CC BY
62
Н. А. ТАРАСОВА
Петрозаводский государственный университет
«АБАДОННЫ, ОТ ЗЕМЛИ ОТСТАВШИЕ»: НЕПРОЧИТАННАЯ ЗАПИСЬ ДОСТОЕВСКОГО
В 1957 году, когда вышло в свет «Описание рукописей Ф. М. Достоевского», во вступительной статье к этому изданию В. С. Нечаева указала на то обстоятельство, что «составители описания, производя сопоставление автографов с имеющимися публикациями, обнаружили многочисленные неточности, иногда даже искажения текста в печати»1. Проблема неточного воспроизведения рукописного текста, видимо, будет существовать всегда: слишком много трудностей связано с чтением и пониманием рукописей, особенно если вести речь о черновиках. Настоящая работа содержит ряд замечаний, касающихся уточнения фрагмента записной тетради Достоевского 1864—1866 гг.2 Материалы указанной записной тетради были опубликованы частью в серии «Литературное наследство», частью — в академическом собрании сочинений Ф. М. Достоевского3. Обратимся к отрывку, расположенному на с. 73 рукописи (тетрадь пронумерована дважды; в обратной нумерации — с. 76). В публикации «Литературного наследства» интересующая нас запись воспроизводится следующим образом: «Это остатки прежнего либерализма, имевшего свой исторический склад, но совершенно отжившего и присутствующего еще в огромной массе отживших людей, ходячих трупов, свободных от земли, отставших и никуда не приставших, которые
© Тарасова Н. А., 2001
1 Нечаева В. С. Рукописное наследие Ф. М. Достоевского // Описание рукописей Ф. М. Достоевского / Под ред. В. С. Нечаевой. М., 1957. С. 18.
2 Рукопись хранится в РГАЛИ, ф. 212. 1. 3. Автор статьи благодарит сотрудников РГАЛИ и РО РГБ за предоставленные материалы.
3 Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 1860—1881 гг. М., 1971. С. 201—242 (Литературное наследство; Т. 83); Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1972— 1990. Т. 7. С. 96—118; Т. 20. С. 179—188.
369
представляют из себя вялое, пошлое поколение наших шатающихся даром лишних людей. Теперь наступают совсем другие идеи, идеи почвы, единства, неразрыв<ной> связь сделать с народом»4. В этом прочтении текста настораживают два фрагмента: «ходячих трупов, свободных от земли, отставших и никуда не приставших» и «идеи почвы, единства, неразрыв<ной> связь сделать с народом». Первое, что вызывает сомнение, — это слово «свободных»: в рукописи оно не прочитывается графологически, т. е. то слово, которое в действительности написал Достоевский, лишь слегка напоминает по общему начертанию слово «свободных». Кроме того, достаточно странно звучит само сочетание «свободных от земли, отставших и никуда не приставших»: причастие «отставших» предполагает использование определенной синтаксической связи — управления (от чего отставших?); к тому же после слова «земли» в рукописи нет запятой, что не отражено в печатных публикациях. Этот факт тоже не прибавляет ясности данному прочтению записи.
Более поздняя публикация академического собрания сочинений Достоевского, повторяя вариант «Литературного наследства» в случае с первым сомнительным отрезком текста («ходячих трупов, свободных от земли, отставших и никуда не приставших»), уже фиксирует наличие затруднений в прочтении второго отрывка: «идеи почвы и <нрзб.> в неразрывности с идеей <нрзб.> с нар<одом>»4. Попытаемся воспроизвести текст подлинника, учитывая не только характеристики почерка Достоевского, но и особенности так называемой «старой орфографии» и «интонационной» пунктуации XIX века: «Это остатки прежняго либерализма, имЪвшаго свой историческ<ш> складъ, но совершенно отжившаго и присутствующаго /еще/6 въ огромной массб
4 Неизданный Достоевский. С. 210.
5 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 20. С. 187
6 /... / — знак вставки вписанного текста.
