Научная статья на тему 'Агитационно-пропагандистская кампания в ростовской периодической печати в связи с изъятием церковных ценностей на Дону'

Агитационно-пропагандистская кампания в ростовской периодической печати в связи с изъятием церковных ценностей на Дону Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
0
0
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Христианское чтение
ВАК
Область наук
Ключевые слова
голод 1921 г. / изъятие церковных ценностей весной 1922 г. / антицерковная пропаганда / региональная советская печать / газета «Советский Юг» / газета «Трудовой Дон» / famine of 1921 / seizure of Сhurch valuables in the spring of 1922 / anti-church propaganda / regional Soviet press / newspapers “Soviet South” and “Labor Don”

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Протоиерей Роман Алексеевич Амплеев

Изъятие церковных ценностей, происходившее в РСФСР весной 1922 г. в связи с голодом и с необходимостью помощи голодающим, проводилась советской властью с целью не только сбора средств на эту помощь, но и борьбы с Православной Церковью. Методы ее предполагали сочетание пропаганды и репрессий. Что касается пропаганды, то она велась на местах в региональной печати. Ход кампании на Дону отражался в ростовских газетах «Советский Юг» и «Трудовой Дон». В материалах газет, письменных нарративах и с помощью визуальных средств, создававшихся при участии квалифицированных литераторов, велась активная антицерковная пропаганда, направленная на формирование соответствующих настроений в обществе. Пропаганда падала на подготовленную почву, поскольку в условиях недавней Гражданской войны и переживавшегося голода образ врага в лице Церкви был для массового сознания весьма убедителен.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по истории и археологии , автор научной работы — Протоиерей Роман Алексеевич Амплеев

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Agitation and Propaganda Campaign in Rostov Periodical Press in Connection with the Seizure of Church Valuables on the Don

The seizure of church valuables in the RSFSR in the spring of 1922 caused by the famine and the need to help the starving was pursued by the Soviet government with the aim not only to raise fund to provide this help, but also to fight the Orthodox Church. The methods involved a combination of propaganda and repression. As for propaganda, it was locally conducted in the region press. The course of the campaign on the Don was reflected in the Rostov newspapers “Soviet South” and “Labor Don”. In the materials of newspapers, written narratives and visual aids created with participation of professional writers, active anti-Сhurch propaganda was conducted, aiming at forming appropriate public sentiments. Propaganda fell on a prepared ground, because in the recent civil war situation and the famine experienced, the enemy image represented by the Church was quite convincing for the mass consciousness.

Текст научной работы на тему «Агитационно-пропагандистская кампания в ростовской периодической печати в связи с изъятием церковных ценностей на Дону»

ХРИСТИАНСКОЕ ЧТЕНИЕ

Научный журнал Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви

№ 1 2024

Протоиерей Роман Амплеев

Агитационно-пропагандистская кампания в ростовской периодической печати в связи с изъятием церковных ценностей на Дону

УДК 070:94(470.61)"1922"+271.2-9 DOI 10.47132/1814-5574_2024_1_312 EDN BQGWJS

Аннотация: Изъятие церковных ценностей, происходившее в РСФСР весной 1922 г. в связи с голодом и с необходимостью помощи голодающим, проводилась советской властью с целью не только сбора средств на эту помощь, но и борьбы с Православной Церковью. Методы ее предполагали сочетание пропаганды и репрессий. Что касается пропаганды, то она велась на местах в региональной печати. Ход кампании на Дону отражался в ростовских газетах «Советский Юг» и «Трудовой Дон». В материалах газет, письменных нарративах и с помощью визуальных средств, создававшихся при участии квалифицированных литераторов, велась активная антицерковная пропаганда, направленная на формирование соответствующих настроений в обществе. Пропаганда падала на подготовленную почву, поскольку в условиях недавней Гражданской войны и переживавшегося голода образ врага в лице Церкви был для массового сознания весьма убедителен.

Ключевые слова: голод 1921 г., изъятие церковных ценностей весной 1922 г., антицерковная пропаганда, региональная советская печать, газета «Советский Юг», газета «Трудовой Дон».

