CC BY
3ВЕСТНИК ИСТОРИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ
Научный журнал № 1 (13) 2023
И. В. Петров
Кампания по изъятию церковных ценностей и судебные процессы против православного духовенства в 1922 г. как часть завершающего этапа Гражданской войны в России*
УДК 94(47)+271.2-9 DOI 10.47132/2587-8425_2023_1_80 EDN FCAEVW
Аннотация: 1922 год для истории России ознаменовал окончание Гражданской войны и образование Советского Союза. Одним из последних, если не сказать последним, противников большевистской власти была некогда самая большая поместная Православная Церковь. Голод в Поволжье 1921-1922 гг. и его ужасающие последствия вылились в организованную советскими властями кампанию по изъятию церковных ценностей. Процесс изъятия вызвал далеко не однозначную реакцию среди верующих, часто становился причинами эксцессов и столкновений между представителями комиссий по изъятию и вооруженных красноармейцев, с одной стороны, и защитниками церкви — с другой. Наиболее жестокий оборот события приняли в Шуе, Москве и Петрограде. Итогом произошедших столкновений стали показательные судебные процессы, с помощью которых власти решили обнажить проблему и показать населению, кто не желает оказывать помощь голодающим. Однако, вместо ожидаемого эффекта они получили сопротивление и неприятие. Статья основана на архивном материале и периодической печати.
Ключевые слова: Православная Церковь, ценности, голод, судебный процесс, Шуя, Петроград, Гражданская война, большевизм, СССР, репрессии.
Об авторе: Иван Васильевич Петров
Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории СПбГУ. E-mail: [email protected]; [email protected] ORCID: https://orcid.org/0000-0002-3692-7938
Для цитирования: Петров И. В. Кампания по изъятию церковных ценностей и судебные процессы против православного духовенства в 1922 г. как часть завершающего этапа Гражданской войны в России // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2023. № 1 (13). С. 80-96.
* При финансовой поддержке Гранта РНФ № 21-18-00266 «Религиозный фактор в России в годы Гражданской войны: феномен, значение и региональная специфика». Фотографии взяты из открытых источников.
HERALD OF THE HISTORICAL SOCIETY OF SAINT PETERSBURG THEOLOGICAL ACADEMY
Scientific Journal No. 1 (13) 2023
Ivan V. Petrov
Campaign to confiscate church valuables and lawsuits against Orthodox clergy in 1922 as part of the final stage of the Russian Civil War*
UDC 94(47)+271.2-9 DOI 10.47132/2587-8425_2023_1_80 EDN FCAEVW
Abstract: 1922 for the history of Russia marked the end of the Civil War and the formation of the Soviet Union. One of the last, if not the last, opponents of the Bolshevik regime was once the largest Local Orthodox Church. Famine in the Volga region of 1921-1922 and its horrifying consequences resulted in a campaign organized by the Soviet authorities to seize church valuables. The process of seizure caused a far from unambiguous reaction among believers, often became the causes of excesses and clashes between representatives of the commissions for the seizure and armed Red Army soldiers on the one hand, and the defenders of the church on the other. The most cruel turn of events took place in Shuya, Moscow and Petrograd. The clashes resulted in show trials, with the help of which the authorities decided to expose the problem and show the population who does not want to help the hungry. However, instead of the expected effect, they received resistance and rejection. The article is based on archival material and periodicals.
Keywords: Orthodox Church, values, famine, trial, Shuya, Petrograd, Civil War, Bolshevism, USSR, repressions.
About the author: Ivan Vasilevich Petrov
candidate of historical sciences, senior researcher at the Institute of History, Saint-Petersburg State University.
E-mail: [email protected]; [email protected] ORCID: https://orcid.org/0000-0002-3692-7938
For citation: Petrov I. V. Campaign to confiscate church valuables and lawsuits against Orthodox clergy in 1922 as part of the final stage of the Russian Civil War. Herald of the Historical Society of Saint Petersburg Theological Academy, 2023, no. 1 (13), pp. 80-96.
* The research was supported by the Russian Science Foundation grant № 21-18-00266 «Religious factor in Russia during the Civil war: phenomenon, significance, and regional specifics». Photos are taken from open sources.
В пятницу 17 марта 1922 г. иваново-вознесенская газета «Рабочий край» вышла с передовицей «Революционное правосудие», статьей, посвященной окончанию процесса над духовенством и мирянами, участвовавшими в кровавых событиях, связанных с противодействием изъятию церковных ценностей в Шуе. Лейтмотивом материала стало показное «удивление» ее автора тем, что по Иваново-Вознесенску поползли слухи о том, что приговор части подсудимых может быть смягчен и высшая мера наказания может быть заменена более мягким приговором. Большевистский газетный пропагандист топорно описывал недовольство красноармейской и рабочей массы, которая была возмущена возможностью таких «поблажек», идущих в разрез с «рабоче-крестьянской совестью». Распространителями таких слухов были, согласно статье, «верующие спекулянты», а также «сочувствующая интеллигенция», которая «без содрогания» читала о «бессудном убийстве» одного из организаторов Коммунистической партии Эстонии Виктора Кингисеппа 4 мая 1922 г., а теперь «пускала другие доводы против приведения приговора в исполнение». В качестве подобного аргумента приводилось следующее соображение: «Вы сделаете их "мучениками", пострадавшими за веру. Темный народ будет чтить их как "святых", пострадавших от советской власти. Да, конечно, Тихон и тысячи попов, десятки тысяч капиталистов будут считать их мучениками... за священное право собственности (а для народу "за веру!"), но миллионы голодающих будут знать, что шуйских преступников покарали за то, что они пытались и словом, и делом, и насилием вырвать кусок хлеба изо рта умирающих от голода»1. Далее материал заканчивался высокопарными призывами к скорейшему приведению приговора в исполнение.
Для чего советской печати необходимо было такое остервенение в своей политике по отношению к священникам? По нашему мнению, в 1922 г. окончательно решалась судьба будущего России. На Дальнем Востоке отзвучал последний аккорд Гражданской войны. Уже в феврале 1922 г. в ходе Волочаевского сражения красные заняли Хабаровск, а до трагедии Владивостока оставалось уже меньше года. К тому моменту было подавлено Кронштадтское восстание, а также многочисленные крестьянские восстания, вспыхнувшие на столь непохожих территориях как Тамбовщина и Западная Сибирь. В конце 1922 г. как логичное завершение пятилетнего кровопролития будет образован СССР.
Однако, оставался один из главных противников новой власти — Российская Православная Церковь, епископы и духовные лица которой еще имели огромное влияние среди населения, в том числе, у части самой большевизированной народной массы — крестьянства и даже рабочих. Победа над Православной Церковью довершила бы успех большевистской политики. Для того, чтобы ускорить процесс этой победы необходимо было не только действовать жестко и репрессивно, но и подготавливать пропагандистское поле сражений, «объяснять» населению причины удара по духовенству. Широко известно, что поводом для этого наступления стал ужасный голод в Поволжье в 1921-1922 гг.
