CC BY
46
ной автокефалии рассматривались составителями собрания в качестве фактора, сыгравшего важную роль в судьбе святогорца. Можно предположить, что отношение составителей Музейного собрания к Максиму Греку было сочувственным, а созданный ими «биографический» комплекс имел, в частности, «апологетическое», оправдательное назначение.
Библиографический список
1. Иванов А.И. Литературное наследие Максима Грека. Характеристика, атрибуция, библиография. - Л.: Наука, 1969.
2. Крутецкий В.Ю. Максим Грек и учреждение патриаршества (разрешительная грамота патриарха Иеремии II Максиму Греку, июнь 1588 г) // IV Centenario dell'istituzione del Patriarcato in Russia. (400-летие учреждения патриаршества в России.). - Roma, 1991. - С. 115-130.
3. Лурье Я. С. Повесть о белом клобуке // Словарь книжников и книжности Древней Руси.
Вып. 2. (вторая половина XTV-XVI в.). Ч. 2. Л-Я. -Л., 1988. - С. 214-215.
4. Макарий (Булгаков), митр. История русской Церкви. - М.: Издательство Спасо-Преображенс-кого Валаамского монастыря, 1996. - Кн. 4. - Ч. 1.
5. Синицына Н.В. Максим Грек в России. -М.: Наука, 1977.
6. Синицына Н.В. Исайя Каменец-Подольский и Максим Грек: (из истории русской культуры второй половины XVI в.) // Литература и искусство в системе культуры. - М., 1988. - С. 195-208.
7. Синицына Н.В. Проект издания сочинений Максима Грека // Offprint from Cyrillomethodianum XVII-XWI. - Thessalonique, 1993-1994. - С. 93-141.
8. Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции. (XV-XVI вв.). - М.: Индрик, 1998.
9. Синицына Н.В. Из истории полемики против латинян в XVI веке (о датировке и атрибуции некоторых сочинений Максима Грека) // Отечественная история. - М., 2002. - С. 115-144.
В.В. Медвидь
АБСОЛЮТНЫЕ ЦЕННОСТИ В РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Для России в её историко-культурном развитии проблема нравственности, духовности всегда имела особый смысл, определяемый как своеобразием становления её государственности и формирования социума, так и глубоким влиянием национальных традиций, в том числе святоотеческих. Так сложилось исторически, что современное гуманитарное знание наряду с философскими, психологическими, культурологическими учениями о человеке включает в себя и христианскую антропологию, призванную ответить на вопрос, как стать нравственным, как пробудить и сохранить в себе то высшее, что даровано человеку Богом.
Сегодня проблема духовности наиболее остро представлена в образовательной среде, где закладывается фундамент общего развития человека. Возрастающий прагматизм школьного и вузовского образования приводит к оскудению духовного начала взрослеющей личности. Современная молодёжь, попавшая в зону социального риска (на фоне нестабильности во всех областях жизни общества, множественности противоречий, затянувшихся демократических
преобразований, круговерти посредственных развлекательных программ), всё больше отличается падением уровня воспитанности, подражанием не самым лучшим образцам чужих культур (образа жизни, стиля поведения), всё чаще обходится без правовых норм и нравственных идеалов. Вот почему философская и педагогическая мысль конца ХХ - начала XXI века выдвинула принципы ценности и гуманизации образования в центр национальной образовательной доктрины1.
Социально-философский аспект рассматриваемых проблем, задачи нравственного воспитания предполагают прежде всего обращение к отечественной философской традиции, в основе которой лежит понимание системообразующей роли духовности в процессе формирования личности и её преемственности в национальной системе образования. Русская философия как учение и жизненная мудрость формировалась в атмосфере диалога художественной литературы и политики, философско-этической мысли и религии, устремленности культуры к вечности, к Богу, к абсолютным моральным ценностям. На
210
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2006
© В.В. Медвидь, 2006
языке духовной культуры такое мировоззрение называлось «нравственной философией».
