CC BY
159
Том 157, кн. 3
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Гуманитарные науки
2015
УДК 94(470.6)
ИНСТИТУТ АМАНАТСТВА В КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКЕ ПЕТРА I
Ф.А. О зова Аннотация
Институт дипломатического заложничества, или аманатства, был на протяжении ряда столетий важным атрибутом дипломатических отношений между Российским государством и странами, находящимися от него в регионах к югу и востоку (Кавказ, Поволжье, Сибирь и др.). В черкесско-русских, в том числе и в кабардино-русских, отношениях он существовал дискретно в течение 1553-1864 гг. К 1722 г. относится его очередное возобновление после 25-летнего перерыва. На основе впервые вводимых в научный оборот документов в статье произведён анализ кабардино-русских отношений накануне и в период Персидского похода Петра I. Архивные материалы позволили выявить неизвестные ранее аспекты в стратегии и тактике Персидского похода 1722 г. Они касаются прежде всего места Кабарды в кавказской политике императора, характера института аманатства в двусторонних отношениях в 20-е годы XVIII в., а также влияния, которое оказало возобновление института дипломатического заложничества на кабардино-русские отношения.
Ключевые слова: Пётр I, Персидский поход, дилемма, дипломатические отношения, аманат, пщышхуэ (великий князь) Кабарды, Асланбек Кайтукин.
На рубеже XVII - XVIII вв. князья династии Иналидов отстояли свои пре-рогативные права в Кабарде от посягательств крымского хана и предприняли в 1697-1720-х годах ряд действий, направленных на вступление под протекторат русского царя. Однако из-за непоследовательной политики Петра I в отношении Кабарды вновь приобретает для её правящей княжеской династии особую остроту дилемма внешнеполитических приоритетов. Ситуация усугублялась наличием двух составляющих (официальной и секретной) в стратегии Петра I на Кавказе. Несмотря на то что император в своей грамоте от 20 марта 1722 г. к султану Ахмеду III «отказался принимать в покровительство кабардинских князей и не велел подданным своим мешаться в их дела» [1, с. 379], российское правительство продолжало следовать выработанной ранее тайной стратегии по установлению контроля над Кабардой. Наиболее решительные шаги в этом направлении были предприняты в 1721-1722 гг. в рамках Персидского (Каспийского, Иранского) похода Петра I. Они были направлены на ослабление Кабарды за счёт политики социального раскола. Одним из шагов в этом направлении можно назвать восстановление после 25-летнего перерыва института дипломатического заложничества, или аманатства. Институт аманатства в петровский период отличался от того, что он собой представлял в более ранние
исторические периоды: если раньше от правящей элиты брался один аманат, обычно сын или ближайший родственник пщышхуэ (великого князя) или другого наиболее влиятельного правителя страны, то с петровских времён количество аманатов увеличилось многократно. В их число стали входить представители не только княжеского сословия, но и наиболее значимых на политической арене Кабарды тлекотлешских фамилий (первостепенные дворяне). Таким образом, в рассматриваемый период институт аманатства приобрёл в значительной степени характер орудия дипломатического нажима на кабардинских князей.
В 1722 г. состоялся Персидский поход Петра I в Дагестан и Азербайджан. Он стал результатом учёта русским двором кризиса международных отношений в регионе, когда являвшийся фундаментом кавказской стабильности иранско-османский договор 1639 г., разделивший регион на сферы влияния между Османской империей и Сефевидским Ираном, дал трещину [2, с. 47]. «Планируя свой поход на Каспий, - отмечает И.В. Курукин, - император считал распад Ирана уже состоявшимся, а потому, по мнению ряда историков, допускал, что шах за помощь в сохранении его власти "добровольно" откажется в пользу России от прибрежной полосы Западного Каспия...» [2, с. 294]. Помимо установления контроля над правителями ряда находившихся в сфере иранской политики провинций Дагестана и Азербайджана [2, с. 42-45], важнейшее место в планах русского двора занимал вопрос о приоритетах внешней политики кабардинских князей. Но если политика императора относительно Дагестана и Азербайджана имела наряду с дипломатической и военную составляющую, то относительно находившейся в османской политической орбите Кабарды она осуществлялась исключительно дипломатическими средствами. Цель развёрнутой русским правительством при стамбульском дворе дипломатической игры состояла в том, чтобы убедить султана в отказе Петра I от всяческих территориальных притязаний на Кавказе.
