CC BY
350
АДМИНИСТРАТИВНО-ФИНАНСОВАЯ РЕФОРМА КНЯГИНИ ОЛЬГИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
ADMINISTRATION AND FINANCE REFORM OF PRINCESS OLGA IN RUSSIA HISTORIOGRAPHY
А. С. Королев
Статья посвящена истории изучения административно-финансовой реформы княгини Ольги в русской историографии Х1Х-ХХ вв. Взгляды большинства исследователей, писавших по данной проблеме, были заданы их убеждениями и временем, в которое проводилось исследование.
Ключевые слова: Ольга, Киев, древляне, Новгород, погосты, Мста, Луга, «уставы и уроки», Десна, Днепр, дань.
A. S. Korolev
Article is devoted history of studying of is administrative-financial reform of princess Olga in Russian historiography XIX-XX centuries. Sights of the majority of the researchers writing on the given problem, have been set by their belief and time in which research was conducted.
Keywords: Ol'ga, Kiev, Drevljane, Novgorod, pogosts, Msta, Luga, «ustavi i uroki», Desna, Dnieper, tribute.
Под 6454 (946) г. «Повесть временных лет» (далее -ПВЛ) сообщает, что княгиня Ольга, подавив сопротивление древлян и возложив на них «дань тяжьку» (две части которой шли в Киев, а третья - в Вышгород, город Ольги), отправилась «по ДерьвьстЬй земли съ сыномъ сво-имъ и съ дружиною, уставляющи уставы и уроки; и суть становища еЬ и ловища. И приде въ градъ свой Киевъ съ сыномъ своимъ Святославомъ, и пребывши лЬто едино». А уже в следующем, 6455 (947) г.: «Иде Вольга Новугороду, и устави по Мьсте повосты и дани и по ЛузЬ оброки и дани; и ловища ея суть по всей земли, знаменья и мЬста и повосты, и сани ее стоять въ ПлесковЬ и до сего дьне, и по ДнЬпру, перевЬсища и по ДеснЬ, и есть село ее Ольжичи и доселе. И изрядивши, възратися къ сыну своему Киеву, и пребываше с нимъ в любъ-ви» [1, с. 29]. Летописный рассказ об устроительной деятельности Ольги неизменно привлекал внимание исследователей, пытавшихся разобраться в смысле произведенных княгиней реформ. Н. М. Карамзин понял прочитанное так, что Ольга «учредила по Луге и Мсте государственные дани; разделила землю на погосты или волости; сделала без сомнения все нужнейшее для государственного блага по тогдашнему гражданскому состоянию России» [2, с. 123]. И. Ф. Г. Эверс согласился, что княгиня, сделав в Древлянской земле «некоторые учреждения, относительно управления и распределения между жителями» наложенной на них дани, в области Новгородской «разделила землю на погосты, или округи, и сделала новое распоряжение в платеже податей (сколько того требовало разделение областей на погосты)», добавив только, что Ольга еще и «завела мощение дорог (вероятно, только одной большой дороги)» [3, с. 76]. Вероятно, последнее показалось немецкому профессору неизбежным при проведении столь масштабных преобразований. Н. А. Полевой также высказался за то, что Ольга во время «мирного» путешествия к Новгороду определила «яснее области, и права, и обязанности новгородских граждан к Киеву» [4, с. 132]. Выбор направления путешествия княгини все трое связывали с ее северным происхождением. Иначе виделась реформа Ольги С. М. Соловьеву. Прежде всего, он дал определение тому, что ввела княгиня:
