потому, что «к астраханскому губернатору Волынскому оказывали они знаки приверженности к России [1, с. 16]. Как заметил П.Г. Бутков, лишь «одни эндирейские кумыцкие владельцы были подозрительны; но и от них, по уверению губернатора Волынского, нельзя было ожидать противности, хотя пред сим они и оказывали явно неприятельства терским селениям российским по наущению крымского хана» [1, с. 16]. Астраханский губернатор А.П. Волынский добился успехов и в плане привлечения на сторону России картлинского царя Вахтанга. По условиям договоренностей грузинский царь должен был соединиться с российскими войсками в 1722 г. [1, с. 16].
П.Г. Бутков также достаточно обстоятельно освещает и сложное развитие дипломатических отношений. Как известно, важную роль во всех этих событиях сыграл российский консул в Персии С. Аврамов, которому поручено было убедить шаха в том, что Российская империя вступает на Кавказ не для войны с Персией, а для «наказания бунтовщиков, нас (русских. - авт.) обидевших», и если необходима будет военная помощь со стороны русских персиянам, то «русские готовы ему помогать, очистить от всех неприятелей и паки утвердить постоянное правление в Персии».
Однако у российской стороны было условие, «чтобы шах уступил» русским взамен оказанной помощи «некоторые по Каспийскому морю провинции» [1, с. 18].
На случай отказа шаха принимать условия российской стороны, для него был приготовлен аргумент о том, что «когда шах в настоящей слабости останется..., то турки не оставят всею Персиею завладеть, что нам противно и не желаем не только им, ни себе оною овладеть». В этом случае российская сторона, которая, «не имея с шахом обязательства, за него вступиться» не сможет. Относительно земель, которые Персия обязывалась уступить Российской империи, то это «земли только, к морю лежащие, ибо турков тут допустить не можем; и ежели то шаху угодно будет, то бы немедленно прислал к нам посла своего для договоров, где мы будем у Каспийского моря» [1, с. 18-19].
Во время следования к Дербенту император получил от посла «Аврамова уверение, что посол от шаха отправлен будет». Находясь в Астрахани, император отправил князя Бориса Туркистанова к грузинскому царю Вахтангу, извещая его о скором своем прибытии к западным берегам Каспия. Перед посланцем была поставлена и другая задача - уговорить Вахтанга напасть на «лезгин в земле их, как «вредящих нам и ему, а, вступив в дело, дать знать о том государю и приготовить свои войска к соединению с российскими, по вступлению их во владения персидские и где соединиться с оным, ожидать государева назначения» [1, с. 19]. Петр I потребовал от грузинского царевича «под смертною казнью» запретить своим людям в Персии «чинить какое-либо разорение и тесноту, и чтоб в домах, потреба не имели, понеже иначе разбегутся и нам (русским. - авт.) все пусто будет, мы всех огорчим». Император также требовал от своих военных деятелей, в чьи полномочия входило обеспечение российских войск продовольствием, чтобы они «для нужд войска скот брать чрез нарочно учрежденных комиссаров, а не своевольно». [1, с. 19].
Кроме того, важные распоряжения императором были даны в 1722 г. всем ответственным лицам, участвовавшим в Персидском походе 1722 - 1723 гг. - «корпусным начальникам, бригадиру Левашеву, майору гвардии Румянцеву, о гружении в суда артиллерии; бригадиру Ветерани, о походе его с драгунским корпусом к Астрахани; бригадиру Левашеву повелено было на суда, шедшие морем, положить провианта на месяц, на 40 000 человек; адмирал Апраксин был объявлен от государя действительным генерал-адмиралом и главным начальником флота и сухопутных войск, в Персии действовать предназначенных» [1, с. 19-20].