Уже буквально накануне похода 20 марта 1722 г. император направил султану Ахмеду III грамоту, которая должна была развеять возникшие из-за концентрации русских войск в Астрахани и Терках подозрения в отношении намерений царя. Эта «Грамота Императора Петра Алексеевича Его Величеству Турецкому султану Ахмеду III о желании сохранить мир с Турцией» была тем редким документом, где адекватно был оценён сложившийся de facto статус Ка-барды: признана независимость её князей и, соответственно, её государственный суверенитет. В то же время Пётр I указал, что Иналиды вынуждены постоянно лавировать между двумя империями: «Из древних лет купно с Вашей и Нашей протекции себе искали в нуждах своих прибежище имали и во знак того в аманатах от владельцев их сынавья даваны» (I, с. 364). Пётр отказался от поддержки кабардинских Иналидов в их действиях против крымского хана, он обязался не строить крепостей на территории Черкесии. При этом было оставлено пространство для манёвра в кабардинском вопросе, благодаря которому российское правительство получило псевдоправовые предлоги для вмешательства во внутренние дела Кабарды и проведения в отношении её политики социального раскола. Первый повод проистекал из модуса помощи кабардинским князьям в ответ на их обращения о медиации в ссорах. Второй - из древнего обычая отдавать царю дипломатических заложников (аманатов) от кабардинских
князей (I, с. 364, 365). Имидж царя-миротворца и поддержание так называемого древнего обычая дипломатического заложничества стали теми тактическими приёмами, которые должны были скрыть за собой долгосрочную стратегию царского двора.
Координация всей персидской, а в её рамках и кавказской, политики была поручена императором А.П. Волынскому, который до этого в 1715-1718 гг. находился в качестве его посла в Иране. Позиция Волынского как сторонника «активных действий на Кавказе» [2, с. 45], собранные в Иране сведения по многим аспектам внутренней и внешней политики Тегерана в значительной мере и стали основой подготовки Персидского похода (в связи с этим Волынскому приписывалась инициатива «начинания персидской войны» [2, с. 62]). В 1719 г. 30-летний Волынский был пожалован в полковники и генерал-адъютанты и назначен астраханским губернатором. Как точно подметил И.В. Курукин, в его действиях и устремлениях на Кавказе ярко отразились «имперские черты внешней политики России в её крайнем, так сказать, "кавалерийском" проявлении» [2, с. 47]. Наградой за деятельность на посту астраханского губернатора стал устроенный императором брак Волынского и двоюродной сестры Петра I Александры Нарышкиной. Артемий Волынский был вызван в Петербург в январе 1722 г. после задержания Ислама Мисостова в Терках, 1 апреля состоялась «присяга» пщышхуэ, а 18 апреля - свадьба Волынского [2, с. 48].
Действия Волынского в отношении пщышхуэ Кабарды укладывались в две вышеозначенные схемы: «миротворческая» миссия царя и восстановление древнего обычая взятия у кабардинских князей аманатов. Для этого в конце 1721 г. Волынский сам прибыл в верхние гребенские городки и через посредство находившихся при нём от Аюка-хана зайсангов Ямана и Олдоксона «вызвал для свидания с собою кабардинских князей из лучших почтейнейших фамилий. Они съехались» [3, с. 163]. Целью встречи было провозглашено примирение кабардинских князей в «[наченшейся] ссоре» (II, л. 137). Пщышхуэ (великий князь) Ислам Мисостов, приехавший на встречу во главе кабардинских князей, под предлогом виновности был взят под караул и препровождён в Терскую крепость (II, л. 137). Губернатор сообщил позднее Петру I: «Оный первенство во всей Кабарде имеет, которого с великим трудом из Кабарды я выманил, ибо он зело боялся оттого, что крымскую партию держал» (I, с. 271).
