CC BY
70
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И ЗАКАВКАЗЬЕ
К Б. ДЕМИДОВ*. АФГАНИСТАН : «ВОЙНА С ТЕРРОРОМ» КАК КЛЮЧЕВАЯ ПРИЧИНА НОВЫХ ПРОЯВЛЕНИЙ ТЕРРОРИЗМА. (Обзор).
Аннотация. В обзоре рассматриваются события, которые привели к сегодняшнему положению в Афганистане. Вторжение сил международной коалиции под руководством США в 2001 г., повлекшее за собой крушение установленного талибами режима (существовал в Афганистане с 1996 по 2001 г.), не привело к стабилизации положения в этой стране, так как мирное строительство в задачи коалиции не входило. Все достигнутые военные успехи в действительности оказались пропагандистским блефом, так что возвращение талибов представляется вполне закономерным явлением.
Ключевые слова: Афганистан; Пакистан; США; Великобритания; Талибан; ИГИЛ; джихадизм; пуштуны.
K.B. DEMIDOV. Afghanistan : «The War on Terror» as the Key Priority of New Terrorism Events. (Review).
Abstract. The article sheds new light on the latest sequence of events in Afghanistan: the present chaos more and more appears to be brought about by the strategic errors committed by international coalition with US at its head. Ousting Taliban regime (1996-2001), coalition forces never regarded Afghanistan as a stable country in the foreseeable future; instead of initiating serious reforms, they reported spectacular military successes which proved to be nothing more than propaganda
* Демидов Константин Борисович - ведущий редактор отдела Азии и Африки ИНИОН РАН.
tricks. Latest Taliban resurgence is only a logical consequence of such policies.
Keywords: Afghanistan; Pakistan; USA; UK; Taliban; ISIS; ji-hadism; pashtuns.
Для цитирования: Демидов К.Б. Афганистан : «война с террором» как ключевая причина новых проявлений терроризма. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9 : Востоковедение и африканистика. - 2022. - № 1. - С. 55-73. DOI: 10.31249/RVA/2022.01.03
Олли Руохомаки (Финский институт международных отношений, Хельсинки) рассматривает успехи Талибана в Афганистане как закономерный результат предшествовавшей политики [1]. По его мнению, феномен джихадистских групп, прежде всего Талибана, получает новое звучание в контексте региональной и мировой политики. Политический хаос внутри страны лишь способствует пополнению их рядов, прежде всего благодаря прозрачности границ с Пакистаном.
Пуштунское большинство страны никогда их не признавало; линия Дюранда в 1893 г. была проведена Великобританией, чтобы отделить ее индийские владения. Однако часть пограничных афганских земель была включена в колониальные пределы, что не могло не породить недовольства проживавших там племен.
Возникновение современного Пакистана в 1948 г., признающего эту границу, лишь усугубило проблему, предоставив новые возможности для полукриминальных трансграничных сообществ; ведь именно эти районы приобрели сомнительную славу важнейших мировых производителей опиума. Пакистан и по сей день не в состоянии установить контроль над приграничными районами; управление здесь осуществляется посредством такого установления, как Frontier Crimes Regulation, введенного британскими властями в 1901 г.
Автор отмечает, что исторически страна была в крайней степени подвержена раздробленности, более напоминая не столько государство, сколько калейдоскоп непрестанно противоборствовавших племенных сообществ с господствующими там принципами эгалитаризма и личной преданности вождю (малику или ваки-
лу); шахи Дурранийской державы (возникшей в 1747 г.) мыслились как нечто слишком далекое, почти нереальное.
Подобное положение во многом сохраняется и поныне. Так, Правительство национального единства, сформированное после президентских выборов 2014 г., с момента своего появления было подвержено расколам; президент страны Ашраф Гани, опиравшийся на пуштуно-узбекское большинство, тяготел к дворцовым интригам, в результате чего квазипремьер-министр Абдуллах Аб-дуллах (выражавший интересы таджиков и хазарейцев) был лишен сколько-нибудь значимых полномочий.
Правительство оказалось не в состоянии контролировать не только страну, но и Кабул; в столице оно поддерживало безопасность лишь в сравнительно небольшой «зеленой зоне» (однако и здесь теракты были зловещей реальностью). Стратегически важная территория между северными городами Кундуз, Мазари-Шариф и Пули-Хумри была колоссально ослаблена после временной потери Кундуза, захваченного талибами в 2015 г., поскольку это символически означило слабость центральных властей, тем более что единственная дорога, связывающая север с Кабулом, никогда не могла считаться безопасной.
Исламистское движение Талибан, возникшее в среде пуштунских племен в 1994 г., де-факто контролирует большую часть территории страны - даже там, где существуют гарнизоны афганских войск и полиции, последние стремятся не покидать тех мест, где они базируются, и зачастую предпочитают заключить тайное соглашение с талибами, что гарантирует их от нападений последних.