370
отжившихъ людей, ходячихъ труповъ, Абадоннъ /отъ/ земли отставшихъ и никуда не приставшихъ, которые представляютъ изъ себя вялое, пошлое поколЪше нашихъ шатающихся /даромъ/ лишнихъ людей. Теперь наступаютъ совсбмъ друпя идеи. /идеи почвы и земства, неразрывности съ цтлымъ, единства съ нар<одомъ>/ (курсив мой. — Н. Т.)».
Вместо «свободных» в рукописном тексте оказалось слово «Абадоннъ». Следует сказать, что причастные обороты писатель выделял запятыми сравнительно редко и конструкция без знаков препинания, такая как: «Абадоннъ отъ земли отставшихъ и никуда не приставшихъ», — довольно типична для Достоевского. Ошибочное прочтение «свободных» вместо «Абадоннъ» объясняется спецификой самого процесса чтения. Б. В. Томашевский, анализируя трудности, связанные с публикацией печатного текста, указывал, что в ряде случаев «есть опасность угадать (по общему рисунку. — Н. Т.) не то слово, которое напечатано. Это приводит к обычной подстановке слов более знакомых, скорее приходящих на память вместо менее знакомых или вовсе не знакомых, при условии, что общее начертание слов сходно»7. Позднее Д. С. Лихачев отмечал то же самое, но уже в отношении к древнему рукописному тексту и к работе переписчиков: «Как правило, переписчик принимает трудное, малознакомое, редкое, устарелое слово за легкое, знакомое, часто употребляющееся, новое. Поэтому, восстанавливая правильное чтение, текстолог обычно идет от легкого чтения к трудному, от знакомого для писца к малознакомому ему или незнакомому, от обычного к необычному»8. Этот принцип действителен и для рукописей XIX века, в том числе и для рукописных текстов Достоевского. Слово «Абадоннъ», конечно, менее частотно, чем слово «свободных», и в то же время в данной записи оно по общему графическому рисунку немного напоминает слово «свободных», поэтому ошибка прочтения в этом случае была вполне возможна. Что касается второго отрывка рукописи: «идеи почвы и земства, неразрывности съ цЪлымъ, единства съ народомъ», — то затруднения публикаторов объясняются, видимо, тем, что данная фраза была Достоевским вписана между строками основного текста: почерк в таких случаях
7 Томашевский Б. В. Писатель и книга: Очерк текстологии. М., 1959. С. 40.
8 Лихачев Д. С. Текстология: Краткий очерк. М.; Л., 1964. С. 26.
371
зачастую становится мелким и менее разборчивым, и, как следствие, возникают трудности прочтения.
Если говорить о происхождении образа Абадонны, то прежде всего необходимо обращение к тексту Священного Писания, ибо Абадонна — это «светский» вариант библейского Аваддона. Как подчеркивается в «Полном православном богословском
энциклопедическом словаре», слово «Аваддон», означающее по-еврейски «разрушение, погибель, смерть», встречается «в нескольких местах ветхозаветных книг и в Апокалипсисе, но не с одинаковым значением. В Ветхом Завете (например, Иов. 26:6; Притч. 15:11) этим словом обозначается место смерти и погибели, царство мертвых, ад, шеол. В Апокалипсисе же Аваддоном называется ангел бездны, царь адской саранчи, под которым древние толковники разумели сатану»9. Сам библейский текст не дает оснований для отождествления Аваддона с сатаной, но параллель с преисподней и смертью, очевидно, справедлива: «Преисподняя обнажена пред Ним, и нет покрывала Аваддону» (Иов. 26:6); «Аваддон и смерть говорят: «ушами нашими слышали мы слух о ней»« (Иов. 28:22); «Преисподняя и Аваддон открыты пред Господом, тем более сердца; сынов человеческих» (Притч. 15:11); «Царем над собою она имела ангела бездны; имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион (губитель)» (Апок. 9:11).
