CC BY
13Н. И. Девятайкина
(Саратов)
АДРЕСАТЫ И ЧИТАТЕЛИ ДИАЛОГОВ ТРАКТАТА ПЕТРАРКИ «О СРЕДСТВАХ ПРОТИВ ПРЕВРАТНОСТЕЙ СУДЬБЫ» *
В 2004 году мировая научная и культурная общественность широко отмечала 700-летие со дня рождения великого итальянского поэта и гуманиста. Ныне уже вышли практически все материалы прошедших симпозиумов, конференций, выставок, чтений1. Их изучение показало, что трактат «О средствах против превратностей судьбы» нельзя назвать среди сочинений, которые приковывали пристальное внимание. На симпозиуме в Кьянкано-Пьенце, посвященном латинскому наследию Петрарки, он также остался в тени, привлекался учеными для сопоставления с другими сочинениями; один из вопросов политической позиции Петрарки рассматривался на материале нескольких диалогов в док-
© Девятайкина Н. И., 2009
* Статья написана при финансовом содействии РГНФ, проект 07-01-00548a.
1 См.: Petrarca nel tempo. Tradizione, lettori e immagini delle opera / A cura di M. Feo. Catalogo della Mostra a cura del Comitato per il VII Centenario della nascita de F. Petrarca. Arezzo, 2003; Petrarch and the European Lyric Tradition. Annali d’Italianistica / Ed. by D. Cervigni. Vol. 22. Chapel Hill, 2004; Petrarca i Padri della Chiesa. Petrarca e Arezzo. Firenze, 2004; Petrarca e la Lombardia. Atti del Convegno di Studi (Milano, 22-23 maggio 2003) / A cura di G. Frasso. Roma-Padova, 2005; Francesco Petrarca: L’opera Latina: tradizione e fortuna. Atti del XVI Convegno internazionale (Chianchano-Pienza, 19-22 luglio 2004) / A cura di Luisa Secchi Tarugi. Firenze, 2006; Petrarca politico: atti del Convegno: Roma-Arezzo, 19-20 marzo 2004. Roma, 2006; Petrarca e il suo tempo. Catalogo dell’esposizione tenuta a Padova nel 2004 / A cura Gilda P. Mantovani. Milano: Scira, 2006; Francesco Petrarca, da Padova all’Europa: atti del convegno internazionale di studi 17-18 giugno 2004 / A cura di Gino Belloni et al. Roma, 2007; Петрарка в русской литературе. Кн.1-2. М., 2006; Франческо Петрарка и европейская культура / Под ред. Л. М. Брагиной. М., 2007.
ладе автора данной статьи2. В рамках большого и нового по оценкам социальной позиции Петрарки доклада на других конгрессах значительное внимание трактату уделил Дж. Ферру3, а для определения степени влияния на сочинения заальпийских гуманистов - П. Лурден4.
Не исключено, что пока обратиться шире к трактату «мешает» традиционное мнение, будто он «типично средневековый» и мало что дает для понимания проблематики и специфики рождающейся гуманистической ренессансной культуры. В одной из самых фундаментальных на сегодня «Историй итальянской литературы» (Рим, 1995) раздел о Петрарке написан известным исследователем Марко Ариани. Он проводит мысль, что с точки зрения знаков стоико-христианских, темы борьбы разума со страстями, трактат - наиболее средневековый из произведений Петрарки, хотя ряд тем - доблесть, ее борьба против фортуны - гуманистические5. Наконец, старая оценка повторена в статье о Петрарке в вышедшей в самом конце 2007 г. в крупном миланском издательстве «Манда-дора» солидной «Энциклопедии средневековья»6.
2 Devyataykina N. Il problema della guerra e della pace nei dialoghi del trattato De remediis utriusque fortunae // Francesco Petrarca: L’opera Latina: tradizione e fortuna... P. 575-593.
3 Ferrau G. Petrarca e la politicita signorile // Petrarca politico. P. 43-79.
4 Laurdens P. Un aspect de la fortune du De remediis de Petrarque en Europe du Nord: de l’illustration à la mise en emblèmes // Francesco Petrarca, da Padova all’Europa: atti del convegno internazionale di studi. P. 233-249.
5 Ariani M. Francesco Petrarca // Storia della letteratura italiana. Vol. II. Il Trecento. Roma: Salerno Editrice, 1995. P. 650-651.