Однако и Талибан не может претендовать на полноту власти в Афганистане. Так, слабость Талибана в пограничных районах обусловила укрепление там ИГИЛ; данная группировка воспользовалась сменой лидеров в 2015 г. (и последовавшим за этим хаосом) в большинстве прочих джихадистских движений, чтобы переманить на свою сторону их боевиков. ИГИЛ удалось настолько укрепиться, что военному крылу Талибана, - а именно Шуре Пешавара и сети Хаккани - пришлось начать с этой группировкой переговоры о союзе.
Положение представляется тем более непредсказуемым, что подпольная сеть Хаккани предположительно связана с пакистан-
ской разведкой (КГ); косвенным доказательством этих связей стали предостережения Пакистану со стороны американского президента Д. Трампа в 2017 г. Сеть прославилась после ряда громких терактов в Кабуле, цель которых - подрыв западного и индийского влияния в Афганистане.
Неразберихе способствует и то, что джихадистские группировки, при общей исламистской направленности, по-разному толкуют шариат, насыщая его племенными обычаями и верованиями. «Война всех против всех», связанная как с разногласиями на религиозной и этнической почве, так и продиктованная банальной борьбой за сферы влияния и доход, усугубляется тем, что в пограничных районах действуют формирования лидеров, поддерживающих центральную власть; наибольшую славу удалось снискать, например, вице-спикеру Волеси Джирга (нижняя палата парламента) Хаджи Захиру Кадиру; так, в восточной провинции Нангархар его боевики выставили напоказ головы убитых ими членов ИГИЛ (декабрь 2015 г.).
Тео Фаррелл (Королевский колледж, Лондон) показывает, как новейшая британская авантюра в Афганистане - с самого начала безнадежное предприятие - превратилась в совершенно бессмысленную и хаотическую операцию в результате безответственных действий политического истеблишмента; последний был поддержан военными, считавшими, что усовершенствованная разведка и новая антитеррористическая стратегия вкупе с усиленными мерами по завоеванию доверия местного населения помогут исправить то, что не удавалось прежде [2]. Однако плохое представление об обстановке в Афганистане и рассогласованность (вследствие несовпадения интересов и целей) в действиях между союзниками (прежде всего США) привели к тому, что отдельные тактические успехи так и не смогли превратиться в стратегические завоевания. Великобритании пришлось выводить войска, так и не добившись серьезных результатов. «Усилия военных... по созданию приемлемой стратегии успеха с удивительным постоянством оказывались подорванными реальностью политического характера - как в Кабуле, так и на родине, в Великобритании» [2, р. 6].
Данная история имеет прецедент. Автор приводит пример первой англо-афганской войны (1838-1842): «Порожденная некомпетентностью британских дипломатов, данная война предоста-
вила России прекрасный предлог для вмешательства в афганские дела, что и послужило тем спусковым крючком, который привел в действие механизм британского вторжения - с целью воспрепятствовать дальнейшему продвижению русских. Великобритания... поставила в Афганистане нового правителя и учредила дипломатическую миссию; последняя в свое время будет прилежно уничтожена местным населением» [2, р. 7].
Автор указывает на нещадную эксплуатацию той псевдоморальной риторики, при помощи которой союзники постарались замаскировать реальные цели собственных действий. Так, британский премьер-министр Т. Блэр пытался выступать в роли «морального первопроходца, проповедующего необходимость гуманитарных интервенций» [2, р. 117]; именно ему принадлежит сомнительная заслуга изобретения - при помощи целой армии спин-докторов - той интерпретации событий, которая помогла общественному мнению «проглотить» войну в Афганистане.
Кампания с самого начала носила откровенно показной, пропагандистский характер; никакого реального освоения, не говоря уже о развитии, захваченной территории отнюдь не предполагалось: «Войска раз за разом попросту предпринимали очередную наступательную операцию» [2, р. 121].
Интересно отметить, что - зачастую пренебрегая мнением военных - Блэр не столько думал об Афганистане как таковом, сколько стремился использовать данную проблематику в псевдостратегическом ключе, а именно как предлог для перекраивания мира и создания новых силовых центров (прежде всего, конечно, англо-американского). Именно с этой целью он всячески акцентировал как ту опасность, которую представлял бы Афганистан в случае, если бы эту страну оставили развиваться самостоятельно, так и ответственность мировой общественности в деле установления «правильного» мирового порядка. Поскольку в одиночку Великобритании действовать было уже не по силам, требовалось любыми методами побудить прочие страны (прежде всего США) к сотрудничеству: «Своей главной миссией Блэр считал поддержание американской озабоченности афганской проблемой наряду со сколачиванием международной поддержки, необходимой в грядущей войне» [2, р. 50].