Образ Аваддона был воспринят русской литературной традицией. К его разработке обращались В. А. Жуковский, Н. А. Полевой, А. Ф. Писемский, А. А. Фет, М. А. Булгаков. В стихотворении Жуковского «Аббадона» (1814), представляющем перевод отрывка поэмы Ф.-Г. Клопштока «Мессиада», библейский образ «вестника смерти» претерпевает эволюцию в духе поэтики романтизма — перед нами уже
9 Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 1. М., 1992. Стб. 18—19. См. также: Православная богословская энциклопедия. Т. 1. Пг., 1900. Стб. 83; Еврейская энциклопедия: Свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и настоящем. Т. 1. СПб., 1991. Стб. 40; Православный библейский словарь. СПб., 1997. С. 2; Большой путеводитель по Библии. М., 1993. С. 9; Полный церковно-славянский словарь. М., 1993. С. 2; Мифы народов мира. Т. 1. М., 1987. С. 23; Nelson's Complete Concordance of the Revised Standard Version Bible. New York, 1957. P. 5; The Interpreter's Dictionary of the Bible: An Illustrated Encyclopedia. New York, 1962. Vol. 1. P. 3; Dictionary of the New Testament. San Francisco, 1980. P. 81; The Oxford Companion to the Bible. New York; Oxford, 1993. P. 3.
372
не «ангел бездны», символизирующий смерть, а «падший ангел»:
Сумрачен, тих, одинок на ступенях подземного трона
Зрелся от всех удален серафим Аббадона10.
Между тем образ «падшего ангела» соотносится также с персонажем античной мифологии: Люцифер (лат. Lucifer), или Фосфор (греч. Фюофоро^), что в переводе на русский язык означает «несущий свет», — это «сын титанида Астрея и богини Эос», а также «название утренней звезды»11. Однако, если античный Люцифер в буквальном смысле воплощает светлое начало, то в библейском контексте, в связи с мотивом грехопадения, возникает иная семантика образа «падшего ангела». В Книге пророка Исаии царь Вавилона уподобляется ангелу, низвергнутому в ад в наказание за грех гордыни: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горé в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:12—15). В Евангелии от Луки «падший ангел» отождествлен с сатаной: «Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк. 10:18).
Жуковский в своем переосмыслении библейской тематики предлагает весьма свободную трактовку образа «падшего ангела». Во-первых, герой Жуковского получает имя Аббадоны, а не Люцифера. Во-вторых, Аббадона противопоставляется и сатане, и Богу: в соответствии с романтическим каноном, Аббадона представлен как «помраченный, отверженный, сирый изгнанник», поддавшийся дьявольскому искушению и восставший против Создателя, тоскующий и ищущий покаяния, но
обреченный на вечное одиночество и изгнание. Как было отмечено, в истолковании образа Аббадоны Жуковский опирался на поэму немецкого романтика Ф-Г. Клопштока «Мессиада» (1751—1773). Жуковский сделал стихотворный перевод отрывка второй песни «Мессиады», близкий к оригиналу и стилистически, и в
10 Жуковский В. А. Полное собрание сочинений: В 2-х т. Т. 1. Спб., 1902. С. 70.
11 Энциклопедический словарь / Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Т. 36. СПб., 1902. С. 390.
373
сюжетном отношении12. Но следует подчеркнуть, что для перевода поэт избрал эпизод, акцентирующий мотив грехопадения и невозможности искупления греха и подчеркивающий трагическую обреченность героя. У Клопштока же, в финальной части поэмы, «падший ангел» возвращается к небесному престолу, обретает прощение и преображается.
Родственное Жуковскому понимание образа содержится в повести «Аббаддонна» Н. А. Полевого (1834). Герой Полевого, Вильгельм Рейхенбах, — поэт, не выдержавший искушения славой и светским успехом. Повесть завершается встречей Вильгельма с матерью, и именно в этой кульминационной сцене цитируется «Аббадона» Жуковского и раскрывается тема «невозможности возвращения к добру, когда мы погубили себя пороком и преступлением»13. Следует сказать, однако, что Полевой обозначает различие между «падшим ангелом» и «падшим человеком», оставляя человеку «неумирающую надежду» на «мудрость и милосердие Божие»14 Последнее свидетельствует о том, что Полевой соотносил стихотворный перевод Жуковского с общим контекстом «Мессиады» Клопштока.