В формировании нравственной философии в России как особого способа духовного освоения и видения мира, человека и человечества центральную роль сыграли Ф.М. Достоевский и В.С. Соловьёв. Им принадлежит решающее значение в утверждении особого типа нравственно-философской религиозной мысли, опирающейся на национальную почву и душевно-духовный склад русского человека и народа и вобравшей в себя лучшие достижения западноевропейской мысли. Однако самым глубоким выразителем тех начал, которые должны лечь в основание национальной нравственной философии в России рубежа Х1Х - ХХ веков, В. Соловьёв называл Достоевского, сыгравшего исключительную роль в развитии религиозно-философской мысли в России, в нравственном возрождении человека и гармонизации общества. Непреходящее значение наследия Достоевского во многом определяется эти-цизмом философской мысли, более того - этическим максимализмом его религиозно-философской антропологии, обоснованием абсолютных моральных ценностей и идеала.
В восстановлении духовной культуры современной России опыт писателя-философа необходим. Мы всё время, как заметил А. Битов, «попадаем» в Достоевского. Поиски ответов на многие вопросы (о путях развития страны, о национальной самобытности и всечеловеческой отзывчивости, о смысле жизни, о бессмертии, о мировой гармонии) в условиях ломки привычных взглядов, крушения незыблемых авторитетов, глобальной переоценки ценностей приводят нас к напряжённому диалогу с ним. Сегодня мы сталкиваемся с теми же проблемами, в которых пытался разобраться Достоевский: индивидуализм и прагматизм, отчуждение и всеобщее обособление, беспочвенность интеллигенции и отсутствие «скрепляющей идеи», бездуховность и поглощение исключительно земным устроением жизни, стремление к обогащению и «воля к власти».
Феномен Достоевского, по определению И. Гарина, в том, что его творчество стало «открытием утрат». Достоевский жил в такое переходное время, когда старые святыни уже разрушались, а новых ещё не возникло. Утрата ценностей, неверие в человека невольно утверждали духовную смерть личности, а в итоге - гибель цивилизации2. Вот почему в кризисную для
гуманизма эпоху наш соотечественник с христианской сострадательностью задумался над судьбой человека и человечества. Писатель заглянул в глубины человеческой природы, человеческого сознания и подсознания, показал метафизику добра и метафизику зла в человеке, двусмысленность человеческого естества, двусмысленность красоты и трагизм «естественной» свободы, которая неизменно и неотвратимо ставит человека перед проблемой нравственного выбора.
Достоевский осознал, что зло лежит в тёмных глубинах бытия, что все «мировые идеи», не учитывающие этого, опасны для человека и человечества. В ренессансном гуманизме, как и в гуманизме «демократическом», он распознал отрицание глубины человеческой природы и свободы человеческого духа. Писатель, считает Гарин, потому и «недолюбливал абстракции гуманизма», что видел в них «завлекательные ловушки зла»3. Абстрактный гуманизм возлагал ответственность за зло мира на внешние условия существования, делал человека, по выражению Достоевского, игрушкой обстоятельств. Писатель же возлагал ответственность на каждого человека как персонального носителя зла. Не случайно В. Зеньковский утверждал, что «философское мировоззрение Достоевского есть прежде всего персонализм, окрашенный, правда, чисто этически, но зато достигающий в этой окраске необычайной силы и глубины»4.
С исключительной едкостью Достоевский высмеивал натурализм в антропологии («Записки из подполья»), поверхностный интеллектуализм в понимании человека, которые нашли своё выражение в теоретических построениях позитивизма и утилитаризма. Для него аморализм, скрытый в глубине человека, есть явление духовного, а не «биологического» порядка. Достоевский понимал, что стремление достичь общечеловеческой гармонии «извне», с помощью ограниченных и не до конца продуманных теорий при отсутствии внимания к изначальному внутреннему несовершенству человека, приводит к практическому банкротству этих теорий. Об этом он предупреждал в «Дневнике писателя»: «Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что в никаком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят от нее самой и что, наконец, законы духа чело-
веческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что нет еще ни лекарей, ни даже судей окончательных.. ,»5.