Об авторе: Протоиерей Роман Алексеевич Амплеев

Настоятель храма в честь Донской иконы Божией Матери г. Новошахтинска и храма в честь апостола и евангелиста Иоанна Богослова при ИСОиП (филиала) ДГТУ г. Шахты. E-mail: rim16.8ampliy@bk.ru

ORCID: https://orcid.Org/https://orcid.org/0009-0000-7688-2554

Для цитирования: Амплеев Р., прот. Агитационно-пропагандистская кампания в ростовской периодической печати в связи с изъятием церковных ценностей на Дону // Христианское чтение. 2024. № 1. С. 312-320.

Статья поступила в редакцию 04.07.2023; одобрена после рецензирования 25.07.2023; принята к публикации 19.09.2023.

KHRISTIANSKOYE CHTENIYE [Christian Reading]

Scientific Journal Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church

No. 1 2024

Archpriest Roman Ampleev

Agitation and Propaganda Campaign in Rostov Periodical Press in Connection with the Seizure of Church Valuables on the Don

UDK 070:94(470.61)"1922"+271.2-9 DOI 10.47132/1814-5574_2024_1_312 EDN BQGWJS

Abstract: The seizure of church valuables in the RSFSR in the spring of 1922 caused by the famine and the need to help the starving was pursued by the Soviet government with the aim not only to raise fund to provide this help, but also to fight the Orthodox Church. The methods involved a combination of propaganda and repression. As for propaganda, it was locally conducted in the region press. The course of the campaign on the Don was reflected in the Rostov newspapers "Soviet South" and "Labor Don". In the materials of newspapers, written narratives and visual aids created with participation of professional writers, active anti-Church propaganda was conducted, aiming at forming appropriate public sentiments. Propaganda fell on a prepared ground, because in the recent civil war situation and the famine experienced, the enemy image represented by the Church was quite convincing for the mass consciousness.

Keywords: famine of 1921, seizure of Church valuables in the spring of 1922, anti-church propaganda, regional Soviet press, newspapers "Soviet South" and "Labor Don".

About the author: Archpriest Roman Alexeevich Ampleev

Rector of the church in honor of the Don Icon of the Mother of God of Novoshakhtinsk and the church in honor of Apostle and Evangelist John the Theologian at Institute of Service Sector and Entrepreneurship (branch of Don State Technical University) in town Shakhty. E-mail: rim16.8ampliy@bk.ru

ORCID: https://orcid.org/https://orcid.org/0009-0000-7688-2554

For citation: Ampleev R., archpriest. Agitation and Propaganda Campaign in Rostov Periodical Press in Connection with the Seizure of Church Valuables on the Don. Khristianskoye Chteniye, 2024, no. 1, pp. 312-320.

The article was submitted 04.07.2023; approved after reviewing 25.07.2023; accepted for publication 19.09.2023.

Кампания по изъятию церковных ценностей, развернутая советской властью весной 1922 г. в связи с последствиями голода 1921г., охватила разные регионы страны. По справедливому замечанию А. В. Шадриной и Л. В. Табунщиковой, «изъятие церковных ценностей — это кампания, направленная на разрушение Русской Православной Церкви и закамуфлированная под помощь голодающим» [Шадрина, Та-бунщикова, 2013, 7]. Священники и миряне это хорошо осознавали и в меру своих сил и возможностей оказывали сопротивление. Причины сопротивления были при этом разные. Одни из них определялись религиозными убеждениями и приверженностью традиции, согласно которой изъятие какого-либо церковного имущества не допускалось без санкции предстоятеля, а такой санкции находившийся под домашним арестом патр. Тихон не давал. Это было ответом на действия властей, исключавших добровольную основу передачи ценностей государству. Такие действия давали основание патриарху в послании от 28 февраля 1922 г. объявить изъятие святотатством (см.: [Табунщикова, 2021, 85]). Другая причина заключалась в недоверии народа, священников и мирян тому, что изъятые советской властью ценности в самом деле пойдут на помощь голодающим. Так, одно из обвинений, предъявленных ростовскому священнику Александру Гуричу, состояло в том, что тот в разговоре на вопрос: «Куда пойдут ценности?» ответил: «Бог знает; во всяком случае, не на помощь голодающим» (см.: [Бирюкова, 2012, 68]). Наконец, на отношении к изъятию сказывались грубые методы антицерковных кампаний, как 1918 г. по вскрытию мощей, так и 1922 г. по изъятию ценностей, сопровождавшиеся «эксцессами» и сочетавшиеся с репрессиями (см.: [Архивы, 1997, 1, 67, 68, 72]).