«становища» и «ловища» - «места, где она останавливалась и охотилась»; «устав» - «всякое определение, как что-нибудь делать»; «урок» - «всякая обязанность, которую должно выполнять к определенному сроку, будет ли то уплата известной суммы денег, известного количества каких-нибудь вещей или какая-нибудь работа»; «перевесища» - это «перевозы»; «оброк» - «обязанность племен содержать князя и дружину во время» полюдья; «погосты» - это «места княжеской стоянки» (теперь «для большего удобства», «определенные навсегда») - «небольшие дворы, где могли быть оставлены княжие приказчики (тиуны), и, таким образом, эти погосты могли легко получить значение небольших правительственных центров и передать свое имя округам». Но, главное, С. М. Соловьев вдруг понял, что распоряжения Ольги были проведены не только в земле Древлянской и Новгородской области, но «по всей Земле» [5, с. 148-149]. Авторы-славянофилы не приняли столь вольного толкования летописного текста. И. Д. Беляев особо подчеркивал, что «Ольгины распоряжения» относились даже «не ко всему Новгородскому краю, а только к местностям, лежащим по течению Мсты и Луги», поскольку «только сие место в Новгородском крае было подчинено непосредственно распоряжениям князей относительно устройства, во всех Новгородцы распоряжались сами». Особое положение Мсты и Луги он объяснял тем, что они «были уступлены Новгородцам по новому договору с Ольгою, в противном случае конечно оброки и дани не были бы упущены Ольгиными предшественниками Олегом и Игорем» [6, с. 140]. В. Н. Лешков высказывал сомнение в том, что «Ольга придумала погосты, как разделения новые, небывалые до того в земле Русской». Нет, «произвольные, придуманные разделения земли по Мсте и Луге не могли сами собою распространиться по всему лицу России, а еще менее просуществовать на всех почти точках России целые, длинные столетия... погосты Ольги должны были родиться из аналогических, предшествовавших установлений, которые, со своей стороны, по другому закону истории и природы, не могут уничтожаться, а могут только изменить вид своего существования, и, раз появившись, как необходимость для народной жизни, должны в новых формах
существовать до позднейшего времени». Отсюда следовал вывод: «Вервь и погост - одно и то же». Ольга лишь сообщила «народному разделению административный характер» [7, с. 150-151]. Последнее положение получило в историографии довольно широкое распространение, хотя М. Ф. Владимир-ский-Буданов, согласившись, что «погосты имеют происхождение доисторическое», а «погостом называется как центральный пункт округа, так и самый округ», все-таки уточнил, что в то же время это и «места сходбища для общественного богослужения», и «места торговли, возникающие при таких сходбищах» [8, с. 100]. Можно сказать, что на этих положениях и остановились ученые дореволюционной России. Известный итог XIX в. подвел выход в свет «Материалов для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского, определившего «знамение» как «знак, указание» [9, стб. 988], «ловище» как «место для звериной и рыбной ловли», а «оброк» как «дань, подать» [10, стб. 37, 545]. Несколько определений было дано «погосту»: это и «усадьба, стан, становище, место остановки князя во время объездов земель», и «поселок вокруг становища, около княжеского стана, вообще село», и «округ, волость, стан» [10, стб. 1017]. Как видим, сходство с тем, как понимал преобразования Ольги С. М. Соловьев, заметное. Существенным отличием стало определение «перевесища» как места, «где устроены перевесы, т. е. сети для ловли птиц» [10, стб. 900]. Но нового в этом также ничего не было - еще В. Н. Татищев отмечал, что пере-весище - это место, «где птиц сетьми, повешенными между двух вод, на перелете ловят» [11, с. 222].