По Достоевскому, подлинное в человеке и состоит лишь в его нравственной жизни, в его духовной природе, в его духовной свободе. Основная тайна человека в том, что он есть существо этическое, что он неизменно стоит всегда перед дилеммой добра и зла, от которой он не может никуда уйти: кто не идет путем добра, тот непременно становится на путь зла. Достоевский отвергал упрощенный взгляд на человека как на существо легкомысленное, рассудочное или благоразумное, так как натура человеческая действует вся целиком - сознательно и бессознательно. Самое дорогое для человека - свое собственное, вольное и свободное хотение, свой собственный, хоть бы и дикий каприз, самое дорогое и важное для человека - «по своей глупой воле пожить».
Проблематика свободы в человеке есть вершина идей Достоевского в антропологии. Герои Достоевского проходят испытание свободой, и вместе с ними проходит это тяжелейшее испытание и сам автор. Однако свобода, полагает Зеньковский, не есть последняя правда Достоевского о человеке, ибо эта правда определяется этическим началом в нём. В свободе может быть «семя смерти» и саморазрушения, но она же может вознести человека на высоты преображения. Есть диалектика зла в движениях свободы, но и есть диалектика добра в них. Достоевский, по мнению В. Зеньковского, примыкает к исконно христианской антропологии, потому что вскрывает в человеке не только грех, порочность, эгоизм, «демоническую» стихию, но не менее глубоко вскрывает движение правды и добра в человеческой душе, «ангельское» начало в ней6.
Антропология Достоевского прежде всего посвящена «подполью» в человеке. Писатель последовательно показывает, как формируется в его романах «подпольный» характер, что есть «подполье», как укореняется в нём человек и каковы типы «подпольного» человека. «Подполье» Достоевского А. Криницын называет особым духовным пространством (символическим, психологическим и философским), где формируются характеры и генерируются идеи героев. В онтологическом контексте оно представляет собой ситуацию глубочайшего раскола человека и мира на фоне «всеобщей шатости понятий»,
потери религиозных и нравственных устоев («по-чвы»)7. По Достоевскому, подполье - болезнь всего русского образованного общества, вызванная уничтожением веры в общие правила («Нет ничего святого»)8. Однако, при видимом ожесточении и отчаянии, у всех «подпольных» героев гораздо сильнее, нежели у «благополучных» людей, обострено ощущение прекрасного и тоска по идеалу. Потребность в нем испытывают даже те из них, кто считает себя законченным атеистом и нигилистом: «душа, успокаивающая себя полным отрицанием, может быть, всего более жаждет положительного подтверждения»9.
Достоевский убедительно показывает, что долгое пребывание в полной безысходности подполья невозможно и требует некоего разрешения. Тогда-то у его героев и рождается последняя мечта, с которой они связывают обретение смысла жизни и которую они называют своей главной или «высшей» идеей. По утверждению самого Достоевского, «без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация», поэтому главным героем своих романов писатель избирает идеолога. Своеобразие антропологического «опыта» Достоевского в подробном исследовании причин зарождения идей, прослеживании «жизни» идей и изображении отличия между идеей и верой. Вместе с героями «пятикнижия» проходит духовную эволюцию и сам писатель, имеющий опыт «страстного» увлечения социалистической идеей как общественным идеалом. Таким образом, постижение универсальной философской истины в процессе личностных идейно-нравственных исканий становится основной проблематикой романов писателя. На первое место он выдвигает вопрос о нравственной ответственности человека за всё, что происходит в мире.
Н. Бердяев, назвавший Достоевского «великим антропологом», исследователем глубин и тайн человека, был убежден: никто, кроме него, с такой гениальностью не раскрыл таинственную глубину человеческой природы, антиномичность сознания, безысходный трагизм судьбы. Все страстно в человеческих отношениях («экстатический вихрь», «поток раскаленной лавы»), так как писатель «открывает новую мистическую науку о человеке» («вихревую антропологию»). Именно в общении более всего и раскрываются его герои. Своеобразие же антропологических «опытов» Достоевского, уточняет Бердяев, кроется в том, что глубина человека всегда остается у него до
конца необъяснимой и невыявленной. Писатель показывает душу человека во всей ее реальной глубине, объемности, неисчерпаемой сложности, неоднозначности, противоречивости10.