Методы были самые разнообразные. Так, создается впечатление, что Блэр буквально жонглировал различными силами, принимавшими участие в кампании; например, после саммита НАТО в июне 2004 г. он заявил, что возглавляемый Британией Союзный корпус быстрого реагирования (ARRC - Allied Rapid Reaction Corps), базировавшийся в ФРГ, будет руководить Международными силами содействия безопасности в Афганистане (ISAF - International Security Assistance Force) - к вящему изумлению военных, которые уже готовились к переброске в Ирак и считали именно это направление более перспективным и привлекательным.
Поначалу, однако, с мнением военных старались все же считаться прежде всего для того, чтобы заглушить голоса диссидентов из их числа. Именно в этот период высветился отчетливый идеологический фокус, направленный на цементирование англоамериканского партнерства, которое Блэр рассматривал как основополагающий приоритет с самого начала операции; последняя ради этой цели в значительной мере и затевалась.
Так, несмотря на явно бредовые заявления американского президента Дж. Буша (сделанные после того, как на весь мир прозвучали отчеты о первых, недвусмысленно показных успехах) о том, что Америка и Афганистан превратились в союзников, ведущих общую войну с террором, Блэр по-прежнему полагал, что «необходимо покрепче обнять США» [2, p. 125]. Впрочем, это вполне укладывалось в наработанную схему англо-американских отношений (Черчилль - Рузвельт, Макмиллан - Кеннеди, Тэтчер -Рейган). Стремление Блэра становится понятным, если принять во внимание стремление реалистов в США как можно скорее вывести войска из Афганистана; так, министр обороны Д. Рамсфельд прилагал всяческие усилия, чтобы «США не увязли в Афганистане» [2, p. 121].
В декабре 2001 г. союзники захватили Кабул и Кандагар, после чего США произвели колоссальную, но, по всей видимости, малоэффективную бомбардировку пещеры Тора Бора, где, как предполагалось, скрывался Усама бен Ладен. Подобные показные и вполне бессмысленные с практической точки зрения действия были рассчитаны на тиражирование в средствах массовой информации; они мало затрагивали противника, который быстро рассре-
доточивался, чтобы перегруппироваться и нанести удар оттуда, откуда его менее всего ожидали.
Слабая отдача операции - действия приводили к результатам, обратным ожидаемым, - была усугублена решением не распространять сферы ответственности международных сил по обеспечению безопасности за пределы Кабула и опираться на собственно афганские формирования, а это сводило на нет все усилия, направленные на мирное развитие страны. По настоянию США, уже готовившихся к иракской операции, главной задачей стали считать разгром Талибана, иначе говоря, показной захват возможно большей территории страны, что позволило бы на весь мир заявить о победе над терроризмом; именно это должно было создать требовавшийся эффект для начала агрессии против Ирака. «Каким образом победа над Талибаном может быть трансформирована в столь полезный момент силы для решения иракской проблемы, никто не удосужился толком разъяснить общественности» [2, р. 122].
Как выяснилось позднее, иракская авантюра, напротив, лишь способствовала усилению ожесточенного сопротивления в Афганистане. Талибану удалось пополнить свои ряды и обогатить собственный арсенал новыми тактическими решениями (в особенности это касалось использования самодельных взрывных устройств).
Непродуманность, торопливость и нелогичность действий США и Британии в полной мере сказались в ходе Боннской мирной конференции по Афганистану, созванной в декабре 2001 г. Все было подчинено идеологической по своему характеру проблематике - созданию видимости сокрушительной победы над террористами. Эти тактические игры политиков впоследствии дорого обошлись как Афганистану, так и мировому сообществу.
Автор отмечает то «отсутствие стратегического мышления» [2, р. 116], которое с самого начало отличало кампанию. «Обращало на себя внимание то колоссальное давление, фокусом которого было достижение скорейшего решения афганской проблемы; ведь именно это совместное решение, как предполагалось, и должно было стабилизировать положение вещей в Афганистане и не допустить его сползания в пучину гражданской войны... в то время как вовлечение талибов с неизбежностью повело бы ко всякого рода проволочкам в мирных переговорах» [там же].
В результате основным силам противника удалось перегруппироваться на юге страны: Талибан ушел в глубокое подполье, скрываясь в горных районах, тогда как «Аль-Каида» сумела наладить трансграничные связи с пакистанской территорией, откуда повстанцы микроскопическими группами переправлялись обратно в Афганистан, нанося весьма болезненные ракетные удары по базам и конвоям союзников. Ввод в действие британского спецназа, специально обученного вести войну в горных условиях, ожидаемого успеха не принес, поскольку повстанцы всячески уклонялись от боестолкновений.