Образ Аббадоны упоминается также в романе А. Ф. Писемского «Масоны» (1880). Один из героев романа, Егор Егорыч Марфин, признаваясь в любви героине, с пафосом восклицает:
.. .углубляясь ежедневно в самые затаенные изгибы моего сердца, я усматриваю ясно, что, по воле провидения, получил вместе с греховной природой человека — страсть Аббадоны — гордость!15
Приведенный контекст указывает на использование Писемским романтического сюжета о «падшем ангеле», в котором гордость истолковывалась как грех, повлекший богоборчество. В то же время в «Масонах» происходит «снижение» романтической тематики. Племянник Егора Егорыча, некто Ченцов, узнает о любовном признании Марфина и в беседе с Людмилой саркастически замечает:
Но вы, однако, обратите внимание на бесценные выражения вашего обожателя! <...> Выражение такого рода, что ему дана,
12 См.: KlopstockF.-G. Der Messias. T. 1. Halle, 1751. S. 57—65; ср. также: Мессия. Поэма, сочинение г-на Клопштока / Пер. с нем. <А. Кутузова>. Т. 1. М., 1820. С. 109—125.
13 Полевой Н. Аббаддонна: В 2 т. Т. 2. СПб., 1840. С. 190.
14 Там же. С. 197.
15 Писемский А. Ф. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 8. М., 1959. С. 28.
374
по воле провидения, страсть Аббадоны!.. Ах, черт возьми, этакий плюгавец — со страстью Аббадоны!.. Что он чает и жаждет получить урок смирения!.. Прекрасно!.. Отказывать ему в этом грешно!.. Дайте ему этот урок, и хорошенький!.. Терпите, мол, дедушка; терпели же вы до пятидесяти лет, что всем женщинам были противны, — потерпите же и до смерти: тем угоднее вы господу богу будете.. .16
Новозаветный образ Аваддона встречается у А. А. Фета. Стихотворение «Аваддон» (1883) представляет собою поэтическое переложение и контаминацию всей 4-й и начала 9-й глав Апокалипсиса. В Апокалипсисе Аваддон, или «ангел бездны», актуализирует мотив «суда» и «возмездия за грехи»: саранча, вышедшая из
кладезя бездны, призвана мучить людей, «которые не имеют печати Божией на челах своих» (Апок. 9:4). У Фета, несмотря на почти дословное воспроизведение многих характеристик из указанных глав Апокалипсиса, появление Аваддона связывается не с «возмездием», а с «испытанием»:
Медными крыльями грозно стуча, Вышла из дыма с коня саранча. Львиные зубы, коса как у жен, Хвост скорпионовым жалом снабжен. Царь ее гордой сияет красой: То — Аваддон, ангел бездны земной. Будут терзать вас, и жалить, — и вот Смерть призовете, и смерть не придет: Пусть же изведает всякая плоть, Что испытания хочет Господь!17
Тот факт, что Фет обращается к новозаветному образу, минуя романтическую традицию, подчеркивается также сохранением самой формы библейского имени «Аваддон». Среди русских писателей и поэтов более употребительным было имя «Абадонна» (в различных вариантах транслитерации: Аббадона, Аббаддонна, Абадонна, — из которых к XX в. утвердился последний). Форма «Абадонна» и перечисленные варианты отражают так называемое «эразмово» произношение (Abaddon; ср. с древнегреч. 'Араббюу), что в свою очередь говорит о влиянии западноевропейского источника на русских авторов. Прежде всего, это Ф-Г. Клопшток с его
16 Там же. С. 41—42.
17 Фет А. А. Полное собрание стихотворений: В 2 т. Т. 1. СПб., 1912. С. 71.