Советское государство рассматривало такое сопротивление в качестве контрреволюционных актов, в самой Церкви видело контрреволюционную силу, а в религии — своего идеологического противника. Поэтому преследование тех, кто по разным причинам протестовал против принимавшихся мер по изъятию ценностей, велось в русле общей политической линии по борьбе с контрреволюционными силами и идеологической линии в рамках политики воинствующего атеизма. В соответствии с данной политикой и идеологией советская власть разрабатывала нормативно-правовую базу. Начало ее было положено декретом ВЦИК от 23 февраля 1922 г., подписанным председателем ВЦИК М. И. Калининым и секретарем ВЦИК А. Енукидзе. В нем предусматривалось, что изымались «по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней». При этом содержалась оговорка, что изъятие «не может существенно затронуть интересы самого культа». Данная оговорка должна была показать верующим, что власть считается с ними. Но каких-либо реальных ограничений для изъятий декрет не содержал. Указывалось также, что изъятые ценности поступали в особый фонд, который ставился на учет и расходовался на помощь голодающим. Подчеркивалось, что изъятия должны осуществляться гласно, с публикацией в местной печати (см.: [Собрание, 1950, 382]).

Некоторые принципиальные дополнения предлагал внести в декрет Наркомвоен-мор и председатель Реввоенсовета республики Л. Д. Троцкий. В его письме от 17 марта под грифом «С. Секретно», направленном на имя Ленина, Сталина и Зиновьева, а также «Всем членам Политбюро для сведения», предлагалось создать на местах «секретные руководящие комиссии по изъятию ценностей», с участием секретаря губкома или заведующего агитационно-пропагандистским отделом. Кроме того, Троцкий предлагал привлечь к участию в таких комиссиях представителей политсостава Красной армии из частей, стоявших на местах, комиссара дивизии или бригады, или начальника политотдела. Представители политорганов армии вводились на случай необходимости жесткого подавления какого-либо сопротивления. В то же время в письме Троцкого подчеркивалась необходимость осторожного проведения кампании и агитации за нее. Он считал необходимым работу с верующими, противопоставление им в пропаганде «бесчеловечных и жадных „князей церкви"». В ходе агитации он считал необходимым представлять изъятия в качестве меры, «целиком направленной на помощь голодающим», и при этом «черносотенная агитация»

должна была решительно пресекаться (см.: [Русская Православная церковь, 1996, 85, 86]). Через два дня после письма Троцкого последовало письмо В. И. Ленина для членов Политбюро, в котором ставилась задача «провести изъятие церковных ценностей самым быстрым и решительным образом» (см.: [Русская Православная церковь, 1996, 89]). Таким образом, партийные установки на проведение изъятий были более жесткими, чем декрет ВЦИК, что отражало взгляд правящей партии на изъятия не только как на меру по борьбе с голодом, но и как на продолжение борьбы с Церковью в особой форме, продиктованной условиями голода. Но вместе с тем такая особая форма сохраняла традиционное сочетание таких сторон этой борьбы, как директивные установки, пропаганда и репрессии.

Еще одной характерной чертой был учет в ходе кампании особенностей регионов. Существенные особенности имели регионы Юга РСФСР, в том числе Донская область, где в период Гражданской войны среди значительной части населения особенно ощущалась поддержка белых и была сформирована Донская армия, состоявшая из казаков. Поэтому неудивительно, что власти стремились не допустить проявлений протеста в любой форме, в том числе на почве отношений государства и Церкви, и принимали самые решительные меры для его подавления. И вообще, по оценке Н. Н. Покровского и С. Г. Петрова, в марте обстановка в Ростове в отношении изъятия ценностей достигла «особой остроты» (см.: [Архивы, 1997, 1, 74]). В качестве одной из подготовительных мер использовалась идеологическая обработка населения с помощью пропагандистских материалов в органах региональной печати. Это соответствовало взглядам на роль партийной печати В. И. Ленина, еще в 1901 г. писавшего, что газета — «коллективный пропагандист и коллективный агитатор» [Ленин, 1967, т. 5, 11]. Для этого на Дону использовались крупные региональные газеты «Советский Юг» и «Трудовой Дон», издававшиеся в Ростове. В этих газетах, конечно же, нет материалов о том, что на Дону, как и в стране в целом, Церковь во главе с патр. Тихоном еще до того, как это начали делать органы Советского государства, с августа 1921 г., стала оказывать активную помощь голодающим (см.: [Архивы, 1997, 8; Бирюкова, 2012, 53]).