В 2003 г. положение усугубило еще и то обстоятельство, что афганскому сопротивлению - при помощи банальных листовок -удалось призвать население к священной войне - джихаду. Существенную поддержку Талибан стал получать и от пакистанцев, которые ревностно записывались в отряды ополченцев. Союзники проиграли психологическую войну за сердца и умы местного населения, взбешенного непродуманностью действий, часто приводивших к гибели мирных людей; их односторонность и несогласованность с афганскими формированиями также подливала масла в огонь.
Военные действия 2004-2005 гг. для британского контингента «оказались роковыми» [2, р. 117]. Стремление любой ценой установить контроль над югом страны побудило Блэра выступить с инициативой задействования элиты британского спецназа; уверенность в сверхъестественных способностях «этих ребят» сыграла с ним злую шутку. Расчет был сделан на то, что именно им удастся навести порядок там, где никому это сделать не по силам. Данные планы политика не учитывали ни инфраструктурной, ни, что еще более важно, психологической составляющей афганского возмущения действиями союзников.
США, к этому времени решившие сосредоточить основное внимание на решении иракской проблемы, почти полностью утратили интерес к Афганистану, что повлекло за собой лишь символическое участие в действиях, предпринимаемых британской стороной. «Союзники сочли необходимым все же продолжить кампанию, чтобы противник постоянно находился под их давлением. В дополнение к интенсивным боям в Сангине и Муса-Кале (провинция Гильменд) британские войска сбросили 18 тыс. фунтов
взрывчатки на районный центр Наузад (провинция Гильменд), так что городской базар оказался полностью разрушенным» [2, р. 118]. Данные бомбардировки были произведены по настоянию США, которым не нравились попытки британцев договориться с силами, поддерживавшими талибов.
Таким образом, опять дали о себе знать различия в том, как союзники видели кампанию в Афганистане, что обусловило серьезнейшие расхождения в тактике: США считали, что главные цели, в общем, достигнуты, и не собирались вкладываться в восстановление страны, в то время как Великобритания, напротив, стремилась к усилению собственной роли в данном процессе: «Британцы предприняли попытку привлечь к сотрудничеству те общины, которые не были частью системы патронажа, созданной Талибаном» [2, р. 161].
Однако и эти действия принесли эффект, обратный ожидавшемуся; созданная при участии британских специалистов гиль-мендская полиция оказалась столь склонной к применению немотивированного насилия, что местное население, даже то, что прежде враждебно относилось к джихадистам, пожелало возвращения талибов.
Этому способствовали и топорные действия американцев; так, когда американский спецназ в ходе одной из операций застрелил, среди прочих, весьма уважаемого старца, пользовавшегося авторитетом среди пуштуязычных исхакзаев, местное население, прежде нейтральное или даже лояльное, взялось за оружие. Однако американское командование, исходя из соображений не столько тактического, сколько стратегического характера именно в районах проживания исхакзаев - месте, «представлявшем наибольшую, поистине смертельную опасность в самой опасной из афганских провинций [2, р. 173], - создало опорный пункт для своего спецназа. Результат оказался вполне предсказуемым: «К концу июля американский спецназ оказался в чрезвычайно затруднительном положении на всей территории Гильменда, претерпевая колоссальное давление со стороны противника» [2, р. 175].
Плохо продуманная ракетная атака, осуществленная США в начале июля 2005 г., «поставила под вопрос всю ту работу, которую британским войскам удалось проделать в Гильменде... Речь шла о наиболее серьезном медийном провале со времен Второй
мировой войны. Уайт-холл на утро после атаки оказался лицом к лицу с тем неприятным фактом, что Гильменд - намного более сложная проблема, чем ожидалось» [2, р. 178].
Усугубляло ситуацию еще и то обстоятельство, что неудачные и плохо скоординированные действия союзников приводили к междоусобным стычкам среди местного населения; так, развернувшаяся борьба между противоборствовавшими группировками племени ализаи наряду с не прекращавшимися атаками талибов побудила британцев оставить такой важный опорный пункт, как Муса-Кала, который, подчеркивая абсурдность ситуации, еще не раз будет переходить из рук в руки. В результате кампания 2005 г. оказалась хаотичной и плохо скоординированной. «Шесть месяцев непрестанных боев совершенно вымотали войска, а местное население было приведено в отчаяние ужасающими разрушениями» [2, р. 191].
В 2006 и 2007 гг. британская миссия в Афганистане столкнулась с новыми трудностями, причиной которых была заносчивость военных вкупе с амбициями политиков. Так, в августе 2006 г. было принято еще одно фантастическое по своему безрассудству решение. Размещение усиленного контингента британских войск в Гильменде (для чего потребовалась переброска войск из Ирака) представляло собой колоссальную ошибку; причем на этот раз ответственность ложилась не на плечи политиков; главную вину несли военные, плохо представлявшие себе реальное положение в Афганистане в целом и в Гильменде в частности: «На деле никто из высшего руководства толком не разбирался в том, что касалось Гильменда и Кандагара» [2, р. 142].