Исследователь голода в Поволжье в 1921-1922 гг. В. Ф. Зима охарактеризовал положение в голодающих губерниях: «В самом начале 1921г. в производящих хлеб губерниях Поволжья отмечались факты голодной смертности людей. Во многих селах Самарской, Саратовской губерний крестьяне вынуждены были спасаться бегством. Из Поволжья в центр поступали просьбы о срочной помощи голодающим. В середине февраля 1921г. по данному поводу ЦК РКП(б) направил на места циркуляр, которым подтверждал, что на Волге голодало до 13 млн чел., т. е. 10-я часть населения РСФСР»2.
Сами власти также признавали факты голода и даже писали в официальной прессе о случаях каннибализма и других эксцессах, связанных с ним. Согласно данным газеты «Петроградская правда» в Самарской губернии в начале 1922 г. число
1 Революционное правосудие // Рабочий край. 1922. 17 апреля. С. 1.
2 Зима В. Ф. Голод 1921-1922 годов в Советской России: Власть и церковь. М.: Собрание, 2015. С. 116.
Изъятие церковных ценностей в Петрограде. Художник И. А. Владимиров (1870-1947)
голодающих достигло отметки в 1 млн 910 тыс. человек3. Все население Самарской губернии на тот момент составляло 2 млн 806 тыс. человек.
Официальной причиной голода властями была названа невиданная засуха 19211922 гг. Естественно, официальные власти и подконтрольные им газеты сознательно не связывали разразившийся голод с политикой продразверстки и последствиями Гражданской войны. Трагедия голода была использована в пропагандистских целях, а также для расправы с одним из последних врагов — Православной Церковью.
Тем временем предстоятель не оставался безучастным к нуждам голодающих. Летом 1921 г. патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин) выпустил воззвание «К народам мира и к православному человеку». В нем он писал: «Величайшее бедствие поразило Россию. Пажити и нивы целых областей ее, бывших ранее житницей страны и уделявших избытки другим народам, сожжены солнцем. Жилища обезлюдили и селения превратились в кладбища непогребенных мертвецов. Кто еще в силах, бежит от этого ужаса и смерти без оглядки, повсюду покидая родные очаги... Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода. Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего пусть донесет голос мой болезненный стон обреченных на голодную смерть миллионов людей и возложит его и нашу совесть, на совесть всего человечества. На помощь немедля!»4. Помимо призывов патриарх Тихон обратился к гражданской власти с письмом, в котором выражалась готовность Православной Церкви к организации сбора средств, а также вещественных и продуктовых пожертвований. Заниматься сбором помощи, по мысли патриарха, должен был специальный церковный комитет, им возглавляемый. По тонкому замечанию исследовательницы Н. А. Кривовой, формальным запретом для этого стала инструкция наркомата
3 В Самарской губернии // Петроградская правда. 24 января. С. 2.
4 Акты Святейшего патриарха Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти в 1917-1943 / сост. М. Е. Губонин. М.: Изд-во Свято-Тихоновского богословского института, 1994. С. 177.
юстиции от 30 августа 1918 г., согласно которой религиозным организациям запрещалось заниматься благотворительной деятельностью5. Лишь к началу декабря 1921 г. Церковный комитет получил постановление ВЦИК с правом сбора средств для голодающих, а положение, в котором прописывался порядок оказания помощи появилось и вовсе в феврале 1922 г.
Власти проводили тем временем свои «программы» помощи голодающим. Так, 18 июля 1921 г. ВЦИК создает специальную структуру, призванную бороться с голодом на государственном уровне, — Центральную комиссию помощи голодающим при ВЦИК (ЦК Помгол), которая проработает под руководством М. И. Калинина до сентября 1922 г. В ноябре 1921г. на Л.Д. Троцкого была возложена ответственность за объединение и ускорение работ по поиску валютных резервов, а затем он стал особоуполномоченным СНК по учету и сосредоточению ценностей. Новый 1922 г. был ознаменован наступлением на Церковь. Уже 2 января 1922 г. было принято постановление «О ликвидации церковного имущества», а также об изъятии «музейного имущества». 23 февраля 1922 г. было опубликовано постановление ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Его появление объяснялось «неотложной необходимостью спешно мобилизовать все ресурсы страны, способные служить средством борьбы с голодом в Поволжье». В нем местным советам в «месячный срок предлагалось изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий по описям и договорам», все драгоценные камни и передать в наркомат финансов с последующим назначением в фонд Центральной комиссии помощи голодающим. В каждой губернии для проведения этой политики в жизнь создавалась специальная комиссия под председательством одного из членов ВЦИК. Изъятие необходимо было проводить в присутствии представителей «групп верующих». О том, что конкретно было изъято широкой общественности должно было сообщаться в периодической печати.
Не сложно догадаться, что такого рода несправедливость не могла остаться незамеченной патриархом Тихоном. 28 февраля 1922 г. патриарх выпустил очередное послание, в котором напомнил, как еще в августе 1921г. обращался к главам христианских Церквей с призывом произвести сбор денег и продовольствия для голодающего населения Поволжья и как тогда же был основан Церковный комитет помощи голодающим. В этом послании были и такие слова: «...После резких выпадов в правительственных газетах, по отношению к другим руководителям Церкви, 26 февраля В.Ц.И.К., для оказания помощи Голодающим, постановил изъять все драгоценные церковные вещи, в том числе священные сосуда и проч. богослужебные церковные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства, и мы священным нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных духовных чад наших. Но мы не можем одобрить изъятие из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство»6.
Как указано в послании, отношение государства к Церкви вновь ухудшается — уже с начала года увеличилось идеологическое давление на духовенство, росло число пропагандистских статей, целью которых была дискредитация духовенства. Из числа порочащих патриарха Тихона статей в «Петроградской правде» особенно выделяется материал под названием «Святейший погромщик перед судом пролетариата». Основной смысл этой статьи заключался в обвинении главы Российской Православной Церкви в организации контрреволюционного заговора: «В "тишайших" покоях патриарших обсуждались все тонкости сложной контр-революционной кампании, которую владыки христианской церкви повели в ответ на призыв Советской власти превратить блеск церковной мишуры в хлеб для умирающих от голода
5 Кривова Н.А. Власть и церковь в 1922-1925 гг. Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. М.: АИРО-ХХ, 1997. С. 32.
6 Акты Святейшего патриарха Тихона. С. 190.
