CC BY
48
Алексей Владимирович Коробейников, издательство «Иднакар»
АФГАН ИЗМЕНИЛ НАС ВСЕХ
Недавно в Ижевске вышел сборник воспоминаний, изданный заместителем председателя Удмуртского отделения «Боевого братства» Флю-ром Мансуровичем Шагеевым. Книга содержит тексты, написанные лётчиками, многие из которых отлетали в «горячих точках», прошли Афганистан, Среднюю Азию и Кавказ. Эта книга побудила и меня сесть за клавиатуру.
Правду сказать, я в период своей военной службы в самолёте побывал лишь однажды - когда нас после Оренбургской «учебки» везли на Дальний Восток. Но вышло так, что на боевом дежурстве в 180-й зенитно-ракетной бригаде ПВО я «летунов», и наших, и «сопредельной стороны», видел ежедневно и на индикаторе кругового обзора, и в телевизионно-оптическом визире. Конечно же, на удалении в десятки километров мы могли различать лишь силуэты самолётов и вертолётов и получать от наших сигнал ответчика «свой-чужой»; в качестве учебных целей мы сопровождали лайнеры по их эшелонам, да изредка командующий, проверяя нашу боевую работу, вылетал из штаба округа замысловатым маршрутом на вертолёте, а потом сверял, сколько раз мы его «учебно сбили». Про свою службу мы шутили тогда: «Сами не летаем, и другим не даём...»
И на срочной службе, и после, в органах КГБ, я, слава Богу, никого не убил, да и в Афганистане моё физическое тело не побывало. Но вот душой мне пришлось побывать там много раз, и вышло так, что «Афган», хотя и по касательной, но коснулся близко и меня самого, и многих моих друзей. Поэтому своим сознанием, ментально, я очень близок тем, кто совершал боевые вылеты или видел врага в лицо.
В последние годы, став инвалидом, я взялся за написание книг по истории и немало преуспел в этом, выпустив более 50 наименований научных монографий и журналов, стал профессором и членом разных твор-
ческих союзов. Но свою личную историю я пока не рассказывал никому, и здесь её фрагмент излагается впервые. Надеюсь, что мой рассказ о таком явлении, как Афганская война, будет интересен и моим одногодкам, и молодым людям из поколения наших детей. Возможно, они поймут, чем мы жили тогда, на закате Советского периода Российской истории, и как «Афган» повлиял на формирование сознания современного россиянина и, в итоге, перекроил карту мира.
***
Следует оговориться сразу, что никакого объективного представления о той войне в период, когда эта война происходила, мы иметь не могли; сами участники войны видели лишь небольшие её фрагменты, а средства массовой информации были жёстко ограничены.
Процитируем «Перечень сведений, разрешённых к открытому опубликованию, относительно действий ограниченного контингента советских войск на территории ДРА» от 1985 г.:
«1.Продолжать публиковать разрешенные ранее сведения о действиях... и показывать:
— наличие частей и подразделений. без показа их участия в боевых действиях;
— организацию и ход боевой подготовки. в масштабах не выше батальона;
— награждение советских военнослужащих без показа их конкретной боевой деятельности, послужившей основанием для награждения;
— отдельные единичные факты (не более одного в месяц) ранений и гибели советских военнослужащих при исполнении воинского долга, отражении нападения мятежников, выполнения заданий, связанных с оказанием интернациональной помощи афганскому народу.
2. Дополнительно разрешить публикацию в центральной печати, печати военных округов, республиканских, краевых и областных изданиях:
— об отдельных случаях героических действий советских военнослужащих. с показом их мужества и стойкости;
— о повседневной деятельности подразделений, до батальона (дивизиона) включительно.
— факты проявления заботы о советских военнослужащих, проходивших службу в войсках на территории ДРА и ставших инвалидами, членах семей погибших в Афганистане;
— сведения с описанием боевых подвигов, героизма и мужества советских воинов. и факты их награждения.
3. По-прежнему запрещается в открытых изданиях информация, раскрывающая участие советских войск в боевых действиях на территории ДРА — от роты и выше, а также об опыте их боевых действий, конкретных задачах войск и прямые репортажи (кино-, телесъемки) с поля боя.
4. Публикация любой указанной в пунктах 1 и 2 информации разрешается по согласованию с Главной военной цензурой.
5. Продолжить широкую публикацию контрпропагандистских материалов советских и иностранных авторов, разоблачающих фальсификацию западных средств массовой информации».
Таким образом, то, что вы прочтёте здесь - это устная история, своего рода реконструкция, которая сложилась у меня из множества фрагментов.
Из «Сборника материалов по контрпропагандистской работе», 1987 г.
«Переводчик» и другие
Теперь мы знаем, что советские военные специалисты работали в Афганистане задолго до декабря 1979 года. Введение ограниченного, а, по факту, значительного контингента советских войск в эту страну совпало по времени с началом моей учёбы на историческом факультете УдГУ. Разумеется, студенческая жизнь буквально оглушила меня количеством новой информации, новых впечатлений. Каждый день было что-то невиданное, и, казалось, что вот это - то, и должно остаться со мной навсегда, но назавтра приходили в мою судьбу другие люди, появлялись иные впечатления и более высокие задачи.
Наверное, самым ярким моментом начального периода моей студенческой жизни была моя встреча с доцентом ^^ Когда он вышел на сцену ДК «Металлург», где нам вручались студенческие билеты, мой однокурсник Миша Кричевский восторженно загудел мне на ухо: «Вот, смотри, он 12 языков знает, работал переводчиком в Индии и Афганистане». Но доцент впечатления крутого мужика не производил: рыжая борода, синий кримпленовый пиджак, красные ботинки на высокой подошве, мягкая речь, закруглённые жесты маленьких мягких рук. «Ух ты, подумалось мне: «в Афганистане, в «Черном тюльпане», с водкой в стакане.»» Правду сказать, та культовая песня А. Розенбаума появилась позднее, но отмеченное несоответствие запало в душу мне уже тогда: если такой «дяденька» смог, то я-то, спортсмен, чемпион города, и подавно смогу?
События афганской войны были тогда темой, не то чтобы запретной, но не популярной для обсуждения, и сам доцент ^^ деталей своего пребывания в Афганистане нам не рассказывал, но, притом, и слухов о себе не опровергал. Это многозначительное умолчание порождало в нас подозрения, что он выполнял за рубежом какую-то важную секретную миссию. Через много лет, когда тот доцент уже сделался профессором, один из руководителей Удмуртии, произнося торжественную юбилейную речь при вручении профессору W. ордена Дружбы, снова подчеркнул, что юбиляр трудился в качестве переводчика в Индии и Афганистане. Сам господин W. в автобиографических книгах, напечатанных издательством «Удмуртия», также сообщал, что работал переводчиком в Афганистане, и что в Индии ему открылся мир 850 языков (!?), и «скромно» умалчивал о
деталях. Благодаря этому, он много лет был окружен ореолом загадочности и «героизма».
Я не говорил бы об этом здесь, если бы не знал достоверно всей правды об этом «афганском переводчике». А правда такова: профессор W. действительно в середине 1970-х гг., задолго до ввода нашего контингента в Афганистан, выезжал в Индию в качестве туриста. Группа была составлена, в основном, из жителей Удмуртии, и английского языка из них никто не знал. В Индии, действительно, по просьбе руководителя группы тот человек объяснялся с персоналом гостиницы. Руководителем той туристической группы являлся сотрудник обкома комсомола и мой дальний родственник - Фалалеев Григорий Леонидович, который и рассказал мне это. А когда я уже служил в Воткинском горотделе КГБ, то поддерживал служебный контакт с заведующей районной психоневрологической больницей. Узнав, что я по первому образованию историк, она обрадованно воскликнула: «У меня там, на истфаке, тоже есть знакомый и даже земляк, - и назвала фамилию W. - Мы с ним вместе в Индию ездили. Он такой забавный...». Я, заинтригованный, попросил её рассказать об обстоятельствах той поездки. Она вспомнила, что, когда их поселили в гостиницу в Индии, то было жарко, а в номерах стояли кровати без одеял. И надо было попросить дополнительные простыни, ибо спать неукрытыми, даже в жару, им было непривычно. И вот тогда-то они попросили W.: «Иди, договорись. Ты же МГУ заканчивал, тебя там должны были научить, как с иностранцами обращаться». Свидетельницей того разговора W. с администрацией отеля она не была, но дополнительные простыни им выдали. А что же Афганистан? Действительно, на обратном пути самолёт совершил посадку в Кабуле, и туристов провезли на автобусе по городу, в качестве обзорной однодневной экскурсии. Разумеется, никакие военные действия в те годы там не происходили, а группу туристов сопровождал на маршруте штатный экскурсовод-переводчик.
Ту поездку в Индию дама-психиатр вспоминала со смехом: они с подругой взяли по две бутылки водки, чтобы променять хоть на какие-то сувениры, ибо иностранной валюты нашим туристам тогда почти не давали, но «земляк», т.е. W., их застращал, что такой операцией они, дескать, подорвут престиж удмуртского народа и советского гражданина в целом.
В результате, ту водку они не только индийцам не променяли, но и сами
пить за границей постеснялись и привезли назад в Удмуртию!