В анализируемом сочинении подводится и промежуточные итоги военной акции Петра Великого в прикаспийских областях: «Таким образом вся пехота, часть драгун, коих лошади гнаны были сухопутно из Астрахани к Теркам, артиллерия и все воинские тяготы и провизии посажены были в Астрахани на мореходные суда, коих набралось корабельных ботов, шнав, гукаров, шуйтов, тялок, яхт, эвелсов, галиотов, ластовых судов и островских лодок 442». По данным П.Г. Буткова, 23 июля «Петр I прибыл к устью реки Терек и ездил осматривать крепость Терки. Положение этого города ему не понравилось по низкому мокрому и нездоровому месту, а особливо, что укрепление онаго потопляемо бывает морскою прибылою водою, так же и из озер полою водою» [1, с. 142]. Это привело к гибели множества военнослужащих в полках, которым приходилось пополнять свои поредевшие ряды. По словам П.Г. Буткова: «в оные полки требовалось дополнения рекрутами: в 1722 году 2178 человек; в 1723 г. - 3578, а в 1724 году 2833 человека. Побитых от неприятелей и бунтовщиков, потонувших и бежавших показано в те три года 135 человек. Когда смертность во все время была такова, то нет сомнения, что Россия потеряла больше 200 тыс. человек. Терские казаки, имев 1 тыс. человек в 1722 г., в 1735 г. «остались в сто человеках, потерпев там от сильной заразы» [1, с. 142]. В этом велика была роль комаров - особенно в Гиляне, и от морских испарений [1, с. 142-144].
Много было сделано военными людьми России для укрепления её позиций на Кавказе. В их числе нужно особо отметить генерал-майора Кропотова, который для «содержания в обуздании отемишцов и усмийцев был отправлен в Кайтаг с повелением 23 августа соорудить ретрашемент при реке Арта-Бугаме или среднем Бугаме, близ Бойнака, верстах в 60 от Дербента» [1, с. 26-27].
Российская армия действовала довольно активно и 21 августа вступила в поход «по весьма трудном переходе от великого жару, ветренного вихря, недостатка воды». 22 августа она стала лагерем при реке Дарбах, а 23 августа состоялось вступление императорских войск в Дербент, наиб которого «с великою свитою знатнейших жителей встретил государя за версту от города и,
пав на колени», преподнес императору городские серебряные ключи, которые до сих хранятся в Кунсткамере.
В сочинении П.Г. Буткова очень обстоятельно раскрывается процесс сдачи древнего Дербента Петру Великому. Как отмечено в работе: «у ворот города стояла дербентская пехота в ружье и со знаменами, также и духовенство с Алиевым (шиитским - авт.) знаменем и множество народа». В период шествия по городу императора из городских оборонительных стен была произведена «троекратная пушечная пальба». Основные части российских войсках располагались в приморской части города и за южной городской стеной, а «конница и казаки расположились для хорошего конского корма впереди при речке Милукенте (Рубас - авт.). Далее ко всем городским воротам были поставлены караульные отряды, а в крепость в верхней части города «введено охранное войско с артиллериею под начальством полковника Юнгера». Здесь уместно отметить, что, по данным П.Г. Буткова, дербентским комендантом «до самой отдачи Персии персидских провинций» оставался А.Т. Юнгер [1, с. 26-27]. Однако утверждение ошибочно. Комендантом А.Т. Юнгер служил с 1722 по 1730 гг., но с перерывом с марта 1728 г. по январь 1729 г., когда комендантом Дербента был полковник фон Лукей [4, с. 160].
Но Петр I не стал засиживаться в Дербенте, откуда 27 августа 1722 г. он выступил в поход к реке Рубас, где находился лагерь российских войск. По данным автора, наибом «был Юсбаш или капитан над ними» [1, с. 27-28].
Ценные сведения приводит П.Г. Бутков относительно недоброжелателей российской стороны. Наиб Дербента, который считался единственным верным союзником российской власти до конца своей жизни, информировал Петра Великого о злых умыслах отдельных местных деятелей. 6 сентября 1722 г. наиб Имам Кули-бек рассказал «государю об умысле восьми человек чиновных противников сего государя, в том числе Аман-бега и Ибрагим-бега, ибо крымский хан прислал к шамхалу внушение, увещевая дабы он поборал за магометова веру и ожидал скорого его с войском прихода» [1, с. 28].
Турецкие власти посредством крымских ханов пытались антироссийски настроить отдельных дагестанских владетелей. Туркам крайне важно было чинить препятствия на пути следования российской армии к западным берегам Каспийского моря. Тем более, что «верстах в 15 от Дербента к югу при реке Рубасе или Милукенти (Кент-деревня) сооружена была крепостца по новейшим воинским правилам по указу Петра I, данному 27 августа 1722 г. бригадиру Левашеву, имевшему под властью 4 тыс. солдат» [1, с. 28].
