CC BY
12
люйская, северо-западная и северо-восточная группы говоров якутского языка.
Ценно с точки зрения истории якутского языка и исторического развития его носителей следующее заключение автора книги: «Прочтение всех лингвистических карт шести диалектологических атласов, составленных нами в течение 30 лет, убеждает нас в следующем: упомянутые древние диалектные образования (речь идет о двух древних диалектных подразделениях, на базе которых образовались два диалектных массива - западный и восточный. - П.С.) сформировались не в результате распада единого языка в Среднеленском крае, а в итоге объединения двух основных якутоязычных племенных групп. Распад древнеякутского языка произошел за пределами современной территории Якутии, где-то в области Циркумбайкальского региона или в
Верхнеленском крае, что требует специального изучения. При этом С. А. Иванов весьма сочувственно и одобрительно ссылается на автора «Ураанхай сахалар» Г.В. Ксенофонова, который высказывал аналогичные суждения.
В целом монография С. А. Иванова о морфологических особенностях якутских говоров является еще одним успешным шагом в сложной и труднейшей работе якутского языковеда-компаративиста. Более того, своей информативной насыщенностью и сравнительно-историческими изысканиями она превосходит его предыдущие работы. Данный труд удовлетворит взыскательных читателей эрудицией автора, критическим, но вполне корректным использованием работ многочисленных предшественников.
П.А. Слепцов
А.Л. Арефьев Языки коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока в системе образования: история и современность (М.: Центр социального прогнозирования и маркетинга, 2014. 488 с.)
Рассматриваемая монография представляет собой научное издание, подготовленное в рамках мониторинга использования языков коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в системе школьного образования, проведенного в 2013 г. по поручению Департамента стратегии, анализа и прогноза Министерства образования и науки Российской Федерации.
Обосновывая актуальность своего исследования, А.Л. Арефьев отмечает, что она связана, прежде всего, «с ухудшающимся положением большинства языков коренных малочисленных народов Российской Федерации и отрицательной динамикой использования этих языков в системе школьного образования», отсутствием регулярных (ежегодных) мониторингов этого процесса даже несмотря на наличие соответствующих специализированных учреждений [Арефьев, 2014, с. 14].
В этом контексте считаю целесообразным привести высказывание президента Российской
© У.М. Бахтикиреева, 2015
Федерации, прозвучавшее 19 февраля 2013 г. на заседании Совета по межнациональному согласию: «Наша задача заключается в том, чтобы укрепить гармонию и согласие в многонациональном российском обществе, чтобы люди независимо от своей этнической, религиозной принадлежности осознавали себя гражданами единой страны» [Эл. ресурс http:www.pan.md...].
Нет никаких сомнений в том, что согласие в многонациональном российском обществе невозможно без освещения реальной истории его становления. В этой связи актуальным представляется и следующий тезис президента: «Нужно на конкретных примерах показывать, что судьба России созидалась единением разных народов, традиций и культур» [Эл. ресурс http:www.pan.ru.]. Как раз с примерами в СМИ у нас имеется проблема. Не секрет, что до сих пор отнюдь не каждый этнически нерусский гражданин РФ готов считать себя русским (в том числе и автор рецен-
зии, предпочитающий определение «россиянин»), даже тот, кто не владеет этническим языком, а использует во всех сферах применения языка преимущественно русский* [Бахтикиреева, 2014].
Факт бесспорный: язык во все времена воспринимается как одно из главных измерений этнической идентичности, а зачастую выступает в качестве единственного параметра, определяющего ее уникальность. Язык формирует и поддерживает чувство национальной солидарности, рассматривается не просто как часть культуры, но как дело политики, экономики и религии. Следовательно, языковые факторы, наравне с географическими и другими, формируют государственную систему, являясь по отношению к ней подсистемами.
Датированная 4 ноября 2012 г. позиция президента о том, что «граждане должны знать подлинную историю единения наших народов, собирания российских земель в одно многонациональное мощное государство, а не разного рода околонаучные, ангажированные спекуляции на эту тему» [Эл. ресурс http:www.jewish.ru...], как мне представляется, также непосредственно относится к предмету этой работы.
С моей точки зрения, заинтересованный читатель получил настоящую книгу, в которой на конкретных примерах отражена история становления российского социума с позиции языковой идеологии и языковой политики Российской империи, СССР и РФ.
Сегодняшнее состояние языков автохтонных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока и прошлое «собирание земель» в единое российское государство - как затекстная информация, как отсылка к реальным событиям и явлениям, явно обнаруживается уже на уровне названий глав монографии:
«Языки коренных малочисленных народов в общемировом масштабе и международные мероприятия по их мониторингу и поддержке» (1);
«Языковая политика в отношении коренных малочисленных народов Севера в царской Рос-
сии и в СССР» (2);
«Законодательство Российской Федерации о правах коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока на сохранение и развитие родных языков, их использование в образовании» (3);
«Социально-экономические, демографические и этнолингвистические характеристики коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока» (4);
«Основные тенденции использования языков коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в системе образования Российской Федерации на современном этапе» (5);
«Региональные показатели школьного обучения языкам коренных малочисленных народов» (6).