крестьян. Елей, которым было полито выступление святейшего погромщика со ссылкой на мертвенные каноны церкви претворился в кровь рабочих, красноармейцев и обманутых обывателей. Даже у нас на одном из крупнейших заводов ядовитая патриаршая слюна отравила мозги кучки стариков-рабочих преступным фанатизмом, жертвой которого пал рабочий тов. Лаврентьев»7. Патриарх назывался в статье вождем церкви, исполненной «отвратительной лжи», лицемерия, беззастенчивого надувательства, убежденным классовым врагом трудящихся и советской власти. Все противодействия изъятию ценностей именуются автором статьи «каноническим лицемерием». Заканчивается статья ссылкой на К. Маркса и призывом к суду над главой Православной Церкви и духовенством: «Пусть каждый рабочий, крестьянин и красноармеец задумается над содержанием церкви, которое беспощадно и явно разоблачено революцией. Это содержание: мощевой обман, поддержка Колчака и помещиков, усиление страданий голодных мук каноническим лицемерием, — словом, полный моральный развал церкви, возглавляемый преступным погромщиком, посаженным на скамью подсудимых, на суд рабочего класса»8.
На местах же кампания по изъятию церковных ценностей сопровождалась эксцессами со стороны властей. Наиболее кровавый оборот события приняли в уже упомянутой нами Шуе. 3 марта 1922 г. постановлением Шуйского уисполкома была создана уездная комиссия по изъятию церковных ценностей под председательством А. И. Вицина9. 12 марта того же года в Воскресенском соборе Шуи прошло приходское собрание, на котором были выбраны члены комиссии по изъятию. Представители прихода хотели ходатайствовать о замене изъятия выкупом. 13 марта в день изъятия собор и прилегающая к нему территория были переполнены местными жителями. В этот день представителям комиссии верующие не дали попасть в собор. Приступить к описи предметов представители комиссии так и не решились, перенеся изъятие на 15 марта. В этот день собор и прилегающая к нему территория вновь собрали множество неравнодушных граждан. Особую опасность для властей представлял факт прекращения работы в городе двух фабричных производств. Против толпы вышли не только милиционеры, но и красноармейцы. Также на помощь была вызвана часть особого назначения (ЧОН) с пулеметами. После выстрелов в воздух, одна из очередей была направлена на толпу. Появились первые жертвы, а часть собравшихся на площади в панике разбежалась. Вечером в Шуе прошли аресты, а местные власти решили продолжить наведение «порядка» в городе 16 марта. На закрытом заседании бюро Иваново-Вознесенского губисполкома принимается решение о создании комиссии для расследования произошедшего во главе с членом ВЦИК И. П. Фирсовым, сотрудником ГПУ И. П. Царьковым, председателем губернского трибунала С. Ф. Павловым и губвоенкомом А. И. Жугиным. Иваново-Вознесенск был переведен на военное положение. В губернии прошли аресты. В числе арестованных был и настоятель Воскресенского собора в Шуе, протоиерей Павел Светозаров. Изъятие ценностей произошло 23 марта в отсутствие арестованного настоятеля10.
20 марта 1922 г. для расследования событий в Шуе центральные власти направляют специальную комиссию в составе члена президиума ВЦИК П. Г. Смидовича, а также командующего войсками Московского военного округа Н. И. Муралова. Последний провел в городе «образцово-показательное» изъятие церковных ценностей, оцепив прилегающие к собору улицы. Муралов был недоволен проведенными арестами, так как, по его мнению, были арестованы не только настоящие противники власти, но и те, кто «попал под горячую руку». Подобного рода аресты, по мнению командующего войсками Московского военного округа, могли вызвать ненужную
7 Флеровский У. Святейший погромщик перед судом пролетариата // Петроградская правда. 1922. 9 мая. С. 3.
8 Там же.
9 Ставровский Е.С. Шуйские новомученики и исповедники ХХ века. Шуя: «Поли-центр», 2007. С. 6.
10 Там же. С. 9-11.
Петроградский процесс. 1922 г.
реакцию, «кликушество» и неприязнь у местного населения. Важно также отметить, что среди убитых 15 марта 1922 г. в Шуе были 30-летний крестьянин Авксентий Калашников, печник Сергей Мефодьев, молодой конторщик Николай Малков и Анастасия Шилова. Естественно, наличие в числе жертв представителей «социальной базы» большевиков не могло обрадовать.
Наконец, завершающим актом трагедии в Шуе стал показательный судебный процесс, проходивший в Иваново-Вознесенске. К суду было привлечено 25 участников событий 15 марта. Процесс проходил в период с 21 по 25 апреля в здании Зимнего театра. В период проведения процесса местная пресса то и дело печатала ехидные статьи с резкими замечаниями в адрес арестованных. Так о. Павла Светозарова описывали следующим образом: «Священник Светозаров — центральная фигура развернувшихся тяжелых кровавых событий. Далеко не моложавое лицо, обрамленное окладистой черной бородой, редкие на голове волосы, глубоко запавшие тусклые глаза, бродящая по лицу удрученность. печаль это не страстотерпческая, а какая-то иная, робкая и непонятная; говорит неуверенным, глуховатым и слабо скрывающим малодушие голосом»11. Другие привлеченные к суду священники и миряне были охарактеризованы большевистскими пропагандистами как «типичный сельский неуклюжий пастырь», «неласковый человек с сухой улыбкой», «торговец, который держится развязно, как за сивушной стойкой»12. Также суровой критике подвергались защитники, выступавшие на процессе. Главным итогом судилища стал смертный приговор священнику Павлу Светозарову, палехскому священнику Иоанну Рождественскому и мирянину Петру Языкову (остальные проходившие по делу получили более мягкие приговоры). Политбюро утвердило приговор четырьмя голосами против трех. Любопытно, что казнь поддержали не только Ленин и Троцкий, но и непримиримые
11 Из зала суда. Скамья подсудимых // Рабочий край. 26 апреля. С. 1.
12 Там же.
впоследствии противники последнего Сталин и Молотов. 10 мая 1922 г. главные обвиняемые по делу об изъятии церковных ценностей в Шуе были расстреляны13.
Довольно жесткая, если не сказать жестокая, реакция властей на события в Шуе продемонстрировала их готовность без каких-либо компромиссов реагировать на противодействие изъятию ценностей. К тому же к участию в решении вопросов с изъятием привлекались деятели из столиц. Так, например, к шуйским событиям был привлечен бывший священник Михаил Галкин (Горев), выбравший после захвата власти большевиками путь антирелигиозного пропагандиста, причем довольно одиозного. Помимо участия «специалистов» в борьбе с Православной Церковью на местах, большевиками активно использовалась пресса, которая была превращена в официальный источник по освещению процесса, а скорее — по дискредитации духовенства и мирян, выступивших против агрессивной кампании по изъятию ценностей.
По «шуйским» лекалам проводились процессы и в других городах.