375
романтической поэмой «Мессиада». Русские романтики восприняли форму написания имени, которая впоследствии стала традиционной не только для них, и, подобно Клопштоку, включили образ Аваддона в сюжет о «падшем ангеле», развивающий актуальные для романтизма темы грехопадения и преступления, одиночества и изгнания.
Орфографические варианты «Аббадона», «Аббаддонна», «Абадонна» представляют интерес для историка языка. Комментируя эти формы написания, следует учитывать, что в XIX веке было иное, чем сейчас, отношение к норме правописания. По утверждению Л. А. Булаховского, литературная норма первой половины XIX столетия «допускала и в теории, и в практике очень значительные расхождения между школьными авторитетами и, еще больше, между писателями»18. Данное высказывание актуально и для истории русского языка второй половины XIX века. Из-за отсутствия жесткой кодифицированности литературной нормы большее распространение имела орфографическая вариантность. Вариантность заимствований, как правило, отражала особенности и степень адаптации иноязычного слова: на образование некоторых вариантных форм влияло произношение заимствования в русском языке («эфектъ»), другие варианты, согласно принципу транслитерации, воспроизводили написание слова в языке-источнике («интригантъ» — от фр. intrigant), в ряде случаев вариант свидетельствовал, с одной стороны, о приспособлении заимствования в русском языке («проектъ»), а с другой — об осознании пишущим иноязычной природы слова («проэктъ»). В употреблении некоторых заимствований допускались малообъяснимые отступления от исходного, этимологически верного начертания. Так, в статье Достоевского «Г. —бов и вопрос об искусстве» (Время. 1861. № 2. Отд. II. С. 165—205) неоднократно встречается ненормированное написание «Илшада». Удвоенное «л» в этой форме этимологически не оправдано, так как
древнегреческий язык не дает оснований для возникновения такого варианта транслитерации в русском языке. И все же именно такое начертание находим и в других периодических изданиях XIX века19. Так же и формы
18 Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. Фонетика. Морфология. Ударение. Синтаксис. М., 1954. С. 46.
19 См., к примеру: Сын Отечества. 1860. 15 мая. № 20. С. 586—587; Русский инвалид. 1860. 16 декабря. № 273. С. 1048. Подробно об орфографической вариантности в текстах Достоевского см.: Тарасова Н. Преамбула к вариантам // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / Под ред. В. Н. Захарова. Т. III. Петрозаводск, 1997. С. 693—705; Т. IV. Петрозаводск, 2000. С. 739—753.
376
«Аббадона», «Аббаддонна», «Абадонна» не являются точными с точки зрения этимологии. Вариант «Аббадона» отражает написание данного имени в поэме Клопштока («Abbadona»); довольно громоздкая, а потому имевшая самые малые шансы на закрепление в русском языке форма «Аббаддонна» представляет собой соединение написаний «Abaddon» и «Abbadona» с добавлением удвоенного «н»; вариант «Абадонна» иллюстрирует стремление языка к упрощению сложных начертаний, к скорейшему освоению заимствования, на это же указывает двойное «н», отражающее специфику произношения данного имени в русском языке.
Что касается образа Абадонны у М. А. Булгакова, то надо сказать, что облик и «род занятий» булгаковского героя в большей степени соответствуют этимологии самого имени «Абадонна» и восстанавливают ветхозаветное значение образа. В романе «Мастер и Маргарита» (1929—1940) Абадонна изображен «бледным», «худым человеком в темных очках», который никогда не появляется «преждевременно» и которому нельзя «до срока» заглядывать в глаза20, — в сущности, это само воплощение смерти. В «Белой гвардии» (1925) писатель использует данный образ, придавая ему апокалиптическое звучание: один из персонажей романа сравнивает большевиков с «полчищами аггелов», которые идут на город, погрязший в грехе, а Троцкого, «предводителя «аггелов»«, называет Аваддоном: «А настоящее его имя по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион, что значит губитель»21.