К принятию самых решительных мер против тех, кто «хотят сорвать помощь голодающим», призывал «Советский Юг» в редакционной статье от 14 марта «К из'я-тию церковных ценностей на Ю.-В.». «Провокаторские элементы с белогвардейским душком», по мнению газеты, стояли за событиями в Ростове 14 марта, когда в городе произошла акция против изъятия церковных ценностей. «Провокаторские элементы должны быть из'яты из масс», — призывала газета (Советский Юг. 1922. 14 марта). Тема церковного сопротивления изъятиям вновь поднималась в местной печати 14 апреля, когда «Советский Юг» опубликовал статью, подписанную известным партийным журналистом и функционером М. Н. Рютиным, работавшим в то время в редакции этой газеты, под названием «„Святейшая" контрреволюция». Поводом для статьи послужили события в Шуе, где «черносотенные князья церкви вместе с Шуйскими попами, лавочниками и старыми чиновниками... подняли бунт против из'ятия церковных ценностей». Перепечатка отражала опасения партийных властей Юга страны насчет возможности повторения подобных событий на Дону и Кубани. В статье содержалось предупреждение, что «государство не остановится ни перед каким сопротивлением князей церкви для того, чтобы спасти от смерти миллионы голодающих», но при этом отводило от себя обвинение в покушении «на религиозные убеждения верующих». Напротив, вина возлагалась на Церковь. «Рясофорные друзья Маркова II желают уморить миллионы людей голодом», но «такие поползновения будут выжигаться каленым железом», — предупреждал Рютин (Советский Юг. 1922. 4 апреля). Этот же автор1 в статье «Верующие и голод» от 16 апреля вновь обвинил Церковь в стремлении помешать изъятию ценностей и заявлял, что «князья церкви

1 Статья подписана «М. Рютин». Это Мартемьян Никитич Рютин, видный партийный публицист, погибший в период сталинских массовых репрессий.

самые настоящие фарисеи, торгаши, которых по преданию Христос изгонял бичом из храма» (Советский Юг. 1922. 16 апреля).

Вообще, образ «князей церкви» эксплуатировался в печати того времени весьма активно. Это неслучайно. В массовом сознании первых лет после революции и Гражданской войны он хорошо воспринимался в ряду образов других классовых врагов. Поэтому в печати использовался не только текстовый, но и изобразительный материал, рассчитанный на широкий круг малообразованных читателей, для которых визуальные образы были доступнее, чем пассажи из письменных текстов. Например, такой визуальный образ священника, стремившегося не допустить изъятия ценностей и пытающегося прикрыть церковное богатство своей рясой и толстым брюхом, имеется в карикатуре из газеты от 4 мая, с характерным заголовком «Князь церкви». Карикатура снабжена подписью с незатейливыми стихами, в которых голодающий народ «подобрался» «У церковных ворот», и говорил, что «в животе у него пусто-пусто». В ответ на это «Огрызнулся поп — Глухо — Я и сам ин люблю — вишь утробу свою. — Брюхо» (Советский Юг. 1922. 4 мая). Воздействие на сознание массового читателя посредством противопоставления голодающего народа и толстого брюха изображенного на карикатуре священника в агитационном плане было весьма действенным. Оно вместе с тем для русской культуры не было чем-то новым и составляло определенную традицию. Ее использовал еще в 1847 г. В. Г. Белинский в своем «Письме к Н. В. Гоголю», когда писал: «Большинство же нашего духовенства всегда отличалось только толстыми брюхами...» [Белинский, 2010, 557].