Эксцессы в ходе кампании по изъятию церковных ценностей были отмечены и в новой столице — Москве. Первые дни изъятия проходили довольно «штатно», а вот 5 апреля 1922 г. имели место первые протесты со стороны верующих. У церкви свт. Николая на Таганке собралось около 400 верующих, недовольных процессом изъятия. Последствия сопротивления изъятию ценностей около церкви Богоявления в Дорогомилове были более резонансными. Местные верующие отказывались покидать храм и пропускать комиссию внутрь. Затем один из верующих забил в колокольный набат. В результате этого призыва на площади собралось более 2000 человек. После этого члены комиссии выломали дверь храма и пробрались на колокольню. Жесткие действия со стороны комиссии вызвали ответную реакцию: началось забрасывание камнями членов комиссии и красноармейцев. На помощь последним подоспели кавалеристы, в результате чего противостояние было остановлено14. Враждебная атмосфера во взаимоотношениях верующих и комиссий проявлялась и впоследствии. Практически во время каждого изъятия наблюдалось скопление людей. Так, у храма Покрова на Красносельской улице толпа собравшихся мирян забрасывала охрану комиссии камнями, в результате чего ситуацию вновь пришлось «замирять» кавалерией. У храма Спаса Преображения в селе Богородское собралось уже около 5000 человек. Интересно отметить, что стали появляться группы верующих, которые участвовали в противодействии сдаче ценностей в разных московских районах.
Естественно, события в Москве также закончились судебным процессом, вошедшим в историю под названием «процесс 54-х» по количеству проходивших по нему человек, двадцать из которых были священниками. Следствие посчитало, что 7 марта 1922 г. у архиепископа Крутицкого Никандра (Феноменова) состоялось собрание благочинных Московской епархии, на котором было зачитано патриаршее воззвание от 28 февраля 1922 г., после чего было принято решение о составлении благочиниями протестов в адрес ВЦИК по вопросу об изъятии церковных ценностей. Сам процесс проходил в здании московского Политехнического музея.
О процессе против православного духовенства в Москве хорошо написал историк М. В. Шкаровский: «Широкая кампания пропаганды и террора особенно развернулась с конца апреля. Начались судебные процессы над священнослужителями, которым, не имея на то действительных оснований, сразу придали политический характер. Первый подобный процесс проходил 26 апреля — 7 мая в Москве. Из 48 подсудимых 11 приговорили к расстрелу (расстреляли 5). Им поставили в вину не только препятствие приведению в жизнь декрета об изъятии, но и прежде всего распространение воззвания Патриарха. Процесс был направлен, главным образом, против последнего, и вскоре Патриарх Тихон, уже в значительной степени дискредитированный в печати, оказался арестован»15.
13 Ставровский Е.С. Шуйские новомученики... С. 16.
14 Кривова Н.А. Власть и Церковь. С. 106-107.
15 Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви ХХ века. СПб.: Нестор, 1999. С. 16.
Наиболее известным в этом ряду событий стал печально знаменитый Петроградский процесс, жертвами которого стали митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин), Юрий Новицкий и Иоанн Ковшаров.
В бывшей российской столице события, связанные с изъятием церковных ценностей, развивались не менее динамично, чем в провинции. В отличие от Шуи противодействие насильственному изъятию здесь оказывали миряне сразу нескольких церквей. Так, уже 15 марта 1922 г., то есть, одновременно с Шуей, противодействие изъятию оказали верующие у Казанского собора. Затем последовали Иоанновская церковь, Скорбященская, Князь-Владимирский собор и некоторые другие. Возле церкви Спаса на Сенной собралось более тысячи человек, которых разгоняли силами милиции. На защиту Иоанновского монастыря встали уже две тысячи верующих. В ряде случаев наблюдалось не только пассивное сопротивление, но и активные действия, например — забрасывание комиссии камнями. Подобное поведение прихожан вызывало ответную реакцию, выражавшуюся в усилении карательных мер и большей решительности властей. Также большую опасность для большевиков представляла реакция на изъятие церковных ценностей в тех городских районах, где жили и работали представители пролетариата. Так, 4 мая 1922 г. трехтысячная толпа верующих у Путиловского храма обрезала рукава приехавшей для разгона толпы пожарной машины, а руководитель процесса изъятия церковных ценностей из храма завода «Красный треугольник» был избит16. Незамедлительно в мае 1922 г. в городе начались следственные мероприятия по привлечению зачинщиков «беспорядков» к ответу.
Однако, одними только репрессиями против конкретных участников событий советские власти не могли ограничиться. В данном случае им просто необходимо было объяснить причины подобного рода поведения рабочих. В ход шли довольно-таки банальные тезисы о расслоении пролетарской массы на мастеровых, которые еще в дореволюционное время охотно сотрудничали с «жандармами» и «стелились» перед промышленниками, с одной стороны, и теми рабочими, которые несли все тяготы работы в «нечеловеческих» условиях — с другой. Приводились аргументы о конфликте поколений, согласно которым более пожилые рабочие могли выступать за сохранение церковных ценностей в руках духовенства, а молодое поколение выступало «за голодающих». Естественно, в ход шел и тезис о пресловутой «черносотенной пропаганде», которая влияла на жителей города.
Еще одной целью было найти «руководящую силу» в деле противодействия изъятию церковных ценностей. Несложно догадаться, что важную роль здесь играли некоторые священники, готовые предоставить свои услуги для нужд атеистического государства. Часть из них впоследствии займет видное место в рядах обновленческого духовенства и епископата.
Здесь на небосклоне епархии появляется фигура священника Александра Введенского. Следует отметить, что конфликтные отношения между митрополитом Петроградским Вениамином и о. Александром Введенским возникли далеко не сразу. Они знали друг друга с 1916 г., оба были «выдвинуты» событиями так называемой «церковной революции» в 1917 г. и стали значимыми в городе духовными лицами. Викарий столичной епархии епископ Гдовский Вениамин (Казанский) получил в свои руки управление епархией после того, как скомпрометировавший себя сотрудничеством с Распутиным митрополит Питирим (Окнов) ушел на покой. В мае 1917 г. епархиальный съезд избрал митрополитом Петроградским владыку Вениамина. Несмотря на отсутствие административных навыков, епископ Вениамин (Казанский) был известен своей пастырской деятельностью и имел большую популярность в церковном народе. Что касается его церковно-политических взглядов, то известно его мнение о желательности свободы в Церкви, а также признание
16 Карпук Д.А. Путиловская церковь Святителя Николая Чудотворца и Мученицы Царицы Александры: история, традиции, современность. Н. Новгород: Союзполиграф, 2020. С. 476-478.
факта «страдания» Православной Церкви в Российской империи за свою политическую позицию17.
Более того, долгое время отношения между представителями прогрессивного духовенства и митрополитом Вениамином были довольно сдержанными и бесконфликтными. Если мы обратимся к материалам переписки между главой Петроградской епархии и патриархом Тихоном в 1919 г., то встретим там заверения владыки Вениамина в том, что он никак не противодействовал переговорам группы демократического священства с гражданскими властями и даже возлагал определенные надежды на то, что из этих переговоров может что-то получиться. Одновременно с этим митрополит признавал, что среди духовенства этой политической направленности имеются лица невыдержанные и неукротимые18. Возведение Александра Введенского в сан протоиерея в 1921 г. свидетельствует не только о поисках митрополитом Вениамином возможных путей решения проблемы демократического духовенства, но и о попытках соблюдения им паритета между консервативным и демократическим крылом петроградского пастырства и мирян. Тем поразительней оказывается появление впоследствии протоиерея Александра Введенского в числе основных критиков линии митрополита Вениамина.