Дербент оказался занятым российскими войсками, которые приняли меры по укреплению своих позиций. Как только это случилось, в Баку сразу же был направлен лейтенант флота Лунин, чтобы уговорить его жителей, «для их же безопасности», покориться императору [1, с. 28-29]. Однако последние, в отличие от дербентцев, поступили хитро: приняв от лейтенанта Лунина императорский манифест, его самого в город не пустили, заявив, что несколько лет оборонялись от своих неприятелей без посторонней помощи, и впредь «надеются без нее обойтись. Поэтому в бакинский гарнизон ни один человек не будет принят» [1, с. 29].
Таким образом, в 1722 г. Баку не был занят российскими войсками. По мнению П.Г. Буткова: «намерение Петра Великого было продолжать поход свой далее, мимо Баку, по реке Куре, где хотел заложить купеческий город, и он чинил к тому нужные приготовления; но неожидаемый случай причинил тому остановку». Останавливался автор и на причинах неожиданного прерывания Петровского похода в Прикаспий. Как отмечено в литературном источнике, «12 ластовых судов с мукою» потерпели крушение в районе Аграхани, когда поднялся на Каспийском море сильный шторм. В результате продовольствие было потеряно. Когда весть об этом дошла до Петра Великого, который находился в лагере у реки Милюкент, он принял решение приостановить поход и, «оставя гарнизон в Дербенте, возвратиться в Астрахань» [1, с. 29-30].
Приводятся П.Г. Бутковым сведения и о союзниках Петра I, в частности о грузинском царевиче Вахтанге, который ожидал соединения с российскими войсками в районе реки Куры, имея под началом «около 30 тыс. грузинов собралось у реки (Куры. - авт.) в службу государеву». Однако при этом «царь Вахтанг далее не шел, по опасности, что Шемаха не в руках государя» [1, с. 31]. Другие союзники Петра Великого - «карабагские армяне отправили к нему посольство, подвергая себя его покрову и прося его о подкреплении его истребить иноверцов, в недре земли их поселившихся. Более того, одних шемахинских армян присоединилось к сему войску до 12 тыс.
А с прибытием Петра I к Дербенту армяне усилия свои ещё вящще усугубили, присоединились к грузинским войскам, насчитывавшим тогда 40 тыс. человек во главе с царем Вахтангом. С возвращением Петра I к Дербенту опасения турок за свое влияние и свои позиции на Кавказе резко усилились и пользуясь смятениями персидскими, начали занимать земли от Эривана до Тавриза. Турки стремились овладеть Грузиею и Армениею и имели в этом деле успех, который особенно заметен стал после возвращения Петра I в Россию из Дербента» [1, с. 31].
П.Г. Бутков акцентирует внимание и на некоторых деталях Персидского похода 1722-1723 гг., которые не все исследователи замечают. «Государь, дав 30 августа азбуку министерскую «подпорутчику» или вернее - поручику от бомбардира Ивану Толстому (сыну действительного тайного советника Петра Андреевича Толстого, бывшего при государе в сем походе), которою он к государю писать должен, отправил его с грамотою к царю Вахтангу, повелев ему остаться при царе впредь до указа. Но тут же в грамоте царю (грузинскому - авт.) «государь поручил ему сделать шаху такое же представление чрез своих нарочных и с советниками своими, какое возложил государь ещё в июле на консула Аврамова, о склонении шаха к принятию против бунтовщиков российской помощи и об уступе за то России персидских провинций, прилежащих к Каспийскому морю» [1, с. 31].