6 Petrarca Francesco // Enciclopedia del Medioevo. Milano: Garzanti, 2007. P. 1252-1256.
Прежде подобную оценку, вслед за П. Джерозой, высказывали авторы 1970-1980 годов. К. Салинари расценивал трактат как наиболее средневековое из написанных гуманистом сочинений, Барон, Тилден -как горько пессимистический, августиновский, отрицающий земное ради небесного. (См.: Gerosa P. Umanesimo cristiano del Petrarca. Torino, 1966. P. 48 (1 ed. - 1926); Salinari C. Sommario di storia della Letteratura italiana. Roma, 1980. P. 145; Baron H. Petrarch: his inner Struggle and the Humanistic Discovery of Man’s Nature // Florilegium historiale. Toronto, 1971. P. 35; Tilden J. Spiritual Conflict in Petrarch’s Canzoniere // Petrarca. 1304-1374. Beiträge zu Werk und Wirkung. Frankfurt-a-M., 1975. S. 290).
Есть и еще одно обстоятельство: Петраркой по традиции занимаются филологи и лингвисты, историки литературы, у которых темы социальные, политические, военные, этические остаются за пределами внимания. Среди тех, чьи труды существенно помогают понять трактат, в первую очередь следует назвать К. Хайтмана, Н. Манна, Дикстра, К. Равски и, конечно, Кристофа Карро, очень много сделавшего в области подготовки переводов сочинений Петрарки на французский язык и их истолкования7. Первенство Петрарки как зачинателя диалога подчеркивает Дж. М. Анселми, отмечая его необычайную способность рассказать в латинской прозе о текущих событиях, обозначить актуальность примеров прошлого8.
В целом, научная «ниша», связанная со всесторонним и комплексным изучением трактата Петрарки «О средствах против превратностей судьбы», остается еще далеко не заполненной.
Заметим, что в как раз в канун юбилея во Франции был опубликован полный перевод трактата с параллельным латинским текстом, вступительными разделами и большими коммента-
Но многие исследователи тех же десятилетий оценивали трактат как продукт зрелой гуманистической мысли, реалистически-жизненный, решающий в новом духе важнейшие проблемы (Аматуро, Мареллотти, Рико, Дотти), полностью противоположный аскетически-средневековым подходам (Уайтфилд, Бэрджин). См.: Amaturo R. Petrarca. Bari, 1971. P. 150; Martellotti G. Dante e Boccaccio e altri scritti dall’ Umanesimo al Romanticismo. Firenze, 1983. P. 229; Rico F. Philology and Philosophy in Petrarch // Intellectuals and Writers in fourteenth - century Europe. Tübingen; Cambr., 1986. P. 62; Dotti U. Vita di Petrarca. Roma-Bari, 1987. P. 296.
7 См.: Heitmann K. La genesi del’ “De remediis utriusque fortunae del Petrarca” del Petrarca // Convivium, 1957. an. XXV; Heitmann K. Fortuna und Virtus... Rawski C. H. Petrarch’s Dialogue on Music // Speculum. 1971. XLVI. P. 302-313; [Rawski K H.] Petrarch’s Remediis for Fortuna, Fair and Foul / A Modern Eng. Transl. Bloomington Ind. Univ. Press, 1991. Vol. 5; Mann N. The MSS. of Petrarch’s “De remediis” // Italia medioevale e uman-istica, 1971. Vol. 14. P. 51-90; Idem. Petrarch. Oxford, 1984; Diek-stra F. N. M. A Dialogue between Reason and Avversity. Assen, 1968; Car-raud Ch. Introduction // Petrarque Fr. Les remèdes aux deux fortune / Texte et trad. par Ch. Carraud. Paris, 2002. Vol. 2. P. 19-71.
8 Anselmi G. M. Petrarca e l’etica laica della sagezza Rinasimentale // Ital-ianistica. 2004. Vol. 33 (2). P. 125-131.
риями, подготовленными упомянутым выше Кр. Карро9. Это научное издание и использовалось при написании статьи. В ней предпринята попытка разобраться в двух сложных, но важных для понимания гуманистического нарратива вопросах: кому адресованы диалоги трактата, и шире - каким представляется ныне его читатель с точки зрения политико-социального и культурноантропологического облика.
Несколько слов о датировке и структуре сочинения. Как определил еще У. Фиск10, трактат был начат в Милане в 1354 году, завершен в основном в 1362 г., несколько лет правился и дополнялся. Время окончания проставлено рукой самого автора -
4 октября 1366 года. По крайней мере, один из диалогов трактата позволяет сразу же внести уточнения в эту датировку, в любом случае показывает, что какие-то новые материалы Петрарка включал в диалоги и после названной им даты. В данном случае -это диалог «О единственном верном друге» (I.52)11. В нем упомянуто в качестве «недавнего» примера убийство кастильского короля Педро Жестокого его единственным братом, которое произошло в 1369 году. Это означает, что, по крайней мере, до данного года гуманист продолжал работать над текстом, вносил в него дополнения. В целом датировка показывает, что трактат создавался в зрелый период творчества гуманиста, стал, собственно, последним из объемных тематических латинских текстов. Он впитал в себя социальный, политический и культурный опыт Петрарки. Надо полагать, на характер сочинения наложило отпечаток и то обстоятельство, что оно было начато после окончательного переезда гуманиста в Италию. (Напомним, до этого он жил за пределами страны, в Авиньоне, тогдашней «столице» папства, точнее, в его окрестностях, ныне знаменитом Воклюзе, но, начиная с учебы в Болонском университете, время от времени оказывался на родине).