Но некоторые деяния большевиков не могли снискать поддержки у петроградского митрополита. Трагическая судьба священников Философа Орнатского и Иоанна Ко-чурова, которых он лично хорошо знал, перевернули его представления о церковно-государственных отношениях.
Однако, в деле изъятия церковных ценностей митрополит Вениамин был точно настроен более компромиссно, нежели патриарх Тихон. Митрополит Вениамин готов был передавать и богослужебную утварь, но с условием, что передаваться она будет без насилия, согласно доброй воле духовенства и мирян. 5 марта 1922 г. митрополит Вениамин (Казанский) написал в Петроградскую губернскую комиссию помощи голодающим. Он отмечал, что после призыва патриарха Тихона в августе 1921г. духовенство и верующие с большим воодушевлением и готовностью начали жертвовать ценности в помощь голодающим. Позже работа по сбору средств была владыкой Вениамином приостановлена, однако, как только он получит от властей заверения в том, что можно восстановить деятельность церковного комитета помощи голодающим, эта работа будет вновь возобновлена. 12 марта он определил следующие условия продолжения сбора средств: гарантии того, что все другие средства помощи уже исчерпаны; гарантии того, что собранные средства точно пойдут на помощь голодающим; получение на сбор средств благословения патриарха.
В Петрограде, как и в Иваново-Вознесенске, большую подготовительную работу к процессу провела большевистская пресса. В ней не только описывались факты противодействия изъятию церковных ценностей, но и «правильно» расставлялись необходимые для советской власти акценты. Читателям внушалось, что в городе есть современное духовенство, которое не только стоит в оппозиции к митрополиту Вениамину (Казанскому), но и настойчиво требует пересмотра отношения епархиального руководства к процессу изъятия. Подобного рода приемы согласовывались с оценкой происходящих процессов, данных большевистскими лидерами, в частности, Львом Троцким, который в своей записке в Политбюро от 30 марта 1922 г. отмечал: «Во время этой кампании мы должны дать сменовеховским попам возможность открыто высказываться в определенном духе. Нет больше бешенного ругателя, как оппозиционный поп. Уже сейчас некоторых из них в наших газетах обличают епископов поименно
17 Дамаскин (Орловский), архим. Житие священномученика Вениамина (Казанского), митрополита Петроградского и Гдовского, и иже с ним пострадавших преподобномученика Сергия (Шеина), мученика Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова. Козельск: Введенский ставропиги-альный мужской монастырь Оптина пустынь, 2019. С. 83.
18 Иванов С. Н. О причинах передачи Св. Патриархом Тихоном канцелярских дел группе священников в мае 1922 // Вестник ПСТГУ. II. История. История Русской Православной Церкви. 2011. Вып. 3 (40). С. 19-20.
в содомских грехах и пр. Думаю, что следует разрешить им и даже внушить им необходимость собственного органа, скажем, еженедельника для подготовки созыва собора в определенный срок»19. Этому мнению вторила и шифротелеграмма президиума ВЦИК и ЦК РКП (б) губисполкомам и губкомам РКП (б) о поддержке лояльного духовенства за подписью В. М. Молотова: «Газеты часто приводят призывы духовенства о помощи голодающим, видя в них лояльное выполнение декрета об изъятии церковных ценностей. Необходимо поддержать то лойальное духовенство, которое точно и прямо призывает верующих к исполнению декрета ВЦИК об изъятии ценностей»20.
Однако «сменовеховские попы» в Петрограде активно включились в пропагандистскую кампанию гораздо раньше, чем в остальной советской России. Уже 18 февраля 1922 г. «Петроградская правда» выходит с воззванием о. Александра Введенского под заглавием «Церковь и голод». В нем автор рисует полную ужасов картину охватившего Поволжье голода, с одной стороны, и сытого существования христиан Европы и Америки, которые топят печи рожью и пшеницей — с другой21. Заканчивает статью протоиерей Введенский следующими словами: «Я слышу робкие голоса: неужели все отдать, а как же совершать богослужения и т.д. Нет, конечно, будут взяты только такие ценности, которые не нужны для самого богослужения, так что богослужение не прервется. Но пойдет ли это действительно голодающим, — вот другой вопрос, который тревожит верующих. Да. Как известно, в комиссиях по оказанию помощи голодающим уже работают и представители церкви (и духовные и мирские). Помощь будет оказана действительно голодающим.»22
К концу марта 1922 г. «Петроградская правда» переходит к другой тактике очернения духовенства. Основной ее смысл заключался в описывании фактов сопротивления изъятию церковных ценностей православным духовенством. Переломным моментом этой газетной кампании «Петроградской правды» стал выход статьи В. Невского «Дурные пастыри». В ней читателя подводят к мысли, что если православное духовенство во главе с митрополитом Вениамином (Казанским) действительно «милосердно и исполнено любви к ближним», то оно должно отдать голодающим все золото, серебро и драгоценности. Затем автор заявляет, что люди, которые «считают себя наследниками Христа и утверждают, что имеют ключи от рая и ада», теперь поощряют людоедство, благословляют убийство и призывают смерть на голову невинных измученных голодных людей. Государство же по мнению автора статьи отдает все силы на пользу голодающим. Также проводятся параллели с прошлым, сравнивается позиция Церкви по реквизициям в царское время и на момент голода в Поволжье: «Когда Петру Великому потребовалась медь для пушек, он перелил церковные колокола в орудия смерти, и духовенство молилось за него! Когда Николай второй послал на смерть десятки миллионов людей, духовенство молилось за него! "Несть бо власти аще от бога и всякая тварь властям предержащим да повинуется!". А когда власть народа требует от церкви поступиться взятым ею в течение веков от народа, чтобы уменьшить муки голода, церковь в лице своих авторитетнейших представителей. проповедует каннибальство и погром. Как же иначе назвать то отношение митрополита Вениамина к вопросу о голоде, какими словами обозначить его поведение, если он не только не употребил своего авторитета, чтобы двинуть духовенство на подвиг любви, а наоборот молчаливо потворствует черносотенным бандам, избивающим людей, которые выполняют свой долг и желают действительно помочь голодающим»23.
Основные аресты прошли в конце апреля 1922 г. Именно в то время были выданы ордеры на арест таких духовных лиц Петрограда как настоятель Владимирской
19 Архивы Кремля. Кн.1. Политбюро и церковь. 1922-1925гг. М., Новосибирск: РОССПЭН, Сибирский хронограф, 1997. С. 163.
20 Там же. С. 165-166.