Вахтанг выразил открытое согласие предложить шаху вышеописанное, но было уже поздно [1, с. 32], так как Петр I твердо решил завершить свой поход в Дагестан, «оставя гарнизон в Дербенте, возвратиться в Астрахань с основной частью своих войск и ожидать дополнительных войск из России». Согласно сведениям П.Г. Буткова, он 5 «сентября 1722 г. от реки Рубаса возвратился в Дербент, а 6-го сентября отправил из Дербента к Астрахани обозы» [1, с. 32]. Как сообщается в анализируемом источнике, «сие возвращение последовало 7 сентября и именно в такое время, когда получено было известие 6 сентября, что около 30 тыс. грузинцов собралось у реки (Куры. - авт.) в службу государеву. Но царь Вахтанг не спешил выполнить просьбу Петра I, опасаясь мести шахских войск, находившихся в Шемахе, которую царь «в будущую кампанию, постарается получить» [1, с. 32]. Согласно приведенным П.Г. Бутковым данным: «Петр Великий возвращаясь из Дербента сухопутно к Аграханскому ретраншементу, умножил по пути до реки Койсу число полевых укреплений, кроме того, что близ Бойнак было прежде; получил 16 сентября донос от шамхала о неверности к государю шамхалова брата, который, быв изобличен, взят под стражу». Во время отступления войск из Дербента к Таркам, когда «оное было 12 сентября у реки малого Извара, была тревога и на оставшихся позади армии людей из гор, партия горцев (отемышцов) сделала нападение» [1, с. 32].
В анализируемом источнике далее приводится хронология событий во время отступления императора из Дербента. «15 сентября войско прибыло в Тарку. Не доходя за три версты до Тарку несколько татар, выскоча из гор, убили государева трубача. 16 (сентября), выступили от Тарку. 18 (сентября), прибыли в Сулак. 26 (сентября), сделан при Сулаке траншамент. 27 (сентября), войско пришло к Аграханскому ретраншементу» [1, с. 32].
Ввиду того, что Терская крепость располагалась в низовьях, император распорядился «заложить новую крепость под именем Святого Креста в 20 верстах от устья Сулака и в 67 от устья Аграхани, в том самом месте, где река Койсу делиться на два рукава: Южный - Сулак и Северный - Аграхань в 200 верстах от крепости Терки» [1, с. 32-33]. Место, выбранное для строительства новой крепости, было очень выгодным, где имелся лес для и «паствы для скота довольно». Более того, из новой крепости удобно «содержать в обуздании дагестанцов и иметь сообщение с Дербентом». Обратим внимание на то, что «государь сам приискал под оную крепость место, сам снял с онаго план, сам сделал чертеж сей крепости и сам оную размерил. ... сия крепость была о шести бастионах». Крепость эта строилась из мазанковых кирпичей. Строением руководили генерал-майор «Кропотов и инженер-подполковник де Бриньи 1722 года, и 1723 года - инженер-полковник Ветерани» [1, с. 33].
В сочинении П.Г. Буткова проанализированы карательные экспедиции казаков и калмыков против дагестанских владетелей, оказавших сопротивление во время похода императорских войск к Дербенту - уцмия Кайтагского и Султана Махмуда Утамышского. 26 сентября войска под руководством донского атамана Краснощекова были отправлены на юг ко владениям уцмия и утамышского владетеля, чтобы «дать их жителям почувствовать тягость и силу российского оружия». По данным П.Г. Буткова: «было много людей порублено, 350 человек пленено и 11 тыс.
рогатого скота получено в добычу, кроме других знатных вещей, казакам доставшихся». Между тем, отъезжая к Астрахани, император распорядился оставить в каждом гарнизоне до Дербента включительно, необходимое количество войск, назначив командующим Низовым корпусом генерал-майора Матюшкина. Последний 15 ноября 1722 г. также получил инструкцию от Петра Великого выступить с драгунами против непокорных уцмия Кайтагского и других, которые беспокоят дербентских жителей своими набегами. В то же время «запрещено было делать какие-либо разорения или обиды черкесам и другим народами» [1, с. 35].
Заслуживает внимания и сообщение П.Г. Буткова о том, что «при возвращении калмыков из дербентского похода увели они в свои улусы от Терской крепости больше «1 тыс. кибиток тамошних татар, российских подданных, именуемых хондроу, из которых Арслан-Мурза с родом своим в нескольких стах кибитках отобран к Астрахани» [1, с. 36].
Во время нахождения императора Петра Великого в Астрахани, местный губернатор А.П. Волынский получил письмо из Решта о том, что «тамошние жители от бунтовщиков (авганцев) весьма утеснены и ничего так не желают, как прибытия российских войск для их защищения» [1, с. 37].