9 См.: Petrarque Fr. Les remèdes aux deux fortune / Texte et trad. par Ch. Carraud. Paris, 2002. Vol.1-2.
10 См.: Fiske W. Petrarch’s treatise “De remediis utriusque fortunae”, text and versions. Firenze, 1888.
11 Диалог переведен на русский язык Л. М. Лукьяновой. См. : Петрарка Ф. Диалоги о дружбе из трактата «О средствах против превратностей судьбы» // Средневековый город. Саратов, 2007. Вып. 18. С. 205-207.
Трактат состоит из 253 (254) диалогов на два-три десятка этических, философских, религиозных, политических, социальных, эстетических, естественнонаучных, антропологических и житейских тем. Как правило, исследователи, в том числе, названные выше, подходили к этому трактату так же, как и ко всем другим сочинениям гуманиста, не учитывая его жанровой специфики. В нем искали главным образом выражения гуманистических взглядов, идей Петрарки, находя или не находя их. Но вопрос о том, что одновременно нужно искать другие мерки для понимания сочинения как целостного произведения, причем отражающего повседневные настроения автора и усвоенные им стереотипы поведения, а через диалоги - и ментальные установки разных групп общества, в литературе практически не ставился.
Между тем поэт и гуманист взялся донести до читателей не только советы, важные мысли, истины, способные поднять, поддержать и укрепить души перед лицом фортуны-судьбы. Он впервые писал книгу, которую хотел, судя по его признанию в Предисловии, видеть в роли «склянки с проверенным снадобьем» под рукой у читателя, как «быстродействующее средство, изготовленное дружеской рукой»12. Впервые он специально, не в одном кратком диалоге, а порою в пяти-восьми подряд, цикл за циклом, или «вразброс» вел рассуждения не только по вопросам этики. Иными словами, Петрарка рассуждал не только о доблести, славе, фортуне, трудах, досуге, значимости собственных нравственных усилий личности, важности забот о душе, обращался не только к проблемам политики, власти, социального поведения и социального статуса, но и к человеку в его повседневности. Он ставил вопросы о здоровье и болезнях, красоте мужчин и женщин, взаимоотношениях отцов и детей, мужей и жен, невест и женихов, братьев и сестер, дальних и ближних родственников. Он обсуждал с читателями поступки персонажей своих «вставных новелл» и героев своих примеров, их прекрасные или неприемлемые качества, характеры, интересы и предпочтения, одежду, благовония, украшения, прически, покупки, застолья.
12 Петрарка Ф. О средствах против превратностей судьбы. Предисловие // Петрарка Ф. Сочинения философские и полемические / Сост., пер., коммент., указ. Н. И. Девятайкиной, Л. М. Лукьяновой. М., 1998. С. 133.
Напомним, что трактат «О средствах против превратностей судьбы» разделен на две книги. В 122 диалогах первой идут беседы между вымышленными персонажами: Радостью (Gaudium) и Разумом (Ratio), или Надеждой (Spes) и Разумом, в 132 второй -Печалью (Dolor) и Разумом, или Страхом (Metus) и Разумом в соответствии с темой счастливой или несчастливой судьбы. Эти аллегорические персонажи заимствованы Петраркой у его любимых стоиков. Нередко их реплики дают возможность понять, с чьего «голоса» они рассуждают, представителя какой группы общества литературно персонифицируют.
Это и позволяет обратиться к проблемам адресации. Как обнаруживается из диалогов, она «многослойна». Если начать с очевидного, то первым адресатом Петрарки оказался Аццо да Корреджо, которому посвящен трактат. Аццо был ровесником Петрарки (родился в 1303 г.)13, из семьи нобилей. С юности он участвовал в политической жизни Ломбардии. После смерти отца Аццо и его три брата стали наследниками большого состояния, в том числе - в Парме, власть в которой они завоевывали, а потом отстаивали многие годы. Свои права им приходилось защищать нередко с оружием в руках или с помощью авторитета первых лиц. Именно в такой ситуации Петрарка и познакомился с семейством: в 1336 году они прибыли в Авиньон, где в ту пору жил Петрарка, к папе Бенедикту XII.