Не только Бердяев, но и Зеньковский утверждал, что для Достоевского нет «ничего дороже и значительнее человека, хотя, быть может, нет и ничего страшнее человека». Человек - загадочен, соткан из противоречий, но он является в то же время - в лице даже ничтожного человека - абсолютной ценностью. Только истинный диалектик, психолог и гуманист мог поставить на такую высоту человеческую личность. Разгадывая загадку о человеке, писатель проводит своих героев через опыт добра и зла, через «бытие в Боге и бытие вне Бога», через увлечение разрушительной идеей и обретение веры. По Зеньковскому, в изображении сложности и непредсказуемости характера героев, в обнажении хаотичности души, её дисгармоний, крайних проявлений и добра и зла, в исследовании глубин сатанинских и высот ангельских нет равных Достоевскому как в русской, так и в мировой литературе.
Заслуга Достоевского и в том, что он предостерегал русских либералов и учеников Руссо об опасности «чистой доски» (tabula rasa) в деле воспитания детей, полагая, что «дети - граждане мира», был против «понижения уровня образования, наук и талантов». Достоевский пророчествовал о грядущем превращении человека в «штифтик», в «фортепианную клавишу» и неистово протестовал против подчинения «арифметике», против того, что «в стаде должно быть равенство». Как и Киркегор, он был обеспокоен тем, что «человеку грозит гибель социальная: растворение индивидуальности в общественности, уничтожение личности в массе». Однако уникальность Достоевского в том, что в его сознании сосуществуют соборность с личностностью, ком-мунитарность с персонализмом. С одной стороны, он бескомпромиссно защищает свободу человека, с другой - человеческий универсализм11.
Следует сказать, что при всём многообразии мировых, национальных (почвенных) идей и проблем центральной проблемой нравственной философии Достоевского является проблема обоснования высших моральных ценностей и идеала. Попытка антропологического обоснования морали привела писателя к неразрешимому противоречию своеволия и нравственного закона, природного и духовного в человеке. По Дос-
тоевскому, абсолютные основания морали, без которых мораль не действенна, возможны лишь в рамках религиозного сознания, ибо единственной преображающей человека силой может быть религиозная вера. Христос или человек, сумевший победить свою греховную природу, - вот идеал истинно прекрасного в нравственной философии Достоевского. Христос для него становится «всечеловеческим» идеалом, нравственность которого невозможно превзойти. Христос завершил задачу откровения, дав человечеству возможность осуществить непосредственное единение с Богом, открыв истину о том, что они определены к высшему бытию, что они должны стремиться к этому бытию. Зеньковский убедительно доказывает, что в формуле Достоевского о спасении мира через красоту «дана не апология искусства, а дана религиозная идея - спасения мира через святость, через восстановление образа Божия в нас». Христос, при всей Его трансцендентной запредельности, призывает к норме, возвращает человека к его подлинной неиспорченной природе, вселяет веру в бесконечность души человеческой. «Изо всех религий, - говорил Вл. Соловьёв, - одно христианство рядом с совершенным Богом ставит совершенного человека <...> и это показал нам Достоевский в своих любимых типах»12.
Поиски в человеке его божественной природы и составляет главное в творчестве художника. И потому он исследует своих героев в различные моменты богооставленности, когда они по разным причинам теряет грань между Добром и Злом. Идеи страдания, покаяния, искупления и спасения очень сильны в художественном мире Достоевского. Лишь немногие его герои достигают веры, ибо нелёгок путь к вере, путь сомнения и борения духа. Многие стороны творчества художника в соотношении с православным учением о мире и человеке могут раскрыть неведомые ранее глубины религиозной мысли Достоевского. К примеру, он поставил глубочайшие проблемы бытия Божия, бессмертия души и смысла жизни в их неразрывной связи с православным учением о человеке.