Возвращаясь к Достоевскому, отметим, что в Новом Завете, подаренном писателю в 1850 году в Тобольске женами декабристов, имеется помета возле того места в Апокалипсисе, где говорится об Аваддоне22, — следовательно, еще в годы пребывания на каторге Достоевский обратил внимание на этот образ. Слово «Абадонна» встречается также в романе «Униженные и Оскорбленные» (созданном Достоевским в 1860—1861 гг.). В главе VI первой части упоминается «Аббаддонна» Н. А. Полевого. Достоевский,
20 Булгаков М. А. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 5. М., 1990. С. 251, 252.
21 Там же. Т. 1. С. 416.
22 РГБ, ф. 93. I. 5в. 1, с. 596.
377
выстраивая диалог между героями, пародирует романтические представления о поэте, как о творце «для немногих», наделенном исключительным даром и необыкновенной внешностью. Когда Иван Петрович прочел свой роман семейству Ихменевых, старик Ихменев заметил:
...только знаешь, Ваня, смотрю я на тебя: какой-то ты у нас совсем простой... <...> у
тебя какое-то этак лицо... то есть совсем как будто не поэтическое. Этак, знаешь,
бледные они, говорят, бывают, поэты-то, ну и с волосами такими, и в глазах этак что-то...
Знаешь, там Гете какой-нибудь или проч. ...я это в «Аббаддонне» читал.23
«Аббаддонна» Полевого упоминается также в черновом автографе к апрельскому
выпуску «Дневника писателя» 1876 г., содержащему полемику Достоевского с критиком журнала «Русский Вестник» В. Г. Авсеенко24. Возражая против идеи поклонения народным идеалам, высказанной Достоевским в февральском выпуске «Дневника», В. Г. Авсеенко утверждал, в духе западнических представлений о народе, что «самое поклонение народным идеалам было у нас продуктом усвоенной европейской культуры»25. В ответ на эти критические замечания Достоевский обращается к роману В. Г. Авсеенко «Млечный путь», начало которого было опубликовано в «Русском Вестнике» в октябре—декабре 1875 г. В окончательном тексте апрельского выпуска «Дневника писателя» Достоевский подчеркивает, что
B. Г. Авсеенко интересует его не как критик, а как «отдельное и любопытное литературное явление»26. Роман «Млечный путь», по мнению Достоевского, позволяет разъяснить «весь тип писателя Авсеенко», который представляет собой «деятеля, потерявшегося на обожании высшего света»: «он пал ниц и обожает перчатки, кареты, духи, помаду, шелковые платья <...> Я слышал (не знаю, может быть, в насмешку), что этот роман предпринят с тем, чтоб поправить Льва Толстого, который слишком объективно отнесся к высшему свету в своей «Анне Карениной», тогда как надо было
23 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 3. С. 190.
24 О полемике подробнее см.: Рак В. Д. Примечания // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 22. С. 370—377.
25 А. <В. Г. Авсеенко> Опять о народности и о культурных типах // Русский Вестник. 1876. Март.
C. 375.
26 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 22. С. 107. 378
отнестись молитвеннее, коленопреклоненнее.. ,»27. В черновом автографе апрельского выпуска есть добавление: «Понятие о княжескихъ нравахъ изъ временъ
«Аббаддонны», романа 30^ годовъ Николая Полевого»28. Здесь имеются в виду не особенности раскрытия образа Аббаддонны в повести Полевого, а само произведение29 и его стилистические характеристики, в частности, высокопарность слога в описаниях «высшего света». Сравнение В. Г. Авсеенко с Полевым (а в печатном тексте «Дневника» антитеза с Л. Толстым), достаточно снисходительная оценка художественных опытов В. Г. Авсеенко, наконец, акцент на «молитвенности» его стиля описания высшего общества, несомненно, имели целью обнаружить фальшь, необъективность, теоретизм, а следовательно, «беспочвенность» и неистинность рассуждений В. Г. Авсеенко о русском народе. В окончательном тексте «Дневника» Достоевский замечает: «Оказывается ведь, что в каретах-то, в помаде-то и в особенности в том, как лакеи встречают барыню, — критик Авсеенко и видит всю задачу культуры, всё достижение цели, всё завершение двухсотлетнего периода нашего разврата и наших страданий, и видит совсем не смеясь, а любуясь этим»30.