***
Наша жизнь тогда была во сто крат беднее предметами потребления, чем сейчас; не было и того объёма развлечений, событий, одежды, пищи. Молодым трудно даже представить, что мы тогда могли по талонам по государственным низким ценам выкупить только 200 граммов масла, 1 кг мяса и 1 кг сахара в месяц и как-то кормить семьи.1 На фотографиях тех лет толстяков не увидишь.
Советский человек гораздо меньше ездил за рубеж, чем россияне в последние «предкризисные» годы, и сравнить свою жизнь с заграничной не мог. Мы жили, так сказать, в воображаемом мире, который сами строили из прочитанных книг, мечтали походить на идеальных героев и верили, что всё у нас будет хорошо. Была, так сказать, уверенность в завтрашнем дне, а мечтать было легко: всё же минимальный набор доступных товаров и социальных услуг то государство обеспечивало всем: бесплатное образование, медицина, фактически дармовое жильё, студенческая стипендия в 40-50 рублей... Что и говорить, такая жизнь была похожа на комплексный обед в студенческой столовке за 50 копеек: вроде, белки, жиры, углеводы, витамины - всё на месте, но как-то пресно, хочется чего-то «эдакого».
Те, кто умел, «перчинку» себе придумывали сами, и «афганская» тема, как я показал выше, была в те годы у «выдумщиков» особенно популярна; другой, столь же интригующей, темы просто не было. Но попадали под её влияние не только преподаватели университета.
В нашей группе училась студентка по имени Светлана. Училась хорошо, но была зубрилой: докладывая на семинаре, даже закрывала глаза, чтобы не сбиться с заученного текста. Поговаривали, что у Светы была несчастная любовь: жених погиб в Афганистане. Действительно, девушка носила обручальное кольцо на пальце и «интересную бледность» на лице. Как-то мы с компанией напились болгарского сухого вина у неё на квар-
1 Впрочем, детей тогда вполне прилично кормили в школах, все предприятия имели свои столовые, которые снабжались из подсобных хозяйств, а мясо или фрукты к празднику всегда можно было купить на базаре.
тире; я полез целоваться и обнаружил, что кольцо у Светы вовсе не обручальное, а просто перстенёк повёрнут гладким наружу. Никому я об этом не сказал. После говорили, что какой-то жених снова у неё был, да сгинул. И потом, вплоть до выпуска из вуза, когда уже у нас стали создаваться семейные пары, девчонки говорили про Свету, что она замуж не идёт оттого, что «всё женихи в Афганистане гибнут». Не знаю, правда это или нет; среди погибших в той войне числятся даже 5 генералов (трое из них сгорели в подбитых душманами «вертушках»).
Лет через 20 после выпуска, мы с супругой встретили Свету, и выяснилось, что жизнь у неё устроилась: замуж она всё-таки сходила и даже
сделалась Заслуженной учительницей Удмуртии или даже России.
***
Однажды, посреди семестра, нам на курс перевели нового студента. Игорь С. был старше нас, успел отслужить армию и относился к нам покровительственно. Как-то на студенческой пирушке в общаге он, в изрядном подпитии, «завыступал»: «Вы, сынки, да чё вы видели, а у меня пуля сидит здесь» - и показал на живот. Мы уважительно притихли, смекнув, что пулю он мог получить не иначе, как на «той самой» войне. В другой раз, в аналогичной ситуации, он показал, что пуля у него сидит где-то в груди. А на третий раз ему показать, «где пуля сидит» уже не дали, прервав громким и дружным смехом. Так и прозвали его - «блуждающая пуля», а стороной выяснили, что служил он в конвойных войсках МВД; был, как тогда говорили в армейской среде, «краснопогонником» и охранял тюрьму, но стеснялся признаваться в этом.
Говорили, что после вуза Игорь был в командировке в Чернобыле. Сам же он вполне серьёзно сообщал мне при встрече, что ездит в командировки в королевство Непал; тамошняя королева - русская по происхождению и его хорошая подруга .
***
Таким образом, можно заключить, что «афганский синдром» сказался не только на психике солдат - участников боевых действий, но что-то сдвинул и в сознании тех, кто от войны физически был далеко?
Куда я попал вместо ВДВ
Будучи студентом исторического факультета Удмуртского университета в Ижевске, я отчётливо понимал, что учителем в школе никогда работать не стану, и сознательно готовил себя к совсем иной карьере. Порядок тогда был такой: вместе с дипломом выпускник получал направление на работу, где и должен был отработать не менее трёх лет. А так как военной кафедры в университете не было, всех годных по здоровью выпускников призывали на службу. В армию тогда призывали до 27 лет. Но была и легальная возможность «откосить» от службы и, соответственно, от маловероятного, но всё же возможного направления на афганскую войну: во-первых, отсрочку получали учителя сельских школ, во-вторых, по причине нервных или психических заболеваний, в-третьих, можно было поступить в аспирантуру.
Один мой тогдашний приятель, Р., залёг ещё после четвёртого курса в «психушку» на лечение и получил «белый билет», а после закончил аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию. После, правда, он был осуждён по уголовной статье к условному сроку лишения свободы за вымогательство. А сейчас доцент Р. служит в Техническом университете (ИжГТУ) на гуманитарной кафедре; воспитывает, так сказать, молодёжь и готовится стать профессором.
Другой мой тогдашний приятель, Н., получив диплом, ловко распределился в школу, которая считалась сельской (она была расположена в пригородном районе), но куда он ездил из дома на городском автобусе. А когда работа в школе стала в тягость, он, по проторенной дорожке, также залег в «психушку», и я писал ему из армии письма. После он также защитил диссертацию. Теперь Н. - член-корреспондент Российской академии наук по отделению истории и филологии. Как говорится, солдатский долг Родине отдать - не годен, а в профЭссоры-акадЭмики - пожалуйста.
Разумеется, мне с такими «господами» не пути.
Но и тогда я ни в «психушку», ни в аспирантуру не стремился и планировал иную судьбу. Несколько лет я занимался карате (которое потом стали называть рукопашным боем), выполнил норматив кандидата в мастера спорта по стрельбе из пистолета по силуэтам, закончил автошколу и
_ ____О ^ А
получил права водителя, самостоятельно изучал английский язык. А в на-
чале пятого курса, когда нас распустили для написания дипломной работы, я, чтобы времени даром не терять, отправился в Индустриальный райвоенкомат на ул. 9 Января (сейчас в этом помещении патриотический клуб и музей ветеранов Афганистана) и попросил направить меня в ДОСААФ, в школу парашютистов. Направление такое я, конечно, получил, легко сдал в эту школу вступительные экзамены (помню, надо было подтянуться 15 раз) и даже приступил к занятиям.
Душманы у сбитого советского вертолёта Ми 8 на перевале Саланг
Однако на медкомиссии «срезался»: доктор увидел у меня рубцы на барабанных перепонках. Рубцы эти были у меня с детства, так как я переболел воспалением среднего уха: барабанные перепонки мне прокалывали, и гной вымывали струей фурацилина из шприца. После этого, в детстве я на какое-то время оглох и даже почти разучился говорить. Но потом всё нормализовалось, и лишь на перепонках остались следы давней болезни. Тем не менее, на медкомиссии мне сказали, что в парашютисты меня не пропустят, ибо во время прыжка, при резкой перемене давления, по рубцам перепонки снова могут лопнуть, а инвалиды «войскам дяди Васи»
353
(ВДВ) не нужны. Я снова метнулся в военкомат, и мне дали направление в школу радистов-телеграфистов, ибо в армию я твёрдо решил идти не просто так, а специалистом.
Помню, что инструктором нашей группы был замечательный парень - Василий Куранов. Я был крупный, мускулистый, старше одногруппни-ков на 4-5 лет; меня назначили старостой группы, а ребята звали «старшой» или дядя Лёша. Экзамены в радиошколе мы сдали весной, а вскорости я защитил диплом в УдГУ и получил распределение учителем истории в одну из ижевских школ. Но и на распределительной комиссии, и в отделе образования, и в школе я всем заявил вполне честно, что на педагогическом поприще не задержусь, и с первым же призывом, т.е. осенью того же года, ухожу в армию, после которой у меня появится «свободный диплом».
Вышло так, что со своими ребятами из радиошколы я встретился через полгода после выпуска уже на призывном пункте. Помню, приятели с истфака пришли меня проводить: играли на скрипке и флейте, как водится, пили портвейн, и при мне была торбочка с мамиными пирожками. Я, как обычно, встал на правый фланг строя, в котором стояли все мои «братки» из ДОСААФа и был уже очень рад тому, что снова оказался в знакомом коллективе, и у нас будет общая судьба. Перед строем стояли представители воинской части, куда нам предстояло ехать; так называемые «покупатели». И вот, буквально за секунду до того, как прозвучала команда «Напра-ВО! В автобус шагом - марш!», знакомый мне по предыдущим обращениям военкоматовец, капитан-десантник Кашпулин, молча и неожиданно для всех, выдернул меня из строя, как морковку из грядки, и увёл в свой кабинет. Подождав, пока автобус с командой отъедет, он, заметив моё недоумение, пояснил: «Вся эта команда идёт в Афган. А Родина тебя не для того 5 лет учила, чтобы.» Мне приказано было явиться на следующий день.