21 Введенский А., прот. Церковь и Голод // Петроградская правда. 1922. 18 февраля. С. 2.
22 Там же.
23 Невский В. Дурные пастыри // Петроградская правда. 1922. 22 марта. С. 1.
церкви протоиерей Павел Кедринский, председатель Петроградского епархиального миссионерского совета, председатель совета правления общеприходских советов Петрограда протоиерей Николай Чепурин, священник Симеоновской церкви на Моховой улице Сергий Бычков, настоятель Покрово-Коломенской церкви протоиерей Василий Акимов, настоятель Пантелеимоновской церкви Николай Дроздов, священник Николай Ладыгин, настоятель Исаакиевского собора протоиерей Леонид Богоявленский, юрисконсульт Александро-Невской лавры Иван Михайлович Ковшаров.
Среди арестованных в Петрограде были епископ Кронштадтский Венедикт (Плотников), бывший действительный статский советник Николай Петрович Елачич, профессор Петроградского университета Владимир Николаевич Бенешевич, настоятель Казанского собора о. Николай Чуков, настоятель Троицко-Измайловского собора о. Михаил Чельцов, профессор богословия Иван Алексеевич Карабинов, настоятель Исаакиевского собора протоиерей Леонид Богоявленский, бывший начальник 4-го Законодательного отдела Государственной Думы, сенатор Временного правительства, Дмитрий Флорович Огнев, архимандрит Сергий (Шеин), протоиерей Симео-новской церкви Сергий Бычков, настоятель церкви Спаса на Сенной протоиерей Александр Петровский, помощник секретаря канцелярии митрополита Петроградского и Гдовского Лев Парийский, священник церкви при консерватории и преподаватель физики училища Комсостава флота Анатолий Толстопятов, дворянин Сергей Михайлович Ляпунов, священник Спасо-Колтовской церкви Константин Флеров, настоятель церкви Скорбящей Божией Матери протоиерей Симеон Никиташин, настоятель Благовещенской церкви протоиерей Николай Комарецкий, настоятель Покровской церкви протоиерей Василий Акимов, настоятель Спасской церкви протоиерей Михаил Тихомиров, благочинный, настоятель Вознесенской церкви протоиерей Павел Виноградов, мещанин Александр Матвеевич Борисов, крестьянин Михаил Иванович Перепелкин, врач Елизавета Ивановна Закаржевская, крестьянин Василий Иванович Изотов, студент Института путей сообщения Алексей Георгиевич Антонов, контрабасист филармонии и Михайловского театра Михаил Витальевич Кравченко, служащий на Волковом кладбище о. Николай Никольский и другие. Если внимательно посмотреть на состав арестованных, то мы можем увидеть палитру социального происхождения обвиняемых: от митрополита и епископа до студентов и разночинцев, от думских и государственных деятелей до крестьян и рабочих. Публицист Н. М. Коняев блестяще подметил этот социальный «разнобой»: «Вставали священники и крестьяне, педагоги и столяры, бухгалтеры и музыканты, врачи и торговцы, мещане и студенты, чистильщик сапог и профессор консерватории, наборщик-инвалид и инструктор сельскохозяйственных курсов, сестра милосердия и конторщица, акушерка и чернорабочий, водопроводчик и булочник.»24 Большинство арестованных обвинялось по статьям 62, 69, 72, 73, 77, 86, 119, 150, 180, 185 Уголовного кодекса РСФСР. Арестованные также были обвинены в использовании легальной организации (Правления общества приходских советов) в контрреволюционных целях, агитации против изъятия церковных ценностей, противодействии и сопротивлении при изъятии церковных ценностей, а также — в хищении таковых25.
Отдельно следует сказать об аресте митрополита Вениамина. В мае 1922 г. он не соглашался признать полномочия Временного церковного управления. Так, 26 мая 1922 г. священники Александр Введенский, Владимир Красницкий и Евгений Белков были объявлены митрополитом лицами, отпавшими от церковного общения. 28 мая сами представители ВЦУ отказались признавать митрополита Вениамина главой епархии и объявили его в «разжигании костра Гражданской войны». На следующий день в канцелярии Петроградского митрополита прошел обыск, на котором присутствовали протоиерей Александр Введенский и ответственный руководитель
24 Коняев М.Н. «Святой профессор». Книга о мученике Юрии Петровиче Новицком. М.: «Русь», 2008. С. 140.
25 Архив Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-89305. Т. 11. Л. 80.
окружной комиссии помощи голодающим Иван Бакаев. Тогда вновь прозвучало требование о снятии запрещения с Введенского. После отказа митрополита он остался под домашним арестом. Ситуация ухудшилась 31 мая, когда последовал арест митрополита Вениамина. Викарий митрополита епископ Ямбургский Алексий (Симан-ский) вступил в управление епархией и снял запрещение с протоиерея Александра Введенского. Сам митрополит был направлен в тюрьму на Шпалерной улице. Владыка Алексий (Симанский) уже 3 июня просил допустить к митрополиту Вениамину представителей православного духовенства. Реввоентрибунал не пошел на это, считая подобного рода действия вмешательством в расследование.
Архимандрит Дамаскин (Орловский) назвал главу своей книги о суде над митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским) и его окружением довольно примечательно — «Советский колизей в здании филармонии». Суд начался 10 июня 1922 г. Процесс вел председатель уголовного управления Петроградского трибунала Н. И. Яко-венко, а главным обвинителем был назначен прибывший из Москвы П. А. Красиков. Сам стиль обвинения был далек от норм любого права, в том числе — и нарождавшегося советского.
Как и предшествующая процессу подготовка, сам процесс подкреплялся шумной идеологической кампанией в «Петроградской правде». На время Петроградского процесса на страницах большевистской газеты возникла специальная рубрика «Суд над церковниками». 15 июня 1922 г. в «Петроградской правде» появилась статья А. Лешина «Первый православный Вениаминова стада». В ней проводилась дискредитация Юрия Петровича Новицкого, ставшего впоследствии одной из жертв этого процесса. Ю. П. Новицкий назван в статье председателем правления «Общества православных приходов», «светско-духовной организации», призванной объединить духовенство и мирян в единый клубок воли. Особое глумление Лешина было направлено на то, что Новицкий, будучи профессором «уголовного права старой марки», теперь должен был почувствовать на себе новое право. Лешин увязывает «контрреволюционную» деятельность Юрия Петровича с его происхождением, а также — с его знакомством с архиепископом Антонием (Храповицким) во время проживания в Киеве. Автор статьи всячески пытается унизить Ю. П. Новицкого, подчеркнуть его жалкий вид, неумение выступать, несмотря на принадлежность к профессорско-преподавательской корпорации Петроградского университета26. Впоследствии Лешин стал главным газетным «рупором» кампании. Названия все остальных его заметок, посвященных «суду над церковниками», носили похожий ернический характер: «Не знаю, не помню», «Нет, не признаем», «Паутина "святотатства" и "кощунства"», «Офицер-священник и священник-обыватель», «Православный социал-демократ из религиозной больницы — Старый прогрессист», «Ученый раб духовного "этикета"» и др. Содержанием этих статей являлось продолжение «раскрытия» личностей обвиняемых, о чем говорилось еще в первых подобных заметках. Объединяет все работы Лешина неповторимый стиль «очернительства проходящих по делу», высмеивание их, передергивание показаний, а также — паразитирование на теме социального происхождения обвиняемых.