Научная ценность исследования очевидна: запечатлены большой фрагмент истории языков, их нынешнее состояние. Монографию можно рассматривать и как своего рода «задел», который послужит стимулом для дальнейших разработок аналогичных тем в рамках иных локально-темпоральных координат. Несомненную особую значимость исследованию придают Приложения, представленные в виде 15 таблиц [Арефьев, 2014, с. 451-480].
Полученные результаты чрезвычайно значимы с чисто прагматической точки зрения и в смысле традиционной возможности использования полученных выводов в целом ряде предметов, изучаемых в высшей школе и составляющих основу филологического образования (социо-, политическая лингвистика, этно-, психолингвистика; языковая политика и др.), и в смежных науках (этно-, политология, социология, философия, история и др.).
С некоторыми положениями рецензируемого труда не без пользы для себя могли бы ознакомиться как представители СМИ, так и некоторые государственные мужи и представители тех профессий, кому по роду своих обязанностей необходимо укреплять гармонию и согласие в многонациональном российском обществе.
* « -Так вы русская!
- Нет, не все так просто!
- Ну как же, и говорите только по-русски, не считая европейских языков, но эти иностранные. Это не считается. И ведете себя тоже, в вас все русское! <.>
- Почему вы против? Что же делает вас нерусской, на ваш взгляд?! <.>
- <.> я не могу быть русской. Есть множество вещей, которые я не могу принять и разделить в русской культуре, ментальности, отношении к жизни. Все это определенно не мое. Чужое. <.> Вам кажется, что если у меня нет маркированной этничности, то она русская по умолчанию. Но это не так. Не надо меня присваивать и вмещать! <...>» [Тлостанова, 2011, с. 359-363].
Все содержание книги, в том числе сформулированные ее автором и предложенные в Заключении [Там же, с. 436-450] ряд мер и рекомендации [Там же, с. 448-450] в адрес органов управления образованием и исполнительной власти, как представляется, ощутимо уменьшают существующий разрыв между современным положением дел с языками малочисленных народов в РФ и необходимостью изучения их состояния.
Следуя за исследовательским маршрутом А.Л. Арефьева, любой заинтересованный читатель заметит, что история функционирования рассматриваемых им языков сходна с историей существования других, пребывающих в критическом состоянии, в т.ч. в РФ. Очевидно, что между переходом языков в статус находящихся под угрозой исчезновения и интенсивной гомогенизацией любого социума, в т.ч. российского (русификация), существует прямая зависимость. Таким образом, монография, с моей точки зрения, выполняет сверхзадачу, помимо задач, поставленных автором книги в Предисловии [Там же].
Ясность положений, на которых А.Л. Арефьев строит свой научный проект, позволила ему упорядоченно и аргументированно осветить политику Российской империи в отношении «обрусения»* коренных (автохтонных) малочисленных народов, которую не назову удачной. В качестве подкрепления этого вывода приведу примеры: «Создававшиеся в ряде мест компактного проживания северных народностей русскоязычные школы для их детей (Тобольске, Туруханске, на Камчатке, в Архангельской губернии и т.д.) комплектовались с большим трудом (детей аборигенов в них отбирали принудительно, они старались убежать при первой возможности) и существовали недолго» [Арефьев, 2014, с. 31, 33].
За несколько лет до начала Первой мировой войны (1914) открывались передвижные школы для детей чукчей и ламутов (эвенков), экспериментально вводилось изучение и родного языка, на-
пример, якутского, «однако основным средством их обучения неизменно выступал русский язык».
«Так, в новых "Правилах начальных училищ для инородцев", утверждённых в 1913 году министром народного просвещения А.А. Кассо, говорилось, что "начальные училища для инородцев имеют целью распространять между ними знания русского языка и сближать их с русским народом на почве любви к общему Отечеству"» [Там же, с. 34].
Объективно, по моему мнению, охарактеризована в монографии и реализация новой языковой политики в СССР. В частности, А.Л. Арефьев пишет о создании Постановлением Президиума ВЦИК РКП(б) в 1924 г. Комитета содействия народностям северных окраин - Комитета Севера, центра изучения языков Севера, основного органа, которому правительство поручило разработку конкретных мер языковой политики в отношении 26 "туземных народностей северных окраин РСФСР", которых отличали малочисленность и особый уклад жизни, связанный с охотой, рыболовством и разведением оленей» [Там же, с. 35].