Я вышел из военкомата и не знал, радоваться мне или грустить... Приятели тоже были в растерянности. В общем, мы купили ещё портвейна и закусывали его снедью из моей сумки. На следующий день студенты снова проводили меня, и мама опять напекла пироги. Тут уж никакой заминки не было, команда, в которой было нас 7 или 8, все «полуторагодич-ники», т.е. с высшим образованием, под началом сержанта с танковыми
эмблемами поехала на вокзал. Так, через сутки я оказался в Оренбурге в учебном полку, где готовили специалистов на зенитно-ракетный комплекс «Круг» противоздушной обороны (ПВО).
Ребята из той команды, ушедшие в Афган, спустя годы встречались мне. Причем, они сами узнавали меня, подходили на улице, здоровались, рассказывали, что такой-то убит или ранен, а такой-то награждён. Мне было всегда очень неловко: в моей собственной жизни за эти годы произошло столько всего, и столько наслоилось на память, да и эти люди, которых я видел 18-летними мальчишками, настолько возмужали и изменились внешне, что я с трудом их узнавал... А уж беседу о тех, других парнях, и вовсе поддержать не мог. Горько сознавать, но я их просто забыл. Лишь бы страна не забыла.
«Агент казахстанской разведки»
После окончания мной университета, летом 1983 г. мы с приятелем Н., ныне членкором Академии Наук, поехали отдохнуть в Сухуми. Тогда Абхазия была частью Грузии, и впечатление было, как за границу попал; очень на нашу привычную жизнь не похоже. Назад возвращались порознь: я полетел через Баку в Красноводск, где в то время служил мой кузен Игорь Лазарев. «Дембель» ему «светил» только осенью, я же осенью планировал сам уйти на полтора года. Таким образом, мы уже не виделись почти два года, и могли бы не встретиться, в сумме, три с половиной года. Мы выросли вместе, читали одни книги, и нас связывали многие воспоминания о совместных проказах. Он тогда писал стихи, и некоторые строки, казавшиеся мне занятными, я приблизительно помню до сих пор:
Знамя красочное вьётся, Бодро строятся в песках; Слух летит, передаётся: Лазарев уже в войсках.
И враги уже не дремлют И красуются собой, Но с досадой жёнам внемлют: Лазарев ещё живой.
355
***
Я - агент казахстанской разведки, Я работаю на Казахстан. Это видно всегда по глазам, Ведь подобные случаи редки?
Я давно казахстанский шпион: Изучаю возможности рынка, Шерсть и хлопок, табак и бекон, И пройдет ли тут наша волынка.
Говорят, на узбекском мундире Нет нашивок и меньше погон. Но мне это давно говорили, И, по-моему, тоже шпион.
Лишь весной и осенней порою -На два года по твердой цене. И мундир азиатского кроя Убедителен в этой стране!
Мой кузен имел тогда репутацию «диссидента», «подкалывал» существующий режим и советскую действительность, но, конечно, не мог открытым текстом выразить своего отношения к вторжению советских войск в Афганистан и лишь намекал на весенний и осенний призывы.. А диссидентам всегда «положено» не одобрять и высмеивать мероприятия правительства, каким бы ни было то правительство, и какими бы ни были мероприятия. Тогда его иносказательные стихи были мне совсем не понятны, и лишь много позже я узнал, что и наши передовые части, которые вошли в Кабул и штурмовали дворец президента, и так называемый «мусульманский батальон» Главного Разведуправления Генерального Штаба (ГРУ ГШ) были составлены из специально подобранных бойцов с «азиатской» внешностью из Туркестанского округа: казахов, туркмен и т. п.
Красноводск - это город на побережье Каспийского моря в Туркмении. Наверное, где-то здесь снимали фильм «Белое солнце пустыни». (В
послесоветское время город стал называться Туркмен-баши.) Встретив Игоря, я заметил, что у него отсутствуют две фаланги пальца на руке. Он рассказал, что был травмирован и лечился в окружном госпитале в Ташкенте. Об обстоятельствах получения травмы он не распространялся. По его словам, после операции он был определён в команду выздоравливающих и работал здесь же санитаром в хирургии. В его обязанности входило помогать на перевязках и выносить из операционной «отходы». Он говорил, что хирург во время операции доставал пули из тел раненых ребят, которых самолётами возили из Афганистана, и тут же на глаз определял их калибр и происхождение. Так, бросая со звоном в чашку пулю от винтовки М-16, приговаривал: «американская металлургия», а, извлекая кусочек брони БТРа, замечал: «а вот это наше, родное.». Игорь тогда говорил мне, что, дескать, вы там живёте - ничего не знаете, а тут полны госпитали больных солдат, и каждый день самолётами ещё везут...
Форма номер восемь
В те годы про то, что в Афганистане идет война и погибают наши солдаты, мы, конечно, в принципе знали. Хотя никаких торжественных похорон или статей в газетах про боевые подвиги мы тогда не видели, да и сами «афганцы» с наградами на людях не показывались. Так, доходили отдельные слухи, что у кого-то сосед вернулся без ноги, а у кого-то с орденом (в основном, говорили про орден Красной звезды). Одним словом, та война была, как бы, в каком-то другом мире и от нас очень далеко. Лишь много лет спустя я узнал, что за все 10 лет Афгана потери советской армии убитыми составили около 26 тыс. человек. Много это или мало? Те, кто потеряли там своих родственников, таким вопросом не задаются. И мы склоняем свои головы перед теми, кто не дождался из Афгана сына, брата, мужа или отца. Но, с другой стороны, в тех же 80-х только в автотранспортных происшествиях и только за год страна теряла то же самое число людей - около 26 тыс. Таким образом, те потери оказались, как бы, размыты в масштабах общей ежегодной убыли населения Советского Союза, которое тогда составляло более 250 миллионов человек.
Так уж устроена жизнь, что взрослые, но не старые ещё люди, в компаниях обсуждают, как правило, одни и те же темы. Женщины расска-
зывают, как они рожали детей, и делят свою жизнь на периоды до беременности и после рождения того или иного ребенка. Мужчины, в свою очередь, рассказывают о событиях того «героического периода», который пережил каждый из них. Это сейчас, сплошь и рядом, в компаниях мы встречаем людей, которые по своему почину прыгали с парашютом, пилотировали летательные аппараты, спускались на дно морское с аквалангом2 или объездили полмира. Всё это сейчас доступно - были бы деньги. А в советские годы все эти возможности для сильных ощущений и незабываемых впечатлений давала молодому человеку лишь воинская служба. Много раз мне приходилось слышать, как мужчины говорили, что вся их жизнь это была скучная череда зарабатывания денег: дом - работа, работа - дом, и нечего вспомнить, кроме военной службы. И в самом деле, мы не случайно помним из нашей жизни именно эти годы, когда мы были среди друзей, «один за всех, и все за одного», когда каждый круглые сутки был на виду; что называется, если слабак, то за соседа не спрячешься, а если уж ты молодец, то это признают все и сразу.
Афганские моджахеды на ижевских мотоциклах
2
К слову, автор этих строк сам совершил 550 водолазных спусков. ©
Поэтому в то время к службе в армии многие из нас стремились, о службе мечтали, ибо в обыденной, мирной жизни пассионарий, т. е. человек сильных страстей, проявить себя почти никак не мог. Хотя в школе нас и учили, что «и в мирной жизни всегда есть место подвигу».
Про Афган и про войну мы в то время знали очень мало. Я тогда прочитывал каждый номер молодёжной газеты «Комсомольская правда», но там об этом писали сущую ерунду: какие-то репортажи про то, как наши воины-интернационалисты из «ограниченного контингента» помогают афганцам восстанавливать мосты и школы, строить дороги и убирать урожай. Эти статьи порождали тогда у нас лишь недоумённые вопросы: кто и зачем взорвал эти мосты и школы? Как афганцы раньше без дорог обходились? И как, после того, как наши солдаты, рано или поздно, уйдут, они будут собирать свой урожай?
Про себя сказать могу определённо: я на эту войну попасть хотел и ничего страшного для себя в ней не предвидел. Вследствие ежедневных тренировок в тире, стрельба сделалась для меня делом рутинным, физически я был настолько крепок, что пробегал 10 км за 40 с небольшим минут и, после спаррингов с полным контактом и даже травм, ни встречи с врагом, ни боли от ранений не боялся. То ли я не переживал по поводу возможных опасностей по своей глупости и наивности, то ли действительно был психически готов к войне? Трудно судить теперь.
Следующий шанс попасть в Афган мелькнул передо мной уже в армии. Где-то под конец полугодичного курса обучения в Оренбургской «учебке», весной 1984 года, наш комсорг батареи, сержант Якунин, сказал, что отличники смогут добровольцами попасть в Афганистан. Я, разумеется, был членом Коммунистического союза молодёжи и все экзамены сдал тогда на пятёрки.
Теперь мне кажется, что тогда, тридцать лет назад, я написал такое заявление, но определённо утверждать этого не берусь. Хотя средства ПВО в Афганстан водили, но, здраво рассуждая, кого мы на той войне могли сбивать своими зенитными ракетами? Такие заявления с просьбой «отправки на фронт», инспирированные политотделом, наверное, были всего лишь необходимыми для существования коммунистической системы свидетельствами лояльности и готовности, как говорилось, «отдать свою жизнь за идеалы.»?