Так, Р. Дэннэт, в 2005 г. занявший пост главнокомандующего британских сухопутных войск в Афганистане, по какой-то причине был уверен, что именно Гильменд является той ключевой провинцией, которая в конечном итоге позволит контролировать и Кандагар. «Данное убеждение представляло собой совершеннейшую бессмыслицу. На деле обезопасить можно было лишь город Кандагар, но и эта цель была достижима лишь при условии установления контроля над провинцией Кандагар» [2, р. 142].
С целью найти хотя бы какие-то основания для британского присутствия в Гильменде командование решило увязать его с предполагаемым британским лидерством в борьбе с трафиком
наркотиков. Однако и здесь произошла неувязка, ибо в задачи военной и полицейской операции в Афганистане антинаркотическое направление изначально не было включено. Кампания шла буквально кувырком - настолько плохо оказались продуманными и возможности переброски основных сил, и те трудности, с которыми британцам пришлось столкнуться при обеспечении и поддержании порядка в провинции. «В конечном счете британская кампания в Гильменде характеризовалась как абсолютно неадекватным поведением политиков, так и заносчивостью военных» [2, р. 421]; последние настаивали, что именно на этом направлении война может быть выиграна.
Тот факт, что политики «умыли руки», предоставив решающее слово армии, в конечном итоге имел самое серьезное, причем крайне негативное влияние; дело в том, что созданием афганской инфраструктуры и развитием местных сил правопорядка так никто серьезно и не озаботился. «То обстоятельство, что союзникам не удалось создать сколько-нибудь значительные формирования афганских сил правопорядка, в итоге раз за разом приводило к тому, что возвращению талибов на, казалось бы, уже завоеванные и освобожденные от мятежников территории попросту некому было воспрепятствовать» [2, р. 205].
Грубые действия военных, все чаще совершавших карательные акции в отместку за гибель своих сослуживцев, вели к усилению международной поддержки Талибана, получавшего подкрепление буквально со всего мусульманского мира. Данные карательные акции часто носили столь возмутительный характер, что это не могли не признать и сам военные. «По словам Р. Дэннэта, в ходе кампании было убито слишком много простых крестьян. В целом жертвы среди гражданского населения неуклонно росли с ходом военных действий. Так, если в 2006 г. погибло около тысячи человек, то в 2007 г. - уже более полутора тысяч» [там же].
Подобные провалы усугублялись не вполне адекватным представлением о том, насколько болезненной была реакция населения. «То, что британцам смутно виделось как усиление поддержки, получаемой Талибаном, и его попытки распространить контроль на весь Центральный Гильменд, с точки зрения местных жителей представляло собой народное повстанческое движение против английских войск, лишивших простых людей средств су-
ществования. Независимо от того, в чьей интерпретации событий было больше правоты, следует признать, что Великобритании не удалось адекватно оценить масштабы ожесточения обитателей Центрального Гильмерда, с которым войскам довелось иметь дело» [2, р. 228].
Тем не менее к 12 декабря 2007 г. союзникам вновь удалось захватить Муса-Калу, которую талибы удерживали в течение девяти месяцев, это создало группировке великолепную рекламу. Выигрывая на отдельных участках в военном отношении, союзники все чаще проигрывали в условиях замирения. Навязывание демократии - в западном ее понимании - едва ли могло принести добрые плоды. Так, в Муса-Кале британцы сделали попытку опереться на местных силовиков, по сути дела, тех же бандитов: «История с Муса-Калой просто не могла кончиться благополучно... Мулла Салим, неэффективный и незаинтересованный глава местной администрации, не предпринял решительных шагов, чтобы проконтролировать своих бойцов» [2, р. 224]. Так, поведение его сына, не весьма разборчивого в средствах, вызвало негодование местного населения. Не было поставлено под контроль и выращивание опийного мака, прежде служившего главным предметом налогообложения в пользу талибов. Уже в 2005 г. 25% всех наркотических веществ, производимых в Афганистане, приходилось на долю провинции Гильменд [2, р. 226]. С течением времени данная тенденция лишь усиливалась.
Военные стали все чаще заявлять о нереальности достижения кардинальных успехов в Афганистане. Так, генерал М. Карл-тон-Смит считал, что войну в Афганистане выиграть просто невозможно. Такие заявления объяснялись как общей хаотичностью положения вещей, так и неожиданной активизацией Талибана. «Активность мятежников обычно носила сезонный характер, достигая наивысшего масштаба летом, после того как урожай опийного мака уже был собран; однако в 2008 г. осень также была отмечена усилением военных действий» [2, р. 244].