Этим чрезвычайным событиям было уделено значительное внимание в силу их исключительной важности для дальнейшего развития ситуации в регионе и в письме крымского хана Саадет-Гирея III султану Ахмеду III. Вот как они выглядели в интерпретации хана: Волынский, прибыв на границу Кабарды, выслал сюда своих парламентёров, объявив своей целью примирение двух княжеских партий в Кабарде. В ответ пщышхуэ Кабарды со свитой отправился на встречу с А.П. Волынским. Пщышхуэ Исламу Мисостову было заявлено, что нужно «всякому бею и спагинам (рыцари, благородные, черк. уэркъ'и) прислать по одному сыну во аманаты до рук царя московского и чтоб также и притчие беи приехали и вручили помянутых аманатов, тогда буде учинён аккорд [соглашение] и во всём деле согласие» (I, с. 362-363). Отправленные в Кабарду представители Волынского и пщышхуэ Ислама Мисостова объявили всем князьям и уэркъ'ам о требованиях Волынского. На что они, «услыша такие претензии,
сказали в ответ все единогласно, что они подданные Хана Крымского и хотя перед сим за сорок лет что иметь свободность в ловлях и в полях своей животине, московским во аманаты только по одному сыну от одного бея и давали...» (I, с. 362-363). Князья Мисостовы и Хатокшоко высказались, что могут выдать одного аманата при условии, что царь перестанет покровительствовать их оппоненту князю Асланбеку Кайтукину и не будет вмешиваться в дела Кабарды, в противном случае «не могут они дать никакого аманата» (I, с. 363). Саадет-Гирей III писал султану Ахмеду III, что «сия притензия о аманатах, учиненная от офицера, прибывающего в фортеце Карциге, есть противна всякой справедливости и мирному между обоими империи постановлению.» (I, с. 363).
Однако, несмотря на правомочность суждений хана Саадет-Гирея, задержанный в Терках пщышхуэ Ислам Мисостов был вынужден 1 апреля 1722 г. дать присягу в верности императору Петру I («Присяга кабардинского владельца Ислама, возвратившегося от крымской партии с уверениями служить верно и вечно российским государям» (III, л. 1)). Он обязался консолидировать всех кабардинских князей вокруг русского престола, а также передать старшинство в Ка-барде «по наследству после [невнятно] племяннику моему Арасланбеку Катукову сие целую ал Коран» (III, л. 1 об.). Тогда же он обязался выдать аманатов в Терки (IV, с. 35).
Таким образом, был возобновлён обычай взятия аманатов. Несмотря на то что Коллегия иностранных дел апеллировала ко времени, когда «кабардинские и кумыкские князья издревле, ещё со времен Ивана Грозного, были подвластны России и давали аманатов» [3, с. 151], характер этого института в 1722 г. кардинально отличался от такового в середине XVI в., когда ему была присуща прежде всего добровольность. Хотя уже в XVII в. этот дух был в значительной мере утрачен, он функционировал в соответствии с существовавшими между сторонами соглашениями. Возобновление данной практики после 25-летнего перерыва при Петре I стало результатом беспрецедентного давления на пщышхуэ Ислама Мисостова. Число аманатов выросло до невиданной до той поры цифры. Никогда, даже при самом неблагоприятном развитии двусторонних отношений, российская сторона не могла требовать от Кабарды такого количества дипломатических заложников. Отношение Петра I и российского правительства к дагестанским правителям и к пщышхуэ Кабарды, несмотря на то что им было «строжайше запрещено делать какие либо разорения и обиды Черкесам» (речь шла исключительно о «послушных») (V, с. 22, 25, 35), демонстрируют формирование в российском истеблишменте совершенно нового имперского взгляда на Кавказ. В его основу в начале XVIII в. лёг преимущественно силовой подход к решению противоречий, какой бы этимологии они ни были.