Тогда же в армии, но уже в строевой части в тайге под Хабаровском-43, снова бродили слухи о том, что кого-то, то ли из нашей бригады, то ли из соседней, отправляют в Афганистан. Слухи «подкреплялись» тем, что в строевой части (по-граждански говоря, в отделе кадров) был приказ, отпечатанный в виде книжки о введении новой формы одежды, которую почему-то называли «афганкой».
Регламентные работы по обслуживанию станции наведения ракет. Хабаровский край, 1984 г.
Мой дружок - писарь строевой части, призванный с третьего курса филолог из Владивостока - мне этот приказ показывал, и нарисованные там молодцеватые солдаты в кепи с козырьком (у нас были пилотки), в пригнанной форме и высоких ботинках на шнуровке (сейчас их называют берцы) выглядели очень необычно и презентабельно.
Честно сказать, я к тому моменту свою форменную одежду уже сильно поистрепал, и сапоги от постоянной болотной сырости у меня и моих сослуживцев разваливались, не выдержав «положенных» сроков носки; и солдатики на этих картинках, одетые с иголочки, подсознательно влекли нас ехать хоть куда, хоть к черту на рога, но лишь бы в новой фор-
ме. Про свою одежду мы тогда говорили: «форма номер восемь: что украли, то и носим».
Разумеется, всё, что нам было положено из одежды по Уставу и нормам довольствия, мы получали точно в срок, и, возможно, где-то в городском гарнизоне солдату и хватало одного мундира на 6 месяцев, сапог
с с
- на 9 месяцев, шинели - на два года, но не у нас; когда в одной и той же одежде приходилось и лес валить, и в наряд по кухне ходить, и караулы «тащить», и своих «железных коней» обихаживать. Выдаваемые нам танковые комбинезоны помогали мало: они пропускали воду, солярку и масло, и ткань их буквально расползалась от частой стирки в бензине. Я был бы и рад купить тогда новые сапоги и одежду; «зарплата» сержанта мне позволяла: сапоги стоили 11 руб., а х/б - 12. Но купить было негде. А шинель у меня, и в самом деле, в самой середине срока службы украли прямо из казармы боевого дежурства. Украли, разумеется, свои же «братья-солдатики»; она была сравнительно новая. Ну, и Бог с ней: кому-то пригодилась на «дембель».
«Под Кандагаром было круче»3
Из армии я пришел в мае 1985 г. Как-то так вышло, что до нашего призыва лица с высшим образование служили год, и после нас - опять год, а мы попали в период, когда несколько призывов служили по полтора года. Но я не жалею об этом, и очень благодарен армии, как великой школе жизни. За эти полтора года я реализовал себя вполне, став заместителем командира взвода, специалистом первого класса, отличником Советской Армии. Да и денежного содержания (за звание, за должность, за особые условия службы) я под «дембель» получал 17 руб. 50 коп.: это впятеро больше, чем у рядового солдата-первогодка. В армии всё казалось легко и просто: по подъёму надо встать, сбегать на зарядку, произвести утреннюю поверку своего отделения, а потом, если ты не выехал в поле с батареей, и старшина с термосами не «потерялся», то тебя трижды в сутки покормят, а по отбою ты ляжешь в свою кровать: «за тебя думают командиры». Понятное дело, на гражданке свою судьбу пришлось устраивать самому, и меня там никто не ждал и места рабочего не «нагрел». Так сказать, «от-
3 Фраза из культового фильма «Generation Р» (По повести Пелевина «Поколение Пепси»)
362
дышался» я уже только в качестве инженера режимно-секретного отдела Ижевского мехзавода.
И тут я обнаружил с немалым удивлением, что нас, «дембелей», ещё вчера членов единой солдатской семьи, делят на два сорта, на две неравных «кучки»: меньшую, так сказать, «отборную кучку» составляли те, кто имел статус «афганца», те, кого приравняли к участникам Великой Отечественной войны. Правду сказать, их было тогда очень мало, гораздо меньше, чем теперь разного рода льготников, и мы, бывшие солдаты, да и всё общество, вполне спокойно воспринимали, что этим 20-летним «ветеранам» давали специальные удостоверения, квартиры, санаторные путёвки, отпуск летом и прочие блага. Хотя кто-то глухо ворчал, особенно из тех, кто годами работал, мыкался с семьёй по общагам и ждал своей очереди на жильё: «Ладно, ты - герой, спору нет, орден тебе за это и медаль. Ну, а квартиру-то за что?»
Плакат советского периода «Грязная работа ЦРУ в Афганистане»
Мы понимали, что эти люди пришли с войны, а мы на войне не были, хотя многие из нас могли бы порассказать немало о тех случаях на
363
боевом дежурстве, в наряде, на работах, когда непонятно, как мы живы-то остались. А что касается меня, то я первого «трупака» увидел 14 декабря 1983 г.: через 2 дня после Присяги в первом же карауле у нас застрелился парнишка-чуваш. А через некоторое время Валерка Маслов, с которым мы жили на соседних койках, сам в карауле застрелил троих нарушителей. Караул - по Уставу - это тот же самый бой, караульный выполняет «боевую задачу по охране и обороне вверенного ему поста». (Возможно, когда-нибудь я расскажу обо всех случаях виденной мною смерти за полтора года службы; их было немало, и последний такой случай произошёл за две недели до моей демобилизации.)
Уж не знаю почему, но тогда у нас складывалось мнение, что не всем «афганцам» эти льготы идут впрок; одна моя сослуживица по заводу рассказывала, что её муж в новой квартире весь свой отпуск пил, пропил всё, что было, и как-то, собрав пустые бутылки в две сетки, пошёл, чтобы сдать их на опохмелку. В магазине их не приняли, тогда он, обозлившись, стал метать их в окна магазина, как гранаты, и расколошматил торговую точку вдребезги. Разумеется, приехал наряд милиции. Ничего ему за это не сделали: «афганец».
Знали мы тогда и то, что некоторые из этих ребят ушли в криминал, стали боевиками, киллерами или, как тогда говорили, «торпедами». Впрочем, вопрос этот наверняка кем-то изучался и описан в специальной медицинской литературе и трудах по криминологии. И, как говорится, «в семье не без урода», даже в славной семье ветеранов.
Причины «малых» войн
Для чего же всё-таки советские войска были введены в Афганистан? За что советские парни воевали и гибли в 1980-х в Африке, в 70-х гг. во Вьетнаме, в 68-м в Чехословакии, в 56-м в Венгрии, в начале 50-х в Корее, в середине 30-х гг. в Испании? С войнами «большими» всё понятно: в Первую Мировую мы были втянуты всей логикой «большой» политики; воевать пришлось поневоле. Но ради чего наших парней и военную технику посылали (и сейчас продолжают посылать) в страны, с которыми у нас зачастую и общих-то границ нет, например, в Сирию? Проще всего это было бы объяснить так называемыми «геополитическими» интереса-
ми: дескать, наши интересы где-то ущемили, нашего стратегического партнера или союзника «обидели». Ну, с «мировым жандармом» США всё понятно: там, где «пахнет» нефтью или даже дешёвыми бананами, там оказываются вдруг ущемлены и «стратегические интересы» Америки. Или где-нибудь правитель страны становится независимым от американских «кукловодов» и отказывается отдавать свою кровную нефть или другие полезные ресурсы за американские долговые обязательства, которые по сути своей являются просто резаной бумагой - туда сразу идут американские войска, а правителя называют врагом демократии. Мы видели таковых: Слободан Милошевич в Югославии, Саддам Хусейн в Ираке, Муамар Каддафи в Ливии - все были убиты, и ресурсы оккупанты теперь качают из их стран беспрепятственно.
Но рубль-то никогда не был мировой конвертируемой валютой, никому мы свои долговые расписки не навязывали, паутиной своих военных баз земной шар не опутывали и всемирные военные агрессивные союзы не создавали. А войска, тем не менее, в разные страны вводили. Для чего? Видимо, интересы были какие-то другие. Попробуем разобраться.
Политические резоны сбрасывать со счетов, конечно, нельзя, но, начав рассуждение о них, мы уйдём в область догадок и предположений, ибо документы, в которых могут быть отражены реальные мотивы высшего политического руководства страны, никогда не становятся достоянием публики; такие базы данных рассекречиваются лишь фрагментарно, и из этих обрывочных сведений разные писатели складывают свои собственные «мозаики».
***
Всякая страна, всякое правительство и в официальных речах, и в СМИ всегда декларирует свою волю к миру и стремление ко всеобщему благу. Подчеркнём: это всего лишь риторика, то есть пропаганда. В реальности, всякое государство с библейских времён в качестве своего атрибута имеет армию, как организацию «особенных» людей, которым не только дозволено, но и по функционалу предписано преступление заповеди «не убий». Государство без армии устоять не может. А что же армия? А вот армия не может существовать без войны. Отсюда парадоксальный тезис:
для того, чтобы сохранять мир, всякое государство вынуждено периодически тренировать свою армию в условиях реального боя, т.е. устраивать войны. Лишь при этом руководство страны может быть уверено, что, сдав экзамен в войне «малой», армия не подкачает и в условиях войны «большой», глобальной.