Новая власть ставила важную цель - «улучшение всей жизни коренного населения при сохранении традиционного уклада» для ненцов (самоеды), вогулов, остяков, юряков, долганов (долгоны), енисейцев (кето), орд затундренских обществ, карагасов, сойотов-оленеводов, тунгусов (всех родов), орочонов, ламутов, юкагиров, чуван-цев, омоков, чукчей, гольцев, самогиров, мане-гров, солонов, бираров, негидальцев (амгунцы), орочей, гиляков, даурцев, манджу, тазов (тазы), чуванцев, коряков, ительменов (камчадалы), кара-гайцев, олюторов, эскимосов (всех родов, в т.ч. ай-ваны, писки и др.), алеутов, кереков [Там же].
«В стране началось формирование культур, "национальных по форме и социалистических по содержанию"» [Там же, с. 36].
Начатое в 1922 г. языковое строительство** - уникальная историческая попытка перевести
*Смирнов И.Н. Обрусение инородцев и задачи обрусительной политики // Исторический Вестник: журн. - 1892; см.: Алекторов А.Е. Указатель книг, журнальных и газетных статей и заметок о киргизах (о казахах) // Классические исследования: Многотомник. - Т. 13. - Алматы: Эдебиет элем^ 2013.
** Этот термин чаще связывают с советской языковой политикой, в пределах которой он обозначал целенаправленную и масштабную работу в 20-30-е гг. по созданию алфавитов. Языковое строительство - совокупность государственных мер, направленных на позитивное изменение функционального статуса бытующих в нем языков: создание письменности, введение языков в систему образования, массовую коммуникацию и т. п. Параллельно с этим обычно идет работа по совершенствованию структуры для языка; пополнение лексики; создание терминологии; норматизация и кодификация. Этот процесс характерен для новых государств на постсоветской территории.
обучение на родные языки, закончилась к концу 1930-х созданием на латинской основе литературных форм и письменности «для 50 бесписьменных языков» (А.Л. Арефьев)*.
«Золотой век» в области образования народов Советского Севера, длившийся в течение всего лишь десятилетия (1920-1930-е гг.) [Там же, с. 40], сменился языковым строительством 40-х гг. ХХ в., а по сути внедрением русского языка во все сферы жизни советского общества посредством специальных государственных постановлений и указов (напр., Постановление ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров от 13 марта 1938 г. «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей»).
Сильный удар пришелся по языкам автохтонных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в РСФСР в связи с вхождением в силу и Постановления ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему экономическому и культурному развитию народов Севера» (1957). Благие намерения укрупнить поселки и перенести их на новые, более удобные, с точки зрения властей, места, привели, как отмечает А.Л. Арефьев, к закрытию школ, магазинов и медпунктов, насильственному перемещению людей с земель их предков. Коренные народы лишались исконных охотничьих угодий и мест рыбной ловли. Они рассеивались в массе численно превосходившего их пришлого населения, превращаясь в незначительное меньшинство. Школьные классы стали многонациональными, а национальные языки исчезали из учебных программ [Арефьев, 2014, с. 47- 49].
Тенденция к повсеместной русификации образования, усиленная Законом «Об укреплении связи школы с жизнью» (1958), последовательно распространялась на весь СССР.
Таким образом, с 1960-х гг. гомогенизация (в нашем случае - русификация) многоязычной страны усиливала лингвистическую, географическую (территориальную) витальность языка-макропосредника на шестой части суши.
Спустя три десятилетия обусловленный изменением мировоззрения распад СССР позволил, в частности, придать, наконец, русскому языку статус государственного в Российской Федерации. «Фундаментальной основой единства
страны, безусловно, является русский язык. Именно он формирует общее гражданское, культурное, образовательное пространство» [Тлоста-нова, 2011]. Нет сомнений в том, что единое государственное образование практически невозможно без доминирующего языка, жизненно необходимого для каждого гражданина. Думается, что никто не возьмется оспаривать мой вывод о том, что любой народ, который самостоятельно не смог отстоять независимость в историческом процессе своего развития, «обречен» на асимметричное двуязычие и/ или транслинг-визм. Однако, как справедливо отмечает А.Л. Арефьев в Заключении монографии:
«Утрата знания родного языка и как неизбежное следствие - национальной идентичности приводит к социальной дезадаптации, внутри-личностным конфликтам и росту девиантных явлений в среде коренных малочисленных народов, в том числе молодежи (потере смысла существования, ощущению своей неудачливости в жизни, алкоголизму, суицидам, немотивированной агрессии и т.д.). При сохранении существующих тенденций в ближайшие десятилетия до половины языков коренных малочисленных северных народов могут исчезнуть, а их представители предпочтут идентифицировать себя с другими этносами, имеющими, как им представляется, более высокий статус» [Арефьев, 2014, с. 437].