Советские исследователи внесли в историографию реформы Ольги марксистскую терминологию и соответствующий взгляд на явления X в. Так, С. В. Юшков пришел к выводу, что при княгине Ольге «произошла крупная финансово-административная реформа: изменился порядок взимания дани и, по-видимому, состав самой дани» [12, с. 134]. Причем эта реформа «не только коснулась древлянской земли, но была проведена и по всей территории Киевского государства: и по Мсте, и по Луге, и по Днепру, и по Десне» [13, с. 40]. Здесь советский исследователь по сути следовал за С. М. Соловьевым. Не принял С. В. Юшков и представления о тождестве верви и погоста, хотя это положение дореволюционной историографии было дополнительно обосновано Н. Н. Ворониным, который пришел к заключению, что «трактовка "погоста" как торгового места, как становища князей, как результат деятельности "мудрой Ольги" совершенно отпадает» [14, с. 27]. По мнению Н. Н. Воронина, погостом «называлась, с одной стороны, определенная система поселения, а именно - сельская община, и, с другой стороны, "погостом" же называется определенный вид дани», но «не обложение данью создавало погосты», а дань, «собиравшаяся в частности Ольгой, легла на исторически сложившиеся территории общин, усвоив имя погоста-дани» [14, с. 24, 27]. С. В. Юшков, напротив, считал, что первоначально «погосты могли быть торговыми пунктами или факториями. Но это торговое значение погоста было в X в. далеким историческим прошлым. Организованные Ольгой погосты - это финансово-административные и судебные центры (позднее, после принятия христианства, они сделались церковно-административными центрами)... Итак, погосты - это основные финансово-административные центры и
округа, а не торговые пункты. Организуя погосты, княгиня Ольга, несомненно, назначала туда постоянных княжеских агентов, - иначе самый смысл организации погостов был бы непонятен. Смысл всех нововведений Ольги в том и заключался, что вместо периодических наездов - осеннего и зимнего полюдья князя или наиболее близких к нему дружинников - создается постоянно действующая, прочная и довольно густая сеть финансовых органов, которые затем уже передают собранную дань или князю, или представителям князя» [13, с. 41]. Но этим дело не ограничивалось: «Наряду с данью, которая теперь взималась, вероятно, в увеличенном размере, говорится еще об оброках, следовательно, о новых дополнительных обложениях. Если дань могла взиматься "уроком" -общей суммой или с дыма или с рала в виде мехов, меда, воска, то оброк - это сбор, взимавшийся с земли, т. е. он являлся уже одним из первичных видов типичной феодальной ренты. Оброк мог выплачиваться хлебом и другими продуктами питания или деньгами. Вместе с тем, поскольку в погостах сидели назначенные из феодального центра княжеские агенты, население должно было наряду с данями и оброками платить и разного рода сборы на содержание княжеских агентов (впоследствии эти сборы назывались кормом), и разного рода поборы, которые взимались без всякой регламентации (в Москве они носили название поминков)». «Вчитавшись» в сообщение летописи, исследователь отметил еще один «факт, характеризующий деятельность княгини Ольги, а именно: она овладевает землями и угодьями - ловищами, перевесищами, знаменьями, местами, т. е. создает и увеличивает "собственный княжеский фонд" Здесь, очевидно, организуются настоящие княжеские феодальные сеньории. Таким образом, деятельность княгини Ольги имела своим следствием форсирование процесса сближения дани с типичной феодальной рентой. Погосты не были просто финансово-административными центрами: они были центром феодального властвования, основными очагами феодальной эксплуатации» [12, с. 137].