А.П. Волынский доносил Петру I после беспрецедентного удержания пщышхуэ: «Вся Кабарда находится теперь под рукою Вашего Величества» [3, с. 163]. Однако он выражал определённые сомнения в том, насколько это будет эффективно для российской политики, учитывая, что присяга и аманаты были выбиты шантажом и угрозами [3, с. 163, 164].
Крымский хан неоднократно пытался привлечь внимание султана Ахмеда III к той ловушке, которая была создана А.П. Волынским для Ислама Мисостова и к беспрецедентному факту насильственного задержания пщышхуэ Кабарды
в Терках (I, с. 272, 366). Тем не менее он был освобождён только тогда, когда в конце августа 1722 г. в Терки был доставлен в аманаты его 4-летний младший сын Науруз. Таким образом, с конца августа 1722 г. в Терках пребывали в аманатах:
• князья:
1) Науруз - сын пщышхуэ Ислама Мисостова - 4 года;
2) Бахтыгирей - сын князя Хатокшоко Мисостова - 19 лет;
• тлекотлеши:
1) Дивей Бараков;
2) Батый Тасыков;
3) Джантемир Шейдяков;
4) Аленгуко Маенчуков;
5) Майма Алиев;
6) Алоюк Дивеев;
7) Адястем Булатов (I, с. 271, 272, 369, 370; IV, с. 58).
Содержание аманатов в 20-е годы отличалось от их пребывания в Терках в более ранние периоды, они фактически находились под арестом. Князь Бах-тыгирей вспоминал позднее о своём пребывании в крепости Святого Креста на р. Сулак (с 1724 г.), что «днем и ночью стояли при нем и при прочих аманатчи-ках с примкнутым штыком чесовые а паче ночным временем раза по три и по четыре был осматриван а егда днем отпущаемы были на базар или для нужд в Окоченскую слободу то за двумя аманатчиками посылались по три человека салдат в карауле» (VI, л. 19).
По прибытии на Кавказ Пётр I имел ряд встреч с кабардинскими князьями. Г.А. Кокиев писал, что пщышхуэ Ислам Мисостов был освобождён из Терков по распоряжению Петра I [4, с. 67]. Пётр побывал в Терках по пути в Дербент 23 июля 1722 г. (VII, с. 12). По сведениям Кайтукиных, пщышхуэ Ислам Мисо-тов и Пётр I виделись несколько позже - при возвращении Петра из Дербента: «Ислам из-под караулу призван и просчен был с таким повелением, чтоб он, Ислам жил с ними вкупе по Баксану в союстве и впредь никаких разорений не чинил. В чем он, Ислам, и присягою обязался» (II, л. 107). В одном из писем пщышхуэ Ислам Мисостов отмечал, что сам Пётр I «в бытность свою здесь своими устами говорить изволили, что как прибудет сын мой для аманатства в Россию, то другие аманаты возвратить ваше величество повелеть изволили» (VIII, л. 397). Таким образом, очевидно, что их встреча имела место до августа 1722 г., то есть в период следования Петра I в Дербент. Вопреки обещаниям императора и так называемому древнему обычаю после прибытия в аманаты от Кабарды Науруза Исламова, находившиеся здесь аманаты не были отпущены. Таким образом, их стало 9 - два княжеских сына и 7 уэркъ'ов.