Хаотичность не замедлила перекинуться и на действия союзников, смешав все стратегические карты, что сразу же изменило и тактические планы. «Все, что касалось стратегии боевых действий, было препоручено командирам на местах. Следствием подобных решений явилась вполне невнятная кампания; те бригады,
которым удавалось добиться успеха, продолжали начатое, не оглядываясь на остальных. В результате каждые шесть месяцев кампания получала новое направление» [2, р. 273].
Разбалансированность была отличительной чертой не только и не столько управления ходом боевых действий на местном уровне - она представляла собой лишь следствие того недопонимания, которое возникло между военными и политиками. «Тот антифункциональный стиль политического руководства, который был характерен для премьер-министра Г. Брауна, наряду с отвратительными отношениями, которые сложились у этого политика с армией, лишь подчеркивал, насколько он утратил контроль над ходом афганской кампании» [2, р. 272].
Так, если Лондон требовал от военных проявлять крайнюю осмотрительность в применении силы и настаивал на развитии местного самоуправления, то армия, успевшая в полной мере оценить афганские особенности, подобные указания рассматривала как очевидную нелепость. «В итоге каждая конкретная бригада приходила к тому. что необходимо сфокусироваться на собственных военных задачах; как следствие, ожесточенные бои прокатывались по афганским городам и их окрестностям, лишь увеличивая число жертв среди гражданского населения, в то время как поддержка Великобританией коррумпированной полиции была "манной небесной" для талибов» [там же].
Существенное облегчение положения британских войск в Афганистане произошло после прихода к власти Б. Обамы; он объявил афганскую кампанию (в отличие от иракской) приоритетной. Отражая новый подход к афганской проблеме, вице-президент Дж. Байден отмечал, что в предшествовавший период «война будто бы шла на автопилоте - будучи начисто лишенной стратегического руководства» [2, р. 275].
К январю 2009 г. общая численность американских войск в Афганистане была увеличена до 34 тыс. [там же], а расходы на их содержание составляли 50 млрд долл. ежегодно, причем десять лет войны должны были обойтись в 1 трлн долл. [2, р. 291].
Несмотря на увеличение финансирования, на новом этапе афганской кампании США выработали подходы, которые имели своей целью уже не столько афганскую проблематику, сколько вопросы, общие для региона в целом: «Центральным пунктом но-
вой стратегической линии стало увязывание афганской кампании с террористической активностью, проистекавшей из "серых зон" в Пакистане» [2, р. 278]. Это автоматически означало, что прежней политике, предоставлявшей Пакистану «карт-бланш» в обмен на показную лояльность, следовало положить конец.
Между тем Пакистан все более проявлял склонность к неповиновению. Так, террористическая сеть Хаккани (основной своей целью считавшая ограничение влияния Индии на Афганистан) базировалась в Пакистане, пребывая там на полулегальном положении; иначе говоря, пакистанские власти, если бы им это было действительно нужно, вполне могли бы положить конец ее функционированию. Проблема представлялась тем более серьезной, что большинство пакистанцев рассматривало сопротивление талибов как законную войну против иноземного вторжения. Антизападные настроения в Пакистане подогревало и то, что США при Буше уделяли Индии намного больше внимания. Так, в 2005 г. Индия была признана ядерной державой, а Пакистану в этом было отказано.
Понимание региональной важности Пакистана побудило Б. Обаму попытаться улучшить отношения с этой страной. «Однако предоставление Пакистану в 2009 г. полуторамиллиардного кредита с пятилетним сроком погашения (в 2010 г. к этой сумме были добавлены 2 млрд долл. на поддержку пакистанской армии). не смогло остановить разрушения двусторонних отношений» [2, р. 349]. Неудовольствие Исламабада было вызвано как условным характером кредитов (деньги следовало тратить на вполне определенные, выгодные для США цели), так и постоянным напоминанием о том, что «эпоха карт-бланша» подошла к концу.
Пакистанское население, раздраженное атаками американских дронов, было вполне солидарно с правительством в неприятии американского доминирования. Так, в 2010 г. две трети пакистанцев рассматривали США как явного врага [там же]. Ликвидация Усамы бен Ладена в пригороде Исламабада лишь подлила масла в огонь. Если для Запада шокирующим фактом стало само нахождение наиболее разыскиваемого в мире преступника в непосредственной близости от Военной академии Пакистана, «что совершенно подорвало доверие к этой стране среди амери-
канских официальных лиц» [2, с. 350], то пакистанских военных, в свою очередь, возмутило то, что их не удосужились предупредить о грядущем рейде. Что же до простых пакистанцев, то их поразило незаметное проникновение в страну американского спецназа.
