CC BY
227
К ВОПРОСУ ОБ УСТРОИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КНЯГИНИ ОЛЬГИ
MANAGEMENTAL ACTIVITY OF PRINCESS OLGA А. С. Королев
Статья посвящена административно-финансовой реформе княгини Ольги 946-947 гг. Автор доказывает, что устроительная деятельность княгини не имела общерусского значения, а ограничилась землей древлян.
Ключевые слова: Ольга, Киев, древляне, Новгород, погосты, Мста, Луга, «уставы и уроки», Десна, Днепр, дань.
A. S. Korolev
The article is devoted to administrative and financial reform of princess Olga of 946-947. The author proves that managemental activity of the princess didn't have all-Russian value, and was limited to the Drevljane's territory.
Keywords: Olga, Kiev, Drevljane, Novgorod, pogosts, Msta, Luga, "ustavi i uroki", Desna, Dnieper, tribute.
Информация о жизни княгини Ольги, содержащаяся в «Повести временных лет» (далее - ПВЛ), включает несколько эпизодов: замужество, месть древлянам за убийство мужа князя Игоря, реформы после подавления восстания древлян, поездка в Константинополь и крещение, кончина. Устроительная деятельность княгини, рассказ о которой помещен в ПВЛ под двумя годами - 6454 (946) и 6455 (947), с самого начала научного изучения истории в России стала объектом внимания исследователей. Напомню содержание летописного рассказа. Сперва, подавив сопротивление древлян и возложив на них «дань тяжьку» (две части которой шли в Киев, а третья - в Вышгород, город Ольги), княгиня отправилась только «по ДерьвьстЪй земли съ сыномъ своимъ и съ дружиною, уставляющи уставы и уроки; и суть становища еЬ и ловища. И приде въ градъ свой Киевъ съ сыномъ своимъ Святославомъ, и пребывши лЬто едино». В следующем году: «Иде Вольга Новугороду, и устави по Мьсте повосты и дани и по ЛузЬ оброки и дани; и ловища ея суть по всей земли, знаменья и мЬста и повосты, и сани ее стоять въ ПлесковЬ и до сего дьне, и по ДнЬпру, перевЬсища и по ДеснЬ, и есть село ее Ольжичи и доселе. И изрядив-ши, възратися къ сыну своему Киеву, и пребываше с нимъ в любъви» [1, с. 29]. Большинство отечественных историков видели в событиях 945-946 гг. крупную финансово-административно-хозяйственную реформу, содержание которой они наполняли разным содержанием, расходясь в оценках ее территориального размаха. Одновременно часть исследователей считала, что эта реформа сопровождалась истреблением князей, перечисленных в договоре 944 г. [2, с. 162-166]. Последнее положение, несмотря на его долгую историографическую жизнь, довольно легко опровергнуть. Число послов, указанное в договоре 944 г. (25 человек), и число послов, прибывших в Константинополь с Ольгой в 957 г., практически совпадает. Получается, Ольгу сопровождали в поездке послы от князей, которые ранее участвовали и в заключении договора с греками [3, с. 56; 4, с. 43; 5, с. 299-300; 6, с. 85; 7, с. 50].
А раз так, никакого истребления Ольгой князей (родственников или нет) не имело возможности быть. Что же касается одиночества Святослава при заключении договора 971 г., то, равно как и прочие особенности этого договора, оно объясняется тем, что тогда Святослав уже покинул Русь, и ромеи заключали с ним соглашение, по существу, как с вождем бродячей дружины [8, с. 224, 227229; 9, с. 177-179, 182-183, 240-243; 10, с. 254]. Таким образом, договор 971 г. не может считаться доказательством завершения (а возможно, и самого наличия) тенденции к концентрации власти в руках киевского князя.