Другим направлением пропаганды было стремление представить верующих, выступавших по каким-либо причинам не на стороне проведения изъятий, в качестве людей неразумных и не понимающих ситуацию. Так, говоря о событиях в Шуе, М. Н. Рютин указывал, что для поддержки выступления против изъятия в этом городе «„Святейшая" контрреволюция» сумела мобилизовать самые отсталые группы населения, кликуш, юродивых, фанатиков» (Советский Юг. 1922. 4 апреля). В газете «Советский Юг» от 4 апреля, где сообщалось о процессе над «князьями церкви» во главе с патр. Тихоном, приводился материал из газеты «Правда», в котором давалась своеобразная классификация участников протестов. Эти князья, говорилось в статье, «через сеть своей архиерейской агентуры» использовали «придурковатых и хитрых», тогда как сами контрреволюционные «батюшки рассматривали» церковные богатства «как резервный фонд контрреволюции, желая сплавить, умело и во-время, это золото, вместо помощи голодающим, западноевропейским лжецам и беглым монастырским волкам» (Советский Юг. 1922. 4 апреля), то есть церковной эмиграции. Образы как «придурковатых», так и «хитрых» несли в себе резко негативную коннотацию и также способствовали созданию резко отрицательного образа противников изъятий, «князей церкви» и вообще «реакционного духовенства» в массовом сознании. О типичном внешнем признаке контрреволюционности духовенства сообщалось в заметке о проведении изъятий в Старом соборе Ростова, где было найдено «несколько национальных флагов (Российской империи. — прот. Р. А.) и флагов „Союза русского народа"» (Трудовой Дон. 1922. 7 мая). Еще более определенно классовая направленность борьбы против «князей церкви» и церковной контрреволюции провозглашалась в номере «Трудового Дона» от 10 мая: «С генералами и главковерхами поповской контр-революционной армии необходимо вести самую решительную борьбу». Что касается рядовых верующих, то и они предупреждались: «В бога верить можешь, но бороться против рабоче-крестьянского государства не смеешь» (Трудовой Дон. 1922. 10 мая).

Вообще в донской печати дела, связанные с изъятием церковных ценностей, объяснялись в контексте концепции социальных отношений и классовой борьбы. Так, «князья церкви», священники и миряне, которых обвиняли в сокрытиях и в сопротивлении этому мероприятию, обычно связывались с сознательной или бессознательной защитой свергнутых эксплуататорских классов. К числу бессознательных сторонников защитников «князей церкви» относили в одной из публикаций «жалкие

остатки действительно порабощенных старух, фанатиков, слабоумных и т.п.» (Трудовой Дон. 1922. 6 апреля). «Борьба против Советской власти за помещиков, генералов, буржуев — вот истинная цель и подкладка борьбы против из'ятия церковных ценностей», — писал журналист «Трудового Дона» Вик. Филов (Трудовой Дон. 1922. 12 апреля). Напротив, в качестве сторонников изъятий показывались трудящиеся. В корреспонденции газеты «Трудовой Дон» сообщалось о митингах на ряде предприятий и организаций Ростова, в том числе в университетских клиниках, где принимались резолюции с поддержкой изъятий церковных ценностей в пользу голодающих и осуждались «князья церкви» и стоявшая на их стороне часть мирян, не поддерживавшая мер государственной власти по изъятию (Трудовой Дон. 1922. 2 апреля).

Но в этом направлении в местной печати был использован еще один весьма интересный прием. В мае, через три месяца после преобразования ВЧК в ГПУ по постановлению ВЦИК от 2 февраля 1922 г., «Советский Юг» в материале от 10 мая сообщал о заседании «выездной чрезвычайной сессии Обл. Рев. Трибунала в Новочеркасске» по делу «священника архиерейской церкви Михаила Кравцова». Наряду с традиционными обвинениями в даче взятки члену комиссии за сокрытие ценностей, «неправильное освещение взятки, данное члену комиссии», сообщалось, что на суде «выяснилось», будто свящ. М. Кравцов был «с 1921 года сотрудником Чеки»2 (Трудовой Дон. 1922. 10 мая). В этом очень коротком упоминании «Чеки» прослеживается также пропагандистский смысл, направленный против духовенства. Образ ВЧК как карательного органа советской власти к тому времени отложился в массовом сознании, причем как образ негативный. Связь же с этим органом священника дополняла среди части населения негативный образ служителей Церкви, которые, оказывается, могли вступать в сотрудничество с органом власти, которая среди верующих нередко оценивалась как власть антихриста. Для власти указание «Чеки», напротив, имело положительный смысл. Оно должно было создать впечатление, что реорганизация ВЧК в ГПУ, сопровождавшаяся кадровыми чистками, должна привести к отказу от чекистских методов, чего власть и стремилась достичь, публично «разоблачая» на суде своего «агента в рясе» как представителя части «карьеристов и примазавшихся элементов» (см.: [Капчинский, 2017, 200]). Впечатление, конечно, ложное, но определенная часть читателей газеты могла в такое поверить, поскольку доверие к советской власти утрачено еще не было.