Пакистанский парламент был оскорблен тем, что данные действия сопровождались «новым стратегическим подходом к общению» [там же], внедренным с легкой руки Р. Гейтса, главы ЦРУ; данный подход в применении к такой стране, как Пакистан, легко укладывался в незамысловатую формулу «заткнись». Парламент отреагировал, закрыв на семь месяцев для НАТО проходившие по территории Пакистана пути снабжения, что повергло союзников по афганской кампании в кризис и обошлось США в 700 млн долл.» [2, р. 351].
Все это лишь усугубляло общую неразбериху. Военное руководство союзников было ошеломлено переменами. Так, американский генерал М. Николсон сравнивал новые условия с «шахматной игрой в десяти измерениях» [там же]. В исламском мире грубая прямолинейность американцев воспринималась как еще один штрих, дополнявший картину западного варварства, так что ответные меры террористического подполья, базировавшегося в Пакистане, не заставили себя долго ждать; структуры Хаккани осуществили атаку на военную базу в Вардаке, в результате чего было ранено 77 американских военных.
Изменения в стратегических подходах со стороны западной коалиции были обусловлены новой ситуацией, складывавшейся в Афганистане. Так, усиление американской активности привело к новым тактическим решениям, обнаруженным повстанцами. В частности, применение изощренных взрывных устройств («пояс шахида») существенно осложнило положение союзников. «Применение подобной тактики против британцев привело к тому, что последним стало очень неудобно, да и рискованно, покидать свои базы; на это теперь требовалось все больше времени, так что ряд блокпостов оказался совершенно отрезанным от коммуникаций, нуждаясь в снабжении при помощи вертолетов. Напротив, Талибан чувствовал себя настолько комфортно, что мог, при желании, захватить центр той или иной местности» [2, р. 294].
Британское командование постаралось внедрить тактику «захвати и отстрой», однако в силу недоучета местных особенно-
стей она часто давала сбой. Особенно ярко это сказалось в округе Над-Али провинции Гильменд, где талибы установили столь тесные контакты с местным населением, что последнее фактически оказалось в их полной власти. «Великобритании пришлось иметь дело с ужасающей амбивалентностью афганских. формирований; рядовым афганцам не было никакого дела, как в конечном итоге завершится война» [2, р. 324].
Здесь в очередной раз сказалось непонимание Западом глубинных основ афганской психологии. Талибам все легче удавалось рекрутировать местное население, так как оно пребывало «в ужасе от того, с какой жестокостью американцы и британцы производили бомбардировки» [2, р. 334]. Проникновение религии во все сферы жизни общества - главная из местных особенностей - также давало о себе знать: обучение подрастающего поколения в медресе предоставляло талибам великолепную возможность для распространения собственных идей. Зачастую включались такие «технологии» набора рекрутов, как создание «отрядов друзей-товарищей», производившееся под лозунгом «если твой друг воюет, не стоит ли и тебе взять в руки оружие».
К этому добавилась повсеместно распространившаяся мотивация мести за убитых родичей, причем огромное значения здесь имела широта охвата, в том числе и в чисто географическом смысле, клановых структур. Восприятие Запада как демонической силы, повсеместно поддерживающей зло и насаждающей вражду, лишь усиливало данную мотивацию. Так, в Гильменде распространился слух о том, что британцы тайно оказывают поддержку талибам. Существенным аргументом в пользу подобных, вполне мифологических по своему характеру воззрений было и широко распространенное среди афганцев убеждение, что Великобритания обладала достаточным могуществом, чтобы разгромить Талибан в любое время, когда ей это оказалось бы угодным [2, р. 392]. Подобные воззрения были на руку талибам - хотя многие афганцы их ненавидели, однако все же они были «своими» и понятными, тогда как действия Запада казались настолько нелепыми и нелогичными, что просто не укладывались в голове.
Особенности исторической памяти наряду со склонностью к мифологической интерпретации реальности также играли существенную роль. Так, среди многих афганцев бытовало убеждение,
что жестокость Запада объясняется стремлением свести счеты с Афганистаном за то позорное поражение, которое англичане потерпели в 1880 г. «Данный тезис Талибану удалось развить в полноценный нарратив, воздействие которого на умы трудно переоценить» [2, р. 335].
Все это позволило талибам в 2009 г. обрести поддержку среди местного населения, что позволило им перейти к новой тактике повсеместного использования самодельных взрывных устройств; это было продиктовано как широко распространившимся культом мученичества, так и нежеланием самих боевиков вступать в бой. Имели место довольно комичные случаи, а именно попытки полевых командиров увильнуть от необходимости сражаться и переложить ответственность на других [2, р. 337]. Британская армия оказалась самым ужасающим образом неподготовленной [Ibid., р. 342] к тактике использования индивидуальных взрывных устройств - и это несмотря на печальный образ борьбы с ИРА (все это в 2000-е было вполне благополучно и прочно забыто). Дело было даже не в том, что не удалось разработать эффективные контрмеры; в армии просто не хватало квалифицированных саперов, тогда как усовершенствованные и новейшие технические средства не оправдали возлагавшихся на них ожиданий (роботы слишком часто выходили из строя, а германский миноискатель Валлон обнаруживал лишь 8 мин из 10 [Ibid., p. 342]. Осложняло обстановку и то, что талибы все чаще стали использовать взрывные устройства без металлических элементов.