В 1340 году Аццо да Корреджо и его братья утвердились как правители Пармы, как их называли тогда - «синьорами», пойдя войной на подеста и выиграв у его войска сражение. Петрарка был обязан им своей должностью архидиакона в Парме (бенефицием, который приносил определенные доходы, но не обязывал к повседневной деятельности), знакомством с Неаполитанским королем Робертом, который экзаменовал поэта перед коронацией на римском Капитолии лавровым венцом. Аццо сопровождал Петрарку в Рим, а потом пригласил в Парму как почетного гостя, уже знаменитого на всю Италию.
Этот период в биографии гуманиста называют «Остановка в Парме», она падает с перерывами на 1340-1345, 1351 годы.
13 Montecchi G. Azzo da Correggio // Dizionario biografico degli italiani. Roma, 1983. Vol. 29. P. 425.
Петрарка даже приобрел в Парме дом. Братья Корреджо начали как справедливые правители, «отцы» города-государства, но они плохо ладили между собой, ввязывались в разные политические интриги и междоусобные войны, не брезговали грабежами и убийствами. К ноябрю 1344 года политическая обстановка в Парме сгустилась. Ее правители оказались в серьезных затруднениях. Миланские сеньоры-покровители Корреджо фактически продали Парму за 60 тыс. флоринов Обиццо д’Эсте. Прежде «улыбавшаяся» Корреджо фортуна стала, как выразился бы в таком случае Петрарка, вести себя враждебно. К февралю 1345 года дело приняло такой оборот, что Петрарка, частный человек, гость, знаменитость, счел за благо в одну из ночей бежать из города. А его правители испытали на себе силу и непредсказуемость фортуны. Аццо потерял почти всю семью, слуг, друзей. Его брат был казнен, сын умер в Веронской тюрьме; жена и родственники сидели там долгое время, пока не были выкуплены за огромные деньги в 14 тыс. флоринов14. Огромные богатства Аццо (большая часть его состояния) были конфискованы. Сам он сумел бежать из города. Как говорит в том же «Предисловии» Петрарка, «родина твоя едва ли не одновременно увидела тебя и повелителем и изгнанником, и ничто не казалось загадочнее этого изгнания»15.
Кр. Карру пишет, что портрет, созданный Петраркой в Предисловии, идеализирует Аццо16. А один из старых авторов вообще называет Аццо самым большим разбойником того време-ни17. Но нам важно, что Петрарка через краткий рассказ о судьбе Аццо раскрывает смысл трактата. Для этого он упоминает некоторые названные выше драматические детали: как одни прежние друзья Аццо добивались его казни, другие хотели присвоить его имущество, как погиб в тюрьме один из младших сыновей, «юный и невинный».
Так что посвящение полностью соответствует главной теме трактата. Кажется, что, имея в виду обстоятельства, подобные
14 Ibid. P. 428.
15 Петрарка Ф. О средствах против превратностей судьбы // Петрарка Ф. Сочинения философские и полемические. С. 135.
16 Carraud Ch. Notes. P. 156.
17 Affo J. Storia della città di Parma. Parma, 1795. P. 318.
тем, что выпали на Аццо, или их причины, гуманист взялся за такие диалоги как «Об изгнании» (II.67) и «О потере сына» (II.48), «О власти» (I.91) и «О потерянной власти» (II.79) , «О любви народа» (I.94) и «О ненависти народа» (II.34), «О предательстве» (II.80) и «О мучениях» (II.65).
Аццо, если он стал первым читателем, очевидно, мог найти в диалогах утешение и советы, но и - отражение ситуаций, близких к его правлению. Поясним, что вопрос о том, успел ли Аццо прочитать диалоги и поделиться с автором своими размышлениями, пока до конца не ясен. Аццо да Корреджо какое-то время жил в Милане, как раз в годы, когда Петрарка трудился над своим сочинением. По данным «Биографического словаря итальянцев» он умер то ли в 1362 г. от чумы, то ли в 1364 г. и был похоронен с почестями в том же Милане18, по некоторым другим сведениям он скончался в 1366 году. В любом случае, в Предисловии Петрарка обращается к Аццо со словами уважения и утешения как к живому. Все сказанное позволяет предположить, что какую-то версию трактата Аццо мог получить и тем самым стать первым читателем.
Если же мы будем иметь в виду Аццо как адресата, то обратим внимание, что Петрарка в данном случае посвящает диалоги правителю, политической персоне и одновременно другу.
Подобного типа адресатов, конечно, не названных по имени ввиду специфики жанра, обнаруживается в диалогах немало. В первой книге пять диалогов написаны на темы власти, дружбы с правителями, любви народа к правителям, один - прямо о захвате власти тираном (I.49, 91, 94-96), около десятка - о «деяниях» и заботах правителей - войнах, мире, вооружении войска и флота (I.97-106); во второй - шесть на темы утраты власти или ее лишении (II.32-35, 37, 79). Все диалоги выдержаны в критическом, суровом тоне, который показывает, что Петрарка уверен в своем праве на оценку сильных мира.