Что же касается реформаторской деятельности Ольги, о которой сообщает ПВЛ, то тут нельзя не привести мнение, высказанное Н. И. Костомаровым, которое как бы осталось вне «магистральной» линии отечественной историографии. О мероприятиях княгини в Древлянской земле Н. И. Костомаров заметил лишь, что у Ольги «разбойный наезд стал заменяться подобием закона» [11, с. 11]. Относительно же путешествия Ольги на север и устроения погостов и даней по Мсте и Луге исследователь был настроен весьма скептически, считая Новгород независимым от Киева вплоть до посольства новгородцев к Святославу в 970 г. Источником информации о поездке Ольги в Новгородскую землю Н. И. Костомаров считал предания вроде тех, что рассказывали в его время о Марфе Посаднице в Новгороде или о Степане Разине на Волге. Имя Ольги, «как первой христианской княгини, было повсеместно уважаемым, священным, национальным именем», а потому, по мнению Н. И. Костомарова, «естественно было приписывать ей признаки земского устроения, которых начала никто с точностью не помнил. Существовало предание, что она была родом из Плескова; действительно ли историческая Ольга была уроженкою этой местности, или, как бывает, впоследствии предание, по недоступным нам причинам, назначило ей этот край местом рождения - мы не в силах решить, но достаточно было составиться такому преданию, чтобы впоследствии явились во Пскове и ее сани, а по Луге и по Мете ее погосты, дани, оброки» [12, с. 72-75]. В советское
время В. А. Пархоменко даже предлагал перенести поход Ольги от Киева к Новгороду из 940-х гг. в 960-е, ближе к временам, от которых дошли известия об устойчивых контактах этих двух городов [13, с. 93]. Мнение Н. И. Костомарова, кажется, можно оспорить, сославшись на известное сообщение Константина Багрянородного о княжении во время правления Игоря в Киеве его сына Святослава в «Не-могарде», который чаще всего интерпретируют как Новгород Великий [14, с. 45]. Однако это отождествление не бесспорно. Е. Н. Носов заметил в связи с этим: «В эпоху Киевской Руси в бассейне Днепра существовало несколько Новых городов, более близких Киеву и Византии, чем город на Волхове. Это Новгород-Северский на р. Десне, Новгород-Волынский на р. Случи и Новгород Малый (Новгородок) на самом Днепре. Не исключено, что Константин Багрянородный имел в виду один из этих городов. У северного Новгорода, в отличие от перечисленных, не было прямого водного сообщения с Киевом, их разделяли волоки. Кроме того, в середине X в. он не был столь большим, чтобы его название затмило все иные центры с подобными наименованиями и каждое его упоминание не вызывало бы сомнений у современников, что речь идет именно о данном городе» [15, с. 193-194]. Не все решено однозначно и с псковским происхождением Ольги. Н. Н. Воронин остроумно заметил, что, несмотря на древность Пскова, «вряд ли нога Ольги ступала по его улицам. Еще в начале XI в. Псков был для Киева своего рода Сибирью - местом прочной и далекой ссылки. Сюда еще в 1036 г. Ярослав (Мудрый. - А. К.) заточил своего младшего брата Судислава» [16, с. 45]. Да и ПВЛ намекает на другую версию о происхождении Ольги, сообщая о Вышгороде, как о городе Ольги.
Летописный рассказ о реформировании Ольгой Руси при беспристрастном чтении производит странное впечатление. Сначала Ольга посещает древлян, затем она возвращается в Киев, а в следующем году едет к Новгороду, оттуда отправляется на Мсту (река на восточных окраинах Новгородской земли), потом перебирается на Лугу (крайний северо-запад Новгородчины, река впадает в Финский залив). Можно подумать, что ее распоряжения относились только к этим двум окраинам, а не ко всей Новгородской земле. Или все-таки княгиня охватила своими преобразованиями весь регион? И сани свои она оставила в Пскове, но что делала в этом городе - неясно. И при чем здесь Псков? Новгород - это район расселения словен ильменских, а Псков - кривичей. В X в. они слабо связаны между собой [17, с. 235-236]. Б. Д. Греков в связи с этими «санями» восклицал: «При чем тут сани? Я думаю, что сани - это вещественное доказательство (предмет материальной культуры) того, что Ольга действительно ездила по Новгородской земле» [5, с. 301-302]. Возможно, вопрос только, когда она посетила Псков? Неясно и почему по Мсте княгиней основаны «погосты и дани», а по Луге «оброки и дани»? А далее следы ее деятельности в изложении летописи приобретают совсем хаотический характер. Бросив сани в Пскове, она затем устанавливает места для ловли птиц «на Днепре» (где конкретно?) и «на Десне» (?). В рассказе всплывает еще какое-то село Ольжичи. Наконец, княгиня возвра-