Все новые статьи продолжали знакомить пытливого, но непритязательного читателя с арестованными, утверждали в народном сознании идею, согласно которой в среде духовенства и верующих была создана настоящая антисоветская организация. Как и до начала процесса, в осуждение духовенства включились и собратья в рясе. Так, на страницах «Петроградской правды» была опубликована заметка «Крестный путь», осуждавшая крестные ходы в Петрограде и их участников27, а также — отрытое письмо протоиерею Александру Введенскому. Автором этого письма был священник Заозерской церкви Боровического уезда Новгородской губернии Петр Бакланов. Назвал он свое открытое письмо «Боритесь против ига князей церкви». Звучал этот
26 ЛешинА. «Первый православный» Вениаминова стада // Петроградская правда. 1922. 15 июня. С. 3.
27 С. М-в. Крестный путь // Петроградская правда. 1922. 15 июня. С. 3.
документ следующим образом: «Дорогой собрат, стойте, мужайтесь, крепитесь, боритесь до конца за освобождение церкви от ига политиканствующих князей церкви, не помнящих своих монашеских обетов и дрожащих за свое благополучие. Мы, сельское духовенство, чуждое политики, должны и будем в единении со своими прихожанами, всеми силами поддерживать ваше движение и никакие угрозы, никакие отлучения Вениаминов и К-о не остановят нас. Довольно обращать церковь в орудие политической борьбы. Пора положить этому конец»28.
6 июля 1922 г. Высшее церковное управление приняло постановление об изобличении «бывшего» митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) в измене своему архипастырскому долгу, в том, что он участвовал во враждебных действиях, «направленных против умирающего от голода народа», вводил верующих в заблуждение, так как они, доверяя его архипастырскому слову, участвовали в мятежах и уличных столкновениях29.
Трибунал установил, что глава Петроградской епархии, вместе с активной частью правления приходов «православной русской церкви», которую составляли председатель правления Новицкий, Ковшаров, Елачич, Шеин, Чуков, Богоявленский, Огнев, Чельцов, Плотников, Бычков и Петровский, выполнял «директивы» патриарха Тихона, главной целью которых было распространение идей, направленных против декрета об изъятии церковных ценностей. Основной задачей группы, по мнению трибунала, было создание единого фронта с международной буржуазией против советской власти. Отдельно указывалось, что «представители буржуазного класса» сумели проникнуть в церковные организации для осуществления контрреволюционной деятельности. Названы были и конкретные беспорядки, которые стали следствием действий «контрреволюционной группы». В общероссийском масштабе такими событиями были признаны трагические столкновения в Шуе и Иваново-Вознесенске, в Петрограде же к ним отнесли столкновения марта-мая 1922 г. у Знаменской церкви, Казанского собора, церкви Спаса на Сенной, у церкви Скорбящей Божией Матери, Путиловского храма и целый ряд других. Общая их оценка трибуналом звучала так: «Черносотенные выступления, скопища у церквей не были случайными явлениями, а носили организованный характер, так как была связующая и организующая рука, проявлявшая свою инициативу»30.
В первоначальном списке лиц, которые были приговорены к высшей мере наказания, фигурировали митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин), Иван Ковшаров, Юрий Новицкий, Николай Елачич, Михаил Чельцов, Николай Чуков, Виктор Плотников, Леонид Богоявленский, Дмитрий Огнев. Вскоре арестованным объявили, что их отправят в Дом предварительного заключения на Шпалерную улицу. Там приговоренных к высшей мере наказания разместили по одиночным камерам.
Любопытно, что после вынесения приговора большевистская пресса умерила свой пропагандистский пыл, в результате чего тема Петроградского процесса исчезла со страниц советских газет. По-иному стали себя вести и лидеры обновленчества, до этого и в суде, и на страницах прессы занимавшиеся резкой и однозначной критикой арестованных. Более того, со временем некоторые обновленческие авторитеты заговорили о необходимости смягчения приговора. 14 июля 1922 г. обновленцы организовали собрание петроградского духовенства, на котором Владимир Красницкий выступил с докладом по поводу последних событий в городе. Всех «обличенных в контрреволюционной агитации» и сокрытии церковных ценностей подвергали строгим церковным наказаниям, однако, отмечалось, что до решения гражданского суда уличенные в указанных действиях священнослужители должны были быть подвергнуты церковному суду. Данное поведение можно трактовать как некую попытку
28 Бакланов П., свящ. Боритесь против ига князей церкви (Открытое письмо протоиерею Ал. Введенскому) // Петроградская правда. 1922. 15 июня. С. 3.
29 Живая церковь. 1922. № 6-7. С. 12.
30 Архив Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-89305. Т. 11. Л. 81.
добиться смягчения участии осужденных31. Протоиерей Александр Введенский решил поступить еще хитрее. Он просил только за духовных лиц — митрополита Вениамина (Казанского) и архимандрита Сергия (Шеина). Смеем предположить, что подобного рода поведение можно объяснить не его раскаянием, а наоборот — расчетом на свое собственное оправдание, так как в данном случае было просто необходимо заявить о «печаловании» о «бывшем» главе епархии. Очень примечательно, что в качестве аргумента в пользу оправдания митрополита Вениамина Введенский говорит о разочаровании во владыке наиболее радикальной, консервативной части клира и паствы. Более того, согласно Александру Введенскому, митрополит Вениамин много претерпел в дореволюционный период своего служения: «Он никогда не думал о свержении Советской власти. Что бы ему дал старый режим? До революции он был вечный викарий, которому не давали хода, чем, конечно, глубоко обижали этого тихого и недалекого монаха. Он до революции и материально нуждался. Его выдвинула революция, если угодно, как несколько гонимого царской церковной бюрократией. Вениамин, будучи митрополитом, всегда с тяжелым чувством вспоминал царский режим. В первые годы своего управления митрополией он сразу же стяжал себе славу "большевика"»32. Также Введенский сообщал, что митрополит Вениамин не поддерживал наступавшую Северо-Западную армию и остался равнодушен к идее реставрации монархии в момент наибольших успехов антибольшевистских сил на фронтах Гражданской войны. Однако, протоиерей Александр Введенский не был бы самим собой, если бы не включил в оправдательный мотив критику священноначалия. На этот раз он объяснил «контрреволюционное» поведение митрополита Вениамина его пониманием церковных канонов и верностью священноначалию, в первую очередь — патриарху Тихону. По мнению Введенского, политический нейтралитет митрополита Вениамина вступил в противоречие со слепым следованием им церковным правилам, в результате чего он допустил целый ряд фатальных ошибок. Наконец, протоиерей Введенский указывал на нежелательность казней духовенства в период обновления Православной Церкви в России.