Если посмотреть на такие диалоги, как тексты для широкого чтения, нетрудно понять, что диалоги ориентированы на общест-
18 Montecchi G. Azzo da Correggio. P. 429. 1366 год как дату смерти Аццо называет в своем докладе Клаудио Галлико. См.: Gallico C. La musica a Milano nel Trecento // Petrarca e la Lombardia. P. 75.
венно активного читателя, гражданина коммуны, синьории, тирании, испытывавшего чувства, сходные с петрарковскими, но не имевшего возможностей, способностей, таланта, авторитета для их публичного письменного выражения. Наконец, убежденность Петрарки могла влиять на формирование мнения такого читателя.
Еще одно наблюдение: некоторые тексты впрямую предполагают обращение сразу ко многим, к обществу, по поводу важных политических случаев. Например, диалог «О приходе прин-цепса» (1.116). В нем речь идет о том, что даст Италии приход германского императора. Петрарка адресуется сразу ко всем, для кого важно это обстоятельство - очевидно, и к знати, и к горожанам, и к интеллектуалам, словом, к общественному мнению. В данном случае он четко формулирует свою оценку роли принцеп-са: ждать от этого прихода чего-то хорошего для Италии бессмысленно, прошли те времена, когда такое событие оборачивалось благом для страны; теперь империя (т. е. Священная Римская империя германской нации) - пустое имя, а император для Италии - зло. Само включение диалога на такую тему показывает, что такому злу гуманист не предвидит конца, потому стремится повлиять на общественное мнение, «отрезвить» тех, кто еще уповает на «чудо извне».
Если мы представим в качестве адресата и самого императора, то можно отметить принципиальность позиции гуманиста, который с «действующим» правителем был хорошо знаком, состоял в переписке, сам некоторое время уповал на его приход как средство замирения враждующих итальянских городов-государств.
Этот диалог развивает тему одного из предшествующих («О власти правителей и императоров», I.96). А рядом с ним Петрарка помещает диалог, адресованный не просто власти, а власти священной, римскому папе. Он так и называется «О понтификате». У автора данной статьи уже был случай обратиться к этому диалогу19, потому остановимся только на «взаимоотношениях» автора и избранного им высокопоставленного адресата, а также Петрарки и читателя. Интересующий нас диалог включен в пер-
19 См.: ДевятайкинаН. И. Дискурсы церковной власти в трактате Петрарки «О средствах против превратностей судьбы» (диалог «О понтификате») // Средневековый город. Саратов, 2008. Вып. 19. С. 131-137.
вую книгу20. В данном случае его персонаж Радость говорит от лица папы римского. (Поясним ради справки, что папами во времена создания трактата были Иннокентий VI (1352-1362), а затем Урбан V (1362-1370). Само папство, напомним еще раз, находилось в так называемом «авиньонском пленении»).
Тема диалога - избрание папой, или, как себя объявляет Радость, понтифексом. В кратких репликах Радость-папа обозначает это событие так: «Я дошел до понтификата» (Ad pontificatum veni), а затем: достиг (sum adeptus), поднялся (ascendí), взошел (ascendí), стал (factus sum), избран (sum electus), занял место (sedem teneo), сижу (in vertice sedeo), управляю (artem rego). «Са-мопортрет» адресата этим исчерпывается. Ясно, что он - собирательный, что Петрарка обобщил ситуации. Его адресат прорисовывается весьма напористым и целеустремленным деятелем, которому важна власть как высшая ступень карьеры. При этом никаких обязанностей перед Богом и паствой этот персонаж диалога не перечисляет, особой ответственности от обладания такой властью не выражает.
Это делает за него собеседник-Разум. Здесь можно было бы выстроить длинный терминологический ряд, связанный с представлением Петрарки о власти римского папы как «самом большом труде»21. Большую часть диалога Разум в самых сильных выражениях критикует современную папскую власть и личностей во власти. Здесь он явно «работает» на читателя, рассчитывает на схожее отношение и поддержку своей критики.
Таких читателей он мог найти даже среди самого духовенства, как высшего, так и низшего, в составе которого были и близкие гуманисту люди, даже его родной брат Герардо, картезианский монах. Очевидно, таковые обнаруживались среди дворянства, особенно городского, и, конечно, среди пополанства и той части интеллектуалов, которая разделяла и воспринимала убеждения автора. Да и сама тема оказывалась поневоле «горячей» для того времени: в Италии многие ждали возвращения
20 Petrarca Fr. De pontificatu (I.107) // Petrarque Fr. Les remèdes aux deux fortune / Texte et trad. par Ch. Carraud. Paris, 2002. Vol. 1. Р. 466-470.