Кайтукины встречались с императором в Дербенте и оказали ему не только военную, но и дипломатическую поддержку (II, л. 107). Позднее Асланбек Кайтукин писал об этих днях нахождения в петровском лагере: «По указом его величества порученныя нам службы мы с крайним радением нашим отправляли, и за показанные наши службы всемилостливейшую грамотою пожалованы и от неприятелей наших защищены» (IV, с. 126). Согласно сведениям П.Г. Буткова, 6 августа 1722 г. в своём лагере на реке Сулак Пётр I встретился с князем
Эльмурзой Черкасским (Бекмурзин, род Джамбулатовых) и князем Асламбе-ком Кельмаметовым (Кемметов, род Талостановых) (VII, с. 13), поступившими к нему на службу. 19-22 сентября 1722 г. в ставке Петра I на Сулаке состоялись переговоры царя и Асланбека Кайтукина при участии советника последнего черкесского философа Жабаги Казаноко [5, с. 11]. Содержание переговоров можно восстановить отчасти по письмам Кайтукина в адрес Петра I, канцлера Головкина и Коллегии иностранных дел. Очевидно, что главным был вопрос о приведении всех кабардинских князей под протекторат Петра I. Для решения этой стратегической проблемы было определено несколько тактических задач.
1. Уничтожение междоусобицы и консолидация всех князей Кабарды под верховной властью Асланбека Кайтукина и протекторатом Петра I (III, л. 1 об.). Кайтукин настойчиво из письма в письмо повторял, что кабардинские князья всегда были едины в своих решениях: «В Кабарде жили мы всегда единогласно а не в розности», что «прежде кабардинские обыватели все единодушно были» (IV, с. 38; IX, л. 8, 22 об.).
2. Вклад Петра I в дело установления протектората над Кабардой должен был заключаться в помощи Кайтукину войсками. 23 сентября 1722 г. был издан императорский указ донским казакам и хану Аюке «о помощи кабардинскому князю Асланбеку Кайтукину против нападающих на него врагов» (IV, с. 37). Подоплёка этого указа становится ясной благодаря более позднему письму князя Асланбека Кайтукина канцлеру графу Головкину от 12 марта 1723 г. В нём он отмечал, что во время его встречи с Петром I на Сулаке он доносил императору «о надлежащих наших нуждах» и что «его величество своим высо-комилостливым указом изволил повелеть, дабы мне поехать в Кабардинию обретающихся тамо неприятелей истреблять» (IX, л. 22).
3. Перенос политического центра Кабарды (резиденции пщышхуэ) с Баксана на Терек в район Терской крепости в удел Черкасских-Сунчалеевичей, находившийся с конца XVI в. под экстерриториальным управлением Сунчалеевичей и русских воевод, а в рассматриваемый период - под властью Асланбека Кайту-кина, «дабы по прежнему наследству быть из наших родственников на Тереке» (IV, с. 38). «Когда по прошествии вашего величества при Дербенте в Милюкенте доносил я о своих нуждах е.и. в., и на оные соизволение было вашего величества, объявить нашим кабардинским князьям, мне, рабу вашего величества, чтобы нам ссору меж собою вывести и единогласно б две Кабарды согласясь на Тереке реке, в земле е. и. в. жили...» (IV, с. 38).