Да, и в этом смысле Российская Федерация не является исключением. Свертывание языковых систем и уход их в историю - закономерность. «Собирание земель» отнюдь не подразумевает собирания языков - закономерность. И это понятно, но почему же остается боль? - Ответ на сегодняшний день у меня один: нужно продолжать попытки сохранения языков и объективного освещения их расцвета и угасания на территории многонационального Российского государства. От правдивой истории государства не умирают, но равнодушный или снисходительный взгляд «сверху вниз» притупляет восприятие истины. От исторического беспамятства гибли империи.
Люди «независимо от своей этнической, религиозной принадлежности» могут осознавать себя «гражданами единой страны», если жизнь их этнического языка и культуры будет представ-
* По В.М. Алпатову, «к середине 1930-х гг. были созданы письменности для более чем семидесяти языков» [Алпатов, 2014, с. 16].
Е.Н. Романова
ляться адекватно, какими бы драматичными не были страницы их исторического развития в многонациональном Российском государстве. К этому, на мой взгляд, не поучая, призывает объективный документ, каковой и является монография Александра Леонардовича Арефьева.
Литература
Алекторов А.Е. Указатель книг, журнальных и газетных статей и заметок о киргизах (о казахах) // Классические исследования: Многотомник. - Т.13. - Алма-ты: Эдебиет элем^ 2013. - 976 с.
Алпатов В.М. Языковая политика в России и мире // Языковая политика и языковые конфликты в современном мире: междунар. конф. (Москва, 16-19 сентября 2014): Доклады и сообщения ИЯ РАН, НИЦ по национально-языковым отношениям. РФ, Москва, ИЯ РАН. - М.: ТЕЗАУРУС - Языки народов мира, 2014. - 640 с.
Арефьев А.Л. Языки коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока в системе образо-
вания: история и современность. - М.: Центр социального прогнозирования и маркетинга, 2014. - 488 с.
Бахтикиреева У.М. Русскоязычный текст: о нерусской языковой личности // Функциональная семантика и семиотика знаковых систем: сб. науч. ст.: в 2 ч. - М., 2014. - С.10-22.
Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. -М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. - 439 с.
Тлостанова М.В. Залумма Агра: Роман. - М.: Изд-во «Спутник +», 2011. - 403 с.
Электронный ресурс. Режим доступа: http://www. kremlin.ru/events/president/news/17536 Последнее обращение 29.06.2015.
http://www.pan.md/news/Putin-rasskazal-o-novom-uchebnike-istorii-Rossii/33510
Электронный ресурс. Режим доступа: http:// www.jewish.ru/theme/cis/2013/02/news994315472.php Последнее обращение 29.06.2015.
Ул.М. Бахтикиреева
Н.Б. Дашиева. Календарь в традиционной культуре бурят: опыт историко-этнографического и культурно-генетического исследования
(М.: Изд-во «Наука - Восточная литература», 2015. - 239 с.)
В последние годы все чаще обсуждается вопрос об эффективности научных исследований, их практическом значении. Среди разнообразных мнений, высказываемых по этому поводу, встречается и такое, которое в явной и в неявной форме противопоставляет теоретические исследования как «непрактичные» прикладным как «практичным». Такая оппозиция двух совершенно необходимых, взаимосвязанных элементов научного знания чревата еще большим углублением реально существующего разрыва между теорией и опытом. Он проявляется, с одной стороны, во фрагментарности теоретических построений, не доведенных до эмпирической верификации, а с другой - в обилии эмпирических данных, фактов, связей, не объединенных в рамках какой-либо теории. Монография Н.Б. Дашиевой «Календарь в традиционной культуре бурят: опыт историко-эт-нографического и культурно-генетического исследования» (2-е изд., испр. и доп.) убедительно показывает, какие результаты для теории и практики может дать тщательно, последовательно разработанная научная программа.
© Е.Н. Романова, 2015
Монография Н.Б. Дашиевой представляет собой фундаментальное исследование, посвященное комплексному анализу календарной культуры бурят. Автор в отличие от своих предшественников, ограничившихся рассмотрением отдельных её аспектов, представил на суд научной общественности целостную картину истори-ко-этнографического и культурно-генетического описания календарной культуры не только бурят, но и ряда народов Сибири.
Работу отличает строго продуманное логическое изложение материала. Структура исследования отражает глубоко аргументированную авторскую концепцию о хронотопе Времени в Культу -ре. Это чрезвычайно сложная и объемная тема решается Н.Б. Дашиевой на материале архаической традиции всего тюрко-монгольского мира.
Следует особо подчеркнуть, что исследователь прекрасно владеет арсеналом разных междисциплинарных наук. В этом отношении в исследовании доминирует комплексный принцип описания и интерпретации этнографических фактов и явлений, сочетание в рамках единого иссле-