21 Petrarca Fr. De pontificatu. I.107. P. 468: «Nam, ut paucis expediam, summus pontificatus, si rite geritur, summus est honor, summum onus, summa servitus, summus labor.».
папства в Рим, связывали с этим перемены в жизни страны, и промедление относили на счет слабости или про-французской (галльской) ориентации пап.
Разум-Петрарка приводит столько доводов самого разного характера, что у «его» читателей сомнений в справедливости выпадов оппонента Радости-папы, очевидно, не оставалось. Он прибегает к сравнениям, метафорам и примерам, очень напоминающим его знаменитые «Письма без адреса», специально посвященные Авиньону и его папам. Собственно, последнее, восемнадцатое, письмо он завершил в 1352 году, диалог пишет, возможно, уже в 1354 году: те же персоны у власти в Авиньоне, а значит, те же обычаи и стиль жизни. Гуманист, конечно, знал, что диалоги будут читать в Авиньоне, в папском окружении. Отсюда особая тщательность в аргументации, обращение к беспрекословным авторитетам вроде Бернара Клервоского, частое цитирование библейских текстов, авиньонские примеры «из жизни», широко известные всем.
Таким образом мы должны расширить круг читателей подобных диалогов, обозначив их как противников автора. В данном случае - из авиньонско-церковной среды. О том, что такие противники себя обозначали и публично, говорят инвективы, которые в Авиньоне и Милане писались против Петрарки. И он на них вынужден был отвечать своими инвективами22.
В целом, и этот диалог в подтексте содержит апелляцию к общественному мнению. Но содержательно к самому широкому и адресату, и одновременно читателю обращены диалоги политического характера: «Об осажденной родине» (11.68), «О разоренной родине» (И.69), «О гражданской войне» (П.74)23 и др. Если
22 См., напр.: Петрарка Ф. Инвектива против некоего человека высокого положения, но малой учености и добродетели // Петрарка Ф. Сочинения Философские и полемические. С. 304-313. Как установлено исследователями, инвектива написана в ответ на выпады кардинала «галльской» партии Жана де Карамана.
23 Диалог «О гражданской войне» переведен на русский язык. См.: Петрарка Ф. Диалоги из трактата «О средствах против превратностей судьбы» / Пер. с лат. Л. М. Лукьяновой, В. В. Беляева // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2004. Вып. 13. С. 29-40.
вспомнить реалии италийской жизни времени Петрарки, то его адресатами здесь оказываются прежде всего граждане коммун, пополанство, сторонники разных политических партий (гвельфов и гибеллинов), до политического сознания которых гуманист стремится «достучаться», обозначая всеобщие бедствия, идущие от внутренних войн и распрей. Но одновременно Петрарка с суровым осуждением обращается и к тем правителям, которые затевают войны и втягивают в них население городов-государств, синьорий, тираний.
Особыми адресатами Петрарки оказываются политические изгнанники, которым он посвящает два диалога второй книги: «О несправедливом суде» (De injusto judicio, II.66) и «Об изгнании» (De exilio, II.67). Эти диалоги имеют другую тональность; они отражают личный опыт семьи Петрарки, его родителей, изгнанных из Флоренции вместе с Данте, и общую ситуацию, заложниками которой оказывались политически активные граждане итальянских городов-государств. Читатели могли добавить к материалам диалогов многие примеры из своей жизни, из жизни друзей и соседей.
Если попытаться выявить социальные адресации диалогов Петрарки, то даже по названиям текстов становится ясно, что они обращены к самым разным группам общества: знатным и родовитым, бесправным и рабам, богатым и бедным, людям умственного и свободного труда. Как пишет в предисловии к французской публикации трактата Дж. Тоньон, протагонистами Радости и Разума мы видим людей всех сословий и состояний24.
В наибольшей степени известны диалоги, связанные с образом жизни, занятиями, ментальными представлениями, ценностными ориентирами представителей «благородного» (дворянского) сословия. Их, действительно, немало, особенно в первой книге, где, напомним, речь идет о счастливой фортуне. И гуманист именно здесь определяет свое отношение к вопросу, насколько можно считать счастливым рождение в этом сословии и достойным подражания образ жизни его представителей. Диалоги
24 Tognon G. Le bonheur à l’âge moderne: Petrarque et de “lectio mundana” Il Petrarque Fr. Les remèdes aux deux fortune I Texte et trad. par Ch. Carraud. Paris, 2002. Vol. II. P. 15.