Князья Мисостовы и Хатокшоко отказались от переезда на Терек: «.и сего нашего совету оные противные князья не приняли» (IV, с. 38). Князь Асланбек продолжал попытки консолидации кабардинских князей под своей властью, используя авторитет и силу императора. Он вновь 17 марта 1723 г. написал канцлеру Головкину о необходимости прекратить распри: «повелеть указом е. и. в. о согласии быть единокупным» (IX, л. 22 об.). Однако в это время пщышхуэ Ислам Мисостов, нарушив данную под давлением присягу, пригласил в Кабарду крымские войска. Они вновь взяли в осаду селения князя Асланбека Кайтукина. Глава рода Джамбулатовых, как это было несколькими годами ранее, неустанно стал рассылать своих послов в Астрахань и Санкт-Петербург. Из Астрахани шли российскому правительству письма и от астраханского губернатора, через
которого Кайтукин просил военной помощи (IV, с. 39). В марте 1723 г. к императорскому двору приехало с «листами» из Кабарды посольство от князя Асланбека во главе с уэркъ'ом Кургоко с целью добиться обещанной помощи донских казаков, «дабы принудить противящихся кабардинцов жить с ними единогласно» (IX, л. 1). В одном из своих писем канцлеру Головкину 12 марта 1723 г. князь Кайтукин отмечал, что крымский хан прислал кабардинским князьям письмо о том, что русский император и крымский хан находятся «в любве», а «кабар-динцов отдал нам» (IX, л. 23). Он также отмечал, что «оные кабардинские жители нынешнею весною всеконечно» собираются ехать на Кубань (IX, л. 22 об.). Чтобы предотвратить такой поворот событий Кайтукин предлагал Петру I «еще дабы не было Исламовой противности» потребовать у него в аманаты старшего сына на место находившегося в Терках малолетнего Науруза (IX, л. 9).
Однако, просидев несколько месяцев в осаде, князья Кайтукины и Бекмур-зины, отчаявшись получить помощь от императора, были вынуждены вступить в переговоры с крымским ханом. К. Главани писал, что 24 декабря 1723 г. брат Асланбека Кайтукина Джамбулат в сопровождении 20 знатных мирз «приняли присягу на верность хану и обязались дать ему 5001 чел. рабов и рабынь в вознаграждение за татар, убитых в продолжение войны. Затем они отправились обратно 26 февраля по их стилю» (X, с. 159). Союз Асланбека Кайтукина и хана был закреплён династическим браком дочери Асланбека и сераскира Бахты-Гирея (по прозвищу Дели-султан («Отчаянный султан»)). Сын последнего Казы-Гирей был отдан Кайтукиным в аталычество. Все эти обстоятельства, в свою очередь, способствовали тому, что князья Мисостовы и Хатокшоко (так называемая Баксанская партия), не найдя путей примирения с Асланбеком Кайтукиным, обратились за поддержкой в Петербург (I, с. 371, 372) (см., например, [6, с. 33]).
В октябре 1724 г. хан Саадет-Гирей III был смещён Портой и заменён на Менгли-Гирея II (1724-1730; 1737-1739). Это событие ещё в большей степени подорвало силы Баксанской партии, усилив в то же время политические позиции Джамбулатовых. Союз Асланбека Кайтукина с правящим домом Крымского ханства был закреплён вторым династическим браком ещё одной его дочери с крымским царевичем калгой Арслан-Гиреем [7, с. 40] (крымский хан в 17481755, 1767 гг.).
Первоочередной задачей коалиции войск Бахты-Гирея и Асланбека Кайту-кина стал перевод политического центра Кабарды, то есть резиденции пщышхуэ Ислама Мисостова в зону гегемонии крымского хана на Кубань. В начале 1725 г. Мисостовы и Хатокшоко были осаждены на Баксане [7, с. 40, 41]. В это же время Бахты-Гирей стал атаковать селения их вассалов. Были завоёваны тлекотлеши Куденетовы, совершено нападение на владения тлекотлешей Анзоровых. Многие деревни Куденетовых были взяты Бахты-Гиреем и отданы «во владение Асланбеку» (I, а 374). Кайтукин оправдывал вывод вотчин Куденетовых из-под сюзеренитета своих оппонентов тем, что осуществил его с согласия Куде-нетовых (I, с. 373). В апреле 1725 г. Баксанская партия была вынуждена прекратить сопротивление и выдать аманатов Бахты-Гирей султану. В то же время вассалы Хатокшоко тлекотлеши Анзоровы успешно отразили нападение войск Бахты-Гирея и Асланбека Кайтукина [7, с. 40, 41].