Положения, предложенные С. В. Юшковым, стали тем фундаментом, на котором впоследствии выросла советская историография реформ Ольги. Правда, каждый исследователь вносил в картину событий середины X в. что-то свое. Так, Б. Д. Грекову представлялось несомненным, «что в погостах и тогда жили смерды, и кн. Ольга, наученная горьким опытом своего супруга, сочла за благо упорядочить взимание этих даней и оброков. Эта "реформа"была рассчитана на упорядочение эксплуатации смердов прежде всего, и, конечно, не только смердов. Не будет большой натяжкой, если мы скажем, что здесь можно подразумевать и некоторую организационную работу по устроению княжеских доменов» [15, с. 138]. О том, что «"места" и "становища'; являясь центрами возникающего княжеского домена, в то же время являются и административными центрами», писал В. В. Мавродин [16, с. 251]. Л. В. Черепнин пришел к выводу, что в ходе реформы «часть земельной площади была изъята Ольгой у пользовавшихся ею общинников в личную собственность» [17, с. 150]. О. М. Рапов решил, что в результате возникновения «великокняжеских домениальных владений» (имеются в виду «Ольгины ловища и становища») пострадали «местные старейшины-землевладельцы», именно они-то и «были лишены своих держаний и, вероятно, заменены адми-
нистрацией Ольги» [18, с. 27]. Кстати, Л. В. Черепнин считал, что в ходе реформы Ольга издала некие нормативно-правовые акты, которые летопись называет «уставами», «какими могли бы руководствоваться при сборе дани и производстве суда представители власти на местах» [17, с. 149]. Раньше Л. В. Че-репнина мысль о том, что под «уставами и уроками» следует понимать «какие-то постановления, может быть, письменные», высказывал М. Н. Тихомиров [19, с. 30]. Позднее об этом писали А. А. Зимин и М. Б. Свердлов [20, с. 241-242; 21, с. 76-77]. Г. М. Данилова предложила считать установленные княгиней Ольгой у древлян «твердые "уроки" и "продажи" первой в истории Руси зафиксированной нормой государственной дани с населения, своеобразным преддверием налоговой системы» [22, с. 217]. А. П. Пьянков позволил себе отступить от летописной тенденции изображать положение древлян как все более ухудшающееся, заметив, что, поскольку реформа Ольги преследовала цель «устранить или по крайней мере сгладить противоречия, возникшие между местными и киевскими феодалами вокруг размера дани, следует признать, что ею предусматривалось некоторое сокращение дани и других повинностей. В пользу такого предположения свидетельствует возросшая военная активность киевских феодалов в годы самостоятельного правления князя Святослава» [23, с. 193]. Б. А. Рыбаков весьма осторожно писал «об организации княжеского, домениаль-ного хозяйства середины X в.» применительно только к Древлянской и Новгородской землям, зато при описании возможного устройства и режима функционирования погоста дал волю фантазии [24, с. 363-367]. Е. А. Мельникова и В. Я. Петру-хин посчитали возможным отождествить погост (по их мнению - пункт «для сбора дани, полюдья») и хусабю (в Скандинавии - королевская усадьба, управлявшаяся слугами конунга, для сбора дани с местного населения, прежде всего продуктами) «на основании обнаруженных дружинных древностей». Правда, исследователи обнаружили и отличие между ними, поскольку погосты «наделяли более широким набором функций, прежде всего ремесленной и торговой» [25, с. 103]. Откуда это следовало, неясно. Для П. П. Толочко «уроки», «введенные киевской администрацией, явились, по-видимому, нормированными отработками в хозяйстве феодалов» [26, с. 6]. А. П. Новосельцев пришел к выводу, что Ольга, «кажется, отменила. полюдье» и «стала переходить к сбору дани (уставов и уроков) на местах, где были учреждены особые пункты для этой цели - погосты» [27, с. 106]. Исследователь скорректировал пределы реформаторской деятельности княгини: «Погосты, места и ловища Ольги ПВЛ отмечает в Древлянской земле, по Днепру, Десне и в округе Новгорода, из чего можно заключить, что новая система сбора дани в ту пору была утверждена в землях, составлявших основу Древнерусского государства ("домен") и управлявшихся княжеской администрацией (территория Новгорода, Смоленска, Полянской, Древлянской и Северянской земли). На остальных территориях, как можно заключить из данных летописи, "налоговая реформа" при Ольге проведена не была» [27, с. 107].
С. В. Юшков обнаружил и еще одно направление деятельности Ольги, о котором в летописях не было и намека. Ученый рассуждал следующим образом: Ольга «должна была учесть, что существовавшая до убийства Игоря система взимания
дани может и в дальнейшем вызывать восстания, что на местах княжеская администрация или отсутствовала, или была крайне малочисленной и слабой, что власть великого князя держалась признанием ее «племенными» князьями или «светлыми» князьями - князьями-наместниками». А раз так, С. В. Юшкову «показалось», «что одним из основных мероприятий Ольги была ликвидация князей, как местных племенных, так и князей-наместников». Ведь «позднее мы уже нигде не встречали упоминания о них (за исключением кн. Ходоты у вятичей). Очень интересно, что в договоре Святослава с византийцами также ничего не говорится о них, как мы это наблюдаем в договорах Олега и Игоря. Договор заключен Святославом и Свенельдом. Взамен ликвидированных местных князей была создана прочная, непосредственно связанная с центром местная финансовая администрация» [13, с. 41].