П.Г. Бутков касается и международных договоров, узаконивших раздел Западного Прикаспия между Россией, Турцией и Ираном. Прибывший в Россию персидский посол Измаил-бек имел полномочия от имени шаха Персии подписать договор с российской стороной. Этот договор, получивший название Петербургского договора 1723 г., был подписан «между Петром I и шахом Тахмаспом. через российских министров: канцлера графа Головкина, тайного советника обороны Остермана и тайного канцелярии советника Степанова, и через полномочного персидского посла Измаил-бега». По условиям договора, император обещал шаху военную помощь «против его бунтовщиков и всяких его неприятелей». Взамен шах уступал России в «вечно в подданство» Дербент, Баку с принадлежащими им землями, а также провинции Гилянь, Мазандеран и Астрабат, которые располагались на юго-западном и южном берегах Каспия. Российским главнокомандующим в «новозавоеванных» провинциях было дано право набрать «потребное число лошадей в уступаемых персидских провинциях; . со стороны шаха отпущены будут деньги на покупку недостающих лошадей, полагая не свыше 12 рублей на лошадь; но верблюды под багаж сколько будет потребно, шах дает в своих границах без найму и безденежно; то же в своих границах дает шах хлеб, мясо, соль русским» [1, с. 353-54].
В плане отражения происходивших в изучаемом регионе событий на судьбах местных народов интерес представляет другое сообщение П.Г. Буткова: «Действие опубликованного манифеста Левашевым было такое, что знатнейшие купцы в Раще (Решт - авт.), домами жившие, выехали тогда оттуда, и земля тамошняя зделалась театром войны, потому что персидские начальники при шахе Тахмаспе бывшие, не захотели согласиться на сделанное Измаил-бегом уступление» [1, с. 56].
Касается П.Г. Бутков и вынужденной миграции народов Южного Кавказа, в связи с наступлением и захватом региона турками. «Как турки занимали Грузию и Армению, то многие из грузии и армян, коим подданство к Персии всегда сноснее было, чем подданство к Порте, оставя свое отечество, вышли в Гилян 1723 года и там, по увещеванию Левашева, вступили в российскую службу, простираясь до 700 человек, составили несколько рот и шквадронов не регулярных. Они употреблялись в службу 8 лет в Гиляни, потом в Дербенте, далее в крепости Святого Креста и наконец в Кизляре. Жалованье производилось им в Гиляни в год 15 руб». Их примеру последовали некоторые грузины, переселившиеся в Дербент и там устроившие монастырь [1, с. 37].
Итак, великий русский историк XIX в. П.Г. Бутков достаточно подробно осветил важные аспекты Персидского похода Петра I и его итоги. В работе подробно изучена подготовка и ход похода, пребывание царя в Дагестане, меры по установлению имперской власти на западном побережье Каспия. В то же время, в сведениях автора встречаются неточности, в частности в вопросе датировки службы А.Т. Юнгера в должности дербентского коменданта. Тем не менее, сведения, приводимые историком П.Г. Бутковым, вкупе с архивными документами и другими литературными источниками, дают возможность исследователям более подробно осветить самые разные аспекты нахождения Западного Прикаспия в составе российской империи в 172-1735 гг.
Литература и источники
1. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год. - Ч. I. - СПб., 1869. - 581 с.
2. Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. - М., 1965. - 390 с.
3. История Дагестана с древнейших времен до наших дней. - Т. I. - М., 2004. - 627 с.
4. Магарамов Ш.А., Иноземцева Е.И., Чекулаев Н.Д. Доходы российской казны на материалах дербентского гарнизона Низового корпуса // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4. История, Регионоведение. Международные отношения. - 2021. - Т.26. - № 1. - С. 157-171.
References and Sources
1. Butkov P.G. Materialy dlya novoj istorii Kavkaza, s 1722 po 1803 god. CH. I. - SPb, 1869. - 581 s.
2. Gadzhiev V.G. Rol' Rossii v istorii Dagestana. - M., 1965. - 390 s.
3. Istoriya Dagestana s drevnejshih vremen do nashih dnej. T. I. - M., 2004. - 627 s.
4. Magaramov Sh.A., Inozemceva E.I., Chekulaev N.D. Dohody rossijskoj kazny na materialah derbentskogo garnizona Nizovogo korpusa // Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 4. Istoriya, Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniya. - 2021. - T. 26. - N° 1. - S.157-171.