Отмеченные ссылки на «Аббаддонну» Полевого показывают, что Достоевскому был известен характер истолкования образа Абадонны романтиками. Но самый факт подачи образа в ироническом свете в «Униженных и Оскорбленных» и упоминание повести Полевого в контексте полемики с западническим учением в «Дневнике писателя» 1876 г. подчеркивают степень расхождения Достоевского с романтической традицией в 60-е и, тем более, в 70-е годы. Это же подтверждает и наш рукописный фрагмент, где имя «Абадонна» сохранило лишь внешнюю форму, привнесенную романтиками. Что же касается его внутреннего содержания, то в записи Достоевского слово «Абадонна» обретает первоначальную ветхозаветную семантику «смерти». В интересующем нас рукописном отрывке «Абадонна» метафорически оттеняет и усиливает значение предыдущих сочетаний «отжившие люди» и «ходячие трупы»: «въ огромной массб отжившихъ
27 Там же.
28 РГБ, ф. 93. I. 2. 10, с. 56 (в нумерации Достоевского: Листъ 6).
29 В связи с чем в черновом автографе Достоевского точно воспроизводится и начертание имени «Аббаддонна» — так, как оно представлено в названии и тексте повести Полевого.
30 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 22. С. 107.
379
людей, ходячихъ труповъ, Абадоннъ /отъ/ земли отставшихъ». Однако и значение «смерти» в данном случае приобретает дополнительный, «достоевский», оттенок звучания.
Обратимся ко второй части записи, в которой содержится принципиально важное для Достоевского понятие «земства», не воспринятое печатными публикациями текста рукописи: «идеи почвы и земства, неразрывности съ цблымъ, единства съ народомъ». В статье «Два лагеря теоретиков» Достоевский называет вопрос о земстве «жизненным» и указывает, что русское земство «было одним из главных заправляющих начал нашей жизни»31. Подобные мысли высказаны в статье «Дворянство и земство», которая была опубликована в следующем (3-м) номере журнала «Время» за 1862 год. Вопрос об авторстве данной работы по сей день остается спорным, но, как указывается в комментарии к 27-му тому академического собрания сочинений Достоевского, в статье «наиболее подробно сформулирована общая позиция редакции «Времени» по крестьянскому вопросу»32. «Земля», как подчеркивается в статье «Дворянство и земство», «была главным собирательным понятием, в котором по сознанию русского человека объединялся весь народ с его обычаями, нравами, с его общественным устройством»33. «Земле» и общинному землевладению противоположен сословный быт, который разделил людей на высших и низших и в основе которого «всегда лежит рабство личности»34. Дворянство, по мнению автора статьи, является «горстью людей без крепкой взаимной связи», и лишь «соединение с народом и может дать им (дворянам. — Н. Г.) связь, соединив в одно более широкими земскими началами и дав им точку опоры в самом земстве»35. Следует подчеркнуть, что «земство» в интерпретации Достоевского имеет мало сходства с реальным определением земства как исторически сложившегося государственного института. «Земство» Достоевского — это идеальная категория, образное обозначение русского народа. Интерес к теме «земства» писатель сохранил и в 70-е годы, причем наиболее подробно
31 Достоевский Ф. М. Два лагеря теоретиков (по поводу «Дня» и кой-чего другого) // Время. 1862. Февраль. С. 143.
32 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 27. С. 177.
33 Дворянство и земство // Время. 1862. Март. С. 11.
34 Там же. С. 21.
35 Там же. С. 27.