Как и многие другие заключения исследователя, и этот вывод надолго вошел в научный оборот, благополучно дожив до 2000-х гг. Правда, теперь принято говорить о том, что в договоре 944 г. перечислены не племенные князья славян и не князья-наместники, а «ближняя и дальняя родня» князя Игоря, которая «уже вскоре после его смерти исчезает бесследно» [28, с. 72-73]. Наиболее активно тезис о родстве князей договора 944 г. отстаивает А. В. Назаренко [29, с. 58-63]. Эта точка зрения встречает и возражения [30, с. 52-64; 31, с. 113-114, 116-117; 32, с. 45-46]. Из научного оборота не изъято и представление о том, что в результате реформы Ольги ловища, знаменья, места и погосты возникли по всей территории Русского государства. Эту точку зрения ныне продолжает отстаивать М. Б. Свердлов. Правда, теперь он осторожно называет в качестве результатов реформы то, что она поспособствовала «дальнейшему развитию социальных и государственных структур», «формированию политически единого государства», «дальнейшему развитию государственной структуры во главе с великим князем и управляемой великокняжеской властью к целостности» [33, с. 184194]. Остались в ходу и рассуждения о «владельческом характере установлений Ольги», о формировании в результате реформы «личных владений Ольги», «княжеского домена», «сел-отчин». Правда, ныне исследователи склонны буквально следовать летописному тексту, говоря о «хозяйственном и государственном освоении» территорий лишь применительно к Древлянской и Новгородской землям [34, с. 193199; 35, с. 194-196; 36, с. 115-124].
Особое положение в отечественной историографии занимают изыскания И. Я. Фроянова, составившие в 1970-1990-х гг. целое оригинальное направление в исследовании Древней Руси. Не считая древнерусское общество феодальным, исследователь имел особое мнение и относительно реформ Ольги. В 1970-х гг. у него вызывало недоумение то, что С. В. Юшков расширял реформу Ольги на всю территорию Киевского государства, «когда летопись вполне определенно называет области, где проводилась «реформа». Это территория древлян, земли по Мсте и Луге. С древлянами все понятно: они обложены данью как покоренное племя. Но если припомнить, что по Луге в те времена жила водь, а по Мсте «сидела» весь, то деятельность Ольги в здешних местах будет не чем иным, как наложением дани на подвластные иноязычные
племена. И вряд ли ее меры представляли собой реформу несогласную с предшествующей практикой. Княгиня скорее начинала не новое дело, а возвращалась к старой системе фиксированной дани, отринутой алчностью Игоря» [37, с. 115]. Правда, И. Я. Фроянов, со ссылкой на мнение С. В. Бахрушина, предполагавшего усиление власти киевских князей в период между договорами 944 и 971 гг., высказывал предположение, что ко времени княжения Святослава с «мелкими», племенными князьями «было в основном покончено: их либо истребили, либо свели на степень посадников великого князя киевского» [38, с. 25]. Но он не считал, подобно С. В. Юшкову, это «истребление» разовым актом, связанным с реформой Ольги. Спустя пару десятилетий И. Я. Фроянов по-прежнему выражал «несогласие с теми исследователями, которые пытаются приписать княгине проведение, так сказать, судьбоносной реформы. Киевская княгиня вводила не новые порядки и правила, а восстанавливала старые традиции, неосмотрительно нарушенные ее супругом Игорем. Она вернулась к нормированию дани, "устави" точные ее размеры - "уроки" Земельной собственностью "в Деревах" Ольга, по нашему мнению, не обзаводилась, заимок под свой домен не производила и доме-ниальных, а тем более "общегосударственных" законов ("Уставов") не издавала. Нет оснований, чтобы говорить об изменении порядка сбора дани в Древлянской земле. Стало быть, в деятельности Ольги, обошедшей Древлянскую землю, отсутствует то, что можно было бы назвать реформой» [39, с. 412]. Особое внимание тут следует обратить