Посмотрите на историю нашей страны, хотя бы в XX веке: между войнами глобальными, Мировыми, с периодичностью, примерно, 15 лет, вооружённым силам организовывались «проверки» в форме участия их в «локальных» военных конфликтах. Каждое поколение солдат имело «свою» войну. Так, участие наших военных в испанской гражданской войне, «освободительный» поход в Западную Украину и Белоруссию (а по сути, оккупация Восточной Польши), война зимы 1940 г. с Финляндией (которую после называли «незнаменитой») - всё это явные репетиции действий Красной армии против главного противника - вермахта. Именно в ходе этих «малых» войн руководство РККА через военную разведку получило данные о тактико-технических характеристиках (ТТХ) танков и самолётов, боевой тактике войск стран, с которыми и предстояло воевать в ходе Великой Отечественной.
«Малые» войны, которые «главные» противники ведут на чужой территории, характерны тем, что используются в качестве боевого полигона для испытаний военной техники. Конечно, самые новые, перспективные образцы вооружений туда не попадают, так как велик шанс их утраты, захвата противником и рассекречивания новых перспективных разработок. Но рядовых, штатных образцов там бывает, хоть отбавляй. Так, например, известно, что первые образцы автоматического карабина АК47 (более известного у нас под именем «автомата Калашникова») массово стали доступны для исследования на западе именно после того, как советские войска были введены в Венгрию в 1956 году, а там, по всей видимости, спецслужбы противника провели несколько операций по изъятию оружия у наших солдат.
Разумеется, ТТХ вооружений и боеприпасов, которые испытываются на полигонах на открытом воздухе, от технической разведки противника никак не спрячешь. Скорость и манёвренность самолета, и калибр пушки танка - всё это фиксируется со спутников и вычисляется, т.к. даже полигонное применение вооружений оставляет массу следов и демаскирующих
признаков. Однако полигон - это одно дело, а боевое применение в условиях, когда пилот, танкист, пехотинец не просто прицеливается в мишень, которая, пусть даже и движется, но в ответ не стреляет, и боевая работа в окружении убитых и раненых товарищей - это совсем другое. Работа в условиях полной мобилизации бойца при реальной опасности для его жизни гораздо эффективнее, чем тренировка на полигоне. Поэтому всякая армия такие вот «репетиции» периодически вынуждена устраивать себе, и в них участвует хотя бы некоторая часть армейской элиты: подразделения постоянной боевой готовности и перспективные командиры, которые передадут свой боевой опыт новичкам. А всем, кто получил боевой опыт в «малой войне», в случае «большой» войны предстоит оказаться на самом передке. Но, разумеется, элитные части даже на такую «репетицию» со старым вооружением не пошлёшь.
Таким образом, так называемый локальный конфликт, что ни говори, не только организуется целенаправленно, но и становится, как бы, «выгоден» едва ли не всем его участникам; все участники преследуют в нём свои цели. Представители «больших» армий, поставщики вооружений на них испытывают свои изделия в реальных условиях, а доказав работоспособность серии этих изделий в условиях локального конфликта, военно-промышленный комплекс получает от государства заказ на массовое производство «проверенных» образцов.
С другой стороны, «малые войны» являются средством утилизации морально устаревшего оружия. Помню, в те давние годы я видел на страницах молодёжной газеты фотографии черноволосых афганских мальчишек и девчонок с пистолетами-пулемётами Шпагина (ППШ) на груди. Подписи к фото сообщали, что это - представители местных организаций юношества, по типу нашего Комсомола. Несмотря на то, что вооружённые девушки были без хиджаба и паранджи, скидка не местные условия была всё же сделана, и разделение по половому признаку соблюдено: парни состояли в Демократической организации молодёжи Афганистана, а девушки - в Демократической организации молодых афганских женщин. Видимо, наша страна тогда поставила много ППШ «с хранения»: после я узнавал этот автомат и в репортажных кадрах из Ирака, хотя у него и был снят кожух со ствола, сам ствол укорочен, а вместо приклада прилажено
что-то вроде пистолетной рукояти. Но дисковый магазин на 70 патронов настолько характерен, что не спутаешь с другим.
Моджахеды близ города Герат. В центре справа- пистолет-пулемёт IIIIIТТ Видны несколько винтовок системы Мосина-Нагана.
Но если автоматы, винтовки и пушки в законсервированном виде на армейских складах в стандартных условиях можно хранить десятилетиями, то гарантийные сроки хранения боеприпасов - патронов, снарядов и ракет - гораздо короче. Так, работая на Мехзаводе, я нашёл на дальнем складе множество ящиков патронов для винтовок, пистолетов ТТ и малокалиберного оружия. Гарантийные сроки на них давно истекли, но патроны продолжали по инерции охранять в отдельной выгородке из колючей проволоки, и каждый день туда приводили сторожевых собак. Попробовали стрелять теми патронами в тире; они давали громкий звук выстрела, но пуля, вылетев из ствола, падала на пол метров за 10 и катилась в сторону мишени, а автоматика пулемётов и тех же ППШ на этих патронах не работала - импульс отдачи был недостаточен. Вот была морока с их утилизацией!
Всякое государство вынуждено хранить мобилизационный резерв боеприпасов на случай войны и периодически освежать его. Однако утилизировать, т.е. разобрать боеприпас на заводе - дело очень дорогое. Утилизация патрона стоит зачастую дороже, чем само его производство. Проще всего партии патронов, у которых подходит к исходу сроки хранения, выдать в войска и использовать их для учебных стрельб, или извести «неликвиды» в ходе «малой» войны. Историки, наверное, подсчитали,
сколько миллиардов патронов «сгорело» в горах Афганистана за 10 лет?
***
Ветеранов той войны на проводимых ими «Уроках мужества» часто спрашивают: что же всё-таки они делали там, далеко от Родины? Конечно, лётчик, который пускал ракеты и сыпал бомбы с высоты, результатов своей деятельности, как правило, не видел. Поэтому он и отвечает, что просто выполнял приказы, а Советская армия там выполняла свой интернациональный, т.е. международный долг. Но тем, кто вступает во взрослую жизнь сегодня, трудно понять логику столь «плоского» ответа. У молодёжи остаётся недоумение: как эти измождённые бедняки на ишаках с мотыгами, а после и с автоматами, отобранными у наших солдат, в мозолистых руках, могли угрожать стране Советов, политической стабильности и миру во всём мире?
Напомним читателю, что Афганистан «устроен» так, что война в нём велась на протяжении столетий. Множество народов и племён с разными языками, разными религиями живут здесь, в общем-то, своей жизнью, и центральная «власть» в Кабуле, откровенно говоря, является властью во многих аспектах лишь номинально. Примерно двести лет эту страну пытались «замирить» англичане, но убрались из неё, не добившись толку. В начале 1920-х годов здесь появилась дипломатическая миссия, посланная Советским правительством. Официально её возглавлял Ф.Ф. Ильин, более известный в нашей истории как Раскольников; тот самый командующий Волжской флотилии, побывавший к тому времени в плену в Англии. С именем Раскольникова связывают эпизод, в ходе которого 17 октября 1918 г. три миноносца и вспомогательный корабль Красных захватили у Прикамской пристани Гольяны баржу с советскими работниками, которых
Ижевско-Воткинские повстанцы держали в качестве заложников и охраняли караулом из пятерых нестроевых солдат под началом юнкера-гимназиста. (См. об этом подробнее нашу книжку «О мичмане Ильине, его жене и Гольянской барже).
Так вот, собственно, о жене. На момент командировки в Афганистан таковой за Раскольниковым числилась Лариса Михайловна Рейснер, которая в ходе Гражданской войны не только опубликовала в газете «Известия» массу интереснейших репортажей с фронта, но и провела несколько смелых нелегальных рейдов в тыл противника, т. е. чехословаков и Каппелевцев, и, говорят, даже принимала на себя командование силами Волжской флотилии в критические моменты боя. И в Афганистане она, по факту, явилась главным действующим лицом той «миссии в Кабуле». Если глава делегации лишь присутствовал на приёмах, то его жена сработала оперативно. Лариса Рейснер была не только очень красива и знала языки, но и способна была мыслить и поступать нестандартно. Известно, что тогда она стала действовать через гарем: войдя в доверие к жёнам афганского хана, она убедила их, а они своего супруга, в необходимости подписания с Советской страной договора о сотрудничестве. Таковой был подписан, и Лариса Рейснер, выполнив задачу, немедленно оставила супруга, отправившись выполнять новое задание. Она поехала с Карлом Радеком в Германию разжигать там мировую революцию.
Упомянутый договор существовал недолго и был нарушен, возможно, вопреки воле афганского руководства, так как с территории СССР в Афганистан стали укрываться «банды басмачей». Тогда же несколько не вполне успешных походов на Кабул произвела Красная армия и про это сняли кино «Миссия в Кабуле».