380
Достоевский высказался на эту тему именно в «Дневнике писателя» 1876 г., через два месяца после полемики с В. Г. Авсеенко, в выпуске за июль—август (глава 4, главка 4 «Земля и дети»): «...у нас есть и до сих пор уцелел в народе один принцип и именно тот, что земля для него всё, и что он всё выводит из земли и от земли, и это даже в огромном еще большинстве. <...> земля у него прежде всего, в основании всего, земля — всё, а уж из земли у него и всё остальное, то есть и свобода, и жизнь, и честь, и семья, и детишки, и порядок, и церковь — одним словом, всё, что есть драгоценного»36. Земля, таким образом, воспринимается как первооснова, порождающая самое устройство народной жизни и формирующая народные традиции37. Напомним, что записям Достоевского 60-х гг. присуще противопоставление теории и жизни, сословного (разделяющего на высших и
низших) и земского, объединяющего, начал, в связи с чем краткая формула «Абадонны, от земли отставшие» становится символом, характеризующим состояние современного Достоевскому общества. Очевидно, что под «Абадоннами», «отжившими» и «лишними людьми», Достоевский подразумевал дворянское сословие, утратившее связь с народом и живущее «на воздухе, в совершенном одиночестве и без всякой опоры на почву»38 либеральными затеями и мертвыми теориями. Достоевский употребляет имя в форме множественного числа («Абадоннъ»), что подчеркивает собирательность понятия и символичность самого явления,
36 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 23. С. 98--99. Ср. также: Т. 25. С. 138.
37 Думается, наиболее точное понимание семантики «земли» у Достоевского предложено В. А. Тунимановым (Туниманов В. А. Достоевский и Глеб Успенский // Достоевский: Материалы и исследования. Вып. 1. Л., 1974. С. 37—39). Следует отметить также наличие сходства в трактовке понятий «земля» и «земство» у славянофилов и Достоевского. В частности, близкое Достоевскому истолкование понятия «земля» содержится в историософских работах К. С. Аксакова (Аксаков К. С. Полное собрание сочинений. Т. 1. Сочинения исторические. М., 1889. С. 12—13, 19—23, 61—62) и А. С. Хомякова (Хомяков А. С. Сочинения. Т. 1. Работы по историософии. М., 1994. С. 52—53, 77, 89—90, 98 — 101). См. также: Осповат А. Л. Достоевский и раннее славянофильство (1840-е годы) // Достоевский: Материалы и исследования. Вып. 2. Л., 1976. С. 175 — 181.
38 Достоевский Ф. М. <Объявление о подписке на журнал «Время» 1863 г.> Подписка на 1863 год. Время. Журнал литературный и политический, издаваемый М. Достоевским // Время. 1862. Сентябрь. С. 4.
381
обозначенного этим именем. Тема «Абадонн» в контексте почвеннических идей писателя актуальна не только для публицистики, но и для художественных произведений Достоевского, где «мертвые» и «шатающиеся даром» герои характеризуются прежде всего отсутствием нравственной основы в их жизни, а ведь именно нравственный идеал, «естественные, родовые основания русского характера и обычая, что спасены в почве и народе»39, являются центром почвеннического учения Достоевского: «вернуться на почву» — значит «нравственно <...> соединиться с народом вполне и как можно крепче»40.
На основе осуществленного анализа фрагмента третьей записной тетради Достоевского 1864—1866 гг. можно сделать следующие выводы:
1. Запись об «Абадоннах, от земли отставших» и о «новых идеях почвы и земства» в сжатом, конспективном виде выражает сущность почвеннической концепции Достоевского.
2. Сопоставление указанной записи с более поздними рукописными материалами выявляет органическую связь публицистических записей Достоевского 60-х гг. с «Дневником писателя». Идеи, кратко сформулированные в рассмотренном нами черновом наброске, особенно отчетливо прозвучали в «Дневнике писателя» 1876 г.
3. Научная новизна выполненного исследования заключается в возможности предложить читателю восстановленный полностью текст записи Достоевского. Более точное и полное прочтение записи позволяет сделать необходимый (но по понятным причинам не сделанный ранее) комментарий к данному тексту, представляющий новый материал как для текстологов, так и для специалистов, занимающихся поэтикой русской литературы и творчеством Достоевского.
39 Там же. С. 6.
40 Там же. С. 5.