Если в целом картина выглядела весьма мрачно, то все же для Великобритании были налицо определенные преимущества. Так, действия американского контингента в Афганистане позволяли британцам хоть сколько-нибудь перевести дух. Новые тактические решения, применявшиеся США, также сыграли свою роль. Например, американский генерал Маккристал начал внедрять тактику ускоренного наведения на цель, позволявшую избежать утечек информации, что не позволяло противнику своевременно перегруппироваться. «Данный подход, в свое время обесславивший Вестморленда во Вьетнаме, все же обеспечивал быстрое продвижение войск» [2, р. 329].
Однако «едва ли можно было рассчитывать на то, что мятежники скоро выдохнутся, тем более что за лето 2010 г. потери
коалиции удвоились. Талибы получали подпитку благодаря неисчислимым локальным конфликтам, развернувшимся между противоборствовавшими клановыми структурами и внутриплеменными группировками. Предметом междоусобиц были вода, земельные угодья, наркотики. «Талибы стремились эксплуатировать утвердившуюся при Карзае практику перехода на их сторону полевых командиров, ранее получивших новые для них официально-чиновничьи одеяния» [2, р. 332].
Несмотря на все меры предосторожности, «уровень потерь среди британских военнослужащих продолжал оставаться высоким» [2, р. 327], хотя командование прилагало все возможные усилия, чтобы избежать боестолкновений. Помощь, которую британцы к этому времени начали получать от американских союзников, позволила им сосредоточить внимание на налаживании отношений с простыми афганцами. «Тактика, средоточием которой стала забота о местном населении, превратилась в священную корову обновленной британской военной доктрины, что во многом определило режим тренировок, введенный в армии» [2, р. 368]. Однако к этому времени афганское население было доведено до такой степени ожесточения, что все меры по «завоеванию сердец и умов» оказались тщетными. «Прибытие в ту или иную местность британских войск. служило своего рода лозунгом, способным поднять народ на джихад против захватчиков» [2, р. 333].
Общественное мнение в самой Великобритании также все более проявляло нетерпение, рассматривая афганскую кампанию как бессмысленную трату времени и средств: «Британская публика все чаще проникалась склонностью расценивать войну в Афганистане как нечто однозначно отрицательное» [2, р. 304]. Политические круги едва ли могли оставить без внимания данное развитие событий, ведь увязнуть в Афганистане, причем не имея каких бы то ни было внятных целей, которые смог бы «проглотить» обыватель, менее всего входило в планы политиков. «Стратегическое разочарование» [2, р. 320], все прочнее охватывавшее самые широкие круги британцев, явилось одним из ключевых факторов в принятии решения о необходимости скорейшего вывода войск из Афганистана.
Между тем Талибану удавалось не только добиваться своих целей внутри страны, но и находить себе новых покровителей за
рубежом. «Тот факт, что в 2013 г. Талибан открыл свое представительство в Катаре, лишний раз подтверждал стремление талибов избавиться от пакистанского контроля» [2, p. 411]. Ответные жесткие меры со стороны пакистанского руководства лишь усилили наметившуюся тенденцию перемещения лидеров Талибана в страны Персидского залива.
Отдельные успехи союзников уже не могли переломить ставшую вполне очевидной ситуацию: «Если к началу 2011 г. в кампании и наступил определенный перелом благодаря улучшениям, внесенным как в военную тактику, так и в функционирование местных органов самоуправления, то все же стать продолжительным ему было не суждено. В результате все британские формирования должны были покинуть Гильменд к концу 2014 г.» [2, p. 369].
Мировая общественность, якобы обеспокоенная тем ущербом, который был нанесен в Афганистане гуманитарным ценностям, проявила себя отнюдь не с лучшей стороны: «В неудержимом стремлении застолбить для себя место в Афганистане мировое сообщество попросту разрушило экономику этой страны, заодно похоронив все надежды, связанные с установлением надежного и эффективного управления Афганистаном» [2, p. 392].
Список литературы
1. Ruohomaki O. From the Heartlands of Jihadism : The Politics of Chaos in Afghanistan // Вестник Санкт-Петербургского университета. Международные отношения. - 2018. - Т. 11, вып. 4. - С. 334-343.
2. Farrell Th. Unwinnable. Britain's War in Afghanistan 2000-2014. - London : Penguin, 2017. - 555 p.