После «нашей» Афганской войны 1979-89 гг. в страну вошли американцы, а мирной жизни там как не было, так и нет. Тем не менее, принципиальная разница между поведением колонизаторов и деятельностью русских в экономически «слаборазвитых» регионах существует. Идеологию колониализма выразил английский поэт Редьярд Киплинг (тот самый, что написал историю мальчика Маугли, усыновлённого волчьей стаей). Он пропагандировал теорию о цивилизаторской «миссии белого человека». Всегда и везде эта «миссия» выливалась в выкачивание из захваченной
страны ресурсов, вывозе из неё рабов, в спаивании туземцев алкоголем или наркотиками и диком подавлении какой бы то ни было оппозиции.
Разумеется, и покорение Кавказа и Средней Азии Российскими войсками - факт общеизвестный. Но вот какое дело: вовсе не зря говорят, что «русские полки беспардонно входили в мирные кишлаки и аулы, оставляя после себя школы, больницы и университеты.»
Что наши воины и гражданские специалисты делали в Афганистане? Да всё; современная инфраструктура страны (дороги, связь, мосты и тоннели) была создана именно трудом Советского солдата и инженера. Трудно поверить, но в десятилетний период «советской агрессии» в стране не только были сформированы местные кадры врачей, инженеров, учителей, но даже была создана и функционировала Афганская Академия Наук! В Кабуле периода «советской оккупации» действовали водопровод и телефонная связь, уличное освещение, и даже был общественный транспорт: по трём линиям ходили троллейбусы чехословацкого производства.
Из «Сборника материалов по контрпропагандистской работе», 1987 г.
Именно остатками всего этого Афганистан живёт до сих пор; те, кто вошёл в страну после нас, ничего подобного уже не создавали, а те троллейбусы давно выброшены в металлолом, который некому и негде переплавить.
А тогда война шла своим чередом; наши стратегические противники, в первую очередь США, снабжали повстанцев оружием, а Советское руководство пыталось дать афганцам возможности для мирного труда, и такой труд был организован внутри областей, охраняемых нашими войсками.
Разумеется, в ситуации всякой войны в зоне фронта страдают местные жители, чей урожай на полях растоптали чужие танки, и, как ни парадоксально, встретив советских воинов, поначалу, как освободителей, местные жители, потерявшие всё свое имущество в ходе войны, симпатии свои к военным (любым военным) рано или поздно утрачивают. И сами становятся военной силой, участницей конфликта. Впрочем, если говорить об Афганистане, то, несмотря на заоблачную стоимость этой войны для бюджета нашей страны и наши имиджевые потери, которые, напомним, вылились в бойкот многими странами московской Олимпиады-80, в качестве позитивного результата для нас можно было бы назвать временное прекращение неконтролируемого наркотрафика в СССР? Правда, сам Советский Союз, обескровленный военными расходами, вскоре «перестал быть живой», и мы, против воли, оказались совсем в ином, буржуазном мире.
Оружейная тема
В годы Афганской войны ходили какие-то неясные слухи о «пулях со смещённым центром тяжести». «Знатоки» утверждали, что такая пуля в теле человека «кувыркается», отрывает руки-ноги. В общем, жуткое дело.
Что это за пули такие, читатель сам теперь может узнать в Интернете: там есть и статьи и разрезы этих пуль, которые используются сейчас многими армиями. А тогда, получив в линейной части в Хабаровске-43 личное оружие, которым оказался автомат АК74У (в войсках его называли
«ублюдок»), я также был многозначительно предупреждён, что его пули калибра 5,45 мм, того, со смещённым.
Месяцев через 9, когда я уже давно был сержантом и ходил помощником начальника караула, сидел я ночью в караулке, и позвонил мне дежурный по штабу. Он был взволнован и сказал, что из верхнего коридора, где стоит часовой у знамени части на Посту № 1, раздался выстрел и потом оттуда стали слышны стоны. Стали разбираться: на пост выставили тогда молодого солдатика. Этот Фаиль Г. из моего отделения был по гражданской профессии киномеханик и очень надеялся, что и в армии будет «кино крутить». Но фильмы в солдатском клубе показывают лишь по выходным, и «блатная» должность механика не пустует. А тут он «полетел» по нарядам, караулам, да ещё и в караулке его, как молодого, «прикололи» где-то пол вымыть. Он и сообразил сделать самострел. Правду сказать, начштаба Второго дивизиона, где я служил, майор Нерушев, дядька был мудрый и салажню жалел, а кого покрепче, кто мог выдюжить в тулупе 2 часа на морозе, да на ветру, он «писал» на внешние посты.
Стоя в тепле, на тумбочке с сигнализацией у Знамени бригады, этот Фаиль Г. выстрелил себе сверху в ступню правой ноги. Пуля пробила ступню, сломав одну маленькую кость и всё! Ничего ему не оторвало. Через пару месяцев его выписали из госпиталя, и он, слегка прихрамывая, пошёл-таки в клуб киномехаником. Одним словом, «хреновый был солдат», но за «самострел» его не судили.
***
С 1985 по 1988 гг. я работал в режимно-секретном отделе Ижевского Механического завода. Мне приходилось заниматься обеспечением сохранности огнестрельного оружия, находившегося в производстве и эксплуатации подразделений завода. Одним из заводских производств было пистолетное. Сейчас уже общеизвестно, что пистолет самозарядный малогабаритный (ПСМ) под патрон калибра 5,45 мм, наряду с иными системами оружия, производился именно здесь и имел заводской индекс 6П23.
X Г kj KJ
Как-то раз, в заводской библиотеке я взял американский оружейный справочник Джейнс (Jane's); в нём были подробно описаны абсолютно все системы огнестрельного оружия со всего мира, известные к тому времени.
Фирма выпускала эти толстенные тома альбомного формата с тысячами иллюстраций, обновляя данные ежегодно. А тогда я с удивлением обнаружил в данном справочнике крупную фотографию ПСМ. Как же так? Производство считалось секретным, изделий этих производилось сравнительно немного, каждое находилось на спецучёте, а тут вдруг фото в справочнике, который издается в стране «главного противника». На фотографии отчётливо был виден номер, и по учётным данным на производстве я быстро установил, что номер реальный: пистолет был произведён совсем недавно, год-два назад, и партия, в которую он входил, была отгружена в
гр гр
Туркестанский военный округ. Тогда мы, в общем-то, знали, что именно через ТуркВО нашему «ограниченному контингенту» в Афганистан поступают и оружие, и боеприпасы. И лишь через несколько лет, уже на службе в «органах», мне стало известно, что данные пистолеты поступали на снабжение экипажей наших самолётов и вертолётов в Афганистане, а также использовались спецслужбами для скрытого ношения; пистолет этот маленький, легкий и плоский. Видимо, и тот ПСМ душманы сняли с убитого «летуна»?
Курсы КГБ СССР
В период работы на заводе мне предложили перейти на аттестованную (офицерскую) должность в КГБ Удмуртии. За получением специального военного образования в начале 1988 г. я был направлен на Высшие курсы КГБ СССР в Киев. Там, в процессе обучения, на занятиях по предметам курса военной подготовки, нам показывали фильмы, снятые ведомственными операторами об афганской войне, мы изучали в общих чертах принципы организации работы спецслужб в условиях войны, учились обращению с разнообразным оружием.
На спецдисциплинах рассказывали нам и о контрразведывательных операциях, которые были проведены тогда сотрудниками наших «органов», направленными в Афганистан. Что-то из услышанного тогда в памяти моей изгладилось, а иное я рассказывать здесь не хочу и не буду по личным мотивам.
Из того периода упомяну лишь о нескольких эпизодах: во-первых, нам рассказали подробности того, как был разоблачён и задержан один из
военнослужащих Советской армии, передававший совершенно секретную информацию противнику. Врезалось в память, что собранные сведения он передавал с помощью полученного от своих «заокеанских хозяев» технического устройства величиной с пачку сигарет, у которого был экран и кнопки с буквами и цифрами. На эту же «машинку», работавшую от батареек, ему приходили и инструкции, и сообщения о том, где для него были заложены необходимые технические устройства и деньги за шпионские услуги. Напомню, что рассказывали нам об этом в 1988 году, а речь шла о событиях, произошедших за несколько лет до того, т.е. где-то в начале 80-х гг. И лишь много лет спустя, в середине годов 90-х, увидев первые появившиеся в нашей стране пейджеры, а после - мобильные телефоны, я понял, о каком устройстве шла речь тогда.
Таким образом, именно тогда и именно там наши контрразведчики получили информацию о технических средствах связи, которые дошли до гражданского потребителя лишь через 10 лет, а в то время не только воспринимались как сенсация, но и стоили баснословно дорого и, разумеется, были глубоко засекречены.
Второй сюжет связан с нашим преподавателем рукопашного боя. Он был профессиональный боксёр, окончил институт физкультуры и службу начал в спортроте Киевского военного округа. Потом, неожиданно, он был переведён в Афганистан и вошёл в состав подразделения особого назначения. Нам, людям «системы», он рассказывал тогда многие скрываемые от публики подробности реальных событий той войны. И для нас, людей, в общем-то, мирных (а многие из моих сокурсников по Киеву срочную службу не проходили), настоящим шоком явились рассказы о бомбёжках афганских деревень, о применении боеприпасов объёмного взрыва, о «зачистках» домов, когда в них бросали связки гранат или выжигали всё живое огнемётами. Конечно, в газетах тех лет об этом не писали, и мемуаров об этом тогда ещё никто не публиковал. Более всего из тех рассказов мне запомнился способ, которым наши спецназовцы выявляли душманов, которые после совершения терактов пытались спрятаться в массе мирных крестьян. Наши всех мужчин в кишлаке раздевали по пояс, и тот, у кого на плече обнаруживался характерный синяк, который набивает дёргающийся отдачей приклад автомата или винтовки, шёл в «расход».