2 августа 1922 г. была составлена записка секретаря президиума ВЦИК А. С. Ену-кидзе Сталину с изложением ходатайства президиума ВЦИК о помиловании приговоренных к расстрелу представителей православного духовенства и верующих33. В тот же день вышло постановление пленума ЦК РКП (б) об отклонении ходатайств о помиловании, при этом М. И. Калинину надо было дать интервью для прессы с разъяснением советской религиозной политики34.
7 июля 1922 г. Г. Е. Зиновьев написал Сталину о двух ходатайствах о помиловании: «Посылаю 2 документа по делу о питерских "церковниках". Вчера имел телефонный разговор по этому поводу с т. Каменевым — он обещал передать его в Политбюро. Представитель трибунала выезжает по этому поводу в Москву в понедельник. Я рассчитываю быть в Москве в среду. Прошу держать меня в курсе Ваших решений по этому поводу»35.
Однако не все из приговоренных к высшей мере наказания были в итоге помилованы советской властью. Митрополит Вениамин и архимандрит Сергий остались в числе смертников.
Сейчас, по прошествии ста лет с окончания Гражданской войны в России, историки начали нащупывать первые определения роли в ней конфессий, своеобразного религиозного фактора. Н. Н. Смирнов определил Православную Церковь, представители которой служили на территории занятой белыми, как один из субъектов конфликта. Одновременно с этим он заявил, что Церковь не была монолитна, далеко не все проповеди архипастырей и пастырей того периода носили антибольшевистский характер.
31 Кривова Н.А. Власть и Церковь... С. 150.
32 Архивы Кремля. К. 1. Политбюро и церковь. С. 239.
33 Там же. С. 242.
34 Там же. С. 243.
35 Там же. С. 235.
Можно полностью согласиться с Н. Н. Смирновым в том, что деятельность Православной Церкви в тот период нельзя отделить от государства36. К этому мнению можно лишь добавить, что монолит этот с течением времени все больше распадался. События 1922 г. прекрасно показали, что разделение Православной Церкви произошло в кризисный момент голода 1922 г. с помощью политики советских властей, решивших использовать кампанию по изъятию церковных ценностей для максимальной дискредитации духовенства. При этом важно помнить, что Церковь, пусть и разделенная в 1922 г. действиями обновленцев, выстояла и пережила революцию, Гражданскую войну и советскую власть. Можно вполне согласиться с мнением А. В. Сушко, согласно которому «Церковь осталась единственным общенациональным институтом, так как она не была частью государственного аппарата, и, соответственно, не рухнула вместе с центральной властью, сохранив свой нравственный авторитет в обществе»37. Важно, однако, понимать и другое. Именно с 1922 г. началось активное использование части православного духовенства в пропагандистских кампаниях большевистской власти. Многие заверения архипастырей и пастырей о своей лояльности к советскому государству, а затем прямая поддержка последнего, в особенности — после печально знаменитой декларации митрополита Сергия (Страгородского) 1927 г., стали частью основы церковно-государственных отношений, просуществовавших вплоть до распада Советского Союза, созданного, кстати, в том же 1922 г. Начало «отрицательной» селекции было положено именно в 1922 г. и для Православной Церкви, которая смогла пережить атеистическую власть, эта селекция во многом стала роковой.
Источники и литература
1. Акты Святейшего патриарха Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти в 1917-1943 / сост. М. Е. Губонин. М.: Изд-во Свято-Тихоновского богословского института, 1994. 1063 с.
2. Архив Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-89305.
3. Архивы Кремля. К. 1. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. М., Новосибирск: РОССПЭН, Сибирский хронограф, 1997. 600 с.
4. Бакланов П., свящ. Боритесь против ига князей церкви (Открытое письмо протоиерею Ал. Введенскому) // Петроградская правда. 1922. 15 июня. С. 3.
5. В Самарской губернии // Петроградская правда. 24 января. С. 2.
6. Введенский А, прот. Церковь и Голод // Петроградская правда. 1922. 18 февраля. С. 2.
7. Дамаскин (Орловский), архим. Житие священномученика Вениамина (Казанского), митрополита Петроградского и Гдовского, и иже с ним пострадавших преподобномуче-ника Сергия (Шеина), мученика Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова. Козельск: Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь, 2019. 352 с.
8. Живая церковь. 1922. № 6-7. С. 12.
9. Зима В. Ф. Голод 1921-1922 годов в Советской России: Власть и церковь. М.: Собрание, 2015. 240 с.
10. Иванов С.Н. О причинах передачи Св.Патриархом Тихоном канцелярских дел группе священников в мае 1922 // Вестник ПСТГУ. II. История. История Русской Православной Церкви. 2011. Вып. 3 (40). С. 17-35.
36 Смирнов Н.Н. «Нельзя отделять Церковь от гражданской истории.» // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». 2022. Т. 7. № 2. С. 61.
37 Сушко А.В. Религиозный фактор Гражданской войны в России (на примере процессов в Омской и Павлодарской епархии) // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». 2022. Т. 7. № 2. С. 35.
11. Из зала суда. Скамья подсудимых // Рабочий край. 26 апреля. С. 1.
12. КарпукД.А. Путиловская церковь Святителя Николая Чудотворца и Мученицы Царицы Александры: история, традиции, современность. Н. Новгород: Союзполиграф, 2020. 604 с.
13. Кривова Н.А. Власть и Церковь в 1922-1925 гг. Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. М.: АИРО-ХХ, 1997. 248 с.
14. Коняев М.Н. «Святой профессор». Книга о мученике Юрии Петровиче Новицком. М.: «Русь», 2008. 212 с.
15. Лешин А. «Первый православный» Вениаминова стада // Петроградская правда. 1922. 15 июня. С. 3.
16. Невский В. Дурные пастыри // Петроградская правда. 1922. 22 марта. С. 1.
17. Революционное правосудие // Рабочий край. 1922. 17 апреля. С. 1.
18. С. М-в. Крестный путь // Петроградская правда. 1922. 15 июня. С. 3.
19. Смирнов Н Н. «Нельзя отделять Церковь от гражданской истории.» // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». 2022. Т. 7. № 2. С. 57-64.
20. Ставровский Е. С. Шуйские новомученики и исповедники ХХ века. Шуя: «По-ли-центр», 2007. 60 с.
21. Сушко А.В. Религиозный фактор Гражданской войны в России (на примере процессов в Омской и Павлодарской епархии) // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». 2022. Т. 7. № 2. С. 34-42.
22. Флеровский У. Святейший погромщик перед судом пролетариата // Петроградская правда. 1922. 9 мая. С. 3.
23. Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви ХХ века. СПб.: Нестор, 1999. 100 с.