Публикация в газете фактов с разоблачениями относилась не только к белому духовенству, но и к монашеству. В заметке об изъятии ценностей в церквях и монастырях станицы Старочеркасской сообщалось, что при обыске в женском монастыре в кельях монахинь из «высшей знати» находили «громадные запасы продовольствия: муки, сахара и т.д.», а также обнаруживались «старый одеколон, духи, пудра, губная помада, портреты офицеров и т.д.». Вообще в заметке прослеживалось стремление связать сопротивление изъятиям с классовым расслоением общества. Так, при сочувствии изъятиям со стороны большинства жителей станицы отмечалось, что «кулаки и лица, приближенные к церковным советам, настроены против, распространяя слухи, что ценности не пойдут на помощь голодающим» (Советский Юг. 1922. 14 мая).

Существенным элементом пропаганды по мере развертывания кампании стало освещение такого ее успеха, как стимулирование раскола внутри самой Церкви, между ее «князьями», с одной стороны, и массой священников и церковным причтом на местах, готовых сотрудничать с Советским государством в деле осуществления изъятий, с другой. Эта тема поднималась в номере «Советского Юга» от 28 мая. На процессе по делу причта Александровской церкви в Новочеркасске, как бы с подведением итогов этому явлению, было заявлено, что «в среде самой церкви начался раскол, началась борьба с князьями церкви». При этом приводилось в качестве примера воззвание группы ростовского духовенства. В нем обвинялась местная «епархиальная

2 Как отмечала Л. В. Табунщикова, этот процесс не получил освещения в печати. Данная газетная заметка свидетельствует о том, что об этом процессе в газете кратко сообщалось (см.: [Табунщикова, 2021, 108]).

власть», которая вносила в церковную жизнь «смуту, бесправие, рабство и деспотизм» (Советский Юг. 1922. 28 мая). В том же духе выступала газета Донского облисполкома «Трудовой Дон». Под заголовком «Божий агитпроп» автор незатейливых стихотворных поделок под именем «Гусляр» поместил стихи. «Сытый жирный злобный поп» в них ничего не дает голодающему. «Жирным злобным бегемотам» в рясах жизнь «так сладка», потому что они «Темный грабили народ». Но, в отличие от них, «попик бедного приходу» «к голодному народу» «сочувствием согрет». «Поэзия» сопровождалась соответствовавшей «живописью» с двумя картинками, изображавшими толстого попа и худого попа, что-то подающего голодному (Трудовой Дон. 1922. 30 апреля). Материал был рассчитан на читателя малокультурного, овладевшего лишь элементарной грамотностью. В номере от 5 мая прямо указывалось на факт раскола внутри Церкви: «Высшее духовенство — противится из'ятию. Низшее духовенство в подавляющем большинстве содействует из'ятию». И подчеркивалась склонность высшего духовенства к греху стяжания: «Каждому ясно, что „князья церкви" поклоняются богу золота, — „золотому тельцу"» (Трудовой Дон. 1922. 5 мая). В этой же газете от 7 мая сообщалось об аресте в Ростове одного из таких «князей церкви», еп. Арсения (Смоленца), «за противосоветскую агитацию и противодействие из'ятию церковных ценностей», причем епископ был охарактеризован как «прислужник капиталистов, помещиков и дворян» (Трудовой Дон. 1922. 7 мая).

К наиболее острому вопросу, связанному с изъятием, относился вопрос о направлении изъятых ценностей. Этой теме была посвящена заметка в «Трудовом Доне» под прямым названием «Куда идут драгоценности». В ней отмечалось, что противники изъятий из числа реакционного духовенства и буржуазии «пускают всевозможные реакционные слухи о расхищении и т.д.». На самом деле, утверждалось в материале, «ценности идут по назначению — на хлеб для голодных», со ссылками на постановление ЦК Помгола (Трудовой Дон. 1922. 16 апреля).