щается в Киев к сыну, «и пребываше с нимъ в любъви». В свое время А. А. Шахматову показалось интересным знание летописцем пограничных рек Новгородской земли, равно как и знание северных достопримечательностей вообще (тот же рассказ о санях Ольги в Пскове), и исследователь сделал вывод: сообщение о деятельности княгини на Мсте и Луге было составлено не в Киеве. Он считал, что в основе «Начального свода» (составленного около 1095 г. в Киеве и предшествующего ПВЛ) лежит некий «Древний Новгородским свод» (летописей) 1050 г., но новгородец, составлявший этот свод, имел в своем распоряжении более раннюю киевскую летопись - А. А. Шахматов называл ее «Древнейшем Киевским сводом» 1039 г. Новгородский летописец, прочитав в своем киевском источнике об устройстве Ольгой «Деревской земли», «предположил, что дело идет о посещении Ольгой той части Новгородской области, которая носила название Деревской земли или просто Дерев, а позже Деревской пятины. Это его предположение имело следствием вставку о погостах, данях и оброках по Мсте и по Луге, т. е. по тем двум водным путям, которые, сходясь около Новгорода, служили средством сообщения центра (Новгорода) с его областью. Можно думать, что древнее представление о Деревах, Деревской земле не совпадало с границами Деревской пятины конца XV в.» [18, с. 171-172]. В подтверждение высказанного положения он привел фразу из жития Ольги в составе «Степенной книги»: «И идее Ольга с сыном своим и воинством по Деревской земли, уставляющи устав и уроки и ловища. Нецыи же глаголют, яко Деревская земля бе, иже во области Великого Новгорода, ныне же Деревская пятина именуема; иние же глаголют, яко северская страна бе, идеже бе Чернигов град». Следующий за этим вывод ученого был еще более ошеломляющим: «Так гадали в XVI в. на северо-востоке, а в XI в. Новгороду было естественно принять Деревскую землю Приднепровья за свою Деревскую землю. На отождествление это наводило и то обстоятельства, что Новый Торжок, находившийся на южной оконечности Деревской земли, в глубокой древности... назывался Коростенем». А. А. Шахматов отметил и то, что «в расстоянии 40 верст от Новгорода на юго-западном берегу озера Ильменя, по дороге из Новгорода в Старую Руссу, имеется село Коростень», заметив, что это обстоятельство также привело к появлению в некоторых поздних летописях сообщения: «И убиша его Игоря вне града Коростеня, близ Старые Руссы, тут же и погребен бысть» [18, с. 172]. Выходит, что фразу «иде Вольга Новугороду» следует считать «пояснением, сделанным уже составителем Начального свода». В Новгородском своде непосредственно за сообщением об обходе Ольгой Деревской земли читалось «и устави по Мьсте» и т. д. [18, с. 172-173]. Так как же звучал первоначальный вариант текста? В нем ничего о походе к Новгороду сказано не было. От фразы о том, что княгиня «изрядивши, възратися къ сыну своему Киеву, и пребываше с нимъ в любъви», также следует отказаться -Ольга, получается, никуда и не отправлялась.
Выводы Н. И. Костомарова и А. А. Шахматова так и не были востребованы. Лишь в середине 1980-х гг. Н. Ф. Кот-ляр, сославшись на аргументацию обоих, посчитал путе-
шествие Ольги к Новгороду вообще невозможным в тех условиях: «Мероприятия по «окняжению» только что жившей родоплеменным строем Древлянской земли, подавление сопротивления населения на местах (продолжавшегося, без сомнения, еще долгие годы), введение новых законодательной, административной и даннической систем требовали больших усилий, немалого времени и, главное, присутствия княгини если не в самой Древлянской волости, то в Киеве. Поэтому ее поездка на далекий северо-запад Руси, которая должна была занять много месяцев, кажется странной. Она никак не мотивируется летописью» [19, с. 99-100]. Однако общее умозаключение исследователя звучало невнятно: «Ольга не совершала дальнего похода на север. Но это ничего не меняет в оценке ее деятельности по феодальному освоению восточнославянских земель и укреплению государственности» [19, с. 100]. В работе, вышедшей чуть более десяти лет спустя, Н. Ф. Котляр, избегая каких-либо датировок событий, связал начало «второго этапа в развитии государственности Руси» с наступлением княжения Ольги, «с решительных мер княгини по упорядочению системы и норм взимания дани, организации опорных пунктов центральной власти на местах, распространения административной и судовой систем на подвластные Киеву земли». По мнению исследователя, «умные, дальновидные и целенаправленные действия правительства Ольги были решающим шагом на пути огосударствления племенных княжений, превращения их земель в государственную территорию Киевской Руси» [20, с. 51-52].