на тезис о «восстановлении» Ольгой «старых традиций». Имеется в виду прямо-таки истовое исполнение Ольгой языческих обрядов. Понимая, что она пребывает во враждебной Древлянской земле, Ольга «остерегается посещать грады древлян, имевшие, наряду с прочим, сакральное значение для местного населения и потому внушающее опасность сторонним лицам, и устраивает отдельные становища, как бы создавая вокруг себя собственное, оберегаемое полянскими богами пространство» [39, с. 407-408]. «Ловища» составляли со «становищами» «некое сакральное единство», дополняя функционально друг друга, - ведь нельзя же было «обойтись без ловли птиц и зверей, приносимых в жертву полянским богам, т. е. без ритуальной охоты» [39, с. 412]. Что касается организации погостов по Мсте и Луге, И. Я. Фроянов этот факт по-прежнему признает, но наполняет его новым содержанием. Он не считает, что дань по Мсте и Луге вводилась впервые с приходом киевской княгини. Она существовала и раньше. Погосты были созданы Ольгой в качестве «специально отведенных мест, предназначенных для встречи и контактов местных финно-угорских племен с чужеземцами». Ольга, таким образом, «опираясь на существующие традиции финно-угорских племен, обозначила сакрально защищенные места сбора дани» [39, с. 424-426]. С финно-угорскими племенами Ольга «заключала соответствующие соглашения, касающиеся нормирования дани и ее сбора» [39, с. 430]. Что же касается «мест» и «знамений» киевской княгини, то в них исследователь усматривает «памятные места, отмеченные ее присутствием, сохранявшие следы языческих ритуалов и обрядов, которые она "творила'! объезжая земли данников» [39, с. 431-432].
Подводя итоги нашему краткому историографическому обзору, следует заметить, что на протяжении двух столетий о сущности преобразований Ольги высказывались самые разнообразные суждения, основанием для которых служил довольно небольшой по объему летописный текст. Однако малый объем информации нисколько не сдерживал фантазии исследователей, а напротив, даже стимулировал ее. Продуктом фантазии можно, например, считать убежденность части авторов в том, что реформа Ольги сопровождалась истреблением князей, перечисленных в договоре 944 г. Каждый из историков XIX-XX вв., писавший о событиях середины X в., стремился, используя один и тот же летописный текст, вложить в слова летописца новый смысл и даже дополнить их, сообразно своим взглядам и духу своего времени. Большинство соглашалось видеть в событиях 946-947 гг. крупную финансово-административно-хозяйственную реформу, но все наполняли ее разным содержанием, расходясь прежде всего в оценках территориального размаха устроительной деятельности киевской княгини.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Повесть временных лет / подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д. С. Лихачева; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. СПб., 1996.
2. Карамзин Н. М. История государства Российского в 12 томах. М., 1989. Т. 1.
3. Эверс И. Ф. Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. СПб., 1835.
4. Полевой Н. А. История русского народа. М., 1997. Т. 1.
5. Соловьев С. М. Сочинения. М., 1988. Кн. 1.
6. Беляев И. Д. Русь в первые сто лет от прибытия Рюрика в Новгород. М., 1852.
7. Лешков В. Н. Русский народ и государство. М., 2010.
8. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995.
9. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка: в 3 т. М., 2003. Т. 1.
10. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка: в 3 т. М., 2003. Т. 2.
11. Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. 2.
12. Юшков С. В. Эволюция дани в феодальную ренту в Киевском государстве в 1Х-Х веках // Историк-марксист. 1936. № 6.
13. Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М., Л., 1939.
14. Воронин Н. Н. К истории сельского поселения феодальной Руси. Погост, свобода, село, деревня. Л., 1935.