«О родовитом происхождении» (1.16) и «Об удачливом происхождении» (1.17) трактуют первую часть вопроса, а большой ряд других в первой книге (1.18—19, 31-32, 35, 48, 95), а также два-три текста во второй (II. 10, 82) детально рассматривают образ жизни знати. Среди них заслуживают особо быть отмеченными диалоги «Об образе жизни знатных» (De lauto victu, I.18), «О пирах» (I.19), «Об охоте с собаками» (I.32), «Об укреплении замков» (I.35), «О воинском достоинстве» (De militari dignitate, I.48) и «Об изнеженном образе жизни» (De tenui victu, II.10). Для этих текстов особенно характерны горячность, инвективный тон, критицизм, язвительность, одновременно точное знание темы, глубокое понимание менталитета тех, о ком идет речь. Петрарка откровенно иронизирует, обличает, порою карикатурно изображает тех, кому адресует диалоги. Как пишет Дж. Ферру, эти диалоги четко обозначают идеологические (гуманистические) мотивации критики знати, ее занятий и социальных претензий25.
Трудно представить, что Петрарка всерьез надеется превратить этих адресатов в «своих» читателей. Скорее, он публично, в литературной форме полемизирует с ними, и видит множество сторонников, единомышленников, читателей совсем в другой социальной среде - прежде всего пополанско-городской. Иными словами, адресат и читатель в таких случаях оказываются по разные стороны. Прямых адресатов, как и в случае с диалогом «О понтификате», можно причислить к читателям-противникам.
Иначе адресуется гуманист к богатым людям, среди которых большая часть, судя по контексту, в его глазах - деловых людей, банкиров, предпринимателей, торговцев, владельцев бот-тег и пр. С одной стороны, Петрарка более чем неодобрительно расценивает их стремление к обретению любой ценой «великолепных» строений (I.34), дорогой утвари (I.36), многочисленной прислуги (I.33), их повальное увлечение покупкой драгоценных камней и сосудов, золота и изделий из него (I.37-39; 53-54), даже - картин, статуй и книг, если они обретаются ради престижа, а не из любви к знаниям и искусству (I.40-44), их безрассудные траты на азартные игры (I.26-27; II.16) и даже на благовония и одежду (I.20, 22); он критически отзывается и об их досуге (пля-
25 Ferrau G. Petrarca e la politicita signorile. Р. 63-64.
сках, музыке, игре в мяч, зрелищах и пр.: 1.23-25, 29-30). Но с другой стороны, гуманист выдает себя знающим человеком, когда начинает рассуждать о прибыли, об обетах перед плаванием и о благоприятном плавании (1.87-88), о рисках и кораблекрушениях (11.54), об ожидании наследства (1.56, 110), особенно о делах, связанных с деревней, животноводством, рыбоводством, промыслами (1.57-59, 62, 85, 88; II. 56-57, 59), урожаями и неурожаями (11.58). Становится понятно, что Петрарка уважает городское и сельское предпринимательство, труд, усердие, считает законным результатом этого труда городское накопление, с похвалой отзывается о богатстве городов.
Здесь и адресаты, и читатели, очевидно, совпадают. Если это так, то дидактические наставления гуманиста ориентированы на развитие культуры и вкусов горожан, их образование и самообразование. Иными словами, его критицизм мог быть воспринят читателем из городской среды как желание помочь в деле самоутверждения личности не только через богатство и деловой успех, но и через культуру.
Довольно часто Петрарка адресуется к социально бесправным низам. В таких случаях мы, очевидно, должны прежде всего обозначить характер адресации как условно-литературный: вряд ли те «рабы», о которых написан специальный диалог (П.7), или те «бедняки», которым посвящены следующие тексты (П.8, 11), или все те, которые оказывались в стесненных условиях жизни (11.53), могли стать читателями латинского трактата, если только некоторых из них, прежде хотя бы средне-состоятельных и читающих по-латински, не привела к бедности или зависимому состоянию злая ирония судьбы. Сами диалоги выдержаны в сочувственно-стоических тонах. И здесь среди читателей, разделяющих точку зрения автора, можно видеть, очевидно, интеллектуалов, которые обсуждали подобные темы в своих трудах, духовных лиц, которым были близки принципы францисканства и заветы самого Франциска о любви к беднякам, да и горожан, особенно вышедших из низов.
Небольшой, но все-таки особый круг адресатов составляют учителя, ученые люди, ученики, писатели, актеры. Петрарка, как известно, достаточно критически расценивал как очень нудный и нетворческий труд учителя. Но с точки зрения адресации он весь-
ма уважительно отзывается о знающих талантливых наставниках,
об их любви и привязанности к ученикам, с сочувствием высказывается относительно возможной нестабильности их положения, моральных сложностей, связанных со знатными и заносчивыми учениками, их забывчивостью и неуважением к наставникам (1.8081; 11.40-41). В таких учителях он вполне мог найти благодарных читателей. Так оно и было в реальности: среди тех, кому гуманист писал письма, или тех, кто жаждал хоть раз повидаться и поговорить со знаменитым поэтом и ученым, стремился иметь копии его трудов, были и учителя. Но, конечно, «неученые» наставники, равно как надменные ученики могли обнаружить в диалогах немало критических рассуждений в свой адрес.