Между тем из соображений Н. И. Костомарова и А. А. Шахматова можно сделать гораздо более далекоидущие выводы. Для этого вернемся к поставленному выше вопросу о том, отчего по Мсте княгиней основаны «повос-ты и дани», а по Луге «оброки и дани»? И. Д. Беляев попытался «на основании Русской правды и других официальных памятников» разрешить этот запутанный вопрос. Получилось, что «оброком и уроками назывались определенные, уроченные, назначенные в известные сроки, платежи за пользование пахотной землей, рыбными ловлями, лугами, бортными урожаями и другими угодьями. А по сему ежели Ольга учреждала по Луге оброки, то значит, что в этом крае новгородцами ей были уступлены разные земли и угодья, которые она, не находя удобным, а может быть и не имея права содержать своими людьми, отдавала в оброчное содержание тамошним жителям за известную плату или оброк. ...По свидетельству писцовых Новгородских книг, погостами в Новгородском крае называли определенные административные единицы деления Новгородских земель, состоящие из нескольких сел, деревень, слобод и рядков, имевших одну центральную управу, относительно раскладки и сбора общественных податей; т. е. погостами в Новгороде называлось именно то, что в других краях Руси носило название волостей или станов. Это значение Новгородских погостов показывает, что учреждать, назначать погосты, т. е. делить землю на определенные известные единицы для удобнейшей и правильной раскладки податей, с назначением центров для управы, имел пра-
во только тот, у кого область была в непосредственном распоряжении, кто держал ее своими людьми, т. е. управлял ею через своих поверенных, но не населял своими поселенцами. А посему теперь понятно свидетельство летописи, что Ольга по Мсте учредила погосты, но не назначала оброков. Этот край Новгородцы отдали в непосредственное управление Ольге, через ее мужей, они поступились Ольге держать Мсту своими мужами, а не Новгородскими, но не дали ей в том краю земель, которые бы она могла отдавать в обратное содержание» [21, с. 141-142]. В этом объяснении так и осталось неясным, почему «Ольга в 947 году получила от новгородцев земли по Мсте и Луге с различными правами на владение» [21, с. 144]. Кроме того, сомнительно, чтобы эти нюансы отразились в каких-то юридических памятниках X в. Скорее всего, новгородец XI в. перенес реалии своего века на события столетней давности. Он знал о походе войск Ольги в «Деревскую землю», спутал ее с Новгородской землей, и, зная о том, что Ольга там что-то реформировала, приписал ей учреждение «оброков» и «погостов» своего времени, складывавшихся в течение длительного времени. Далее, он - или киевский летописец позднее - дополнил это сообщение устными краеведческими материалами о следах деятельности Ольги «по всей земле», по Днепру и Десне, о ее санях в Пскове и селе Ольжичи, добавив вполне в духе традиции, чтобы никто не сомневался, что все это сохранилось «до сих пор». Удивительно, что в повествовании ПВЛ перечислено так мало «мест», где сохранились «знамения» («следы») пребывания и деятельности княгини. В позднем летописании, например, встречается предание о явлении Ольги в Полоцкой земли, и даже об основании ею Витебска [22, с. 70]. А по свидетельству Т. Каменевича-Рвовского, еще в XVII в. в Ярославской области один большой камень на берегу Волги, в версте от устья Мологи, именовался «Ольгиным» [23, с. 315]. В окрестностях Пскова в позднейшее время показывали «Ольгин городок» (как называли в писцовых книгах село Перино близ Снетогорского монастыря), «Ольгин дворец» (другая деревня, там же), «Ольги-ны ворота», «Ольгины слуды» (рукав реки Великой с каменистым дном, слуда - подводный камень), «Ольгину гору», «Ольгин крест» и т. д. [24, с. 76, 78; 25, с. 330-331]. А в одном из псковских синодиков (в списке XVI в.) даже сообщалось о погребении Ольги в псковском Ивановском женском монастыре [26, с. 33]. И в XIX в. крестьяне Овручского уезда (где в древности жили древляне) охотно показывали проезжающим колодцы, из которых Ольга якобы пила, продвигаясь с войском по земле древлян, или которые выкопали по ее приказу, водоемы, в которых княгиня купалась после захвата Искоростеня, и, самое главное, огромные холмы, каждый из которых крестьяне ближайшего к нему села выдавали за курган, насыпанный Ольгой над могилой Игоря. А еще путешественники и чиновники видели «Ольгину ванну» (другое название - «Ольгина купальня»), «Ольгину долину», «Игорев брод», «Ольгину гору», «Ольгин колодец» и т. д. [27, с. 820; 28, с. 2-10]. Текст, вошедший в ПВЛ под 6455 (947) г., оказывается очередной сводкой сведений и историй об Ольге, подобных рассказам о ее «ваннах»
и «колодцах». Только упоминания о «ловищах», «знамениях», «местах», «повостах», «санях», «перевесищах» и «селах» Ольги были собраны значительно раньше и успели в конце XI в. войти в летописание.