Был у нас и другой офицер, которого перевели к нам посреди семестра после афганской командировки. Специальность его была взрывотех-ник. Подробностей своей службы он не рассказывал, но речь его иногда становилась сбивчива: он переставлял слова и путал их окончания. Это сразу же бросалось в глаза. Курс взрывотехники нашему потоку не преподавался, и тот офицер вёл у нас военную топографию. Как преподаватель он был очень своеобразный: один из наших парней, указывая на значок в легенде карты, спросил его: «Товарищ майор, а что такое газгольдер4?» А тот откровенно ответил: «Не знаю пока. Я без недели год оперативный рабочий», вместо: «Я без году неделя оперативный работник». Особенность речи резанула слух, и мы поначалу прозвали его «контуженный». Но дядька он был не злой и как специалист - великолепный; он научил нас по картам горных областей Афганистана находить границы видимой зоны, определять простреливаемые пространства, рисовать профили пути, кроки и т. д. Поэтому его позывной у нас быстро сменился на нейтральный -«Газгольдер».
Помню, как был организован финальный зачёт по курсу военной топографии. Нас, группами по три человека, с компасом и фрагментом карты «десантировали» из автобуса на трассе к северу от Киева. Я был старшим группы. Задание было: сориентироваться по карте, и выйти к условленному времени в указанную точку. Направление мы сразу взяли верное и бежали по лесу, как положено, считая шаги под левую ногу. Вдруг, бац! Колючая проволока поперёк пути, за ней какие-то бочки лежат, часовой ходит. Мы ему: «Парень, дай пройти», а он нам: «Стой, назад!» Мы: «Да чё ты.» Он: «Стой, стрелять буду!» Мы были в спортивных костюмах, хотя и при удостоверениях, но часовой выполняет боевую задачу, и если бы мы залезли за колючку, а он нас застрелил, то ещё бы и получил благодарность за бдительное несение службы.
Делать нечего: препятствие стали обходить в южном направлении, а забор всё не кончается. Из графика, понятное дело, выбились. Наконец, кончился забор, и, чтобы увеличить скорость передвижения, решили мы двигаться не по азимуту, не по лесному бездорожью, а по тропинкам, которые есть на просеках. Побежали по ближайшей просеке, которая вела примерно в направлении цели. Просеки в лесу разделяют кварталы, и на
4 Gas holder (англ.) - хранилище газа, резервуар.
376
их пересечении стоят столбы. Грани их затёсаны, и на гранях написаны номера кварталов. На карте лесных массивов просеки эти тоже есть, и номера кварталов указаны. Добежали до первого столба, сориентировались. Что за дела? Столб-то на месте, но номера на нём совсем другие, не те, что на карте. Смотрю на карту: кварталы располагаются по определённой системе. Вычисляю разницу между номерами на столбе и номерами на карте, пытаюсь понять систему. Рисую на карте вычисленные мной номера тех кварталов, куда нам бежать. Бежим до следующего столба. Ура! Я - гений! Номера совпадают с вычисленной системой: бежим верно. Едва-едва мы тогда успели к зачётному времени. Тот же автобус подобрал нас и увёз в часть. А некоторые группы заблудились и вернулись кто на городском транспорте, другие на такси, а одни так вообще «арендовали» КамАЗ.
После, на разборе «полётов», «Газгольдер» в ответ на наши претензии по поводу несоответствия местности данным карты простодушно заявил: «Я же дал вам карту 1954 года. А что? Противник вас современными картами снабжать не станет. »
Там же, на киевских Курсах, на полевых выездах, запомнились офицеры-инструкторы, одетые не в обычную полушерстяную форму (ПШ), которая была на нас, а в линялые, застиранные «афганки». Полигон нашей Школы располагался к северу от Киева и, видимо, близко к зоне отчуждения после Чернобыльской аварии. Каждый раз после возвращения оттуда, милейшая женщина-врач из нашей санчасти говорила нам: «Мальчики, стирайте ваши мундиры, мойте с мылом сапоги, покупайте на Бессарабке парное мясо, варите и ешьте его по килограмму в день. Радиация производит денатурацию, т.е. разложение белка в организме». Теперь лишь понимаю, отчего у наших инструкторов полевая форма была такая застиранная. А нам свою ПШ с пришитыми погонами стирать было, конечно же, лень.
Так вот, один из тех инструкторов на учебном месте по метанию гранат запомнился мне. Стоим с ним в окопе, он говорит мне: «Бери гранату, заряжай, и вон, в том окопчике впереди, душман с пулемётом сидит. По готовности - гранатой огонь!». Конечно, и стрелять из разных видов оружия, и метать гранаты мне было не в диковину: и до службы в армии я настрелялся «до черных соплей» в тире коллектива «Строитель», и в армейской «учебке» несколько раз метал гранаты: и при «обкатке» танками,
да и так. Ну что: я запал вкрутил, кольцо дернул, гранатку бросил и, как учили в армии, на дно окопа - бух! В армии-то дело было зимой, окопчик мелкий, да снегом завален: я в снег вжался, а всё равно, как я большой, танк мне по каске днищем прошкрябал. И там, под Киевом, лежу я в позе эмбриона, а инструктор меня ногой пинает: «Эй, боец, ты чё? Ты хоть погляди, попал или нет! Ещё гранату бери. Бросай. Гляди тихонечко из-за бруствера, где разрыв. Разрыв увидел? Теперь падай, пока осколки летят». Не помню уж, сколько гранат я тогда извёл, но поражать «душмана в окопе» научился. Конечно, для того офицера и я, хоть у меня на погонах две или три звезды было, был «зелёный салабон». Тогда же те инструкторы показывали класс при стрельбе из автомата с рук: молниеносно перезаряжая, они кучно всаживали в деревянный щит с мишенью подряд несколько магазинов из «калаша», и кончали стрелять, лишь когда бумажная мишень загоралась.
Жаль, что я уже не помню имён всех этих достойных офицеров, которые, благодаря своему боевому опыту, учили нас «без дураков», не давая слабины, учили нас реально тому, что пригодится на войне.
Когда я приехал после киевской «Вышки» в КГБ Удмуртии, то узнал, что и здешние офицеры готовились к афганским командировкам, учились на специальных курсах.
Виртути-милитари
С товарищами по Киевским курсам мы как-то раз отправились на концерт автора и исполнителя самодеятельной песни Вероники Долиной. Я, откровенно сказать, не был поклонником такого рода музыки, хотя при возможности, которая была в Киеве, был на концертах и Е. Камбуровой, и Ж. Бичевской, В. Цоя, Ю. Лозы и других, но, что называется, за компанию. В то время пластинки с такими песнями выпускались нечасто, любители стремились их «достать», и обладание ими было престижно.
Тот концерт был организован в Доме культуры какого-то института, и в зале сидели, видимо, в основном, студенты и доценты. Обстановка была очень приподнятая, все песни завершались под гром аплодисментов. А потом случился скандал. В зале притушили свет, и певица своим харак-
терным мурлыкающим голосом начала песню, полный текст, которой я привожу ниже:
Без ордена Виртути-Милитари Ко мне не возвращайтесь, говорю, Но коль уснули вы в Афганистане, Едва ли вы проснётесь к январю.
Развёрнутые на закат пунцовый, Продлите ваш почти невинный сон, Ах, лоб свинцовый... Да, а гроб свинцовый -Вот это вышел всенародный звон!
В Орле, Чите, Караганде, Тагиле, В любом на нас отпущенном раю, Во мгле, в черте оседлости, в могиле Вы спите - я вам песенку спою.
Крепчай, моё негромкое глиссандо, Взойдите в небо, сто усталых лун, Во славу легконогого десанта, Уснувшего под переборы струн!
Художник, супермен и пролетарий, Я, ваша мать, волнением горю, Без ордена Виртути-Милитари Домой не возвращайтесь, говорю.
В чём были, как одели, как обули, Спускаетесь по склону - по судьбе, Привычные в Герате и Кабуле, Сейчас сойдёте вы на Душанбе...
Не помню уж, на каком куплете, на каких словах в зале раздался громкий свист, и молодецкие голоса закричали: «Они там жизни кла-
дут.». Долина прекратила петь и быстро ответила в микрофон: «Да, кладут. Жизни афганцев». В зале, что называется, начался невообразимый шум и гвалт; так сказать, открылась дискуссия. Концерт, разумеется, был сорван.
Честно сказать, я тогда толком не понял, что и произошло; в тексты песенок я не вникал. Лишь гораздо позже узнал, что, собственно, «Вирту-ти-милитари» (военная доблесть) - это название ордена, которым награждали русских солдат и офицеров за «усмирение» польских восстаний в 19 веке. Таким образом, видимо, песнями этого рода те, кого сегодня именуют «пятой колонной», выражали свое несогласие с «политикой партии и правительства»?