Казалось бы, настал долгожданный миг для торжества Асланбека Кайтукина над своими междоусобными врагами. Хоть и огромной ценой, поставившей на грань существования саму Кабарду, Баксанская партия была повержена. Дез-интеграционные процессы в ней достигли своего апогея. Бахты-Гирей чувствовал себя здесь настолько уверенно, что имел при себе лишь 400 человек. Впервые за многие годы Кабарда выплатила (или должна была выплатить? - Ф.О.) «погрешное» Крыму [7, с. 41]. Однако, как и в 1721 г., когда в боях с калгой Салих-Гиреем консолидировался независимо от своих политических пристрастий весь истеблишмент страны, так и в 1725 г. он встал на сторону «партии», выступившей против иноземных войск. «Кажущаяся парадоксальность такого поворота событий, - пишет Р.З. Фидарова, - на самом деле имела глубокие корни в политической культуре кабардинского субэтноса» [7, с. 43]. Нахождение среди крымских войск не только не способствовало повышению политического авторитета Асланбека Кайтукина, «но и в значительной степени пошатнуло его, а выплата дани людьми делегитимизовала его статус главы Кашката-уской партии. Политическая судьба Асланбека Кайтукина зависела теперь от возможностей объединения против него и крымцев всех сил, заинтересованных в их изгнании и спасении Кабарды от окончательной гибели» [7, с. 43-44]. Таким образом, не успев вкусить радости от своей победы, Асланбек Кайтукин в результате перехода князей Бекмурзиных к «баксанцам» оказался в изоляции. Если раньше все кабардинские Иналиды проживали «как отцы, так и они нераздельно в вершинах реки Баксана, вблизи урочища Пшишков» (XI, с. 140), а их вассалы жили со своими подданными «по особливым мелким речкам порознь» (XI, с. 140), то с этого времени князья Кайтукины (род Джамбулатовых) были изгнаны с вершины реки Баксан, хотя их вассалы остались жить на прежних местах. Князь Асланбек бежал в Закубанье с семилетним сыном Аслануко в сферу гегемонии крымского хана (IV, с. 75) (см., например, [8, с. 222]), остальные же представители Кайтукиных остались в Кашкатау (XI, с. 140). В обществе сработали защитные механизмы, позволившие повернуть вспять процессы окончательного политического распада Кабарды [7, с. 41].
В 1729 и 1732 гг. попытки князя Асланбека Кайтукина с помощью крымских войск возвратиться в свой удел завершились полным поражением крымской агрессии, продемонстрировав, что всего за несколько лет во второй половине 20-х годов Кабарде удалось достичь такой политической консолидации, что ей оказалась не страшна агрессия чужеземных войск. Итоги этой борьбы кабардинцев резюмировал генерал-фельдмаршал В.В. Долгорукий. Он писал 8 сентября 1729 г.: «Кабардинцы, опасность и утеснение от крымцов имели, от которого ига они сами собою немалою отвагою освободилися» (IV, с. 40). Успешное противостояние внешним угрозам конца 20-х - начала 30-х годов было обеспечено прежде всего прекращением междоусобных распрей. Период внутренней консолидации и стабильности стал результатом создания новой модели политической интеграции удельных княжеств Кабарды в виде тройственного союза Атажукиных, Мисостовых и Бекмурзиных [7, с. 180].
Таким образом, в 1722 - начале 30-х годов, несмотря на вмешательство во внутренние дела третьих сил, определяющее влияние на внешнюю политику
Кабарды продолжала оказывать её внутриполитическая ситуация. «Дипломатические» методы астраханского губернатора А.П. Волынского, в том числе взятие аманатов, не только не обеспечили консолидации всех кабардинских князей вокруг пщышхуэ и под протекторатом Петра I, но и, напротив, способствовали значительному ослаблению имевшихся здесь на протяжении первых десятилетий XVIII в. мощных пророссийских настроений.
Summary
F.A. Ozova. The Institution of Amanats in the Caucasian Policy of Peter I.