Наконец, нельзя обойти вопрос относительно «адресата вообще» и «читателя вообще». Можно согласиться с Дж. Тоньоном, что таковые тоже подразумевались гуманистом. По словам исследователя, трактат, в конце-концов, не был трудом ни для монахов, ни для правителей, ни для церкви, ни для близких друзей. Это была книга, обращенная к каждому, книгу для людей всех сословий и состояний26. Это, конечно, так. И всякий из 254 диалогов мог оказаться чем-то интересным и полезным читателю, из какого бы сословия он ни происходил и какого бы состояния он ни был. Развивая данный тезис, можно добавить, что к числу «общечеловеческих» диалогов прежде всего можно отнести большой цикл текстов, как в первой, так и во второй книге, на тему здоровья, физических, а также умственных и духовных качеств человека (1.1-9; 11.93), добродетелей и пороков (1.10-11), бедствий и несчастий жизни (11.54-55, 64-65, 77, 91-92), старости (11.83). Здесь для нас знаками эпохи становятся тексты о чесотке (11.85) и подагре (11.84), тем более - чуме (11.92), о семи смертных грехах (11.105111), но и - о достоинстве и благородстве человека (11.93).
Весьма широкого читателя мог подразумевать еще больший цикл гендерных диалогов, трактующих вопросы о «приятных любовных отношениях (1.69), рождении, красоте и здоровье детей (1.70-71), о храбрости и мужестве взрослого сына (1.73) или целомудрии взрослой дочери (1.74), добром отце и любящей матери (1.82-83), внуках и внучках (1.78). или, в противополож-
26 Tognon G. Le bonheur à l’âge moderne ... Р. 15.
ность, о потере матери, отца, жены, детей, родственников (II. 18, 46-48), строптивом сыне, бесстыдной дочери, неожиданном позоре и пр. (I.23-24, 44).
Конечно, Петрарка не мог пройти мимо темы красивой жены (I.66), ее приданого (I.68), ее происхождения (I.65). Последние сюжеты имели интерес, возможно, не для всех категорий читателей, но тоже для достаточно широкого их круга, особенно - подчеркнем - из городской среды, представители которой нередко стремились, как известно, соединить богатство и знатность, или приумножить богатство за счет брака. Тексты Петрарки могли заставить их задуматься над какими-то планами или возможными решениями.
Пожалуй, одним из самых красноречивых знаков эпохи становится цикл из 16 диалогов о смерти, помещенный в конце второй книги. Читатель «вообще» с его заботами о душе мог найти здесь немало советов и утешений ввиду разных страхов перед смертью (II. 119, 132). Более того, Петрарке кажется важным предусмотреть самые крайние ситуации перед лицом смерти безвременной или насильственной (II.116, 120-121, 123), на чужбине, в грехах, в ожидании «позорной» кончины (II.122, 125-126), при замысле покончить с собой (II.118). Важные и благотворные суждения мог найти тот, кто беспокоился, будучи при смерти, относительно дел наследства (II.127), или о том, что уходит из жизни вовсе без наследников-сыновей (II.131).
А самым примечательным знаком утверждающегося гуманизма здесь становятся диалоги «Об умирающем, обеспокоенном судьбами родины после его смерти» (De moriente sollicito quid post se patriae eventurum sit, II.129) и «О стремлении умереть со славой» (De studio famae in morte, II. 130).
За пределами задач данной статьи, связанных с вопросом о читателях Петрарки, осталось немало сюжетов. Среди них -«культурный портрет» воображаемого читателя, способы превращения текста в увлекательное чтение при внешнем схематизме диалогов, диалоги с прошлым и его историческими персонажами. Они требуют специальной статьи.
В заключение пока можно заметить одно: Петрарка переходил в рамках почти каждого диалога от обыденного к высокому, а от высокого вновь к обыденному. С самого начала до самого конца он стремился говорить с читателем в доверительном то-
не, интуитивно или глубоко продуманно удерживая его интерес и внимание самыми разными способами, увлекая потрясающими историями и удивительными сведениями, убеждая многочисленными примерами из жизни самых известных людей, и не только людей - обществ, городов, стран, империй. Еще одно замечание: несмотря на внешнюю «обособленность» и «разброс» тематики, изнутри диалоги оказываются связанными очень многими моментами: авторскими ссылками, примерами из жизни или деяний одних и тех же людей, аргументами из сочинений одних и тех же авторов, а главное - непрерывным диалогом автора с читателем и, конечно, этико-дидактической позицией самого гуманиста.
Петрарка достиг поставленной цели: трактат стал на долгие три века самым популярным и читаемым из его латинских сочинений.