Тема разоблачений подготавливала читателей газет к освещению темы репрессий. По материалам Юга России эта тема нашла свое освещение в ряде материалов. В газете «Советский Юг» от 17 мая сообщалось о вынесении Ревтрибуналом рас-стрельных приговоров священникам Александро-Невской церкви Мануйлову и Фир-сову, диакону Иванову, ктиторам (бывшему и нынешнему) Головкову и Копытину (см.: (Советский Юг. 1922. 17 мая)). Экстренный выпуск той же газеты от 28 мая в большой редакционной статье «Суд над церковной контр-революцией», описывавшей судебный процесс, начавшийся 27 мая в театре Карла Маркса, раскрывал, по словам статьи, «новую страницу. деяний черносотенной части духовенства в тяжкую годину голода». Статья вносила в сознание читателя мысль о единстве преступных деяний духовенства политического и уголовного характера. Первое относилось к тому, что «поповская алчность связывалась в процессе с контрреволюционностью», а уголовная сторона — в «хищениях церковных ценностей из Покровской церкви». Это сочеталось с моральной стороной. По словам статьи, «дела князей православной церкви» исходили из принципа «У голодного укради» (Советский Юг. 1922. 28 мая. Экстренный номер). Для страны, только что пережившей ужасы Гражданской войны, переживавшей ужасы голода, все это звучало весьма убедительно.

В номерах местных газет начиная с 28 мая шло подробное освещение в стиле судебного репортажа материалов, относившихся к процессу по делу причта и церковного совета Покровской церкви в Ростове. Репортеры полностью поддерживали линию обвинения, считали вину подсудимых безусловно доказанной. Вместе с тем на сознание читателя оказывали влияние не только репортажи по горячим следам процесса, но и то, что в обобщающей аналитической статье журналиста газеты Вк. Оленина было указано как «Впечатления» в качестве подзаголовка статьи «На процессе». Главная мысль статьи в том, что процесс, «независимо от того, виноваты ли они все, или порознь в настоящем деле», представляли собой старый, уходящий в прошлое мир, стоявший на пути страны и народа, открытого победившей революцией. Автору удалось создать яркие литературные образы такого противостояния. Подсудимые на процессе,

по его словам, выглядели как «стая обитателей ночи, застигнутых снопом прожектора, ярким, электрическим светом». «Тормоз, ослабивший ход Истории»; «Прошлое, старческими руками отстраняющее грядущее»; «XVI век против XX, клобук против авиаторской шапки» (Советский Юг. 1922. 2 июня) — такой образный ряд, относящийся к подсудимым, выстраивал автор. Подобные образы вполне соответствовали устремлению части советского общества того времени в будущее, прежде всего его молодому поколению, готовому довести до конца борьбу с тем, что представлялось в его сознании как старый мир. Поэтому публикация Вк. Оленина, как и вообще материалы о процессе, были рассчитаны прежде всего на эту аудиторию.

Умелая литературная обработка фактического материала, относящегося к процессу по делу Покровской церкви, содержалась в очерке «Епископ Арсений» Ник. Погодина, будущего известного советского драматурга. В очерке говорится о показаниях епископа по поводу изъятий. Духовенство, утверждало обвинение, в ходе изъятий «стоит в стороне». Тем самым «они показывают верующим, что они их пастыри к изъятию не причастны. Они против». «Дьявольская политика», — давал свою оценку Ник. Погодин. И далее он приводил острую разоблачительную реплику члена суда, обращенную к епископу: «почему вы все такие гуманные люди, так жестоко по-чиновнически относились к изъятию? Почему, как люди, как живые люди, вы не хотели помочь голодным?» (Трудовой Дон. 1922. 1 июня). Автор вполне решил свою задачу, создавая для читателя образ бесчеловечного «князя церкви», не желавшего жертвовать церковными богатствами ради спасения людей.