For centuries, the amanat (hostage-taking) institution was an important attribute of diplomatic relations between the Russian state and countries located to the south and east of it (Caucasus, Volga region, Siberia, etc.). This institution existed discretely during the period of 1553-1864 in Circassian-Russian relations, including Kabardian-Russian ones. By the year 1722, the amanat institution was renewed following the rupture of Kabardian-Russian relations that lasted for 25 years. The analysis of Kabardian-Russian relations on the eve and during the Persian Campaign undertaken by Peter I was carried out in this paper on the basis of the documents introduced for the first time into scientific circulation. The archival materials made it possible to reveal previously unknown aspects of the strategy and tactics used during the Persian Campaign of 1722. First of all, they concern the role of Kabarda in the Caucasian policy of the emperor and the amanat institution in bilateral relations during the 1720s, as well as the influence exerted on Kabardian-Russian relations by the renewal of the diplomatic amanat institution.
Keywords: Peter I, Persian Campaign, dilemma, diplomatic relations, amanat, pschishxwe (grand duke) of Kabarda, Aslanbek Kaitukin.
Источники
I - Канжальская битва и политическая история Кабарды первой половины XVIII в.:
Исследования и материалы. - Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2008. - 496 с.
II - АИГИ КБНЦ РАН (Архив Института гуманитарных исследований Кабардино-Бал-
карского научного центра Российской академии наук). Ф. 1. Оп. 1. Д. 14а.
III - АВПРИ (Архив внешней политики Российской империи). Ф. 115. Кабардинские
дела. Оп. 1, 1722. Д. 5.
IV - Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв.: Документы и материалы: в 2 т. -
М.: Изд-во АН СССР, 1957. - Т. II: XVIII в. - 427 с.
V - Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. - СПб.:
Тип. Имп. АН, 1869. - Ч. I. - 548 с.
VI - УЦГА АС КБР (Управление центрального государственного архива архивной
службы Кабардино-Балкарской республики). Ф. Р-1209. Оп. 8. Д. 1.
VII - Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. - СПб.: Тип. Имп. АН, 1869. - Ч. III. Хронологический и алфавитный указатели. - 621 с.
VIII - АИГИ КБНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 8. Т. 1.
IX - АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Оп. 1, 1723. Д. 2.
X - Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. -
Нальчик: Эльбрус, 1974. - 633 с.
XI - Указатель географического, исторического и этнографического материала в «Став-
ропольских губернских ведомостях». Первое десятилетие (1850-1859 гг.). - Тифлис: Тип. глав. упр. намест. Кавказского, 1879. - 374 с.
Литература
1. Соловьев С.М. История России с древнейших времен: в 15 кн. - М.: Изд. соц.-эконом. лит., 1963. - Кн. 10. - 781 с.
2. Курукин И.В. Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735). - М.: Квадрига: Объед. ред. МВД России, 2010. - 381 с.
3. Потто В.А. Два века терского казачества (1577-1801). - Ставрополь: Кавказ. б-ка, 1991. - 383 с.
4. История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А. Кокиева: Сб. ст. и документов. - Нальчик: Респ. полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.: Эль-Фа, 2005. - 903 с.
5. Сказания о Жабаги Казаноко. - Нальчик: Эль-Фа, 2001. - 329 с.
6. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты: в 2 т. -М.: Рубежи XXI века, 2005. - Т. II: Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. до присоединения его к России. - 314 с.
7. Фидарова Р.З. Противоборство княжеских коалиций в Кабарде в 1720-1774 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. - Нальчик, 2008. - 205 с.
8. Кажаров В.Х. Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце XVIII - первой половине XIX века. - Нальчик: Эль-Фа, 1994. - 438 с.
Поступила в редакцию 24.11.14
Озова Фатима Анатольевна - кандидат исторических наук, доцент, ведущий научный сотрудник, Карачаево-Черкесский ордена «Знак почёта» институт гуманитарных исследований при правительстве Карачаево-Черкесской Республики, г. Черкесск, Россия. E-mail: fo7799@rambler.ru