Антропология Достоевского касается последних глубин человеческого духа («тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей»). Лишь через страдания и часто через преступление освобождается человек от соблазнов зла и вновь обращается к Богу. И все же вера в чело-
века торжествует у Достоевского над всеми его «открытиями» хаоса и смрадного «подполья» в человеке, ибо антропология писателя-философа пронизана лучами пасхальных переживаний, столь существенных для Православия и его основной тональности.
Этический максимализм религиозно-философской антропологии Достоевского заключается в том, что он утверждал абсолютную ценность каждой человеческой личности; показал двойственность души человека (тайну добра и тайну зла); поставил человека перед проблемой выбора между добром и злом; искал ненасильственный путь к справедливому миру, увидел в христианстве единственно верные основания для жизни; полагал, что любой поступок человека должен быть нравственно обоснован и оправдан («всеобщее счастье» не должно достигаться ценой даже «слезинки ребенка»); уверовал в то, что чувство любви должно распространяться на весь мир, что мораль должна быть нравственной, а любовь деятельной.
Страстная напряженность этических исканий придает глубину и значительность художественным образам писателя. Этический максимализм у Достоевского получает исключительно яркое и сильное выражение в романе «Братья Карамазовы». Весь бунт Ивана Карамазова против Бога определяется именно этическим максимализмом, не принимающим мира потому, что его «будущая гармония» имеет в основе страдания. Именно в Достоевском этический максимализм достигает наиболее глубокого и сильного выражения и входит важным элементом в этические построения последующих мыслителей. Однако никто (ни до, ни после Достоевского) не достигал такой глубины, как он, в анализе «двух бездн» в душе человека - бездны добра и бездны зла, то есть в анализе моральной психологии человека.
Таким образом, Достоевский с его антропологическими открытиями и откровениями, со свойственной ему силой и напряжённостью нравственного сознания, поиском абсолютных ценностей оказывается незаменимым в современном гуманитарном знании, а также в контексте размышлений о будущей судьбе нашей мно-
гострадальной России. Ведь вопрос о «качестве человеческого материала» представляется сегодня решающим в процессе политического и экономического обновления страны, ибо главным разрушением за многие годы стало разрушение человека. Выводы писателя о том, что «всякий из нас перед всеми во всём виноват», что жизнь и её значение в том, чтобы «быть человеком между людьми и остаться им навсегда», а в несчастьях «не уныть и не пасть», что всякий, кто грешен, должен быть терпим к прегрешениям своих ближних, что даже в самой обездоленной душе тайно живёт потребность в молитве, покаянии и любви, призывают нас к нравственной ответственности за восстановление в человеке человека.
Примечания
1 См.: Национальная доктрина образования в Российской Федерации // Официальные документы в образовании. - 2000. - №2 21; Учительская газета. - 2000. - 17 октября; Концепция структуры и содержания общего среднего образования; Федеральная программа развития образования в России на 2000-2005 гг. // Народное образование. - 2000. - № 2.
2 Гарин И.И. Многоликий Достоевский. - М.: ТЕРРА, 1997. - С. 100.
3 Там же. - С. 148.
4 Зеньковский В. История русской философии. -М.: Академический Проект; Раритет, 2001. - С. 403.
5 Достоевский Ф.М. Дневник писателя: Избранные страницы. - М.: Современник, 1989. - С. 19.
6 Зеньковский В. История русской философии. - С. 407-408.
7 КриницынА.Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского. - М.: МАКС Пресс, 2001. - С. 8.
8 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. -Л.: Наука, 1972-1990. - Т. 16. - С. 330.
9 Там же. - Т. 1. - С. 334.
10 См.: Бердяев Н. Откровение о человеке в творчестве Достоевского // Русская мысль. -1918. - Март-апрель.
11 Гарин И.И. Многоликий Достоевский. - С. 5-7.
12 О великом инквизиторе: Достоевский и последующие. - М.: Мол. гвардия, 1992. - С. 64.