Исламская конференция
Существует такая организация, суть деятельности которой, по-видимому, состоит в пропаганде идеи панисламизма.
Президент США Рональд Рейган с афганскими моджахедами
В год «Тысячелетия Казани» такая научная конференция была организована в городе-юбиляре. Получил туда приглашение и я. Тема моего доклада, написанного на английском языке, была, без преувеличения сказать, революционна. Проанализировав археологические следы одного из городищ на юге Удмуртии, я пришёл к выводу, что все зафиксированные здесь столбовые ямы «складываются» в постройку, продольная ось которой ориентирована на Киблу (Мекку), а промежутки между столбами (так называемый интерколюмний) кратны такой известной историкам мере длины, как «мусульманский локоть». На основании вещевого материала (керамики и пр.) археологи датировали данный объект 8-9 веком н.э. А по письменным источникам бытование мусульманской религии и мечетей в Среднем Прикамье датируется лишь не ранее 11 века. Всё это позволило мне интерпретировать указанную постройку в качестве мечети и, соответственно, отодвинуть датировку исламизации Прикамья, как минимум, на 200-300 лет вглубь истории.
Плакат периода войны. Подпись: « Международный исламский фронт Афганистана»
Почему-то этим докладом тогда более всего заинтересовались учёные из Америки и Европы. Модератор нашей секции, американка с татарскими корнями, назвала мой доклад extremely outstanding (чрезвычайно выдающийся), а в кулуарах иностранцы подходили ко мне и говорили, что
381
это ведь сенсация и территории традиционного проживания исламизиро-ванного населения надо поменять. Я эти разговоры воспринимал кисло; не менять же теперь, в самом деле, границы Удмуртии и Татарстана, тем более там, где все поля утыканы нефтяными качалками, и пересмотр границ субъектов федераций есть дело политическое и, естественно, конфликтное.
Кажется, кто-то в руководстве Татарстана в то время, что называется, активно «разыгрывал исламскую карту». Помню, в зале заседаний Дома национальной культуры столы стояли большим прямоугольником, сидели федеральные министры и руководство республики. Всё чинно-важно, и только я один в джинсовой куртке, да десяток представителей арабских государств в своих белых балахонах (в Египте их называют галабия). Вдруг, тихонечко, но явственно слышно: муэдзин запел, призывает к намазу. Потом другой, третий. И все звуки эти с «арабской» стороны. Сначала мы старались их не замечать, но головами вертели все, и скоро «восточные люди» свои телефоны подоставали и отключили. У них, видимо, все намазы были «прошиты» в памяти аппаратов.
Плакат периода войны. Подпись: « Международный исламский фронт Афганистана»
Тогда же я познакомился с учёным-историком Ринатом Ш. из Ташкента. Мы жили в соседних номерах гостиницы и оказались вместе на открытии мечети Кул Шариф. Там стоял длинный стол с тюбетейками, которые были расшиты цветными шелками и каменьями. Тюбетейки надели на почетных гостей, а так как я случайно оказался рядом с главой республики, то тоже голову под головной убор подставил. После, в гостинице, Ринат сказал мне, что отец его, казанский татарин, просил привезти сувенир с родины. Я, недолго думая, отдал Ринату ту драгоценную тюбетейку, и мы сделались друзьями, стали рассказывать друг другу о жизни.
Ринат, как преданный мусульманин, пил только чай, но разговоры пошли откровенные. Выглядел он очень моложаво: чёрный, худенький, и внешность, как говорится, не славянская. Я думал, он меня лет на 5 моложе, а оказалось - наоборот, на 7 лет старше. Узнав, что я бывший опер КГБ и служил в армии, Ринат рассказал мне и свою историю.
По его словам, срочную службу он проходил в каком-то спецподразделении военной разведки, их готовили к действиям в тылу противника, и они постоянно тренировались. А к началу афганской войны он успел отучиться в университете, изучив несколько восточных языков, отслужить в армии и поступил в аспирантуру. Начал учиться, но некоторое время спустя ему пришла повестка в армию. Конечно же, он взял в университете справку, что он теперь аспирант и никакому призыву не подлежит, в военном билете у него были все нужные записи и печати о том, что он долг армейской службы уже отдал. Повестка требовала явиться в военкомат немедленно, и он туда пришёл как законопослушный гражданин. О дальнейшем он рассказывал, примерно, так:
«Отдал в учётный отдел военный билет, паспорт и справку. Мне говорят: ладно, сейчас разберёмся, иди пока, жди во дворе. А двор призывного пункта огорожен, и на нём народу полно, все такие же, по повестке пришли. Тут команда: «По автобусам!». Я говорю офицеру, что я, мол, документы все сдал и повестку тоже. А они: «Скорей, скорей. Там разберёмся». По автобусам посадили и везли куда-то часов восемь. Там выгружают. Ночь. Видно только, что стоит какой-то ангар или арочный склад из железа. Командуют: «В колонну по одному, заходи.» Я говорю: так я тут по ошибке. Они мне: «давай-давай, не задерживай.»
В ангаре всю гражданскую одежду долой, дают мешок, куда всё сложить и карандаш химический, типа, надпиши. И у стены уже гора таких мешков лежит. Но я свой как-то с краю у стены пристроил и место заприметил. Тут же прапор х/б выдаёт, бросает сапоги, пилотку, ремень и через другую дверь - на улицу. А там уже строй стоит. Переодели так, и колонной отвели в военный городок, подстригли машинкой «под ноль». Поселили в палатки, с утра - подъём, зарядка, строевая, политзанятия, всё как в армии. Я каждому офицеру говорю, что я, мол, отслужил свою армию-то. Ладно, говорят, разберёмся. И никто ничего не знает - зачем собрали, надолго ли? Через несколько дней, когда, видно, всех новобранцев подвезли, стали по взводам и ротам распределять. Я оказался «лишний». Ну, так и правильно: и документы мои, и дело личное - всё в военкомате осталось.
Старший офицер мне и говорит: «А ты что тут делаешь? Иди домой.» А дом-то у меня в Ташкенте, документов никаких и денег два рубля. Он говорит: да, так тебе домой идти нельзя; тебя первый же патруль возьмёт как дезертира. Иди на склад, пусть тебе прапор твои гражданские вещи вернёт. Пошёл я на склад, нашёл того прапора. Он говорит: да как я тебе вещи отдам? Заводит в ангар, а там мешков этих - до потолка. Ладно, говорит: тебе же военную форму дали - так и оставайся у нас, живи. Я ему: «Как оставайся? Я уже отслужил, меня в университете ждут, и мама ждёт, документов нет, и там, в части, меня не принимают.» Нырнул я в эту кучу мешков, и не знаю, каким чувством, но быстро откопал свой. Махом переоделся и потом, на попутках, два дня добирался до Ташкента. Конечно, в военкомате всё прояснилось, но что было, то было. И лишь после я узнал, что наши в те дни «вошли» в Афган».
Эпилог
Наверное, в последний раз та война коснулась меня краем в виртуальной форме: я посмотрел фильм «9-я рота». Актёрский состав картины великолепен, и герои-офицеры, сыгранные Пореченковым, Серебряковым, Лыковым и др., весьма убедительны. Увидел я в картине и несколько сцен, которые, опираясь на свой армейский опыт, счёл весьма достовер-
А __^ с __..
ными. А вот сюжет в целом, при всей его эмоциональной напряжённости, особенно в плане последнего боя, где все мальчишки и их старшие товарищи гибнут, показался мне слаб и неправдоподобен. Сюжет воспринимается как сборник мало связанных между собой занимательных историй или анекдотов, вроде тех, что я привёл выше... Хотя у военно-патриотических фильмов, каким, по-видимому, и был задуман фильм «9-я рота», на мой взгляд, как и у мемуарной литературы должна быть другая задача, кроме развлечения: объективно информировать и воспитывать. Прежде всего, воспитывать патриотов, которые гордятся своей Родиной и готовы её защитить. Разве не так?
***
И зачем вообще он изложил всё это на бумаге? - спросит иной читатель. Отвечу так: ни проклинать, ни прославлять войну, я не могу. Война существует как явление нашей жизни, и пока есть государства, она просто неизбежна. Но и саму войну, и поведение человека на войне, и отношение гражданских лиц к войне каждый думающий человек должен знать и понимать. Говорят, что знающего судьба ведёт, а незнающего - тащит.
И лично мне бы очень хотелось, чтобы люди из моего окружения, особенно люди молодые, только вступающие в жизнь, не были теми баранами, которых кто-то куда-то потащит; чтобы они поняли, как в любых обстоятельствах можно и нужно знать закономерности этих внешних обстоятельств, чтобы выстроить самостоятельно в них верную линию поведения. Чтобы они нашли смысл в той войне, которая выпадет на их долю, и в которую Россию, не дай Бог, всё-таки втянут наши стратегические противники, которые могут сами сохраниться лишь путём развала остатков Союза Советских Социалистических Республик.
Итак, война есть в жизни каждого поколения, и с ней следует не просто считаться; к ней надо готовиться и морально, и физически. В дни нашей юности говорили: «в Советском Союзе пессимисты изучают китайский язык, оптимисты - английский, а реалисты - автомат Калашникова.»