15. Греков Б. Д. Феодальные отношения в Киевском государстве. М., Л., 1937.
16. Мавродин В. В. Образование древнерусского государства. Л, 1945.
17. Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в древней Руси и Русская Правда //
Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.
18. Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X -первой половине XIII в. М., 1977.
19. Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси Х1-ХШ вв. М., 1955.
20. Зимин А. А. Феодальная государственность и Русская Правда // Исторические записки. М., 1965. Т. 76.
21. Свердлов М. Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988.
22. Данилова Г. М. Проблема генезиса феодализма у славян и германцев. Петрозаводск, 1974.
23. Пьянков А. П. Происхождение общественного и государственного строя Древней Руси. Минск, 1980.
24. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества ХП-ХШ вв. М., 1993.
25. Мельникова Е. А., Петру хин В. Я. Начальные этапы урбанизации и становления государства. (На материале Древней Руси и Скандинавии) // Древнейшие государства на территории СССР. 1985 г. М., 1986.
26. Толочко П. П. Древняя Русь. Очерк социально-политической истории. Киев, 1987.
27. Новосельцев А. П. Принятие христианства древнерусским государством как закономерное явление эпохи // История СССР. 1988. № 4.
28. Платонова Н. И. Русско-византийские договоры как источник для изучения политической истории Руси X в. // Восточная Европа в древности и
средневековье. Международная договорная практика Древней Руси. IX Чтения памяти В. Т. Па-шуто. Материалы к конф. М., 1997.
29. Назаренко А. В. Некоторые соображения о договоре Руси с греками 944 г. в связи с политической структурой Древнерусского государства // Восточная Европа в древности и средневековье: Политическая структура Древнерусского государства. VIII чтения памяти В. Т. Пашуто. Тез. докл. М., 1996.
30. Королев А. С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е - 70-е годы X века. М., 2000.
31. Королев А. С. «Род русский» и славяне Среднего Поднепровья в X веке // Наука и школа. 2010. № 6. С.113-117.
32. Королев А. С. Святослав. М., 2011. С. 45-46.
33. Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI - первой трети XIII в. СПб., 2003.
34. Шинаков Е. А. Образование древнерусского государства: Сравнительно-исторический аспект. Брянск, 2002.
35. Петров И. В. Государство и право древней Руси. СПб., 2003.
36. Карпов А. Ю. Княгиня Ольга. М., 2009.
37. Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. Л., 1974.
38. Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической история. Л., 1980.
39. Фроянов И. Я. Рабство и данничество у восточных славян. СПб., 1996.
ПРИХОДСКИЕ СООБЩЕСТВА АНГЛИИ XVI-XVII вв. В ОТЧЕТАХ ЦЕРКОВНЫХ СТАРОСТ
PARISH COMMUNITIES IN ENGLAND IN THE 16TH-17TH CENTURIES, REFLECTED IN THE REPORTS OF CHURCHWARDENS
Т. В. Соколова
В статье приводится анализ отчетов церковных старост английских приходов XVI-XVII вв.; рассматривается их структура и содержание; выделяются основные обязанности церковных старост; поднимается вопрос о доступности, полноте и достоверности данных источников.
Ключевые слова: Церковные старосты, приходы, церковь, благотворительность.
T. V. Sokolova
The article is devoted to the analysis of churchwardens' reports back to the I6th-17th centuries; it views their structure and content, identifies the main duties of churchwardens; the question about availability, completeness and authenticity of these sources is raised.
Keywords: churchwardens, parishes, church, charity.
Социальные аспекты жизни английского города раннего Нового времени хорошо изучены в отечественной и историографии [1, с. 79]. Если российские историки относительно редко использовали приходские документы, в частности отчеты церковных старост, то инте-
ресы британских исследователей к ним были сосредоточены на внутрицерковных функциях старост [2, р. 309]. Данная работа отчасти заполняет указанные пробелы на материалах отчетов церковных старост приходов Лондона (приход Св. Варфоломея рядом с Королевской биржей, приход Св.