Но, между тем, в очерке Ник. Погодина о судебном заседании 29 мая стремление автора к разоблачению подсудимого, ростовского священника Гурича, обернулось демонстрацией казуистики обвинения. На вопрос обвинения о «политических убеждениях»», который будто бы относился к делу, священник ответил, что его идеал — «Представительство от всего народа». Обвинение истолковало ответ так, что свящ. Гурич был сторонником Учредительного собрания (см.: (Трудовой Дон. 1922. 31 мая)). В тех условиях обвинение было серьезным и носило политический характер, поскольку Учредительное собрание было разогнано большевиками, что послужило важным шагом к установлению диктатуры. Для Ник. Погодина такие слова были ответом политического врага. Значительная часть читателей «Трудового Дона» вполне разделяла такую точку зрения. Но далеко не все смогли увидеть, что в данном случае в описании эпизода содержалась мысль, противоречившая авторской тенденции. То есть, если Ник. Погодин хотел показать, что это был процесс по делу о препятствии изъятиям церковных ценностей, и не более того, то на самом деле сам по себе вопрос свидетельствовал о политическом характере процесса и дела о Покровской церкви вообще. В данном эпизоде содержался скрытый смысл, внесенный автором, по существу, против его собственного стремления. Конечно же, увидеть такой смысл могли не многие, в первую очередь люди, владевшие основами юридических и политических знаний. Но таких людей в то время было мало. Поэтому автор добился того, к чему стремился, то есть разоблачения ростовского священника как врага советской власти.

Таким образом, в донской региональной печати тема изъятий церковных ценностей получила весьма широкое освещение. К публикации материалов по этой теме привлекались квалифицированные литературные силы вроде партийного публициста М. Н. Рютина и писателя Н. Ф. Погодина. Все материалы носили пропагандистский характер. При этом под видом выступления в поддержку изъятия церковных ценностей проводилась идея борьбы против Церкви как классового врага, проявившего себя в таком качестве в период революции и Гражданской войны, и в своеобразном виде проводились идеи воинствующего атеизма, соответствующие идеологии и политике партии. Поэтому в материалах газет присутствовало разоблачение «князей церкви», проявлялось стремление расколоть Церковь и противопоставить церковной верхушке рядовое духовенство и мирян. Учитывалось, что эти популярные органы печати имели читателей с невысоким уровнем культуры. Соответственно, была

рассчитана такая подача материала, которая могла быть усвоена подобными читателями, с использованием броского изобразительного материала в виде карикатур и незатейливой поэзии. В обстановке весны 1922 г., когда недавно завершилась Гражданская война и свирепствовал голод, содержание материалов ростовских газет в целом совпадало с настроениями значительной части читателей и могло играть свою роль в агитационно-пропагандистской работе партии против Церкви.

Источники и литература

Источники

1. Советский Юг (1922) — Советский Юг. 1922. 14 марта; 4 апреля; 16 апреля; 4 мая; 14 мая; 17 мая; 28 мая; 2 июня.

2. Трудовой Дон (1922) — Трудовой Дон. 1922. 2 апреля; 12 апреля; 16 апреля; 30 апреля; 5 мая; 7 мая; 10 мая; 31 мая; 1 июня.

Литература

3. Архивы (1997) — Архивы Кремля: Политбюро и Церковь. 1922-1925 гг. / Изд. подг. Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. М.; Новосибирск: РОССПЭН; Сибирский хронограф. 1997. Кн. 1. 600 с.

4. Белинский, 2010 — Белинский В.Г. Письмо к Н. В. Гоголю // Белинский В.Г. Избранное. М.: РОССПЭН, 2010. 712 с.

5. Бирюкова (2012) — Бирюкова Ю.А. Советская власть и православные общины Дона в 1920-1930-х гг. Характер отношений на местах. Ростов н/Д.: Логос, 2012. 218 с.

6. Капчинский (2017) — Капчинский О. И. Гвардейцы Ленина. Центральный аппарат ВЧК: структура и кадры. М.: Крафт+, 2017. 416 с.

7. Ленин (1967) — Ленин В.И. С чего начать // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М.: Политиздат, 1967. Т. 5. 550 с.

8. Русская православная церковь (1996) — Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. М., 1996. 352 с.

9. Собрание (1950) — Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1922 г. М., 1950. 1934 с.

10. Табунщикова (2021) — Табунщикова Л.В. Церковь и Советская власть на Дону (церковно-государственные отношения на территории Донской (Ростовской) области (1920-1943 годы)). Ростов н/Д.; Таганрог: Изд-во ЮФУ, 2021. 380 с.

11. Шадрина, Табунщикова (2013) — Шадрина А.В., Табунщикова Л.В. Изъятие церковных ценностей в Донской области. 1922 год. Ростов н/Д.: Изд-во ЮНЦ РАН, 2013. 418 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.