МАГОМЕДОВ НАЗИМ АБДУРАХМАНОВИЧ - доктор исторических наук, главный научный сотрудник, Институт истории, археологии и этнографии Дагестанского федерального исследовательского центра РАН
MAGOMEDOV, NAZIM A. - Doctor of History, Chief Researcher, Institute of History, Archeology and Ethnography Dagestan Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences ([email protected]).
УДК 94(420).082:54(581)«190»+327.82 DOI: 10.24412/2308-264X-2021-4-22-32
СИМОНОВ К.В.
МИССИЯ Л. ДЭНА В КАБУЛЕ: ИЗ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОТИВОБОРСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ И АФГАНИСТАНА В НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА
Ключевые слова: Великобритания, Афганистан, англо-индийское правительство, колониальная политика, внешняя политика, дипломатия.
В статье анализируются процесс подготовки, содержание и итоги переговоров между эмиром Афганистана Хабибуллой-ханом и представителем вице-короля Индии Л. Дэном в контексте развития англо-афганских отношений начала ХХ века. Показано, что, несмотря на готовность Великобритании пойти на дополнительные уступки, правитель Афганистана явно не стремился ставить подпись под договором, который бы серьезно ограничивал его самостоятельность. Он упорно стоял на том, что договоры с Англией, подписанные ранее Абдуррахман-ханом, не нуждаются в подтверждении, и что он, Хабибулла-хан, будет целиком следовать обязательствам, взятым на себя его отцом. Доказывается, что позиция эмира Хабибуллы-хана, который активно противодействовал планам британского вмешательства в афганские дела, была фактически принята Лондоном, что обеспечило сохранение территориальной целостности и формальной самостоятельности Афганистана.
SIMONOV, K.V.
L. DAN'S MISSION IN KABUL: FROM THE HISTORY OF THE POLITICAL CONFRONTATION BETWEEN GREAT BRITAIN AND AFGHANISTAN IN THE EARLY TWENTIETH CENTURY
Key words: Great Britain, Afghanistan, Anglo-Indian government, colonial policy, foreign policy, diplomacy.
The article analyzes the process of preparation, content and results of negotiations between the Emir of Afghanistan Habibullah Khan and the representative of the Viceroy of India L. Dan in the context of the development of Anglo-Afghan relations at the beginning of the twentieth century. It is shown that, despite the UK's readiness to make additional concessions, the ruler of Afghanistan clearly did not seek to sign a treaty that would seriously limit his independence. He stubbornly insisted that the agreements with England, signed earlier by Abdurrahman Khan, did not need confirmation, and that he, Khabibullah Khan, would fully follow the obligations assumed by his father. The article proves that the position of Emir Habibullah Khan, who actively opposed the plans of British intervention in Afghan affairs, was actually accepted by London, which ensured the preservation of the territorial integrity and formal independence of Afghanistan.
Напряженность в отношениях между англо-индийским правительством и властями Афганистана набирала силу с момента прихода к власти в Кабуле Хабибуллы-хана. Молодой эмир отказался санкционировать начало строительства железных дорог и телеграфа, выступил против размещения английского воинского контингента в своих владениях. В ответ британские власти временно прекратили выплату денежной субсидии и установили запрет на поставки оружия в Афганистан через подконтрольные им территории. Однако для исправления ситуации таких мер оказалось недостаточно. Упорство английских политиков и несговорчивость эмира постепенно заводили их отношения в тупик. В этих условиях Дж. Эмпфил, возглавивший англо-индийскую колониальную администрацию на время пребывания вице-короля Индии Дж. Керзона в Лондоне, занял более гибкую позицию. Он рекомендовал Хабибулле-хану напрямую обсудить все имеющиеся спорные вопросы с официальным английским представителем. В качестве места ведения переговоров предлагалась афганская столица Кабул. Эмир выразил свое согласие с данной инициативой.
В октябре руководители ключевых департаментов колониальной администрации Дж. Эмпфила высказали целый ряд предложений, касавшихся содержания нового англо-афганского
22