Вполне в духе устного предания вся деятельность Ольги по обустройству земли сведена к одной поездке и отнесена к одному году [29, с. 113]. Здесь проявилось стремление летописца упростить историю организации погостов, приписав всю реформу одному человеку - Ольге. Любопытно, что примерно так же, как и возникновение погостов повелением Ольги, летописец ранее попытался изобразить процесс подчинения славянских племен Киеву, как результат деятельности одного Вещего Олега, занявшей два-три года, хотя этот процесс растянулся не на одно столетие [8, с. 40-49; 30, с. 209-213].
Итак, великая податная, административная, хозяйственная и так далее реформа Ольги перестала существовать. Остались устроительные мероприятия, произведенные княгиней в опустошенной Древлянской земле, - ее «уставы и уроки», то есть введение сборов с Древлянской земли в известные рамки, что логично следовало из истории гибели ее мужа (упомянутые в летописной статье «становища» и «ловища», скорее всего, относятся к разряду все тех же памятных мест). В общем, и эти мероприятия, проведенные Ольгой в Древлянской земле, имели огромное значение для Руси середины X в. Как заметил А. Н. Насонов: «Постепенное присоединение к киево-полянской территории земли древлян было в сущности основным фактом образования "областной" киевской территории» [31, с. 42].
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Повесть временных лет / подг. текста, пер., статьи и комментарии Д. С. Лихачева; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. СПб., 1996.
2. Королев А. С. Административно-финансовая реформа княгини Ольги в отечественной историографии // Наука и школа. 2012. № 6.
3. Грушевский М. С. Очерк истории украинского народа. Киев, 1911.
4. Греков Б. Д. Борьба Руси за создание своего государства. М.; Л., 1945.
5. Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953.
6. Литаврин Г. Г. Состав посольства Ольги в Константинополь и «дары» императора // Византийские очерки. М., 1982.
7. Литаврин Г. Г. Русско-византийские связи в середине Х в. // Вопросы истории. 1986. № 6.
8. Королев А. С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е - 70-е годы X в. М., 2000.
9. Королев А. С. Святослав. М., 2011.
10. Королев А. С. К вопросу о причинах первой усобицы русских князей // Преподаватель XXI век. 2011. № 4. Ч. 2.
11. Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси // Вестн. Европы. 1870. №11.
12. Костомаров Н. И. Предания первоначальной русской летописи в соображениях с русскими преданиями в песнях, сказках и обычаях // Костомаров Н. И. Раскол. Исторические монографии и исследования. М., 1994.
13. Пархоменко В. А. У истоков русской государственности ^Ш-Х1 вв.). Л., 1924.
14. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.
15. Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990.
16. Воронин Н. Н. Древнерусские города. М., Л., 1945.
17. Седов В. В. Древнерусская народность: Историко-археологическое исследование. М., 1999.
18. Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.
19. Котляр Н. Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. Киев, 1986.
20. Котляр Н. Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998.
21. Беляев И. Д. Русь в первые сто лет от прибытия Рюрика в Новгород. М., 1852.
22. Довнар-Запольский М. Очерк истории кривичской и дреговичской земель до конца XII столетия. Киев, 1891.
23. Буслаев Ф. И. Народный эпос и мифология. М., 2003.
24. Толстой М. В. Святыни и древности Пскова. М., 1861.
25. Малышевский И. Происхождение русской великой княгини Ольги св. // Киевская старина. 1889. Август.
26. Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. Обзор редакций и тексты // Чтения в Императорском обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете. 1915 г. М., 1915. Кн. 3.
27. Мамаев Н. И. Записки // Исторический вестник. 1901. №9.
28. Коробка Н. И. Сказания об урочищах Овручско-го уезда и былины о Вольге Святославиче. СПб., 1908.
29. Хрущов И. П. О древне-русских исторических повестях и сказаниях. XI-XII столетия. Киев, 1878.
30. Королев А. С. О роли варяжских князей в образовании Древнерусского государства // Преподаватель XXI век. 2009. №4. Ч.2.
31. Насонов А. Н. История русского летописания XI - начало XVIII в. М., 1969.
